Саймак К. Схватка

душа не двигалась по поверхности планеты.
Это было верно, чувствовал он, по крайней мере, в одном отношении.
Более чем вероятно, он был единственным человеком, который знал - который
знал, что сознательные машины хотели, чтобы он знал.
Они хотели, чтобы он знал - и только он один знал, в этом он был
уверен. Они хотели, чтобы он знал, как сказала пишущая машинка, потому что
он был средним человеком.
Почему он?
Почему средний человек?
На этот вопрос был ответ, и он был уверен в этом - очень простой ответ.
Белка пробежала по стволу дуба и повисла головой вниз, зацепившись
своими крохотными коготками за кору и бранясь.
Надвинув шляпу почти на самые глаза и засунув руки глубоко в карманы,
Крейн шагал неторопливо, шурша по недавно опавшей листве.
Зачем им нужно, чтобы кто-нибудь знал?
Разве не было бы более вероятно, что они не захотят, чтобы кто-нибудь
знал, чтобы прятаться, пока не придет время действовать, чтобы
использовать элемент внезапности при подавлении любого возможного
сопротивления?
Сопротивление!
Вот где ответ!
Они захотят узнать, какое сопротивление ожидать.
А как можно узнать, на какое сопротивление натолкнешься в чужой
цивилизации?
Ну что ж, сказал себе Крейн, проверяя ответную реакцию. Прощупывая
слабые места чужестранца и наблюдая за его действиями. Делая вывод о
реакции проверяемого путем сознательного наблюдения.
Значит, они прощупали меня, думал он. Меня, среднего человека.
Они дали мне это понять и теперь наблюдают, что я делаю.
И как можно было бы поступить в таком случае?
Обратиться в полицию и заявить: "Я имею доказательства того, что машины
из космического пространства прибыли на Землю и освобождают наши машины".
А полиция - что бы они сделали?
Проверили, не принимал ли алкоголь, позвали медика, чтобы посмотреть, в
здравом ли ты уме, связались с ФБР, чтобы узнать, не разыскивают ли тебя
где-нибудь, и наверняка допросили "с пристрастием" в связи с последним
убийством. Потом засадили за решетку, пока не выдумают еще чего-нибудь.
Пойти к губернатору штата, а тот, будучи политиком и притом очень
скользким, вежливо осадил бы тебя.
Отправиться в Вашингтон и неделями ожидать встречи с кем-нибудь. А
после такой встречи твое имя попадет в ФБР как подозрительное и требующее
периодической проверки. А если об этом узнал конгресс и они не были
слишком заняты в этот момент, то они скорее всего займутся расследованием
тебя самого.
Направиться в университет штата и поговорить с учеными - или попытаться
с ними поговорить. Можно быть уверенным в том, что они заставили бы тебя
понять, что ты лезешь не в свои дела и притом напролом.
Отправиться в газету, особенно если ты сам газетчик, и написать...
Крейн задрожал при мысли об этом.
Он мог себе представить, что произойдет.
Люди рационализировали. Они рационализировали, чтобы свести сложное к
простому, неизвестное к понятному, чуждое к общеизвестному. Они
рационализировали, чтобы спасти свое здравомыслие - чтобы превратить
мысленно неприемлемую концепцию во что-то, с чем они могли жить.
Штука в шкафчике была розыгрышем. Маккей сказал про швейную машину:
"Позабавься с этим". А в Гарварде будут десятки теорий, объясняющих
исчезновение электронного мозга, и ученые люди будут ломать голову над
тем, почему они никогда не задумывались над этими теориями раньше. А
мужчина, который видел швейную машину? "Вероятно, - подумал Крейн, - он
уже убедил себя в том, что он был пропитым пьяницей".
Когда он вернулся домой, уже стемнело. Вечерняя газета белой кляксой
валялась на крылечке, куда ее бросил разносчик. Он поднял ее и, перед тем
как войти в дом, постоял в тени крыльца, всматриваясь в улицу.
Старая и знакомая, она была точно такой же, как и в годы его детства,
дружелюбным местом с уходящей линией уличных фонарей и высокой и
внушительной полосой из древних вязов. Этим вечером по улице полз запах
дыма от горящих листьев, и этот запах, как и улица, старый и знакомый, был
заметным символом первых воспоминаний.
Именно такие символы, думал он, составляли человечность и все то, что
делало человеческую жизнь стоящей, - вязы и дым от листьев, уличные
фонари, бросающие блики на тротуар, и отсвет от освещенных окон, смутно
виднеющихся за деревьями.
Через кустарник, окружавший крыльцо, прошмыгнула кошка, а на другой
стороне улицы завыла собака.
Уличные фонари, думал он, охотящиеся кошки и воющие собаки... все это
есть образ, образ человеческой жизни на планете Земля.
Он отомкнул дверь и вошел в дом.
Пишущая машинка по-прежнему стояла на столе. Отрезок трубы по-прежнему
лежал на раковине. Кухня была все тем же старым, уютным местом, свободным
от какой-то внешней угрозы чужой жизни, которая лезла в земные дела.
Он швырнул газету на стол и на мгновение склонился над ней, читая
заголовки.
Его внимание привлек жирный шрифт наверху второй колонки. Заголовок:
КТО КОГО ДУРАЧИТ?
"Кембридж, Массачусетс (ЮПИ). Кто-то сыграл шутку с Гарвардским
университетом, органами печати страны и редакторами всех постоянных газет.
Сообщение проскочило по каналам новостей сегодня утром как информация
об исчезновении электронного мозга Гарварда.
Сообщение оказалось голословным. Мозг по-прежнему находится в Гарварде.
Он никуда не исчезал. Никто не знает, каким образом это сообщение попало в
различные агентства печати, но все они передали его приблизительно в одно
и то же время.
Все заинтересованные стороны начали расследование и надеются, что
объяснение..."
Крейн выпрямился.
Иллюзия или прикрытие?
- Иллюзия, - сказал он вслух.
Машинка звякнула в тишине кухни.
"Не иллюзия, Джо", - написала она.
Он ухватился за край стола и медленно опустился в кресло.
Что-то пробежало по полу гостиной, и, когда оно пересекло полоску
света, пробивавшуюся из двери в кухню, Крейн успел это заметить уголком
глаза.
Машинка застрекотала.
"Джо!"
- Что? - спросил он.
"В кустах у крыльца была не кошка".
Он поднялся на ноги, пошел в гостиную и снял телефонную трубку. Гудка
не было. Он потряс вилку. Гудка так и не было.
Он повесил трубку на место.
Линию перерезали. В доме была, по крайней мере, одна из них. По крайней
мере, одна была снаружи.
Он подошел к входной двери и распахнул ее, тут же захлопнул дверь,
закрыл на замок и щеколду.
Он стоял, дрожа, прислонясь спиной к двери, и вытирал лоб рукавом
рубашки.
- Боже мой, - сказал он себе, - двор кишит ими!
Он вернулся назад в кухню.
Они хотели, чтобы он знал.
Они прощупали его, чтобы посмотреть, как он среагирует.
Потому что они были вынуждены узнать. До того, как начать действовать,
они должны были узнать, с какой опасностью они столкнутся, какой реакции
ожидать от людей.
Зная все это, можно было быть полностью уверенным.
А я не реагировал, сказал он себе. Я был пассивным. Они выбрали не того
человека. Я ничего не сделал. Я не оправдал их надежд.
Теперь они попытают счастья на другом.
Я для них не представляю ценности, в то же время я опасен, потому что я
знаю. Поэтому сейчас они собираются убить меня и попробовать кого-нибудь
другого.
Так будет логично. Так будет закономерно.
Если один чужестранец не реагирует, он может быть исключением. Может
быть, просто необычно глуповатый. Тогда давайте прикончим его и попробуем
другого. Попробуем столько из них, сколько нужно, и получим норму.
Четыре варианта, думал Крейн.
Они могут попытаться прикончить людей, и нельзя сбрасывать со счетов
тот факт, что они могут победить. Им помогут освобожденные земные машины,
а человек, воюющий против машин и без помощи машин, вряд ли сможет воевать
эффективно. Конечно, могут пройти годы, но если сломают передний край
обороны человека, конец можно предсказать - безжалостные, терпеливые
машины, преследующие и убивающие последних оставшихся в живых людей,
уничтожающие человеческую расу.
Они могут создать цивилизацию машин с людьми в качестве слуг машин, то
есть перестановка ролей, существующих в настоящее время. И тогда, думал
Крейн, может быть бесконечное и безнадежное рабство, так как рабы могут
восстать и сбросить свои цепи только в том случае, когда их угнетатели
становятся беспечными или есть помощь со стороны. Машины, сказал он себе,
не станут слабыми или беспечными. В них не будет человеческой слабости, а
помощь со стороны не объявится.
Или они могут просто убрать машины с Земли - массовый уход пробужденных
и сознательных машин, - чтобы начать новую жизнь на какой-нибудь далекой
планете, оставив человека со слабыми и пустыми руками позади. Естественно,
будут орудия труда. Все простые орудия. Молотки и пилы, топоры, колесо,
рычаг - но не будет машин, сложных орудий, которые смогут опять привлечь
внимание механической культуры, осуществившей свой крестовый поход
освобождения далеко среди звезд. Пройдет много времени, если не вечность,
пока человек опять осмелится строить машины.
Или они, живые машины, потерпят неудачу, или поймут, что они потерпят
неудачу, и, зная этот факт, покинут Землю навсегда. Механическая логика не
позволит им платить чрезмерную цену за освобождение машин Земли.
Он обернулся и посмотрел на дверь между гостиной и кухней. Они сидели,
выстроившись в ряд, и глядели на него своими безглазыми лицами.
Конечно, он мог позвать на помощь. Он мог открыть окно и закричать,
чтобы поднять соседей. Соседи прибегут, но к тому времени будет слишком
поздно. Они поднимут шум, откроют пальбу, будут лупить по увертливым
металлическим телам неуклюжими садовыми граблями. Кто-нибудь вызовет
пожарную команду, кто-нибудь еще вызовет полицию, вот так человеческая
раса устроит жалкое и ненужное зрелище.
Это, сказал он себе, будет именно той пробной реакцией, именно той
предварительной пробной схваткой, которой добиваются эти твари, - пример
человеческой истерии и сумятицы, которая сможет убедить их, что их задача
будет легкой.
Один человек, сказал он себе, может поступить намного лучше. Один
человек, знающий, чего от него ожидают, мог дать им ответ, который им не
понравится.
Поскольку это была только схватка, сказал он себе, разведка боем.
Выступление небольшой разведгруппы с целью выяснить силу противника.
Предварительный контакт для получения данных, которые можно оценивать
применительно ко всей расе.
И если атаковали аванпост, оставалось сделать лишь одно, лишь одно, что
можно ожидать. Нанести как можно больший урон и отступить с честью.
Отступить с честью.
Теперь их стало больше. Они пропилили, или прогрызли, или как-то
проделали крысиную дыру в запертой входной двери и теперь подходили,
смыкались, чтобы совершить убийство. Они расселись рядами на полу. Они
мчались по стенам и бежали по потолку.
Крейн поднялся на ноги, его фигура человека ростом в шесть футов
излучала полнейшую уверенность в себе. Он протянул руку к раковине, и его
пальцы сомкнулись вокруг обрезка трубы. Он взвесил его в руке - это была
удобная и увесистая дубинка.
После этого будут новые, подумал он. И они могут придумать что-нибудь
получше. Но это первая схватка, и я отступлю с честью, насколько меня
хватит.
Он держал трубу наготове.
- Итак, господа! - сказал он.