Страница:
Директор аэропорта… — наморщил он лоб. Последний заказ… Кто-то из руководства портом решил сыграть ва-банк, через своих холуёв, естественно. В крупные фирмы или к известным индивидуалам они не захотели обращаться, очевидно, чтобы максимально снизить риск утечки информации. Короче, войны побоялись. Убрать такую фигуру, как директор аэропорта — это серьёзный политический шаг. А с новичками — дело сделано, и концов не найти… Что ещё сообщить? Вообще-то с портом Пётр контактировал, это его канал, так что больше — ничего определённого… Х. взял себя в руки. Попытался собраться с мыслями. Изнурённо прикрыл глаза и вспомнил: чей номер телефона оставили соседке?
«Какой соседке?» — «Ну, которая внизу в машине.» — Какой номер телефона?" — «К ней непонятные сволочи приходили, ещё до вас, все перерыли, хорошо хоть саму не тронули…» — «А-а, ну так ясно, „авиаторы“ тоже дёргаются…" „Порт“, „авиаторы“, портфель, — неотступный сюрреалистический бред! Спустя мгновение Х. уже тыкал пальцем в кнопки телефонного аппарата, висящего на стене, второй раз за ночь набирая поганый бандитский номер. Когда знакомый голос закопошился возле его туго натянутого уха, он сильно и спокойно известил криминальный мир о свершившемся. Содержимое вашего сраного портфеля найдено. Все разъяснилось: кто-то подбросил доллары в гараж, законсервированный на время отпуска. Разумеется, валюта будет отдана, но при одном условии… Докладчика грубо перебили: мол, оставь баксы себе на память, подотрись ими, ха-ха, это ведь очень мягкие бумажки. Главное — верни косметичку с расписками. Х. злобно напоминает, что у него есть условие. Ха-ха, какие могут быть условия в его положении? Смешно… Да, есть! Он желает знать, кто подставил невиновного человека, он решительно требует, чтобы это подлец был назван громко и внятно — фамилия, адрес, должность! В трубке удивлённо замолчали. Затем ушла реплика в сторону: „Ты слышал, что он говорит?“ Донёсся слабый отклик: Может, больной?" И голос вновь вернулся, чтобы подарить собеседнику равнодушный совет: с такими вопросиками, мужик, обращайся к своим посредникам, а нам отдай то, что взял по глупости. Эй, мужик, ты хорошо понял или ещё раз повторить? Разговор стремительно затухал, тогда Х. отчаянно поинтересовался, пытаясь хоть немного продлить звуковые колебания: „Зачем вам расписки? Что вообще оно такое, которое в косметичке?“ Опять был голос в сторону: „Странный какой-то парень“. Впрочем, ответили: расписки — это и есть расписки. Твои наниматели мечтали, чтобы косметичка попала в милицию и двинулась по инстанциям. Ублюдки не знали, что главный авиатор, параноик наш дорогой, ха-ха, постоянно таскал расписки с собой! Короче, твоя жадность до чужих портфелей с баксами сломала им всю комбинацию… „Бред! — вдруг вытолкнул Х. из груди и сунул телефонную трубку обратно в аппарат. — Бред, бред, бред… — он повернулся к Кириллу, пребывая в состоянии бездонной опустошённости. — Подставили, вот ведь как подставили…“ „Ты что, дурак? — удивился тот, на секунду осмелев. — Что значит «подставили“? Деньги тебе посылались, заказы выполнялись. У тебя провал в памяти?"
«Хватит мне мозги пачкать! — проорал Х., обретая целительную ненависть. — Не хотите ничего объяснять, не надо! Где Пётр! Где Царь, я тебя спрашиваю!»
Действительно, время объяснений и связанных с ними воспоминаний закончилось. Потому что Кирилл тихо сказал, переводя допрос в колею грубой грязной реальности: «Пётр, между прочим, в Токсово поехал, искать тебя и твоего сына.» — «Сын-то вам зачем?» — «Это не мы, это заказчики приказали. Чтобы ты не размышлял, отдавать бумаги или не отдавать. С нами у них разговор простой — если напортачили, то исправьте.» — «Вы подлецы». — «Подожди, не горячись. Ты мальчика-то хорошо спрятал, успел вывезти из посёлка?» Было очевидно, что сокурсник пытается угрожать — осторожно, пристрелочно, напялив трусливую маску сочувствия. Надо же, как он приободрился, пока длилась телефонная пауза! Увидел наконец соломинку, за которую можно уцепиться: Имей в виду, — торопливо добавил, — Пётр очень ловко умеет искать, у Петра большой опыт по этой части…" — Да уж, — согласился Х., — несчастных хозяев дачи бандиты быстро нашли. Непостижимо быстро, до сих пор непонятно, как им удалось достичь такой скорости реакции. В общем, два трупа уже есть. А теперь они смеют утверждать, что убийца — это Х.! Поразительное коварство… — Подожди, подожди, подожди! — остановил Кирилл поток словесной жёлчи, готовый залить чистенькую квартиру целиком. — Пётр в Токсово кого-то убил? Не может быть. Он полный идиот, что ли? Нет, не может быть, когда он успел? Бывшие сокурсники молча смотрели друг на друга: оба ничего не понимали, оба были в нокдауне. И тут зазвонил телефон — как в детской книжке. Частый сигнал, междугородный звонок. Человек с пистолетом, напружинившись, разрешил снять трубку, но честно предупредил абонента, что если тот начнёт болтать лишнее, мгновенно получит пулю в рот. «В рот» звучало гораздо убедительнее, чем, например, «в лоб». Вероятно, поэтому разговор не получился. Кирилл только слушал, мелко подрагивая, а когда сеанс связи окончился, он ошарашенно сообщил: «Это Пётр. Из Токсово. Ребята нашли тот дом, который твоя подруга описала, но тебя с мальчишкой не было, вы успели удрать…» Он обхватил голову руками, сполз вдоль стены на корточки и почему-то зашептал: «Его людей прикончили, всех троих. Пока они дачу обшаривали. А самого его ранило. Ты охрану нанял, что ли? Кто за тобой стоит — не понимаю, сука, до сих пор не понимаю, не понимаю… — он вновь повалился на колени и застонал. — Спрячь ствол, а? Не могу я больше, зачем ты так, а?» Троих убрали… — думал Х., гулко скатываясь по лестнице. — Вернулись… «Мужики в ботинках», о которых говорил Антон — вернулись, сволочи… Пистолет трепыхался в кармане куртки, тупо бил в бок. Ослабевшие ноги мешали друг другу, отказывались бежать. Перед глазами всплывали кровавые пузырящиеся картины. Только бы его не разбудили, только бы он не высунулся из сарая… — молился Х., врываясь в салон своего автомобиля. Отец испугался за сына. Нестерпимая, сумасшедшая, ни с чем не сравнимая боль.
Взвинченная ожиданием пассажирка испытывала сильнейшую потребность в обсуждении происходящего, однако не получила и полслова в награду за терпение. Её молча домчали до дома, нарушая разнообразные правила движения, высадили возле подъезда и оставили одну — вышвырнули, словно ненужную вещь. Впрочем, женщина действительно была лишней, потому что водитель помчался дальше — к Рябовскому шоссе, прочь из города. Я больше никогда не буду его ругать, — продолжал молиться Х., сражаясь со слезами, обжигающими горло. — Нельзя было бросать ребёнка в такой ситуации! Боже, какая неосторожность, какая непоправимая глупость… Я буду прощать все его капризы и заскоки, лишь бы не вылез из сарая на улицу, потому что крик и грубость — вовсе не метод воспитания, лишь бы его не нашли, лишь бы не нашли… Начинало светать. Ночь, похоже, кончалась. Но километров за десять до Токсово вновь настала темнота: простая туча сменилась грозовой, абсолютно чёрной, настоящей. Угрожающе взрыкивал гром, небо изредка вспыхивало — как раз впереди. Водитель остановился на шоссе, не доезжая до станции. Съехал на обочину, вылез и растворился в лесопарке. Появляться с машиной в посёлке он посчитал опасным, слишком заметным. Чтобы попасть к Той Улице, к Тому Дому, нужно было преодолеть около трехсот метров паркового пространства, занятого ничем не стеснённой флорой. К счастью, человек прекрасно ориентировался в здешних местах. Его план отличался изящной незамысловатостью формы — забрать сына, вернуться к машине, затем уносить колёса, бежать, куда угодно, главное — скорей, без претензий на геройство, — главное, чтобы не заметили, чтобы все обошлось… Его заметили, когда он уже подкрадывался к калитке. Обидно, в самом конце пути. Чужой участок, где прятался сын, был в двух прыжках, однако отец бросился назад, рассчитывая отвлечь внимание бандитов от этого хрупкого убежища. Несколько сопящих фигур уложили его на землю, навалившись мускулистыми телами. Мгновенно были обшарены карманы, изъят пистолет, прозвучала деловитая реплика: «Расписок у него нет, у гада.» Сверху донёсся весёлый ответ: «Ничего, сам сейчас отдаст.» Голос… Голос Кирилла! Лопух по фамилии Х. думал, что Пётр звонил из Токсово на жизнь пожаловаться? — торжествовал, упивался своей победой сокурсник. — А Пётр, наоборот, хотел, чтобы все ребята собрались и приехали к нему на помощь! Х. думал, если спустил у «Вольво» колёса, то его не догонят? А во дворе запасные «Жигули» стояли, специально для такой вот грязной работы! Х. думал, что ему простится сегодняшний вечерок? Никогда!… Бандит счастливо захихикал, приводя в движение мёртвую тишину улицы. Скрывать ему было нечего, зато было чем гордиться — «…ты слушай, падаль, слушай!…» — как Кирилл, неожиданно для себя ставший Героем, устремился по следам взбесившегося наёмного убийцы, как заглянул в гости к Х. и никого там не обнаружил, но, о чудо, наша возлюбленная соседка вновь была у себя дома! Женщина, разумеется, поделилась свежей информацией — оказывается, сыночка Х. не вывез, а спрятал где-то у соседей, рядом с местом летнего отдыха. Так что Герою оставалось только постараться опередить вишнёвую «Ладу» — опередить, осмотреться и подождать. «А ты, небось, был уверен, что я совсем в штаны понаклал? — щедро рассыпались по душному кинозалу триумфальные ноты. — Нет, падаль. И с женщинами, к твоему сожалению, я умею разговаривать не хуже, чем Царь. Значит, говоришь, в этом вонючем домишке и спит твой наследник?» Что ж, придётся разбудить мальчишку…
Нет, только не это! — забился отец под смявшей его тяжестью. Не надо было осторожничать, тайком пробираться через лесопарк! Надо было подкатывать на полном ходу к дому, хватать ребёнка на руки — и в машину! Тогда бы отец не опоздал, тогда бы никто не смог его опередить!… Мускулистый холуй, молча прижимавший жертву к земле, усилил хватку, и живительный порыв отчаяния мгновенно оказался задушен. А гроза летела уже над Токсово, точно над участниками раскручивающегося фильма. Начало капать — крупными твёрдыми каплями. Упираясь лицом в холодный гравий, Х. вдруг понял, что все это ему снится. Мир был тягостно нереален. Сейчас жертве выстрелят в затылок, и фильм кончится. Стало очень жарко. Несколько ног двинулись в сторону калитки — будить спящего мальчишку. Кирилл напутствовал удаляющихся храбрецов: «Только осторожно, этих ублюдков кто-то охраняет. Вон в той даче сразу троих шлёпнули — приятелей Царя…» — голос начальника потерял праздничную звонкость, сделался озабоченным, блеклым… Итак, опасный преступник Х. спит и видит сон. Но когда он заснул — ещё вечером, убаюканный телевизором, не дослушав новости, с кроссвордом в руке? И газета выпала из ослабевших пальцев, и под расслабленными веками заклубился кровавый туман… Или позже, ночью, после многочисленных звонков в город? Истратив монетки, вернулся в чужой дом, уложил сына спать, и сам незаметно для себя заснул, так никуда и не поехав… «Ты пока не знаешь главного», — негромко заговорил Кирилл. Хоть и оставался он напряжённым, нервным, ждущим, безрассудной злобы уже не было в нем. Даже на корточки присел рядом с лежащим. — «Теперь я могу открыть тебе секрет, а то противно смотреть, как ты идиотом прикидываешься. Дело в том, что директор аэропорта не подох, это все „дурочка“, пущенная ментами. Как же ты его не добил, раззява, не проверил качество работы? Сорвал такой заказ. Из-за твоего прокола каша и заварилась… — бандит прервался и вдруг странно зашипел. — Подожди, что происходит?… — он резко выпрямился. — Подожди, ничего не понимаю… Оглушительно бахнул гром.
«Какой соседке?» — «Ну, которая внизу в машине.» — Какой номер телефона?" — «К ней непонятные сволочи приходили, ещё до вас, все перерыли, хорошо хоть саму не тронули…» — «А-а, ну так ясно, „авиаторы“ тоже дёргаются…" „Порт“, „авиаторы“, портфель, — неотступный сюрреалистический бред! Спустя мгновение Х. уже тыкал пальцем в кнопки телефонного аппарата, висящего на стене, второй раз за ночь набирая поганый бандитский номер. Когда знакомый голос закопошился возле его туго натянутого уха, он сильно и спокойно известил криминальный мир о свершившемся. Содержимое вашего сраного портфеля найдено. Все разъяснилось: кто-то подбросил доллары в гараж, законсервированный на время отпуска. Разумеется, валюта будет отдана, но при одном условии… Докладчика грубо перебили: мол, оставь баксы себе на память, подотрись ими, ха-ха, это ведь очень мягкие бумажки. Главное — верни косметичку с расписками. Х. злобно напоминает, что у него есть условие. Ха-ха, какие могут быть условия в его положении? Смешно… Да, есть! Он желает знать, кто подставил невиновного человека, он решительно требует, чтобы это подлец был назван громко и внятно — фамилия, адрес, должность! В трубке удивлённо замолчали. Затем ушла реплика в сторону: „Ты слышал, что он говорит?“ Донёсся слабый отклик: Может, больной?" И голос вновь вернулся, чтобы подарить собеседнику равнодушный совет: с такими вопросиками, мужик, обращайся к своим посредникам, а нам отдай то, что взял по глупости. Эй, мужик, ты хорошо понял или ещё раз повторить? Разговор стремительно затухал, тогда Х. отчаянно поинтересовался, пытаясь хоть немного продлить звуковые колебания: „Зачем вам расписки? Что вообще оно такое, которое в косметичке?“ Опять был голос в сторону: „Странный какой-то парень“. Впрочем, ответили: расписки — это и есть расписки. Твои наниматели мечтали, чтобы косметичка попала в милицию и двинулась по инстанциям. Ублюдки не знали, что главный авиатор, параноик наш дорогой, ха-ха, постоянно таскал расписки с собой! Короче, твоя жадность до чужих портфелей с баксами сломала им всю комбинацию… „Бред! — вдруг вытолкнул Х. из груди и сунул телефонную трубку обратно в аппарат. — Бред, бред, бред… — он повернулся к Кириллу, пребывая в состоянии бездонной опустошённости. — Подставили, вот ведь как подставили…“ „Ты что, дурак? — удивился тот, на секунду осмелев. — Что значит «подставили“? Деньги тебе посылались, заказы выполнялись. У тебя провал в памяти?"
«Хватит мне мозги пачкать! — проорал Х., обретая целительную ненависть. — Не хотите ничего объяснять, не надо! Где Пётр! Где Царь, я тебя спрашиваю!»
Действительно, время объяснений и связанных с ними воспоминаний закончилось. Потому что Кирилл тихо сказал, переводя допрос в колею грубой грязной реальности: «Пётр, между прочим, в Токсово поехал, искать тебя и твоего сына.» — «Сын-то вам зачем?» — «Это не мы, это заказчики приказали. Чтобы ты не размышлял, отдавать бумаги или не отдавать. С нами у них разговор простой — если напортачили, то исправьте.» — «Вы подлецы». — «Подожди, не горячись. Ты мальчика-то хорошо спрятал, успел вывезти из посёлка?» Было очевидно, что сокурсник пытается угрожать — осторожно, пристрелочно, напялив трусливую маску сочувствия. Надо же, как он приободрился, пока длилась телефонная пауза! Увидел наконец соломинку, за которую можно уцепиться: Имей в виду, — торопливо добавил, — Пётр очень ловко умеет искать, у Петра большой опыт по этой части…" — Да уж, — согласился Х., — несчастных хозяев дачи бандиты быстро нашли. Непостижимо быстро, до сих пор непонятно, как им удалось достичь такой скорости реакции. В общем, два трупа уже есть. А теперь они смеют утверждать, что убийца — это Х.! Поразительное коварство… — Подожди, подожди, подожди! — остановил Кирилл поток словесной жёлчи, готовый залить чистенькую квартиру целиком. — Пётр в Токсово кого-то убил? Не может быть. Он полный идиот, что ли? Нет, не может быть, когда он успел? Бывшие сокурсники молча смотрели друг на друга: оба ничего не понимали, оба были в нокдауне. И тут зазвонил телефон — как в детской книжке. Частый сигнал, междугородный звонок. Человек с пистолетом, напружинившись, разрешил снять трубку, но честно предупредил абонента, что если тот начнёт болтать лишнее, мгновенно получит пулю в рот. «В рот» звучало гораздо убедительнее, чем, например, «в лоб». Вероятно, поэтому разговор не получился. Кирилл только слушал, мелко подрагивая, а когда сеанс связи окончился, он ошарашенно сообщил: «Это Пётр. Из Токсово. Ребята нашли тот дом, который твоя подруга описала, но тебя с мальчишкой не было, вы успели удрать…» Он обхватил голову руками, сполз вдоль стены на корточки и почему-то зашептал: «Его людей прикончили, всех троих. Пока они дачу обшаривали. А самого его ранило. Ты охрану нанял, что ли? Кто за тобой стоит — не понимаю, сука, до сих пор не понимаю, не понимаю… — он вновь повалился на колени и застонал. — Спрячь ствол, а? Не могу я больше, зачем ты так, а?» Троих убрали… — думал Х., гулко скатываясь по лестнице. — Вернулись… «Мужики в ботинках», о которых говорил Антон — вернулись, сволочи… Пистолет трепыхался в кармане куртки, тупо бил в бок. Ослабевшие ноги мешали друг другу, отказывались бежать. Перед глазами всплывали кровавые пузырящиеся картины. Только бы его не разбудили, только бы он не высунулся из сарая… — молился Х., врываясь в салон своего автомобиля. Отец испугался за сына. Нестерпимая, сумасшедшая, ни с чем не сравнимая боль.
Взвинченная ожиданием пассажирка испытывала сильнейшую потребность в обсуждении происходящего, однако не получила и полслова в награду за терпение. Её молча домчали до дома, нарушая разнообразные правила движения, высадили возле подъезда и оставили одну — вышвырнули, словно ненужную вещь. Впрочем, женщина действительно была лишней, потому что водитель помчался дальше — к Рябовскому шоссе, прочь из города. Я больше никогда не буду его ругать, — продолжал молиться Х., сражаясь со слезами, обжигающими горло. — Нельзя было бросать ребёнка в такой ситуации! Боже, какая неосторожность, какая непоправимая глупость… Я буду прощать все его капризы и заскоки, лишь бы не вылез из сарая на улицу, потому что крик и грубость — вовсе не метод воспитания, лишь бы его не нашли, лишь бы не нашли… Начинало светать. Ночь, похоже, кончалась. Но километров за десять до Токсово вновь настала темнота: простая туча сменилась грозовой, абсолютно чёрной, настоящей. Угрожающе взрыкивал гром, небо изредка вспыхивало — как раз впереди. Водитель остановился на шоссе, не доезжая до станции. Съехал на обочину, вылез и растворился в лесопарке. Появляться с машиной в посёлке он посчитал опасным, слишком заметным. Чтобы попасть к Той Улице, к Тому Дому, нужно было преодолеть около трехсот метров паркового пространства, занятого ничем не стеснённой флорой. К счастью, человек прекрасно ориентировался в здешних местах. Его план отличался изящной незамысловатостью формы — забрать сына, вернуться к машине, затем уносить колёса, бежать, куда угодно, главное — скорей, без претензий на геройство, — главное, чтобы не заметили, чтобы все обошлось… Его заметили, когда он уже подкрадывался к калитке. Обидно, в самом конце пути. Чужой участок, где прятался сын, был в двух прыжках, однако отец бросился назад, рассчитывая отвлечь внимание бандитов от этого хрупкого убежища. Несколько сопящих фигур уложили его на землю, навалившись мускулистыми телами. Мгновенно были обшарены карманы, изъят пистолет, прозвучала деловитая реплика: «Расписок у него нет, у гада.» Сверху донёсся весёлый ответ: «Ничего, сам сейчас отдаст.» Голос… Голос Кирилла! Лопух по фамилии Х. думал, что Пётр звонил из Токсово на жизнь пожаловаться? — торжествовал, упивался своей победой сокурсник. — А Пётр, наоборот, хотел, чтобы все ребята собрались и приехали к нему на помощь! Х. думал, если спустил у «Вольво» колёса, то его не догонят? А во дворе запасные «Жигули» стояли, специально для такой вот грязной работы! Х. думал, что ему простится сегодняшний вечерок? Никогда!… Бандит счастливо захихикал, приводя в движение мёртвую тишину улицы. Скрывать ему было нечего, зато было чем гордиться — «…ты слушай, падаль, слушай!…» — как Кирилл, неожиданно для себя ставший Героем, устремился по следам взбесившегося наёмного убийцы, как заглянул в гости к Х. и никого там не обнаружил, но, о чудо, наша возлюбленная соседка вновь была у себя дома! Женщина, разумеется, поделилась свежей информацией — оказывается, сыночка Х. не вывез, а спрятал где-то у соседей, рядом с местом летнего отдыха. Так что Герою оставалось только постараться опередить вишнёвую «Ладу» — опередить, осмотреться и подождать. «А ты, небось, был уверен, что я совсем в штаны понаклал? — щедро рассыпались по душному кинозалу триумфальные ноты. — Нет, падаль. И с женщинами, к твоему сожалению, я умею разговаривать не хуже, чем Царь. Значит, говоришь, в этом вонючем домишке и спит твой наследник?» Что ж, придётся разбудить мальчишку…
Нет, только не это! — забился отец под смявшей его тяжестью. Не надо было осторожничать, тайком пробираться через лесопарк! Надо было подкатывать на полном ходу к дому, хватать ребёнка на руки — и в машину! Тогда бы отец не опоздал, тогда бы никто не смог его опередить!… Мускулистый холуй, молча прижимавший жертву к земле, усилил хватку, и живительный порыв отчаяния мгновенно оказался задушен. А гроза летела уже над Токсово, точно над участниками раскручивающегося фильма. Начало капать — крупными твёрдыми каплями. Упираясь лицом в холодный гравий, Х. вдруг понял, что все это ему снится. Мир был тягостно нереален. Сейчас жертве выстрелят в затылок, и фильм кончится. Стало очень жарко. Несколько ног двинулись в сторону калитки — будить спящего мальчишку. Кирилл напутствовал удаляющихся храбрецов: «Только осторожно, этих ублюдков кто-то охраняет. Вон в той даче сразу троих шлёпнули — приятелей Царя…» — голос начальника потерял праздничную звонкость, сделался озабоченным, блеклым… Итак, опасный преступник Х. спит и видит сон. Но когда он заснул — ещё вечером, убаюканный телевизором, не дослушав новости, с кроссвордом в руке? И газета выпала из ослабевших пальцев, и под расслабленными веками заклубился кровавый туман… Или позже, ночью, после многочисленных звонков в город? Истратив монетки, вернулся в чужой дом, уложил сына спать, и сам незаметно для себя заснул, так никуда и не поехав… «Ты пока не знаешь главного», — негромко заговорил Кирилл. Хоть и оставался он напряжённым, нервным, ждущим, безрассудной злобы уже не было в нем. Даже на корточки присел рядом с лежащим. — «Теперь я могу открыть тебе секрет, а то противно смотреть, как ты идиотом прикидываешься. Дело в том, что директор аэропорта не подох, это все „дурочка“, пущенная ментами. Как же ты его не добил, раззява, не проверил качество работы? Сорвал такой заказ. Из-за твоего прокола каша и заварилась… — бандит прервался и вдруг странно зашипел. — Подожди, что происходит?… — он резко выпрямился. — Подожди, ничего не понимаю… Оглушительно бахнул гром.
3. СОН (ВНЕ ПРАВИЛ)
Ночь замирает на мгновение, эффектно зависает в очередном прыжке. Казалось бы, ночь давно должна уйти, уступить сцену свету и овациям. Может, подступающий ливень сумеет вымыть из воздуха, прибить обратно к земле эту дьявольскую чёрную муть? Да, крайне неудачно было выбрано время для действия! Время, когда спит разум, и жизнью управляют иные силы, скрытые в каждом из нас. Итак, оглушительно бьёт гром. Ещё раз — гром; и мгновенно, без паузы — ещё раз. Очень странный гром, слишком уж конкретный, удивительно близкий. Молний нет — ни одной. Зато есть крики, переходящие в вопли. Распрямившийся было Кирилл пригибается, грязно ругаясь. Снова трескуче грохает, и этот очередной странный удар выталкивает разум из топкого безумия. Герой с трудной фамилией Х. понимает все и сразу.
Он понимает, что на дачном участке стреляют. Что кто-то бегает — он чувствует топот лицом. И тогда человек рвётся изо всех сил, кричит: «Я отдам! Отда-а-ам!», однако его уложили на землю крепко, профессионально. Дождь вдруг раскалывается. Гром бьёт совсем рядом, нечеловечески жутко, теперь уже со вспышкой. Гора мускулов, сидящая на обездвиженной жертве, крупно вздрагивает, всхлипывает басом, тоскливо говорит: «Ой…» и валится — валится на землю рядом. Медвежья хватка ослабевает. Отвратительная хрипящая пасть — рядом с человеческим ухом. Оттолкнув слюнявую морду зверя, Х. выползает из-под громоздкого тела и садится, затем встаёт на колени. Бесформенно тёмный бандит корчится под его ногами, пытается приподняться следом, но тщетно… Х. ошалело озирается. Видит Кирилла, который трусливо пятится. Слышит детский голосок… — Папа! — отчётливо зовёт Антон. — Ты меня слышишь? Я ничего не слышу, в ушах звенит!
Этот чудесный звук выплёскивается из придорожных кустов. — Папа, там ещё какой-то мужик рядом с тобой! — звонко продолжает мальчик. — Ляг обратно, ты мне его загораживаешь!
Лечь обратно? Х. недоуменно оглядывается на Кирилла, с трудом проникая в смысл услышанного. Сокурсник исступлённо шепчет: «Счёт в „Интер-Амикус“! Как я раньше не допёр! Единственный банк в городе, где обслуживают детей!" — „Ну и что?“ — заторможенно спрашивает Х. „А то, придурок, — пятится Кирилл, — что только одна тварь могла нас с Царём на твоей чёртовой вечеринке подслушать!“ — уже не пятится, просто бежит. Убегает… Из канавы вылезает Антон. Ребёнок полностью одет, мало того, за спиной ладно сидит его любимый рюкзачок, с которым он приехал сюда. — Где ты взял пистолет? — с истеричной строгостью кричит отец. — Брось, это тебе не игрушка! Х. до сих пор „не допёр“, в отличие от сообразительного сокурсника, до сих пор не пришёл в себя. Он даже не успел встать с колен. Сын неестественно громко объясняет ему, изредка потряхивая головой и ковыряясь в ушах, что пистолет взят у одного мужика — из тех, предыдущих, которые час назад к убитым старикам приезжали. Сын с гордостью сообщает, что хоть и не стрелял он никогда раньше — ничего сложного, получается. Посидел в соседском сарае и разобрался с этой штукой. Вот только пистолет оказался тяжёлым, надо же, да ещё дрыгается сильно, двумя руками и то трудно удержать. Отец берётся руками за голову, стонет: „М-м-м, как болит…“, — потом обращает внимание на человека, лежащего на земле.
— Кто в него выстрелил? — с ужасом вспоминает отец. — Ты видел, Антон?"
Вспугнутые мысли вновь запутались, вновь мельтешат, как микробы на предметном стёклышке микроскопа, потому что подстреленный бандит уже умер… Мальчик не успевает ответить. Из-за поворота выворачивает машина. «Прячься! — шипит отец. — Назад в кусты, быстро!», и мальчика сразу нет. Сам же он поднимается на ватных ногах медленно, слишком медленно. Автомобиль уже здесь. Модель из тех, что «Удовольствие за рулём», то есть «БМВ». На месте водителя — Пётр Романов по кличке Царь. Рыжеватый и с реденькими усиками на рябом лице — именно такой, каким запомнила этого мерзавца обиженная им женщина. Встретились. Наконец-то встретились! — Х. угрожающе распрямляется, впитывая из воздуха ненависть пополам с дождём. Кроме сокурсника, в автомобиле ещё находится — трепыхается на заднем сидении, связанная… Соседка Х. по лестнице! Возлюбленная продавщица! Пётр говорит в открытое боковое окно: «Смотри внимательно, куда я целюсь», — причём, пистолет его направлен на женщину. Он торопится предупредить, не давая собеседнику слова, что если сейчас же не будут отданы расписки, изъятые у директора аэропорта, то случится досадный выстрел. Ведь эта красотка по какой-то причине дорога Х., не правда ли? Хитрющий Кирилл отлично придумал, захватив её с собой. А чтобы спустить курок, требуется лишь лёгкое усилие, незначительное движение пальчиком… В густом басе бандита колышется абсолютная искренность. «Зачем вы убили директора аэропорта!» — нелепо кричит Х. «Мы убили?» — изумляется Пётр, пытается расхохотаться и вдруг сипло стонет. Некоторое время держится молчание. В машине горит тусклая лампочка. Видно, что Петру плохо. Белое лицо его словно фосфоресцирует, потому что обильно вспотело, руки болезненно дрожат. «Чем директор аэропорта помешал руководству пароходства?» — уточняет Х. вопрос. «Не пароходства, а порта… — морщится, страдает Пётр. — Перестань, нашёл время ерундой мозги пачкать. Скорей надо, наверняка кто-нибудь на тебя уже настучал, козёл, ты же кругом засвеченный, со всех сторон…» Х. беснуется: «Пока не объяснишь, ничего не получишь!» — «Тихо», — шипит Пётр, кривясь то ли от боли, то ли от страха. В самом деле: перепуганные жители посёлка и так из-за шума давным-давно не спят, небось, телефоны обрывают. «Ну и что, пусть обрывают!» А то, козёл ты вонючий, что неизвестно, кто раньше приедет — группы захвата или холуи директора аэропорта. Расписки им нужны позарез, и они тоже все-все знают про наёмника по фамилии Х. «Пусть все едут, плевать!…» Царь раздражён, но вынужден смириться с козлиным любопытством своего собеседника. Он торопится объяснить: да просто «авиаторы» начали деньги возить. Правда, мелкими партиями, но «портовики» были не согласны, наличность испокон веков через порт ходила — не только на ввоз, но и на вывоз, тем более транзитом. Конкуренция, врубился? Через аэропорт обычно документы туда-сюда летали, разные срочные бумажки. Например, компромат — вроде этих расписок. Ну, ещё камушки… Пётр стонет басом, закончив объяснения. Но тут же находит в себе силы, чтобы напомнить: «Говори, где косметичка! Я ведь не шучу насчёт твоей девки…» — «Ты ранен, что ли? — догадывается Х. — Кто это тебя?» — «Ой, ну хватит придуриваться! Будто сам не знаешь, кто! Времени же нет, козёл ты, гегемон недоструганный!» Шелестят кусты, скрипит гравий. — Папа, — говорит Антон, дёргая отца за руку, — мне надоело прятаться, пошли скорей".
На лице Петра — вспышка ужаса. Он видит мальчика. Он дёргается на сидении, кричит, забыв про собственную просьбу не шуметь: «Убери его отсюда, прикажи ему уйти!…» — и срывает ствол с головы женщины, и неловким движением суёт оружие в раскрытое окно. Крик его оборван. Потому что ребёнок очень быстро, но без суеты вскидывает обе руки и что-то делает. Гремит гром — одновременно с коротенькой молнией, вылетающей из рук ребёнка. Пронзительный звук вонзается в уши. И наступает пустота. Антон устало опускает потрудившийся пистолет: эта игрушка для него действительно тяжеловата. Неожиданно сверкает настоящая молния, разламывает мир надвое, затем снова гром — тоже настоящий, — и крупные твёрдые капли начинают штурмовать пригород всерьёз. Наконец хлынул ливень! Пётр проваливается куда-то под руль, оставив на всеобщее обозрение заляпанное кровью место водителя. Визжит женщина. Ей не нравится на заднем сидении, она колотит головой в запертую дверцу… А скучный надёжный Х. на удивление легко выходит из ступора. Он прижимает мальчика к себе и бормочет: «Антошенька, маленький мой, спокойно, успокойся, у тебя случайно получилось, мой хороший, не смотри туда, не надо смотреть…» — Ещё кто-то едет, — дёргает сын отца. — Бежим? Действительно, к безудержному шуму дождя примешивается рокот нескольких моторов. Х. открывает заднюю дверцу чужого «БМВ», выдёргивает оттуда свою подругу. Ноги и руки у неё связаны. — На ножик, — мальчик что-то протягивает, — у меня есть. Похоже, он отнюдь не нуждается в том, чтобы его успокаивали. Отец разрезает школьным перочинным ножом верёвки, стягивающие женщину. Та бессмысленно бьётся в крепких мужских руках. Вдруг с ужасающей ясностью слышны голоса: «…где стреляли?… по-моему, там… грядки чёртовы!…» Людей подбрасывает, словно пружиной. Мальчик тянет мужчину: «Через участки, папа! С той стороны к ручью спустимся, и сразу в парк!» Мужчина тянет женщину — без слов. Взявшись за руки, втроём, они вбегают на территорию только что закончившейся битвы. В спину их толкают еле слышные, выпущенные издалека реплики: «…Алекс и Гонококк, обойдите со стороны дороги… Пень, свяжись с ребятами, пусть блокируют лесопарк…» Беглецы пересекают соседский участок, натыкаясь на трупы и на зреющие кабачки, минуют времянку, в которой отец и сын отдыхали вечность назад (возле домика также лежит бесформенное тело), прокрадываются мимо ветхого хозяйского парника, и затем, через боковой проход в ограде, выскакивают из благоустроенного пространства. Лишь бы не на улицу, лишь бы не оказаться на виду! Спускаются по заросшему кустарником склону к ручью, перебираются на другую сторону, шагая по воде — замочив ноги и не заметив этого. Женщина непрерывно всхлипывает: «Куда мы, а? Где мы, а?» Мужчина очень кстати вспоминает: «Там на шоссе машина оставлена!», и конечная цель маршрута определена. К машине!
Беглецы просачиваются в лесопарк. Дождя здесь ощутимо меньше, идти не так противно. Вокруг чёрные сюрреалистические формы: Чёрное на Тёмном. До сих пор не светает, хотя, казалось бы, белые ночи — оттого, что грозовая туча настолько низка, что едва не задевает головы людей. Аллеи и тропинки угадываются с трудом. Дорогу находит Антон, он ведёт взрослых уверенно и безошибочно, он словно видит в темноте. Может, и вправду видит? Цель близка, однако мужчина вдруг останавливается, чтобы ошарашенно произнести: — Подождите, кто стрелял в громилу, который меня к земле прижимал? Все останавливаются вместе с ним. — Кто вообще тебя защищал на участке, не понимаю…
Ответа нет. Ответить способен только мальчик, а он молчит. — Не понимаю, — оповещает мир отец. — Кто же тогда убил стариков на даче? Если не Кирилл с Петром, и не мафия из аэропорта… — Вот бумажка, — Антон вкладывает отцу в руки мятый клочок. — Что это? — удивляется тот.
В темноте невозможно рассмотреть, что это. Тогда мальчик смущённо признается: все очень просто, дед Сергей записал телефон, который по телевизору передавали, вот и пришлось эту бумажку забрать. «Дед Сергей» — именно так звали старика, одного из хозяев дачи. Х. молчит, не находя следующего вопроса, и с места не двигается, потому что неожиданно вспоминает некую несуразность. Откуда Антон знает, что хозяев дачи убили?
— Папа, он собирался куда-то идти, сразу после тебя. Взял и пошёл, дурак такой. Наверное, звонить по этой бумажке…
Очередная молния вспарывает пространство — ярко белые лица сфотографированы Небом. От грохота содрогается рассудок. Отец молчит, а сын продолжает:
— …кроме них, никто тебя в Токсово не видел, только дед и бабка, точно говорю…
Впрочем, отец уже заставил себя открыть рот: «Прекрати, что ты мелешь!» — он пятится так же, как недавно пятился бандит Кирилл. Он открывает глаза сверх возможного, словно пытается разорвать веками брови — почти как Пётр за мгновение до… Темно. Проклятая ночь никак не уходит на запад, но человек наконец прозрел. — Честное слово, — волнуется ребёнок, — я просто бутылочку не успел достать, а ножами я ещё плохо умею. Он ведь на улицу пошёл, папа! А я сначала ему сзади…
Дед Сергей шёл звонить по телефону, который записал на дурацкой бумажке. Тогда юный герой взял кухонный нож, который удачно лежал возле плиты, и ударил старичка под коленками. Приём такой есть, чтобы обездвижить — подрезать врагу сухожилия, он после этого ни стоять, ни сидеть не сможет, только лежать. Дед Сергей был хорошим хозяином, в их доме все кухонные ножи остро заточены. И сразу кастрюлю с кипятком ему на голову — у них суп удачно на плите варился. Потом лезвие в шею — хряк. А бабка услышала, выскочила на кухню… «Да что же ты такое болтаешь, мерзавец! — ужасается слушатель. — Книжек своих начитался!» «Он тебе признается, дурак», — булькает горлом женщина… Оказывается, отец и сын в этом мире не одни.
Он понимает, что на дачном участке стреляют. Что кто-то бегает — он чувствует топот лицом. И тогда человек рвётся изо всех сил, кричит: «Я отдам! Отда-а-ам!», однако его уложили на землю крепко, профессионально. Дождь вдруг раскалывается. Гром бьёт совсем рядом, нечеловечески жутко, теперь уже со вспышкой. Гора мускулов, сидящая на обездвиженной жертве, крупно вздрагивает, всхлипывает басом, тоскливо говорит: «Ой…» и валится — валится на землю рядом. Медвежья хватка ослабевает. Отвратительная хрипящая пасть — рядом с человеческим ухом. Оттолкнув слюнявую морду зверя, Х. выползает из-под громоздкого тела и садится, затем встаёт на колени. Бесформенно тёмный бандит корчится под его ногами, пытается приподняться следом, но тщетно… Х. ошалело озирается. Видит Кирилла, который трусливо пятится. Слышит детский голосок… — Папа! — отчётливо зовёт Антон. — Ты меня слышишь? Я ничего не слышу, в ушах звенит!
Этот чудесный звук выплёскивается из придорожных кустов. — Папа, там ещё какой-то мужик рядом с тобой! — звонко продолжает мальчик. — Ляг обратно, ты мне его загораживаешь!
Лечь обратно? Х. недоуменно оглядывается на Кирилла, с трудом проникая в смысл услышанного. Сокурсник исступлённо шепчет: «Счёт в „Интер-Амикус“! Как я раньше не допёр! Единственный банк в городе, где обслуживают детей!" — „Ну и что?“ — заторможенно спрашивает Х. „А то, придурок, — пятится Кирилл, — что только одна тварь могла нас с Царём на твоей чёртовой вечеринке подслушать!“ — уже не пятится, просто бежит. Убегает… Из канавы вылезает Антон. Ребёнок полностью одет, мало того, за спиной ладно сидит его любимый рюкзачок, с которым он приехал сюда. — Где ты взял пистолет? — с истеричной строгостью кричит отец. — Брось, это тебе не игрушка! Х. до сих пор „не допёр“, в отличие от сообразительного сокурсника, до сих пор не пришёл в себя. Он даже не успел встать с колен. Сын неестественно громко объясняет ему, изредка потряхивая головой и ковыряясь в ушах, что пистолет взят у одного мужика — из тех, предыдущих, которые час назад к убитым старикам приезжали. Сын с гордостью сообщает, что хоть и не стрелял он никогда раньше — ничего сложного, получается. Посидел в соседском сарае и разобрался с этой штукой. Вот только пистолет оказался тяжёлым, надо же, да ещё дрыгается сильно, двумя руками и то трудно удержать. Отец берётся руками за голову, стонет: „М-м-м, как болит…“, — потом обращает внимание на человека, лежащего на земле.
— Кто в него выстрелил? — с ужасом вспоминает отец. — Ты видел, Антон?"
Вспугнутые мысли вновь запутались, вновь мельтешат, как микробы на предметном стёклышке микроскопа, потому что подстреленный бандит уже умер… Мальчик не успевает ответить. Из-за поворота выворачивает машина. «Прячься! — шипит отец. — Назад в кусты, быстро!», и мальчика сразу нет. Сам же он поднимается на ватных ногах медленно, слишком медленно. Автомобиль уже здесь. Модель из тех, что «Удовольствие за рулём», то есть «БМВ». На месте водителя — Пётр Романов по кличке Царь. Рыжеватый и с реденькими усиками на рябом лице — именно такой, каким запомнила этого мерзавца обиженная им женщина. Встретились. Наконец-то встретились! — Х. угрожающе распрямляется, впитывая из воздуха ненависть пополам с дождём. Кроме сокурсника, в автомобиле ещё находится — трепыхается на заднем сидении, связанная… Соседка Х. по лестнице! Возлюбленная продавщица! Пётр говорит в открытое боковое окно: «Смотри внимательно, куда я целюсь», — причём, пистолет его направлен на женщину. Он торопится предупредить, не давая собеседнику слова, что если сейчас же не будут отданы расписки, изъятые у директора аэропорта, то случится досадный выстрел. Ведь эта красотка по какой-то причине дорога Х., не правда ли? Хитрющий Кирилл отлично придумал, захватив её с собой. А чтобы спустить курок, требуется лишь лёгкое усилие, незначительное движение пальчиком… В густом басе бандита колышется абсолютная искренность. «Зачем вы убили директора аэропорта!» — нелепо кричит Х. «Мы убили?» — изумляется Пётр, пытается расхохотаться и вдруг сипло стонет. Некоторое время держится молчание. В машине горит тусклая лампочка. Видно, что Петру плохо. Белое лицо его словно фосфоресцирует, потому что обильно вспотело, руки болезненно дрожат. «Чем директор аэропорта помешал руководству пароходства?» — уточняет Х. вопрос. «Не пароходства, а порта… — морщится, страдает Пётр. — Перестань, нашёл время ерундой мозги пачкать. Скорей надо, наверняка кто-нибудь на тебя уже настучал, козёл, ты же кругом засвеченный, со всех сторон…» Х. беснуется: «Пока не объяснишь, ничего не получишь!» — «Тихо», — шипит Пётр, кривясь то ли от боли, то ли от страха. В самом деле: перепуганные жители посёлка и так из-за шума давным-давно не спят, небось, телефоны обрывают. «Ну и что, пусть обрывают!» А то, козёл ты вонючий, что неизвестно, кто раньше приедет — группы захвата или холуи директора аэропорта. Расписки им нужны позарез, и они тоже все-все знают про наёмника по фамилии Х. «Пусть все едут, плевать!…» Царь раздражён, но вынужден смириться с козлиным любопытством своего собеседника. Он торопится объяснить: да просто «авиаторы» начали деньги возить. Правда, мелкими партиями, но «портовики» были не согласны, наличность испокон веков через порт ходила — не только на ввоз, но и на вывоз, тем более транзитом. Конкуренция, врубился? Через аэропорт обычно документы туда-сюда летали, разные срочные бумажки. Например, компромат — вроде этих расписок. Ну, ещё камушки… Пётр стонет басом, закончив объяснения. Но тут же находит в себе силы, чтобы напомнить: «Говори, где косметичка! Я ведь не шучу насчёт твоей девки…» — «Ты ранен, что ли? — догадывается Х. — Кто это тебя?» — «Ой, ну хватит придуриваться! Будто сам не знаешь, кто! Времени же нет, козёл ты, гегемон недоструганный!» Шелестят кусты, скрипит гравий. — Папа, — говорит Антон, дёргая отца за руку, — мне надоело прятаться, пошли скорей".
На лице Петра — вспышка ужаса. Он видит мальчика. Он дёргается на сидении, кричит, забыв про собственную просьбу не шуметь: «Убери его отсюда, прикажи ему уйти!…» — и срывает ствол с головы женщины, и неловким движением суёт оружие в раскрытое окно. Крик его оборван. Потому что ребёнок очень быстро, но без суеты вскидывает обе руки и что-то делает. Гремит гром — одновременно с коротенькой молнией, вылетающей из рук ребёнка. Пронзительный звук вонзается в уши. И наступает пустота. Антон устало опускает потрудившийся пистолет: эта игрушка для него действительно тяжеловата. Неожиданно сверкает настоящая молния, разламывает мир надвое, затем снова гром — тоже настоящий, — и крупные твёрдые капли начинают штурмовать пригород всерьёз. Наконец хлынул ливень! Пётр проваливается куда-то под руль, оставив на всеобщее обозрение заляпанное кровью место водителя. Визжит женщина. Ей не нравится на заднем сидении, она колотит головой в запертую дверцу… А скучный надёжный Х. на удивление легко выходит из ступора. Он прижимает мальчика к себе и бормочет: «Антошенька, маленький мой, спокойно, успокойся, у тебя случайно получилось, мой хороший, не смотри туда, не надо смотреть…» — Ещё кто-то едет, — дёргает сын отца. — Бежим? Действительно, к безудержному шуму дождя примешивается рокот нескольких моторов. Х. открывает заднюю дверцу чужого «БМВ», выдёргивает оттуда свою подругу. Ноги и руки у неё связаны. — На ножик, — мальчик что-то протягивает, — у меня есть. Похоже, он отнюдь не нуждается в том, чтобы его успокаивали. Отец разрезает школьным перочинным ножом верёвки, стягивающие женщину. Та бессмысленно бьётся в крепких мужских руках. Вдруг с ужасающей ясностью слышны голоса: «…где стреляли?… по-моему, там… грядки чёртовы!…» Людей подбрасывает, словно пружиной. Мальчик тянет мужчину: «Через участки, папа! С той стороны к ручью спустимся, и сразу в парк!» Мужчина тянет женщину — без слов. Взявшись за руки, втроём, они вбегают на территорию только что закончившейся битвы. В спину их толкают еле слышные, выпущенные издалека реплики: «…Алекс и Гонококк, обойдите со стороны дороги… Пень, свяжись с ребятами, пусть блокируют лесопарк…» Беглецы пересекают соседский участок, натыкаясь на трупы и на зреющие кабачки, минуют времянку, в которой отец и сын отдыхали вечность назад (возле домика также лежит бесформенное тело), прокрадываются мимо ветхого хозяйского парника, и затем, через боковой проход в ограде, выскакивают из благоустроенного пространства. Лишь бы не на улицу, лишь бы не оказаться на виду! Спускаются по заросшему кустарником склону к ручью, перебираются на другую сторону, шагая по воде — замочив ноги и не заметив этого. Женщина непрерывно всхлипывает: «Куда мы, а? Где мы, а?» Мужчина очень кстати вспоминает: «Там на шоссе машина оставлена!», и конечная цель маршрута определена. К машине!
Беглецы просачиваются в лесопарк. Дождя здесь ощутимо меньше, идти не так противно. Вокруг чёрные сюрреалистические формы: Чёрное на Тёмном. До сих пор не светает, хотя, казалось бы, белые ночи — оттого, что грозовая туча настолько низка, что едва не задевает головы людей. Аллеи и тропинки угадываются с трудом. Дорогу находит Антон, он ведёт взрослых уверенно и безошибочно, он словно видит в темноте. Может, и вправду видит? Цель близка, однако мужчина вдруг останавливается, чтобы ошарашенно произнести: — Подождите, кто стрелял в громилу, который меня к земле прижимал? Все останавливаются вместе с ним. — Кто вообще тебя защищал на участке, не понимаю…
Ответа нет. Ответить способен только мальчик, а он молчит. — Не понимаю, — оповещает мир отец. — Кто же тогда убил стариков на даче? Если не Кирилл с Петром, и не мафия из аэропорта… — Вот бумажка, — Антон вкладывает отцу в руки мятый клочок. — Что это? — удивляется тот.
В темноте невозможно рассмотреть, что это. Тогда мальчик смущённо признается: все очень просто, дед Сергей записал телефон, который по телевизору передавали, вот и пришлось эту бумажку забрать. «Дед Сергей» — именно так звали старика, одного из хозяев дачи. Х. молчит, не находя следующего вопроса, и с места не двигается, потому что неожиданно вспоминает некую несуразность. Откуда Антон знает, что хозяев дачи убили?
— Папа, он собирался куда-то идти, сразу после тебя. Взял и пошёл, дурак такой. Наверное, звонить по этой бумажке…
Очередная молния вспарывает пространство — ярко белые лица сфотографированы Небом. От грохота содрогается рассудок. Отец молчит, а сын продолжает:
— …кроме них, никто тебя в Токсово не видел, только дед и бабка, точно говорю…
Впрочем, отец уже заставил себя открыть рот: «Прекрати, что ты мелешь!» — он пятится так же, как недавно пятился бандит Кирилл. Он открывает глаза сверх возможного, словно пытается разорвать веками брови — почти как Пётр за мгновение до… Темно. Проклятая ночь никак не уходит на запад, но человек наконец прозрел. — Честное слово, — волнуется ребёнок, — я просто бутылочку не успел достать, а ножами я ещё плохо умею. Он ведь на улицу пошёл, папа! А я сначала ему сзади…
Дед Сергей шёл звонить по телефону, который записал на дурацкой бумажке. Тогда юный герой взял кухонный нож, который удачно лежал возле плиты, и ударил старичка под коленками. Приём такой есть, чтобы обездвижить — подрезать врагу сухожилия, он после этого ни стоять, ни сидеть не сможет, только лежать. Дед Сергей был хорошим хозяином, в их доме все кухонные ножи остро заточены. И сразу кастрюлю с кипятком ему на голову — у них суп удачно на плите варился. Потом лезвие в шею — хряк. А бабка услышала, выскочила на кухню… «Да что же ты такое болтаешь, мерзавец! — ужасается слушатель. — Книжек своих начитался!» «Он тебе признается, дурак», — булькает горлом женщина… Оказывается, отец и сын в этом мире не одни.