Страница:
Если бы у него спросили, Павел не смог бы объяснить, почему он в тот вечер так упорно тарабанил в дверь ее комнаты, зачем ворвался? Хотел устроить скандал? Обвинить Елену в черствости, равнодушии? Бросить ей в лицо какие-то обидные слова… Да мало ли… Теперь это уже не важно. Стало неважным в ту минуту, когда он ворвался в комнату и увидел ее, такую красивую, лежащую без сознания на кровати. Хорошо, что он успел вовремя, и Елену удалось спасти.
Едва она пришла в себя в больнице, как первым делом потребовала от Павла, чтобы тот не смел никому рассказывать о том, что с ней произошло. Она, буквально вернувшись с того света, сумела взять себя в руки и стать почти прежней.
Карта
Что за дверью?
Освобождение
Перерождение
Маша
Тайный каземат
Андрей
Едва она пришла в себя в больнице, как первым делом потребовала от Павла, чтобы тот не смел никому рассказывать о том, что с ней произошло. Она, буквально вернувшись с того света, сумела взять себя в руки и стать почти прежней.
Карта
Павел сдержал слово. Виктор так и не узнал о том, что случилось с Еленой в ту ночь. Он был слишком погружен в себя, в свои поиски, в свою внезапно вспыхнувшую влюбленность… Да, он женился на Елене, но сделал это только ради будущих детей. И даже был согласен на то, чтоб лгать и ей и себе всю жизнь, раз уж так сложилось. Но как только с Еленой произошло несчастье и она лишилась детей, Виктор перестал считать себя связанным. Он решил, что честнее будет сразу сказать Елене правду. А правда была такова: Виктор больше не любил жену.
Думал ли он о ней? Да, думал. Вспоминал ту страшную ночь, когда бесчувственную Елену вынес из леса ее несчастный брат – Егор, Гном, которого так любила маленькая Надя Авдеева. Кто-то из полицейских не выдержал и выстрелил в Егора, уж больно тот был ужасен… Виктор помнил, как рвалась из рук Надя, кричала: «Беги, Гномик, беги!» Но он не убежал. От пули не убежишь, ее не остановишь.
Да, грустно, грустно… Но сейчас не погибший Егор и Елена волновали Виктора.
Виктор вошел в свою комнату, у порога сбросил кроссовки. Он чувствовал себя усталым и расстроенным, надо было срочно взять себя в руки. Виктор на ходу снял спортивный костюм, бросил его прямо на пол и прошел в душ.
Почти сразу кто-то постучал в дверь, но Виктор не слышал, шум воды заглушал остальные звуки. После душа Виктор немного успокоился. Оказавшись в комнате, он первым делом хватился спортивного костюма.
«Карта!» – вспомнил он. Если пропадет карта, то все его усилия насмарку. Придется все начинать сначала. Он наспех оделся и бросился на поиски.
Виктор сразу догадался, что костюм скорее всего забрала Мария и скорее всего положила в контейнер с грязным бельем. Главное, успеть до того, как белье отправят в стирку.
Виктор, нервно оглядываясь, вошел на кухню и сразу же направился к контейнеру. Мешок, помеченный его именем, нашелся сразу.
– Что-то потеряли, Виктор Николаевич? – раздался за его спиной голос Галины Васильевны.
Виктор, пойманный врасплох, растерянно обернулся. Галина делано простодушно смотрела на него.
– Да… Оставил в кармане спортивного костюма методичку… Впрочем, это не важно, – пробормотал он и хотел уйти. Но тут Галина вынула из кармана ту самую карту, на которой Виктор отмечал крестиками проверенные ели во время своих ежедневных пробежек…
– Вот эту? Не знала, что ты по совместительству географ, – усмехнулась она. Виктор смутился и не нашелся с ответом. – Соврать не удалось, но попытка засчитана. – Галина перестала улыбаться и, серьезно взглянув на него, перевела взгляд на карту. Виктор быстро выхватил ее из рук Галины.
– А я-то надеялась, что ты обо всем забыл… – с грустью произнесла она.
– О таком не забывают, – ответил Виктор, быстро спрятал карту в карман, так же быстро развернулся и стремительно покинул кухню.
Если не Байрон, то кто же.
На биологии Войтевич разделил ребят на две группы и велел заполнить таблицу по пройденному материалу. На жалобное причитание Ромы о том, что у него после каникул еще «процессор не включился», Константин Викторович напомнил о коллективном разум и, взглянув на часы, распорядился: «Время пошло». Но ребятам было не до самостоятельной. Пока остальные недовольно шуршали тетрадями, Даша, Макс, Рома, Вика и Андрей выжидающе поглядывали друг на друга. Биолог прошелся между столами и, вернувшись к своему, уселся на стул.
Даша не выдержала первой и шепнула Андрею:
– Если Байрон не мог на тебя напасть, значит, Петрушкой был кто-то другой. И значит, Вика права, Виктор Николаевич – не один из них.
– Одно другому не мешает, – хмуро ответил Андрей.
– Почему ты ему не веришь? – вмешался Рома.
– Потому что я теперь точно знаю, мы с Надей оказались в этой школе неспроста. И Байрон стал нашим опекуном тоже не случайно, – объяснил Андрей.
А Вика сразу же добавила:
– По крайней мере, это не он двинул тебя камнем по голове.
Андрей покосился на Войтевича и заметил, как тот, нахмурясь, смотрит на них. Андрей замолчал и сделал вид, что пишет в тетради.
Но у ребят так много скопилось вопросов, что они и на учителя не реагировали.
– Слушай, Андрюх, я тут подумал: если Ира Исаева – твоя мама, значит, она росла в этом детдоме и, значит, ее удочерили? – предположил Рома.
– Нет. Я бы об этом знал, – коротко отозвался Андрей.
– Раньше о таких вещах старались не говорить, – мягко заметила Даша.
– Только не в моей семье, – не согласился Андрей.
– Почему ты так думаешь? – не выдержал Максим.
– Потому что я знаю своих родителей, – отрезал Андрей.
На это заявление Рома с сомнением покачал головой:
– Похоже, ни фига ты о них не знаешь. – И он начал перечислять, загибая пальцы: – У матери другое имя – раз… Она детдомовская – два… Про татушку на животе ты не в курсах был – три…
Войтевич со своего места резко прервал Рому:
– Павленко, вы что там считаете? Число групп сцепления?
– Ага, – невозмутимо отозвался Рома.
– Напрасно стараетесь. Оно равно числу пар хромосом, – сварливо сообщил Войтевич.
Рома испуганно загородился учебником. Ребята замолчали, делая вид, что поглощены работой. Андрей задумчиво нарисовал в тетради знак Гемини и смотрел на него не отрываясь. Даша заглянула к нему в тетрадь:
– Интересно, что это значит?
Андрей раздраженно бросил ручку:
– Меня больше волнует – зачем этот знак на двери в подземелье?
– Вот найдем эту дверь, откроем ее и узнаем, – убежденно сказала Вика. Остальные молча кивнули, соглашаясь с ней. Лишь Андрей по-прежнему оставался напряженным и задумчивым.
Максим заметил это:
– Мы все равно собирались туда спуститься, да, Андрюх? – он ободряюще улыбнулся.
Войтевич со своего места пристально наблюдал за друзьями, но они не заметили его взгляда. А тут еще звонок прозвенел, все поднялись и потянулись к учительскому столу, сдавать тетради.
Максим обнял Дашу за талию, поцеловал в щеку. Даша улыбнулась. Андрей проводил их хмурым взглядом. Вика, собирая учебники, заметила его взгляд и кивнула:
– Мечтаешь оказаться на его месте? – чуть насмешливо спросила.
– Не больше, чем ты – на ее, – недовольно парировал Андрей.
Вика пожала плечами:
– Сравнил… Мне ничего не светит, а у тебя есть шанс.
И, заметив непонимающий взгляд Андрея, она усмехнулась:
– Она только и ждет, чтобы ты ее позвал.
– С чего ты взяла?
– Я ее лучшая подруга… – напомнила она и невесело усмехнулась.
Думал ли он о ней? Да, думал. Вспоминал ту страшную ночь, когда бесчувственную Елену вынес из леса ее несчастный брат – Егор, Гном, которого так любила маленькая Надя Авдеева. Кто-то из полицейских не выдержал и выстрелил в Егора, уж больно тот был ужасен… Виктор помнил, как рвалась из рук Надя, кричала: «Беги, Гномик, беги!» Но он не убежал. От пули не убежишь, ее не остановишь.
Да, грустно, грустно… Но сейчас не погибший Егор и Елена волновали Виктора.
Виктор вошел в свою комнату, у порога сбросил кроссовки. Он чувствовал себя усталым и расстроенным, надо было срочно взять себя в руки. Виктор на ходу снял спортивный костюм, бросил его прямо на пол и прошел в душ.
Почти сразу кто-то постучал в дверь, но Виктор не слышал, шум воды заглушал остальные звуки. После душа Виктор немного успокоился. Оказавшись в комнате, он первым делом хватился спортивного костюма.
«Карта!» – вспомнил он. Если пропадет карта, то все его усилия насмарку. Придется все начинать сначала. Он наспех оделся и бросился на поиски.
Виктор сразу догадался, что костюм скорее всего забрала Мария и скорее всего положила в контейнер с грязным бельем. Главное, успеть до того, как белье отправят в стирку.
Виктор, нервно оглядываясь, вошел на кухню и сразу же направился к контейнеру. Мешок, помеченный его именем, нашелся сразу.
– Что-то потеряли, Виктор Николаевич? – раздался за его спиной голос Галины Васильевны.
Виктор, пойманный врасплох, растерянно обернулся. Галина делано простодушно смотрела на него.
– Да… Оставил в кармане спортивного костюма методичку… Впрочем, это не важно, – пробормотал он и хотел уйти. Но тут Галина вынула из кармана ту самую карту, на которой Виктор отмечал крестиками проверенные ели во время своих ежедневных пробежек…
– Вот эту? Не знала, что ты по совместительству географ, – усмехнулась она. Виктор смутился и не нашелся с ответом. – Соврать не удалось, но попытка засчитана. – Галина перестала улыбаться и, серьезно взглянув на него, перевела взгляд на карту. Виктор быстро выхватил ее из рук Галины.
– А я-то надеялась, что ты обо всем забыл… – с грустью произнесла она.
– О таком не забывают, – ответил Виктор, быстро спрятал карту в карман, так же быстро развернулся и стремительно покинул кухню.
Если не Байрон, то кто же.
На биологии Войтевич разделил ребят на две группы и велел заполнить таблицу по пройденному материалу. На жалобное причитание Ромы о том, что у него после каникул еще «процессор не включился», Константин Викторович напомнил о коллективном разум и, взглянув на часы, распорядился: «Время пошло». Но ребятам было не до самостоятельной. Пока остальные недовольно шуршали тетрадями, Даша, Макс, Рома, Вика и Андрей выжидающе поглядывали друг на друга. Биолог прошелся между столами и, вернувшись к своему, уселся на стул.
Даша не выдержала первой и шепнула Андрею:
– Если Байрон не мог на тебя напасть, значит, Петрушкой был кто-то другой. И значит, Вика права, Виктор Николаевич – не один из них.
– Одно другому не мешает, – хмуро ответил Андрей.
– Почему ты ему не веришь? – вмешался Рома.
– Потому что я теперь точно знаю, мы с Надей оказались в этой школе неспроста. И Байрон стал нашим опекуном тоже не случайно, – объяснил Андрей.
А Вика сразу же добавила:
– По крайней мере, это не он двинул тебя камнем по голове.
Андрей покосился на Войтевича и заметил, как тот, нахмурясь, смотрит на них. Андрей замолчал и сделал вид, что пишет в тетради.
Но у ребят так много скопилось вопросов, что они и на учителя не реагировали.
– Слушай, Андрюх, я тут подумал: если Ира Исаева – твоя мама, значит, она росла в этом детдоме и, значит, ее удочерили? – предположил Рома.
– Нет. Я бы об этом знал, – коротко отозвался Андрей.
– Раньше о таких вещах старались не говорить, – мягко заметила Даша.
– Только не в моей семье, – не согласился Андрей.
– Почему ты так думаешь? – не выдержал Максим.
– Потому что я знаю своих родителей, – отрезал Андрей.
На это заявление Рома с сомнением покачал головой:
– Похоже, ни фига ты о них не знаешь. – И он начал перечислять, загибая пальцы: – У матери другое имя – раз… Она детдомовская – два… Про татушку на животе ты не в курсах был – три…
Войтевич со своего места резко прервал Рому:
– Павленко, вы что там считаете? Число групп сцепления?
– Ага, – невозмутимо отозвался Рома.
– Напрасно стараетесь. Оно равно числу пар хромосом, – сварливо сообщил Войтевич.
Рома испуганно загородился учебником. Ребята замолчали, делая вид, что поглощены работой. Андрей задумчиво нарисовал в тетради знак Гемини и смотрел на него не отрываясь. Даша заглянула к нему в тетрадь:
– Интересно, что это значит?
Андрей раздраженно бросил ручку:
– Меня больше волнует – зачем этот знак на двери в подземелье?
– Вот найдем эту дверь, откроем ее и узнаем, – убежденно сказала Вика. Остальные молча кивнули, соглашаясь с ней. Лишь Андрей по-прежнему оставался напряженным и задумчивым.
Максим заметил это:
– Мы все равно собирались туда спуститься, да, Андрюх? – он ободряюще улыбнулся.
Войтевич со своего места пристально наблюдал за друзьями, но они не заметили его взгляда. А тут еще звонок прозвенел, все поднялись и потянулись к учительскому столу, сдавать тетради.
Максим обнял Дашу за талию, поцеловал в щеку. Даша улыбнулась. Андрей проводил их хмурым взглядом. Вика, собирая учебники, заметила его взгляд и кивнула:
– Мечтаешь оказаться на его месте? – чуть насмешливо спросила.
– Не больше, чем ты – на ее, – недовольно парировал Андрей.
Вика пожала плечами:
– Сравнил… Мне ничего не светит, а у тебя есть шанс.
И, заметив непонимающий взгляд Андрея, она усмехнулась:
– Она только и ждет, чтобы ты ее позвал.
– С чего ты взяла?
– Я ее лучшая подруга… – напомнила она и невесело усмехнулась.
Что за дверью?
Друзья собрались в библиотеке, но им все никак не удавалось проникнуть в подземелье. Пришлось ждать, пока Анна и новый учитель математики наговорятся и выйдут. Они явно не торопились. Каверин настойчиво приглашал Анну на свидание, она кокетливо отказывалась. Ребята все слышали, но делали вид, будто занимаются. Лишь Андрей, почти не скрываясь, недовольно поглядывал на воркующих учителей. Каверин раздражал его. Зачем такая замечательная девушка, как Анна, кокетничает с этим скользким типом – Кубиком-Рубиком…
Анна случайно встретилась взглядом с Андреем, смутилась и, завершив беседу с математиком, поспешно вышла из библиотеки. Каверин поплелся следом.
– Вот шут гороховый… – в сердцах бросил Андрей. На его возглас никто из ребят не среагировал.
Путь был свободен, они быстро выключили компьютеры и бросились к камину. Максим выглянул в коридор, проверил, нет ли кого поблизости. Убедившись, что опасности нет, он кивнул ребятам:
– Все чисто. Давайте быстрее…
Андрей больше не мешкал. Он нажал на панель, задняя стенка камина отъехала в сторону, друзья один за другим нырнули в образовавшийся проход. Андрей подержал панель, пока в камин не залез Максим, затем проскользнул сам, прихватив кочергу. Он положил ее так, чтобы дверь не закрылась до конца. Вика нажала на кирпич, и панель задвинулась, остался лишь небольшой просвет.
Даша подняла с пола два фонаря, включила и отдала один Андрею.
Ребята двинулись по подземному коридору, по дороге внимательно осматривая стены. Дойдя до развилки, в нерешительности остановились. Куда идти? То ли направо, то ли налево?
– Кажется, мы здесь уже проходили, – заметила Даша.
Друзья растерялись окончательно. Никому не хотелось блуждать по кругу, да и времени у них было не особенно много. Рома даже предложил вернуться, но Андрей упрямо покачал головой.
– Я не уйду, пока не отыщу дверь, – заявил он.
Макс без раздумий принял сторону друга. Девочки и напуганный Рома пошли следом.
Через несколько метров они обнаружили решетку склепа, где когда-то нашли тело убитого историка Ивана Савельевича и останки пятерых детдомовцев.
Внезапно откуда-то донесся приглушенный звук, словно кто-то стукнул железом по железу. Ребята вздрогнули, впопыхах спрятались в стенной нише и затаились там. Всем было страшно. Только Максим храбрился изо всех сил.
Рома снова начал канючить, он никогда не отличался смелостью. На него не обратили внимания. Вика заметила что-то в глубине коридора и указала друзьям:
– Смотрите, там, кажется, дверь!
Друзья тут же забыли об опасности и, выбравшись из ниши, подошли к железной двери. Андрей сразу же склонился к ручке, чтобы рассмотреть знак на ней. Друзья толпились вокруг, стараясь увидеть, что там изображено. Андрей распрямился и разочарованно покачал головой. Нет, это не тот знак, что был на теле его мамы. Ребята заспорили, новый знак на ручке железной двери показался им как будто знакомым. Они уже видели его…
Макс, как самый смелый и нетерпеливый, осторожно нажал на ручку, но дверь не поддалась. Зато из-за нее раздается все тот же скрежещущий металлический звук. Ребята в ужасе отшатнулись.
– Давайте свалим, – взмолился трусоватый Рома.
Максим предостерегающе махнул рукой, чтобы замолчали, наклонился к замочной скважине, прижал к ней ухо, пытаясь услышать что-нибудь:
– Ничего не слышно…
Рома принюхался:
– По ходу, там что-то горит, – неуверенно сообщил он.
Действительно, пахло дымом. Ребята переглянулись недоуменно. И тогда Рома заметил:
– Смотрите, здесь замочная скважина с таким же рисунком, как на ключе Ивана Савельевича!
Ну конечно! Ключ вспомнили все. Андрей мгновенно предположил:
– Если Савельич прятал ключ в сейфе, то за этой дверью должно скрываться что-то очень важное.
– Ты думаешь, это тоже связано с твоей мамой? – переспросила Даша.
– Ее фотография была в сейфе Савельича. Это все звенья одной цепи, – напряженно ответил Андрей.
Максим сразу же предложил сгонять за ключом и открыть дверь. Рома засомневался. Он всю дорогу сомневался и, хотя старался не показывать своего страха, боялся сильнее девчонок.
Ребята готовы были повернуть назад, только Андрей все еще медлил у двери.
– Андрюх, мы возьмем ключ и сразу вернемся, – пообещал Максим.
Андрей с сомнением покачал головой.
– Не получится сегодня – придем завтра, – твердо сказал Максим. – И эту дверь откроем, и ту, другую, найдем. Обязательно. Я обещаю.
Андрей понимал, что без ключа дверь не открыть, он верил Максу, но нехотя отошел от двери. И друзья отправились догонять остальных.
Анна случайно встретилась взглядом с Андреем, смутилась и, завершив беседу с математиком, поспешно вышла из библиотеки. Каверин поплелся следом.
– Вот шут гороховый… – в сердцах бросил Андрей. На его возглас никто из ребят не среагировал.
Путь был свободен, они быстро выключили компьютеры и бросились к камину. Максим выглянул в коридор, проверил, нет ли кого поблизости. Убедившись, что опасности нет, он кивнул ребятам:
– Все чисто. Давайте быстрее…
Андрей больше не мешкал. Он нажал на панель, задняя стенка камина отъехала в сторону, друзья один за другим нырнули в образовавшийся проход. Андрей подержал панель, пока в камин не залез Максим, затем проскользнул сам, прихватив кочергу. Он положил ее так, чтобы дверь не закрылась до конца. Вика нажала на кирпич, и панель задвинулась, остался лишь небольшой просвет.
Даша подняла с пола два фонаря, включила и отдала один Андрею.
Ребята двинулись по подземному коридору, по дороге внимательно осматривая стены. Дойдя до развилки, в нерешительности остановились. Куда идти? То ли направо, то ли налево?
– Кажется, мы здесь уже проходили, – заметила Даша.
Друзья растерялись окончательно. Никому не хотелось блуждать по кругу, да и времени у них было не особенно много. Рома даже предложил вернуться, но Андрей упрямо покачал головой.
– Я не уйду, пока не отыщу дверь, – заявил он.
Макс без раздумий принял сторону друга. Девочки и напуганный Рома пошли следом.
Через несколько метров они обнаружили решетку склепа, где когда-то нашли тело убитого историка Ивана Савельевича и останки пятерых детдомовцев.
Внезапно откуда-то донесся приглушенный звук, словно кто-то стукнул железом по железу. Ребята вздрогнули, впопыхах спрятались в стенной нише и затаились там. Всем было страшно. Только Максим храбрился изо всех сил.
Рома снова начал канючить, он никогда не отличался смелостью. На него не обратили внимания. Вика заметила что-то в глубине коридора и указала друзьям:
– Смотрите, там, кажется, дверь!
Друзья тут же забыли об опасности и, выбравшись из ниши, подошли к железной двери. Андрей сразу же склонился к ручке, чтобы рассмотреть знак на ней. Друзья толпились вокруг, стараясь увидеть, что там изображено. Андрей распрямился и разочарованно покачал головой. Нет, это не тот знак, что был на теле его мамы. Ребята заспорили, новый знак на ручке железной двери показался им как будто знакомым. Они уже видели его…
Макс, как самый смелый и нетерпеливый, осторожно нажал на ручку, но дверь не поддалась. Зато из-за нее раздается все тот же скрежещущий металлический звук. Ребята в ужасе отшатнулись.
– Давайте свалим, – взмолился трусоватый Рома.
Максим предостерегающе махнул рукой, чтобы замолчали, наклонился к замочной скважине, прижал к ней ухо, пытаясь услышать что-нибудь:
– Ничего не слышно…
Рома принюхался:
– По ходу, там что-то горит, – неуверенно сообщил он.
Действительно, пахло дымом. Ребята переглянулись недоуменно. И тогда Рома заметил:
– Смотрите, здесь замочная скважина с таким же рисунком, как на ключе Ивана Савельевича!
Ну конечно! Ключ вспомнили все. Андрей мгновенно предположил:
– Если Савельич прятал ключ в сейфе, то за этой дверью должно скрываться что-то очень важное.
– Ты думаешь, это тоже связано с твоей мамой? – переспросила Даша.
– Ее фотография была в сейфе Савельича. Это все звенья одной цепи, – напряженно ответил Андрей.
Максим сразу же предложил сгонять за ключом и открыть дверь. Рома засомневался. Он всю дорогу сомневался и, хотя старался не показывать своего страха, боялся сильнее девчонок.
Ребята готовы были повернуть назад, только Андрей все еще медлил у двери.
– Андрюх, мы возьмем ключ и сразу вернемся, – пообещал Максим.
Андрей с сомнением покачал головой.
– Не получится сегодня – придем завтра, – твердо сказал Максим. – И эту дверь откроем, и ту, другую, найдем. Обязательно. Я обещаю.
Андрей понимал, что без ключа дверь не открыть, он верил Максу, но нехотя отошел от двери. И друзья отправились догонять остальных.
Освобождение
Володя, напрягая все силы, при помощи металлического рычага и цепи тянул вверх здоровенную клетку, поэтому он не сразу услышал скрежет поворачивающейся дверной ручки…
В то время, когда Максим с замиранием сердца прислушивался к звукам, доносившимся из-за таинственной двери, Володя с напряжением приник к ней с другой стороны и тоже пытался понять, что же там происходит. Ему ни в коем случае не хотелось, чтобы кто-то обнаружил его в подземелье, ведь в его рюкзаке лежали три картины, из-за которых он рисковал жизнью, и не только своей, но и жизнью Марии. Володя прекрасно понимал: его хозяин, тот, на кого он работал и кого называли Князем, – человек холодный и безжалостный. Надо было выбраться и отдать ему картины!
Он уже давно полностью обследовал подземную камеру, пытался открыть запертую дверь, но она словно была приварена намертво. Но кто-то все-таки хотел проникнуть через эту дверь. Попытка не увенчалась успехом, или тот, кто был за дверью, отчего-то передумал входить… Как бы там ни было, а Володе надо было поторопиться.
Володя еще раз прислушался, из-за двери больше не доносились никакие звуки. Он успокоился и принялся за свою работу с еще большим энтузиазмом, но пришлось возиться до самого вечера, сил совсем не было.
Когда дыра над головой потемнела, обессиленный Володя рухнул и уснул. Но и во сне ему не было отдыха и покоя. Снилось, как он находит Марию с перерезанным горлом, и сон был таким явственным и таким ужасным, что не сразу отпустил Володю. Он метался и бредил, там, во сне, ничего нельзя было изменить…
В то время, когда Максим с замиранием сердца прислушивался к звукам, доносившимся из-за таинственной двери, Володя с напряжением приник к ней с другой стороны и тоже пытался понять, что же там происходит. Ему ни в коем случае не хотелось, чтобы кто-то обнаружил его в подземелье, ведь в его рюкзаке лежали три картины, из-за которых он рисковал жизнью, и не только своей, но и жизнью Марии. Володя прекрасно понимал: его хозяин, тот, на кого он работал и кого называли Князем, – человек холодный и безжалостный. Надо было выбраться и отдать ему картины!
Он уже давно полностью обследовал подземную камеру, пытался открыть запертую дверь, но она словно была приварена намертво. Но кто-то все-таки хотел проникнуть через эту дверь. Попытка не увенчалась успехом, или тот, кто был за дверью, отчего-то передумал входить… Как бы там ни было, а Володе надо было поторопиться.
Володя еще раз прислушался, из-за двери больше не доносились никакие звуки. Он успокоился и принялся за свою работу с еще большим энтузиазмом, но пришлось возиться до самого вечера, сил совсем не было.
Когда дыра над головой потемнела, обессиленный Володя рухнул и уснул. Но и во сне ему не было отдыха и покоя. Снилось, как он находит Марию с перерезанным горлом, и сон был таким явственным и таким ужасным, что не сразу отпустил Володю. Он метался и бредил, там, во сне, ничего нельзя было изменить…
Перерождение
Поздно вечером, пока работники мыли кухню, Галина Васильевна, как обычно, придирчиво осматривала хозяйство, сверялась с продуктовыми списками, одновременно поглядывала в сторону внука Дениса. Тот опять читал какую-то жуть.
– Боже, опять «Войны зомби»! Лучше б «Войну и мир» почитал, – заметила строгая бабушка. На что внук, не отрываясь от чтения, ответил:
– Зомби не знают слова «мир», они любят только войну.
Галина Васильевна покачала головой, села рядом и погрузилась в свои бумаги.
В кухню вошли Надя и Алиса и сразу же направились к ней.
– Галина Васильевна, а может человек превратиться в филина? – спросила Надя.
– В цирке может. Хочешь – в филина, хочешь – в кролика. Это называется – фокус. А в жизни – нет, – ответила Галина Васильевна.
Алиса сразу же подхватила:
– Я же говорила – в жизни никто не превращается. Тем более когда умер.
– Кто умер? – испугалась Галина Васильевна.
– Гном. Надя думает, что он превратился в филина, – с готовностью объяснила Алиса.
– Да, превратился! Зачем он тогда прилетает ко мне каждый день? – упрямо твердила Надя.
Галина Васильевна тепло ей улыбнулась:
– Ты скучаешь по своему Гному?
Надя с грустью кивнула:
– Очень. И он тоже. Мы с ним даже не попрощались…
Галина Васильевна привлекла к себе девочку, обняла ее.
Денис оторвался от журнала и заявил авторитетно:
– Зомби тоже могут превращаться. Это ожившие мертвецы. – объяснил он небрежно. – Они едят мозг людей и становятся похожими на них… Если этот филин съел мозг Гнома…
Девочки посмотрели на него с испугом. Галина Васильевна сердито перебила внука:
– Ну, хватит! Никто не ел ничей мозг.
– А что? Простая реинкарнация, – упрямо настаивал на своем Денис.
Девочки совсем растерялись.
– Не забивай им головы белибердой! – запретила Галина Васильевна, а девочкам посоветовала: – А вы его не слушайте. Вот вам пирожки, идите к себе.
Подружки, взяв по пирожку, покинули кухню.
– А что такое либерда? – на ходу спросила Алиса.
– А что такое – карнация?.. – в свою очередь спросила Надя.
– Боже, опять «Войны зомби»! Лучше б «Войну и мир» почитал, – заметила строгая бабушка. На что внук, не отрываясь от чтения, ответил:
– Зомби не знают слова «мир», они любят только войну.
Галина Васильевна покачала головой, села рядом и погрузилась в свои бумаги.
В кухню вошли Надя и Алиса и сразу же направились к ней.
– Галина Васильевна, а может человек превратиться в филина? – спросила Надя.
– В цирке может. Хочешь – в филина, хочешь – в кролика. Это называется – фокус. А в жизни – нет, – ответила Галина Васильевна.
Алиса сразу же подхватила:
– Я же говорила – в жизни никто не превращается. Тем более когда умер.
– Кто умер? – испугалась Галина Васильевна.
– Гном. Надя думает, что он превратился в филина, – с готовностью объяснила Алиса.
– Да, превратился! Зачем он тогда прилетает ко мне каждый день? – упрямо твердила Надя.
Галина Васильевна тепло ей улыбнулась:
– Ты скучаешь по своему Гному?
Надя с грустью кивнула:
– Очень. И он тоже. Мы с ним даже не попрощались…
Галина Васильевна привлекла к себе девочку, обняла ее.
Денис оторвался от журнала и заявил авторитетно:
– Зомби тоже могут превращаться. Это ожившие мертвецы. – объяснил он небрежно. – Они едят мозг людей и становятся похожими на них… Если этот филин съел мозг Гнома…
Девочки посмотрели на него с испугом. Галина Васильевна сердито перебила внука:
– Ну, хватит! Никто не ел ничей мозг.
– А что? Простая реинкарнация, – упрямо настаивал на своем Денис.
Девочки совсем растерялись.
– Не забивай им головы белибердой! – запретила Галина Васильевна, а девочкам посоветовала: – А вы его не слушайте. Вот вам пирожки, идите к себе.
Подружки, взяв по пирожку, покинули кухню.
– А что такое либерда? – на ходу спросила Алиса.
– А что такое – карнация?.. – в свою очередь спросила Надя.
Маша
Тяжелый день
К вечеру Маша совершенно вымоталась. На нее навалилась куча обязанностей, к которым она, как уборщица, не имела никакого отношения, но так уж сложились обстоятельства. День выдался совершенно сумасшедший. Все бы ничего, можно пережить, все-таки первый день после каникул, суета, много работы, все нервничают… Рвут на части, не хватает одного, другого, третьего. Галина Васильевна раздражена, Елена Сергеевна не появилась, некому подписать документы, не хватает белья и полотенец… И так целый день.
Маша держалась, но держалась из последних сил. Пропал Володя, его телефон не отвечал вот уже месяц. Маша не знала, что подумать. Но самое страшное было не в этом, самое страшное преследовало Машу, не давало ей спать, думать, жить. Она снова подвела своего мальчика. Ее сын совершил убийство, спасая ее – свою мать. Бедный мальчик! Каково ему теперь? В тот страшный вечер он чуть не сошел с ума, а Маша и сама соображала очень плохо, когда успокаивала его. Ей с трудом удалось оторвать Максима от трупа, уговорить молчать о том, что произошло, заставить уйти… Что она еще могла сделать для своего мальчика? Она бы отдала за него свою жизнь, не задумываясь, но ее жизнь была спасена, потому что погиб тот, кто хотел ее убить, погиб от руки Максима. Надо было скрыть следы убийства во что бы то ни стало!
Как?!
Соображать надо было быстро. Она сделала то, что первым пришло ей в голову: выпросив у Виктора Николаевича машину, отвезла труп к озеру и сбросила его с моста.
С тех пор она так и не смогла поговорить с сыном. Сегодня она тоже видела его все время мельком, надо было остановить его, расспросить, приободрить. Но в такой суете разве это возможно?
Маша страшно мучилась. От напряжения и усталости ее нервы были как натянутые струны. Обычно мягкая и спокойная, она даже нагрубила Виктору в ответ на невинный вопрос.
Наконец уже поздно вечером, когда суета улеглась, Маша столкнулась в коридоре с Максимом. Он сам окликнул ее.
– Здравствуй, Максим! – радостно и тревожно произнесла она. Сын смотрел на нее, не сводя глаз, словно ждал чего-то, а Марии хотелось обнять его, но она сдержала себя, лишь слегка улыбнулась.
– Как каникулы? – спросила и сразу же поняла, что зря, потому что лицо Максима исказила злая гримаса.
– Зашибись. Давно так не отдыхал! – процедил он.
Мария хоть и растерялась, но виду не подала:
– У тебя все в порядке?
Лучше бы не спрашивала.
– Ну, если считать порядком, что мне месяц подряд снятся кошмары… что я мою руки двадцать раз в день, чтобы смыть с них кровь… что мне кажется – его вот-вот найдут, и я окажусь за решеткой, как мой отец… – агрессивно выпалил он и добавил со злой усмешкой: – …Тогда я в порядке.
Мария, уже успевшая взять себя в руки, решительно покачала головой:
– Прекрати изводить себя. Тебе надо обо всем забыть…
– Отлично! Забыть обо всем – и забить на все! – взорвался Максим, но испугался, что его услышат, и сразу же сбавил тон: – На то, что я убийца! Что я вот этими руками убил человека!
– У тебя не было выбора. Он бы убил нас обоих. Ты спас жизнь и мне, и себе, – напомнила Мария.
– Спас. Да. Но на кой фиг мне такая жизнь?! Лучше б это он убил меня! – снова взорвался Максим. Мария видела, ее сын дрожал, как в лихорадке. У нее самой слезы подступили к горлу, но она сдержалась.
– Прекрати мучить себя. Уже ничего нельзя изменить, – попросила она тихо. Максим посмотрел на нее так, словно готов был ударить или закричать, но и ему удалось справиться с собой. Он напустил на себя обычную браваду и небрежно спросил:
– Ладно, проехали. Куда ты его дела? – как будто это было самым главным.
– Не важно. Лучше тебе этого не знать… – устало вздохнула Мария.
– Знаешь, что меня бесит больше всего? Ты говоришь – я спас тебе жизнь, а сама обращаешься со мной, как с младенцем… недоделанным, – со злостью обвинил ее сын, резко обернулся и ушел.
Ей ничего не оставалось, как скрепя сердце катить дальше свою тележку.
Маша держалась, но держалась из последних сил. Пропал Володя, его телефон не отвечал вот уже месяц. Маша не знала, что подумать. Но самое страшное было не в этом, самое страшное преследовало Машу, не давало ей спать, думать, жить. Она снова подвела своего мальчика. Ее сын совершил убийство, спасая ее – свою мать. Бедный мальчик! Каково ему теперь? В тот страшный вечер он чуть не сошел с ума, а Маша и сама соображала очень плохо, когда успокаивала его. Ей с трудом удалось оторвать Максима от трупа, уговорить молчать о том, что произошло, заставить уйти… Что она еще могла сделать для своего мальчика? Она бы отдала за него свою жизнь, не задумываясь, но ее жизнь была спасена, потому что погиб тот, кто хотел ее убить, погиб от руки Максима. Надо было скрыть следы убийства во что бы то ни стало!
Как?!
Соображать надо было быстро. Она сделала то, что первым пришло ей в голову: выпросив у Виктора Николаевича машину, отвезла труп к озеру и сбросила его с моста.
С тех пор она так и не смогла поговорить с сыном. Сегодня она тоже видела его все время мельком, надо было остановить его, расспросить, приободрить. Но в такой суете разве это возможно?
Маша страшно мучилась. От напряжения и усталости ее нервы были как натянутые струны. Обычно мягкая и спокойная, она даже нагрубила Виктору в ответ на невинный вопрос.
Наконец уже поздно вечером, когда суета улеглась, Маша столкнулась в коридоре с Максимом. Он сам окликнул ее.
– Здравствуй, Максим! – радостно и тревожно произнесла она. Сын смотрел на нее, не сводя глаз, словно ждал чего-то, а Марии хотелось обнять его, но она сдержала себя, лишь слегка улыбнулась.
– Как каникулы? – спросила и сразу же поняла, что зря, потому что лицо Максима исказила злая гримаса.
– Зашибись. Давно так не отдыхал! – процедил он.
Мария хоть и растерялась, но виду не подала:
– У тебя все в порядке?
Лучше бы не спрашивала.
– Ну, если считать порядком, что мне месяц подряд снятся кошмары… что я мою руки двадцать раз в день, чтобы смыть с них кровь… что мне кажется – его вот-вот найдут, и я окажусь за решеткой, как мой отец… – агрессивно выпалил он и добавил со злой усмешкой: – …Тогда я в порядке.
Мария, уже успевшая взять себя в руки, решительно покачала головой:
– Прекрати изводить себя. Тебе надо обо всем забыть…
– Отлично! Забыть обо всем – и забить на все! – взорвался Максим, но испугался, что его услышат, и сразу же сбавил тон: – На то, что я убийца! Что я вот этими руками убил человека!
– У тебя не было выбора. Он бы убил нас обоих. Ты спас жизнь и мне, и себе, – напомнила Мария.
– Спас. Да. Но на кой фиг мне такая жизнь?! Лучше б это он убил меня! – снова взорвался Максим. Мария видела, ее сын дрожал, как в лихорадке. У нее самой слезы подступили к горлу, но она сдержалась.
– Прекрати мучить себя. Уже ничего нельзя изменить, – попросила она тихо. Максим посмотрел на нее так, словно готов был ударить или закричать, но и ему удалось справиться с собой. Он напустил на себя обычную браваду и небрежно спросил:
– Ладно, проехали. Куда ты его дела? – как будто это было самым главным.
– Не важно. Лучше тебе этого не знать… – устало вздохнула Мария.
– Знаешь, что меня бесит больше всего? Ты говоришь – я спас тебе жизнь, а сама обращаешься со мной, как с младенцем… недоделанным, – со злостью обвинил ее сын, резко обернулся и ушел.
Ей ничего не оставалось, как скрепя сердце катить дальше свою тележку.
Тайный каземат
Ирина Исаева сидела на кровати и укачивала своего сына. Она с нежностью смотрела на него и напевала колыбельную:
Ирина смотрела на него и вспоминала свою семью… почему-то самым ярким воспоминанием был тот пикник в лесу. День выдался солнечным, одним из тех великолепных летних дней, когда прогулки и пикники доставляют особенное удовольствие. Семья расположилась на лесной опушке, и пока муж и сын занимались приготовлением шашлыка, Ирина сидела рядом с маленькой Надей на покрывале и плела венок. Цветов не хватало, и Ирина попросила Надю собрать еще. Но дочку разморило на солнышке, она устала и немного капризничала. Ей хотелось спать. Девочка опустила голову к Ирине на колени и пробормотала, что хочет поспать хоть пять минуточек… Ирина кивнула, улыбаясь, а дочка вдруг попросила спеть ей колыбельную. Ирина тогда ответила ей, что она уже большая, а колыбельные поют совсем маленьким детям, младенчикам.
– И ты больше никогда не будешь ее петь? – разочарованно переспросила Надя. – Тогда нам нужен еще малыш…
Ирина и Саша рассмеялись, но Надя продолжала умолять:
– Мамочка, ну, пожалуйста, пусть у меня будет маленькая сестричка… или братик… Пожалуйста!
Как же они были счастливы тогда!
Ирина переглянулась с мужем, они любили друг друга, любили своих детей, и этот солнечный день, и весь мир, кажется, любили.
И вот теперь где все это?
Вокруг голые стены без окон, железная дверь, и нет никого и ничего. От прежнего счастья остался только ее сын-младенец. И что ждет их в будущем?
Ирина снова посмотрела на сына, ее глаза наполнились слезами. Осторожно, чтобы не разбудить, она встала и уложила малыша в колыбель.
С лязгом отворилась железная дверь. Ирина медленно обернулась и увидела, как вошел Войтевич. Он был деловит и спокоен, в руках медицинский поднос с пробирками на подставке, шприцами, жгутами и разными инструментами. Ирина растерянно взглянула на поднос:
– Что это?
Войтевич, казалось, не услышал ее, он молча наложил ей на плечо жгут. Ирина беспомощно смотрела на свою руку и даже не пыталась сопротивляться:
– Зачем вы это делаете?
Войтевич отозвался равнодушно:
– Потерпи, это не больно.
– Почему вы нас тут держите? – с тоской спросила Ирина. – Я хочу домой… Хочу увидеть своих детей…
– Это невозможно, – так же равнодушно ответил ее мучитель.
– Почему? Разве они еще не приехали?.. – медленно произнося слова, продолжала расспрашивать Ирина. Сонливость не отпускала, приходилось выныривать из нее, как из омута.
Войтевич и не думал жалеть ее:
– Твои дети погибли. На лагерь, где они отдыхали, сошла лавина… Ни Андрея, ни Нади больше нет, – жестко бросил он.
Ирина, не понимая, смотрела на него, она не верила, происходящее казалось кошмаром, бредом больного человека. В голове шумело, перед глазами качалось и плыло туманное марево. Войтевич, не обращая на нее внимания, набрал кровь в шприц.
Когда он ушел, Ирина осталась лежать, глядя в потолок, по щекам ее текли слезы. В кроватке начал ворочаться и кряхтеть ее ребенок. Она с трудом поднялась, подошла к сыну, взяла его на руки, стала укачивать, напевая, и ей как будто вторил голос дочери:
Малыш спал.
Баю-бай, баю-бай,
И у ночи будет край.
Спит корова, спит бычок,
В огороде спит жучок…
Ирина смотрела на него и вспоминала свою семью… почему-то самым ярким воспоминанием был тот пикник в лесу. День выдался солнечным, одним из тех великолепных летних дней, когда прогулки и пикники доставляют особенное удовольствие. Семья расположилась на лесной опушке, и пока муж и сын занимались приготовлением шашлыка, Ирина сидела рядом с маленькой Надей на покрывале и плела венок. Цветов не хватало, и Ирина попросила Надю собрать еще. Но дочку разморило на солнышке, она устала и немного капризничала. Ей хотелось спать. Девочка опустила голову к Ирине на колени и пробормотала, что хочет поспать хоть пять минуточек… Ирина кивнула, улыбаясь, а дочка вдруг попросила спеть ей колыбельную. Ирина тогда ответила ей, что она уже большая, а колыбельные поют совсем маленьким детям, младенчикам.
– И ты больше никогда не будешь ее петь? – разочарованно переспросила Надя. – Тогда нам нужен еще малыш…
Ирина и Саша рассмеялись, но Надя продолжала умолять:
– Мамочка, ну, пожалуйста, пусть у меня будет маленькая сестричка… или братик… Пожалуйста!
Как же они были счастливы тогда!
Ирина переглянулась с мужем, они любили друг друга, любили своих детей, и этот солнечный день, и весь мир, кажется, любили.
И вот теперь где все это?
Вокруг голые стены без окон, железная дверь, и нет никого и ничего. От прежнего счастья остался только ее сын-младенец. И что ждет их в будущем?
Ирина снова посмотрела на сына, ее глаза наполнились слезами. Осторожно, чтобы не разбудить, она встала и уложила малыша в колыбель.
С лязгом отворилась железная дверь. Ирина медленно обернулась и увидела, как вошел Войтевич. Он был деловит и спокоен, в руках медицинский поднос с пробирками на подставке, шприцами, жгутами и разными инструментами. Ирина растерянно взглянула на поднос:
– Что это?
Войтевич, казалось, не услышал ее, он молча наложил ей на плечо жгут. Ирина беспомощно смотрела на свою руку и даже не пыталась сопротивляться:
– Зачем вы это делаете?
Войтевич отозвался равнодушно:
– Потерпи, это не больно.
– Почему вы нас тут держите? – с тоской спросила Ирина. – Я хочу домой… Хочу увидеть своих детей…
– Это невозможно, – так же равнодушно ответил ее мучитель.
– Почему? Разве они еще не приехали?.. – медленно произнося слова, продолжала расспрашивать Ирина. Сонливость не отпускала, приходилось выныривать из нее, как из омута.
Войтевич и не думал жалеть ее:
– Твои дети погибли. На лагерь, где они отдыхали, сошла лавина… Ни Андрея, ни Нади больше нет, – жестко бросил он.
Ирина, не понимая, смотрела на него, она не верила, происходящее казалось кошмаром, бредом больного человека. В голове шумело, перед глазами качалось и плыло туманное марево. Войтевич, не обращая на нее внимания, набрал кровь в шприц.
Когда он ушел, Ирина осталась лежать, глядя в потолок, по щекам ее текли слезы. В кроватке начал ворочаться и кряхтеть ее ребенок. Она с трудом поднялась, подошла к сыну, взяла его на руки, стала укачивать, напевая, и ей как будто вторил голос дочери:
Спит корова, спит бычок,
В огороде спит жучок.
И котенок рядом с кошкой
Спит за печкою в лукошке…
Андрей
Перед тем как зайти в комнату к сестренке, чтобы пожелать ей спокойной ночи, Андрей столкнулся с ее учительницей. Анна, про себя он не называл ее иначе, одетая по-домашнему, очень просто и в то же время сексуально, оказалась совсем близко, лицом к лицу. Андрей замер от неожиданности, а она обрадовалась, заговорила с ним своим мягким, нежным голосом, снова начала благодарить за спасение. Ему стало неловко и в то же время приятно. Он вспомнил, как перед каникулами нашел учительницу в лесу, как освободил ее ногу из капкана, как нес к машине. Анна и раньше ему нравилась, но сегодня он словно взглянул на нее другими глазами, как будто впервые увидел. Глаза у нее такие лучистые, глубокие, а губы… Андрей смутился и отвел взгляд.
Анна тепло попрощалась, пожелала спокойной ночи, он ответил вежливо, как полагается отвечать учителю, но сердце билось учащенно, совсем так, как тогда, когда он встретился с Дашей, возвращающейся из душа… она была одета во что-то воздушное, бледно-розовое… подошла совсем близко… Нет, о Даше нельзя даже думать! Макс его друг, Андрей не предает друзей. Тем более тогда, когда друзьям так плохо.
А Максу действительно было очень плохо. На людях он держался, старался казаться прежним, и только с Андреем отпускал себя. Сегодня, после разговора с Дашей, он стал сам не свой, чуть не плакал, ведь девушка интуитивно почувствовала перемену, произошедшую с Максом, пыталась расспросить, не из любопытства, а совершенно искренне переживая и желая помочь. Только она помочь ничем не могла, и не должна она узнать о той ночи перед каникулами. Никто не должен узнать!
Каково Максу? Как жить с таким грузом? Месяц прошел, но Андрей помнил ту трагическую ночь так, как будто все было вчера, он помнил одежду и руки Макса, покрытые чужой кровью, помнил ружье, бессвязные объяснения в душевой, внезапное появление Байрона… Ужас! Ведь Макс собирался его убить! А вместо него убил какого-то незнакомца…
Такое не забудешь, наверное, всю жизнь.
Андрей вздохнул, прогоняя воспоминания, и заглянул в комнату к сестре. Алиса сидела за столиком и рисовала. Надя уже лежала в постели. Андрей подошел и заботливо укрыл ее одеялом.
Анна тепло попрощалась, пожелала спокойной ночи, он ответил вежливо, как полагается отвечать учителю, но сердце билось учащенно, совсем так, как тогда, когда он встретился с Дашей, возвращающейся из душа… она была одета во что-то воздушное, бледно-розовое… подошла совсем близко… Нет, о Даше нельзя даже думать! Макс его друг, Андрей не предает друзей. Тем более тогда, когда друзьям так плохо.
А Максу действительно было очень плохо. На людях он держался, старался казаться прежним, и только с Андреем отпускал себя. Сегодня, после разговора с Дашей, он стал сам не свой, чуть не плакал, ведь девушка интуитивно почувствовала перемену, произошедшую с Максом, пыталась расспросить, не из любопытства, а совершенно искренне переживая и желая помочь. Только она помочь ничем не могла, и не должна она узнать о той ночи перед каникулами. Никто не должен узнать!
Каково Максу? Как жить с таким грузом? Месяц прошел, но Андрей помнил ту трагическую ночь так, как будто все было вчера, он помнил одежду и руки Макса, покрытые чужой кровью, помнил ружье, бессвязные объяснения в душевой, внезапное появление Байрона… Ужас! Ведь Макс собирался его убить! А вместо него убил какого-то незнакомца…
Такое не забудешь, наверное, всю жизнь.
Андрей вздохнул, прогоняя воспоминания, и заглянул в комнату к сестре. Алиса сидела за столиком и рисовала. Надя уже лежала в постели. Андрей подошел и заботливо укрыл ее одеялом.