Страница:
Первыми отважных водолазов встретила стая серебристых уклеек. Их любопытство победило страх, и уклейки, остановившись среди водорослей, объяснили гномам, что Заводью управляет Однорукий Рак, а властелином всего озера считается Великий Сом, которого эти рыбешки и в глаза не видывали.
– Где же проживает господин Рак? – спросил Мудрик, смешно размахивая руками, – ведь рыбки, разговаривая, тоже помахивали хвостом и плавниками. Уклейки, видно, прекрасно поняли вопрос и показали источенный водой камень, под которым и обосновался Однорукий.
Гномы поблагодарили уклеек и, загребая руками, зашагали к камню. Рак, по пояс высунувшись из норы, поводил длинными, словно удочки, усами и, насупившись, ворочал глазищами. Приблизившись, гномы увидели, что в этих глазах не заметно ни удивления, ни тепла, ни крупицы радушия.
– Добрый день, – поздоровались гномы.
– Зачем пришли? – равнодушно осведомился Рак. Он даже не поинтересовался, кто они такие и откуда.
Гномы стали ему все объяснять, а он все продолжав выуживать что-то усами, беззвучно шамкая костистой пастью. Гномы вежливо попросили розовых кристалликов и вызвались отработать за них.
– Мы можем оштукатурить ваш замок, – сказали они. – Можем сшить вам отличный костюм или искусно расписать панцирь.
– Я за модами не гоняюсь, – мрачно ответил Рак. – Мне и так хорошо.
Расписывать панцирь и впрямь не стоило. У Однорукого давно чесалось все тело, и он, шевеля усами, думал: «Пора менять панцирь (чтоб его нелегкая!..). Лежи потом неделями в одном белье, пока новый не окрепнет!»
– Мы работы не боимся, только дайте нам кристалликов, – просили гномы.
– Нет их у меня, – ответил Рак. – Моя кладовщица – водяная крыса Проныра. Напишите заявление, я подпишу, тогда сходите к ней и получите.
– А чем мы вам отплатим за это?
– Не знаю. Подумаю, – буркнул Рак и выполз на прогулку. Он и впрямь оказался одноруким. Вторая клешня, подвязанная платком, висела на груди.
Поначалу гномы обрадовались – вроде бы все идет легче, чем они думали. Только вот как написать в воде заявление? Мудрик попробовал, вода вокруг посинела, а на бумаге не осталось ни буковки. Что делать?
– Вы что, не видите? – сказал Мураш. – Он только посмеялся над нами. Бумага мокнет, чернила текут… чепуха какая-то!..
– Ну, Мудрик, ты что скажешь? – спросил Дилидон.
– Надо поразмыслить, – ответил ученый. – Все можно сделать. Надо поразмыслить.
– И сколько будешь мыслить? Месяц? Два? – ехидно усмехнулся Бульбук.
– Я поднимусь наверх и сделаю все, что смогу. А вы – смотрите… Может, и без меня обойдетесь.
Что ж, совет разумный. Дилидон пожал руку ученому:
– Ладно, Мудрик. Иди, подумай и сделай что-нибудь. Мы будем тебя ждать.
Мудрик выкатил из своего ранца камешек и как пробка выскочил на поверхность. Остальные посовещались и отправились на поиски кладовщицы.
В лабиринт крысы Проныры вело несколько запутанных ходов: одни тянулись до берега, другие извивались под водой, между дном откоса и почерневшими корневищами. Тут не мудрено было заблудиться и угодить в лапы хищнице. Лучше уж подождать ее на открытом месте, где видно, что происходит вокруг. Гномы сели на камешки и принялись гадать, где же у Проныры эти кристаллики.
Долго сидеть не пришлось. Проныра следила за ними, притаившись в своей норе, и, не вытерпев, приплыла сама.
– Здравствуйте! Здравствуйте! – ласково поздоровалась она. Дилидон и Мураш поняли ее крысиный язык и объяснили, что спустились сюда за кристалликами, и вежливо спросили, не может ли она помочь им. Проныра посоветовала обратиться к властелину Заводи. Гномы ответили, что он велел им написать заявление… Проныра откинула голову, обнажив длинные желтые зубы, расхохоталась, и Дилидон понял: она не верит, что гномы смогут что-нибудь написать.
– Пишите, пишите, только поторопитесь, – сказала она, вдоволь нахохотавшись. – Мне скоро на охоту, а без меня никто вам кристаллики не выдаст.
– Жаль, если не успеем, – вздохнул Дилидон. – А может, вы хоть покажете нам, каковы они с виду, эти кристаллики? Может, мы их еще где-нибудь добудем.
– Пожалуйста, пожалуйста, попробуйте, – согласилась Проныра и отвела их к крупным ракушкам, которые присосались ко дну среди камней – издали их даже трудно было заметить. Она что-то шепнула им – ракушки зашевелились, послушно легли на бок и открыли створки.
В уголке каждой перламутровой створки было по доброму десятку прозрачных кристалликов, вроде крупных сахаринок, но с розовым отливом. Гномы только глубоко вздохнули. Проныра снова визгливо расхохоталась и оставила раковины, забыв ткнуть их в бок, чтоб закрылись.
– Скажу вам начистоту, – наконец вымолвила она. – Хоть в лепешку расшибитесь, ничего вы не напишете. А Рак у нас – жмот, кристаллики он не выдаст. Короче, ничего у вас не выйдет – нос не дорос.
– А вы б не смогли как-нибудь?.. Хоть щепотку…
– Ну, что вы!.. Песчинки не мои. Знаете, какая ответственность!..
Она проворно всплыла, глотнула воздуха и снова вернулась к ним.
– А может, поохотитесь со мной? – спросила она. – Отличная штука – подводная охота!
– Спасибо большое, да нам не до того, – ответили огорченные гномы.
– Погодите еще минуточку, – попросил Дилидон. – У нас есть очень способный ученый. Может, он как-нибудь напишет это заявление…
– Ладно, подожду… – согласилась Проныра. – Но помните – от голода я зверею…
Хоть она и улыбалась, говоря это, гномы поняли, что это не шутка.
А Мудрик зря времени не терял. Ему пришло в голову провощить бумагу с прошением. Но где же взять воск? Парикмахер Оюшка вспомнил, что у него много нектара, которым он сбрызгивал аккуратно причесанные головки цветов. Решили смешать чернила с самым лучшим нектаром – розовым – и посмотреть, что получится.
Едва они написали первое слово, над головами зажужжали пчелы. Запах роз приманил их, и вскоре на бумаге не осталось белого клочка. Пчелы ползали в поисках меда и, как предвидел парикмахер, провощили своими лапками бумагу.
А значилось на ней вот что:
ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ ВЛАСТЕЛИНУ ЗАВОДИ КУВШИНОК ГОСПОДИНУ ОДНОРУКОМУ РАКУ
от Дилидона и остальных
ЗАЯВЛЕНИЕ
В ЗАПАДНЕ
К ЗМЕЕ ПЯТНАШКЕ ЗА СЛЕЗАМИ
– Где же проживает господин Рак? – спросил Мудрик, смешно размахивая руками, – ведь рыбки, разговаривая, тоже помахивали хвостом и плавниками. Уклейки, видно, прекрасно поняли вопрос и показали источенный водой камень, под которым и обосновался Однорукий.
Гномы поблагодарили уклеек и, загребая руками, зашагали к камню. Рак, по пояс высунувшись из норы, поводил длинными, словно удочки, усами и, насупившись, ворочал глазищами. Приблизившись, гномы увидели, что в этих глазах не заметно ни удивления, ни тепла, ни крупицы радушия.
– Добрый день, – поздоровались гномы.
– Зачем пришли? – равнодушно осведомился Рак. Он даже не поинтересовался, кто они такие и откуда.
Гномы стали ему все объяснять, а он все продолжав выуживать что-то усами, беззвучно шамкая костистой пастью. Гномы вежливо попросили розовых кристалликов и вызвались отработать за них.
– Мы можем оштукатурить ваш замок, – сказали они. – Можем сшить вам отличный костюм или искусно расписать панцирь.
– Я за модами не гоняюсь, – мрачно ответил Рак. – Мне и так хорошо.
Расписывать панцирь и впрямь не стоило. У Однорукого давно чесалось все тело, и он, шевеля усами, думал: «Пора менять панцирь (чтоб его нелегкая!..). Лежи потом неделями в одном белье, пока новый не окрепнет!»
– Мы работы не боимся, только дайте нам кристалликов, – просили гномы.
– Нет их у меня, – ответил Рак. – Моя кладовщица – водяная крыса Проныра. Напишите заявление, я подпишу, тогда сходите к ней и получите.
– А чем мы вам отплатим за это?
– Не знаю. Подумаю, – буркнул Рак и выполз на прогулку. Он и впрямь оказался одноруким. Вторая клешня, подвязанная платком, висела на груди.
Поначалу гномы обрадовались – вроде бы все идет легче, чем они думали. Только вот как написать в воде заявление? Мудрик попробовал, вода вокруг посинела, а на бумаге не осталось ни буковки. Что делать?
– Вы что, не видите? – сказал Мураш. – Он только посмеялся над нами. Бумага мокнет, чернила текут… чепуха какая-то!..
– Ну, Мудрик, ты что скажешь? – спросил Дилидон.
– Надо поразмыслить, – ответил ученый. – Все можно сделать. Надо поразмыслить.
– И сколько будешь мыслить? Месяц? Два? – ехидно усмехнулся Бульбук.
– Я поднимусь наверх и сделаю все, что смогу. А вы – смотрите… Может, и без меня обойдетесь.
Что ж, совет разумный. Дилидон пожал руку ученому:
– Ладно, Мудрик. Иди, подумай и сделай что-нибудь. Мы будем тебя ждать.
Мудрик выкатил из своего ранца камешек и как пробка выскочил на поверхность. Остальные посовещались и отправились на поиски кладовщицы.
В лабиринт крысы Проныры вело несколько запутанных ходов: одни тянулись до берега, другие извивались под водой, между дном откоса и почерневшими корневищами. Тут не мудрено было заблудиться и угодить в лапы хищнице. Лучше уж подождать ее на открытом месте, где видно, что происходит вокруг. Гномы сели на камешки и принялись гадать, где же у Проныры эти кристаллики.
Долго сидеть не пришлось. Проныра следила за ними, притаившись в своей норе, и, не вытерпев, приплыла сама.
– Здравствуйте! Здравствуйте! – ласково поздоровалась она. Дилидон и Мураш поняли ее крысиный язык и объяснили, что спустились сюда за кристалликами, и вежливо спросили, не может ли она помочь им. Проныра посоветовала обратиться к властелину Заводи. Гномы ответили, что он велел им написать заявление… Проныра откинула голову, обнажив длинные желтые зубы, расхохоталась, и Дилидон понял: она не верит, что гномы смогут что-нибудь написать.
– Пишите, пишите, только поторопитесь, – сказала она, вдоволь нахохотавшись. – Мне скоро на охоту, а без меня никто вам кристаллики не выдаст.
– Жаль, если не успеем, – вздохнул Дилидон. – А может, вы хоть покажете нам, каковы они с виду, эти кристаллики? Может, мы их еще где-нибудь добудем.
– Пожалуйста, пожалуйста, попробуйте, – согласилась Проныра и отвела их к крупным ракушкам, которые присосались ко дну среди камней – издали их даже трудно было заметить. Она что-то шепнула им – ракушки зашевелились, послушно легли на бок и открыли створки.
В уголке каждой перламутровой створки было по доброму десятку прозрачных кристалликов, вроде крупных сахаринок, но с розовым отливом. Гномы только глубоко вздохнули. Проныра снова визгливо расхохоталась и оставила раковины, забыв ткнуть их в бок, чтоб закрылись.
– Скажу вам начистоту, – наконец вымолвила она. – Хоть в лепешку расшибитесь, ничего вы не напишете. А Рак у нас – жмот, кристаллики он не выдаст. Короче, ничего у вас не выйдет – нос не дорос.
– А вы б не смогли как-нибудь?.. Хоть щепотку…
– Ну, что вы!.. Песчинки не мои. Знаете, какая ответственность!..
Она проворно всплыла, глотнула воздуха и снова вернулась к ним.
– А может, поохотитесь со мной? – спросила она. – Отличная штука – подводная охота!
– Спасибо большое, да нам не до того, – ответили огорченные гномы.
– Погодите еще минуточку, – попросил Дилидон. – У нас есть очень способный ученый. Может, он как-нибудь напишет это заявление…
– Ладно, подожду… – согласилась Проныра. – Но помните – от голода я зверею…
Хоть она и улыбалась, говоря это, гномы поняли, что это не шутка.
А Мудрик зря времени не терял. Ему пришло в голову провощить бумагу с прошением. Но где же взять воск? Парикмахер Оюшка вспомнил, что у него много нектара, которым он сбрызгивал аккуратно причесанные головки цветов. Решили смешать чернила с самым лучшим нектаром – розовым – и посмотреть, что получится.
Едва они написали первое слово, над головами зажужжали пчелы. Запах роз приманил их, и вскоре на бумаге не осталось белого клочка. Пчелы ползали в поисках меда и, как предвидел парикмахер, провощили своими лапками бумагу.
А значилось на ней вот что:
ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ ВЛАСТЕЛИНУ ЗАВОДИ КУВШИНОК ГОСПОДИНУ ОДНОРУКОМУ РАКУ
от Дилидона и остальных
ЗАЯВЛЕНИЕ
Убедительно просим Вас выдать нам для благородных целей щепотку розовых кристалликов, хранящихся в Ваших кладовых.
Заранее благодарные Вам Дилидон, Мураш, Дайнис, Бульбук, Мудрик, Оюшка и Живилёк.
Мудрик свернул пергамент трубочкой, перевязал травинкой и, сияя от радости, опустился на дно.
Теперь оставалось немного: управляющий выведет в уголке «КЛАДОВЩ. ПРОНЫРЕ. Выдать одну щепотку» и нацарапает свою подпись.
Но Рак не торопился. Он спокойно расправлялся с рыбешкой, которую поймал во время прогулки, и, шевеля челюстями, покосился на заявление.
– Хм… Хорошо, – сказал он, – ловко придумано. Только как я наложу резолюцию? К такой бумаге чернила не пристают.
Но Мудрик все предусмотрел.
– Не обязательно чернилами, – ответил он и сунул Раку свое оружие. – На воске можно писать и вот этой колючкой.
– Хорошо-о, – снова протянул Рак, осматривая колючку. – Приходите, когда клешня отрастет, подпишу.
– А когда это будет? – в досаде крикнул Дилидон.
– Когда отрастет, тогда и будет! – повторил Рак, ковыряя колючкой в челюсти. – Я не левша какой-нибудь! А правая, как видите, в битве пострадала.
– Я же говорил, он над нами издевается! – воскликнул Мураш. – Надо Проныру угостить, и увидите – она даст песчинки безо всякой резолюции.
– А чем ее угостить?
– Да вот! – Мураш на всякий случай держал в рюкзаке хорошо сохранившийся прошлогодний орех. – Чем не гостинец крысе?
– Не гостинец, а взятка! – проворчал Мудрик. Он был уверен, что гномы не должны так себя вести. – Как можно дурными способами добиваться доброй цели?
– Эх ты, ученый!.. – пренебрежительно отозвался Бульбук. – Ум за разум зашел! Неужто не видишь, какие тут порядки? Не подмажешь – не поедешь.
Дилидон пытался найти золотую середину.
– В своем лесу, – сказал он, – мы поступаем и будем поступать, как говорит Мудрик. А здесь иного выхода, увы, нет.
Он взял орех и отправился поговорить без свидетелей. Гномы издали следили за ним и видели, как Проныра расхохоталась, видимо, узнав, что заявление не помогло, потом сердито потрясла головой, воровато огляделась и что-то зашептала Дилидону на ухо. Командир сердито ответил, она капризно махнула хвостом и уплыла.
– Что ей орех! – сказал, вернувшись, Дилидон. – Она за живностью охотится. Знаете, что она мне предложила? Говорит, разоружи одного из своих, а я уж с ним управлюсь.
– Мерзость какая! – выругался Бульбук. – Ничего тут не добьешься, ребята. Если эти лоханки еще не закрылись, подойдем да и схватим по нескольку кристалликов.
– Позвольте, позвольте!.. – снова всполошился ученый. – Если вы собираетесь воровать, то на меня не рассчитывайте.
– Ну, а что ты предложишь лучше? Что?
– Надо подумать, – сказал Мудрик.
– Опять он за свое! – рассердился Бульбук. – Сочинил заявление, ну и что? Неужто не видишь? У них маковой росинки не выпросишь. Колючку отдал – смотри, чтоб шкура осталась цела.
Дилидон и Мураш молчали, но было видно, что они склоняются к мнению Бульбука.
– Ох уж эти ученые! – не унимался тот. – Какой непрактичный народ!.. Никакой от них пользы, только помеха.
– Как хотите. Могу и не мешать, – обиделся Мудрик. – Поступайте как знаете.
Он выкинул балласт – камешек величиной с фасолину – и всплыл на поверхность.
– Не надо было его сердить, – упрекнул друга Дилидон. – Его мудрость нас не раз выручала.
– Может, да, а может, и нет, – ответил Бульбук. – Кто знает, что нам больше поможет – моя сила или его ум? Не такие уж мы ничтожные, как он думает! – Бульбук готов был это доказать тут же, на дне озера.
Раковины и впрямь были еще открыты, словно ждали, чтобы гномы взяли себе, что им нужно. А те углядели три самые крупные, где кристалликов было больше всего. Решили по команде схватить по нескольку и тут же всплывать. Чтобы не мешкать, они вынули камни из ранцев, зажали их под мышкой, встали каждый у своей раковины.
– Раз… два… три! – скомандовал Дилидон.
А створки – хлоп! – и у всех троих руки оказались в перламутровой ловушке. Только теперь гномы поняли, что Проныра нарочно оставила раковины открытыми. Может, это и есть ее подводная охота? Может, она сама притаилась неподалеку и сейчас приплывет за добычей?..
При мысли о ее страшных желтых зубах у гномов мороз по спине пробежал. Створки закрылись так плотно, даже силач Бульбук не мог шевельнуть пальцем.
От Проныры они, пожалуй, еще кое-как защитятся дротиками. Камни теперь не нужны, одна рука у них свободна. А вот если приползет Рак, он управится с ними, как с той рыбешкой, а их колючки сможет употреблять вместо зубочисток. Одно счастье, что наверху раза два прогремел гром. Однорукий, как и все раки, ужасно боялся грозы и отсиживался в норе.
Грозила им и третья опасность. Гномы – не рыбы, они не могут без конца находиться под водой. Готовясь в путь, они всласть надышались вкусным сосновым воздухом, но приближалась пора, когда надо подниматься, а то задохнешься.
– Надо было подставить по камешку, потом уж руки совать! – воскликнул Мураш.
– Как это мы не догадались! – огорчился Бульбук. – Лопухи мы этакие бестолковые!
Дилидон молчал, хоть ему и хотелось напомнить Бульбуку, что тот никогда не старался размышлять и еще недавно потешался над Мудриком. Но командир понимал, что теперь не время для укоров. Задним умом каждый крепок… Пусть с опозданием, но надо искать выход.
Заранее благодарные Вам Дилидон, Мураш, Дайнис, Бульбук, Мудрик, Оюшка и Живилёк.
Мудрик свернул пергамент трубочкой, перевязал травинкой и, сияя от радости, опустился на дно.
Теперь оставалось немного: управляющий выведет в уголке «КЛАДОВЩ. ПРОНЫРЕ. Выдать одну щепотку» и нацарапает свою подпись.
Но Рак не торопился. Он спокойно расправлялся с рыбешкой, которую поймал во время прогулки, и, шевеля челюстями, покосился на заявление.
– Хм… Хорошо, – сказал он, – ловко придумано. Только как я наложу резолюцию? К такой бумаге чернила не пристают.
Но Мудрик все предусмотрел.
– Не обязательно чернилами, – ответил он и сунул Раку свое оружие. – На воске можно писать и вот этой колючкой.
– Хорошо-о, – снова протянул Рак, осматривая колючку. – Приходите, когда клешня отрастет, подпишу.
– А когда это будет? – в досаде крикнул Дилидон.
– Когда отрастет, тогда и будет! – повторил Рак, ковыряя колючкой в челюсти. – Я не левша какой-нибудь! А правая, как видите, в битве пострадала.
– Я же говорил, он над нами издевается! – воскликнул Мураш. – Надо Проныру угостить, и увидите – она даст песчинки безо всякой резолюции.
– А чем ее угостить?
– Да вот! – Мураш на всякий случай держал в рюкзаке хорошо сохранившийся прошлогодний орех. – Чем не гостинец крысе?
– Не гостинец, а взятка! – проворчал Мудрик. Он был уверен, что гномы не должны так себя вести. – Как можно дурными способами добиваться доброй цели?
– Эх ты, ученый!.. – пренебрежительно отозвался Бульбук. – Ум за разум зашел! Неужто не видишь, какие тут порядки? Не подмажешь – не поедешь.
Дилидон пытался найти золотую середину.
– В своем лесу, – сказал он, – мы поступаем и будем поступать, как говорит Мудрик. А здесь иного выхода, увы, нет.
Он взял орех и отправился поговорить без свидетелей. Гномы издали следили за ним и видели, как Проныра расхохоталась, видимо, узнав, что заявление не помогло, потом сердито потрясла головой, воровато огляделась и что-то зашептала Дилидону на ухо. Командир сердито ответил, она капризно махнула хвостом и уплыла.
– Что ей орех! – сказал, вернувшись, Дилидон. – Она за живностью охотится. Знаете, что она мне предложила? Говорит, разоружи одного из своих, а я уж с ним управлюсь.
– Мерзость какая! – выругался Бульбук. – Ничего тут не добьешься, ребята. Если эти лоханки еще не закрылись, подойдем да и схватим по нескольку кристалликов.
– Позвольте, позвольте!.. – снова всполошился ученый. – Если вы собираетесь воровать, то на меня не рассчитывайте.
– Ну, а что ты предложишь лучше? Что?
– Надо подумать, – сказал Мудрик.
– Опять он за свое! – рассердился Бульбук. – Сочинил заявление, ну и что? Неужто не видишь? У них маковой росинки не выпросишь. Колючку отдал – смотри, чтоб шкура осталась цела.
Дилидон и Мураш молчали, но было видно, что они склоняются к мнению Бульбука.
– Ох уж эти ученые! – не унимался тот. – Какой непрактичный народ!.. Никакой от них пользы, только помеха.
– Как хотите. Могу и не мешать, – обиделся Мудрик. – Поступайте как знаете.
Он выкинул балласт – камешек величиной с фасолину – и всплыл на поверхность.
– Не надо было его сердить, – упрекнул друга Дилидон. – Его мудрость нас не раз выручала.
– Может, да, а может, и нет, – ответил Бульбук. – Кто знает, что нам больше поможет – моя сила или его ум? Не такие уж мы ничтожные, как он думает! – Бульбук готов был это доказать тут же, на дне озера.
Раковины и впрямь были еще открыты, словно ждали, чтобы гномы взяли себе, что им нужно. А те углядели три самые крупные, где кристалликов было больше всего. Решили по команде схватить по нескольку и тут же всплывать. Чтобы не мешкать, они вынули камни из ранцев, зажали их под мышкой, встали каждый у своей раковины.
– Раз… два… три! – скомандовал Дилидон.
А створки – хлоп! – и у всех троих руки оказались в перламутровой ловушке. Только теперь гномы поняли, что Проныра нарочно оставила раковины открытыми. Может, это и есть ее подводная охота? Может, она сама притаилась неподалеку и сейчас приплывет за добычей?..
При мысли о ее страшных желтых зубах у гномов мороз по спине пробежал. Створки закрылись так плотно, даже силач Бульбук не мог шевельнуть пальцем.
От Проныры они, пожалуй, еще кое-как защитятся дротиками. Камни теперь не нужны, одна рука у них свободна. А вот если приползет Рак, он управится с ними, как с той рыбешкой, а их колючки сможет употреблять вместо зубочисток. Одно счастье, что наверху раза два прогремел гром. Однорукий, как и все раки, ужасно боялся грозы и отсиживался в норе.
Грозила им и третья опасность. Гномы – не рыбы, они не могут без конца находиться под водой. Готовясь в путь, они всласть надышались вкусным сосновым воздухом, но приближалась пора, когда надо подниматься, а то задохнешься.
– Надо было подставить по камешку, потом уж руки совать! – воскликнул Мураш.
– Как это мы не догадались! – огорчился Бульбук. – Лопухи мы этакие бестолковые!
Дилидон молчал, хоть ему и хотелось напомнить Бульбуку, что тот никогда не старался размышлять и еще недавно потешался над Мудриком. Но командир понимал, что теперь не время для укоров. Задним умом каждый крепок… Пусть с опозданием, но надо искать выход.
В ЗАПАДНЕ
Мудрик сидел на листе кувшинки и, обхватив обеими руками голову, раздумывал, правильно ли он поступил, оставив товарищей. Может быть, невзирая на оскорбления Бульбука, надо было остаться с ними? Но ведь тогда он изменил бы своим принципам, стал соучастником кражи!.. Что выше – принципы или дружба? Мудрик мысленно перелистал сотни книг, но ответа не нашел.
Дайнис от нечего делать сочинял песенку про зайца. Он долго что-то мычал, подбирая мелодию, и наконец запел:
Живилёк был уверен, что Дилидон не пропадет, и с восторгом следил, как носятся над водой огромные голубокрылые стрекозы. А когда одна из них села на лист кувшинки, у него от радости дух захватило. Стрекоза была сине-зеленая, с изящно изогнутым брюшком и большими зеркальными глазами, в которых Живилёк видел себя – смешного толстенького гнома. Он осторожно погладил прозрачные крылья в тонких, словно нарисованных прожилках, и ему ужасно захотелось полетать.
– Возьми меня на спину, – стал просить Живилёк. – Я не такой толстый, как тебе кажется. Да еще я ранец на листе оставлю, увидишь, как нам будет хорошо!
Стрекоза пошевелила крыльями и чуть-чуть покачала головой.
– Попробуй, – просил гном. – Я ведь никогда еще не летал. Хоть от кувшинки до сосны и обратно…
– Ой-ой-оюшки, не дури, Живилёк! – вмешался парикмахер, склонившийся над кувшинкой, которой он поправлял прическу.
А в Заводи уже выстроилась целая очередь кувшинок – кривых, еще не совсем раскрывшихся или уж очень разлохмаченных. Но Мудрик велел гномам бросить все дела и позаботиться о балласте. Если друзья не вернутся, придется спуститься на дно озера.
Дайнис, Живилёк и Оюшка, прыг-прыг с листа на лист, поспешили к берегу за камешками. Мудрик остался дежурить и увидел, что из воды всплывают какие-то предметы. Пустые ранцы! Один, два, три… В одном он обнаружил сломанную колючку – и ничего больше.
– Скорей! Скорей! – крикнул он друзьям.
Гномы, запыхавшись, вернулись с берега, неся камушки. Мудрик показал им ранцы, и они поняли, что с товарищами стряслась беда.
– Давай, Живилёк, свое оружие, камень, а сам оставайся тут! – приказал Мудрик. – Мы погружаемся.
– Только не вздумай летать! – предупредил Дайнис. – Слышишь, как гремит? Гроза приближается.
Живилёк огорчился, но, кажется, не так из-за друзей, сколько оттого, что в суматохе улетела стрекоза.
Как и предвидел Дилидон, у раковин вскоре появилась крыса. Надо было браться за оружие, а Бульбук, горячая голова, сломал свой дротик, пытаясь открыть раковину. Заметив безоружного, Проныра начала к нему подбираться. Дилидон и Мураш, стиснув от боли зубы, кое-как доволокли свои раковины поближе к Бульбуку, чтобы защитить друга.
Но одной левой, да еще задыхаясь, без воздуха, им от Проныры не отбиться. Мелкие уколы все больше бесили крысу. Она старалась замутить воду, бесновалась от злобы и становилась все опасней.
Дилидон велел сбросить ранцы. Во время боя да еще одной рукой сделать это нелегко. Зато когда ранцы всплыли, гномы знали, что вскоре придут друзья, и это придавало им силы.
Увидев еще трех вооруженных гномов, Проныра присмирела и юркнула в свой лабиринт. Пленные могли вздохнуть с облегчением, но как вздохнешь под водой? Надо было срочно что-то предпринимать. Как заставить эти бестии открыть створки, не знал даже Мудрик.
– Может, их пощекотать? – предложил Дайнис. – Вдруг засмеются.
– Так они же кругом как костяные… – пожал плечами Оюшка.
– У них подошва есть, мягкая, – пояснил Мураш. – Так ведь они ее внутрь втянули.
– Я им кое-что расскажу, – сказал Мудрик. – Сидят они тут в своих ракушках и даже не знают, какие у них знатные родственники есть. Может, от удивления створки разинут?
И Мудрик принялся рассказывать на языке моллюсков о теплых морях, где живут сестры озерных ракушек – жемчужные. Они не просто ползают по дну – бездушные, холодные, ко всему равнодушные. Нет – они всю жизнь выращивают волшебную горошинку, которая кажется серебристой и светится неостывающим нежным сиянием. Эта горошина зовется жемчужиной. Тому, кто ее вырастит, позавидует и соловей…
Но раковины не раскрылись. Почувствовав свое ничтожество и бессилие, они еще крепче сжали перламутровые челюсти. Мудрик умолк и огорченно развел руками.
– Переводи! – задыхаясь, крикнул Дилидон. – Я попробую!
– Эй, моллюски! – тихо заговорил он, стараясь беречь силы, а Мудрик переводил во весь голос. – Кто вы, живые твари или просто сундуки в кладовых Рака?! Оглядитесь вокруг! Здесь такая красота, а вы в своих раковинах не видите, как распускаются кувшинки, как ныряют веселые, свободные рыбки. Вы думаете, слабее вас на свете твари нет? Посмотрите, как дрожат от страха усы вашего повелителя, – и вам станет веселей! Подползите, пока гремит гроза, схватите его за усы – увидите, как он встанет перед вами на колени!..
Дилидон захлебнулся, побледнел и замолк. Но, к счастью, и этого было достаточно. Услышав про дрожащие усы Однорукого, ракушки начали ухмыляться и вдруг одна за другой застучали своими створками от смеха. Гномы вытащили руки и тут же устремились вверх, крепко сжав в онемевших кулаках драгоценные кристаллики.
В воде остались лишь Мудрик, Дайнис и Оюшка. На прощание ученый пожелал ракушкам почаще смеяться, жить веселей и набраться побольше смелости. Гномы вежливо раскланялись и выбросили из ранцев свои камешки.
Казалось бы, все кончилось хорошо, но, взобравшись на лист кувшинки, гномы увидели, что нет Живилька.
– А где же наш малыш?
Там, где он беседовал со стрекозой, лежал ранец, а на нем – крохотная шапчонка.
– Улетел, – догадался Дайнис. – Говорил же я ему, предупреждал – гроза идет… Ну, что ты с ним поделаешь?
– Уже накрапывает, мы и так умаялись, промокли, а тут еще ждать его! – возмущался Бульбук. – Вот зададим ему взбучку, будет помнить!
Сверкнула молния, и так ударил гром, что даже деревья в лесу присели. Крупные капли звонко забарабанили по листьям кувшинок. Гномы, скользя и спотыкаясь, выбрались на берег. Пока они добежали до ближайших деревьев, их изрядно посекло дождем. В довершение всего посыпался град, и у тех, кто не успел спрятаться под деревьями, даже под шапками вздулись шишки.
Теперь гномам казалось, что все неприятности, все беды – из-за Живилька – этого неслуха и сорванца. Если б не он, все давно бы собрались в каком-нибудь дупле, а то и в гостях у белки.
– Остригу ему в наказание вихор! – сказал Оюшка, которому больше всех досталось от града.
– Важно не то, что на голове, а то, что в голове, – назидательно заметил Мудрик. – Пускай он лучше прочитает «Большую Гномскую Энциклопедию» – от первого до сто первого тома! Для тела наказание, а уму польза.
– Захиреет, поседеет – и что с того? – возразил Бульбук. – Всыпать бы ему сотню травинок потолще, будет тогда старших слушаться.
Пока они спорили, забившись под елочки, черная туча ушла, и выглянуло розовое, свежеумытое вечернее солнце. Провело лучом, словно пальцем, по росистому небосводу, и вспыхнула радуга. Из нее, будто из сверкающих ворот, звеня крылышками, вынырнула стрекоза. А Живилёк сидел на ней, как пилот, весело ухмылялся и озирался по сторонам.
Гномы, потеряв терпение, только руками размахивали и в конце концов решили наказать ослушника трижды: и остричь, и высечь, и за энциклопедию засадить.
А тот приземлился рядом с ними и весело крикнул:
– Видали, а? Мы все болото облетели, и я нашел, где прячется змея Пятнашка. Вот хорошо было!
Он сверкнул блестящими от счастья глазами и спросил:
– А вы как? Раздобыли кристаллики?
Дилидон смотрел на него и улыбался: «Как его сечь, такого счастливого?»
О том же думал и Оюшка: «Ему так идет этот светлый вихор – пускай себе носит на здоровье…»
«А энциклопедию я ему все-таки принесу, – решил Мудрик. – Пусть хоть картинки посмотрит…»
Таков уж был Живилёк: его всегда хотелось и наказать и приласкать.
Дайнис от нечего делать сочинял песенку про зайца. Он долго что-то мычал, подбирая мелодию, и наконец запел:
– Перестань, будь добр, – оборвал его Мудрик. – Лучше помолчим. Почему они так долго не всплывают?
Как при всем честном народе –
опа-па! —
скачет заяц в огороде!
Тир-лир-ля!
Тир-лир-лир-лир, тир-лир-лир-лир,
тир-лир-ля!
Живилёк был уверен, что Дилидон не пропадет, и с восторгом следил, как носятся над водой огромные голубокрылые стрекозы. А когда одна из них села на лист кувшинки, у него от радости дух захватило. Стрекоза была сине-зеленая, с изящно изогнутым брюшком и большими зеркальными глазами, в которых Живилёк видел себя – смешного толстенького гнома. Он осторожно погладил прозрачные крылья в тонких, словно нарисованных прожилках, и ему ужасно захотелось полетать.
– Возьми меня на спину, – стал просить Живилёк. – Я не такой толстый, как тебе кажется. Да еще я ранец на листе оставлю, увидишь, как нам будет хорошо!
Стрекоза пошевелила крыльями и чуть-чуть покачала головой.
– Попробуй, – просил гном. – Я ведь никогда еще не летал. Хоть от кувшинки до сосны и обратно…
– Ой-ой-оюшки, не дури, Живилёк! – вмешался парикмахер, склонившийся над кувшинкой, которой он поправлял прическу.
А в Заводи уже выстроилась целая очередь кувшинок – кривых, еще не совсем раскрывшихся или уж очень разлохмаченных. Но Мудрик велел гномам бросить все дела и позаботиться о балласте. Если друзья не вернутся, придется спуститься на дно озера.
Дайнис, Живилёк и Оюшка, прыг-прыг с листа на лист, поспешили к берегу за камешками. Мудрик остался дежурить и увидел, что из воды всплывают какие-то предметы. Пустые ранцы! Один, два, три… В одном он обнаружил сломанную колючку – и ничего больше.
– Скорей! Скорей! – крикнул он друзьям.
Гномы, запыхавшись, вернулись с берега, неся камушки. Мудрик показал им ранцы, и они поняли, что с товарищами стряслась беда.
– Давай, Живилёк, свое оружие, камень, а сам оставайся тут! – приказал Мудрик. – Мы погружаемся.
– Только не вздумай летать! – предупредил Дайнис. – Слышишь, как гремит? Гроза приближается.
Живилёк огорчился, но, кажется, не так из-за друзей, сколько оттого, что в суматохе улетела стрекоза.
Как и предвидел Дилидон, у раковин вскоре появилась крыса. Надо было браться за оружие, а Бульбук, горячая голова, сломал свой дротик, пытаясь открыть раковину. Заметив безоружного, Проныра начала к нему подбираться. Дилидон и Мураш, стиснув от боли зубы, кое-как доволокли свои раковины поближе к Бульбуку, чтобы защитить друга.
Но одной левой, да еще задыхаясь, без воздуха, им от Проныры не отбиться. Мелкие уколы все больше бесили крысу. Она старалась замутить воду, бесновалась от злобы и становилась все опасней.
Дилидон велел сбросить ранцы. Во время боя да еще одной рукой сделать это нелегко. Зато когда ранцы всплыли, гномы знали, что вскоре придут друзья, и это придавало им силы.
Увидев еще трех вооруженных гномов, Проныра присмирела и юркнула в свой лабиринт. Пленные могли вздохнуть с облегчением, но как вздохнешь под водой? Надо было срочно что-то предпринимать. Как заставить эти бестии открыть створки, не знал даже Мудрик.
– Может, их пощекотать? – предложил Дайнис. – Вдруг засмеются.
– Так они же кругом как костяные… – пожал плечами Оюшка.
– У них подошва есть, мягкая, – пояснил Мураш. – Так ведь они ее внутрь втянули.
– Я им кое-что расскажу, – сказал Мудрик. – Сидят они тут в своих ракушках и даже не знают, какие у них знатные родственники есть. Может, от удивления створки разинут?
И Мудрик принялся рассказывать на языке моллюсков о теплых морях, где живут сестры озерных ракушек – жемчужные. Они не просто ползают по дну – бездушные, холодные, ко всему равнодушные. Нет – они всю жизнь выращивают волшебную горошинку, которая кажется серебристой и светится неостывающим нежным сиянием. Эта горошина зовется жемчужиной. Тому, кто ее вырастит, позавидует и соловей…
Но раковины не раскрылись. Почувствовав свое ничтожество и бессилие, они еще крепче сжали перламутровые челюсти. Мудрик умолк и огорченно развел руками.
– Переводи! – задыхаясь, крикнул Дилидон. – Я попробую!
– Эй, моллюски! – тихо заговорил он, стараясь беречь силы, а Мудрик переводил во весь голос. – Кто вы, живые твари или просто сундуки в кладовых Рака?! Оглядитесь вокруг! Здесь такая красота, а вы в своих раковинах не видите, как распускаются кувшинки, как ныряют веселые, свободные рыбки. Вы думаете, слабее вас на свете твари нет? Посмотрите, как дрожат от страха усы вашего повелителя, – и вам станет веселей! Подползите, пока гремит гроза, схватите его за усы – увидите, как он встанет перед вами на колени!..
Дилидон захлебнулся, побледнел и замолк. Но, к счастью, и этого было достаточно. Услышав про дрожащие усы Однорукого, ракушки начали ухмыляться и вдруг одна за другой застучали своими створками от смеха. Гномы вытащили руки и тут же устремились вверх, крепко сжав в онемевших кулаках драгоценные кристаллики.
В воде остались лишь Мудрик, Дайнис и Оюшка. На прощание ученый пожелал ракушкам почаще смеяться, жить веселей и набраться побольше смелости. Гномы вежливо раскланялись и выбросили из ранцев свои камешки.
Казалось бы, все кончилось хорошо, но, взобравшись на лист кувшинки, гномы увидели, что нет Живилька.
– А где же наш малыш?
Там, где он беседовал со стрекозой, лежал ранец, а на нем – крохотная шапчонка.
– Улетел, – догадался Дайнис. – Говорил же я ему, предупреждал – гроза идет… Ну, что ты с ним поделаешь?
– Уже накрапывает, мы и так умаялись, промокли, а тут еще ждать его! – возмущался Бульбук. – Вот зададим ему взбучку, будет помнить!
Сверкнула молния, и так ударил гром, что даже деревья в лесу присели. Крупные капли звонко забарабанили по листьям кувшинок. Гномы, скользя и спотыкаясь, выбрались на берег. Пока они добежали до ближайших деревьев, их изрядно посекло дождем. В довершение всего посыпался град, и у тех, кто не успел спрятаться под деревьями, даже под шапками вздулись шишки.
Теперь гномам казалось, что все неприятности, все беды – из-за Живилька – этого неслуха и сорванца. Если б не он, все давно бы собрались в каком-нибудь дупле, а то и в гостях у белки.
– Остригу ему в наказание вихор! – сказал Оюшка, которому больше всех досталось от града.
– Важно не то, что на голове, а то, что в голове, – назидательно заметил Мудрик. – Пускай он лучше прочитает «Большую Гномскую Энциклопедию» – от первого до сто первого тома! Для тела наказание, а уму польза.
– Захиреет, поседеет – и что с того? – возразил Бульбук. – Всыпать бы ему сотню травинок потолще, будет тогда старших слушаться.
Пока они спорили, забившись под елочки, черная туча ушла, и выглянуло розовое, свежеумытое вечернее солнце. Провело лучом, словно пальцем, по росистому небосводу, и вспыхнула радуга. Из нее, будто из сверкающих ворот, звеня крылышками, вынырнула стрекоза. А Живилёк сидел на ней, как пилот, весело ухмылялся и озирался по сторонам.
Гномы, потеряв терпение, только руками размахивали и в конце концов решили наказать ослушника трижды: и остричь, и высечь, и за энциклопедию засадить.
А тот приземлился рядом с ними и весело крикнул:
– Видали, а? Мы все болото облетели, и я нашел, где прячется змея Пятнашка. Вот хорошо было!
Он сверкнул блестящими от счастья глазами и спросил:
– А вы как? Раздобыли кристаллики?
Дилидон смотрел на него и улыбался: «Как его сечь, такого счастливого?»
О том же думал и Оюшка: «Ему так идет этот светлый вихор – пускай себе носит на здоровье…»
«А энциклопедию я ему все-таки принесу, – решил Мудрик. – Пусть хоть картинки посмотрит…»
Таков уж был Живилёк: его всегда хотелось и наказать и приласкать.
К ЗМЕЕ ПЯТНАШКЕ ЗА СЛЕЗАМИ
На следующий день гномы отдыхали. Мудрик листал словарь ужо-змеиного языка, Дайнис лежал навзничь в белом клевере и мечтательно напевал:
Живилёк еще не умел писать и, боясь что-нибудь запамятовать, завязывал на носовом платке узелки. Иногда, роясь в поисках платка, он приговаривал: «Где же моя записная книжка?»
На сей раз гномик вернулся с узлами на всех четырех углах платка и даже на полах своей курточки. Всем стало ясно, что у него уйма важных новостей.
Он подождал, пока собрались все и пока Мудрик захлопнул словарь. Тогда он вытащил «записную книжку» и, развязывая узелок за узелком, принялся рассказывать.
Прежде всего гномы узнали о вчерашних событиях: как Гедрюс ушиб ногу, а пес Кудлатик укусил Микаса. Разбойник, вернувшись домой, разрезал грелку, в которую мама наливала горячую воду, чтобы погреть бок, и смастерил рогатку. За грелку ему уже всыпали. Но наплакавшись, он набрал камней, подстерег Кудлатика и подбил ему заднюю лапу.
Пес жалобно завизжал, и Гедрюс, выбежав из избы, успел увидеть, как Разбойник улепетывает в кусты.
– Теперь все они хромые, – разведчик развязал последний узелок. – У Гедрюса коленка, у Микаса икра, а у Кудлатика – сухожилие. Одна Расяле пока бегает. Ну вот… – он осмотрел платок, – вроде и все.
– А зачем узелки на куртке? – спросил кто-то из гномов.
– А-а!.. – вспомнил тот. – Еще Расяле с Гедрюсом поклялись отомстить за Кудлатика. Все время шепчутся, ищут какой-то мешочек, а что они будут делать… – Он пожал плечами. – Может, утопят… Ой, еще один узелок – этот уж и не знаю про что…
– Ну подумай, вспомни, – просили друзья.
Живилёк поскреб белокурую макушку, но все равно ничего не вспомнил. Так и остался узелок под вопросительным знаком…
– Все трое хромают… – повторил Дилидон. – А некоторые еще спрашивают, не зря ли мы мучаемся с этими очками. Вот Мудрик может переводить наши слова зверям, птицам и ракушкам. Так и Гедрюс – увидит нас и сможет рассказать другим наши приключения и про тайны природы, – ведь мы их так много знаем. А то они теперь ничего не видят и знай дерутся со скуки.
– Печальней всего будет, – откликнулся Мудрик, – когда им и драться надоест.
– Ладно, – сказал командир. – Прочь сомнения! Надо подробно обсудить завтрашний поход. Вы подумали, что нам взять с собой?
– Нелегко будет договориться с Пятнашкой. Ужасно трудный язык, – пожаловался Мудрик. – Без единой гласной! Одни только «с», «ш», «з», «ж» и еще несколько согласных.
– Луковицу надо взять, – откликнулся Бульбук. Он гордился своей выдумкой.
– Хорошо, – одобрил Дилидон. – Кто еще что придумал?
– Я полагаю, что стоит взять с собой ежа, – предложил Мураш. – Если змея нападет, еж не даст нас в обиду.
Все обрадовались. Гномы любили ежа и всегда искали случая взять его с собой в поход.
– А я вот думаю о свирели, – сказал Дайнис. – Мудрик говорил, что змеи любят музыку.
– Но мы же идем за слезами? – удивился Бульбук. – Нам надо ее до слез довести, а не веселить.
– Веселье часто кончается слезами, – как всегда возразил ему Мудрик.
– Мне кажется, – вмешался Мураш, – что все зверьки и птицы плачут только тогда, когда их обидят. Сбили однажды дети ласточкин домик вместе со всеми птенцами. Бедная мать села на ивовый плетень, плакала, плакала – от слез даже плетень зазеленел.
– Ой-оюшки! Что это с тобой, Живилёк?
– Ласточку жалко… – ответил тот, всхлипывая и вытирая нос шапкой.
– То-то и оно, – вздохнул Дилидон. – Мы не имеем права обижать даже змею. А как раздобыть эти слезы, нигде не сказано и не написано.
Один вздохнул, другой откашлялся, третий безнадежно махнул рукой. Но все дружно решили отправиться в путь завтра же, как только спадет роса, чтобы к полудню быть у змеи.
На болоте Живилёк показал пень посреди малинника. Здесь он и видел во время полета змею Пятнашку. Дилидон велел Мурашу с ежом спрятаться за малинником, а остальным немного отстать, чтобы толпа не испугала змею. Сам он вместе с Мудриком, внимательно осматриваясь, зашагал к пню.
Пятнашка, свившись в затейливый клубок, лежала в расщелине и грелась на солнце.
– Пшш-пшш, с-с! – с поклоном поздоровался Мудрик.
Змея подняла голову, облизнулась тоненьким раздвоенным языком, словно ужалила их крохотными злобными глазками и только тогда ответила на приветствие.
Пока Мудрик, шипя да сипя, растолковывал, кто они такие, красноречие не изменяло ему, но когда пришлось перейти к делу, ученый смутился и принялся расспрашивать, как здоровьице, много ли уродится нынче на болоте клюквы, и понес такую околесицу, что сама Пятнашка не выдержала и осведомилась, чего они все-таки от нее хотят.
– Моих слез?! – возмутилась она. – Вот для чего они явились с ведром! Я вам не крокодил, чтоб лить слезы… ведрами.
– Дорога плохая: вереск, топи, – теребя шапку, оправдывался Мудрик. – А тут такая драгоценность… Боялись расплескать.
– Нет-нет-нет! – сморщилась змея. – Никогда я еще не плакала и не собираюсь.
Другие собирали землянику и нанизывали, словно бусинки, на травинки. А Живильку, который устал меньше всех, поручили проведать Расяле, Гедрюса и Разбойника. Что у них слышно?
Тир-ли, тир-ли, ой-ой-ой,
Тир-ли-ля!..
Живилёк еще не умел писать и, боясь что-нибудь запамятовать, завязывал на носовом платке узелки. Иногда, роясь в поисках платка, он приговаривал: «Где же моя записная книжка?»
На сей раз гномик вернулся с узлами на всех четырех углах платка и даже на полах своей курточки. Всем стало ясно, что у него уйма важных новостей.
Он подождал, пока собрались все и пока Мудрик захлопнул словарь. Тогда он вытащил «записную книжку» и, развязывая узелок за узелком, принялся рассказывать.
Прежде всего гномы узнали о вчерашних событиях: как Гедрюс ушиб ногу, а пес Кудлатик укусил Микаса. Разбойник, вернувшись домой, разрезал грелку, в которую мама наливала горячую воду, чтобы погреть бок, и смастерил рогатку. За грелку ему уже всыпали. Но наплакавшись, он набрал камней, подстерег Кудлатика и подбил ему заднюю лапу.
Пес жалобно завизжал, и Гедрюс, выбежав из избы, успел увидеть, как Разбойник улепетывает в кусты.
– Теперь все они хромые, – разведчик развязал последний узелок. – У Гедрюса коленка, у Микаса икра, а у Кудлатика – сухожилие. Одна Расяле пока бегает. Ну вот… – он осмотрел платок, – вроде и все.
– А зачем узелки на куртке? – спросил кто-то из гномов.
– А-а!.. – вспомнил тот. – Еще Расяле с Гедрюсом поклялись отомстить за Кудлатика. Все время шепчутся, ищут какой-то мешочек, а что они будут делать… – Он пожал плечами. – Может, утопят… Ой, еще один узелок – этот уж и не знаю про что…
– Ну подумай, вспомни, – просили друзья.
Живилёк поскреб белокурую макушку, но все равно ничего не вспомнил. Так и остался узелок под вопросительным знаком…
– Все трое хромают… – повторил Дилидон. – А некоторые еще спрашивают, не зря ли мы мучаемся с этими очками. Вот Мудрик может переводить наши слова зверям, птицам и ракушкам. Так и Гедрюс – увидит нас и сможет рассказать другим наши приключения и про тайны природы, – ведь мы их так много знаем. А то они теперь ничего не видят и знай дерутся со скуки.
– Печальней всего будет, – откликнулся Мудрик, – когда им и драться надоест.
– Ладно, – сказал командир. – Прочь сомнения! Надо подробно обсудить завтрашний поход. Вы подумали, что нам взять с собой?
– Нелегко будет договориться с Пятнашкой. Ужасно трудный язык, – пожаловался Мудрик. – Без единой гласной! Одни только «с», «ш», «з», «ж» и еще несколько согласных.
– Луковицу надо взять, – откликнулся Бульбук. Он гордился своей выдумкой.
– Хорошо, – одобрил Дилидон. – Кто еще что придумал?
– Я полагаю, что стоит взять с собой ежа, – предложил Мураш. – Если змея нападет, еж не даст нас в обиду.
Все обрадовались. Гномы любили ежа и всегда искали случая взять его с собой в поход.
– А я вот думаю о свирели, – сказал Дайнис. – Мудрик говорил, что змеи любят музыку.
– Но мы же идем за слезами? – удивился Бульбук. – Нам надо ее до слез довести, а не веселить.
– Веселье часто кончается слезами, – как всегда возразил ему Мудрик.
– Мне кажется, – вмешался Мураш, – что все зверьки и птицы плачут только тогда, когда их обидят. Сбили однажды дети ласточкин домик вместе со всеми птенцами. Бедная мать села на ивовый плетень, плакала, плакала – от слез даже плетень зазеленел.
– Ой-оюшки! Что это с тобой, Живилёк?
– Ласточку жалко… – ответил тот, всхлипывая и вытирая нос шапкой.
– То-то и оно, – вздохнул Дилидон. – Мы не имеем права обижать даже змею. А как раздобыть эти слезы, нигде не сказано и не написано.
Один вздохнул, другой откашлялся, третий безнадежно махнул рукой. Но все дружно решили отправиться в путь завтра же, как только спадет роса, чтобы к полудню быть у змеи.
На болоте Живилёк показал пень посреди малинника. Здесь он и видел во время полета змею Пятнашку. Дилидон велел Мурашу с ежом спрятаться за малинником, а остальным немного отстать, чтобы толпа не испугала змею. Сам он вместе с Мудриком, внимательно осматриваясь, зашагал к пню.
Пятнашка, свившись в затейливый клубок, лежала в расщелине и грелась на солнце.
– Пшш-пшш, с-с! – с поклоном поздоровался Мудрик.
Змея подняла голову, облизнулась тоненьким раздвоенным языком, словно ужалила их крохотными злобными глазками и только тогда ответила на приветствие.
Пока Мудрик, шипя да сипя, растолковывал, кто они такие, красноречие не изменяло ему, но когда пришлось перейти к делу, ученый смутился и принялся расспрашивать, как здоровьице, много ли уродится нынче на болоте клюквы, и понес такую околесицу, что сама Пятнашка не выдержала и осведомилась, чего они все-таки от нее хотят.
– Моих слез?! – возмутилась она. – Вот для чего они явились с ведром! Я вам не крокодил, чтоб лить слезы… ведрами.
– Дорога плохая: вереск, топи, – теребя шапку, оправдывался Мудрик. – А тут такая драгоценность… Боялись расплескать.
– Нет-нет-нет! – сморщилась змея. – Никогда я еще не плакала и не собираюсь.