Страница:
— Выходит, я был прав, — заявил Тони. — Чтобы она начала расти, ей нужно немного бульона. Он плеснул в ведро бульон, но спустя несколько секунд масса растаяла, расползлась и превратилась в тягучую черную жижу.
— Что-то здесь не так, — обеспокоенно сказал Тони.
— Да уж, — согласился Паккер.
— Знаешь, у меня есть идея, дядюшка. Очевидно, ты в первый раз облил марку другим бульоном. У разных фирм, что производят консервы, наверняка и разная рецептура. Дело, скорее всего, не в самом бульоне, а каком-то ингредиенте, который побуждает споры к росту. Похоже, у нас не тот бульон.
Паккер смущенно шаркнул ногой.
— Тони, я не помню, какой был бульон.
— Но ты должен вспомнить! — закричал Тони. — Думай! Ты должен вспомнить, что это была за фирма!
С несчастным видом Паккер шумно выдохнул через усы и признался:
— По правде говоря, Тони, я его не покупал. Этот бульон приготовила миссис Фоше.
— Вот, уже кое-что! Кто такая миссис Фоше?
— Любопытная старуха, что живет на этой же лестничной площадке.
— Отлично! Тебе надо лишь попросить, чтобы она приготовила еще немного.
— Я не могу, Тони.
— Но нам нужна всего одна порция. Мы отдадим бульон на анализ, чтобы узнать состав, и дело сделано!
— Она захочет узнать, зачем мне бульон. И всем расскажет, как я ее попросил. Возможно, она даже догадается, что здесь дело нечисто.
— Вот этого допустить нельзя, — озабоченно произнес Тони. — Все должно остаться между нами. Зачем нам делиться с кем-то еще?
Он сел и задумался.
— А кроме того, она, наверно, на меня злится, — добавил Паккер. — Перед моим отъездом она таки пробралась в квартиру и до смерти перепугалась, когда увидала мышь. После чего понеслась к управляющему жаловаться.
Тони щелкнул пальцами.
— Придумал! — воскликнул он. — Я знаю, как мы это обтяпаем. Ты иди и ложись в постель, а…
— Еще чего! — проворчал Паккер.
— Послушай, дядюшка, другого выхода нет. Тебе придется мне подыграть.
— Что-то мне это не нравится. Совсем не нравится.
— Иди ложись в постель и притворяйся больным. Сделай вид, что тебе плохо. А я отправлюсь к этой миссис Фоше и распишу ей, как ты переживаешь из-за того, что ее напугала мышь. Скажу, что ты, мол, весь день вкалывал и приводил квартиру в порядок, только чтобы это не повторилось. Скажу, ты так, мол, работал, что…
— Ни в коем случае, — взвизгнул Паккер. — Она же сюда пулей прилетит! Очень мне это нужно!
— А парочку миллиардов тебе не нужно, а? — сердито спросил Тони.
— Да не особенно, — ответил Паккер. — Душа как-то не лежит.
— Ладно, я скажу ей, что ты совсем не встаешь — сердце, мол, слабое — но ты очень просил приготовить тебе еще такого же бульона.
— Я запрещаю тебе говорить это! — не выдержал Паккер. — Не смей ее приплетать!
— Но, дядюшка, — попытался уговорить его Тони, — если ты не хочешь сделать это ради себя, подумай обо мне. Я у тебя один родственник на всем свете остался. И это первый случай, когда мне выпала возможность действительно разбогатеть. Может быть, я много хвастаюсь и делаю вид, что процветаю, но на самом деле… — Он понял, что это не довод и сменил тактику: — Ну хорошо, если не ради меня, то сделай это хотя бы ради Энн, ради ребятишек. Тебе же не хочется, чтобы маленьким бедняжкам пришлось…
— Ладно, заткнись, а то ты еще расплачешься сейчас, — сказал Паккер. — Черт с тобой, я согласен.
Вышло еще хуже, чем он предполагал. Знал бы он заранее, что так получится, — в жизни бы не согласился на такую авантюру.
Вдова Фоше сама принесла кастрюльку с бульоном. Затем села на край кровати, приподняла ему голову и, сюсюкая, принялась кормить его с ложки.
Он чуть не провалился от стыда.
Но то, что им было нужно, они все-таки получили. Когда вдова Фоше решила, что ему уже достаточно, в кастрюльке осталось еще примерно столько же, и она оставила бульон им. «Бедняжке он еще пригодится», — сказал она.
Время приближалось к трем, и с минуты на минуту должна была явиться вдова Фоше с бульоном.
При мысли о бульоне у Паккера сдавило горло.
«В один прекрасный день, — пообещал он себе, — я разобью Тони башку». Если бы не этот проныра, ничего бы и не началось.
Прошло уже полгода, и каждый божий день она приносила свой бульон, садилась рядом и начинала без умолку трещать, а он тем временем должен был через силу вливать в себя целую тарелку. И хуже всего то, что приходилось делать вид, будто бульон ему нравится.
А она-то как радовалась! Боже, ну откуда в ней столько веселости и энергии? Toujours gai [1], припомнилось ему французское выражение. Как тот ненормальный кот, которого древний писатель описал в своих глупых стишках [2].
«И надо же до этого додуматься! Чеснок в говяжьем бульоне! Ну кто о таком слышал?» — беспомощно сокрушался Паккер. Ведь это просто… варварство!
Особый рецепт, называется… Однако именно чеснок подействовал на споры, именно эта питательная среда пробудила их к жизни и заставила расти.
А возможно, чеснок в бульоне пошел на пользу и ему самому, признавал Паккер. Уже долгие годы он не чувствовал себя так славно, в походке появилась упругость, да и уставать он стал гораздо меньше. Раньше его всегда клонило после полудня в сон, и он ложился вздремнуть, а теперь об этом и не вспоминал. Работал как обычно, нет, даже больше обычного и — если не принимать в расчет вдову с бульоном — считал себя очень счастливым человеком. Да, именно так — очень счастливым.
И если Тони не станет отрывать его от марок, ему этого счастья надолго хватит. Тони молодой, шустрый, вот пусть и тащит на себе корпорацию «Эффективность». В конце концов, он сам на этом настаивал. Хотя, надо признать, дела у него идут отлично: множество промышленных предприятий, страховых компаний, банковских контор и прочих организаций уже сделали заказы. Пройдет какое-то время, утверждал Тони, и ни одному деловому человеку даже в голову не придет, что можно обойтись без услуг корпорации «Эффективность».
Прозвенел звонок, и Паккер пошел открывать. Наверняка вдова Фоше со своей кастрюлькой.
Оказалось, нет.
— Мистер Клайд Паккер? — спросил человек, стоявший на лестничной площадке.
— Да, сэр, — ответил Паккер. — Проходите, пожалуйста.
— Меня зовут Джон Гриффин, — сказал гость, сев в предложенное кресло. — Я представляю Женеву.
— Женеву? Вы имеете в виду правительство?
Гриффин предъявил свои документы.
— Хорошо. Чем могу быть полезен? — спросил Паккер несколько прохладным тоном, поскольку большой любви к правительству не испытывал.
— Насколько я понимаю, вы являетесь старшим партнером в корпорации «Эффективность», верно?
— Кажется, так оно и есть.
— Вы не уверены?!
— Не на все сто. Я, безусловно, партнер, а вот старший или еще как, утверждать не стану. Всеми делами заправляет Тони, и я в них не вмешиваюсь.
— Вы и ваш племянник — единственные владельцы фирмы?
— Вот это абсолютно точно. Мы никого не хотим брать в долю.
— Мистер Паккер, в течение определенного времени правительственные службы вели переговоры с мистером Кампером… Он ничего вам об этом не рассказывал?
— Ни слова. Я занят своими марками, и он старается меня не беспокоить.
— Мы заинтересованы в ваших услугах, — сказал Гриффин, — и пытались их купить.
— Пожалуйста. Платите деньги и…
— Но вы не знаете сути проблемы. Мистер Кампер настаивает на отдельных контрактах для каждого подразделения правительственных служб. Получается чудовищная сумма…
— Оно того стоит, — заверил гостя Паккер. — Можете не сомневаться.
— Но это несправедливо, — твердо сказал Гриффин. — Мы готовы заключить соглашения по каждому департаменту, хотя и это — уступка с нашей стороны, поскольку правительство положено бы рассматривать как одного заказчика.
— Послушайте, — не выдержал Паккер. — Зачем вы со мной об этом говорите? Я не занимаюсь делами корпорации. Этими вопросами ведает Тони. Вам придется вести переговоры с ним. Я лично в мальчишку верю: у него голова варит. А меня «Эффективность» мало интересует — только марки.
— Вот именно, — обрадовано произнес Гриффин. — Я об этом и хотел поговорить.
— В смысле?
— Дело в том, — Гриффин перешел на доверительную интонацию, — что наше правительство получает ежедневно вместе с почтой множество марок. Не помню точную цифру, но это несколько тонн филателистического материала в день со всех планет Галактики. В прошлом мы реализовывали их через несколько филателистических компаний, но теперь администрация склоняется к тому, чтобы предложить весь филателистический материал оптом — и весьма недорого — в качестве условия заключения сделки.
— Отлично. Но что я буду делать с марками, если они будут поступать по несколько тонн в день?
— Не знаю. Но ведь вы так интересуетесь марками, а это великолепная возможность первому покопаться в превосходном материале. Думаю, что вам вряд ли кто предложит такой богатый источник.
— И вы хотите уступить все это мне, если я уговорю Тони пойти вам на уступки?
Гриффин расплылся в счастливой улыбке.
— Вы прекрасно меня понимаете.
Паккер хмыкнул.
— Понимаете?! Да я вас насквозь вижу!
— О, я бы не хотел чтобы у вас создалось неверное представление о правительстве. Это деловое предложение, чисто деловое.
— Надо полагать, за эти горы бумаги, от которых я вас избавлю, вы рассчитываете получить лишь небольшую номинальную плату?
— Чисто условную, — заверил его Гриффин.
— Хорошо. Я подумаю и сообщу вам свое решение Но сейчас, разумеется, ничего обещать не буду.
— Конечно, мистер Паккер. Я не стану вас торопить.
Когда Гриффин ушел, Паккер задумался о его предложении, и чем больше он думал, тем привлекательнее оно ему казалось.
Можно будет арендовать большое складское помещение, установить там «Корзину эффективности» и просто сваливать туда все новые поступления — «Корзина» рассортирует их сама.
У него не было уверенности, что одна корзина справится с подробной классификацией — разве что разберет материал по планетарным группам — но если так, он просто установит еще одну, и уж с двумя-то корзинами он сможет добиться любой точности. А после того как они отберут для него наиболее ценные экземпляры, он передаст весь хлам специально созданной торговой организации — продавать по таким ценам, что все остальные дельцы от филателии просто вылетят в трубу.
Паккер удовлетворенно потер руки, представляя, как он «разденет» всех этих жуликов. Сами они такое вытворяют, что им только поделом будет.
Радужные перспективы омрачала только одна маленькая деталь. Конечно, предложение Гриффина — это почти то же самое, что взятка, хотя чего еще ожидать от правительства? В администрации полно взяточников, вымогателей, лоббистов, «борцов за особые интересы» и прочих жуликов. Возможно, никто ничего и не подумает, если он согласится на сделку с марками — кроме оптовых торговцев, разумеется, но они-то уж никак не могут помешать: им останется только сесть на задние лапы и выть на луну.
Однако имеет ли он право вмешиваться в дела Тони? Ему, конечно, несложно будет упомянуть об этом при случае, и Тони скажет «да». Но вот стоит ли?
Паккер мучился, не находя ответа и даже не приближаясь к нему, пока в дверь снова не позвонили.
На этот раз пришла вдова Фоше, но с пустыми руками. Без бульона.
— Добрый день, — сказал Паккер. — Сегодня вы несколько позже.
— Я было уже собралась, но увидела, что у вас посетитель. Он уже ушел?
— Да, не очень давно.
Она шагнула через порог, и Паккер закрыл за ней дверь.
— Мистер Паккер, — сказала вдова Фоше, когда они прошли в гостиную, — я должна извиниться: сегодня без бульона. По правде говоря, мне немного надоело варить его каждый день.
— В таком случае, — галантно произнес Паккер, — угощение сегодня за мной.
Он открыл ящик стола и достал новую коробочку с листьями, присланную ПугАльНашем всего днем раньше. Почти благоговейно Паккер открыл крышку и протянул коробочку вдове Фоше. Та невольно шагнула назад.
— Попробуйте, — предложил Паккер. — Возьмите щепотку. Только не глотайте, а жуйте.
Вдова осторожно отщипнула пальцами кусочек высушенного листка.
— Это слишком много, — предостерег ее Паккер, — нужно совсем чуть-чуть. Да и достать их нелегко.
Она сунула щепотку зелени в рот. Паккер, улыбаясь, следил за выражением ее лица. Поначалу вдова выглядела так, словно он предложил ей яд, но вскоре откинулась на спинку кресла и успокоилась — видимо, решила, что смертельная опасность ей не угрожает.
— У меня такое впечатление, — произнесла она, — что я за всю свою жизнь ничего похожего не пробовала.
— Наверняка не пробовали. Возможно, кроме меня самого, вы — единственный человек на Земле, кто попробовал это лакомство, Я получаю его от своего друга, который живет на планете у очень далекой звезды. Его зовут ПугАльНаш. Он регулярно присылает мне бандероли с этими листьями и всегда прикладывает небольшие записки.
Паккер поискал в ящике и нашел последнюю.
— Вот послушайте, — сказал он и прочел записку вслух:
"Дараго друг: я в огромный щастье твой последний пасылка с табак. Пжалста еще тот самый. Ты незнать что я прарочиский и смотреть вперед тебе. Но так как это есть и я агромный радость сделат такой задача для друг. Я заверить ты это все к лучший. Можетбыт ты скора богатеть много.
Твой добрый друг.
Пуг Аль Наш."
Паккер бросил записку на стол.
— И что вы об этом думаете? — спросил он. — Особенно о том, что он пророк и видит мое будущее?
— Наверно, ничего страшного. Он же утверждает, что вы скоро разбогатеете.
— А по-моему, это очень напоминает цыганские предсказания, мне поначалу даже как-то не по себе стало.
— Почему же?
— Потому что я не хочу знать, что со мной случится. А он как-нибудь возьмет и напишет. Если бы человек мог видеть будущее, он бы знал, например, когда умрет, и как, и прочие…
— Мистер Паккер, — перебила вдова, — я думаю, вам еще рано об этом беспокоиться. Готова поклясться, вы с каждым днем выглядите все моложе и моложе.
Паккер зарделся от удовольствия.
— Вообще-то говоря, я и чувствую себя гораздо лучше. Давно уже такого не было.
— Может быть, это листья так действуют?
— Нет, я думаю — дело здесь, скорее, в вашем бульоне.
Короче, время за беседой протекло легко и приятно — более приятно, признал Паккер, чем можно было ожидать. Но когда вдова Фоше ушла, в мыслях вдруг всплыл вопрос, от которого ему стало даже как-то не по себе; с чего это он так расщедрился и предложил ей — ей! — попробовать листья?
Паккер спрятал коробочку в ящик стола и снова взял в руки письмо ПугАльНаша, разгладил и прочитал.
Ошибки невольно заставили его улыбнуться, но улыбка быстро погасла. Как бы там ни было, ПугАльНаш все же его опередил, освоил — пусть даже и так — земной язык, тогда как самому Паккеру язык Пуга оказался не по силам.
«Я прарочиский и сматреть вперед тебе.»
С ума можно сойти! Хотя не исключено, что это просто шутка — или нечто такое, что на планете Пуга заменяет шутки.
Паккер отложил письмо в сторону. Смутное беспокойство, вызванное всеми накопившимися проблемами, необходимостью что-то решать, не давало сидеть на месте. Расхаживая по квартире, он продолжал думать.
Как ответить на предложение Гриффина?
Почему он угостил листьями вдову Фоше?
Что кроется за этой фразой в письме Пуга?
Он подошел к книжному шкафу, провел пальцем по широким корешкам «Галактического обзора» и, выбрав нужный том, отнес тяжелую книгу на стол.
Долго искал и наконец отыскал звезду Унук-аль-Хэй. Пуг, он помнил, жил на десятой планете системы.
Наморщив лоб, Паккер принялся расшифровывать сжатые фразы и дикие, порой загадочные сокращения. Неудобно, конечно, но смысл здесь тоже есть: в Галактике слишком много планет, которые необходимо включить, и даже в таком виде справочник занимал несколько толстенных томов, а уж с полным текстом и подробными описаниями он стал бы просто неподъемным.
«Х — м. изуч. пл., раз. обит., непр. д. л. (Т-67), торг. поср. (Т-102), леч. тр., лег. прор., тр. яз…»
Секундочку!
«Лег. прор.»
Может быть, это «легенда о пророчестве»?
Он снова перечитал абзац, переводя текст на привычный язык:
«Х — мало изученная планета, разумные обитатели, непригодна для людей (см. таблицу 67), торговля через посредников (см. таблицу 102), лечебные травы, легенда о пророчестве или „легализированное пророчество“? трудный язык…»
«Насчет языка — это точно», — подумал Паккер. За долгие годы он научился разбираться во многих галактических языках — во всяком случае, для его целей этих знаний хватало — но язык Пуга так и остался для него полной загадкой.
«Лег. прор.?»
Ни в чем нельзя быть уверенным, но кто знает, может, это и правда…
Он захлопнул справочник и отнес книгу на место. «Значит, смотришь в будущее? Почему бы это? Для чего? — подумал он, мысленно обращаясь к своему другу, и, ухмыльнувшись, добавил. — Ох и дождешься ты у меня, сверну я тебе твою длинную, тощую шею, чтоб не лез, куда не просили».
Последнее, разумеется, в шутку: слишком уж далеко ПугАльНаш жил, да и неизвестно еще, какая у него шея, если она вообще есть.
Когда пришло время укладываться на ночь, Паккер переоделся в ярко-красную с желтыми попугаями пижаму и сел на краю кровати, шевеля пальцами ног.
«Ничего себе денек выдался», — подумал он.
Нужно будет поговорить с Тони насчет сделки, предложенной правительством. Может быть, даже настоять на своем мнении — несмотря на то что при этом несколько упадут доходы корпорации «Эффективность».
Зачем же отказываться от того, что хочется, если оно само идет в руки? Тони еще того и гляди, обдерет его как липку. Пора бы уже, но, видимо, он пока слишком занят делами, чтобы всерьез планировать, как обжулить своего компаньона. Хотя это и странно: нечестный доллар всегда радовал его гораздо больше, чем законный.
Паккер вспомнил, как сказал Гриффину, что верит в Тони. Что ж, похоже, он сказал правду. Верит и даже гордится. Спору нет, Тони еще тот тип… Подумав об этом, Паккер самодовольно улыбнулся. «Ну прямо как я в молодости».
Вспомнить хотя бы ту тройную сделку с поддельной старинной мебелью в английском стиле, с картинами с Антареса и местной разновидностью самогона из системы Крысы! Боже, как он их всех тогда обобрал!
Зазвонил телефон, и Паккер двинулся в гостиную, шлепая босыми ногами по полу.
Телефон продолжал трезвонить.
— Иду уже! — сердито крикнул Паккер. — Иду!
Он подошел к телефону и снял трубку.
— Это Пикеринг, — сказал голос в трубке.
— Пикеринг… О, да. Раз вас слышать.
— Мы договаривались насчет конверта из системы Полярной звезды.
— Да, Пикеринг, я вас помню.
— Вы случайно не отыскали тот конверт?
— Отыскал, но, извините, там полоска только из четырех марок. Я говорил тогда о пяти, но, сами понимаете, память. Годы идут, и…
— Мистер Паккер, вы согласны продать этот конверт?
— Продать? Да, ведь я обещал. Дал слово, сами понимаете… Хотя теперь об этом жалею.
— Он в хорошем состоянии?
— Мистер Пикеринг, учитывая, что это единственный конверт…
— Могу я подъехать в ближайшее время взглянуть на него?
— Пожалуйста. Когда вам угодно.
— Вы подержите его для меня?
— Разумеется, — согласился Паккер. — В конце концов, никто кроме вас, и не знает еще, что у меня есть этот конверт.
— А цена?
— М-м-м… Я говорил о четверти миллиона, но речь тогда шла о полоске из пяти марок. Поскольку их только четыре, можно несколько снизить цену. Я же не вымогатель, и со мной всегда можно договориться.
— Да уж, — сказал Пикеринг с ноткой обиды в голосе.
После того как они распрощались, Паккер долго сидел в кресле, положив ноги на стол, шевелил пальцами и удивленно разглядывал их, словно никогда раньше не видел.
Сначала он продаст Пикерингу конверт с полоской из четырех марок за двести тысяч. А затем пустит слух, что существует конверт с полоской из пяти. Пикеринг, когда узнает, будет вне себя. Конечно, он испугается, что кто-нибудь его опередит и купит конверт с пятью марками, тогда как у него есть только четыре. Такого позора коллекционер вроде Пикеринга просто не вынесет.
Паккер усмехнулся и произнес вслух:
— Клюнул.
За конверт с пятью марками он, возможно, выручит сразу полмиллиона. И Пикеринг никуда не денется, выложит. Нужно будет только назначить цену повыше и позволить ему сбить ее до пятисот тысяч…
Часы на столе показывали десять — обычно он в девять уже лежал в постели.
Паккер пошевелил пальцами ног. Странное дело — не то что спать, но даже ложиться не хотелось. Он и разделся-то только по привычке.
Девять часов, надо же. В такую рань — и ложиться спать. Но ведь было время, когда он раньше полуночи об этом даже и не думал. А то, случалось, и вовсе не ложился, вспомнил Паккер, добродушно усмехаясь.
Однако в те годы ему было чем заняться, куда пойти, с кем встретиться. И жилось тогда славно, и пилось в удовольствие… Не то что сейчас. Теперь и выпивку-то делают какого-то не ту, и повара хорошие перевелись. А что касается развлечений… Эх, да что там говорить.
Друзья тоже — кого-то уже нет, с другими просто жизнь развела в стороны. Все ушли.
«Ничто не вечно», — подумал Паккер.
Он сидел, шевелил пальцами ног и смотрел на часы. Непонятно почему, но его вдруг охватило странное будоражащее чувство.
Тишину квартиры нарушали только два звука — мягкое тиканье часов и неторопливое бульканье корзины со спорами.
Паккер наклонился над краем стола и взглянул на корзину; стоит как вкопанная — полная корзина небывальщины, пробудившейся вдруг к жизни.
Когда-нибудь, подумалось ему, кто-нибудь наверняка узнает, откуда взялись эти споры, с какой далекой планеты в туманных далях у окраины Галактики. Может быть, даже сейчас нетрудно определить, где выпускаются марки — если только он поделится с кем-нибудь своей информацией, если покажет кому-нибудь в правительстве эти конверты. Но и конверты, и информация стали теперь коммерческой тайной — слишком ценной, чтобы делиться ею с кем-то посторонним, а потому конверты заперты сейчас в надежном банковском сейфе.
Разумные споры — отличное средство для доставки почты. Наносишь немного этой желтой каши на конверт или бандероль, пишешь адрес — и готово! А когда письмо доставлено, споры покрываются оболочками и ждут, пока снова кому-нибудь не понадобятся.
Сегодня они работают на Земле, и, может быть, наступит день, когда они возьмут на себя заботу о порядке на всей планете; будут мыть улицы и собирать мусор — в конце концов они установят на Земле эру чистоты и порядка, какой еще не знала ни одна галактическая раса.
Паккер пошевелил пальцами и еще раз взглянул на часы. Стрелки показывали почти половину одиннадцатого, но спать совсем не хотелось.
«А чего я сижу? — подумал Паккер. — Может быть, переодеться и пойти погулять, как говорится, при луне?» На небе действительно светила полная луна, он видел ее в окно. «Совсем сдурел», — тут же сказал он себе, отдуваясь сквозь усы, однако снял ноги со стола и направился переодеваться.
По пути в спальню он невольно хмыкнул, представив себе, как обдерет этого беднягу Пикеринга…
Склонившись перед зеркалом, он пытался завязать галстук, и тут настойчиво зазвонили в дверь.
«Если это Пикеринг, — подумал Паккер, — я его спущу с лестницы. До утра не мог подождать…»
Оказалось, это не Пикеринг. На визитной карточке, которую протянул посетитель, значилось, что его зовут Фредерик Хазлитт и что он президент торговой корпорации.
— И чего же вы от меня хотите, мистер Хазлитт?
— Я хотел бы поговорить с вами, — ответил он, воровато оглядываясь. — Мы здесь одни?
— Одни, не беспокойтесь.
— Дело, которое привело меня к вам, носит довольно деликатный характер и очень меня тревожит. Я обратился именно к вам, а не к мистеру Камперу, потому что наслышан о ваших деловых качествах. Я чувствую, что вы сможете понять мои затруднения, тогда как мистер Кампер…
— Что ж, выкладывайте, что произошло, — добродушно предложил Паккер. У него вдруг возникло ощущение, что разговор доставит ему удовольствие. Гость был явно чем-то расстроен и очень напуган.
Хазлитт наклонился вперед, и голос его упал почти до шепота:
— Дело в том, мистер Паккер, — признался он с содроганием, — что я становлюсь честным.
— Это ужасно, — сказал Паккер сочувственно.
— Вот именно. Человек в моем положении — да и любой бизнесмен — просто не может быть честным Могу сказать вам по секрету, мистер Паккер, что на прошлой неделе я потерял колоссальную сумму на одной из самых больших своих операций — и все потому, что стал честным.
— Но может быть, если вы сделаете над собой усилие, постараетесь, так сказать, от души, вам удастся хотя бы частично сохранить бесчестность?
Хазлитт удрученно покачал головой.
— Поверьте, сэр, я пытался, но ничего не выходит Вы и не представляете, как я старался. Но несмотря ни на что, я теперь всем говорю правду. Мне никого не удается обмануть, даже заказчиков. А на днях дошло до того, что я сам срезал свои показатели чистого дохода до более реалистичных цифр.
— Что-то здесь не так, — обеспокоенно сказал Тони.
— Да уж, — согласился Паккер.
— Знаешь, у меня есть идея, дядюшка. Очевидно, ты в первый раз облил марку другим бульоном. У разных фирм, что производят консервы, наверняка и разная рецептура. Дело, скорее всего, не в самом бульоне, а каком-то ингредиенте, который побуждает споры к росту. Похоже, у нас не тот бульон.
Паккер смущенно шаркнул ногой.
— Тони, я не помню, какой был бульон.
— Но ты должен вспомнить! — закричал Тони. — Думай! Ты должен вспомнить, что это была за фирма!
С несчастным видом Паккер шумно выдохнул через усы и признался:
— По правде говоря, Тони, я его не покупал. Этот бульон приготовила миссис Фоше.
— Вот, уже кое-что! Кто такая миссис Фоше?
— Любопытная старуха, что живет на этой же лестничной площадке.
— Отлично! Тебе надо лишь попросить, чтобы она приготовила еще немного.
— Я не могу, Тони.
— Но нам нужна всего одна порция. Мы отдадим бульон на анализ, чтобы узнать состав, и дело сделано!
— Она захочет узнать, зачем мне бульон. И всем расскажет, как я ее попросил. Возможно, она даже догадается, что здесь дело нечисто.
— Вот этого допустить нельзя, — озабоченно произнес Тони. — Все должно остаться между нами. Зачем нам делиться с кем-то еще?
Он сел и задумался.
— А кроме того, она, наверно, на меня злится, — добавил Паккер. — Перед моим отъездом она таки пробралась в квартиру и до смерти перепугалась, когда увидала мышь. После чего понеслась к управляющему жаловаться.
Тони щелкнул пальцами.
— Придумал! — воскликнул он. — Я знаю, как мы это обтяпаем. Ты иди и ложись в постель, а…
— Еще чего! — проворчал Паккер.
— Послушай, дядюшка, другого выхода нет. Тебе придется мне подыграть.
— Что-то мне это не нравится. Совсем не нравится.
— Иди ложись в постель и притворяйся больным. Сделай вид, что тебе плохо. А я отправлюсь к этой миссис Фоше и распишу ей, как ты переживаешь из-за того, что ее напугала мышь. Скажу, что ты, мол, весь день вкалывал и приводил квартиру в порядок, только чтобы это не повторилось. Скажу, ты так, мол, работал, что…
— Ни в коем случае, — взвизгнул Паккер. — Она же сюда пулей прилетит! Очень мне это нужно!
— А парочку миллиардов тебе не нужно, а? — сердито спросил Тони.
— Да не особенно, — ответил Паккер. — Душа как-то не лежит.
— Ладно, я скажу ей, что ты совсем не встаешь — сердце, мол, слабое — но ты очень просил приготовить тебе еще такого же бульона.
— Я запрещаю тебе говорить это! — не выдержал Паккер. — Не смей ее приплетать!
— Но, дядюшка, — попытался уговорить его Тони, — если ты не хочешь сделать это ради себя, подумай обо мне. Я у тебя один родственник на всем свете остался. И это первый случай, когда мне выпала возможность действительно разбогатеть. Может быть, я много хвастаюсь и делаю вид, что процветаю, но на самом деле… — Он понял, что это не довод и сменил тактику: — Ну хорошо, если не ради меня, то сделай это хотя бы ради Энн, ради ребятишек. Тебе же не хочется, чтобы маленьким бедняжкам пришлось…
— Ладно, заткнись, а то ты еще расплачешься сейчас, — сказал Паккер. — Черт с тобой, я согласен.
Вышло еще хуже, чем он предполагал. Знал бы он заранее, что так получится, — в жизни бы не согласился на такую авантюру.
Вдова Фоше сама принесла кастрюльку с бульоном. Затем села на край кровати, приподняла ему голову и, сюсюкая, принялась кормить его с ложки.
Он чуть не провалился от стыда.
Но то, что им было нужно, они все-таки получили. Когда вдова Фоше решила, что ему уже достаточно, в кастрюльке осталось еще примерно столько же, и она оставила бульон им. «Бедняжке он еще пригодится», — сказал она.
Время приближалось к трем, и с минуты на минуту должна была явиться вдова Фоше с бульоном.
При мысли о бульоне у Паккера сдавило горло.
«В один прекрасный день, — пообещал он себе, — я разобью Тони башку». Если бы не этот проныра, ничего бы и не началось.
Прошло уже полгода, и каждый божий день она приносила свой бульон, садилась рядом и начинала без умолку трещать, а он тем временем должен был через силу вливать в себя целую тарелку. И хуже всего то, что приходилось делать вид, будто бульон ему нравится.
А она-то как радовалась! Боже, ну откуда в ней столько веселости и энергии? Toujours gai [1], припомнилось ему французское выражение. Как тот ненормальный кот, которого древний писатель описал в своих глупых стишках [2].
«И надо же до этого додуматься! Чеснок в говяжьем бульоне! Ну кто о таком слышал?» — беспомощно сокрушался Паккер. Ведь это просто… варварство!
Особый рецепт, называется… Однако именно чеснок подействовал на споры, именно эта питательная среда пробудила их к жизни и заставила расти.
А возможно, чеснок в бульоне пошел на пользу и ему самому, признавал Паккер. Уже долгие годы он не чувствовал себя так славно, в походке появилась упругость, да и уставать он стал гораздо меньше. Раньше его всегда клонило после полудня в сон, и он ложился вздремнуть, а теперь об этом и не вспоминал. Работал как обычно, нет, даже больше обычного и — если не принимать в расчет вдову с бульоном — считал себя очень счастливым человеком. Да, именно так — очень счастливым.
И если Тони не станет отрывать его от марок, ему этого счастья надолго хватит. Тони молодой, шустрый, вот пусть и тащит на себе корпорацию «Эффективность». В конце концов, он сам на этом настаивал. Хотя, надо признать, дела у него идут отлично: множество промышленных предприятий, страховых компаний, банковских контор и прочих организаций уже сделали заказы. Пройдет какое-то время, утверждал Тони, и ни одному деловому человеку даже в голову не придет, что можно обойтись без услуг корпорации «Эффективность».
Прозвенел звонок, и Паккер пошел открывать. Наверняка вдова Фоше со своей кастрюлькой.
Оказалось, нет.
— Мистер Клайд Паккер? — спросил человек, стоявший на лестничной площадке.
— Да, сэр, — ответил Паккер. — Проходите, пожалуйста.
— Меня зовут Джон Гриффин, — сказал гость, сев в предложенное кресло. — Я представляю Женеву.
— Женеву? Вы имеете в виду правительство?
Гриффин предъявил свои документы.
— Хорошо. Чем могу быть полезен? — спросил Паккер несколько прохладным тоном, поскольку большой любви к правительству не испытывал.
— Насколько я понимаю, вы являетесь старшим партнером в корпорации «Эффективность», верно?
— Кажется, так оно и есть.
— Вы не уверены?!
— Не на все сто. Я, безусловно, партнер, а вот старший или еще как, утверждать не стану. Всеми делами заправляет Тони, и я в них не вмешиваюсь.
— Вы и ваш племянник — единственные владельцы фирмы?
— Вот это абсолютно точно. Мы никого не хотим брать в долю.
— Мистер Паккер, в течение определенного времени правительственные службы вели переговоры с мистером Кампером… Он ничего вам об этом не рассказывал?
— Ни слова. Я занят своими марками, и он старается меня не беспокоить.
— Мы заинтересованы в ваших услугах, — сказал Гриффин, — и пытались их купить.
— Пожалуйста. Платите деньги и…
— Но вы не знаете сути проблемы. Мистер Кампер настаивает на отдельных контрактах для каждого подразделения правительственных служб. Получается чудовищная сумма…
— Оно того стоит, — заверил гостя Паккер. — Можете не сомневаться.
— Но это несправедливо, — твердо сказал Гриффин. — Мы готовы заключить соглашения по каждому департаменту, хотя и это — уступка с нашей стороны, поскольку правительство положено бы рассматривать как одного заказчика.
— Послушайте, — не выдержал Паккер. — Зачем вы со мной об этом говорите? Я не занимаюсь делами корпорации. Этими вопросами ведает Тони. Вам придется вести переговоры с ним. Я лично в мальчишку верю: у него голова варит. А меня «Эффективность» мало интересует — только марки.
— Вот именно, — обрадовано произнес Гриффин. — Я об этом и хотел поговорить.
— В смысле?
— Дело в том, — Гриффин перешел на доверительную интонацию, — что наше правительство получает ежедневно вместе с почтой множество марок. Не помню точную цифру, но это несколько тонн филателистического материала в день со всех планет Галактики. В прошлом мы реализовывали их через несколько филателистических компаний, но теперь администрация склоняется к тому, чтобы предложить весь филателистический материал оптом — и весьма недорого — в качестве условия заключения сделки.
— Отлично. Но что я буду делать с марками, если они будут поступать по несколько тонн в день?
— Не знаю. Но ведь вы так интересуетесь марками, а это великолепная возможность первому покопаться в превосходном материале. Думаю, что вам вряд ли кто предложит такой богатый источник.
— И вы хотите уступить все это мне, если я уговорю Тони пойти вам на уступки?
Гриффин расплылся в счастливой улыбке.
— Вы прекрасно меня понимаете.
Паккер хмыкнул.
— Понимаете?! Да я вас насквозь вижу!
— О, я бы не хотел чтобы у вас создалось неверное представление о правительстве. Это деловое предложение, чисто деловое.
— Надо полагать, за эти горы бумаги, от которых я вас избавлю, вы рассчитываете получить лишь небольшую номинальную плату?
— Чисто условную, — заверил его Гриффин.
— Хорошо. Я подумаю и сообщу вам свое решение Но сейчас, разумеется, ничего обещать не буду.
— Конечно, мистер Паккер. Я не стану вас торопить.
Когда Гриффин ушел, Паккер задумался о его предложении, и чем больше он думал, тем привлекательнее оно ему казалось.
Можно будет арендовать большое складское помещение, установить там «Корзину эффективности» и просто сваливать туда все новые поступления — «Корзина» рассортирует их сама.
У него не было уверенности, что одна корзина справится с подробной классификацией — разве что разберет материал по планетарным группам — но если так, он просто установит еще одну, и уж с двумя-то корзинами он сможет добиться любой точности. А после того как они отберут для него наиболее ценные экземпляры, он передаст весь хлам специально созданной торговой организации — продавать по таким ценам, что все остальные дельцы от филателии просто вылетят в трубу.
Паккер удовлетворенно потер руки, представляя, как он «разденет» всех этих жуликов. Сами они такое вытворяют, что им только поделом будет.
Радужные перспективы омрачала только одна маленькая деталь. Конечно, предложение Гриффина — это почти то же самое, что взятка, хотя чего еще ожидать от правительства? В администрации полно взяточников, вымогателей, лоббистов, «борцов за особые интересы» и прочих жуликов. Возможно, никто ничего и не подумает, если он согласится на сделку с марками — кроме оптовых торговцев, разумеется, но они-то уж никак не могут помешать: им останется только сесть на задние лапы и выть на луну.
Однако имеет ли он право вмешиваться в дела Тони? Ему, конечно, несложно будет упомянуть об этом при случае, и Тони скажет «да». Но вот стоит ли?
Паккер мучился, не находя ответа и даже не приближаясь к нему, пока в дверь снова не позвонили.
На этот раз пришла вдова Фоше, но с пустыми руками. Без бульона.
— Добрый день, — сказал Паккер. — Сегодня вы несколько позже.
— Я было уже собралась, но увидела, что у вас посетитель. Он уже ушел?
— Да, не очень давно.
Она шагнула через порог, и Паккер закрыл за ней дверь.
— Мистер Паккер, — сказала вдова Фоше, когда они прошли в гостиную, — я должна извиниться: сегодня без бульона. По правде говоря, мне немного надоело варить его каждый день.
— В таком случае, — галантно произнес Паккер, — угощение сегодня за мной.
Он открыл ящик стола и достал новую коробочку с листьями, присланную ПугАльНашем всего днем раньше. Почти благоговейно Паккер открыл крышку и протянул коробочку вдове Фоше. Та невольно шагнула назад.
— Попробуйте, — предложил Паккер. — Возьмите щепотку. Только не глотайте, а жуйте.
Вдова осторожно отщипнула пальцами кусочек высушенного листка.
— Это слишком много, — предостерег ее Паккер, — нужно совсем чуть-чуть. Да и достать их нелегко.
Она сунула щепотку зелени в рот. Паккер, улыбаясь, следил за выражением ее лица. Поначалу вдова выглядела так, словно он предложил ей яд, но вскоре откинулась на спинку кресла и успокоилась — видимо, решила, что смертельная опасность ей не угрожает.
— У меня такое впечатление, — произнесла она, — что я за всю свою жизнь ничего похожего не пробовала.
— Наверняка не пробовали. Возможно, кроме меня самого, вы — единственный человек на Земле, кто попробовал это лакомство, Я получаю его от своего друга, который живет на планете у очень далекой звезды. Его зовут ПугАльНаш. Он регулярно присылает мне бандероли с этими листьями и всегда прикладывает небольшие записки.
Паккер поискал в ящике и нашел последнюю.
— Вот послушайте, — сказал он и прочел записку вслух:
"Дараго друг: я в огромный щастье твой последний пасылка с табак. Пжалста еще тот самый. Ты незнать что я прарочиский и смотреть вперед тебе. Но так как это есть и я агромный радость сделат такой задача для друг. Я заверить ты это все к лучший. Можетбыт ты скора богатеть много.
Твой добрый друг.
Пуг Аль Наш."
Паккер бросил записку на стол.
— И что вы об этом думаете? — спросил он. — Особенно о том, что он пророк и видит мое будущее?
— Наверно, ничего страшного. Он же утверждает, что вы скоро разбогатеете.
— А по-моему, это очень напоминает цыганские предсказания, мне поначалу даже как-то не по себе стало.
— Почему же?
— Потому что я не хочу знать, что со мной случится. А он как-нибудь возьмет и напишет. Если бы человек мог видеть будущее, он бы знал, например, когда умрет, и как, и прочие…
— Мистер Паккер, — перебила вдова, — я думаю, вам еще рано об этом беспокоиться. Готова поклясться, вы с каждым днем выглядите все моложе и моложе.
Паккер зарделся от удовольствия.
— Вообще-то говоря, я и чувствую себя гораздо лучше. Давно уже такого не было.
— Может быть, это листья так действуют?
— Нет, я думаю — дело здесь, скорее, в вашем бульоне.
Короче, время за беседой протекло легко и приятно — более приятно, признал Паккер, чем можно было ожидать. Но когда вдова Фоше ушла, в мыслях вдруг всплыл вопрос, от которого ему стало даже как-то не по себе; с чего это он так расщедрился и предложил ей — ей! — попробовать листья?
Паккер спрятал коробочку в ящик стола и снова взял в руки письмо ПугАльНаша, разгладил и прочитал.
Ошибки невольно заставили его улыбнуться, но улыбка быстро погасла. Как бы там ни было, ПугАльНаш все же его опередил, освоил — пусть даже и так — земной язык, тогда как самому Паккеру язык Пуга оказался не по силам.
«Я прарочиский и сматреть вперед тебе.»
С ума можно сойти! Хотя не исключено, что это просто шутка — или нечто такое, что на планете Пуга заменяет шутки.
Паккер отложил письмо в сторону. Смутное беспокойство, вызванное всеми накопившимися проблемами, необходимостью что-то решать, не давало сидеть на месте. Расхаживая по квартире, он продолжал думать.
Как ответить на предложение Гриффина?
Почему он угостил листьями вдову Фоше?
Что кроется за этой фразой в письме Пуга?
Он подошел к книжному шкафу, провел пальцем по широким корешкам «Галактического обзора» и, выбрав нужный том, отнес тяжелую книгу на стол.
Долго искал и наконец отыскал звезду Унук-аль-Хэй. Пуг, он помнил, жил на десятой планете системы.
Наморщив лоб, Паккер принялся расшифровывать сжатые фразы и дикие, порой загадочные сокращения. Неудобно, конечно, но смысл здесь тоже есть: в Галактике слишком много планет, которые необходимо включить, и даже в таком виде справочник занимал несколько толстенных томов, а уж с полным текстом и подробными описаниями он стал бы просто неподъемным.
«Х — м. изуч. пл., раз. обит., непр. д. л. (Т-67), торг. поср. (Т-102), леч. тр., лег. прор., тр. яз…»
Секундочку!
«Лег. прор.»
Может быть, это «легенда о пророчестве»?
Он снова перечитал абзац, переводя текст на привычный язык:
«Х — мало изученная планета, разумные обитатели, непригодна для людей (см. таблицу 67), торговля через посредников (см. таблицу 102), лечебные травы, легенда о пророчестве или „легализированное пророчество“? трудный язык…»
«Насчет языка — это точно», — подумал Паккер. За долгие годы он научился разбираться во многих галактических языках — во всяком случае, для его целей этих знаний хватало — но язык Пуга так и остался для него полной загадкой.
«Лег. прор.?»
Ни в чем нельзя быть уверенным, но кто знает, может, это и правда…
Он захлопнул справочник и отнес книгу на место. «Значит, смотришь в будущее? Почему бы это? Для чего? — подумал он, мысленно обращаясь к своему другу, и, ухмыльнувшись, добавил. — Ох и дождешься ты у меня, сверну я тебе твою длинную, тощую шею, чтоб не лез, куда не просили».
Последнее, разумеется, в шутку: слишком уж далеко ПугАльНаш жил, да и неизвестно еще, какая у него шея, если она вообще есть.
Когда пришло время укладываться на ночь, Паккер переоделся в ярко-красную с желтыми попугаями пижаму и сел на краю кровати, шевеля пальцами ног.
«Ничего себе денек выдался», — подумал он.
Нужно будет поговорить с Тони насчет сделки, предложенной правительством. Может быть, даже настоять на своем мнении — несмотря на то что при этом несколько упадут доходы корпорации «Эффективность».
Зачем же отказываться от того, что хочется, если оно само идет в руки? Тони еще того и гляди, обдерет его как липку. Пора бы уже, но, видимо, он пока слишком занят делами, чтобы всерьез планировать, как обжулить своего компаньона. Хотя это и странно: нечестный доллар всегда радовал его гораздо больше, чем законный.
Паккер вспомнил, как сказал Гриффину, что верит в Тони. Что ж, похоже, он сказал правду. Верит и даже гордится. Спору нет, Тони еще тот тип… Подумав об этом, Паккер самодовольно улыбнулся. «Ну прямо как я в молодости».
Вспомнить хотя бы ту тройную сделку с поддельной старинной мебелью в английском стиле, с картинами с Антареса и местной разновидностью самогона из системы Крысы! Боже, как он их всех тогда обобрал!
Зазвонил телефон, и Паккер двинулся в гостиную, шлепая босыми ногами по полу.
Телефон продолжал трезвонить.
— Иду уже! — сердито крикнул Паккер. — Иду!
Он подошел к телефону и снял трубку.
— Это Пикеринг, — сказал голос в трубке.
— Пикеринг… О, да. Раз вас слышать.
— Мы договаривались насчет конверта из системы Полярной звезды.
— Да, Пикеринг, я вас помню.
— Вы случайно не отыскали тот конверт?
— Отыскал, но, извините, там полоска только из четырех марок. Я говорил тогда о пяти, но, сами понимаете, память. Годы идут, и…
— Мистер Паккер, вы согласны продать этот конверт?
— Продать? Да, ведь я обещал. Дал слово, сами понимаете… Хотя теперь об этом жалею.
— Он в хорошем состоянии?
— Мистер Пикеринг, учитывая, что это единственный конверт…
— Могу я подъехать в ближайшее время взглянуть на него?
— Пожалуйста. Когда вам угодно.
— Вы подержите его для меня?
— Разумеется, — согласился Паккер. — В конце концов, никто кроме вас, и не знает еще, что у меня есть этот конверт.
— А цена?
— М-м-м… Я говорил о четверти миллиона, но речь тогда шла о полоске из пяти марок. Поскольку их только четыре, можно несколько снизить цену. Я же не вымогатель, и со мной всегда можно договориться.
— Да уж, — сказал Пикеринг с ноткой обиды в голосе.
После того как они распрощались, Паккер долго сидел в кресле, положив ноги на стол, шевелил пальцами и удивленно разглядывал их, словно никогда раньше не видел.
Сначала он продаст Пикерингу конверт с полоской из четырех марок за двести тысяч. А затем пустит слух, что существует конверт с полоской из пяти. Пикеринг, когда узнает, будет вне себя. Конечно, он испугается, что кто-нибудь его опередит и купит конверт с пятью марками, тогда как у него есть только четыре. Такого позора коллекционер вроде Пикеринга просто не вынесет.
Паккер усмехнулся и произнес вслух:
— Клюнул.
За конверт с пятью марками он, возможно, выручит сразу полмиллиона. И Пикеринг никуда не денется, выложит. Нужно будет только назначить цену повыше и позволить ему сбить ее до пятисот тысяч…
Часы на столе показывали десять — обычно он в девять уже лежал в постели.
Паккер пошевелил пальцами ног. Странное дело — не то что спать, но даже ложиться не хотелось. Он и разделся-то только по привычке.
Девять часов, надо же. В такую рань — и ложиться спать. Но ведь было время, когда он раньше полуночи об этом даже и не думал. А то, случалось, и вовсе не ложился, вспомнил Паккер, добродушно усмехаясь.
Однако в те годы ему было чем заняться, куда пойти, с кем встретиться. И жилось тогда славно, и пилось в удовольствие… Не то что сейчас. Теперь и выпивку-то делают какого-то не ту, и повара хорошие перевелись. А что касается развлечений… Эх, да что там говорить.
Друзья тоже — кого-то уже нет, с другими просто жизнь развела в стороны. Все ушли.
«Ничто не вечно», — подумал Паккер.
Он сидел, шевелил пальцами ног и смотрел на часы. Непонятно почему, но его вдруг охватило странное будоражащее чувство.
Тишину квартиры нарушали только два звука — мягкое тиканье часов и неторопливое бульканье корзины со спорами.
Паккер наклонился над краем стола и взглянул на корзину; стоит как вкопанная — полная корзина небывальщины, пробудившейся вдруг к жизни.
Когда-нибудь, подумалось ему, кто-нибудь наверняка узнает, откуда взялись эти споры, с какой далекой планеты в туманных далях у окраины Галактики. Может быть, даже сейчас нетрудно определить, где выпускаются марки — если только он поделится с кем-нибудь своей информацией, если покажет кому-нибудь в правительстве эти конверты. Но и конверты, и информация стали теперь коммерческой тайной — слишком ценной, чтобы делиться ею с кем-то посторонним, а потому конверты заперты сейчас в надежном банковском сейфе.
Разумные споры — отличное средство для доставки почты. Наносишь немного этой желтой каши на конверт или бандероль, пишешь адрес — и готово! А когда письмо доставлено, споры покрываются оболочками и ждут, пока снова кому-нибудь не понадобятся.
Сегодня они работают на Земле, и, может быть, наступит день, когда они возьмут на себя заботу о порядке на всей планете; будут мыть улицы и собирать мусор — в конце концов они установят на Земле эру чистоты и порядка, какой еще не знала ни одна галактическая раса.
Паккер пошевелил пальцами и еще раз взглянул на часы. Стрелки показывали почти половину одиннадцатого, но спать совсем не хотелось.
«А чего я сижу? — подумал Паккер. — Может быть, переодеться и пойти погулять, как говорится, при луне?» На небе действительно светила полная луна, он видел ее в окно. «Совсем сдурел», — тут же сказал он себе, отдуваясь сквозь усы, однако снял ноги со стола и направился переодеваться.
По пути в спальню он невольно хмыкнул, представив себе, как обдерет этого беднягу Пикеринга…
Склонившись перед зеркалом, он пытался завязать галстук, и тут настойчиво зазвонили в дверь.
«Если это Пикеринг, — подумал Паккер, — я его спущу с лестницы. До утра не мог подождать…»
Оказалось, это не Пикеринг. На визитной карточке, которую протянул посетитель, значилось, что его зовут Фредерик Хазлитт и что он президент торговой корпорации.
— И чего же вы от меня хотите, мистер Хазлитт?
— Я хотел бы поговорить с вами, — ответил он, воровато оглядываясь. — Мы здесь одни?
— Одни, не беспокойтесь.
— Дело, которое привело меня к вам, носит довольно деликатный характер и очень меня тревожит. Я обратился именно к вам, а не к мистеру Камперу, потому что наслышан о ваших деловых качествах. Я чувствую, что вы сможете понять мои затруднения, тогда как мистер Кампер…
— Что ж, выкладывайте, что произошло, — добродушно предложил Паккер. У него вдруг возникло ощущение, что разговор доставит ему удовольствие. Гость был явно чем-то расстроен и очень напуган.
Хазлитт наклонился вперед, и голос его упал почти до шепота:
— Дело в том, мистер Паккер, — признался он с содроганием, — что я становлюсь честным.
— Это ужасно, — сказал Паккер сочувственно.
— Вот именно. Человек в моем положении — да и любой бизнесмен — просто не может быть честным Могу сказать вам по секрету, мистер Паккер, что на прошлой неделе я потерял колоссальную сумму на одной из самых больших своих операций — и все потому, что стал честным.
— Но может быть, если вы сделаете над собой усилие, постараетесь, так сказать, от души, вам удастся хотя бы частично сохранить бесчестность?
Хазлитт удрученно покачал головой.
— Поверьте, сэр, я пытался, но ничего не выходит Вы и не представляете, как я старался. Но несмотря ни на что, я теперь всем говорю правду. Мне никого не удается обмануть, даже заказчиков. А на днях дошло до того, что я сам срезал свои показатели чистого дохода до более реалистичных цифр.