Страница:
— Но к чему нам возиться с троллями? — растерянно спросил Дрейтон. — Я мог бы вызвать орудия и самолеты…
— Не валяйте дурака, — сердито ответил Шарп. — Мы их пальцем тронуть не можем. Нам необходимо обойтись без инцидента. Люди не могут вмешиваться в дело, которое обитатели холмов и их прежние служители должны разрешить между собой.
— Но ведь тигр уже убил…
— Тигр. А не человек. Мы можем…
— Сильвестр только защищал нас! — вмешалась Кэрол.
— Нельзя ли идти не так быстро? — взмолилась Нэнси. — Я не привыкла…
— Обопритесь на мою руку, — предложил Ламберт. — Тропа тут действительно очень крута.
— Знаешь, Пит, — радостно сказала Нэнси, — мистер Ламберт согласился погостить у меня год-другой и написать для меня несколько картин. Как мило с его стороны, не правда ли?
— Да, — сказал Максвелл. — Да, конечно.
Тропа, которая до сих пор вилась вверх по склону, круто пошла вниз, к оврагу, усыпанному огромными камнями, в полусвете раннего утра напоминавшими приготовившихся к прыжку горбатых зверей. Через овраг был переброшен мост, казалось доставленный сюда прямо с одной из дорог средневековья. Поглядев на него, Максвелл усомнился, действительно ли его построили всего несколько десятилетий назад, когда создавался заповедник.
И неужели, подумал он, прошло всего двое суток с того момента, когда он вернулся на Землю и попал прямо в кабинет инспектора Дрейтона? За этот срок произошло столько событий, что они, казалось, никак не могли вместиться в сорок восемь часов. И столько произошло — и продолжает происходить — самого невероятного! Но от исхода этих событий, возможно, зависели судьбы человечества и союза дружбы, который человек создал среди звезд.
Он попытался вызвать в своей душе ненависть к колесникам, но ненависти не было. Они были слишком чужды людям, слишком от них далеки, чтобы внушать ненависть. Они представлялись некоей абстракцией зла, а не злыми ожесточенными существами, хотя, как он прекрасно понимал, это не делало их менее опасными. Например, тот, другой Питер Максвелл: его, конечно, убили колесники — ведь там, где его нашли, в воздухе чувствовался странный, отвратительный запах — и теперь, после тех нескольких минут в кабинете Шарпа, Максвелл легко представил себе, что это был за запах. А убили его колесники потому, что, по их сведениям, первым на Землю должен был вернуться Максвелл, попавший на хрустальную планету, и, убив его, они рассчитывали помешать ему сорвать переговоры, которые они вели о покупке Артефакта. Когда же появился второй Максвелл, они уже не рискнули прибегнуть к такому опасному средству вторично, а потому мистер Мармадьюк попытался подкупить его.
И тут Максвелл вспомнил, какую роль сыграл во всем этом Монти Черчилл, и обещал себе по завершении нынешнего утра, каким бы ни оказался исход, отыскать его и скрупулезно свести с ним счеты по всем статьям.
Тем временем они приблизились к мосту, прошли под ним и остановились.
— Эй вы! Ничтожные тролли! — завопил мистер О`Тул, обращаясь к безмолвным камням. — Нас много пришло сюда побеседовать с вами!
— Ну-ка, замолчите! — сказал Максвелл, обращаясь к О`Тулу. — И вообще не вмешивайтесь. Вы же не ладите с троллями.
— А кто, — возмущенно спросил О`Тул, — поладить с ними может? Упрямцы без чести они, и разум со здравым смыслом равно им чужд!
— Замолчите, и ни слова больше, — повторил Максвелл.
Все они умолкли, и вокруг воцарилась глубокая тишина нарождающегося утра, а потом из-под дальнего конца моста донесся писклявый голос.
— Кто тут? — спросил голос. — Если вы пришли помыкать нами, мы не поддадимся! Крикун О`Тул все эти годы помыкал нами и поносил нас, и больше мы терпеть не будем.
— Меня зовут Максвелл, — ответил Максвелл невидимому парламентеру. — И я пришел не помыкать вами, я пришел просить о помощи.
— Максвелл? Добрый друг О`Тула?
— Добрый друг всех вас. И каждого из вас. Я сидел с умирающим баньши, заменяя тех, кто не захотел прийти к нему в последние минуты.
— И все равно ты пьешь с О`Тулом, да-да! И разговариваешь с ним, да! И веришь его напраслине.
О`Тул выскочил вперед, подпрыгивая от ярости.
— Вот это я вам в глотки вобью, — взвизгнул он. — Дайте мне только наложить лапы на их мерзкие шеи…
Он внезапно умолк, потому что Шарп ухватил его сзади за штаны и поднял, не обращая внимания на его бессвязные гневные вопли.
— Валяй! — сказал Шарп Максвеллу. — А если этот бахвальщик еще посмеет рот раскрыть, я окуну его в первую попавшуюся лужу.
Сильвестр подобрался к Шарпу, вытянул морду и начал изящно обнюхивать болтающегося в воздухе О`Тула. Гоблин замахал руками, как ветряная мельница.
— Отгоните его! — взвизгнул он.
— Он думает, что ты мышь, — объяснил Оп. — И взвешивает, стоишь ли ты хлопот.
Шарп попятился и пнул Сильвестра в ребра.
Сильвестр с рычанием отскочил.
— Харлоу Шарп! — закричала Кэрол, кидаясь к нему. — Если вы позволите себе еще раз ударить Сильвестра, я… я…
— Да заткнитесь же! — вне себя от бешенства крикнул Максвелл. Все заткнитесь. Дракон там бьется из последних сил, а вы тут затеваете свары!
Все замолчали и отошли в сторону. Максвелл выдержал паузу, а потом обратился к троллям.
— Мне неизвестно, что произошло раньше, — сказал он. — Я не знаю причины вашей ссоры. Но нам нужна ваша помощь, и вы должны нам помочь. Я обещаю вам, что все будет честно и справедливо, но если вы не поведете себя разумно, мы проверим, что останется от вашего моста после того, как в него заложат два заряда взрывчатки.
Из-под моста донесся тихий писклявый голосок.
— Но ведь мы только всего и хотели, мы только всего и просили, чтобы крикун О`Тул сварил нам бочонок сладкого октябрьского эля.
— Это правда? — спросил Максвелл, оглядываясь на гоблина.
Шарп поставил О`Тула на землю, чтобы тот мог ответить.
— Эта же будет неслыханное нарушение всех прецедентов! — возопил О`Тул. — Вот что это такое! С незапамятных времен только мы, гоблины, варим радующий сердце эль. И сами его выпиваем. Мы не можем сварить больше, чем мы можем выпить. А если сварить его для троллей, тогда и феи потребуют…
— Но ты же знаешь, — перебил его Оп, — что феи не пьют эля. Они ничего не пьют, кроме молока. И эльфы тоже.
— Из-за вас нас всех мучит жажда, — вопил О`Тул. — Неизмеримый тяжкий труд мы тратим, чтобы сварить его столько, сколько нужно нам! И времени, и размышлений, и усилий!
— Если вопрос только в производительности, — вмешался Шарп, — то ведь мы могли бы вам помочь.
Мистер О`Тул в бешенстве запрыгал на месте.
— А жучки?! — неистовствовал он. — А что будет с жучками? Вы не допустите их в эль, я знаю, пока он будет бродить. Уж эти мне гнусные правила санитарии и гигиены! А чтобы октябрьский эль удался на славу, в него должны падать жучки и всякая другая пакость, не то душистости в нем той не будет!
— Мы набросаем в него жучков, — пообещал Оп. — Наберем целое ведро и высыпем в чан.
О`Тул захлебывался от ярости. Его лицо побагровело,
— Невежество! — визжал он. — Жуков ведрами в него не сыплют. Жуки сами падают в него с дивной избирательностью и…
Его речь завершилась булькающим визгом и воплем Кэрол:
— Сильвестр! Не смей!
О`Тул, болтая руками и ногами, свешивался из пасти Сильвестра, который задрал голову так, что ноги гоблина не могли дотянуться до земли.
Оп с хохотом повалился на пожухлую траву, колотя по ней кулаками.
— Он думает, что О`Тул — это мышка! — вопил неандерталец. — Вы посмотрите на эту кисаньку! Она поймала мышку!
Сильвестр держал О`Тула очень осторожно, раня только его достоинство. Он почти не сжимал зубов, но огромные клыки не позволяли гоблину вырваться.
Шарп занес ногу для пинка.
— Нет! — крикнула Кэрол. — Только посмейте!
Шарп в нерешительности застыл на одной ноге.
— Оставь, Харлоу, — сказал Максвелл. — Пусть себе играет с О`Тулом. Он ведь так отличился сегодня у тебя в кабинете, что заслужил награду.
— Хорошо! — в отчаянии завопил О`Тул. — Мы сварим им бочонок эля! Два бочонка!
— Три! — пискнул голос из-под моста.
— Ладно, три, — согласился гоблин.
— И без увиливаний? — спросил Максвелл.
— Мы, гоблины, никогда не увиливаем, — заявил О`Тул.
— Ладно, Харлоу, — сказал Максвелл. — Дай ему хорошего пинка.
Шарп снова занес ногу. Сильвестр отпустил О`Тула и попятился.
Из моста хлынул поток троллей — возбужденно вопя, они кинулись на холм.
Люди начали взбираться по склону вслед за троллями.
Кэрол, которая шла впереди Максвелла, споткнулась и упала. Он помог ей подняться, но она вырвала у него руку и повернулась к нему, пылая гневом:
— Не смейте ко мне прикасаться! И разговаривать со мной не смейте! Вы велели Харлоу дать Сильвестру хорошего пинка! И накричали на меня! Сказали, чтобы я заткнулась!
Она повернулась и бросилась вверх по склону почти бегом. Максвелл несколько секунд ошеломленно смотрел ей вслед, а потом начал карабкаться прямо на обрыв, цепляясь за кусты и камни.
С вершины холма донеслись радостные вопли, и Максвелл увидел, как с неба, бешено вращая колесами, скатился большой черный шар и под треск ломающихся веток исчез в лесу справа от него. Он остановился, задрал голову и увидел, что над вершинами деревьев два черных шара мчатся прямо навстречу друг другу. Они не свернули в сторону, не снизили скорости. Столкнувшись, они взорвались. Максвелл проводил взглядом кувыркающиеся в воздухе обломки. Через секунду они дождем обрушились на лес.
Вверху на обрыве все еще слышались радостные крики, и вдали, у вершины холма, вздымающегося по ту сторону оврага, что-то, скрытое от его взгляда, тяжело ударилось о землю.
Максвелл полез дальше. Вокруг никого не было.
Вот и кончилось, сказал он себе. Тролли сделали свое дело, и дракон может теперь опуститься на землю. Максвелл усмехнулся. Столько лет он разыскивал дракона, и вот, наконец, дракон, но так ли все просто? Что такое дракон и почему он был заключен в Артефакте, или превращен в Артефакт, или что там с ним сделали?
Странно, что Артефакт сопротивлялся любым воздействиям, не давая проникнуть в себя, пока он не надел переводящий аппарат и не посмотрел на черный брус сквозь очки. Так что же высвободило дракона из Артефакта? Несомненно, переводящий аппарат дал к этому какой-то толчок, но самый процесс оставался тайной. Впрочем, тайной, известной обитателям хрустальной планеты в числе многих и многих других, еще скрытых от жителей новой вселенной. Да, но случайно ли переводящий аппарат попал в его чемодан? Не положили ли его туда для того, чтобы он вызвал то превращение, которое вызвал? И вообще, действительно ли это был переводящий аппарат или совсем иной прибор, которому придали тот же внешний вид?
Максвелл вспомнил, что одно время он раздумывал, не был ли Артефакт богом маленького народца или тех неведомых существ, которые на заре земной истории вступали в общение с маленьким народцем. Так, может быть, он и не ошибся? Не был ли дракон богом из каких-то невообразимо древних времен?
Он снова начал карабкаться на обрыв, но уже не торопясь, потому что спешить больше было некуда. Впервые после того, как он возвратился с хрустальной планеты, его оставило ощущение, что нельзя терять ни минуты.
Максвелл уже достиг подножия холма, когда вдруг услышал музыку — сперва такую тихую и приглушенную, что он даже усомнился, не чудится ли она ему.
Он остановился и прислушался. Да, это, несомненно, была музыка.
Из-за горизонта высунулся краешек солнца, ослепительный сноп лучей озарил вершины деревьев на склоне над ним, и они заиграли всеми яркими красками осени. Но склон под ним все еще был погружен в сумрак.
Максвелл стоял и слушал — музыка была, как звон серебряной воды, бегущей по счастливым камням. Неземная музыка. Музыка фей. Дада. Слева от него на лужайке фей играл их оркестр. Оркестр фей! Феи, танцующие на лужайке! Он никогда еще этого не видел, и вот теперь ежу представился случай! Максвелл свернул влево и начал бесшумно пробираться к лужайке.
— Пожалуйста! — шептал он про себя. — Ну, пожалуйста, не исчезайте! Не надо меня бояться. Пожалуйста, останьтесь и дайте посмотреть на вас!
Он подкрался уже совсем близко. Вон за этим валуном! А музыка все не смолкала.
Максвелл на четвереньках пополз вокруг валуна, стараясь не дышать.
И вот — он увидел!
Оркестранты сидели рядком на бревне у опушки и играли, а утренние лучи солнца блестели на их радужных крылышках и на сверкающих инструментах. Но на лужайке фей не было. Там танцевала только одна пара, которую Максвелл никак не ожидал увидеть в этом месте. Две чистые и простые души, каким только и дано танцевать под музыку фей.
Лицом друг к другу, двигаясь в такт волшебной музыке, на лужайке плясали Дух и Вильям Шекспир.
Глава 25
Кто там, в толще скал?
1
— Не валяйте дурака, — сердито ответил Шарп. — Мы их пальцем тронуть не можем. Нам необходимо обойтись без инцидента. Люди не могут вмешиваться в дело, которое обитатели холмов и их прежние служители должны разрешить между собой.
— Но ведь тигр уже убил…
— Тигр. А не человек. Мы можем…
— Сильвестр только защищал нас! — вмешалась Кэрол.
— Нельзя ли идти не так быстро? — взмолилась Нэнси. — Я не привыкла…
— Обопритесь на мою руку, — предложил Ламберт. — Тропа тут действительно очень крута.
— Знаешь, Пит, — радостно сказала Нэнси, — мистер Ламберт согласился погостить у меня год-другой и написать для меня несколько картин. Как мило с его стороны, не правда ли?
— Да, — сказал Максвелл. — Да, конечно.
Тропа, которая до сих пор вилась вверх по склону, круто пошла вниз, к оврагу, усыпанному огромными камнями, в полусвете раннего утра напоминавшими приготовившихся к прыжку горбатых зверей. Через овраг был переброшен мост, казалось доставленный сюда прямо с одной из дорог средневековья. Поглядев на него, Максвелл усомнился, действительно ли его построили всего несколько десятилетий назад, когда создавался заповедник.
И неужели, подумал он, прошло всего двое суток с того момента, когда он вернулся на Землю и попал прямо в кабинет инспектора Дрейтона? За этот срок произошло столько событий, что они, казалось, никак не могли вместиться в сорок восемь часов. И столько произошло — и продолжает происходить — самого невероятного! Но от исхода этих событий, возможно, зависели судьбы человечества и союза дружбы, который человек создал среди звезд.
Он попытался вызвать в своей душе ненависть к колесникам, но ненависти не было. Они были слишком чужды людям, слишком от них далеки, чтобы внушать ненависть. Они представлялись некоей абстракцией зла, а не злыми ожесточенными существами, хотя, как он прекрасно понимал, это не делало их менее опасными. Например, тот, другой Питер Максвелл: его, конечно, убили колесники — ведь там, где его нашли, в воздухе чувствовался странный, отвратительный запах — и теперь, после тех нескольких минут в кабинете Шарпа, Максвелл легко представил себе, что это был за запах. А убили его колесники потому, что, по их сведениям, первым на Землю должен был вернуться Максвелл, попавший на хрустальную планету, и, убив его, они рассчитывали помешать ему сорвать переговоры, которые они вели о покупке Артефакта. Когда же появился второй Максвелл, они уже не рискнули прибегнуть к такому опасному средству вторично, а потому мистер Мармадьюк попытался подкупить его.
И тут Максвелл вспомнил, какую роль сыграл во всем этом Монти Черчилл, и обещал себе по завершении нынешнего утра, каким бы ни оказался исход, отыскать его и скрупулезно свести с ним счеты по всем статьям.
Тем временем они приблизились к мосту, прошли под ним и остановились.
— Эй вы! Ничтожные тролли! — завопил мистер О`Тул, обращаясь к безмолвным камням. — Нас много пришло сюда побеседовать с вами!
— Ну-ка, замолчите! — сказал Максвелл, обращаясь к О`Тулу. — И вообще не вмешивайтесь. Вы же не ладите с троллями.
— А кто, — возмущенно спросил О`Тул, — поладить с ними может? Упрямцы без чести они, и разум со здравым смыслом равно им чужд!
— Замолчите, и ни слова больше, — повторил Максвелл.
Все они умолкли, и вокруг воцарилась глубокая тишина нарождающегося утра, а потом из-под дальнего конца моста донесся писклявый голос.
— Кто тут? — спросил голос. — Если вы пришли помыкать нами, мы не поддадимся! Крикун О`Тул все эти годы помыкал нами и поносил нас, и больше мы терпеть не будем.
— Меня зовут Максвелл, — ответил Максвелл невидимому парламентеру. — И я пришел не помыкать вами, я пришел просить о помощи.
— Максвелл? Добрый друг О`Тула?
— Добрый друг всех вас. И каждого из вас. Я сидел с умирающим баньши, заменяя тех, кто не захотел прийти к нему в последние минуты.
— И все равно ты пьешь с О`Тулом, да-да! И разговариваешь с ним, да! И веришь его напраслине.
О`Тул выскочил вперед, подпрыгивая от ярости.
— Вот это я вам в глотки вобью, — взвизгнул он. — Дайте мне только наложить лапы на их мерзкие шеи…
Он внезапно умолк, потому что Шарп ухватил его сзади за штаны и поднял, не обращая внимания на его бессвязные гневные вопли.
— Валяй! — сказал Шарп Максвеллу. — А если этот бахвальщик еще посмеет рот раскрыть, я окуну его в первую попавшуюся лужу.
Сильвестр подобрался к Шарпу, вытянул морду и начал изящно обнюхивать болтающегося в воздухе О`Тула. Гоблин замахал руками, как ветряная мельница.
— Отгоните его! — взвизгнул он.
— Он думает, что ты мышь, — объяснил Оп. — И взвешивает, стоишь ли ты хлопот.
Шарп попятился и пнул Сильвестра в ребра.
Сильвестр с рычанием отскочил.
— Харлоу Шарп! — закричала Кэрол, кидаясь к нему. — Если вы позволите себе еще раз ударить Сильвестра, я… я…
— Да заткнитесь же! — вне себя от бешенства крикнул Максвелл. Все заткнитесь. Дракон там бьется из последних сил, а вы тут затеваете свары!
Все замолчали и отошли в сторону. Максвелл выдержал паузу, а потом обратился к троллям.
— Мне неизвестно, что произошло раньше, — сказал он. — Я не знаю причины вашей ссоры. Но нам нужна ваша помощь, и вы должны нам помочь. Я обещаю вам, что все будет честно и справедливо, но если вы не поведете себя разумно, мы проверим, что останется от вашего моста после того, как в него заложат два заряда взрывчатки.
Из-под моста донесся тихий писклявый голосок.
— Но ведь мы только всего и хотели, мы только всего и просили, чтобы крикун О`Тул сварил нам бочонок сладкого октябрьского эля.
— Это правда? — спросил Максвелл, оглядываясь на гоблина.
Шарп поставил О`Тула на землю, чтобы тот мог ответить.
— Эта же будет неслыханное нарушение всех прецедентов! — возопил О`Тул. — Вот что это такое! С незапамятных времен только мы, гоблины, варим радующий сердце эль. И сами его выпиваем. Мы не можем сварить больше, чем мы можем выпить. А если сварить его для троллей, тогда и феи потребуют…
— Но ты же знаешь, — перебил его Оп, — что феи не пьют эля. Они ничего не пьют, кроме молока. И эльфы тоже.
— Из-за вас нас всех мучит жажда, — вопил О`Тул. — Неизмеримый тяжкий труд мы тратим, чтобы сварить его столько, сколько нужно нам! И времени, и размышлений, и усилий!
— Если вопрос только в производительности, — вмешался Шарп, — то ведь мы могли бы вам помочь.
Мистер О`Тул в бешенстве запрыгал на месте.
— А жучки?! — неистовствовал он. — А что будет с жучками? Вы не допустите их в эль, я знаю, пока он будет бродить. Уж эти мне гнусные правила санитарии и гигиены! А чтобы октябрьский эль удался на славу, в него должны падать жучки и всякая другая пакость, не то душистости в нем той не будет!
— Мы набросаем в него жучков, — пообещал Оп. — Наберем целое ведро и высыпем в чан.
О`Тул захлебывался от ярости. Его лицо побагровело,
— Невежество! — визжал он. — Жуков ведрами в него не сыплют. Жуки сами падают в него с дивной избирательностью и…
Его речь завершилась булькающим визгом и воплем Кэрол:
— Сильвестр! Не смей!
О`Тул, болтая руками и ногами, свешивался из пасти Сильвестра, который задрал голову так, что ноги гоблина не могли дотянуться до земли.
Оп с хохотом повалился на пожухлую траву, колотя по ней кулаками.
— Он думает, что О`Тул — это мышка! — вопил неандерталец. — Вы посмотрите на эту кисаньку! Она поймала мышку!
Сильвестр держал О`Тула очень осторожно, раня только его достоинство. Он почти не сжимал зубов, но огромные клыки не позволяли гоблину вырваться.
Шарп занес ногу для пинка.
— Нет! — крикнула Кэрол. — Только посмейте!
Шарп в нерешительности застыл на одной ноге.
— Оставь, Харлоу, — сказал Максвелл. — Пусть себе играет с О`Тулом. Он ведь так отличился сегодня у тебя в кабинете, что заслужил награду.
— Хорошо! — в отчаянии завопил О`Тул. — Мы сварим им бочонок эля! Два бочонка!
— Три! — пискнул голос из-под моста.
— Ладно, три, — согласился гоблин.
— И без увиливаний? — спросил Максвелл.
— Мы, гоблины, никогда не увиливаем, — заявил О`Тул.
— Ладно, Харлоу, — сказал Максвелл. — Дай ему хорошего пинка.
Шарп снова занес ногу. Сильвестр отпустил О`Тула и попятился.
Из моста хлынул поток троллей — возбужденно вопя, они кинулись на холм.
Люди начали взбираться по склону вслед за троллями.
Кэрол, которая шла впереди Максвелла, споткнулась и упала. Он помог ей подняться, но она вырвала у него руку и повернулась к нему, пылая гневом:
— Не смейте ко мне прикасаться! И разговаривать со мной не смейте! Вы велели Харлоу дать Сильвестру хорошего пинка! И накричали на меня! Сказали, чтобы я заткнулась!
Она повернулась и бросилась вверх по склону почти бегом. Максвелл несколько секунд ошеломленно смотрел ей вслед, а потом начал карабкаться прямо на обрыв, цепляясь за кусты и камни.
С вершины холма донеслись радостные вопли, и Максвелл увидел, как с неба, бешено вращая колесами, скатился большой черный шар и под треск ломающихся веток исчез в лесу справа от него. Он остановился, задрал голову и увидел, что над вершинами деревьев два черных шара мчатся прямо навстречу друг другу. Они не свернули в сторону, не снизили скорости. Столкнувшись, они взорвались. Максвелл проводил взглядом кувыркающиеся в воздухе обломки. Через секунду они дождем обрушились на лес.
Вверху на обрыве все еще слышались радостные крики, и вдали, у вершины холма, вздымающегося по ту сторону оврага, что-то, скрытое от его взгляда, тяжело ударилось о землю.
Максвелл полез дальше. Вокруг никого не было.
Вот и кончилось, сказал он себе. Тролли сделали свое дело, и дракон может теперь опуститься на землю. Максвелл усмехнулся. Столько лет он разыскивал дракона, и вот, наконец, дракон, но так ли все просто? Что такое дракон и почему он был заключен в Артефакте, или превращен в Артефакт, или что там с ним сделали?
Странно, что Артефакт сопротивлялся любым воздействиям, не давая проникнуть в себя, пока он не надел переводящий аппарат и не посмотрел на черный брус сквозь очки. Так что же высвободило дракона из Артефакта? Несомненно, переводящий аппарат дал к этому какой-то толчок, но самый процесс оставался тайной. Впрочем, тайной, известной обитателям хрустальной планеты в числе многих и многих других, еще скрытых от жителей новой вселенной. Да, но случайно ли переводящий аппарат попал в его чемодан? Не положили ли его туда для того, чтобы он вызвал то превращение, которое вызвал? И вообще, действительно ли это был переводящий аппарат или совсем иной прибор, которому придали тот же внешний вид?
Максвелл вспомнил, что одно время он раздумывал, не был ли Артефакт богом маленького народца или тех неведомых существ, которые на заре земной истории вступали в общение с маленьким народцем. Так, может быть, он и не ошибся? Не был ли дракон богом из каких-то невообразимо древних времен?
Он снова начал карабкаться на обрыв, но уже не торопясь, потому что спешить больше было некуда. Впервые после того, как он возвратился с хрустальной планеты, его оставило ощущение, что нельзя терять ни минуты.
Максвелл уже достиг подножия холма, когда вдруг услышал музыку — сперва такую тихую и приглушенную, что он даже усомнился, не чудится ли она ему.
Он остановился и прислушался. Да, это, несомненно, была музыка.
Из-за горизонта высунулся краешек солнца, ослепительный сноп лучей озарил вершины деревьев на склоне над ним, и они заиграли всеми яркими красками осени. Но склон под ним все еще был погружен в сумрак.
Максвелл стоял и слушал — музыка была, как звон серебряной воды, бегущей по счастливым камням. Неземная музыка. Музыка фей. Дада. Слева от него на лужайке фей играл их оркестр. Оркестр фей! Феи, танцующие на лужайке! Он никогда еще этого не видел, и вот теперь ежу представился случай! Максвелл свернул влево и начал бесшумно пробираться к лужайке.
— Пожалуйста! — шептал он про себя. — Ну, пожалуйста, не исчезайте! Не надо меня бояться. Пожалуйста, останьтесь и дайте посмотреть на вас!
Он подкрался уже совсем близко. Вон за этим валуном! А музыка все не смолкала.
Максвелл на четвереньках пополз вокруг валуна, стараясь не дышать.
И вот — он увидел!
Оркестранты сидели рядком на бревне у опушки и играли, а утренние лучи солнца блестели на их радужных крылышках и на сверкающих инструментах. Но на лужайке фей не было. Там танцевала только одна пара, которую Максвелл никак не ожидал увидеть в этом месте. Две чистые и простые души, каким только и дано танцевать под музыку фей.
Лицом друг к другу, двигаясь в такт волшебной музыке, на лужайке плясали Дух и Вильям Шекспир.
Глава 25
Дракон расположился на зубчатой стене замка, и солнце озаряло его многоцветное тело. Далеко внизу, в долине, река Висконсин, синяя, как уже забытое летнее небо, струила свои воды между пламенеющими лесными чащами. Со двора замка доносились звуки веселой пирушки — гоблины и тролли, на время забыв вражду, пили октябрьский эль, гремя огромными кружками по столам, которые ради торжественного случая были вынесены из зала, и распевали древние песни, сложенные в те далекие времена, когда такого существа, как Человек, не было еще и в помине.
Максвелл сидел на ушедшем в землю валуне и смотрел на долину. В десяти шагах от него, там, где обрыв круто уходил на сто с лишним футов вниз, рос старый искривленный кедр — искривленный ветрами, проносившимися по этой долине несчетное количество лет. Его кора была серебристо-серой, хвоя светло-зеленой и душистой. Ее бодрящий аромат доносился даже до того места, где сидел Максвелл.
Вот все и кончилось благополучно, сказал он себе. Правда, у них нет Артефакта, который можно было бы предложить обитателям хрустальной планеты в обмен на их библиотеку, но зато вон там, на стене замка, лежит дракон, а возможно, именно он и был настоящей ценой. Но если и нет, колесники проиграли, а это, пожалуй, еще важнее.
Все получилось отлично. Даже лучше, чем он мог надеяться. Если не считать того, что теперь все на него злы. Кэрол — потому что он сказал, чтобы Харлоу пнул Сильвестра, а ее попросил заткнуться.
О`Тул — потому что он оставил его в пасти Сильвестра и тем принудил уступить троллям. Харлоу наверняка еще не простил ему сорванную продажу Артефакта и разгром музея. Но может быть, заполучив назад Шекспира, он немного отойдет. И конечно, Дрейтон, который, наверное, еще прицеливается снять с него допрос, и Лонгфелло в ректорате, который ни при каких обстоятельствах не проникнется к нему симпатией.
Иногда, сказал себе Максвелл, любить что-то, бороться за что-то — это дорогое удовольствие. Возможно, истинную мудрость жизни постигли только люди типа Нэнси Клейтон — пустоголовой Нэнси, у которой гостят знаменитости и которая устраивает сказочные приемы.
Он почувствовал мягкий толчок в спину и обернулся. Сильвестр немедленно облизал его щеки жестким шершавым языком.
— Не смей! — сказал Максвелл. — У тебя не язык, а терка.
Сильвестр довольно замурлыкал и устроился рядом с Максвеллом, тесно к нему прижавшись. И они начали вместе смотреть на долину.
— Тебе легко живется, — сообщил Максвелл тигренку. — Нет у тебя никаких забот, живешь себе и в ус не дуешь.
Под чьей-то подошвой хрустнули камешки. Чей-то голос сказал:
— Вы прикарманили моего тигра. Можно, я сяду рядом и тоже им попользуюсь?
— Ну конечно, садитесь! — отозвался Максвелл. — Я сейчас подвинусь. Мне казалось, что вы больше не хотите со мной разговаривать,
— Там, внизу, вы вели себя гнусно, — сказала Кэрол, — и очень мне не понравились. Но вероятно, у вас не было выбора.
На кедр опустилось темное облако.
Кэрол ахнула и прижалась к Максвеллу. Он крепко обнял ее одной рукой.
— Все в порядке, — сказал он. — Это только баньши.
— Но у него же нет тела! Нет лица! Только бесформенное облако…
— В этом нет ничего странного, — сказал ей баньши. — Так мы созданы, те двое из нас, которые еще остались. Большие грязные полотенца, колышущиеся в небе. И не бойтесь — человек, который сидит рядом с вами, — наш друг.
— Но третий не был ни моим другом, ни другом всего человечества, сказал Максвелл. — Он продал нас колесникам.
— И все-таки ты сидел с ним, когда остальные не захотели прийти.
— Да. Это долг, который следует отдавать даже злейшему врагу.
— Значит, — сказал баньши, — ты способен что-то понять. Колесники ведь были одними из нас и, может быть, еще останутся одними из нас. Древние узы рвутся нелегко.
— Мне кажется, я понимаю, — сказал Максвелл. — Что я могу сделать для тебя?
— Я явился только для того, чтобы сообщить тебе, что место, которое вы называете хрустальной планетой, извещено обо всем, — сказал баньши.
— Им нужен дракон? — спросил Максвелл. — Тебе придется дать нам их координаты.
— Координаты будут даны Транспортному центру. Вам надо будет отправиться туда — и тебе и многим другим, — чтобы доставить на Землю библиотеку. Но дракон останется на Земле, здесь, в заповеднике гоблинов.
— Я не понимаю, — сказал Максвелл. — Им же нужен был…
— Артефакт, — докончил баньши. — Чтобы освободить дракона. Он слишком долго оставался в заключении.
— С юрского периода, — добавил Максвелл. — Я согласен: это слишком долгий срок.
— Но так произошло против нашей воли, — сказал баньши. — Вы завладели им прежде, чем мы успели вернуть ему свободу, и мы думали, что он пропал бесследно. Артефакт должен был обеспечить ему безопасность, пока колония на Земле не утвердилась бы настолько, чтобы могла его оберегать.
— Оберегать? Почему его нужно было оберегать?
— Потому что, — ответил баньши, — он последний в своем роду и очень дорог всем нам. Он последний из… из… я не знаю, как это выразить… У вас есть существа, которых вы зовете собаками и кошками.
— Да, — сказала Кэрол. — Вот одно из них сидит здесь с нами.
— Предметы забавы, — продолжал баньши. — И все же гораздо, гораздо больше, чем просто предметы забавы. Существа, которые были вашими спутниками с первых дней вашей истории. А дракон — то же самое для обитателей хрустальной планеты. Их последний четвероногий друг. Они состарились, они скоро исчезнут. И они не могут бросить своего четвероногого друга на произвол судьбы. Они хотят отдать его в заботливые и любящие руки.
— Гоблины будут о нем хорошо заботиться, — сказала Кэрол. — И тролли, и феи, и все остальные обитатели холмов. Они будут им гордиться. Они его совсем избалуют.
— И люди тоже?
— И люди тоже, — повторила она.
Они не уловили, как он исчез. Только его уже не было. И даже грязное полотенце не колыхалось в небе. Кедр был пуст.
Четвероногий друг, подумал Максвелл. Не бог, а домашний зверь, И все-таки вряд ли это так просто и плоско. Когда люди научились конструировать биомеханические организмы, кого они создали в первую очередь? Не других людей — во всяком случае, вначале — не рабочий скот, не роботов, предназначенных для одной какой-нибудь функции. Они создали четвероногих друзей. Кэрол потерлась о его плечо.
— О чем вы думаете, Пит?
— О приглашении. О том, чтобы пригласить вас пообедать со мной. Один раз вы уже согласились, но все получилось как-то нескладно. Может, попробуете еще раз?
— В «Свинье и Свистке»?
— Если хотите.
— Без Опа и без Духа. Без любителей скандалов.
— Но конечно, с Сильвестром.
— Нет, — сказала Кэрол. — Только вы и я. А Сильвестр останется дома. Ему пора привыкать к тому, что он уже не маленький.
Они поднялись с валуна и направились к замку.
Сильвестр поглядел на дракона, разлегшегося на зубчатой стене, и зарычал.
Дракон опустил голову на гибкой шее и посмотрел тигренку прямо в глаза. И показал ему длинный раздвоенный язык.
Максвелл сидел на ушедшем в землю валуне и смотрел на долину. В десяти шагах от него, там, где обрыв круто уходил на сто с лишним футов вниз, рос старый искривленный кедр — искривленный ветрами, проносившимися по этой долине несчетное количество лет. Его кора была серебристо-серой, хвоя светло-зеленой и душистой. Ее бодрящий аромат доносился даже до того места, где сидел Максвелл.
Вот все и кончилось благополучно, сказал он себе. Правда, у них нет Артефакта, который можно было бы предложить обитателям хрустальной планеты в обмен на их библиотеку, но зато вон там, на стене замка, лежит дракон, а возможно, именно он и был настоящей ценой. Но если и нет, колесники проиграли, а это, пожалуй, еще важнее.
Все получилось отлично. Даже лучше, чем он мог надеяться. Если не считать того, что теперь все на него злы. Кэрол — потому что он сказал, чтобы Харлоу пнул Сильвестра, а ее попросил заткнуться.
О`Тул — потому что он оставил его в пасти Сильвестра и тем принудил уступить троллям. Харлоу наверняка еще не простил ему сорванную продажу Артефакта и разгром музея. Но может быть, заполучив назад Шекспира, он немного отойдет. И конечно, Дрейтон, который, наверное, еще прицеливается снять с него допрос, и Лонгфелло в ректорате, который ни при каких обстоятельствах не проникнется к нему симпатией.
Иногда, сказал себе Максвелл, любить что-то, бороться за что-то — это дорогое удовольствие. Возможно, истинную мудрость жизни постигли только люди типа Нэнси Клейтон — пустоголовой Нэнси, у которой гостят знаменитости и которая устраивает сказочные приемы.
Он почувствовал мягкий толчок в спину и обернулся. Сильвестр немедленно облизал его щеки жестким шершавым языком.
— Не смей! — сказал Максвелл. — У тебя не язык, а терка.
Сильвестр довольно замурлыкал и устроился рядом с Максвеллом, тесно к нему прижавшись. И они начали вместе смотреть на долину.
— Тебе легко живется, — сообщил Максвелл тигренку. — Нет у тебя никаких забот, живешь себе и в ус не дуешь.
Под чьей-то подошвой хрустнули камешки. Чей-то голос сказал:
— Вы прикарманили моего тигра. Можно, я сяду рядом и тоже им попользуюсь?
— Ну конечно, садитесь! — отозвался Максвелл. — Я сейчас подвинусь. Мне казалось, что вы больше не хотите со мной разговаривать,
— Там, внизу, вы вели себя гнусно, — сказала Кэрол, — и очень мне не понравились. Но вероятно, у вас не было выбора.
На кедр опустилось темное облако.
Кэрол ахнула и прижалась к Максвеллу. Он крепко обнял ее одной рукой.
— Все в порядке, — сказал он. — Это только баньши.
— Но у него же нет тела! Нет лица! Только бесформенное облако…
— В этом нет ничего странного, — сказал ей баньши. — Так мы созданы, те двое из нас, которые еще остались. Большие грязные полотенца, колышущиеся в небе. И не бойтесь — человек, который сидит рядом с вами, — наш друг.
— Но третий не был ни моим другом, ни другом всего человечества, сказал Максвелл. — Он продал нас колесникам.
— И все-таки ты сидел с ним, когда остальные не захотели прийти.
— Да. Это долг, который следует отдавать даже злейшему врагу.
— Значит, — сказал баньши, — ты способен что-то понять. Колесники ведь были одними из нас и, может быть, еще останутся одними из нас. Древние узы рвутся нелегко.
— Мне кажется, я понимаю, — сказал Максвелл. — Что я могу сделать для тебя?
— Я явился только для того, чтобы сообщить тебе, что место, которое вы называете хрустальной планетой, извещено обо всем, — сказал баньши.
— Им нужен дракон? — спросил Максвелл. — Тебе придется дать нам их координаты.
— Координаты будут даны Транспортному центру. Вам надо будет отправиться туда — и тебе и многим другим, — чтобы доставить на Землю библиотеку. Но дракон останется на Земле, здесь, в заповеднике гоблинов.
— Я не понимаю, — сказал Максвелл. — Им же нужен был…
— Артефакт, — докончил баньши. — Чтобы освободить дракона. Он слишком долго оставался в заключении.
— С юрского периода, — добавил Максвелл. — Я согласен: это слишком долгий срок.
— Но так произошло против нашей воли, — сказал баньши. — Вы завладели им прежде, чем мы успели вернуть ему свободу, и мы думали, что он пропал бесследно. Артефакт должен был обеспечить ему безопасность, пока колония на Земле не утвердилась бы настолько, чтобы могла его оберегать.
— Оберегать? Почему его нужно было оберегать?
— Потому что, — ответил баньши, — он последний в своем роду и очень дорог всем нам. Он последний из… из… я не знаю, как это выразить… У вас есть существа, которых вы зовете собаками и кошками.
— Да, — сказала Кэрол. — Вот одно из них сидит здесь с нами.
— Предметы забавы, — продолжал баньши. — И все же гораздо, гораздо больше, чем просто предметы забавы. Существа, которые были вашими спутниками с первых дней вашей истории. А дракон — то же самое для обитателей хрустальной планеты. Их последний четвероногий друг. Они состарились, они скоро исчезнут. И они не могут бросить своего четвероногого друга на произвол судьбы. Они хотят отдать его в заботливые и любящие руки.
— Гоблины будут о нем хорошо заботиться, — сказала Кэрол. — И тролли, и феи, и все остальные обитатели холмов. Они будут им гордиться. Они его совсем избалуют.
— И люди тоже?
— И люди тоже, — повторила она.
Они не уловили, как он исчез. Только его уже не было. И даже грязное полотенце не колыхалось в небе. Кедр был пуст.
Четвероногий друг, подумал Максвелл. Не бог, а домашний зверь, И все-таки вряд ли это так просто и плоско. Когда люди научились конструировать биомеханические организмы, кого они создали в первую очередь? Не других людей — во всяком случае, вначале — не рабочий скот, не роботов, предназначенных для одной какой-нибудь функции. Они создали четвероногих друзей. Кэрол потерлась о его плечо.
— О чем вы думаете, Пит?
— О приглашении. О том, чтобы пригласить вас пообедать со мной. Один раз вы уже согласились, но все получилось как-то нескладно. Может, попробуете еще раз?
— В «Свинье и Свистке»?
— Если хотите.
— Без Опа и без Духа. Без любителей скандалов.
— Но конечно, с Сильвестром.
— Нет, — сказала Кэрол. — Только вы и я. А Сильвестр останется дома. Ему пора привыкать к тому, что он уже не маленький.
Они поднялись с валуна и направились к замку.
Сильвестр поглядел на дракона, разлегшегося на зубчатой стене, и зарычал.
Дракон опустил голову на гибкой шее и посмотрел тигренку прямо в глаза. И показал ему длинный раздвоенный язык.
Кто там, в толще скал?
1
Он бродил по холмам, вызнавая, что видели эти холмы в каждую из геологических эр. Он слушал звезды и записывал, что говорили звезды. Он обнаружил существо, замурованное в толще скал. Он взбирался на дерево, на которое до того взбирались только дикие кошки, когда возвращались домой в пещеру, высеченную временем и непогодой в суровой крутизне утеса. Он жил в одиночестве на заброшенной ферме, взгромоздившейся на высокий и узкий гребень над слиянием двух рек. А его ближайший сосед — хватило же совести — отправился за тридцать миль в окружной городишко и донес шерифу, что он, читающий тайны холмов и внимающий звездам, ворует кур.
Примерно через неделю шериф заехал на ферму и, перейдя двор, заметил человека, который сидел на веранде в кресле-качалке лицом к заречным холмам.
Шериф остановился у подножия лесенки, ведущей на веранду, и представился:
— Шериф Харли Шеперд. Завернул к вам по дороге. Лет пять, наверное, не заглядывал в этот медвежий угол. Вы ведь здесь новосел, так?
Человек поднялся на ноги и жестом показал на кресло рядом со своим.
— Я здесь уже три года, — ответил он. — Зовут меня Уоллес Дэниельс. Поднимайтесь сюда, посидим, потолкуем.
Шериф вскарабкался по лесенке, они обменялись рукопожатием и опустились в кресла.
— Вы, я смотрю, совсем не обрабатываете землю, — сказал шериф.
Заросшие сорняками поля подступали вплотную к опоясывающей двор ограде. Дэниельс покачал головой:
— На жизнь хватает, а большего мне не надо. Держу кур, чтоб несли яйца. Парочку коров, чтоб давали молоко и масло. Свиней на мясо — правда, забивать их сам не могу, приходится звать на помощь. Ну, и еще огород — вот, пожалуй, и все.
— И того довольно, — поддержал шериф. — Ферма-то уже ни на что другое не годна. Старый Эймос Уильямс разорил тут все вконец. Хозяин он был прямо-таки никудышный…
— Зато земля отдыхает, — отвечал Дэниельс. — Дайте ей десять лет, а еще лучше двадцать, и она будет родить опять. А сейчас она годится разве что для кроликов и сурков да мышей-полевок. Ну, и птиц тут, ясное дело, не счесть. Перепелок такая прорва, какой я в жизни не видел.
— Белкам тут всегда было раздолье, — подхватил шериф. — И енотам тоже. Думаю, что еноты у вас и сейчас есть. Вы не охотник, мистер Дэниельс?
— У меня и ружья-то нет, — отвечал Дэниельс.
Шериф глубоко откинулся в кресле, слегка покачиваясь.
— Красивые здесь места, — объявил он. — Особенно перед листопадом. Листья словно кто специально раскрасил. Но изрезано тут у вас просто черт знает как. То и дело вверх-вниз… Зато красиво.
— Здесь все сохранилось, как было встарь, — сказал Дэниельс. — Море отступило отсюда в последний раз четыреста миллионов лет назад. С тех пор, с конца силурийского периода, здесь суша. Если не забираться на север, к самому Канадскому щиту, то немного сыщется в нашей стране уголков, не изменявшихся с таких давних времен.
— Вы геолог, мистер Дэниельс?
— Куда мне! Интересуюсь, и только. По правде сказать, я дилетант. Нужно же как-нибудь убить время, вот я и брожу по холмам, лазаю вверх да вниз. А на холмах, хочешь не хочешь, столкнешься с геологией лицом к лицу. Мало-помалу заинтересовался. Нашел однажды окаменевших брахиоподов, решил про них разузнать. Выписал себе книжек, начал читать. Одно потянуло за собой другое, ну и…
— Брахиоподы — это как динозавры, что ли? В жизни не слыхал, чтобы здесь водились динозавры.
— Нет, это не динозавры, — отвечал Дэниельс. — Те, которых я нашел, жили много раньше динозавров. Они совсем маленькие, вроде моллюсков или устриц. Только раковины закручены по-другому. Мои брахиоподы очень древние, вымершие миллионы лет назад. Но есть и такие виды, которые уцелели до наших дней. Правда, таких немного.
— Должно быть, интересное дело.
— На мой взгляд, да, — отвечал Дэниельс.
— Вы знавали старого Эймоса Уильямса?
— Нет, он умер раньше, чем я сюда перебрался. Я купил землю через банк, который распоряжался его имуществом.
— Старый дурак, — заявил шериф. — Перессорился со всеми соседями. Особенно с Беном Адамсом. Они с Беном вели тут форменную междоусобную войну. Бен утверждал, что Эймос не желает чинить ограду. А Эймос обвинял Бена, что тот нарочно валит ее, чтобы запустить свой скот — вроде по чистой случайности — на сенокосные угодья Эймоса. Между прочим, как вы с Беном ладите?
— Да ничего, — отвечал Дэниельс. — Пожаловаться не на что. Я его почти и не знаю.
— Бен тоже в общем-то не фермер, — сказал шериф. — Охотится, рыбачит, ищет женьшень, зимой не брезгует браконьерством. А то вдруг заведется и затеет поиски минералов…
— Здесь под холмами в самом деле кое-что припрятано, — отвечал Дэниельс. — Свинец и цинк. Но добывать их невыгодно: истратишь больше, чем заработаешь. При нынешних-то ценах…
Примерно через неделю шериф заехал на ферму и, перейдя двор, заметил человека, который сидел на веранде в кресле-качалке лицом к заречным холмам.
Шериф остановился у подножия лесенки, ведущей на веранду, и представился:
— Шериф Харли Шеперд. Завернул к вам по дороге. Лет пять, наверное, не заглядывал в этот медвежий угол. Вы ведь здесь новосел, так?
Человек поднялся на ноги и жестом показал на кресло рядом со своим.
— Я здесь уже три года, — ответил он. — Зовут меня Уоллес Дэниельс. Поднимайтесь сюда, посидим, потолкуем.
Шериф вскарабкался по лесенке, они обменялись рукопожатием и опустились в кресла.
— Вы, я смотрю, совсем не обрабатываете землю, — сказал шериф.
Заросшие сорняками поля подступали вплотную к опоясывающей двор ограде. Дэниельс покачал головой:
— На жизнь хватает, а большего мне не надо. Держу кур, чтоб несли яйца. Парочку коров, чтоб давали молоко и масло. Свиней на мясо — правда, забивать их сам не могу, приходится звать на помощь. Ну, и еще огород — вот, пожалуй, и все.
— И того довольно, — поддержал шериф. — Ферма-то уже ни на что другое не годна. Старый Эймос Уильямс разорил тут все вконец. Хозяин он был прямо-таки никудышный…
— Зато земля отдыхает, — отвечал Дэниельс. — Дайте ей десять лет, а еще лучше двадцать, и она будет родить опять. А сейчас она годится разве что для кроликов и сурков да мышей-полевок. Ну, и птиц тут, ясное дело, не счесть. Перепелок такая прорва, какой я в жизни не видел.
— Белкам тут всегда было раздолье, — подхватил шериф. — И енотам тоже. Думаю, что еноты у вас и сейчас есть. Вы не охотник, мистер Дэниельс?
— У меня и ружья-то нет, — отвечал Дэниельс.
Шериф глубоко откинулся в кресле, слегка покачиваясь.
— Красивые здесь места, — объявил он. — Особенно перед листопадом. Листья словно кто специально раскрасил. Но изрезано тут у вас просто черт знает как. То и дело вверх-вниз… Зато красиво.
— Здесь все сохранилось, как было встарь, — сказал Дэниельс. — Море отступило отсюда в последний раз четыреста миллионов лет назад. С тех пор, с конца силурийского периода, здесь суша. Если не забираться на север, к самому Канадскому щиту, то немного сыщется в нашей стране уголков, не изменявшихся с таких давних времен.
— Вы геолог, мистер Дэниельс?
— Куда мне! Интересуюсь, и только. По правде сказать, я дилетант. Нужно же как-нибудь убить время, вот я и брожу по холмам, лазаю вверх да вниз. А на холмах, хочешь не хочешь, столкнешься с геологией лицом к лицу. Мало-помалу заинтересовался. Нашел однажды окаменевших брахиоподов, решил про них разузнать. Выписал себе книжек, начал читать. Одно потянуло за собой другое, ну и…
— Брахиоподы — это как динозавры, что ли? В жизни не слыхал, чтобы здесь водились динозавры.
— Нет, это не динозавры, — отвечал Дэниельс. — Те, которых я нашел, жили много раньше динозавров. Они совсем маленькие, вроде моллюсков или устриц. Только раковины закручены по-другому. Мои брахиоподы очень древние, вымершие миллионы лет назад. Но есть и такие виды, которые уцелели до наших дней. Правда, таких немного.
— Должно быть, интересное дело.
— На мой взгляд, да, — отвечал Дэниельс.
— Вы знавали старого Эймоса Уильямса?
— Нет, он умер раньше, чем я сюда перебрался. Я купил землю через банк, который распоряжался его имуществом.
— Старый дурак, — заявил шериф. — Перессорился со всеми соседями. Особенно с Беном Адамсом. Они с Беном вели тут форменную междоусобную войну. Бен утверждал, что Эймос не желает чинить ограду. А Эймос обвинял Бена, что тот нарочно валит ее, чтобы запустить свой скот — вроде по чистой случайности — на сенокосные угодья Эймоса. Между прочим, как вы с Беном ладите?
— Да ничего, — отвечал Дэниельс. — Пожаловаться не на что. Я его почти и не знаю.
— Бен тоже в общем-то не фермер, — сказал шериф. — Охотится, рыбачит, ищет женьшень, зимой не брезгует браконьерством. А то вдруг заведется и затеет поиски минералов…
— Здесь под холмами в самом деле кое-что припрятано, — отвечал Дэниельс. — Свинец и цинк. Но добывать их невыгодно: истратишь больше, чем заработаешь. При нынешних-то ценах…