Страница:
Нелегок земной путь мудреца, но что значат все труды, соблазны, опасности для того, к кому в великом одобрении и привете склонила свои взоры Истина. «Сколько опасностей в этом мире тому, кто шествует к бессмертной обители, но он победил их в своем смиренном убежище!» (ст. 959). Мудрый идет своим путем «с опущенным взором, с утихшими чувствами, с духом, не тронутым никакой страстью, не пылая влечением» (ст. 62). Кротостью встречая несправедливость, прощением – обиды, в памяти бессмертного забывая земное, мудрый ревностно свершает свой великий подвиг, возвещая Истину, призывая к благой жизни. Он – источник счастья для жаждущих непорочных радостей; утратив все обычные соприкосновения с земным миром, он удержал лишь великое прикосновение врачующей любви к недужному людскому сердцу, больному грехом, неведением, тоскующему в незнании вечных обителей… «Не украшаясь, не стремясь к веселию и удовольствиям, этим обычным радостям мира, гнушаясь роскошества жизни, вещая Истину, ты гряди одиноко…» (ст. 58). «Не увлекаемый, не обольщаемый, ничего не жаждущий, никого не обижающий, свободный от страстей и желаний, не подчиненный никаким влечениям, не связанный ими ни в одном из миров…» (ст. 55). «Будьте чисты и живите в непорочности все вы; любите свои глубокие думы; согласные в мудрости, вы придете к концу всех страданий» (ст. 282).
Но если мудрый не увлечен земной жизнью, то, значит, она и не тяготит его. У мудрого нет влечения расстаться с нею, ибо обычной томительной жизни ослепления уже не существует: он переступил грань между преходящим и вечным, взирает в лазурные дали бесконечности – и чего же он стал бы искать, к чему стремиться?.. «Человека, для которого нет ничего обольщающего, который обрел свободу в познании Дхаммы, для которого нет ни желания возвратиться к существованию, ни желания расстаться с жизнью, того назову я Тихим, не ищущим плотских наслаждений; никаких цепей здесь нет для него, и желание навсегда сокрушено им» (ст. 855–856).
Тихая и кроткая речь мудрого сильна велением правды; она обращена к сердцу слушателя и западает в него, как начало благодатной жизни, развивающейся в самобытной и чудной гармонии, согретой живительными лучами любви, мира и мудрости. «Благостно слово того, кто постиг верный смысл его; понятое слушателем, оно западает в его сердце, как семя размышления» (ст. 328).
Мудрец не растрачивается в пререканиях, не расточает в обильных поучениях свое бесценное сокровище; он не вступает в защиту своего учения, не оспаривает нападающих на него. Сама его жизнь, ее духовная красота лучше всяких слов разъясняют ищущим правды истину и суть великой жизни освобождения. Его врачующее слово поучения обращено к тем, чьей душе нужно исцеление, кто притекает в сомнении и печали, кто томится жизнью, страшится ее неразгаданности, ее неоткрытой тайны… «Когда беседует он с учениками или с другими нищенствующими, пусть речь его клонится только к изъяснению прекрасного Учения и никакое постыдное, бранное слово не оскверняет ее, ибо иные речи восстанавливают друг против друга людей; таких пустых, недостойных не похвалю я: только крепче завязываются узы на них, и они попусту растрачивают свои мысли в этих раздорах» (ст. 388–389).
Мудрецы, последователи Гаутамы, – нищенствущие в мире; они отказались от всего, что может дать человеку земная жизнь, и этим отрешением от земного приобрели несравненно более великое и светлое счастье в общении с бесконечной жизнью. Тихая радость уже разрешенной надежды, счастье встречи с тем, что ждалось в любви и уверенности, нетревожимый светлый покой – вот то великое сокровище, которым обладает нищий и с которым не сравнится никакое богатство и счастье в мире. В его чистой душе рождается только благое, его речь и жизнь дышат кротостью, благосклонностью, сердечностью. «Пойди и вопроси всех странников и духовных, близких и далеких, всех. Вопроси: есть ли что в мире выше правды и милости, выше смирения и кротости?» (ст. 188).
Ничего чуждого нет ему в безбрежных просторах бытия, к которым приник он своей любящей душой. Ничего враждебного, ничего темного нет в тех безграничностях света и радости. Все миры обнял мудрый своею любовью, не страшась, не враждуя; они для него – не темная неизвестность, но привет вечной зари, торжество правды, безгранично расширившееся объятие любви и благостыни… И все глубже и глубже радостью своей личной жизни вникает мудрец в радость бесконечного… «Пусть он простирает свое благоволение сквозь все миры, пусть обнимет он их своим благосклонным духом и вдаль, и вглубь, и ввысь, без вражды, без тревоги, без ненависти…» (ст. 149).
«Дух Мудрого расположен ко всем существам», – так говорил о Гаутаме злой дух Сатагира. Мудрый никого не страшится, ни к кому не питает ненависти, ему равно понятны и злоба, и вражда, и страдания всех существ, кто бы они ни были, он всех облекает своею дивною заботою, всех зовет к исцелению, всех благословляет на радость и счастье жизни… Злые духи укрощаются, внимая словам Гаутамы, побежденные неотразимой, бесконечной правдой Вечной Дхаммы, которую постиг Мудрец и весть о которой несет свет освобождения как начало новой всеобщей радостной жизни, где ни вражда, ни проклятие, ни тоска, ни слезы, ни злые и низкие замыслы не омрачат торжественного дня обновления… «Я пойду от селения к селению, – говорит умиленный злой дух, – я пойду от горы к горе, прославляя Совершеннопросвещенного, прославляя совершенство Вечного Закона!..»
То, что мы теперь назвали бы правом на жизнь всякого существа, было глубоко понято Гаутамой. Он делает различия между сильными – господствующими и слабыми – порабощенными, между существами избранными и существами – париями в мире; для его любви и отеческой заботливости равны все. Глубоко умилительна эта тихая благосклонность помыслов Гаутамы, эта его нежная отеческая забота о счастье и багоденствии всех и каждого! «Да будут счастливы все существа, да живут все они в радости и довольстве! Все живые существа, которые только есть на свете, – и слабые и сильные, и длинные и короткие, и большие и средние, и великие и малые, видимые и невидимые, живущие близко или далеко, рожденные или только еще носимые в утробе, – все они да будут счастливы!» (ст. 144–145).
В Сутта-Нипате есть много прекрасных изречений, выражающих эту заботливую любовь мудрого ко всем существам. Дружелюбное и кроткое отношение к ним – одно из важнейших положений нравственного учения Гаутамы. Вот отрывок из рассказанной Гаутамой легенды о падении брахман, в которой звучит мысль, весьма необычная для наших воззрений и практики жизни. «Как мать и отец, братья и другие близкие, так и коровы – наши лучшие друзья, дарующие нам целебные снадобья. Они питают и укрепляют нас, они дают нам крепкое телосложение и счастье; зная действительное назначение их, никогда брахманы не закалывали коров… Но со временем изменились брахманы… Они, певцы гимнов, пошли к царю и сказали: „Как вода и земля, жито и золото, так и коровы созданы для людей, ибо все это – дань мира живущим”…И тогда царь, властелин колесниц, наученный брахманами, подарил им много сотен тысяч коров, чтобы были они убиты для жертвы. Тех коров, всегда кротких, щедро дарующих людям полные чаши молока, тех коров, никому не вредящих ни рогами, ни копытом своим, – повелел царь, схватив за рога, убить их оружием!.. Боги и праотцы, Индра и Асуры и все духи воскликнули: „Это несправедливость!” – когда оружие вонзилось в коров. Свершилась несправедливость насилия, убиты неповинные коровы, жрецы отпали от Дхаммы!..»
В последнее время мыслители – как наши, так и других европейских народов – все чаще задумываются над направлением современной культуры, над ее началами и конечным идеалом, тогда как еще недавно европейская культура представлялась как возможно достижимое для человечества, не допускающее ни малейших правок, ни дополнений. Это – явные признаки близкого и серьезного пересмотра приоритетов. Европейская культура – культура научных знаний, видимого улучшения социальных отношений, но только не культура души. Ее тенденция – внешним образом, почти насильно, внедрить в жизнь то благое, что при душевной культуре развивается естественно и что, однажды явившись, никогда уже не иссякнет, ибо коренится в единственно реальной и несокрушимой почве благой жизни человека – в его душе. Мы забыли роковым образом, что только то прекрасно, чем сердце бьется уже в каждом своем ударе, что стало навсегда неотъемлемым от мысли, вносится в жизнь как живая, дышащая красота; между тем, насажденное извне прививается только долгое, долгое время и, привившись, нередко перерождается, принимает более грубые формы, далекие от идеала, о котором мечталось. Оттого-то и возникает странное противоречие: так много прекрасного в наших идеях и так мало его в жизни; потому-то неглубоко, недушевно, неискренно наше просвещение, что великие мысли прошли только чрез наше сознание, окрепли в памяти, но не созрели в материнских недрах души нашей, не согрелись ее живой, теплой любовью. Мы не вынашивали великих идей любовно и заботливо, не вдыхали в них жизни своей души – и вот даже величайшие, казалось бы, животворные помыслы воплощаются бесплодными, мертвыми. Обычное среди нас грустное ничтожество дел, которые смогли бы ярче, благотворнее принести в жизнь дух и суть великих идей, также связано с малой душевностью нашей сознательной жизни…
Кто знает, что возможна и должна быть красота духа, развивающего во мраке бессознательной материи чудные сферы сознания правды, любви, милости, кто поэтому ждет от людей благого, тот не может не видеть какое-то все более разрастающееся равнодушие, оцепенение. Среди холода жизни, ее омертвевшей дремоты так редки сердца, горящие пламенной любовью к истине, редки порывы, чудною близостью соединяющие душу с великой неземною жизнью. Мало любви льется в мире из душ человеческих, мало заботливости о благе, красе и величии духа, и в нашей жизни чувствуется отсутствие того тепла, той нежности, которые даются ей только искренней душевностью. И над всей нашей жизнью тяготеет печать безнадежной разлуки с прежней любовью, с былыми радостными и светлыми видениями…
Сложная европейская культура, богатая знаниями, умственной просвещенностью, широкой распространенностью образования, сделав многое для удобств общественной жизни, многому научив человека, сделала слишком мало для душевного мира, не научила человека жить сознательно благою, светлою и прекрасною жизнью. Горячо разрабатывая бесчисленные элементы культуры, забыли о самом важном ее элементе – о самом человеке; забыли, что только та культура истинна, которая выражается не вовне, а заложена глубоко, как живое начало, в душе человека. Чем больше людей истинно, душевно просвещенных, глубоко понимающих задачи времени в связи с никогда не умирающими задачами жизни и духа, людей, зорко охраняющих неприкосновенность великих принципов, добытых дорогою ценой и внесенных уже в человеческую жизнь, – тем надежнее опора культуры на действительно незыблемые основания, ярче, ощутимее, могущественнее. Больше чистых, благородных людей – и будет радостнее, и станет стыднее свершать злое и несправедливое…
Философия, охраняющая в душе человека память о вечном и святом бытии, является одним из важнейших источников душевной культуры.
В жизни должно быть такое святое место, где бы человек чувствовал дыхание вечности. Таким местом еще в древние времена были воздвигнутые храмины Духа, чертоги мудрости. Там тихим, неизменным пламенем горят светильники, зажженные великими мудрецами мира, и ощущается их тайное присутствие; у порога этой дивной обители тишины, успокоения, немеркнущей радости сознания вечного, куда едва лишь доносятся, как дальнее эхо, отголоски жизни, отрясается всякий прах и пыль земли: с чистою мыслью, с чистою, открывшеюся в любви душою должно приближаться к алтарю Истины…
В наше время нередко возникают разговоры: да нужна ли философия, повторяющая странные слова, зовущая ввысь? Не закончилось ли дело философии, когда «великие понятия» стали всеобщим достоянием, глубоко запали в человеческую мысль и работают уже в жизни созидательным образом? Но, рассуждая так, не уподобились ли мы тому оригинальному мыслителю, который усомнился в надобности солнца, когда на земле и «без того тепло»?
По некоторому недопониманию, философия в нашей жизни и мысли не занимает подобающего ей места и не оказывает должного благотворного влияния на людей. В наши дни философия напоминает заброшенную принцессу, выросшую в деревне; хрупкая и нежная, деликатная, чудная лилия среди грязи деревенской улицы, она как будто не нужна, чужда и докучна нашему времени «борьбы за жизнь» и «приспособления к ней».
Стремление к новаторству в умственной жизни, уверенность, что новая эпоха должна сказать все новое, превосходящее прежнее, – затмевает веру и мысль прошлого. А сколько, быть может, благих путей, светлым истоком проливающихся в мыслях прежних времен, мы вовсе и не заметили, пройдя мимо в самообольщении и надменности…
Н.И. Герасимова
arahat
блаженный, святой
Bhagavat
Славный, Блаженный (как имя Будды)
bhikhhu
нищенствующий монах, нищий
Dhamma
Дхамма, Вечный Закон, Вечная Истина, Учение
dhamma
(употр. во мн.ч.) правила, обычаи, законы, учения, порядки, вещи
Isi
Мудрец
Mara
Мара (дьявол, соблазнитель, властелин смерти)
muni
мудрец, аскет
samana
аскет, пустынник, самана, отшельник,
странник
samsara
путь возрождений, путь рождения и смерти, земная жизнь, путь рождения и разрушения
samkhara
этот свет, вещественный мир, твари, обманчивые призраки
Sugata
Счастливый (как имя Будды)
upadhi
элементы мира, звенья существующего
nibbuta
блаженствующий, освобожденный
Nibbana
Ниббана, блаженство, состояние исцеления, успокоения, царство мира, покоя, блаженства
pandita
мудрый
parinibbuta
счастливый, блаженный
Sakya muni
Будда (Шакья-Муни)
Tathagata
Совершенный (как имя Будды)
(по Макс-Мюллеру)
В настоящее время мы встречаем буддийский канон как целое, разделенное на три части и содержащее творения, собранные доныне в манускриптах, под общим именем Tipitaka.
Tipitaka разделяется на: 1) Vinaya-pitaka, 2) Sutta-pitaka и 3) Abhidhamma-pitaka.
I. Vinaya-pitaka
1. Vibhanga, 2 части
2. Khandhaka, 2 части: I. Mahavaga (большая)
II. Kulavagga (малая)
3. Parivarapatha – прибавление и позднейшее резюме
II. Sutta-pitaka
1. Digna nikaya – сборник 34 больших сутт
2. Magghima-nikaya – сборник 152 средних сутт
3. Samyutta-nikaya – сборные сутты
4. Anguttara-nikaya – сборные сутты
5. Khuddaka-nikaya – сборник сутт, состоящий из:
1) Khuddakapatha – малые изречения
2) Dhammapada
3) Udana – славословие (82 сутты)
4) Itivuttaka – сказания, относящиеся к изречениям Будды
5) Sutta nipata
6) Vimana vatthu – о небесных чертогах
7) Peta vatthu – сказания о духах отшедших
8) Theragatha – стихи об иноках
9) Therigatha – стихи об инокинях
10) Gataka – о перерождениях (550 сказаний)
11) Niddesa – объяснение некоторых сутт Сарипуттой
12) Patisambhidamagga – путь различения и непосредственного ведения
13) Apadana – легенды
14) Buddhavamsa – история 24 предшествовавших будд и история Гаутамы
15) Kariyapitaka – корзина поведения, достохвальные дела Будды
III. Abhidhamma-pitaka
1. Dhammasangani – перечисление условий жизни
2. Vibhanga – исследования (18)
3. Kathavatthupakarana – книги предметов для обсуждения
4. Puggalapannatti – изъяснение личности
5. Dhatukatha – об элементах
6. Yamaka – четы (десять отделений)
7. Patthanapakarana – книга причин
Сутта-Нипата. Сборник бесед и поучений
Книга I
Сутта I
Сутта II
Но если мудрый не увлечен земной жизнью, то, значит, она и не тяготит его. У мудрого нет влечения расстаться с нею, ибо обычной томительной жизни ослепления уже не существует: он переступил грань между преходящим и вечным, взирает в лазурные дали бесконечности – и чего же он стал бы искать, к чему стремиться?.. «Человека, для которого нет ничего обольщающего, который обрел свободу в познании Дхаммы, для которого нет ни желания возвратиться к существованию, ни желания расстаться с жизнью, того назову я Тихим, не ищущим плотских наслаждений; никаких цепей здесь нет для него, и желание навсегда сокрушено им» (ст. 855–856).
Тихая и кроткая речь мудрого сильна велением правды; она обращена к сердцу слушателя и западает в него, как начало благодатной жизни, развивающейся в самобытной и чудной гармонии, согретой живительными лучами любви, мира и мудрости. «Благостно слово того, кто постиг верный смысл его; понятое слушателем, оно западает в его сердце, как семя размышления» (ст. 328).
Мудрец не растрачивается в пререканиях, не расточает в обильных поучениях свое бесценное сокровище; он не вступает в защиту своего учения, не оспаривает нападающих на него. Сама его жизнь, ее духовная красота лучше всяких слов разъясняют ищущим правды истину и суть великой жизни освобождения. Его врачующее слово поучения обращено к тем, чьей душе нужно исцеление, кто притекает в сомнении и печали, кто томится жизнью, страшится ее неразгаданности, ее неоткрытой тайны… «Когда беседует он с учениками или с другими нищенствующими, пусть речь его клонится только к изъяснению прекрасного Учения и никакое постыдное, бранное слово не оскверняет ее, ибо иные речи восстанавливают друг против друга людей; таких пустых, недостойных не похвалю я: только крепче завязываются узы на них, и они попусту растрачивают свои мысли в этих раздорах» (ст. 388–389).
Мудрецы, последователи Гаутамы, – нищенствущие в мире; они отказались от всего, что может дать человеку земная жизнь, и этим отрешением от земного приобрели несравненно более великое и светлое счастье в общении с бесконечной жизнью. Тихая радость уже разрешенной надежды, счастье встречи с тем, что ждалось в любви и уверенности, нетревожимый светлый покой – вот то великое сокровище, которым обладает нищий и с которым не сравнится никакое богатство и счастье в мире. В его чистой душе рождается только благое, его речь и жизнь дышат кротостью, благосклонностью, сердечностью. «Пойди и вопроси всех странников и духовных, близких и далеких, всех. Вопроси: есть ли что в мире выше правды и милости, выше смирения и кротости?» (ст. 188).
Ничего чуждого нет ему в безбрежных просторах бытия, к которым приник он своей любящей душой. Ничего враждебного, ничего темного нет в тех безграничностях света и радости. Все миры обнял мудрый своею любовью, не страшась, не враждуя; они для него – не темная неизвестность, но привет вечной зари, торжество правды, безгранично расширившееся объятие любви и благостыни… И все глубже и глубже радостью своей личной жизни вникает мудрец в радость бесконечного… «Пусть он простирает свое благоволение сквозь все миры, пусть обнимет он их своим благосклонным духом и вдаль, и вглубь, и ввысь, без вражды, без тревоги, без ненависти…» (ст. 149).
«Дух Мудрого расположен ко всем существам», – так говорил о Гаутаме злой дух Сатагира. Мудрый никого не страшится, ни к кому не питает ненависти, ему равно понятны и злоба, и вражда, и страдания всех существ, кто бы они ни были, он всех облекает своею дивною заботою, всех зовет к исцелению, всех благословляет на радость и счастье жизни… Злые духи укрощаются, внимая словам Гаутамы, побежденные неотразимой, бесконечной правдой Вечной Дхаммы, которую постиг Мудрец и весть о которой несет свет освобождения как начало новой всеобщей радостной жизни, где ни вражда, ни проклятие, ни тоска, ни слезы, ни злые и низкие замыслы не омрачат торжественного дня обновления… «Я пойду от селения к селению, – говорит умиленный злой дух, – я пойду от горы к горе, прославляя Совершеннопросвещенного, прославляя совершенство Вечного Закона!..»
То, что мы теперь назвали бы правом на жизнь всякого существа, было глубоко понято Гаутамой. Он делает различия между сильными – господствующими и слабыми – порабощенными, между существами избранными и существами – париями в мире; для его любви и отеческой заботливости равны все. Глубоко умилительна эта тихая благосклонность помыслов Гаутамы, эта его нежная отеческая забота о счастье и багоденствии всех и каждого! «Да будут счастливы все существа, да живут все они в радости и довольстве! Все живые существа, которые только есть на свете, – и слабые и сильные, и длинные и короткие, и большие и средние, и великие и малые, видимые и невидимые, живущие близко или далеко, рожденные или только еще носимые в утробе, – все они да будут счастливы!» (ст. 144–145).
В Сутта-Нипате есть много прекрасных изречений, выражающих эту заботливую любовь мудрого ко всем существам. Дружелюбное и кроткое отношение к ним – одно из важнейших положений нравственного учения Гаутамы. Вот отрывок из рассказанной Гаутамой легенды о падении брахман, в которой звучит мысль, весьма необычная для наших воззрений и практики жизни. «Как мать и отец, братья и другие близкие, так и коровы – наши лучшие друзья, дарующие нам целебные снадобья. Они питают и укрепляют нас, они дают нам крепкое телосложение и счастье; зная действительное назначение их, никогда брахманы не закалывали коров… Но со временем изменились брахманы… Они, певцы гимнов, пошли к царю и сказали: „Как вода и земля, жито и золото, так и коровы созданы для людей, ибо все это – дань мира живущим”…И тогда царь, властелин колесниц, наученный брахманами, подарил им много сотен тысяч коров, чтобы были они убиты для жертвы. Тех коров, всегда кротких, щедро дарующих людям полные чаши молока, тех коров, никому не вредящих ни рогами, ни копытом своим, – повелел царь, схватив за рога, убить их оружием!.. Боги и праотцы, Индра и Асуры и все духи воскликнули: „Это несправедливость!” – когда оружие вонзилось в коров. Свершилась несправедливость насилия, убиты неповинные коровы, жрецы отпали от Дхаммы!..»
III
Творения древности – живое слово мудрого поучения, оставленное нам давно сошедшими в могилу людьми; в них – животворное начало испытующей мысли, поднявшейся до сознания вечного. Научившись выделять в творениях мудрецов древности все, связанное исключительно с их временем и имеющее только чисто исторический интерес, научившись понимать непреходящий смысл их учений, выраженных подчас в формах, чуждых нашему языку, не всегда ясных, часто не связанных в нашем разуме ни с какой цельной, определенной системой понятий, – мы воспроизведем перед собой жизнь и душу далекого прошлого, думы мудрых воссияют во всем величии, и станет явным это постоянное рвение человеческого духа к вечности, эта необоримая уверенность в бесконечном бытии, все живые бесчисленные энергии которого – благостны, прекрасны и праведны.В последнее время мыслители – как наши, так и других европейских народов – все чаще задумываются над направлением современной культуры, над ее началами и конечным идеалом, тогда как еще недавно европейская культура представлялась как возможно достижимое для человечества, не допускающее ни малейших правок, ни дополнений. Это – явные признаки близкого и серьезного пересмотра приоритетов. Европейская культура – культура научных знаний, видимого улучшения социальных отношений, но только не культура души. Ее тенденция – внешним образом, почти насильно, внедрить в жизнь то благое, что при душевной культуре развивается естественно и что, однажды явившись, никогда уже не иссякнет, ибо коренится в единственно реальной и несокрушимой почве благой жизни человека – в его душе. Мы забыли роковым образом, что только то прекрасно, чем сердце бьется уже в каждом своем ударе, что стало навсегда неотъемлемым от мысли, вносится в жизнь как живая, дышащая красота; между тем, насажденное извне прививается только долгое, долгое время и, привившись, нередко перерождается, принимает более грубые формы, далекие от идеала, о котором мечталось. Оттого-то и возникает странное противоречие: так много прекрасного в наших идеях и так мало его в жизни; потому-то неглубоко, недушевно, неискренно наше просвещение, что великие мысли прошли только чрез наше сознание, окрепли в памяти, но не созрели в материнских недрах души нашей, не согрелись ее живой, теплой любовью. Мы не вынашивали великих идей любовно и заботливо, не вдыхали в них жизни своей души – и вот даже величайшие, казалось бы, животворные помыслы воплощаются бесплодными, мертвыми. Обычное среди нас грустное ничтожество дел, которые смогли бы ярче, благотворнее принести в жизнь дух и суть великих идей, также связано с малой душевностью нашей сознательной жизни…
Кто знает, что возможна и должна быть красота духа, развивающего во мраке бессознательной материи чудные сферы сознания правды, любви, милости, кто поэтому ждет от людей благого, тот не может не видеть какое-то все более разрастающееся равнодушие, оцепенение. Среди холода жизни, ее омертвевшей дремоты так редки сердца, горящие пламенной любовью к истине, редки порывы, чудною близостью соединяющие душу с великой неземною жизнью. Мало любви льется в мире из душ человеческих, мало заботливости о благе, красе и величии духа, и в нашей жизни чувствуется отсутствие того тепла, той нежности, которые даются ей только искренней душевностью. И над всей нашей жизнью тяготеет печать безнадежной разлуки с прежней любовью, с былыми радостными и светлыми видениями…
Сложная европейская культура, богатая знаниями, умственной просвещенностью, широкой распространенностью образования, сделав многое для удобств общественной жизни, многому научив человека, сделала слишком мало для душевного мира, не научила человека жить сознательно благою, светлою и прекрасною жизнью. Горячо разрабатывая бесчисленные элементы культуры, забыли о самом важном ее элементе – о самом человеке; забыли, что только та культура истинна, которая выражается не вовне, а заложена глубоко, как живое начало, в душе человека. Чем больше людей истинно, душевно просвещенных, глубоко понимающих задачи времени в связи с никогда не умирающими задачами жизни и духа, людей, зорко охраняющих неприкосновенность великих принципов, добытых дорогою ценой и внесенных уже в человеческую жизнь, – тем надежнее опора культуры на действительно незыблемые основания, ярче, ощутимее, могущественнее. Больше чистых, благородных людей – и будет радостнее, и станет стыднее свершать злое и несправедливое…
Философия, охраняющая в душе человека память о вечном и святом бытии, является одним из важнейших источников душевной культуры.
В жизни должно быть такое святое место, где бы человек чувствовал дыхание вечности. Таким местом еще в древние времена были воздвигнутые храмины Духа, чертоги мудрости. Там тихим, неизменным пламенем горят светильники, зажженные великими мудрецами мира, и ощущается их тайное присутствие; у порога этой дивной обители тишины, успокоения, немеркнущей радости сознания вечного, куда едва лишь доносятся, как дальнее эхо, отголоски жизни, отрясается всякий прах и пыль земли: с чистою мыслью, с чистою, открывшеюся в любви душою должно приближаться к алтарю Истины…
В наше время нередко возникают разговоры: да нужна ли философия, повторяющая странные слова, зовущая ввысь? Не закончилось ли дело философии, когда «великие понятия» стали всеобщим достоянием, глубоко запали в человеческую мысль и работают уже в жизни созидательным образом? Но, рассуждая так, не уподобились ли мы тому оригинальному мыслителю, который усомнился в надобности солнца, когда на земле и «без того тепло»?
По некоторому недопониманию, философия в нашей жизни и мысли не занимает подобающего ей места и не оказывает должного благотворного влияния на людей. В наши дни философия напоминает заброшенную принцессу, выросшую в деревне; хрупкая и нежная, деликатная, чудная лилия среди грязи деревенской улицы, она как будто не нужна, чужда и докучна нашему времени «борьбы за жизнь» и «приспособления к ней».
Стремление к новаторству в умственной жизни, уверенность, что новая эпоха должна сказать все новое, превосходящее прежнее, – затмевает веру и мысль прошлого. А сколько, быть может, благих путей, светлым истоком проливающихся в мыслях прежних времен, мы вовсе и не заметили, пройдя мимо в самообольщении и надменности…
Н.И. Герасимова
* * *
Р.S. Прилагаем список важнейших наименований и специальных буддийских терминов, наиболее часто встречающихся в нашем памятнике:arahat
блаженный, святой
Bhagavat
Славный, Блаженный (как имя Будды)
bhikhhu
нищенствующий монах, нищий
Dhamma
Дхамма, Вечный Закон, Вечная Истина, Учение
dhamma
(употр. во мн.ч.) правила, обычаи, законы, учения, порядки, вещи
Isi
Мудрец
Mara
Мара (дьявол, соблазнитель, властелин смерти)
muni
мудрец, аскет
samana
аскет, пустынник, самана, отшельник,
странник
samsara
путь возрождений, путь рождения и смерти, земная жизнь, путь рождения и разрушения
samkhara
этот свет, вещественный мир, твари, обманчивые призраки
Sugata
Счастливый (как имя Будды)
upadhi
элементы мира, звенья существующего
nibbuta
блаженствующий, освобожденный
Nibbana
Ниббана, блаженство, состояние исцеления, успокоения, царство мира, покоя, блаженства
pandita
мудрый
parinibbuta
счастливый, блаженный
Sakya muni
Будда (Шакья-Муни)
Tathagata
Совершенный (как имя Будды)
Приложение
Состав Буддийского Канона(по Макс-Мюллеру)
В настоящее время мы встречаем буддийский канон как целое, разделенное на три части и содержащее творения, собранные доныне в манускриптах, под общим именем Tipitaka.
Tipitaka разделяется на: 1) Vinaya-pitaka, 2) Sutta-pitaka и 3) Abhidhamma-pitaka.
I. Vinaya-pitaka
1. Vibhanga, 2 части
2. Khandhaka, 2 части: I. Mahavaga (большая)
II. Kulavagga (малая)
3. Parivarapatha – прибавление и позднейшее резюме
II. Sutta-pitaka
1. Digna nikaya – сборник 34 больших сутт
2. Magghima-nikaya – сборник 152 средних сутт
3. Samyutta-nikaya – сборные сутты
4. Anguttara-nikaya – сборные сутты
5. Khuddaka-nikaya – сборник сутт, состоящий из:
1) Khuddakapatha – малые изречения
2) Dhammapada
3) Udana – славословие (82 сутты)
4) Itivuttaka – сказания, относящиеся к изречениям Будды
5) Sutta nipata
6) Vimana vatthu – о небесных чертогах
7) Peta vatthu – сказания о духах отшедших
8) Theragatha – стихи об иноках
9) Therigatha – стихи об инокинях
10) Gataka – о перерождениях (550 сказаний)
11) Niddesa – объяснение некоторых сутт Сарипуттой
12) Patisambhidamagga – путь различения и непосредственного ведения
13) Apadana – легенды
14) Buddhavamsa – история 24 предшествовавших будд и история Гаутамы
15) Kariyapitaka – корзина поведения, достохвальные дела Будды
III. Abhidhamma-pitaka
1. Dhammasangani – перечисление условий жизни
2. Vibhanga – исследования (18)
3. Kathavatthupakarana – книги предметов для обсуждения
4. Puggalapannatti – изъяснение личности
5. Dhatukatha – об элементах
6. Yamaka – четы (десять отделений)
7. Patthanapakarana – книга причин
Сутта-Нипата. Сборник бесед и поучений
Книга I
Uragavagga
Сутта I
1. Кто сдерживает свой возникающий гнев, как врач останавливает силу яда, проникшего в тело, – тот монах покинет оба берега, как змея сбрасывает с себя изношенную кожу.
2. Кто всецело отринул от себя страсти, как, ныряя в воду, срывают лотос, – тот монах покинет оба берега, как змея покидает свою отжившую кожу.
3. Кто отогнал от себя всякое желание, неудержимо подступающее, стремительное, кто погубил его, иссушив его, – тот монах покинет оба берега, как змея покидает свою отжившую шкурку.
4. Кто разрушил в себе надменность, как прилив сокрушает тростниковый мостик, – тот монах покинет оба берега, как змея оставляет свою отжившую кожу.
5. Кто постиг, что нет неизменной сущности в этом бытии, как нет цветов на фиговой пальме, – тот монах забудет оба берега, как змея навсегда бросает свою изношенную кожу.
6. В чьей груди уже нет чувства страха, кто победил это все возникающее возрождение – тот монах покидает оба берега, как змея сбрасывает свою отжившую кожу.
7. Кто развеял свои сомнения, кто отсек их от себя вполне и искренне – тот монах расстается с тем и с этим берегом, как змея со своею отжившею шкуркой.
8. Кто не рвался вперед, но и не оставался позади, кто победил оба эти мира заблуждения – тот монах оставляет оба берега, как змея свою отжившую шкурку.
9. Кто не рвался вперед, но и не оставался позади, кто понял, как все обманчиво в этом мире, – тот монах покинет оба берега, как змея свою изношенную шкурку.
10. Кто не стремился вперед, кто не оставался и позади, кого не поработила жадность – тот, познавший призрачность этого мира, покидает оба берега, как змея свою изношенную шкурку.
11. Кто не стремился вперед, кто не оставался и позади, свободный от страстей, сознавший обманчивость всего в этом мире, – тот монах оставляет оба берега, как змея свою отжившую шкурку.
12. Кто не рвался вперед, кто не оставался и позади, не побежденный ненавистью, изведавший обманчивость всего в этом мире, – тот монах покидает оба берега, как змея свою отжившую шкурку.
13. Кто не рвался вперед, кто не оставался и позади, свободный от мечтаний, ясно постигший призрачность всего в этом мире, – тот монах покинет оба берега, как змея покидает свою отжившую шкурку.
14. Кто все влечения погасил в себе и всякое желание вырвал с корнем – тот монах оставляет оба берега, как змея свою отжившую шкурку.
15. В ком не возникает вновь чувство страха, кого не возвратит оно опять к этому берегу – тот монах навсегда оставляет оба берега, как змея свою отжившую шкурку.
16. В ком не возникнет вновь чувство желания, кого не привяжет оно опять к существованию – тот монах покидает оба берега, как змея покидает свою изношенную шкурку.
17. Кто разрушил пять преград, свободный от страдания, победивший сомнения, недоступный печали, – тот монах покидает оба берега, как змея свою отжившую шкурку.
2. Кто всецело отринул от себя страсти, как, ныряя в воду, срывают лотос, – тот монах покинет оба берега, как змея покидает свою отжившую кожу.
3. Кто отогнал от себя всякое желание, неудержимо подступающее, стремительное, кто погубил его, иссушив его, – тот монах покинет оба берега, как змея покидает свою отжившую шкурку.
4. Кто разрушил в себе надменность, как прилив сокрушает тростниковый мостик, – тот монах покинет оба берега, как змея оставляет свою отжившую кожу.
5. Кто постиг, что нет неизменной сущности в этом бытии, как нет цветов на фиговой пальме, – тот монах забудет оба берега, как змея навсегда бросает свою изношенную кожу.
6. В чьей груди уже нет чувства страха, кто победил это все возникающее возрождение – тот монах покидает оба берега, как змея сбрасывает свою отжившую кожу.
7. Кто развеял свои сомнения, кто отсек их от себя вполне и искренне – тот монах расстается с тем и с этим берегом, как змея со своею отжившею шкуркой.
8. Кто не рвался вперед, но и не оставался позади, кто победил оба эти мира заблуждения – тот монах оставляет оба берега, как змея свою отжившую шкурку.
9. Кто не рвался вперед, но и не оставался позади, кто понял, как все обманчиво в этом мире, – тот монах покинет оба берега, как змея свою изношенную шкурку.
10. Кто не стремился вперед, кто не оставался и позади, кого не поработила жадность – тот, познавший призрачность этого мира, покидает оба берега, как змея свою изношенную шкурку.
11. Кто не стремился вперед, кто не оставался и позади, свободный от страстей, сознавший обманчивость всего в этом мире, – тот монах оставляет оба берега, как змея свою отжившую шкурку.
12. Кто не рвался вперед, кто не оставался и позади, не побежденный ненавистью, изведавший обманчивость всего в этом мире, – тот монах покидает оба берега, как змея свою отжившую шкурку.
13. Кто не рвался вперед, кто не оставался и позади, свободный от мечтаний, ясно постигший призрачность всего в этом мире, – тот монах покинет оба берега, как змея покидает свою отжившую шкурку.
14. Кто все влечения погасил в себе и всякое желание вырвал с корнем – тот монах оставляет оба берега, как змея свою отжившую шкурку.
15. В ком не возникает вновь чувство страха, кого не возвратит оно опять к этому берегу – тот монах навсегда оставляет оба берега, как змея свою отжившую шкурку.
16. В ком не возникнет вновь чувство желания, кого не привяжет оно опять к существованию – тот монах покидает оба берега, как змея покидает свою изношенную шкурку.
17. Кто разрушил пять преград, свободный от страдания, победивший сомнения, недоступный печали, – тот монах покидает оба берега, как змея свою отжившую шкурку.
Сутта II
1(18). «Я сварил свой рис, я подоил коров, – так говорил пастух Дханья, – вместе с товарищами живу я на отмели реки Маги; мой дом плотно закрыт, и огонь зажжен – теперь ты можешь дождиться, о небо!»
2(19). «Я свободен от гнева, я свободен от гордости, – так говорил Совершенный, – эту ночь провел я на отмели реки Маги; мое жилище не покрыто крышей, и огонь мой потух – ты можешь дождиться, о небо!»
3(20). «Я укрылся от оводов, – так говорил пастух Дханья, – на лугах, обильных травой, пасутся мои коровы, дождь не повредит им – теперь ты можешь дождиться, о небо!»
4(21). «Крепко снарядил я свою ладью, – так говорил Совершенный, – я приплыл к вечному берегу, я достиг той отмели, преодолев потоки страстей: теперь та ладья не нужна мне более – ты можешь дождиться, о небо!»
5(22). «Не сварлива моя жена, всегда послушна, – так говорил пастух Дханья, – долгое время она прожила со мной неразлучно; она миловидна, ничего дурного я никогда не слышу от нее – ты можешь дождиться, о небо!»
6(23). «Мне послушен мой ум, он свободен вполне, – так говорил Совершенный, – долгое время я обуздывал свой дух, совершенствовал его, и нет в нем теперь ничего злого – ты можешь дождиться, о небо!»
7(24). «Я кормлюсь своим трудом, – так говорил пастух Дханья, – и мои дети всегда со мною, они здоровы; ничего злого я никогда не слышу от них – ты можешь дождиться теперь, о небо!»
8(25). «Ни одного слуги нет у меня, – так говорил Совершенный, – что сам я добыл себе, с тем и прохожу чрез весь мир, нет мне нужды в помощниках – ты можешь дождиться, о небо!»
9(26). «У меня есть коровы, и телята есть у меня, – так говорил пастух Дханья, – у меня есть также и бык – он господин над коровами, – теперь ты можешь дождиться, о небо!»
10(27). «Нет у меня коров и телят, – так говорил Совершенный, – нет у меня и быка, господина над ними, – ты можешь дождиться, о небо!»
11(28). «Надежно врыты столбы, их нельзя раскачать, – так говорил пастух Дханья, – крепки веревки, новы и искусно свиты, коровы не порвут их – теперь ты можешь дождиться, о небо!»
12(29). «Как бык, порвал я все узы, как слон, я прорвался сквозь чащу ползучих растений, – так говорил Совершенный, – я не войду вновь в утробу рождений – ты можешь дождиться, о небо!»
Внезапно разразился ливень, заливая землю, наполняя озера. Слыша, что полился дождь, сказал Дханья:
13(30). «Немалая прибыль притекла к нам с тех пор, как мы узрели Совершенного; мы прибегаем к тебе, о ты, одаренный мудростью, – будь нашим наставником, о великий пустынник!
14(31). И я, и жена моя, мы оба послушны – благослови нас на добрую жизнь, мы победим рождение и смерть, мы достигнем конца страданий!»
15(32). «Кто имеет сынов, тот имеет радость от сынов, – говорил лукавый Мара, – кто имеет стада, тот имеет радость от стад, ибо звенья бытия – радости людей, и тот, у кого их нет, не имеет и радостей».
2(19). «Я свободен от гнева, я свободен от гордости, – так говорил Совершенный, – эту ночь провел я на отмели реки Маги; мое жилище не покрыто крышей, и огонь мой потух – ты можешь дождиться, о небо!»
3(20). «Я укрылся от оводов, – так говорил пастух Дханья, – на лугах, обильных травой, пасутся мои коровы, дождь не повредит им – теперь ты можешь дождиться, о небо!»
4(21). «Крепко снарядил я свою ладью, – так говорил Совершенный, – я приплыл к вечному берегу, я достиг той отмели, преодолев потоки страстей: теперь та ладья не нужна мне более – ты можешь дождиться, о небо!»
5(22). «Не сварлива моя жена, всегда послушна, – так говорил пастух Дханья, – долгое время она прожила со мной неразлучно; она миловидна, ничего дурного я никогда не слышу от нее – ты можешь дождиться, о небо!»
6(23). «Мне послушен мой ум, он свободен вполне, – так говорил Совершенный, – долгое время я обуздывал свой дух, совершенствовал его, и нет в нем теперь ничего злого – ты можешь дождиться, о небо!»
7(24). «Я кормлюсь своим трудом, – так говорил пастух Дханья, – и мои дети всегда со мною, они здоровы; ничего злого я никогда не слышу от них – ты можешь дождиться теперь, о небо!»
8(25). «Ни одного слуги нет у меня, – так говорил Совершенный, – что сам я добыл себе, с тем и прохожу чрез весь мир, нет мне нужды в помощниках – ты можешь дождиться, о небо!»
9(26). «У меня есть коровы, и телята есть у меня, – так говорил пастух Дханья, – у меня есть также и бык – он господин над коровами, – теперь ты можешь дождиться, о небо!»
10(27). «Нет у меня коров и телят, – так говорил Совершенный, – нет у меня и быка, господина над ними, – ты можешь дождиться, о небо!»
11(28). «Надежно врыты столбы, их нельзя раскачать, – так говорил пастух Дханья, – крепки веревки, новы и искусно свиты, коровы не порвут их – теперь ты можешь дождиться, о небо!»
12(29). «Как бык, порвал я все узы, как слон, я прорвался сквозь чащу ползучих растений, – так говорил Совершенный, – я не войду вновь в утробу рождений – ты можешь дождиться, о небо!»
Внезапно разразился ливень, заливая землю, наполняя озера. Слыша, что полился дождь, сказал Дханья:
13(30). «Немалая прибыль притекла к нам с тех пор, как мы узрели Совершенного; мы прибегаем к тебе, о ты, одаренный мудростью, – будь нашим наставником, о великий пустынник!
14(31). И я, и жена моя, мы оба послушны – благослови нас на добрую жизнь, мы победим рождение и смерть, мы достигнем конца страданий!»
15(32). «Кто имеет сынов, тот имеет радость от сынов, – говорил лукавый Мара, – кто имеет стада, тот имеет радость от стад, ибо звенья бытия – радости людей, и тот, у кого их нет, не имеет и радостей».
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента