Страница:
Мне еще казалось, что сейчас стена непонимания рухнет. Игнат рассмеется. И мы вместе посплетничаем об этой мегере.
Он не засмеялся. Он даже не взглянул в мою сторону. Он был влюблен.
И тогда я поспешила сделать вторую ошибку.
– Игнат, ты наверное чокнулся, неужели ты под ее руководством собираешься пахать? Да она точно тебя превратит в мальчишку на побегушках! Помнишь, ты сам не раз говорил, кого тебе напоминают эти фальшивые тетки! Надзирательниц! Под выхоленными напудренными лицами – жестокость и ненависть! Тупость и самовлюбленность! Им только плетки для полного набора не хватает.
Игнат медленно повернулся в мою сторону. Совершенно чужой взгляд. Отрешенный и незнакомый. Пугающий. И я от страха поспешила совершить третью ошибку.
– О, господи, неужели ты влюблен! – я почти кричала. – Ты ли это, братец! Да ты с ума сошел! Просто свихнулся! Да ты не можешь в такое влюбиться! Влюбиться в высокомерие, подлость, влюбиться в зависть и интриги! Влюбиться в тусовки, презентации и призы, которые дают исключительно за подхалимаж, постель и бездарность! В таком случае ты…
Я не находила от возмущения слов. И молчание Игната только подстегивало меня на новые глупости. И заставляло идти на крайности.
– В таком случае ты должен разлюбить свою музыку, бросить ее и… И разлюбить жизнь, то о чем мы с тобой говорили, то о чем мечтали, во что верили. Разлюбить доброту и справедливость. И… И конечно меня…
Он сказал одно слово.
– Перестань.
Устало и безразлично сказал. И в этой усталости и безразличии было столько чувств. Чувств к этой чужой женщине. Так властно и жестоко вторгнувшейся в нашу жизнь и так бесцеремонно желающей ее переделать. И я окончательно поняла, он уже никого не любил. И уже не было нашего детства, уже не пахли мандарины и не падали ослепительные хлопья снега. И уже не будет сладостного чувства в преддверии праздников. И уже не будет праздников. Будет только лужица на полу от рассыпавшегося снеговика. Которого он хотел принести ей. Кого он единственно сейчас любил. И ради кого был готов предать всех и все.
И я решила, что четвертой ошибки не будет. Больше я ему ничего не скажу. И я не могла тогда знать, что четвертая ошибка окажется роковой…
После этого разговора, вернее моего отчаянного монолога, я сделал все, чтобы исправить положение. И привести наши отношения с Игнатом более менее в порядок. Я ни слова дурного не сказал больше о Рите Кислинской – так звали ту ведущую. И частенько подумывала о Полине, которая теперь мне казалась ангелом, сошедшим с небес. Но мне приходилось терпеть.
Игнат стал работать на телевидении. И был очень счастлив. У него была любимая работа, любимая женщина и, наверное, появилась цель в жизни. Или он думал, что это все у него есть. Иногда мне казалось, что он заполнял пустоту, возникшую в его душе с приходом зимы.
У нас наладились отношения. Возможно еще потому, что Игнат редко бывал дома, мы редко виделись и редко разговаривали. Я продумывала план спасения брата. А он старательно избегал меня, чтобы не нарваться на грубости. Но я не была уже настолько глупа, чтобы грубить. И нести гадости на женщину, которую он любил. Не хватало, чтобы у него еще возникло желание защищать несчастную, трогательную и робкую любимую от нападок сестры-хамки.
Я ждала, что рано или поздно он нас с ней познакомит. И радовалась, что это еще не произошло. У меня даже появилась смутная надежда, что это вовсе и не любовь. Я отлично помнила, что мой брат был старомоден. Что являлось у него показателем серьезных чувств. Я даже стала успокаиваться. И совершенно напрасно.
Он позвонил мне с работы и спокойно заявил, что сегодня вечером нас познакомит со своей женщиной. В моей душе все бурлило. В ней отчаянно боролись желание высказать все гневные слова и молчаливое благоразумие. Я наконец выбрала второе. И как ни в чем не бывало ответила, что буду счастлива познакомиться с его девушкой. Я даже назвала ее девушкой без доли иронии, чтобы сделать брату приятное. Но он, по-моему, ничего не понял. Он и без меня считал свою любимую не теткой, а миленькой девушкой, а может вообще называл ее ласково – моя девочка.
Первый этап сражения, которое вообщем-то и не начиналось, был проигран. Игнат приводил ее в дом. А это означало самое худшее. Это означало, что в скором времени он неотвратимо сломает себе жизнь.
Судя по этой Рите Павловне (я решила ее называть только так, прекрасно зная, что подобные дамы до семидесяти мечтают, чтобы их называли только по имени), она обожала красивые вещи, чрезмерную аккуратность и богатый строгий стиль. В общем то, что до поры до времени ненавидел мой брат.
В связи с этим я не притронулась к уборке квартиры, а напротив, не слишком заметно и вызывающе все привела в легкий хаос. Сама же нарядилась соответствующим образом.
Старые дешевые джинсы, помятая футболка и рваные кеды. Для убедительности своего никудышного образа я не помыла голову и не накрасилась. Только слишком неровно и слишком коротко подстригла челку. Одним словом, я превратилась в полную дурочку-дурнушку. И сама еще не осознавала, зачем мне все это нужно.
К счастью, мама с Василием Петровичем уже давно жили на даче, коротая зимние вечера за чаем с вишневым вареньем. Мне сегодня никто не мог помешать. И хотя Игнат предупредил, чтобы я обязательно дозвонилась до них. Я, естественно, этого делать не стала. В конце-концов, попробуй дозвонись до какой-то захудалой деревушки, когда на улице вьюга.
Они ворвались в дом с шумом и смехом. Громко топали ногами, отряхивая в прихожей обувь от снега. И даже, казалось, забыли о моем существовании. Но я не замедлила напомнить о себе. И появилась в дверях.
– Привет! – очень весело и бодренько крикнула я.
– Привет, Светик, – Игнат нежно обнял меня. И потрепал по щеке. – Сейчас ты познакомишься с самой красивой, самой умной и самой желанной женщиной на свете.
Самая умная и самая желанная оценивающе оглядела меня с ног до головы и мило улыбнулась. Какая это была улыбка! Улыбка змеи, улыбка собственницы, улыбка тайного врага. Я в ответ расплылась в не менее дружелюбной улыбочке. И мы прекрасно поняли друг друга. Война началась. И только мой брат считал, что все прекрасно. Что наконец-то достигнуто истинное перемирие.
– Мне о вас Игнат столько рассказывал, – промурлыкала она приветственный штамп.
– О, мне о вас тоже, Маргарита Павловна, – не менее ласково промурлыкала я в ответ, делая упор на имени – отчестве.
Она позеленела. Но мужественно продолжала улыбаться. Я не без удовлетворения подумала, что имя отчество ей очень кстати. Вблизи она выглядела еще старше. Несмотря на дорогую косметику и изысканный костюм. И я, нарядившись как подросток, ненакрашенная, лохматая с челочкой-дурочкой, явно выигрывала по сравнению с ней. Она чуть ли не годилась мне в матери.
– Ну, что вы, Светочка, – она взмахнула холеной рукой, – какие могут между нами официальности. Называй меня просто – Рита.
Я в ответ замахала руками.
– Да как я смею! Вы такой известный человек! И потом, – я потупила глазки. – И потом меня с детства учили вежливости. Я не привыкла тыкать людям гораздо старше меня.
Удар попал в цель. Она стиснула зубы. Но тут же взяла себя в руки и прижалась к Игнату, и поцеловала его в щеку.
– Какая милая и вежливая у тебя сестричка.
Мой тупой брат облегченно вздохнул.
– Я так рад, что вы понравились друг другу. Если честно, я так боялся…
А потом мы вместе ужинали. Игнат целый вечер смотрел на нее влюбленным взглядом. Стараясь угодить малейшей прихоти. А она зря времени не теряла. Она решила полностью отыграться за свое имя – отчество. И демонстративно показывала, какая у них большая любовь.
Она громко хохотала, бросалась Игнату на шею. Потом вдруг становилась грустной и очень серьезной. И трагичным голосом рассказывала насколько тяжела теперь жизнь, как жаль несчастных нуждающихся людей, и что она отдает все силы на спасение человечества. И ради правды готова чуть ли не сложить голову. А благотворительность – ее основное занятие по жизни.
И мой брат, мой умный, милый брат ей верил! Это было непостижимо! Ей же было глубоко плевать на человечество! Она купалась в немыслимой роскоши. И цена этому – элементарная ложь. Легко заниматься благотворительностью, предварительно обобрав это самое человечество И я не без удовольствия подумала, что когда-нибудь в один прекрасный день это самое человечество здорово надает ей по умной башке. Если она конечно не успеет как хамелеон сменить шкурку.
Но я не знала, как можно было доказать Игнату обратное. Влюбленному что-либо доказывать бесполезно. Я наблюдала за Маргаритой Павловной, за ее заученными жестами, за ее штампованными механическими фразами и не раз за вечер задавала себе вопрос. Зачем ей нужен мой брат? Непутевый, наивный и добрый? Впрочем, наверное, именно поэтому он ей и понадобился. Подобные себе очень быстро надоедали. Маргарита Павловна напоминала человека, тонущего в трясине. Сам запутался в грязи и тине, и хочется тянуть за собой других, хороших и чистых, чтобы замарать и их. Чтобы оправдать свое существование и свои жалкие поступки.
Впрочем, мой брат нужен был ей и просто как стареющей женщине. Может быть, она пыталась с помощью его вернуть свою молодость. Доказать другим, что она еще так хороша.
В любом случае за этот вечер я отлично усвоила одно. Она его не любила. И она с ним просто играла. Она бесилась от жира. Пресытившаяся, имеющая все, что пожелает. И ей вдруг захотелось большего. Ее потянуло на экзотику и чистоту. К тому же, наверняка, она мнила себя не меньше чем Дункан или Жорж Санд. И наверняка, предвкушала сплетни, которые обожала. Скандал, который придумывала сама. Юный прелестный мальчик и обворожительная зрелая Богиня.
Я смотрела на этого юного прелестного мальчика. Моего тупого братца. И мне так хотелось залепить ему оплеуху. Но я, как дурочка, по-прежнему мило улыбалась. И вынуждена была терпеливо наблюдать за их обнимочками, ужимочками, влюбленными взглядами и поцелуйчиками.
– Ты знаешь, Ритка, – Игнат потянулся, как сытый, полностью довольный жизнью домашний кот. – Я тебе честно скажу, Светка подтвердит. Ты первая – кого я привел в этот дом.
Маргарита Павловна смерила меня взглядом победителя.
– Ну, значит, это многое значит, – она осталась довольна игрой слов. Но решила окончательно меня повалить на лопатки. – Скажи, Светик, можно я так тебя буду называть, как твой брат?
И тут же не дождавшись согласия продолжила.
– Так это правда, я первая в его жизни девушка, которую он привел в дом?
Я хотела заметить, что она такая же девушка, как я бабушка. Но вынуждена была подтвердить. Однако побежденной себя признавать не собиралась.
– Конечно, Маргарита Павловна. Игнат не врет, он вообще никогда не врет. Только, жаль, мама не смогла приехать, – я притворно вздохнула.
Игнат нахмурился. Я знала, что так называемый отказ матери шел вразрез с его принципами. Он хотел, чтобы вся семья была в сборе на этих дурацких смотринах.
– Но мне показалось, Светка, что ты просто не смогла до нее дозвониться.
Я умышленно отвела взгляд и посмотрела за окно.
– Да, ладно, извини, – пробурчала невнятно я, – пожалуйста, извини. Я совсем забыла… Ну, в общем, забудь об этом…
– Я не собираюсь ничего забывать, – Игнат слегка повысил голос. Вообще, мне в последнее время меньше всего нравилась его серьезность. – Ты скажешь мне сейчас всю правду… При Рите скажешь, я от нее ничего не собираюсь утаивать. И так будет всегда.
Зато сколько она от тебя утаивает, братишка! И так тоже будет всегда! Но вслух я сказал другое.
– Ну, я не хотела тебя расстраивать… Ты же знаешь маму… Она не придала этому никакого значения. Она уверена, что это просто твое очередное увлечение. Она столько их насмотрелась за свою жизнь… Зная тебя… Ну, кто же поверит…
Судя по Игнату, он уже готов был броситься в ноги своей змее и просить прощения за отрицательную маму. Но она оказалась хитрее. У нее был богатый жизненный опыт.
– Боже, какой пустяк, – она махнула рукой. – Не придавай этому значения. И потом… И потом я очень хорошо понимаю твою маму. Ты знаешь. Я думаю, это очень умная женщина. И она поступила правильно. Поверь мне, первый мой приход в этот дом не должен являться смотринами. Это было бы и для меня неловко. Главное – что ты меня привел. А потом уже обязательно ты познакомишь меня с мамой. Твоя мама права. И мне она уже нравиться.
Ого-го! Браво! Добрые слова о маме своего жениха – это большой плюс в пользу невесты! Не часто встретится такое благородство! Игнат таял на глазах. И все еще не верил своему внезапно привалившему счастью.
– Ритка, – он взял ее руки в свои и благодарно пожал их, – да ты не слушай мою сестренку. Она не злая, она просто всегда говорит правду. Тебе, наверное, неприятно. Что она ляпнула на счет моих многочисленных увлечений.
И тут Маргарита Павловна была на высоте.
– Напротив, милый, мне это даже льстит. Во-первых, ты такой опытный.
Ну, как еще удачней можно похвалить мальчишку!
– А во-вторых, их было много, но привел сюда ты только меня.
И Маргарита Павловна бросила на меня ехидный взгляд. Я была сражена. Она оказалась крепким орешком. И мне необходимо было во чтобы то ни стало его раскусить. Чтобы под нос Игнату показать, что внутри он пустой. Только толстый слой пыли…
Они ушли вместе. На прощание, она задержалась в коридоре, что мне шепнуть.
– Мы должны с тобой подружиться, милая. А если будешь хорошо себя вести, будешь послушной и покладистой – не пожалеешь.
– И сколько это будет стоить? Я думала, что вы покупаете только мужчин… Маргарита Павловна…
Она со злостью хлопнула перед моим носом моей же дверью. И я осталась одна.
Я долго смотрела им вслед. Издалека они представляли собой красивую пару. Я это признавала. Элегантная изящная женщина шла под руку с высоким мужественным парнем. И белые хлопья снега кружились в темноте над ними, и путались в их волосах. Мираж, фантазия, видимость. Как бы ни был красив снег, он все равно растает. И любовь брата мне казалась подобной ему. Рано или поздно она покинет его. Может быть, когда наступит весна. И он наконец-то проснется. В конце-концов, лучше чтобы это случилось пораньше. Пока все не зашло еще очень далеко. Пока он не превратился в примерного, вечно униженного семьянина, над которым давлеет его жена, лгунья, притворщица и более того – надзирательница с плеткой в руках.
15
Он не засмеялся. Он даже не взглянул в мою сторону. Он был влюблен.
И тогда я поспешила сделать вторую ошибку.
– Игнат, ты наверное чокнулся, неужели ты под ее руководством собираешься пахать? Да она точно тебя превратит в мальчишку на побегушках! Помнишь, ты сам не раз говорил, кого тебе напоминают эти фальшивые тетки! Надзирательниц! Под выхоленными напудренными лицами – жестокость и ненависть! Тупость и самовлюбленность! Им только плетки для полного набора не хватает.
Игнат медленно повернулся в мою сторону. Совершенно чужой взгляд. Отрешенный и незнакомый. Пугающий. И я от страха поспешила совершить третью ошибку.
– О, господи, неужели ты влюблен! – я почти кричала. – Ты ли это, братец! Да ты с ума сошел! Просто свихнулся! Да ты не можешь в такое влюбиться! Влюбиться в высокомерие, подлость, влюбиться в зависть и интриги! Влюбиться в тусовки, презентации и призы, которые дают исключительно за подхалимаж, постель и бездарность! В таком случае ты…
Я не находила от возмущения слов. И молчание Игната только подстегивало меня на новые глупости. И заставляло идти на крайности.
– В таком случае ты должен разлюбить свою музыку, бросить ее и… И разлюбить жизнь, то о чем мы с тобой говорили, то о чем мечтали, во что верили. Разлюбить доброту и справедливость. И… И конечно меня…
Он сказал одно слово.
– Перестань.
Устало и безразлично сказал. И в этой усталости и безразличии было столько чувств. Чувств к этой чужой женщине. Так властно и жестоко вторгнувшейся в нашу жизнь и так бесцеремонно желающей ее переделать. И я окончательно поняла, он уже никого не любил. И уже не было нашего детства, уже не пахли мандарины и не падали ослепительные хлопья снега. И уже не будет сладостного чувства в преддверии праздников. И уже не будет праздников. Будет только лужица на полу от рассыпавшегося снеговика. Которого он хотел принести ей. Кого он единственно сейчас любил. И ради кого был готов предать всех и все.
И я решила, что четвертой ошибки не будет. Больше я ему ничего не скажу. И я не могла тогда знать, что четвертая ошибка окажется роковой…
После этого разговора, вернее моего отчаянного монолога, я сделал все, чтобы исправить положение. И привести наши отношения с Игнатом более менее в порядок. Я ни слова дурного не сказал больше о Рите Кислинской – так звали ту ведущую. И частенько подумывала о Полине, которая теперь мне казалась ангелом, сошедшим с небес. Но мне приходилось терпеть.
Игнат стал работать на телевидении. И был очень счастлив. У него была любимая работа, любимая женщина и, наверное, появилась цель в жизни. Или он думал, что это все у него есть. Иногда мне казалось, что он заполнял пустоту, возникшую в его душе с приходом зимы.
У нас наладились отношения. Возможно еще потому, что Игнат редко бывал дома, мы редко виделись и редко разговаривали. Я продумывала план спасения брата. А он старательно избегал меня, чтобы не нарваться на грубости. Но я не была уже настолько глупа, чтобы грубить. И нести гадости на женщину, которую он любил. Не хватало, чтобы у него еще возникло желание защищать несчастную, трогательную и робкую любимую от нападок сестры-хамки.
Я ждала, что рано или поздно он нас с ней познакомит. И радовалась, что это еще не произошло. У меня даже появилась смутная надежда, что это вовсе и не любовь. Я отлично помнила, что мой брат был старомоден. Что являлось у него показателем серьезных чувств. Я даже стала успокаиваться. И совершенно напрасно.
Он позвонил мне с работы и спокойно заявил, что сегодня вечером нас познакомит со своей женщиной. В моей душе все бурлило. В ней отчаянно боролись желание высказать все гневные слова и молчаливое благоразумие. Я наконец выбрала второе. И как ни в чем не бывало ответила, что буду счастлива познакомиться с его девушкой. Я даже назвала ее девушкой без доли иронии, чтобы сделать брату приятное. Но он, по-моему, ничего не понял. Он и без меня считал свою любимую не теткой, а миленькой девушкой, а может вообще называл ее ласково – моя девочка.
Первый этап сражения, которое вообщем-то и не начиналось, был проигран. Игнат приводил ее в дом. А это означало самое худшее. Это означало, что в скором времени он неотвратимо сломает себе жизнь.
Судя по этой Рите Павловне (я решила ее называть только так, прекрасно зная, что подобные дамы до семидесяти мечтают, чтобы их называли только по имени), она обожала красивые вещи, чрезмерную аккуратность и богатый строгий стиль. В общем то, что до поры до времени ненавидел мой брат.
В связи с этим я не притронулась к уборке квартиры, а напротив, не слишком заметно и вызывающе все привела в легкий хаос. Сама же нарядилась соответствующим образом.
Старые дешевые джинсы, помятая футболка и рваные кеды. Для убедительности своего никудышного образа я не помыла голову и не накрасилась. Только слишком неровно и слишком коротко подстригла челку. Одним словом, я превратилась в полную дурочку-дурнушку. И сама еще не осознавала, зачем мне все это нужно.
К счастью, мама с Василием Петровичем уже давно жили на даче, коротая зимние вечера за чаем с вишневым вареньем. Мне сегодня никто не мог помешать. И хотя Игнат предупредил, чтобы я обязательно дозвонилась до них. Я, естественно, этого делать не стала. В конце-концов, попробуй дозвонись до какой-то захудалой деревушки, когда на улице вьюга.
Они ворвались в дом с шумом и смехом. Громко топали ногами, отряхивая в прихожей обувь от снега. И даже, казалось, забыли о моем существовании. Но я не замедлила напомнить о себе. И появилась в дверях.
– Привет! – очень весело и бодренько крикнула я.
– Привет, Светик, – Игнат нежно обнял меня. И потрепал по щеке. – Сейчас ты познакомишься с самой красивой, самой умной и самой желанной женщиной на свете.
Самая умная и самая желанная оценивающе оглядела меня с ног до головы и мило улыбнулась. Какая это была улыбка! Улыбка змеи, улыбка собственницы, улыбка тайного врага. Я в ответ расплылась в не менее дружелюбной улыбочке. И мы прекрасно поняли друг друга. Война началась. И только мой брат считал, что все прекрасно. Что наконец-то достигнуто истинное перемирие.
– Мне о вас Игнат столько рассказывал, – промурлыкала она приветственный штамп.
– О, мне о вас тоже, Маргарита Павловна, – не менее ласково промурлыкала я в ответ, делая упор на имени – отчестве.
Она позеленела. Но мужественно продолжала улыбаться. Я не без удовлетворения подумала, что имя отчество ей очень кстати. Вблизи она выглядела еще старше. Несмотря на дорогую косметику и изысканный костюм. И я, нарядившись как подросток, ненакрашенная, лохматая с челочкой-дурочкой, явно выигрывала по сравнению с ней. Она чуть ли не годилась мне в матери.
– Ну, что вы, Светочка, – она взмахнула холеной рукой, – какие могут между нами официальности. Называй меня просто – Рита.
Я в ответ замахала руками.
– Да как я смею! Вы такой известный человек! И потом, – я потупила глазки. – И потом меня с детства учили вежливости. Я не привыкла тыкать людям гораздо старше меня.
Удар попал в цель. Она стиснула зубы. Но тут же взяла себя в руки и прижалась к Игнату, и поцеловала его в щеку.
– Какая милая и вежливая у тебя сестричка.
Мой тупой брат облегченно вздохнул.
– Я так рад, что вы понравились друг другу. Если честно, я так боялся…
А потом мы вместе ужинали. Игнат целый вечер смотрел на нее влюбленным взглядом. Стараясь угодить малейшей прихоти. А она зря времени не теряла. Она решила полностью отыграться за свое имя – отчество. И демонстративно показывала, какая у них большая любовь.
Она громко хохотала, бросалась Игнату на шею. Потом вдруг становилась грустной и очень серьезной. И трагичным голосом рассказывала насколько тяжела теперь жизнь, как жаль несчастных нуждающихся людей, и что она отдает все силы на спасение человечества. И ради правды готова чуть ли не сложить голову. А благотворительность – ее основное занятие по жизни.
И мой брат, мой умный, милый брат ей верил! Это было непостижимо! Ей же было глубоко плевать на человечество! Она купалась в немыслимой роскоши. И цена этому – элементарная ложь. Легко заниматься благотворительностью, предварительно обобрав это самое человечество И я не без удовольствия подумала, что когда-нибудь в один прекрасный день это самое человечество здорово надает ей по умной башке. Если она конечно не успеет как хамелеон сменить шкурку.
Но я не знала, как можно было доказать Игнату обратное. Влюбленному что-либо доказывать бесполезно. Я наблюдала за Маргаритой Павловной, за ее заученными жестами, за ее штампованными механическими фразами и не раз за вечер задавала себе вопрос. Зачем ей нужен мой брат? Непутевый, наивный и добрый? Впрочем, наверное, именно поэтому он ей и понадобился. Подобные себе очень быстро надоедали. Маргарита Павловна напоминала человека, тонущего в трясине. Сам запутался в грязи и тине, и хочется тянуть за собой других, хороших и чистых, чтобы замарать и их. Чтобы оправдать свое существование и свои жалкие поступки.
Впрочем, мой брат нужен был ей и просто как стареющей женщине. Может быть, она пыталась с помощью его вернуть свою молодость. Доказать другим, что она еще так хороша.
В любом случае за этот вечер я отлично усвоила одно. Она его не любила. И она с ним просто играла. Она бесилась от жира. Пресытившаяся, имеющая все, что пожелает. И ей вдруг захотелось большего. Ее потянуло на экзотику и чистоту. К тому же, наверняка, она мнила себя не меньше чем Дункан или Жорж Санд. И наверняка, предвкушала сплетни, которые обожала. Скандал, который придумывала сама. Юный прелестный мальчик и обворожительная зрелая Богиня.
Я смотрела на этого юного прелестного мальчика. Моего тупого братца. И мне так хотелось залепить ему оплеуху. Но я, как дурочка, по-прежнему мило улыбалась. И вынуждена была терпеливо наблюдать за их обнимочками, ужимочками, влюбленными взглядами и поцелуйчиками.
– Ты знаешь, Ритка, – Игнат потянулся, как сытый, полностью довольный жизнью домашний кот. – Я тебе честно скажу, Светка подтвердит. Ты первая – кого я привел в этот дом.
Маргарита Павловна смерила меня взглядом победителя.
– Ну, значит, это многое значит, – она осталась довольна игрой слов. Но решила окончательно меня повалить на лопатки. – Скажи, Светик, можно я так тебя буду называть, как твой брат?
И тут же не дождавшись согласия продолжила.
– Так это правда, я первая в его жизни девушка, которую он привел в дом?
Я хотела заметить, что она такая же девушка, как я бабушка. Но вынуждена была подтвердить. Однако побежденной себя признавать не собиралась.
– Конечно, Маргарита Павловна. Игнат не врет, он вообще никогда не врет. Только, жаль, мама не смогла приехать, – я притворно вздохнула.
Игнат нахмурился. Я знала, что так называемый отказ матери шел вразрез с его принципами. Он хотел, чтобы вся семья была в сборе на этих дурацких смотринах.
– Но мне показалось, Светка, что ты просто не смогла до нее дозвониться.
Я умышленно отвела взгляд и посмотрела за окно.
– Да, ладно, извини, – пробурчала невнятно я, – пожалуйста, извини. Я совсем забыла… Ну, в общем, забудь об этом…
– Я не собираюсь ничего забывать, – Игнат слегка повысил голос. Вообще, мне в последнее время меньше всего нравилась его серьезность. – Ты скажешь мне сейчас всю правду… При Рите скажешь, я от нее ничего не собираюсь утаивать. И так будет всегда.
Зато сколько она от тебя утаивает, братишка! И так тоже будет всегда! Но вслух я сказал другое.
– Ну, я не хотела тебя расстраивать… Ты же знаешь маму… Она не придала этому никакого значения. Она уверена, что это просто твое очередное увлечение. Она столько их насмотрелась за свою жизнь… Зная тебя… Ну, кто же поверит…
Судя по Игнату, он уже готов был броситься в ноги своей змее и просить прощения за отрицательную маму. Но она оказалась хитрее. У нее был богатый жизненный опыт.
– Боже, какой пустяк, – она махнула рукой. – Не придавай этому значения. И потом… И потом я очень хорошо понимаю твою маму. Ты знаешь. Я думаю, это очень умная женщина. И она поступила правильно. Поверь мне, первый мой приход в этот дом не должен являться смотринами. Это было бы и для меня неловко. Главное – что ты меня привел. А потом уже обязательно ты познакомишь меня с мамой. Твоя мама права. И мне она уже нравиться.
Ого-го! Браво! Добрые слова о маме своего жениха – это большой плюс в пользу невесты! Не часто встретится такое благородство! Игнат таял на глазах. И все еще не верил своему внезапно привалившему счастью.
– Ритка, – он взял ее руки в свои и благодарно пожал их, – да ты не слушай мою сестренку. Она не злая, она просто всегда говорит правду. Тебе, наверное, неприятно. Что она ляпнула на счет моих многочисленных увлечений.
И тут Маргарита Павловна была на высоте.
– Напротив, милый, мне это даже льстит. Во-первых, ты такой опытный.
Ну, как еще удачней можно похвалить мальчишку!
– А во-вторых, их было много, но привел сюда ты только меня.
И Маргарита Павловна бросила на меня ехидный взгляд. Я была сражена. Она оказалась крепким орешком. И мне необходимо было во чтобы то ни стало его раскусить. Чтобы под нос Игнату показать, что внутри он пустой. Только толстый слой пыли…
Они ушли вместе. На прощание, она задержалась в коридоре, что мне шепнуть.
– Мы должны с тобой подружиться, милая. А если будешь хорошо себя вести, будешь послушной и покладистой – не пожалеешь.
– И сколько это будет стоить? Я думала, что вы покупаете только мужчин… Маргарита Павловна…
Она со злостью хлопнула перед моим носом моей же дверью. И я осталась одна.
Я долго смотрела им вслед. Издалека они представляли собой красивую пару. Я это признавала. Элегантная изящная женщина шла под руку с высоким мужественным парнем. И белые хлопья снега кружились в темноте над ними, и путались в их волосах. Мираж, фантазия, видимость. Как бы ни был красив снег, он все равно растает. И любовь брата мне казалась подобной ему. Рано или поздно она покинет его. Может быть, когда наступит весна. И он наконец-то проснется. В конце-концов, лучше чтобы это случилось пораньше. Пока все не зашло еще очень далеко. Пока он не превратился в примерного, вечно униженного семьянина, над которым давлеет его жена, лгунья, притворщица и более того – надзирательница с плеткой в руках.
15
А вскоре Маргарита Павловна и мой брат Игнат укатили за город, в дом отдыха. Она всячески пыталась уговорить братца провести Новый год в Африке, но здесь у него хватило ума отказаться. Мой брат не хотел ни под каким предлогом в Африку. И даже впервые пожаловался на свою Риту.
– Нет, ты слышишь Светка, она меня хочет затащить в какую-то Африку. Бред какой-то. Да еще на Новый год! Я что сумасшедший.
– Ну, почему, – смиренно ответила я, хотя в душе ликовала. – Ей бы очень пошел загар, она же все делает ради тебя. К тому же, наверняка, она мечтает пройтись перед тобой в купальнике. Ну, сам подумай, это бронзовое тело, эти стройные ноги, утопающие в желтом песке, эти брызги Средиземного моря, осыпающие ее светлые волосы. Она все делает ради тебя. И наверняка, мечтает, чтобы ты вдоволь нажрался бананов и кокосов. В эту пору здесь сущий авитаминоз.
– Дурочка, – Игнат мечтательно прикрыл глаза. И тут же встрепенулся. – Не ты, сестренка. Она… Она – милая славная дурочка.
Я вздохнула. Меня он уже давно не называл милой дурочкой.
– Сама посуди, зачем мне Африка? Да еще в Новый год. А как же елка, а как же снег.
– Елку можно запросто заменить пальмой. А снег и здесь может растаять под Новый год. И наступит противная слякоть.
– Сколько мрачных мыслей в твоей светлой головке, Светка. Мы прекрасно проведем здесь Новый год. Это будет самый лучший праздник в моей жизни, я уверен. И потом… Как она могла… Она же прекрасно знает, что у меня нет таких денег.
Я равнодушно пожала плечами.
– Скорее всего, она не подумала об этом. Когда любишь – уже не думаешь о таких мелочах, как деньги, – мне так нравилось быть благородной, защищая моего врага.
– Я не могу не думать об этом, – Игнат вздохнул. И я поняла, что ему нелегко касаться этого вопроса. Он привык все делать сам, он привык отдавать, а не брать.
И все же я никогда еще не видела своего брата таким счастливым, как в ту снежную зиму. Он как ребенок радовался предстоящей поездке. Он в один миг похорошел и повзрослел. И у меня деже возникала мысль, права ли я? И кто сказал, что я обязательно его должна спасать? И зачем спасать от счастья. Но я тут же гнала эти мысли прочь. Его счастье было химерой, неправдой. Я спасала его не от счастья, а от лжи. А ложь для моего прямодушного, честного брата могла обернуться только бедой…
Вскоре они уехали, взяв с меня слово, что я обязательно брошу все и Новый год встречу с ними, за городом. Слово я дала, но не собиралась его выполнять. Напротив, в моей душе скопилось столько горечи и обиды, что назло всем я решила провести праздник одна, запершись в четырех стенах. Я даже со сладостным мазохизмом предвкушала, как ровно в двенадцать улягусь в постель, выключу свет и попытаюсь уснуть. А на улице будут слышны радостные крики, песни, громыхание салюта. А я буду совершенно одна. И я уже обожала свое одиночество в Новый год. И уже придумывала, как красочно опишу его своему брату. И как он расстроиться и будет себя проклинать, что совершенно забросил свою младшую сестренку, что забыл про ее чувства, что сам толкнул ее на такое одинокое жалкое существование. При этих мыслях я даже чуть не расплакалась. В квартире было очень пусто. И я решила что неплохо прогуляться. А одиночество приберечь к празднику.
Я обожала эти предновогодние настроения. Улица обдала меня холодом, суетой. В глазах рябило от елочных украшений, дождика и гирлянд. Все спешили делать новогодние подарки. Мне в этом году подарка ждать было не от куда. Разве что надеяться на милость Деда Мороза.
Я потолкалась в магазинах, просто так, чтобы заглушить одиночество. И понять, что еще существуют на свете добрые люди, делающие друг другу подарки. Вскоре мне это надоело, и я долго бродила по заснеженным улицам, пока окончательно не замерзла. На пути повстречался кафетерий И я решила выпить чашку горячего кофе.
Людей, к счастью, было мало. И я выбрала себе крайний столик, возле огромной пушистой елки. Запахло хвоей и клеем самодельных гирлянд. Я медленно потягивала обжигающий кофе с молоком. По телу пробежало приятное тепло. Мне стало жарко. Спешить было некуда. Дома меня никто не ждал. Можно было поехать к институтским друзьям, но мне почему-то не хотелось ни с кем разговаривать. Да и близких друзей у меня не было. Мне достаточно было брата и мамы. У остальных я только спрашивала: как дела? И не слушала ответ. Их дела меня мало волновали. Впрочем, как и они мало интересовались моими. Все давно отвыкли откровенничать. Это считалось почти дурным тоном. И мне уже казалось, что понятие дружбы постепенно исчезло. И вслед за ним исчезнет и понятие любви. И что тогда останется? В ту любовь, о которой я мечтала когда-то в детстве и ради которой готова была умереть, я уже не верила. И я почти с ужасом вспоминала Германа, из-за которого чуть не отравилась.
Мрачные мысли настолько поглотили меня, что я даже не заметила поначалу, как кто-то подсел за мой столик. Я глядела в полупустую чашку и искренне жалела себя. Свои разбитые детские мечты. И чувствовала себя ужасно старой, у которой все уже давно позади. Наконец низкий приятный голос меня вывел из меланхоличного сна.
– Ты, как зайчик под елочкой.
Я, старая и мудрая поначалу опешила. Зайчик под елочкой. Это еще что за новости! Я подняла голову и встретилась с ним лицом к лицу. И во всю вытаращила на него глаза. Он был чертовски, ну просто чертовски красив! Я дура когда-то считала красивым Германа! Да Герман с ним и рядом никогда не стоял. Конечно, Игнат… Обаятельней своего брата я никого не встречала. Но… Черт побери! Прости меня, мой любимый братец… Ты на свете всех милее, всех прекрасней и… Но этот парень все равно лучше! Даю голову на отсечение!
Странно, но в этот очаровательный миг я не подумала о себе. У меня и мысли не возникло влюбиться или подружиться с ним. Первая моя мысль была о Рите и Игнате. Вот оно! Вот вполне осуществимый план. Вот удача, которая в виде новогоднего подарка оказалась сегодня под новогодней елкой. Спасибо тебе дед Мороз, лучшего подарка ты мне не мог преподнести.
У меня видимо был настолько дурацкий вид, что незнакомец решил, будто я влюбилась с первого взгляда. И как я поняла решил тут же смотаться. Ну, нет! Позволить ему уйти просто так я не могла. Я быстро оценивающе оглядела его с ног до головы. Да уж, в него влюбиться любая. Этакий Том Круз, но все равно лучше. Он явно понравится женщине постарше. Видок у него довольно потрепанный – парень не из богатеньких сыночков. Значит, богатенькая дамочка с удовольствием возьмет его под свое крылышко. Вот бы он еще пребывал в колонии, этакий запутавшийся мальчишка, которого с удовольствием усыновит зрелая женщина с материнскими инстинктами, у которой к тому же нет детей. А если он еще и сирота! Цены ему нет! Но в любом случае и сиротство, и колонию можно додумать.
Пока я таращилась на него, угадывая биографию, он старался побыстрее допить свой кофе. Зайчиком меня уже не называл и всячески старался на меня не смотреть, чтобы не дай бог, не дать повода. Он явно решил, что я активно плету на него сети. И отчасти был прав.
Я мгновенно сообразила, что с ним следует играть в открытую. Просто набиться в подружки такого красавчика не выйдет. Он, наверняка, избалован девушками, а я не самая красивая и привлекательная из них. Поэтому я тут же перешла к делу. Сама не ожидая, что оно пойдет, как по маслу.
– Сразу тебе говорю, в тебя я влюбляться не собираюсь, – вдруг ляпнула я, и он от неожиданности чуть не вылил горячий кофе на свою протертую джинсовую куртку. – Мне не нравятся слишком уж красивые. И слишком уж похожие на Тома Круза.
Он с недоверием смотрел на меня. Пожалуй, он был уверен, что красавчики нравятся всем.
– И я не тетенька с киностудии, предлагающая тебе главную роль в кино.
Ему вполне понравилась моя откровенность. И он даже робко улыбнулся.
– А я бы не отказался от главной роли.
– В таком случае тебе выпал шанс. И, возможно, тебе скоро не только главную роль предложат, но еще и золотые горы впридачу. Но для начала нужна репетиция.
И я довольно подробно ему обрисовала суть дела. И он уже никуда не собирался уходить. И уже сам откровенно и с любопытством поглядывал на меня.
– Не самая это благородная роль, – вдруг сказал он.
И я нахмурилась. Мне конечно понравилось, что он не умер от счастья в предвкушении возможности подцепить телезвезду. Но с другой стороны его положительность могла усложнить задачу.
– Понимаешь, – не знаю почему, но мне не хотелось выглядеть в его глазах этакой наглой и ушлой девкой. – Понимаешь, Денис. Ну, все не так, как я тебе рассказала. Вернее, ты понял меня не так. Главное здесь не напакостить ей. Главное – это помочь моему брату. А ради брата… Ну, если хочешь, ради брата я могу пойти не на самые благородные поступки. Но, конечно, это не значит, что на это должен пойти и ты.
– Конечно не значит. Тем более, что он не мой брат. Но я тебе помогу.
Я не ожидала такого быстрого согласия. И недоуменно посмотрела на него.
– Почему?
Он пожал плечами. Он сам не знал почему.
– Может быть, потому, что я тебе не понравился. Я не привык к такому. И мне хочется узнать тебя поближе.
Меньше всего не свете мне хотелось узнать его поближе. Разве могут быть близкие отношения с таким красавчиком? Они ведь наверняка закончатся трагично. Чувство самосохранение взяло вверх. И уже я попыталась смыться. И сказала ему, что я все придумала и вообще, чтобы он не обращал внимания на мой бред. И в душе я благодарила бога, что не назвала фамилию Риты.
– Ну погоди, зайчик…
Это еще не хватало, чтобы он теперь называл меня зайчиком. Меня, взрослую и умудренную жизненным опытом!
– Погоди, ты меня не правильно поняла. Да ты и не в моем вкусе, честное слово. Ты слишком умная. Я терпеть не могу умных.
Я убедила себя, что поверила Денису. Я убедила себя, что сама в него никогда не влюблюсь. И на этом почти успокоилась. Хотя что-то мне подсказывало, что эта история будет не такой уж простой.
А он мне потом долго рассказывал о себе. И мне нравилось его слушать. И я убеждалась, что он действительно находка. Он во всем превосходил брата. Он был младше, красивее, беднее и судьба его была гораздо трагичнее. В колонии он безусловно не был, но сознался что подворовывал в детстве. У меня на глазах чуть ли не появились слезы, слушая историю несчастного мальчика-сорванца, которого бросил отец. Но безусловно его историю мне пришлось подредактировать, дабы он смог преподнести ее Рите в ореоле трудной, но романтичной жизни. Я тут же посоветовала, чтобы он подворовывал в театре, а не в магазине. Это придаст некоторую интеллектуальность его образу. Мальчик с детства мечтал о сцене, но вынужден был воровать номерки в храме Мельпомены.
Отца – хама и гуляку – я тут же заменила на погибшего летчика, вспомнив свое детство.
– Нет, ты слышишь Светка, она меня хочет затащить в какую-то Африку. Бред какой-то. Да еще на Новый год! Я что сумасшедший.
– Ну, почему, – смиренно ответила я, хотя в душе ликовала. – Ей бы очень пошел загар, она же все делает ради тебя. К тому же, наверняка, она мечтает пройтись перед тобой в купальнике. Ну, сам подумай, это бронзовое тело, эти стройные ноги, утопающие в желтом песке, эти брызги Средиземного моря, осыпающие ее светлые волосы. Она все делает ради тебя. И наверняка, мечтает, чтобы ты вдоволь нажрался бананов и кокосов. В эту пору здесь сущий авитаминоз.
– Дурочка, – Игнат мечтательно прикрыл глаза. И тут же встрепенулся. – Не ты, сестренка. Она… Она – милая славная дурочка.
Я вздохнула. Меня он уже давно не называл милой дурочкой.
– Сама посуди, зачем мне Африка? Да еще в Новый год. А как же елка, а как же снег.
– Елку можно запросто заменить пальмой. А снег и здесь может растаять под Новый год. И наступит противная слякоть.
– Сколько мрачных мыслей в твоей светлой головке, Светка. Мы прекрасно проведем здесь Новый год. Это будет самый лучший праздник в моей жизни, я уверен. И потом… Как она могла… Она же прекрасно знает, что у меня нет таких денег.
Я равнодушно пожала плечами.
– Скорее всего, она не подумала об этом. Когда любишь – уже не думаешь о таких мелочах, как деньги, – мне так нравилось быть благородной, защищая моего врага.
– Я не могу не думать об этом, – Игнат вздохнул. И я поняла, что ему нелегко касаться этого вопроса. Он привык все делать сам, он привык отдавать, а не брать.
И все же я никогда еще не видела своего брата таким счастливым, как в ту снежную зиму. Он как ребенок радовался предстоящей поездке. Он в один миг похорошел и повзрослел. И у меня деже возникала мысль, права ли я? И кто сказал, что я обязательно его должна спасать? И зачем спасать от счастья. Но я тут же гнала эти мысли прочь. Его счастье было химерой, неправдой. Я спасала его не от счастья, а от лжи. А ложь для моего прямодушного, честного брата могла обернуться только бедой…
Вскоре они уехали, взяв с меня слово, что я обязательно брошу все и Новый год встречу с ними, за городом. Слово я дала, но не собиралась его выполнять. Напротив, в моей душе скопилось столько горечи и обиды, что назло всем я решила провести праздник одна, запершись в четырех стенах. Я даже со сладостным мазохизмом предвкушала, как ровно в двенадцать улягусь в постель, выключу свет и попытаюсь уснуть. А на улице будут слышны радостные крики, песни, громыхание салюта. А я буду совершенно одна. И я уже обожала свое одиночество в Новый год. И уже придумывала, как красочно опишу его своему брату. И как он расстроиться и будет себя проклинать, что совершенно забросил свою младшую сестренку, что забыл про ее чувства, что сам толкнул ее на такое одинокое жалкое существование. При этих мыслях я даже чуть не расплакалась. В квартире было очень пусто. И я решила что неплохо прогуляться. А одиночество приберечь к празднику.
Я обожала эти предновогодние настроения. Улица обдала меня холодом, суетой. В глазах рябило от елочных украшений, дождика и гирлянд. Все спешили делать новогодние подарки. Мне в этом году подарка ждать было не от куда. Разве что надеяться на милость Деда Мороза.
Я потолкалась в магазинах, просто так, чтобы заглушить одиночество. И понять, что еще существуют на свете добрые люди, делающие друг другу подарки. Вскоре мне это надоело, и я долго бродила по заснеженным улицам, пока окончательно не замерзла. На пути повстречался кафетерий И я решила выпить чашку горячего кофе.
Людей, к счастью, было мало. И я выбрала себе крайний столик, возле огромной пушистой елки. Запахло хвоей и клеем самодельных гирлянд. Я медленно потягивала обжигающий кофе с молоком. По телу пробежало приятное тепло. Мне стало жарко. Спешить было некуда. Дома меня никто не ждал. Можно было поехать к институтским друзьям, но мне почему-то не хотелось ни с кем разговаривать. Да и близких друзей у меня не было. Мне достаточно было брата и мамы. У остальных я только спрашивала: как дела? И не слушала ответ. Их дела меня мало волновали. Впрочем, как и они мало интересовались моими. Все давно отвыкли откровенничать. Это считалось почти дурным тоном. И мне уже казалось, что понятие дружбы постепенно исчезло. И вслед за ним исчезнет и понятие любви. И что тогда останется? В ту любовь, о которой я мечтала когда-то в детстве и ради которой готова была умереть, я уже не верила. И я почти с ужасом вспоминала Германа, из-за которого чуть не отравилась.
Мрачные мысли настолько поглотили меня, что я даже не заметила поначалу, как кто-то подсел за мой столик. Я глядела в полупустую чашку и искренне жалела себя. Свои разбитые детские мечты. И чувствовала себя ужасно старой, у которой все уже давно позади. Наконец низкий приятный голос меня вывел из меланхоличного сна.
– Ты, как зайчик под елочкой.
Я, старая и мудрая поначалу опешила. Зайчик под елочкой. Это еще что за новости! Я подняла голову и встретилась с ним лицом к лицу. И во всю вытаращила на него глаза. Он был чертовски, ну просто чертовски красив! Я дура когда-то считала красивым Германа! Да Герман с ним и рядом никогда не стоял. Конечно, Игнат… Обаятельней своего брата я никого не встречала. Но… Черт побери! Прости меня, мой любимый братец… Ты на свете всех милее, всех прекрасней и… Но этот парень все равно лучше! Даю голову на отсечение!
Странно, но в этот очаровательный миг я не подумала о себе. У меня и мысли не возникло влюбиться или подружиться с ним. Первая моя мысль была о Рите и Игнате. Вот оно! Вот вполне осуществимый план. Вот удача, которая в виде новогоднего подарка оказалась сегодня под новогодней елкой. Спасибо тебе дед Мороз, лучшего подарка ты мне не мог преподнести.
У меня видимо был настолько дурацкий вид, что незнакомец решил, будто я влюбилась с первого взгляда. И как я поняла решил тут же смотаться. Ну, нет! Позволить ему уйти просто так я не могла. Я быстро оценивающе оглядела его с ног до головы. Да уж, в него влюбиться любая. Этакий Том Круз, но все равно лучше. Он явно понравится женщине постарше. Видок у него довольно потрепанный – парень не из богатеньких сыночков. Значит, богатенькая дамочка с удовольствием возьмет его под свое крылышко. Вот бы он еще пребывал в колонии, этакий запутавшийся мальчишка, которого с удовольствием усыновит зрелая женщина с материнскими инстинктами, у которой к тому же нет детей. А если он еще и сирота! Цены ему нет! Но в любом случае и сиротство, и колонию можно додумать.
Пока я таращилась на него, угадывая биографию, он старался побыстрее допить свой кофе. Зайчиком меня уже не называл и всячески старался на меня не смотреть, чтобы не дай бог, не дать повода. Он явно решил, что я активно плету на него сети. И отчасти был прав.
Я мгновенно сообразила, что с ним следует играть в открытую. Просто набиться в подружки такого красавчика не выйдет. Он, наверняка, избалован девушками, а я не самая красивая и привлекательная из них. Поэтому я тут же перешла к делу. Сама не ожидая, что оно пойдет, как по маслу.
– Сразу тебе говорю, в тебя я влюбляться не собираюсь, – вдруг ляпнула я, и он от неожиданности чуть не вылил горячий кофе на свою протертую джинсовую куртку. – Мне не нравятся слишком уж красивые. И слишком уж похожие на Тома Круза.
Он с недоверием смотрел на меня. Пожалуй, он был уверен, что красавчики нравятся всем.
– И я не тетенька с киностудии, предлагающая тебе главную роль в кино.
Ему вполне понравилась моя откровенность. И он даже робко улыбнулся.
– А я бы не отказался от главной роли.
– В таком случае тебе выпал шанс. И, возможно, тебе скоро не только главную роль предложат, но еще и золотые горы впридачу. Но для начала нужна репетиция.
И я довольно подробно ему обрисовала суть дела. И он уже никуда не собирался уходить. И уже сам откровенно и с любопытством поглядывал на меня.
– Не самая это благородная роль, – вдруг сказал он.
И я нахмурилась. Мне конечно понравилось, что он не умер от счастья в предвкушении возможности подцепить телезвезду. Но с другой стороны его положительность могла усложнить задачу.
– Понимаешь, – не знаю почему, но мне не хотелось выглядеть в его глазах этакой наглой и ушлой девкой. – Понимаешь, Денис. Ну, все не так, как я тебе рассказала. Вернее, ты понял меня не так. Главное здесь не напакостить ей. Главное – это помочь моему брату. А ради брата… Ну, если хочешь, ради брата я могу пойти не на самые благородные поступки. Но, конечно, это не значит, что на это должен пойти и ты.
– Конечно не значит. Тем более, что он не мой брат. Но я тебе помогу.
Я не ожидала такого быстрого согласия. И недоуменно посмотрела на него.
– Почему?
Он пожал плечами. Он сам не знал почему.
– Может быть, потому, что я тебе не понравился. Я не привык к такому. И мне хочется узнать тебя поближе.
Меньше всего не свете мне хотелось узнать его поближе. Разве могут быть близкие отношения с таким красавчиком? Они ведь наверняка закончатся трагично. Чувство самосохранение взяло вверх. И уже я попыталась смыться. И сказала ему, что я все придумала и вообще, чтобы он не обращал внимания на мой бред. И в душе я благодарила бога, что не назвала фамилию Риты.
– Ну погоди, зайчик…
Это еще не хватало, чтобы он теперь называл меня зайчиком. Меня, взрослую и умудренную жизненным опытом!
– Погоди, ты меня не правильно поняла. Да ты и не в моем вкусе, честное слово. Ты слишком умная. Я терпеть не могу умных.
Я убедила себя, что поверила Денису. Я убедила себя, что сама в него никогда не влюблюсь. И на этом почти успокоилась. Хотя что-то мне подсказывало, что эта история будет не такой уж простой.
А он мне потом долго рассказывал о себе. И мне нравилось его слушать. И я убеждалась, что он действительно находка. Он во всем превосходил брата. Он был младше, красивее, беднее и судьба его была гораздо трагичнее. В колонии он безусловно не был, но сознался что подворовывал в детстве. У меня на глазах чуть ли не появились слезы, слушая историю несчастного мальчика-сорванца, которого бросил отец. Но безусловно его историю мне пришлось подредактировать, дабы он смог преподнести ее Рите в ореоле трудной, но романтичной жизни. Я тут же посоветовала, чтобы он подворовывал в театре, а не в магазине. Это придаст некоторую интеллектуальность его образу. Мальчик с детства мечтал о сцене, но вынужден был воровать номерки в храме Мельпомены.
Отца – хама и гуляку – я тут же заменила на погибшего летчика, вспомнив свое детство.