Щеглова Ирина. Самый страшный кошмар лета (сборник)

   – Боже мой, боже мой, – только и смогла произнести я. Валя легла рядом и заглянула в подпол.
   – Даша, – робко позвала она. Без ответа.
   – Дашка! – крикнула я в темноту. Тишина.
   – Убилась, – обреченно произнесла Валя.
   – Дашка! – во все горло заорала я. – Дашка, ты жива?
   Ни звука в ответ.

Темные силы. Даша на шабаше

   От крика саднило горло. Она охрипла. Падая в погреб, Дашка ожидала чего угодно: прокатиться по ступенькам, удариться, сломать ногу или руку, но она не упала, а погрузилась во тьму и густой смрад, кто-то подхватил ее, чьи-то цепкие пальцы или когти сомкнулись на запястьях и лодыжках, вцепились мертвой хваткой и потащили с гоготом и топотом. Визг и хохот, дикая невероятная вонь, ее тело то взмывало вверх, то падало вниз, в голове мутилось, желудок подкатывал к горлу, несколько раз ее вырвало, но мучения не прекращались. Она уже не слышала собственного крика, не ощущала своего тела, ужас заполнил ее всю, каждую клетку, и каждая клетка вопила от боли и страха.
   Визжащие, источающие смрад мучители, издеваясь, подбрасывали ее к самым звездам, и она уже видела приближение их, ощущала прикосновение колючих лучей, задыхалась в безвоздушном пространстве космоса, сознание оставляло ее, давая короткую передышку, но потом снова возвращалось, когда ее безвольное тело ухало в черную непроглядную бездну, обжигалось ледяными водами, замерзало и опалялось оранжевыми вихрями адского огня.
   «Это смерть, – думала она, – я уже умерла… скоро все кончится…»
   Ее швырнули вперед, она упала, проехав животом и коленями по чему-то сырому, холодному и… узнаваемому. Тело подсказало само – она лежала на земле, ощущала под собой камешки и жесткие стебельки травы.
   Ее грубо вздернули вверх, поставили на ноги. Перед глазами мелькали черные и алые сполохи. Но вот они сгустились, взгляд сфокусировался и выделил что-то гигантское, непроглядное, постепенно заполнившее собой все.
   Визг и вопли взвились, достигли, казалось, своего апогея и зависли на самой высокой ноте.
   Даша не могла стоять самостоятельно, она висела в чьих-то лапах, голова болталась, сознание уже несколько раз оставляло ее, она изо всех сил мучительно пыталась понять происходящее, но не понимала.
   – Поклонись! – над самым ухом раздался низкий рык, ее ударили под колени, и она безвольно рухнула на землю.
   Внезапно возникшая тишина обрушилась на нее лавиной, и этой лавиной ее укрыло, как куполом, и смрад отступил…

Поиски

   Я посмотрела на Валю, она – на меня. И без слов было понятно – надо спускаться в погреб. В любое другое время ничего особенного в этом не было, я сама сколько раз лазала в погреб, не находя там ничего страшного. Вниз вели ступеньки лестницы, слева был выключатель, под потолком тусклая лампочка, по стенам полки…
   – Сиди здесь, страхуй меня, – сказала я зачем-то Вале. Ну как она могла подстраховать меня? Чем помочь?
   – Я с тобой…
   – А если с нами что-то случится, кто расскажет людям?
   Валя покрутила пальцем у виска:
   – Лис, ты что? О таком нельзя рассказывать. В психушку попадешь!
   – И все-таки подожди немного, – попросила я, – посвети мне, пока я не включу лампочку. – Она послушно кивнула.
   Я поставила ногу на первую ступеньку, и нога сразу же утонула во мраке. У меня появилось странное ощущение, как будто я уже где-то видела это погружение… Ах да, черная вода в разливе. Сглотнув засевший в горле комок ужаса, я спустилась еще на одну ступеньку. Валя светила мне фонариком в телефоне. Но толку от него не было. «Батарейки садятся», – последнее, что я услышала перед тем, как полностью погрузиться в черноту.
   Я ощупала стену слева, но выключателя не нашла. Позвала Дашу еще раз – безрезультатно. Я не услышала своего голоса. Уши заложило. Я присела и стала обшаривать пол под ногами. Дашка ведь должна была лежать где-то рядом с лестницей. Но никаких признаков Дашкиного присутствия не было. Я подняла голову, надеясь увидеть Валю с фонариком. Но и Вали не было Ничего не было. Меня окружала плотная тьма.
   – Господи, где я? Что же это такое творится, а? – Только что за моей спиной были ступеньки, но и они исчезли. Куда двигаться? Я начала шарить по полу руками, уже сомневаясь в том, что у меня под руками именно пол подвала. Продвинулась немного вперед, на четвереньках, как животное. Темнота вокруг казалась живой, кто-то осторожно прикасался к моим рукам, ногам, голове. «Кто здесь?!» – крикнула я, но не услышала звука собственного голоса.
   Я замерла, зажмурилась и, собрав все силы, заставила себя вспомнить: «Когда кажется, креститься надо», – я почти услышала, так приговаривали мои бабушки, если я рассказывала им о страшном сне или еще какой-нибудь жути. Я быстро поднесла ладонь к груди и ощупала нательный крестик. Перекрестилась торопливо. «Господи, пожалуйста, помоги мне, выведи меня отсюда, помоги найти Дашу». Я повторяла и повторяла свою просьбу, а сама ползла и ползла куда-то. Вдруг мои пальцы коснулись чего-то совсем невозможного здесь – травы! Это точно была трава, упругие длинные травинки, чуть влажные от росы. Я размяла одну из них, поднесла к носу, пахнуло привычной свежестью, ночью, немного сыростью.
   Я поднялась с четверенек и напрягла зрение. Тишина стояла такая, что в ушах звенело. Но тишина была хрупкой, непостоянной, вот откуда-то набежал ветерок, под ногами хрустнул камешек.
   – Даша! – позвала я и обрадовалась, услышав себя.
   Где-то неподалеку судорожно всхлипнули.
   – Дашка! – вытянув руки, я бросилась на звук и скоро пребольно впечаталась во что-то холодно-шершавое. Камень! Кажется, я набила шишку.
   – Дашка! Не молчи! Отзовись, ты где?!
   На мою бедную голову посыпалось что-то сверху, труха какая-то, что ли…
   – Лис, это ты? – голос Даши прозвучал очень жалобно прямо надо мной.
   Я задрала голову и, естественно, ничего не увидела. Хотя зрение уже начало привыкать к темноте, и я различала смутный силуэт чего-то большого.
   – Даш, ты надо мной, что ли? – переспросила я.
   – Кажется, – донеслось сверху.
   – Как ты туда попала?
   – Не знаю, – она пошевелилась, осыпая меня трухой и кусочками сухого лишайника или мха. – Я попытаюсь сползти, – сказала она, – помоги мне.
   Она спустила ногу, я схватила ее за лодыжку и потянула вниз. Дашка кулем шлепнулась сверху прямо на меня. Мы обе упали на траву.
   – Куда нас занесло? – спросила я, садясь.
   – А ты разве не поняла? – отозвалась Дашка. – Мы на лысой горе, у камня.
   – Бред! – только и смогла произнести я.
   Как мы могли очутиться на горе, если минуту назад я точно была в погребе? Но где была Дашка?
   – Ты как? – переспросила я у нее.
   – Не знаю, если честно, – Дашка дрожала. – Ничего не успела понять, только испугалась, когда полетела вниз, но почему-то удара не ощутила. Меня подхватили под руки и поволокли, и такая вонь отовсюду! Я задохнулась совсем. Но помню, как в гору тащили, колени ободрала. Потом поставили перед кем-то или чем-то черным, гигантским и как заорут в уши: «Поклонись!» И под колени стукнули, я упала и потеряла сознание, вырубилась, одним словом. Очнулась – сижу на камне. И в голове почему-то точно знаю, что камень тот самый, на горе, где мы вчера были. Сижу и реву. Потому что понимаю, до утра меня тут никто не найдет. А если и найдет, то совсем не тот, кого мне хотелось бы видеть. Но как ты меня нашла? – спохватилась Дашка.
   – В подпол спустилась за тобой.
   – Тебя тоже схватили эти?
   – Нет, я сама как-то добралась.
   – Непостижимо, – произнесла Дашка и добавила: – Фотик потеряла, жалко…
   – Нашла о чем думать, – возмутилась я. – Там Валя с ума сходит, наверно.
   – А обратно тем же путем никак нельзя? – жалобно спросила Дашка.
   – Можно подумать, я знаю этот обратный путь, – невесело усмехнулась я.
   И вдруг из кармана джинсов зазвонил мой телефон. Я дернулась от неожиданности. Схватилась за карман, потащила неловко, выдернула. Экран светился, как мне показалось, очень весело, я, не глядя, нажала «ответить».
   – Лис! – завопила Валя. – Лис! Ты где?!
   – Валюшка! – я чуть не разрыдалась. – Это ты? Это правда ты?! Валь, ты не поверишь, но мы с Дашкой, кажется, на горе…
   Валя внезапно замолчала, мне даже показалось, что связь прервалась.
   – Валя!
   – Лис, я тебя правильно поняла? Вы с Дашей на горе за разливом? – послышался Валин голос.
   – Да-да! Не знаю, как мы здесь очутились, и не знаю, как будем выбираться, но пока мы живы.
   – Оставайтесь там, – распорядилась Валя, – мы сейчас за вами. Я дозвонилась Сашке и Юрке, они со мной.
   – Слава Тебе, Господи! – вырвалось у меня. – Мы спасены, – сообщила я Дашке.

После полуночи

   Мы ждали ребят минут сорок, если не больше. Наконец заметили, как шарят по траве лучи фонариков.
   – Ну вы даете! – крикнул Юрка, появляясь перед нами. – Совсем сбрендили! Как вы сюда забрались? – взглянув на наши перепуганные лица и заметив, как дрожит Дашка, Юрка больше не стал ни о чем расспрашивать, просто сбросил куртку и накрыл Дашку. Сашка отдал свою куртку мне.
   Ночь перестала казаться такой уж жуткой. И черная вода за бортом лодки уже не пугала и не будила воображение.
   Мы высадились на берегу и побрели к дому Глеба.
   – Смотрите-ка – там вроде горит что-то, – заметил Сашка. Мы ускорили шаги. К дому почти бежали.
   – Девчонки, да ведь и правда горим! – крикнула Валя, показывая на трубу летней кухни. – Сейчас крыша займется!
   Сашка с Юркой в очередной раз чуть не высадили многострадальную калитку. Они бросились в летнюю кухню и, видимо, попытались погасить огонь в печи. Им нужен был шланг, а мы с перепугу никак не могли показать, что где лежит. Наконец Валя догадалась позвонить в пожарную часть. Пока ребята бегали с найденными во дворе ведрами, приехала старенькая пожарная машина. Пожарные залили кухню, отругали нас за безалаберность и глупость. Пригрозили штрафом и всякими другими карами нам и нашим родителям. Но мы не испугались. Ведь это были реальные пожарные, усталые люди, раздраженные, обычные, в общем. И объяснение у них нашлось самое будничное – в трубе скопилась сажа, печь давно не топили, а тут мы раскочегарили и бросили. Вот и загорелось. Хорошо еще, что ребята успели вовремя, а то не миновать большого пожара. Мы кивали, делали виноватые лица и обещали больше никогда ничего подобного!
   Пожарные уехали.
   Обессиленные всем случившимся, мы ввалились в дом.
   – Надеюсь, на сегодня с нас хватит, – негромко произнесла Валя.
   В большой комнате что-то заскрипело, заскрежетало, и послышался дребезжащий «Бом!».
   Я дернулась от неожиданности. Мы все как по команде повернулись на звук. Наверно, каждая из нас думала, что из комнаты навстречу нам вывалится некто черный и пылающий, со свиным рылом, клыками, истекающими ядовитой слюной, извивающимся змеиным хвостом и раздвоенными копытами… о чем думали ребята, я не знаю. Но им, видимо, передалось наше напряжение.
   – Это же часы, – шепотом сообщила Дашка.
   – Что?! – завопила я.
   – Часы там, на стене, ходики старинные… – как могла, объяснила Дашка. Трясясь как осиновый лист, или, как любят говорить в деревне – поросячий хвост, я направилась в комнату.
   Справа на стене мирно висели старенькие ходики, я их миллион раз видела, трогала гири в виде шишек, спрашивала у Глеба, откуда такой раритет. «От прошлых хозяев остался» – так говорил он. Хорошие ходики, рабочие, вот только кукушка не всегда выскакивала из домика, но «бом» часы произносили исправно, отсчитывая часы. Я уставилась на циферблат – одна минута после полуночи.
   – Дашка, сколько времени?! – заорала истошно. Подруги вбежали следом за мной и тоже уставились на ходики.
   – Они же не рабочие? – уточнила Валя.
   – Не знаю…
   Валя быстро достала свой мобильник.
   – Девчонки, у меня первый час, – растерянно сообщила она. Что же получается – полночь только миновала?! Мы прожили целую вечность, бесконечную адову ночь, но на самом деле ничего этого не было? Но как быть с памятью? Я не сумасшедшая, я все помню, да и мои подруги тоже.
   Ошалевшие от происходящего, мы с Дашкой тоже проверили мобильники.
   – Есть! – крикнула Дашка, ее севший мобильник вдруг заработал, и она сразу же стала звонить кому-то.
   Мы с ребятами вышли во двор и оглядели разрушения, причиненные пожаром и пожарными.
   – Ну и ночка, – пробормотала Валя, оглядывая произведенный разгром в летней кухне. Она толкнула ногой перевернутый котел, он откатился в сторону, громыхая. Помимо горелого примешивались самые разнообразные запахи, один омерзительнее другого.
   – Девчонки, что вы тут палили? – повел носом Юрка.
   – В том-то и дело, что ничего, – ответила я.
   – Да ладно, сочиняли зелье какое-нибудь, – усмехнулся Сашка.
   – Нет, – виновато покачала головой Валя.
   – Родители Глеба точно не обрадуются, – согласилась я, вздыхая.
   – Да ладно, не грузитесь, – успокоили ребята, – тут делов-то всего ничего. Сейчас все быстро уберем, никто и не заметит.
   И они без лишних разговоров принялись за уничтожение следов шабаша, то бишь пожара.
   – И когда вы только успели, – недоумевал Юрка, мы же у вас были в одиннадцать.
   – Долго ли умеючи, – отозвался Сашка.
   А я вдруг вспомнила:
   – Погодите, когда вы к нам приехали?
   – В одиннадцать, тебе же говорят…
   – А сейчас сколько?
   – Лис, ты че, первый час вроде как, – Юрка с любопытством и недоумением уставился на меня. Я опомнилась и отмахнулась:
   – Так, ничего, забей…
   Итак, куда подевались пять с лишним часов?! Или больше, я запуталась уже?!
   Мы переглянулись с Валей, а Дашка воскликнула:
   – Да когда же начнется рассвет?!
   – На рассвете, – пошутил Юрка.
   До рассвета, судя по нормальным, человеческим часам, было еще далеко.
   Мы ползали по двору, как сонные мухи, и толку от нас было не больше, чем от этих мух. Спасибо нашим друзьям, они и без нас прекрасно справлялись, только подшучивали над нами, что мы помороженные. Хотели нас отправить спать, но мы хором отказались. С ними мы чувствовали себя как будто безопаснее. Вскипятили чайник, выпили по большой кружке чая, немного взбодрились. И сами не заметили, как посветлело небо на востоке, на улице было свежо, тихо, и лишь вдалеке слышались отголоски грома.
   – Гроза прошла стороной, – сказал Сашка, прислушиваясь.
   Я посмотрела на вязанку хвороста, лежащую под стеной кухни, она была продавлена и опалена. Как будто кто-то сидел на ней, ага, кто-то большой и очень горячий… Ребята не придали значения вмятине на вязанке, они были заняты, смывали потеки гари с дорожек. Мы потихоньку осматривались. У калитки два крючка были просто вывернуты, втроем еле поставили на место. Ребятам решили не говорить, точно не поняли бы.
   – Смотри, ни одного следа, – указала я на землю Вале…
   – Стерли, наверное, – зевнув, предположила она. А Дашка, все это время изучавшая горизонт, воскликнула:
   – Девчонки, смотрите, какое облако! Это ведь туда последний раскат грома ушел. Надо сфотографировать.
   Мы повернули головы: облака были похожи на пышную завесу, опустившуюся на сцену после представления.
   – Слушайте, девчонки, а мы молодцы! Пережили эту ночь, – сказала я, глядя на облака.
   – Не думаю, что в этом есть наша заслуга, – сказала Валя. Дашка промолчала, увлеченно фотографируя облака на свой телефон.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

   Глеб и Олег приехали первой электричкой. Прибежали взволнованные, с бледными от бессонной ночи лицами.
   – Что тут у вас случилось? – спрашивал Глеб, осматривая меня со всех сторон. – Лис, ты в порядке? Все живы?
   – Да успокойся, Глебон, – остановил его Юрка, – ничего тут не случилось, да и не могло, мы же рядом. – И он самодовольно кивнул на брата.
   Мне было стыдно. У Глеба было такое выражение лица, такое… В общем, если бы он заставил меня так волноваться, я бы его убила, честное слово!
   – Глебушек, ты нас извини, мы тут немного чуть пожар не устроили, мы просто не знали, что труба не чищена…
   Глеб слушал меня, и я видела, как приподнимаются его брови, ясное дело, он недоумевал. Тогда мы все собрались вокруг него и стали наперебой рассказывать о событиях минувшей ночи, опустив подробности о шабаше, разумеется. Олег обнимал за плечи абсолютно спокойную и сонную Дашку, она жалась к нему и блаженно жмурилась. «Вот безумные», – ворковал Олег, то и дело целуя ее в макушку.
   Наши рассказы были довольно противоречивыми, и, если бы мне что-то такое поведали, я бы заподозрила рассказчиков во вранье. Но почему-то никто нас ни в чем не заподозрил. Наверно, потому, что парни так волновались, что, найдя нас в целости и сохранности, просто очень обрадовались.
   Я вспомнила о том, что надо обязательно показаться на глаза моим бабушкам. А то как-то уж очень нехорошо все вышло. Знала бы, ни за что не согласилась бы на Дашкины уговоры. Но и ругать подругу я не хотела, не было сил.
   Договорились с парнями о том, что мы будто приехали сегодня утром все вместе. Привели себя кое-как в порядок и отправились к моим бабушкам.
   Конечно, они нам обрадовались. Сразу же стали за стол усаживать. Они нас ждали, потому что я звонила накануне. Вроде бы все сошлось, и я немного расслабилась. Оставалось надеяться на то, что нас никто не видел и не доложит о наших похождениях старушкам.
   – Ох, ноне гроза была, – покачала головой старшая сестра Натуся, прихлебывая чай, – знатная гроза!
   Мы с девчонками переглянулись.
   – А дождь так и не прошел, стороной снесло, – поддержала ее младшая – Клавдия, – сухая гроза была.
   – В такие ночи из дому лучше носу не показывать, – кивнула Натуся.
   – Почему? – наивно хлопнув глазами, спросила Дашка. Я с силой наступила ей на ногу под столом.
   – Нечистый гуляет, – ответила Натуся, – а с ним и вся его рать.
   – Долго гуляет? – спросила слегка побледневшая Дашка.
   – До самого Юрьева дня, до Георгия Победоносца то есть.
   – А разве этот день не сегодня? – удивилась Дашка.
   – Нет, Юрий Вешний шестого мая будет. – Натуся улыбнулась одними уголками губ.
   Я стукнула себя ладонью по лбу, звук получился очень звонким, все повернули ко мне головы.
   – Вот дура! – воскликнула я. – Совсем забыла! В Интернете пишут: Вальпургиева ночь и Юрьев день – одно и то же. Но я-то знаю, что Георгий Победоносец шестого! Могла бы хоть в календарь глянуть!
   Бабушки опять чему-то тихо улыбнулись, мне даже показалось, что они едва сдерживаются, чтоб не засмеяться.
   – Что, девчонки, время шабаша перепутали? – хохотнул Юрка. – Эх вы! – Остальные подхватили шутку, заулыбались. Но только не Дашка.
   – Ничего мы не путали, – набросилась она на Юрку и снова обратилась к бабушкам: – А вы не знаете, в вашей местности бывают шабаши? Вообще, когда они случаются? Вот я читала, что самое излюбленное время для всякой нечисти это неделя перед Рождеством, потом Юрьев день, когда зори встречаются, еще Троицкая неделя, или в народе ее еще называют – русалии, ночь на Ивана Купалу и тридцать первого октября.
   Бабушки слушали внимательно, но никаких ответов не давали. Ждали чего-то. А Дашка опять увлеклась своими рассуждениями:
   – Мне просто интересно, чисто теоретически, что будет, если в такую ночь окажешься где-нибудь… – Даша закатила глаза, – в поле, например, или в лесу?
   – Это – кому как повезет, – Натуся быстро взглянула на нее и снова уткнулась в свою чашку. – Хорошему человеку, может, и ничего не будет, особенно если с молитвой. А худому… – и она многозначительно замолчала.
   Клавдия одобрительно кивнула.
   – В такие ночи в лес ходить не следует, да и на горы лучше не подниматься, – добавила она, – а то разбирайся потом, хороший ты аль нет…
   Я почувствовала, как кровь прилила к щекам, и опустила глаза.
   – Опять же, пожаров сколько случалось! – вспомнила Клавдия. – Охо-хо…
   – Да, бывало, и скотина, а то и люди горели, – подхватила Натуся.
   Я быстро взглянула на их лица. Старушки определенно о чем-то знали или догадывались. Валя не выдержала первая.
   – Теть Клав, теть Натусь, да мы же ничего такого, – залепетала она виновато, – вот и парни с нами были, правда же? – обратилась она к ребятам. Те дружно загудели:
   – Да!
   Бабушки взглянули на нас внимательнее.
   – Натворили чего? – спросила Клавдия.
   Мы дружно заверили их, что ничего такого не натворили, просто у Глеба на летней кухне в трубе загорелась сажа, но все обошлось.
   – Вы уж нас простите, но мы тут со вчерашнего вечера, – я вздохнула виновато.
   – Да уж наслышаны, – кивнула Клавдия.
   – Как вы узнали?! – ахнула Дашка.
   – О, нашла чему удивляться, – усмехнулась Натуся, – Валюшкина мамка заходила, сказала, что вы за березой поплыли.
   Мы с Дашкой и Валей смущенно переглянулись. Я понимала, вся вина полностью на мне. Я точно знала, в деревне ничего не скроешь. Но вчера меня словно бес попутал… вот именно! Я же была против затеи с шабашем с самого начала, но потом почему-то она показалась мне привлекательной.
   – Что же не зашли-то? – спросила Натуся. – Мы вас ожидали.
   Стыдно было ужасно. Пришлось оправдываться, мямлить всякую чепуху. Бабушкам, видимо, надоело слушать наше вранье. Натуся хлопнула ладонью по столу и сказала:
   – Ну, дело молодое. Главное, чтоб не натворили чего.
   И мы снова стали оправдываться. Вообще все почувствовали себя неловко. Хотя ребята тут были совершенно ни при чем, но они тоже вроде бы считались соучастниками. Сашка с Юркой распрощались и укатили по делам. Валя тоже ушла домой, пообещав вечером зайти. Глеб с Олегом отправились приводить в порядок двор после ночного погрома. Остались мы с Дашкой, расстроенные и виноватые.
   Бабушки вели себя как обычно, ни словом не упрекая нас. Но мы бродили по дому понурые и постоянно предлагали свою помощь. После бессонной ночи вид у нас был тот еще, и бабушки довольно скоро отправили нас выспаться.
   Мы вошли в маленькую комнату с лежанкой и старинной никелированной кроватью, на которой обычно спали с Дашкой, когда гостили у сестер. В комнате из-за закрытых штор было сумрачно и сонно. Пахло свежими травами. На лежанке стояла корзина. Дашка немедленно сунула туда свой нос и сразу же приглушенно вскрикнула.
   Я резко повернулась к ней. Дашка стояла с широко распахнутыми глазами и открытым ртом.
   – Вот, – она протягивала мне свой фотоаппарат, потерянный прошлой ночью.

Вместо эпилога

   – Я знала, я знала, – твердила Дашка как заведенная. Мы проверили фотоаппарат, в нем ничего не сохранилось, ни одного снимка. Остались только те кадры, которые Дашка снимала на телефон – небо и облачная завеса.
   Но мне, честно говоря, не было жаль этой глупой фотосессии.
   – Да что ты знала? – спросила я у взволнованной подруги.
   – Они были там, на горе, ночью!
   – Кто?!
   – Бабульки твои, вот кто!
   – Почему ночью? – не поняла я. – Утром, наверно, ходили, я знаю, они собирают всякие полезные травки. Вот только разобрать не успели на просушку, потому что мы пришли. А фотик они нашли, наверно…
   – Нет! – перебила меня Дашка. – Я их видела ночью! Когда меня эти притащили на гору и стали издеваться, я сознание потеряла, но перед тем, не знаю даже, как объяснить, у меня все мутилось в голове от страха и отвращения… Я упала, но успела увидеть, увидеть… вроде бы женщина, или несколько женщин, так, знаешь, двоилось в глазах… Мне показалось, что они шли прямо на меня, они что-то пели или приговаривали, я не помню, но вонь отступила, это я почувствовала. Как будто эти женщины отогнали нечистых. Не могу объяснить, – Дашка мотнула головой и добавила: – Выходит, это были твои бабушки.
   Мы молча посмотрели друг на друга, потом Дашка повернулась резко и вышла. Я побежала за ней.
   Мы нашли сестер во дворе, они перебирали семена и негромко говорили о чем-то очень будничном.
   – Наталья Степановна, Клавдия Степановна, – дрогнувшим от напряжения голосом торжественно начала Дашка, но под удивленными взглядами сестер смешалась, сбилась и замолчала. – Я только хотела сказать, – собралась с силами она, – поблагодарить за… – Дашка явно не знала, как и что надо сказать. – Мы поступили глупо, и если бы не ваша помощь, то… Я не знаю, что со мной сейчас было бы, – уже едва слышно произнесла она.
   – Да что ты, детка, – вполне искренне удивилась Клавдия. – Что случилось?
   – Бабушки, нам правда очень стыдно. – Я хотела поддержать Дашку и извиниться перед бабушками. Я все еще не очень доверяла Дашкиным видениям, да и вообще события прошлой ночи стали казаться мне какими-то размытыми и нереальными. Как будто приснился дурной сон. А фотик – да обронили мы его вчера на горе, вот и все…
   – Все хорошо, что хорошо кончается, – сказала Натуся, ни к кому конкретно не обращаясь.
   Они нас простили. И даже, кажется, не обиделись. Фотик они нашли утром на горе, как я и предполагала. Во всяком случае, так сказала Клавдия.
   Насчет всего остального – честное слово, я сейчас не смогу с полной уверенностью сказать, было, не было… но повторить не решилась бы.