Страница:
Просто прозвучавший выстрел пугает. Убитый человек вселяет в души свидетелей холодный ужас.
Наконец Туган увидел, как из дальнего дома на улицу вышли две женщины. Разодетые, будто на праздник, по-утреннему свежие, оживленные. Они немедленно вызвали у боевика приступ черной ярости. Он подвел марку прицела к лицу той, которая шла чуть впереди и была одета в вызывающе красное платье.
«Красивая», — эта мысль лишь коснулась сознания, уступая место злой расчетливости стрелка.
Спусковой крючок двинулся мягко, не оказывая сопротивления. Звук сорвавшегося с боевого взвода ударника утонул в громком отрывистом грохоте выстрела.
Женщина на долю секунды замерла, взмахнула руками и разом, во весь рост, как срезанная ножом тростинка, упала, опрокинувшись на спину…
Деша не сразу поняла, что произошло, откуда выстрел, почему упала Нарбика. Она кинулась на колени, раскинула руки над распростертым телом сестры, словно защищая ее от солнца. И тут же пораженная второй пулей Тугана в темя, накрыла собой Нарбику.
Так и не узнали сестры, что с момента их смерти начался День Джихада…
Если в твой дом уже ворвалась война, куда от нее ни прячься — в угол, под кровать, или в подвал, — пуля и бомба могут найти тебя и там.
И пули нашли, что искали.
Метким стрелком был Туган. Снайпером…
Проводив Нарбику и Дешу, Дарья Семеновна с ведром и направилась к колонке по воду. Не успела еще и калитки открыть, как над улицей один за другим прокатились два выстрела.
Тревоги у Дарьи Семеновны эти звуки не вызвали: проезжавшие по улице машины и мотоциклы бабахали куда громче. Все привыкли. Но то, что случилось непоправимое, Дарья Семеновна поняла сразу, едва ступила за калитку.
Нарбика и Деша лежали на земле — одна поперек другой.
— Ой, Боже! Ой, Боже! — Дарья Семеновна метнулась к ним, увидела кровь, остекленевшие глаза Нарбики, и поняла, что помочь им уже не в силах. И закричала…
Бросив ведро, громко причитая, она побежала по улице к почте. Там был телефон.
На запыхавшуюся посетительницу телеграфистка — единственная живая душа в этот час в отделении связи — взглянула с удивлением.
— Что-нибудь случилось, Дарья Семеновна? Вам помочь?
— Ой, милая! Ой, Боже! Мне надо полк… Там!… Там!…
Она все не могла объяснить, что произошло где-то там.
Капитан Чигирик находился в классе предполетной подготовки. Он взял у «секретчика» приказы последнего месяца, с которыми не успел ознакомиться, и теперь читал их, выписывая в рабочую тетрадь некоторые необходимые для службы требования.
Раскрылась дверь, и в класс ввалился посыльный — ефрейтор с красной повязкой на рукаве.
— Товарищ капитан, — вас к телефону. На капэпу.
— На КПП, — добродушно поправил Чигирик.
— Так точно! — солдат лихо бросил ладонь к пилотке.
Они вместе двинулись к воротам полковой территории.
Дежурный кивком указал на трубку. Она лежала на столе, ожидая Чигирика. Тот взял ее.
— Алло, я слушаю.
— Толя! Толенька!
Само обращение заставило Чигирика заволноваться. Дарья Семеновна называла его Анатолием Максимовичем, никогда не переходя границ сельской вежливости. И вдруг… Что случилось?
Местная линия связи часто барахлила, и звуки из станицы долетали словно комариный писк. Уловить интонацию говорящего было просто невозможно.
— Я слушаю! Это вы, Дарья Семеновна? — Чигирик окружил микрофон ладонью и заорал в него так, будто старался докричаться до станицы: — Слушаю, Дарья Семеновна! Говорите!
— Толенька! Здесь стреляют. Толя, милый! Нарбику убили! Чеченцы! Война!…
Трубка продолжала пищать еще что-то, но Чигирик, словно оглушенной, как-то даже опасливо, веря и не веря тому, что только что услышал, аккуратно положил трубку на столик рядом с аппаратом. И не произнеся ни слова, вышел из помещения.
Дежурный с недоумением посмотрел ему в след, потом взглянул на прапорщика ожидавшего, когда освободится телефон. Тот тоже ничего не понял, но на всякий случай выразительно покрутил пальцем у виска…
А Чигирик уже мчался по асфальтовой дорожке к вышке стартового командного пункта где сейчас находился командир полка. Для того, чтобы покинуть территорию полка, необходимо было получить его разрешение.
19
20
21
Наконец Туган увидел, как из дальнего дома на улицу вышли две женщины. Разодетые, будто на праздник, по-утреннему свежие, оживленные. Они немедленно вызвали у боевика приступ черной ярости. Он подвел марку прицела к лицу той, которая шла чуть впереди и была одета в вызывающе красное платье.
«Красивая», — эта мысль лишь коснулась сознания, уступая место злой расчетливости стрелка.
Спусковой крючок двинулся мягко, не оказывая сопротивления. Звук сорвавшегося с боевого взвода ударника утонул в громком отрывистом грохоте выстрела.
Женщина на долю секунды замерла, взмахнула руками и разом, во весь рост, как срезанная ножом тростинка, упала, опрокинувшись на спину…
Деша не сразу поняла, что произошло, откуда выстрел, почему упала Нарбика. Она кинулась на колени, раскинула руки над распростертым телом сестры, словно защищая ее от солнца. И тут же пораженная второй пулей Тугана в темя, накрыла собой Нарбику.
Так и не узнали сестры, что с момента их смерти начался День Джихада…
Если в твой дом уже ворвалась война, куда от нее ни прячься — в угол, под кровать, или в подвал, — пуля и бомба могут найти тебя и там.
И пули нашли, что искали.
Метким стрелком был Туган. Снайпером…
Проводив Нарбику и Дешу, Дарья Семеновна с ведром и направилась к колонке по воду. Не успела еще и калитки открыть, как над улицей один за другим прокатились два выстрела.
Тревоги у Дарьи Семеновны эти звуки не вызвали: проезжавшие по улице машины и мотоциклы бабахали куда громче. Все привыкли. Но то, что случилось непоправимое, Дарья Семеновна поняла сразу, едва ступила за калитку.
Нарбика и Деша лежали на земле — одна поперек другой.
— Ой, Боже! Ой, Боже! — Дарья Семеновна метнулась к ним, увидела кровь, остекленевшие глаза Нарбики, и поняла, что помочь им уже не в силах. И закричала…
Бросив ведро, громко причитая, она побежала по улице к почте. Там был телефон.
На запыхавшуюся посетительницу телеграфистка — единственная живая душа в этот час в отделении связи — взглянула с удивлением.
— Что-нибудь случилось, Дарья Семеновна? Вам помочь?
— Ой, милая! Ой, Боже! Мне надо полк… Там!… Там!…
Она все не могла объяснить, что произошло где-то там.
Капитан Чигирик находился в классе предполетной подготовки. Он взял у «секретчика» приказы последнего месяца, с которыми не успел ознакомиться, и теперь читал их, выписывая в рабочую тетрадь некоторые необходимые для службы требования.
Раскрылась дверь, и в класс ввалился посыльный — ефрейтор с красной повязкой на рукаве.
— Товарищ капитан, — вас к телефону. На капэпу.
— На КПП, — добродушно поправил Чигирик.
— Так точно! — солдат лихо бросил ладонь к пилотке.
Они вместе двинулись к воротам полковой территории.
Дежурный кивком указал на трубку. Она лежала на столе, ожидая Чигирика. Тот взял ее.
— Алло, я слушаю.
— Толя! Толенька!
Само обращение заставило Чигирика заволноваться. Дарья Семеновна называла его Анатолием Максимовичем, никогда не переходя границ сельской вежливости. И вдруг… Что случилось?
Местная линия связи часто барахлила, и звуки из станицы долетали словно комариный писк. Уловить интонацию говорящего было просто невозможно.
— Я слушаю! Это вы, Дарья Семеновна? — Чигирик окружил микрофон ладонью и заорал в него так, будто старался докричаться до станицы: — Слушаю, Дарья Семеновна! Говорите!
— Толенька! Здесь стреляют. Толя, милый! Нарбику убили! Чеченцы! Война!…
Трубка продолжала пищать еще что-то, но Чигирик, словно оглушенной, как-то даже опасливо, веря и не веря тому, что только что услышал, аккуратно положил трубку на столик рядом с аппаратом. И не произнеся ни слова, вышел из помещения.
Дежурный с недоумением посмотрел ему в след, потом взглянул на прапорщика ожидавшего, когда освободится телефон. Тот тоже ничего не понял, но на всякий случай выразительно покрутил пальцем у виска…
А Чигирик уже мчался по асфальтовой дорожке к вышке стартового командного пункта где сейчас находился командир полка. Для того, чтобы покинуть территорию полка, необходимо было получить его разрешение.
19
С юго-востока мимо Могилы к блокпосту катил серебристый трейлер известной уже в Ковыльной фирмы «Хладотранс». Машина шла медленно, хотя на этом участке дороги водители обычно старались гнать так, чтоб в ушах свистело. В данном же случае соблюдение правил было показным. Не следовало вызывать у здешних пикетчиков желания цепляться по пустякам.
Полуян вышел из домика. На светофоре, который недавно установили в сотне метров от блокпоста, вспыхнул рубиновый глаз.
Машина остановилась.
— Водитель трейлера! — громко сообщил «матюгальник». — Выйдите из кабины и подойдите к посту!
Казбек Цокаев, сидевший рядом с шофером, сразу понял: что-то изменилось на блокпосту в последние дни. Этот светофор, удаленный от милицейской будки. Обращение дежурного к водителю через громкоговорящую установку… Это что же, в местной милиции появилась новая метла? Ничего хорошего такие перемены не сулили. Придется походу менять замысел. Но как? Чего теперь надо опасаться?
Конечно, можно приказать водителю пойти на прорыв через участок, прикрытый блокпостом. Но у бетонного капонира Казбек заметил бойца в бронежилете с заряженным гранатометом в руках. И еще — на пути машины теперь лежали два противоскоростных валика, сформованные из бетона прямо на проезжей части. Нет, не получится. Разогнаться и проскочить это место на скорости нельзя.
Казбек выматерился. Русскую ненормативную лексику он знал хорошо и чужих слов не жалел. Делу они конечно не помогали, но душе облегчение приносили.
— Иди, — Казбек подтолкнул водителя дулом автомата. — Только медленно. Скажи, везешь овощи. Накладную покажи. И не рассуждай, понял?
Водитель взял с панели корочки книги «Живые и мертвые», в которых держал накладные и путевые листы, открыл дверцу кабины и спрыгнул на землю. Возмущенно размахивая руками, пошел к посту. Полуян шел навстречу с короткоствольным автоматом на изготовку.
«Бдят», — подумал Казбек с раздражением. Предчувствие близкой уже схватки подкатило к сердцу, и заставило его учащенно забиться.
— В чем дело, начальник? — Водитель задал вопрос громко, чтобы услыхал Казбек. — Вот бумажки! Все в них в порядке! — Он потряс в воздухе своей папочкой.
Казбек не спускал глаз с водителя. Тот, подойдя к инспектору вплотную, протянул ему свою книжечку.
Открыв дверцу кабины, Казбек неторопливо выбрался наружу и прошел к задним дверям фургона. Откинул запиравшую их щеколду и сказал вполголоса:
— Ребята, приготовились. По команде атаковать.
Этому водителю Казбек все-таки не доверял, хотя всю сумму — пять тысяч долларов — оплатил сразу при договоре. Букар Насухов, лезгин по национальности, мог дрогнуть и сдать команду, чтобы не нести ответственности за ее доставку в станицу.
Казбек еще не знал, что он угадал про этого водилу. Поколебавшись мгновенье, Насухов принял решение.
— Товарищ начальник, — продолжая махать руками, как и положено темпераментному кавказцу, прошептал он, — У меня в машине банда. Большая.
— Серьезно? — Полуян спокойно взял протянутые ему документы и сделал вид, будто разглядывает их. Он заметил, как пассажир, сидевший в кабине, осторожно из нее вылез и ушел за трейлер. — Почему же вы, гражданин Насухов, вместо фруктов и овощей перевозите банды? — спросил тихо, не глядя в глаза водителю.
— Товарищ начальник…
— Не горячитесь, Насухов. Делайте вид, что пока все нормально. Продолжайте.
— Меня задержали у Перевальной. У них сдохла машина. Фрукты-овощи выкинули. Сами сели. Человек двадцать. Полный фургон.
Насухов спасал себя. Но ни про деньги, ни про то, что сам согласился везти боевиков, говорить не стал.
— Тараненко! — Полуян обернулся к блокпосту.
Сержант вышел наружу. Спокойно подошел к Полуяну.
— Слушаю.
— К нам прибыли гости. Долгожданные. Расчет по местам. Без суеты. Стрелять только по команде.
— Понял.
Тем же спокойным шагом сержант вернулся к домику. И уже через минуту пять бойцов, пригибаясь, бросились по траншее к огневым точкам.
Казбек, из-за корпуса фургона наблюдавший за блокпостом в бинокль, заметил это движение. И даже зубами заскрипел. Неужели менты что-то заподозрили? Значит, только внезапный удар, резкий бросок могли спасти положение. Медлить больше нельзя. И он заорал:
— Дошлука! Давай гранату! И вперед!
Голос Казбека сорвался. Он уже плохо владел собой, видя, как выпрыгивают из фургона его боевики.
Выстрел гранатомета и взрыв гранаты слились в один раскатистый грохот. От стены пикета градом брызнула кирпичная крошка.
Казбек сам повел боевиков в атаку. Тут и бежать-то всего каких-то сто метров. Почти рядом, но эти сто шагов надо пробежать.
Автоматы уже захлебывались в заполошном треске.
У них одно опасное психологическое свойство, которое, к сожалению, плохо учитывают не профессиональные военные.
В чрезвычайной обстановке, когда человек больше всего боится ответного огня противника, его автомат начинает работать без передышки. Это как бы придает атакующему чувство большей уверенности в себе и заглушает страх.
Всякий, кто попадал под обстрел в боевой обстановке, знает, как часто люди стремятся палить очередями, даже когда этого делать не следует.
Подбадривая себя и беспрерывно паля, боевики бежали и вразнобой кричали: «Аллах акбар!»
Позиция блокпоста молчала, словно там все вымерло.
Сперва Сперва наступающие рассыпались цепью. Но через пару десятков шагов уткнулись в заранее вырытые траншеи и увидели, что они непреодолимы: невидимые прежде, траншеи защищали спирали Бруно, уложенные в два ряда.
Атакующие скучились.
И лишь теперь, когда до блокпоста оставалось не более пятидесяти метров, оборона взорвалась огнем.
В боевиков полетели гранаты. Ударили автоматы. Словно наткнувшись на невидимую стену, чеченцы остановились. Несколько человек упало. Другие, не выдержав огня, кинулись назад, к трейлеру и укрылись за ним…
Сержант Тараненко откладывал автомат, брался за рацию и звал помощь.
— «Степь!», «Степь!», я «Курган». Ведем бой. Нужна подмога!"Степь!" «Степь!» Нужна подмога! — А чтоб было еще понятнее, бросал в эфир стандартный армейский призыв беды: «Три! Три! Три!»
В райотделе милиции у работавшей рации стоял капитан Лукин, оставшийся за начальника. Дежурный лейтенант Максимов сидел за столом, положив перед собой журнал учета происшествий и старательно записывал время, когда блокпост «Курган» сообщил о нападении.
Лукин остановил его злым окриком:
— Не разводи бюрократию, Максимов!
— «Степь! Нужна подмога!» — взывала между тем рация.
И не отчаянье звучало в голосе Тараненко, а надежда. Не могло же быть чтобы товарищи по службе, услышав его тревожный призыв, не откликнулись и не пришли на помощь!…
Но дело в том, что на блокпосту не знали, что ночью, подняв резервную оперативную группу, подполковник Сурмило умчался в степь. Там на полевую базу совхоза «Камышинский» напала неизвестная банда, отбила у сторожей две сотни голов овец и погнала их в сторону Калмыкии. А пятерых милиционеров, оставшихся в распоряжении капитана Лукина, тот недавно отправил на Пушкинскую улицу, где были убиты две женщины.
— Иван Ильич! — совсем уже растерялся лейтенант Максимов. — Что же делать? Надо им помочь.
— А как? — разъярился Лукин.
— Людей послать.
— А где я их возьму? Нет у меня никого! Я что, сам побегу собирать народ по станице?! — И вдруг взорвался с новой силой: — Да выключи ты свою бандуру! Заткни ее к чертовой матери!
Щелкнул тумблер. Рация умолкла. Максимов встал, одернул китель и посмотрел на капитана, как на пустое место.
— Ты чего? — оторопел капитан.
— Все, Иван Ильич, я сам туда еду.
— Максимов! — Лицо Лукина побагровело.
— Да пошел ты! — И продолжая говорить, куда должен отправиться капитан, Максимов прошел к оружейному шкафу, открыл его, вытащил два автомата. Один кинул за плечо.
Лукин попытался перегородить ему дорогу.
— Уйди! — Максимов передернул затвор второго «Калашникова», и Лукин покорно убрался в сторону.
Лейтенант выскочил к дежурной машине. Сунул один автомат водителю.
— Бегом, Рыбалко! Гони на блокпост!…
Полуян вышел из домика. На светофоре, который недавно установили в сотне метров от блокпоста, вспыхнул рубиновый глаз.
Машина остановилась.
— Водитель трейлера! — громко сообщил «матюгальник». — Выйдите из кабины и подойдите к посту!
Казбек Цокаев, сидевший рядом с шофером, сразу понял: что-то изменилось на блокпосту в последние дни. Этот светофор, удаленный от милицейской будки. Обращение дежурного к водителю через громкоговорящую установку… Это что же, в местной милиции появилась новая метла? Ничего хорошего такие перемены не сулили. Придется походу менять замысел. Но как? Чего теперь надо опасаться?
Конечно, можно приказать водителю пойти на прорыв через участок, прикрытый блокпостом. Но у бетонного капонира Казбек заметил бойца в бронежилете с заряженным гранатометом в руках. И еще — на пути машины теперь лежали два противоскоростных валика, сформованные из бетона прямо на проезжей части. Нет, не получится. Разогнаться и проскочить это место на скорости нельзя.
Казбек выматерился. Русскую ненормативную лексику он знал хорошо и чужих слов не жалел. Делу они конечно не помогали, но душе облегчение приносили.
— Иди, — Казбек подтолкнул водителя дулом автомата. — Только медленно. Скажи, везешь овощи. Накладную покажи. И не рассуждай, понял?
Водитель взял с панели корочки книги «Живые и мертвые», в которых держал накладные и путевые листы, открыл дверцу кабины и спрыгнул на землю. Возмущенно размахивая руками, пошел к посту. Полуян шел навстречу с короткоствольным автоматом на изготовку.
«Бдят», — подумал Казбек с раздражением. Предчувствие близкой уже схватки подкатило к сердцу, и заставило его учащенно забиться.
— В чем дело, начальник? — Водитель задал вопрос громко, чтобы услыхал Казбек. — Вот бумажки! Все в них в порядке! — Он потряс в воздухе своей папочкой.
Казбек не спускал глаз с водителя. Тот, подойдя к инспектору вплотную, протянул ему свою книжечку.
Открыв дверцу кабины, Казбек неторопливо выбрался наружу и прошел к задним дверям фургона. Откинул запиравшую их щеколду и сказал вполголоса:
— Ребята, приготовились. По команде атаковать.
Этому водителю Казбек все-таки не доверял, хотя всю сумму — пять тысяч долларов — оплатил сразу при договоре. Букар Насухов, лезгин по национальности, мог дрогнуть и сдать команду, чтобы не нести ответственности за ее доставку в станицу.
Казбек еще не знал, что он угадал про этого водилу. Поколебавшись мгновенье, Насухов принял решение.
— Товарищ начальник, — продолжая махать руками, как и положено темпераментному кавказцу, прошептал он, — У меня в машине банда. Большая.
— Серьезно? — Полуян спокойно взял протянутые ему документы и сделал вид, будто разглядывает их. Он заметил, как пассажир, сидевший в кабине, осторожно из нее вылез и ушел за трейлер. — Почему же вы, гражданин Насухов, вместо фруктов и овощей перевозите банды? — спросил тихо, не глядя в глаза водителю.
— Товарищ начальник…
— Не горячитесь, Насухов. Делайте вид, что пока все нормально. Продолжайте.
— Меня задержали у Перевальной. У них сдохла машина. Фрукты-овощи выкинули. Сами сели. Человек двадцать. Полный фургон.
Насухов спасал себя. Но ни про деньги, ни про то, что сам согласился везти боевиков, говорить не стал.
— Тараненко! — Полуян обернулся к блокпосту.
Сержант вышел наружу. Спокойно подошел к Полуяну.
— Слушаю.
— К нам прибыли гости. Долгожданные. Расчет по местам. Без суеты. Стрелять только по команде.
— Понял.
Тем же спокойным шагом сержант вернулся к домику. И уже через минуту пять бойцов, пригибаясь, бросились по траншее к огневым точкам.
Казбек, из-за корпуса фургона наблюдавший за блокпостом в бинокль, заметил это движение. И даже зубами заскрипел. Неужели менты что-то заподозрили? Значит, только внезапный удар, резкий бросок могли спасти положение. Медлить больше нельзя. И он заорал:
— Дошлука! Давай гранату! И вперед!
Голос Казбека сорвался. Он уже плохо владел собой, видя, как выпрыгивают из фургона его боевики.
Выстрел гранатомета и взрыв гранаты слились в один раскатистый грохот. От стены пикета градом брызнула кирпичная крошка.
Казбек сам повел боевиков в атаку. Тут и бежать-то всего каких-то сто метров. Почти рядом, но эти сто шагов надо пробежать.
Автоматы уже захлебывались в заполошном треске.
У них одно опасное психологическое свойство, которое, к сожалению, плохо учитывают не профессиональные военные.
В чрезвычайной обстановке, когда человек больше всего боится ответного огня противника, его автомат начинает работать без передышки. Это как бы придает атакующему чувство большей уверенности в себе и заглушает страх.
Всякий, кто попадал под обстрел в боевой обстановке, знает, как часто люди стремятся палить очередями, даже когда этого делать не следует.
Подбадривая себя и беспрерывно паля, боевики бежали и вразнобой кричали: «Аллах акбар!»
Позиция блокпоста молчала, словно там все вымерло.
Сперва Сперва наступающие рассыпались цепью. Но через пару десятков шагов уткнулись в заранее вырытые траншеи и увидели, что они непреодолимы: невидимые прежде, траншеи защищали спирали Бруно, уложенные в два ряда.
Атакующие скучились.
И лишь теперь, когда до блокпоста оставалось не более пятидесяти метров, оборона взорвалась огнем.
В боевиков полетели гранаты. Ударили автоматы. Словно наткнувшись на невидимую стену, чеченцы остановились. Несколько человек упало. Другие, не выдержав огня, кинулись назад, к трейлеру и укрылись за ним…
Сержант Тараненко откладывал автомат, брался за рацию и звал помощь.
— «Степь!», «Степь!», я «Курган». Ведем бой. Нужна подмога!"Степь!" «Степь!» Нужна подмога! — А чтоб было еще понятнее, бросал в эфир стандартный армейский призыв беды: «Три! Три! Три!»
В райотделе милиции у работавшей рации стоял капитан Лукин, оставшийся за начальника. Дежурный лейтенант Максимов сидел за столом, положив перед собой журнал учета происшествий и старательно записывал время, когда блокпост «Курган» сообщил о нападении.
Лукин остановил его злым окриком:
— Не разводи бюрократию, Максимов!
— «Степь! Нужна подмога!» — взывала между тем рация.
И не отчаянье звучало в голосе Тараненко, а надежда. Не могло же быть чтобы товарищи по службе, услышав его тревожный призыв, не откликнулись и не пришли на помощь!…
Но дело в том, что на блокпосту не знали, что ночью, подняв резервную оперативную группу, подполковник Сурмило умчался в степь. Там на полевую базу совхоза «Камышинский» напала неизвестная банда, отбила у сторожей две сотни голов овец и погнала их в сторону Калмыкии. А пятерых милиционеров, оставшихся в распоряжении капитана Лукина, тот недавно отправил на Пушкинскую улицу, где были убиты две женщины.
— Иван Ильич! — совсем уже растерялся лейтенант Максимов. — Что же делать? Надо им помочь.
— А как? — разъярился Лукин.
— Людей послать.
— А где я их возьму? Нет у меня никого! Я что, сам побегу собирать народ по станице?! — И вдруг взорвался с новой силой: — Да выключи ты свою бандуру! Заткни ее к чертовой матери!
Щелкнул тумблер. Рация умолкла. Максимов встал, одернул китель и посмотрел на капитана, как на пустое место.
— Ты чего? — оторопел капитан.
— Все, Иван Ильич, я сам туда еду.
— Максимов! — Лицо Лукина побагровело.
— Да пошел ты! — И продолжая говорить, куда должен отправиться капитан, Максимов прошел к оружейному шкафу, открыл его, вытащил два автомата. Один кинул за плечо.
Лукин попытался перегородить ему дорогу.
— Уйди! — Максимов передернул затвор второго «Калашникова», и Лукин покорно убрался в сторону.
Лейтенант выскочил к дежурной машине. Сунул один автомат водителю.
— Бегом, Рыбалко! Гони на блокпост!…
20
Немало потребовалось времени, чтобы Салах Мадуев наконец убедился окончательно, что все без исключения подчиненные Казбека никакие не воины Аллаха, а обыкновенные бандиты. Хитрые в засаде, меткие при стрельбе из хорошего укрытия, ловкие в нападении из-за угла, случалось, даже отчаянно-смелые под пулями. Но эти люди не были обученными солдатами. Боевики не умели взаимодействовать.
Вывалившись из трейлера, они бросились на блокпост всем скопом.
И хотя Казбек, надо отдать ему должное, предпринял попытку растянуть их в цепь, сделать атакующих управляемой силой ему не удалось. Тренировки на подобный случай не проводились.
Отряд ринулся на милицию, отчаянно полосуя из автоматов и врезая из подствольников в домик блокпоста. Это конечно создавало неимоверный грохот, который мог бы напугать кого угодно. Мог бы… Но…
С первой же минуты Салах оценил ситуацию: милиционеры, которые перекрыли им путь, не были обычными гаишниками, привыкшими получать на лапу желанные купюры, а затем поднимать шлагбаум: «Проезжай!»
И командовал обороной здесь явно не новичок и не участковый милиционер, а человек знакомый с военной наукой. Твердую руку командира русских Салах почувствовал сразу.
Казбек не умел принимать решения по ходу меняющейся обстановки. Засады на путях передвижения российских войсковых колонн, он устраивал по отработанной схеме. Заранее искал и запоминал удобные места. Поэтому, когда от его агентуры поступали сообщения о выходе федеральных войск на маршрут, — а уши и глаза у Казбека были в каждом ауле, на каждом хуторе, на летовках и полевых станах скотоводов, — его диверсионная группа спокойно выходила на заранее подготовленные позиции. Оттого и серьезных проколов у Казбека пока не случалось.
Группа Казбека, совершив внезапный налет, не старалась добиться полного уничтожения попавших в засаду подразделений. Главным для нее было выйти из района боя без поражения, не обрекая себя на ненужные потери. И раньше это чаще всего удавалось.
Не сбросишь со счетов и то обстоятельство, что российскими войсками в Чечне, особенно на первом этапе войны руководили командиры, выскочившие в полковники и генералы на волне «демократизации» армии. Они хорошо умели яростно отрицать прошлого и угождать новым «шефам». А вот воевать еще не научились. Такие «командиры» не умели грамотно организовать боевое обеспечение войск, проводить операции в горах и лесу. Всякий раз, вступая в бой, они тем самым уже заранее обрекали себя на потери…
С обычной своей меркой подошел Казбек и к диверсионному рейду в Ковыльную. И теперь, когда стало ясно, что придуманный им заранее план рухнул, Казбек растерялся. И повел себя как солдат-новобранец, решивший всех поразить личной храбростью.
Он то и дело выскакивал из-за трейлера, лупил из автомата в белый свет не целясь. Кому нужна такая храбрость…
Или вот такой же «заводной», как Казбек, Дошлука Илезов. Он казалось утрачивал все чувства, кроме злости, с первого выстрела. А теперь, подбадриваемый командиром, решил с пулеметом в руках рывком преодолеть расстояние от трейлера до кучи грунта, выброшенного из траншеи, где можно было удобно залечь.
Со злым криком «И-йа-а!» строча из пулемета, он ринулся вперед. И ведь никто из боевиков, кроме Салаха, не жлшажадся поикоывб ешл лшгем. А что толку? В тот миг, когда стало казаться, что Дошлука уже достиг своей цели, кто-то с той стороны, словно в тире по мишени «бегущий кабан» прицелился и нажал на спуск.
Выстрела Салахне не слышал. Он утонул в громком треске пулемета Дошлуки. Но пуле ведь не важно, слышит ли кто, как она покинула ствол. Кусок металла прошил горло Дошлуке.
Уже мертвый, тот по инерции пролетел еще метра два и рухнул на ту кучу, к которой стремился…
Полуян, внимательно наблюдавший за действиями боевиков, обратил внимание на одного из них, всклокоченного и крайне возбужденного, который то и дело выскакивал из-за трейлера, удобного своего укрытия, выбегал на открытое место, вжимал приклад в живот и полосовал очередями, не целясь.
Полуяну показалось, что это, вероятно, командир группы. Он что, смелый до безрассудства? Но почему действует так шаблонно. Этот странный чеченец выскакивал то с одной стороны трейлера, то с другой, не догадываясь хотя бы раз сменить направление.
СВД — Винтовки Драгунова, которой вооружаются снайперы федеральных войск и чеченских боевиков, милиции не полагалось. Полуяну с большим трудом удалось выпросить у подполковника Сурмило его собственное двуствольное нарезное охотничье ружье «Байкал 251». Из него можно вести огонь мощными пулевыми зарядами, принятыми на вооружение даже в НАТО. Два ружья такого типа были конфискованы у «дельцов», пытавшихся провезти их с Урала на Кавказ.
У тех же перевозчиков изъяли и патроны «308 винчестер». Это огневое средство в середине пятидесятых годов создали в США и отдали армии под индексом Т 65. Позже патрон приняли в НАТО, где ему присвоили шифр «7,62х51 НАТО».
Патроны по заряду считались «уменьшенными», хотя это нисколько не снижало их боевых качеств. Сила выстрела и отдачи была достаточно велика.
Это ружье, выпускаемое Ижевским механическим заводом, фактически было боевой винтовкой с оптическим прицелом и двумя вертикально расположенными пулевыми стволами.
Несколько выстрелов, которые Полуян произвел для пристрелки, удовлетворили его — надежное оружие. Снайперская драгуновская винтовка была бы, конечно, лучше, но коли ее нет, «Байкал» мог хорошо поработать в бою.
Полуян не считал себя снайпером, но стрелял отлично и в тире, и на стрельбище, да и под огнем в бою.
И вот теперь Полуян зарядил оба ствола, поудобнее уложил цевье на ладони и стал терпеливо ждать. Боевик снова выпрыгнул из-за машины на открытое место, на ходу прилаживая автомат. Полуян дернул спусковой крючок. Он не следовал советам знатоков, рекомендовавших делать это как можно более плавно. Винтовка резко толкнула в плечо. Даже заныла ключица.
Но пуля нашла цель. Боевик еще успел нажать на спуск, однако пули веером рассыпались по земле, подняв серую завесу пыли, в которую тот и ткнулся лицом…
Салаха бесила дурацкая демонстрация храбрости. Танцевать «Наурскую» на глазах противника можно было разве что в эпоху ружей, заряжавшихся с дула. Появление оптических прицелов грозило даже самым ловким танцорам неизбежной гибелью. Что и произошло.
— Все ко мне! — подал команду Салах, едва Казбека скрыла завеса пыли. Он понимал: спасти положение уже нельзя. Надо — спасать людей, уводить живых от неминуемой гибели.
Прислушиваясь к огню, который велся со стороны блокпоста, Салах определил пять огневых точек. Но чтобы им противостоять, нужны бойцы, объединенные общим замыслом действия. Нужны солдаты, умеющие действовать с умом и по приказу. А где они?
Отряд, собранный из разных мест для проведения операции в Ковыльной, Салах мысленно уже называл не взводом, а кодлой-сборищем головорезов, сделавших грязную войну делом своей жизни. Большинство боевиков не имели ни образования, ни профессии. Прекращение войны в Чечне стало бы для них полнейшим жизненным крушением.
Таковыми были и тридцатипятилетний Ирез Кациев, или Длинный, и шестнадцатилетний Геримхан Гирмаев, прозванный Мухой.
Ирез — плотный, громоздкий, заросший черной шерстью от глаз до горла. На голове — зеленая повязка с изречением из Корана, вышиты мастерицами из Саудовской Аравии.
Ирез никогда не скрывал, что ненавидит всех, кто хотел бы мира, — будь то чеченец или русский.
К Салаху он относился скептически и часто выказывал это: подумаешь — начальник! Служил в российской армии и теперь думает, что умеет воевать и командовать. Да бил уже он, Ирез, и без Салаха Мадуева эту самую российскую армию с ее недоносками командирами, бьет сейчас и будет бить всегда, пока жив.
Салах знал, что Ирез хорошо научился стрелять, умеет скрытно перебегать среди городских развалин Грозного и вообще чего-то стоит в бою.
У шестнадцатилетнего же Геримхана, не имевшего ни опыта, ни образования, в избытке было лишь самонадеянности. Сверстникам он любил рассказывать, как застрелил русскую бабу-врачиху в Серноводске. Жаль, что одну: пусть знают эти русские, что в Чечне они — не люди.
Прежние попытки Салаха привнести в действия отряда элементарную дисциплину и слаженность боевики откровенно саботировали. Привыкшие действовать в руинах зданий и горных ущельях, где успех решает смелость одиночек, они не желали понимать, что в предстоявшей им операции главное — умение точно выполнять распоряжения командира.
И тем не менее, надо быть предпринимать жесткие и решительные шаги, иначе гибель грозила всем.
— Длинный! Ты рванешь вправо к той куче, где убили Дошлуку. Муха — влево к телеграфному столбу. Пять шагов пробежал — упал. И сразу перекатился. Прижался к земле — стреляй. Пока вы бежите, мы вас прикроем. Когда заляжете, где сказано за вами побегут другие. Нужно зайти к русским с боков. — Сказать с «флангов» Салах не рискнул, поскольку знал: могут и не понять. — Ясно?
Он посылал боевиков на верную гибель. Но это был единственный шанс заставить их принять открытый бой. Они не были морально подготовлены к атакам, потому что знали: началась стрельба — пора отходить.
Первым рванулся влево маленький верткий Муха. Он выскочил из-за трейлера, быстро промчался по дороге. Упал.
С блокпоста не раздалось ни единого выстрела. Рывок пацана оказался для его защитников неожиданным.
Муха упал, перекатился, спрятал голову за конус земли, нарытой трудолюбивым сусликом. Впереди, шагах в пятидесяти, он видел черный прямоугольник амбразуры, выложенный бетонными плитами. Выдвинул ствол автомата, дал длинную очередь. В амбразуру не попал, но пули простучали по бетону, выбив мелкую крошку.
Длинный тоже успешно добежал до кучи грунта. Со стороны блокпоста прогремела короткая очередь. Длинный слышал, пули как с мокрым чавканьем попали в тело убитого Дошлуки, за которым он успел уже укрыться.
Салах говорил остальным боевикам спокойно, не повышая голоса:
— Вот так работают в атаке. Все видели? Если мы через десять минут не возьмем пост в кольцо и не покончим с милицией, все останемся здесь.
Боевики молчали. Они понимали правоту Салаха.
Муха не услышал выстрела. Он лишь почувствовал его.
Пуля попала в бугор, срикошетила и раздробила Мухе правую ключицу.
Вмиг улетучилось все — уверенность в своей смелости, ловкости, безнаказанности, в своем везении. Боль разрывала тело, ширяла шилом от ключицы к лопатке. Зажать рану пальцами и остановить кровотечение не удавалось. На руки, перемазанные собственной теплой, ярко-красной кровью, было страшно смотреть. Смерть была рядом.
Муха закричал, и тут же вторая пуля, смачно чавкнув, вошла в его бок.
В ушах зазвенела, оборвавшись, звонкая струна: ти-и-и-н! Звук ее слабел, пока не ушел, не умолк совсем.
Муха так и не закрыл глаз. Но они уже не видели ни гор, ни неба над ними, ни солнца над ледяными вершинами. И сам он навеки остался шестнадцатилетним. Почему? Во имя чего?
На такие вопросы жизнь не дает ответа мертвым. Никогда. Ответ должны искать живые…
У Салаха больше не осталось сомнений: бой проигран вчистую и спастись нет возможностей. Обороной блокпоста руководила твердая, грамотная рука. Обороняющиеся не открыли огня сразу же, едва Казбек послал боевиков в атаку. Долго молчал блокпост, подпуская отдельных атакующих. Ничто не выбивало русских из состояния равновесия. И только в тот момент, когда атаковавшие приблизились на расстояние кинжального броска, ударили «калаши» оборонявшихся. И теперь боевики были прижаты к земле, их выбивали меткими выстрелами люди, умеющие отлично стрелять…
Вывалившись из трейлера, они бросились на блокпост всем скопом.
И хотя Казбек, надо отдать ему должное, предпринял попытку растянуть их в цепь, сделать атакующих управляемой силой ему не удалось. Тренировки на подобный случай не проводились.
Отряд ринулся на милицию, отчаянно полосуя из автоматов и врезая из подствольников в домик блокпоста. Это конечно создавало неимоверный грохот, который мог бы напугать кого угодно. Мог бы… Но…
С первой же минуты Салах оценил ситуацию: милиционеры, которые перекрыли им путь, не были обычными гаишниками, привыкшими получать на лапу желанные купюры, а затем поднимать шлагбаум: «Проезжай!»
И командовал обороной здесь явно не новичок и не участковый милиционер, а человек знакомый с военной наукой. Твердую руку командира русских Салах почувствовал сразу.
Казбек не умел принимать решения по ходу меняющейся обстановки. Засады на путях передвижения российских войсковых колонн, он устраивал по отработанной схеме. Заранее искал и запоминал удобные места. Поэтому, когда от его агентуры поступали сообщения о выходе федеральных войск на маршрут, — а уши и глаза у Казбека были в каждом ауле, на каждом хуторе, на летовках и полевых станах скотоводов, — его диверсионная группа спокойно выходила на заранее подготовленные позиции. Оттого и серьезных проколов у Казбека пока не случалось.
Группа Казбека, совершив внезапный налет, не старалась добиться полного уничтожения попавших в засаду подразделений. Главным для нее было выйти из района боя без поражения, не обрекая себя на ненужные потери. И раньше это чаще всего удавалось.
Не сбросишь со счетов и то обстоятельство, что российскими войсками в Чечне, особенно на первом этапе войны руководили командиры, выскочившие в полковники и генералы на волне «демократизации» армии. Они хорошо умели яростно отрицать прошлого и угождать новым «шефам». А вот воевать еще не научились. Такие «командиры» не умели грамотно организовать боевое обеспечение войск, проводить операции в горах и лесу. Всякий раз, вступая в бой, они тем самым уже заранее обрекали себя на потери…
С обычной своей меркой подошел Казбек и к диверсионному рейду в Ковыльную. И теперь, когда стало ясно, что придуманный им заранее план рухнул, Казбек растерялся. И повел себя как солдат-новобранец, решивший всех поразить личной храбростью.
Он то и дело выскакивал из-за трейлера, лупил из автомата в белый свет не целясь. Кому нужна такая храбрость…
Или вот такой же «заводной», как Казбек, Дошлука Илезов. Он казалось утрачивал все чувства, кроме злости, с первого выстрела. А теперь, подбадриваемый командиром, решил с пулеметом в руках рывком преодолеть расстояние от трейлера до кучи грунта, выброшенного из траншеи, где можно было удобно залечь.
Со злым криком «И-йа-а!» строча из пулемета, он ринулся вперед. И ведь никто из боевиков, кроме Салаха, не жлшажадся поикоывб ешл лшгем. А что толку? В тот миг, когда стало казаться, что Дошлука уже достиг своей цели, кто-то с той стороны, словно в тире по мишени «бегущий кабан» прицелился и нажал на спуск.
Выстрела Салахне не слышал. Он утонул в громком треске пулемета Дошлуки. Но пуле ведь не важно, слышит ли кто, как она покинула ствол. Кусок металла прошил горло Дошлуке.
Уже мертвый, тот по инерции пролетел еще метра два и рухнул на ту кучу, к которой стремился…
Полуян, внимательно наблюдавший за действиями боевиков, обратил внимание на одного из них, всклокоченного и крайне возбужденного, который то и дело выскакивал из-за трейлера, удобного своего укрытия, выбегал на открытое место, вжимал приклад в живот и полосовал очередями, не целясь.
Полуяну показалось, что это, вероятно, командир группы. Он что, смелый до безрассудства? Но почему действует так шаблонно. Этот странный чеченец выскакивал то с одной стороны трейлера, то с другой, не догадываясь хотя бы раз сменить направление.
СВД — Винтовки Драгунова, которой вооружаются снайперы федеральных войск и чеченских боевиков, милиции не полагалось. Полуяну с большим трудом удалось выпросить у подполковника Сурмило его собственное двуствольное нарезное охотничье ружье «Байкал 251». Из него можно вести огонь мощными пулевыми зарядами, принятыми на вооружение даже в НАТО. Два ружья такого типа были конфискованы у «дельцов», пытавшихся провезти их с Урала на Кавказ.
У тех же перевозчиков изъяли и патроны «308 винчестер». Это огневое средство в середине пятидесятых годов создали в США и отдали армии под индексом Т 65. Позже патрон приняли в НАТО, где ему присвоили шифр «7,62х51 НАТО».
Патроны по заряду считались «уменьшенными», хотя это нисколько не снижало их боевых качеств. Сила выстрела и отдачи была достаточно велика.
Это ружье, выпускаемое Ижевским механическим заводом, фактически было боевой винтовкой с оптическим прицелом и двумя вертикально расположенными пулевыми стволами.
Несколько выстрелов, которые Полуян произвел для пристрелки, удовлетворили его — надежное оружие. Снайперская драгуновская винтовка была бы, конечно, лучше, но коли ее нет, «Байкал» мог хорошо поработать в бою.
Полуян не считал себя снайпером, но стрелял отлично и в тире, и на стрельбище, да и под огнем в бою.
И вот теперь Полуян зарядил оба ствола, поудобнее уложил цевье на ладони и стал терпеливо ждать. Боевик снова выпрыгнул из-за машины на открытое место, на ходу прилаживая автомат. Полуян дернул спусковой крючок. Он не следовал советам знатоков, рекомендовавших делать это как можно более плавно. Винтовка резко толкнула в плечо. Даже заныла ключица.
Но пуля нашла цель. Боевик еще успел нажать на спуск, однако пули веером рассыпались по земле, подняв серую завесу пыли, в которую тот и ткнулся лицом…
Салаха бесила дурацкая демонстрация храбрости. Танцевать «Наурскую» на глазах противника можно было разве что в эпоху ружей, заряжавшихся с дула. Появление оптических прицелов грозило даже самым ловким танцорам неизбежной гибелью. Что и произошло.
— Все ко мне! — подал команду Салах, едва Казбека скрыла завеса пыли. Он понимал: спасти положение уже нельзя. Надо — спасать людей, уводить живых от неминуемой гибели.
Прислушиваясь к огню, который велся со стороны блокпоста, Салах определил пять огневых точек. Но чтобы им противостоять, нужны бойцы, объединенные общим замыслом действия. Нужны солдаты, умеющие действовать с умом и по приказу. А где они?
Отряд, собранный из разных мест для проведения операции в Ковыльной, Салах мысленно уже называл не взводом, а кодлой-сборищем головорезов, сделавших грязную войну делом своей жизни. Большинство боевиков не имели ни образования, ни профессии. Прекращение войны в Чечне стало бы для них полнейшим жизненным крушением.
Таковыми были и тридцатипятилетний Ирез Кациев, или Длинный, и шестнадцатилетний Геримхан Гирмаев, прозванный Мухой.
Ирез — плотный, громоздкий, заросший черной шерстью от глаз до горла. На голове — зеленая повязка с изречением из Корана, вышиты мастерицами из Саудовской Аравии.
Ирез никогда не скрывал, что ненавидит всех, кто хотел бы мира, — будь то чеченец или русский.
К Салаху он относился скептически и часто выказывал это: подумаешь — начальник! Служил в российской армии и теперь думает, что умеет воевать и командовать. Да бил уже он, Ирез, и без Салаха Мадуева эту самую российскую армию с ее недоносками командирами, бьет сейчас и будет бить всегда, пока жив.
Салах знал, что Ирез хорошо научился стрелять, умеет скрытно перебегать среди городских развалин Грозного и вообще чего-то стоит в бою.
У шестнадцатилетнего же Геримхана, не имевшего ни опыта, ни образования, в избытке было лишь самонадеянности. Сверстникам он любил рассказывать, как застрелил русскую бабу-врачиху в Серноводске. Жаль, что одну: пусть знают эти русские, что в Чечне они — не люди.
Прежние попытки Салаха привнести в действия отряда элементарную дисциплину и слаженность боевики откровенно саботировали. Привыкшие действовать в руинах зданий и горных ущельях, где успех решает смелость одиночек, они не желали понимать, что в предстоявшей им операции главное — умение точно выполнять распоряжения командира.
И тем не менее, надо быть предпринимать жесткие и решительные шаги, иначе гибель грозила всем.
— Длинный! Ты рванешь вправо к той куче, где убили Дошлуку. Муха — влево к телеграфному столбу. Пять шагов пробежал — упал. И сразу перекатился. Прижался к земле — стреляй. Пока вы бежите, мы вас прикроем. Когда заляжете, где сказано за вами побегут другие. Нужно зайти к русским с боков. — Сказать с «флангов» Салах не рискнул, поскольку знал: могут и не понять. — Ясно?
Он посылал боевиков на верную гибель. Но это был единственный шанс заставить их принять открытый бой. Они не были морально подготовлены к атакам, потому что знали: началась стрельба — пора отходить.
Первым рванулся влево маленький верткий Муха. Он выскочил из-за трейлера, быстро промчался по дороге. Упал.
С блокпоста не раздалось ни единого выстрела. Рывок пацана оказался для его защитников неожиданным.
Муха упал, перекатился, спрятал голову за конус земли, нарытой трудолюбивым сусликом. Впереди, шагах в пятидесяти, он видел черный прямоугольник амбразуры, выложенный бетонными плитами. Выдвинул ствол автомата, дал длинную очередь. В амбразуру не попал, но пули простучали по бетону, выбив мелкую крошку.
Длинный тоже успешно добежал до кучи грунта. Со стороны блокпоста прогремела короткая очередь. Длинный слышал, пули как с мокрым чавканьем попали в тело убитого Дошлуки, за которым он успел уже укрыться.
Салах говорил остальным боевикам спокойно, не повышая голоса:
— Вот так работают в атаке. Все видели? Если мы через десять минут не возьмем пост в кольцо и не покончим с милицией, все останемся здесь.
Боевики молчали. Они понимали правоту Салаха.
Муха не услышал выстрела. Он лишь почувствовал его.
Пуля попала в бугор, срикошетила и раздробила Мухе правую ключицу.
Вмиг улетучилось все — уверенность в своей смелости, ловкости, безнаказанности, в своем везении. Боль разрывала тело, ширяла шилом от ключицы к лопатке. Зажать рану пальцами и остановить кровотечение не удавалось. На руки, перемазанные собственной теплой, ярко-красной кровью, было страшно смотреть. Смерть была рядом.
Муха закричал, и тут же вторая пуля, смачно чавкнув, вошла в его бок.
В ушах зазвенела, оборвавшись, звонкая струна: ти-и-и-н! Звук ее слабел, пока не ушел, не умолк совсем.
Муха так и не закрыл глаз. Но они уже не видели ни гор, ни неба над ними, ни солнца над ледяными вершинами. И сам он навеки остался шестнадцатилетним. Почему? Во имя чего?
На такие вопросы жизнь не дает ответа мертвым. Никогда. Ответ должны искать живые…
У Салаха больше не осталось сомнений: бой проигран вчистую и спастись нет возможностей. Обороной блокпоста руководила твердая, грамотная рука. Обороняющиеся не открыли огня сразу же, едва Казбек послал боевиков в атаку. Долго молчал блокпост, подпуская отдельных атакующих. Ничто не выбивало русских из состояния равновесия. И только в тот момент, когда атаковавшие приблизились на расстояние кинжального броска, ударили «калаши» оборонявшихся. И теперь боевики были прижаты к земле, их выбивали меткими выстрелами люди, умеющие отлично стрелять…
21
С юго-западной стороны, мимо Могилы несся по тракту оставляя слева блокпост, лихой самосвал.
— Ой-ей-ей! — Полуян в отчаянье ударил кулаком по стенке траншеи.
Водитель гнал «КамАЗ», не обращая никакого внимания на то, что происходило впереди. Гнал, к верной смерти.
Схватив сигнальный пистолет, Полуян пустил настильно красную ракету навстречу машине.
Водитель увидел, как мимо него прочертила след рассыпающая искры комета. Но скорости не сбавил и не притормозил, а только выругался:
— Во менты нажрались! Давно такого не бывало!
«КамАЗ» подлетел к трейлеру «Холодтранса» почти вплотную. Так же лихо тормознул. Облако пыли, обогнав машину, поплыло в сторону блокпоста, закрыв на короткое время обзор.
Юнус Кахиров, припадая на раненую ногу, подбежал к машине. Наставил автомат на водителя.
— Вылезай!
Выстрел сразил испуганного шофера-лихача, который так ничего и не успел понять.
— Сюда!
Юнус замахал руками, в железный кузов самосвала.
Оставшиеся в живых боевики со всем сторон кинулись к машине. Последним, демонстрируя полное безразличие к опасности, к кабине «КамАЗа» двинулся Салах Мадуев…
— Ой-ей-ей! — Полуян в отчаянье ударил кулаком по стенке траншеи.
Водитель гнал «КамАЗ», не обращая никакого внимания на то, что происходило впереди. Гнал, к верной смерти.
Схватив сигнальный пистолет, Полуян пустил настильно красную ракету навстречу машине.
Водитель увидел, как мимо него прочертила след рассыпающая искры комета. Но скорости не сбавил и не притормозил, а только выругался:
— Во менты нажрались! Давно такого не бывало!
«КамАЗ» подлетел к трейлеру «Холодтранса» почти вплотную. Так же лихо тормознул. Облако пыли, обогнав машину, поплыло в сторону блокпоста, закрыв на короткое время обзор.
Юнус Кахиров, припадая на раненую ногу, подбежал к машине. Наставил автомат на водителя.
— Вылезай!
Выстрел сразил испуганного шофера-лихача, который так ничего и не успел понять.
— Сюда!
Юнус замахал руками, в железный кузов самосвала.
Оставшиеся в живых боевики со всем сторон кинулись к машине. Последним, демонстрируя полное безразличие к опасности, к кабине «КамАЗа» двинулся Салах Мадуев…