Страница:
Самый бы подходящий момент возразить однополчанину, да вот нужны ли тому его оправдания, если их перевешивает собственная, неизвестно кому пожертвованная нога?
И уж никогда Бычков не возьмет в расчет, что Алексей Моторин, рисковал не меньше, чем остальные. Это ведь только он сам помнит, что было с ним и какие беды висели над его головой.
Кому расскажешь, как под Шалажами, в горах, где-то чуть ниже отметки 760, он по глупости чуть не влип в поганое дело?
И все потому, что поддался чувству нестерпимой жажды.
Солнце в тот день палило нещадно. А солдат — существо сугубо вьючное. Это про него ещё в древности было сказано: «Omnia mea mecum porto» — «Все мое ношу с собой». Пот и усталость он тоже на себе таскает. Таскает и терпит. Но вот вдруг в каком-то месте ефрейтор Сонин, здоровый, вечно голодный, всегда потный и готовый пить все, что попадает под руку — воду, водку, пиво — лишь бы дали побольше, вдруг огляделся и заорал:
— Товарищ лейтенант! Я это место знаю. Здесь рядом родник. Ох и вода!
Подумать бы командиру, но одно слово — жажда.
— Возьми канистру. Я тебя провожу.
Можно было и кого-то из солдат послать с Сониным, но Алексей на себя взял эту обязанность. Хотел на всякий случай присмотреть, где здесь родник. Мало ли когда ещё пригодится?
Короче, едва они двинулись, их тут же и прихватили чеченцы.
У Сонина в руках по канистре, ему автомат даже тронуть не удалось. А самому Алексею из-за дерева в пузо воткнули ствол «калаша» — не дергайся, сраный федерал!
Если бы Алексей хоть секунду промедлил, никто не сказал бы, чем все окончилось. Но он среагировал быстро, без раздумий и колебаний.
Левой рукой Алексей сгреб чеча за лацканы куртки и к себе придвинул. Получилось вроде бы грудь на грудь.
В кулаке у Алексея граната. Он зубами кольцо зажал и выдернул. Усики у чеки сжать как следует не успел, пришлось дергать с силой. Губу раскровенил, но это дело второе. А первое — он гранату к чужой морде придвинул, в щеку вдавил. Сказал, ну очень холодно, чтобы даже последний дурень понял:
— Теперь, абрек, тебе новые зубы потребуются.
Чеч сразу уразумел. Должно быть по глазам Алексея все что надо понял — они у него были злые, безжалостные. Человек с такими глазами на все способен. Ко всему не пахло от русского страхом. Потому, если кто-то трусит, он даже пахнет иначе, чем смелый. Это каждый знает, кому доводилось видеть испуганных людей лицом к лицу.
Чеч сам не трус, но в животе у него вдруг похолодело: чего доброго ослабит хватку этот русский дурак, и отскочить не успеешь.
Стараясь не показать испуга, чеч предложил сделку:
— Э-э, командир, давай хорошо разойдемся. Мирно. Ты смелый. Я таких люблю…
Алексей понял: старший козырь у него. Раз так, то свою игру он может заказывать смело.
— Значит, жить не надоело?
— Не, — чеч говорил по-русски чисто, без малейшего намека на типичный для кавказцев акцент, — не надоело.
— Тогда так. — Алексей обдумывал тактику. — Скажи своим, пусть отпустят моего солдата. Это раз. Опустят оружие — это два. Солдат наберет воды и мы идем с тобой до моих людей.
— А ты меня там в мешок?
Чеч ещё сохранял остроумие. Это Алексею понравилось.
— Выбора у тебя нет. Ты либо веришь мне, либо мы сыграем тяжелый рок.
— Все, я тебе верю.
Они двинулись к «броне», тесно прижавшись друг к другу.
Было тогда у Алексея желание взять чеча за зебры, прижать и как тот сам говорил: «в мешок». Но это президент может пообещать и не выполнить — он не офицер, он всенародно избранный и понятие о чести у него свое собственное. Себе нарушить слово Алексей позволить не смог. Только и было, что они потом вволю попили водички. А чеч на прощанье крикнул:
— Ты, лейтенант, бабахнутый! Я бы умер — тебя не отпустил.
Наверное, горская честь тоже особая.
После войны Алексей подал рапорт на увольнение. Ну её на хрен такую армию, где не платят денег, где генералы воруют, а солдаты пухнут от голода. Пусть там дураки служат. А опять позовут взять оружие — тут ещё придется посмотреть, куда его правильней повернуть. Вот такое офицерское мнение.
Службу себе Алексей нашел почти сразу. Это с виду армия велика, а коснись — многие в ней знают друг друга и могут сказать, кто чего в переделке стоит. Алексея по рекомендации комбата, с которым они в Чечне побывали, взяли в службу безопасности коммерческой фирмы.
Работа у Алексея не пыльная, хотя несколько нудная. Он сопровождает грузы, которые перевозит фирма. В его обязанности входит охрана транспорта от любых посягательств. На ношение оружия фирма выправила Моторину специальное разрешение, и он ходит вооруженный.
Полгода службы прошло без приключений. Москва — не Чечня. Так во всяком случае считал Алексей. Пока его не клюнул петух в проклятое место.
Предстоял обычный рабочий день. Алексей явился на службу к восьми, как его тут же вызвал к себе начальник.
— Слушай, Моторин…
Шеф безопасности был словно бы не в своей тарелке. Алексей сразу насторожился: Лудилин, бывший майор спецназа ГРУ, мужик решительный, любил с плеча рубить, а тут что-то не то.
— Я слушаю, Арсений Петрович.
— Это хорошо, что слушаешь. Здесь, понимаешь, дело такое… Обычно ты берешь под охрану пломбу. Верно? Смотришь — проволока целая, плюмбум пробит пломбиром. Номер в наряде указан. Так?
Чем-то не понравился Алексею подобный заход. Почувствовал — сейчас ему шеф подсуропит нечто, от чего потом не прочихаешься.
— Так.
— Короче, есть в сундуке груз, нет его — тебе все равно.
— Точно.
— А сегодня груз получишь в руки.
— Арсений Петрович, на кой хрен трейлер гонять? Давайте легковую. Я сгоняю, отвезу-привезу.
— Ловкий ты, Моторин. Сейчас из бухгалтерии инкассаторскую сумку принесут. В ней… к-хм… В ней миллиард рублей…
Алексей почувствовал, что лицо у него стало вытягиваться по высоте кадра, как такое случается в телевизоре. Крутанул ручку — и повело в разные стороны — вверх и вниз. Странно, но шеф вроде бы и не замечал никаких изменений.
— Получишь и вместе с водителем погоните до фирмы «Астрон». Там заедете на территорию. Отнесете мешок в бухгалтерию. Получите товар. Вам его загрузят — и о, кей.
— Кто водитель?
Алексей знал почти всех шоферов фирмы и с некоторыми из них работать не любил. Ему не нравились болтуны, которые всю дорогу болабонили как радио. Другие, наоборот, — молчали, но включали на всю мощность кассетники и те бандурили в кабине на протяжение всего рейса. Алексей возвращался из таких поездок контуженный, с головой как пивной котел и с желанием кого-то убить в душе.
— Поляков, — назвал водителя Лудилин.
Алексей вспомнил тихого и незаметного как мышь мужичка лет сорока пяти. С ним он однажды отвозил груз в Ярославль и претензий к такому напарнику не имел.
Как это часто случается (говорят «хорошая мысля приходит опосля»), Алексей уже после того, как события миновали, понял, что беспечно упустил из виду некоторые подозрительные моменты, на которые ему сразу стоило обратить внимание.
Прежде всего на то, что Поляков, который был и водилой и экспедитором, как выяснилось, не знал точного адреса фирмы «Астрон». Получил «бабок» счетом на миллиард и повез их вроде бы на деревню дедушке.
— Найдем, — успокоил он Алексея, когда тот высказал удивление. — Визуально я знаю, где это.
Ко всему было заметно, что Поляков сильно нервничал. Он потел, сквозь зубы то и дело матерился на светофоры, на прохожих, на водителей, которые как ему казалось, шоферили не так как надо. Для себя такое поведение Полякова Алексей объяснял просто: не каждый день приходится возить миллиарды, попробуй не запсихуй.
С магистрали они свернули в проезд, который тянулся вдоль насыпи железной дороги. Проезд сжимало с одной стороны полотно, с другой — унылая бетонная стена, исписанная огромными черными лозунгами: «Лебедь — тот ещё гусь!», «Горбачев и Гитлер — два великих немца», «Ельцин — убийца».
Поляков то и дело объяснял Алексею что делает.
— Сейчас свернем налево. Проедем немного так. Теперь направо. Считай, приехали…
Поляков прижал машину правым бортом к глухой стене. Алексей подумал, что может оказаться в ловушке, но значения сразу этому не придал. Проезжая часть переулка в этом месте была узкой и поставить машину по-иному было бы трудно.
— Я сейчас. Ты погоди. — Поляков выскочил из кабины. — Дойду до проходной. Договорюсь, чтобы открыли ворота.
Он махнул рукой в направлении, куда собирался идти и, не оборачиваясь, заспешил прочь.
Алексей огляделся. С обеих сторон переулок пожимали глухие заборы. В том краю, куда ушел Поляков, виднелся Т-образный перекресток. Вдоль забора на противоположной стороне росли несколько унылых пыльных лип.
Поляков дошел до перекрестка, свернул направо и скрылся из виду.
Проводив его взглядом, Алексей вынул из кармана конфету «Снежок», громко шурша стал сдирать с неё обертку. Прежде чем положить сосульку в рот, огляделся. И сразу заметил человека. Тот приближался к машине, сунув обе руки в карманы куртки. Кожаная кепочка с пуговкой надвинута на лоб. На глазах темные очки. Плечи опущены, спина ссутулена.
Алексей положил «Иж-81» на колени стволом к двери: открой её и дуло упрется в грудь.
Алексею нравился этот отечественный помповик двенадцатого калибра с пистолетной рукояткой с трубчатым магазином. Он сам его покупал в магазине и отстрелял на стрельбище. Из патронов остановил выбор на «магнуме» повышенной мощности: уж коли взял в руки оружие, оно не должно подвести.
Личный опыт позволил Алексею отдать предпочтение помповику: одно продольное движение цевья и новый патрон ждет своей очереди в стволе.
В стрессовой ситуации помповик вселяет в человека куда больше уверенности, нежели двустволка и даже пистолет. А уверенность всегда определяет внутреннее состояние стрелка и оказывает влияние на результаты стрельбы. Можете не спорить — это проверено.
Затем патрон — деталь, значение которой не всегда способен осмыслить дилетант, не державший оружия в руках в минуты, когда оно должно издавать не просто пугающий звук: «пу!», а поражать цель.
Дульная энергия пули, вылетающей из ствола помповика двенадцатого калибра, в десять раз мощнее, нежели у пули пистолета Макарова. А уж, если на то пошло, автомат АК-74 сравнивать с помповиком вообще не приходится. Алексей держал «акашку» в бою и готов был забросить её подальше, окажись под рукой старенький АКМ калибра семь шестьдесят два.
Не все новое лучше старого. Двух пустых ящиков из — под снарядов достаточно, чтобы надежно укрыться за ними от АК-74 и чувствовать себя как в танке. А вот если у противника в руке помповик, то ящичек тебе уже не покажется танком!
Короче, Алексей чувствовал себя уверенно и спокойно. А парень тем временем не спеша приближался к машине.
Алексей на всякий случай передернул цевье, загоняя в ствол патрон. Спустил предохранитель. Что-то ему не нравилось в подходившем, хотя что именно, он объяснить не смог бы.
Сам сидел все так же как и раньше, не поворачивая головы в сторону и смотрел туда, куда ушел водитель. Всей спиной Алексей ощущал мешок с деньгами, который лежал на «спальнике» — месте, где отдыхают сменные шоферы.
Парень подошел к кабине и так, словно был здесь хозяином, рывком распахнул дверь.
Алексей провернул голову и увидел дуло пистолета, смотревшее на него из под полы куртки подошедшего.
Обычно такой аргумент вгоняет в тоску кого угодно — и отчаянного водилу и профессионала охранника. Но в этот раз легкое дело застопорилось. Пистолет — дело серьезное, однако когда тебе немедленно в ответ в грудь уперся ствол двенадцатого калибра, и его давление ощущается даже через одежду — это куда серьезнее.
Взгляд у Алексея злой и прицельный. Он уже понял: его противник — обычный шмайсер-боевик, крутой, но без боевого армейского замеса. Вырос как прислужник-шестерка на задворках банды, привык к легкой добыче, умеет шмалять, но с достойными противниками не встречался.
Голос у Алексея спокойный, вразумляющий. Уж он-то знает, — повысь его, сорвись, заори, и противник от мандража и обалдения может нажать на спуск.
— Брось пистолет, мальчик. Вниз. Под себя. И не дергайся.
По взгляду противника Алексей понял — тот не столько испугался, сколько опешил от неожиданности. Есть сорт людей, которые переживают страх после того, как прошли крутые испытания. Их особенность — в минуту стресса они краснеют. Те же, кто бледнеют при встрече с опасностью, мгновенно теряют волю и способность осознавать свои действия.
— Брось!
Парень расслабил кисть. Пистолет выпал из руки, на миг повис на указательном пальце, пока скоба спускового крючка не соскользнула с него. Упал, глухо стукнувши по асфальту.
— Ты чо, мужик?
Силен бродяга!
Алексею такое даже понравилось. Влез в кабину чужой машины с «макаровым» в кулаке и теперь глаза выкатил от удивления — вроде бы какое-то недоразумение возникло.
— А то, мальчик. Вот поиграть захотелось.
Даже оставшись без оружия, парень не потерял присутствия духа. На щеках катались тугие желваки. Глаза смотрели зло: будь сейчас обстоятельства в его пользу, он бы спустил курок не задумываясь. В этом Алексей не сомневался.
— Слушай, мужик! — Парень не говорил, он скрипел, выдавливая звуки через зубы, словно ему было трудно открывать рот. — Положи карабин и мотай. Тебя не тронут.
— Да ну?! — Алексей, пытаясь выбрать наиболее выгодную тактику, изобразил крайнее удивление. — Ты случаем не чеченец? Мне один уже такое предлагал.
— Ты плохо понял?
Занимать нахальства парню не приходилось. Перед стволом, направленным в грудь, он держался так, будто сила находилась на его стороне. Алексей понимал — это типичная для бандитской психологии ошибка. Уверенный в своем праве пускать оружие в ход по обстоятельствам, он не признавал его за теми, кто подчинялся закону. Таких исправляет только сила. Ни разумных доводов, ни логики они не принимают во внимание.
Вдалеке из-за тополей, росших на границе проезжей части и тротуара, на сцену вышли два новых персонажа.
Они двинулись к машине не торопясь, явно уверенные в том, что численное превосходство заставит охранника дрогнуть.
Видели они ружье в руках Алексея или нет он не знал. Но для того, чтобы не ошибиться, он предположил — видели. Значит, оно их не испугало. В таких условиях решимость действовать круто надо им доказать.
Алексей поднял помповик так, чтобы тот оказался на уровне головы налетчика. Ствол смотрел вверх, и дробовой заряд никому не мог нанести поражения.
Указательный палец осторожно (как потом сам для себя определил Алексей — «ювелирно») нажал на спусковой крючок.
Пистолетная рукоятка толкнула в ладонь сильно и больно. Пожалуй, если так пострелять денек, то «магнум» отобьет руку за милую душу.
Громкий звук выстрела эхом прокатился по улице.
Парень дернулся и упал на спину.
Лежа на асфальте, он сучил ногами, прижимал ладонь к щеке и громко орал.
Два налетчика, ещё недавно не ведавшие сомнений и страха, бегом бросились к спасительным тополям.
Алексей быстро огляделся и увидел, как по переулку к машине зигзагами бежал водитель.
Алексей опустил ствол, нацелив его в живот все ещё лежавшему на асфальте парню. Двинул ружьем, показывая, что приказывает встать.
Оказалось, что выстрел сбил нахальство и спесь с налетчика. Он счел за благо подчиниться сразу: медленно сел, потом оперся рукой о землю и встал.
В глазах налетчика уже отражалась не злость, а откровенный страх. Лицо его посерело, губы дрожали, по лбу струился пот. На щеке и на пальцах, которые он к ней прижимал, виднелась свежая кровь.
Алексей передернул цевье так, чтобы стреляная гильза не вылетела наружу, а осталась в кабине.
Перезарядив ствол, нажал им на ладонь налетчика, которой тот прикрывал щеку. Парень опустил руку. Открылось ухо. Несколько дробинок задели раковину и вырвали часть хряща. Была ли цела барабанная перепонка, можно было только гадать.
— Уходи!
Парень скорее всего его не расслышал.
Алексей тыльной стороной ладони махнул от себя, жестом показывая: «Уматывай!»
Но страх уже сломал смельчака, который ещё совсем недавно выглядел неисправимым наглецом. Он вдруг заскулил, заныл, упал на колени и стал отбивать поклоны, как монах, отрабатывавший епитимью.
— Тьфу! — Алексей выругался сквозь зубы, не переставая следить за теми двумя, что прятались за деревьями. Краем глаза он заметил, что в переулок въехал и остановился у перекрестка черный «Додж» внедорожник. Разом распахнулись все двери и наружу выскочили несколько человек. Оружия у них не было видно, но в том, кто эти люди Алексей даже не сомневался.
Водитель уже был рядом. Это заметно усиливало позиции Алексея: два человека — уже не один.
Тем не менее он инстинктивно направил ствол помповика в сторону открывавшейся двери — мало ли что.
Предусмотрительность не подвела.
Водитель, в сбившейся на бок спортивной шапочке, сунул в кабину голову, и Алексей увидел пистолет в его руке.
Теперь все сразу встало на свои места.
Водитель не заблудился, не потерял нужное им место, он блуданул специально. Он состоял в заговоре и привел машину в засаду. Чтобы снять с себя подозрение, сделал вид будто пошел искать дорогу.
Сволочь! Вот подонок! Стрелять таких без суда и следствия!
Деньги — миллиард рублей (десять тысяч бумажек по сотне тысяч каждая!) — лежавшие в кабине на «спальнике» в брезентовом грязном мешке, являли собой ту гранату, на которой Алексей едва не подорвался. Стоило только в какой-то момент дрогнуть и все бы пошло по сценарию банды.
И опять все решило оружие. Дуло «ижа», в этот день уже однажды прогремевшее выстрелом, уперлось в грудь Полякова, заставив его выпустить из рук пистолет.
Еще один ствол упал под колеса машины.
— Влезай! — Алексей ткнул дулом в подбородок водилы. — Быстро!
Жестокость — не лучшее качество души, но сдержаться Алексей не мог. Он поднял ногу и тяжелой подошвой ботинка ударил водителя по стриженому обвалованному жирной складкой загривку. Поляков замычал и замер, уткнувшись лицо в ладони.
Так он и сидел в кабине — свесив повинную башку на колени. Было видно — страх парализовал его, лишил воли.
Алексей запустил двигатель и тронулся с места резким рывком, от которого Поляков едва не врубился макушкой в стекло.
Долетев до перекрестка, Алексей резко развернул «КАМАЗ» и погнал его обратным путем, который достаточно хорошо запомнил.
Он видел — его преследуют.
У заднего левого колеса, не отставая ни на метр и не вылезая вперед, двигался тот самый черный «Додж» внедорожник, который он едва не таранил на выезде из переулка.
То обгоняя «КАМАЗ», то подстраиваясь к нему с боку, катил микроавтобус с четырьмя пассажирами. Все они сидели с правой стороны и, влипая лицами в стекла, глазели на Алексея.
Под его ногами стонал и пытался ворочаться водитель. Только помповик, лежавший на коленях Алексея, молча убеждал его не совершать глупостей.
Алексей вел машину спокойно, не превышая дозволенной скорости. Загодя притормаживал у светофоров. Он больше всего боялся, что его попытается остановить какой-нибудь ретивый инспектор ГАИ. Поднимет жезл, махнет им, что тогда делать? Кто знает не из одной ли он шайки с преследователями? Мундир — не доказательство честности.
Лишь у третьего светофора Алексей вспомнил о телефоне.
Только недавно всех охранников, работавших с машинами на линии, фирма снабдила мобильными телефонами «Санио», но к ним ещё не все привыкли.
Взяв трубку, которая лежала в кармане куртки за спинкой сидения, Алексей настукал номер. Ему ответили сразу.
— «Транс» слушает.
— Это «десятка». Моторин.
— Что у тебя?
— Похоже крысы одолевают.
— Ты где? Доложи точно. Сейчас пришлем крысоловку.
— Я на подходе. Доберусь сам. Лучше встречайте дома.
Когда машина поворачивала с магистрали на улицу, которая вела к базе, Алексей заметил, как мимо проехали и «Додж» и микроавтобус.
Добыча выскользнула и с этим им оставалось только смириться.
Во дворе фирмы к машине подбежали охранники.
Сам шеф безопасности Арсений Лудилин — бывший чемпион всесоюзной спартакиады по вольной борьбе, широко расставляя ноги, подошел к Алексею.
— Ты как сынок? — Он дружески пристукнул его по спине ладонью (будто доской огрел по загорбку). — Не забздел? Это ладно! — И пообещал. — Такое мы сегодня обмоем.
Он сам взял со спальника мешок с деньгами и осмотрел пломбу.
— Порядок.
Два охранника подхватили водителя под руки и как алкаша, который с передеру вогнал себя в отключку, поволокли к конторе.
— Что теперь будет с ним?
Алексей, потирая плечо, отбитое проявлением дружеской теплоты, спросил шефа секьюрити.
— Допросим, — ответил тот. — Потом ещё поживет немного и скорее всего окочурится от расстройства.
— Убьете?
От столь откровенного вопроса шеф безопасности даже споткнулся. Посмотрел на Алексея пристально, стараясь понять, насколько стоит быть откровенным в ответе. Потом объяснил с достаточной ясностью:
— Зачем убивать? Он сам посидит, выпьет стаканчик и нажрется грибов…
— Поганок?
— А кто их знает, лично я грибов не ем. — Шеф хмуро улыбнулся — Венок выставим от фирмы. Это точно…
В тот же день президент АО «Трансконтиненталь» Николай Фомич Чепурной вручил Алексею пакет из плотной желтой бумаги. В пакете лежали двадцать стотысячных банкнот — плата за страх и верность.
И не для балды, попросив у знакомого разрешения покрутить баранку на гаражной стоянке, а в своем собственном, приобретенном на кровные тугрики и на ходу? Нет?
Тогда дальше можете не читать: все одно ничего не поймете.
А зачем читать, если не понимаешь, верно?
Илья Николаевич Абрикос тоже долго не понимал, что означает сидеть за рулем собственного «Мрседеса» пока не перебрался в него с собственной же «Волги». Зато теперь кайфует, оказавшись на вершине блаженства. Не ясно? А вы представьте: вот вы подходите к лимузину. Еще издали подаете команду охранной сигнализации. Верный электронный сторож, как старый пес, радостно вякает. Он узнал хозяина и доволен.
Вы подходите ещё ближе и видите чудо-машину. Цвет?.. Нет, это просто необъяснимо: это фантастика. Колер не то, чтобы черный, и даже не синий, хотя и глубокая синева, как бы утонувшая в черноте ясному глазу видна. Короче — цвет это нечто. Одна лампочка, освещающая гаражный бокс, дробится на полированной поверхности десятками огней, словно над машиной висит гирлянда светильников.
А полировка?! Чтобы не оставлять на ней сального отпечатка руки, Илья Николаевич любит очень легко, воздушно, проводить по крылу ребром ладони. И сердце заходится в таком же сладостном ощущении, как лет десять назад, когда он касался атласной попки своей благоверной Валентины Романовны. Теперь, пополневшая, раздобревшая супруга былых восторгов у Абрикоса не вызывает, да и кожа на половинках стала рубчато-пупырчатой — бр-р! Его чувствами завладела машина.
Ладно, пойдем дальше. Вот вы сели в свой «мерс» на переднее сидение слева. Достали ключ, вставили в замок зажигания. Теперь надо слегка повернуть — да не давите вы так, ради бога! — ну, очень легко… Ничего не слышите? А двигатель, между прочим, уже завелся. Вот уважаемые: хорошее сердце работает так, что вы его даже не слышите. Класс!
Теперь посмотрите сюда, на рычаг переключения скоростей. Это вам не металлический дрын с черной пластмассовой шишкой сверху. Это тоже нечто. Одним словом — дизайн. Даже выражения не найдешь подходящего. Но главное — устройство неимоверно удобное. Опять же дизайн и комфорт.
А здесь, да нагнитесь чуть-чуть, чтобы получше видеть, — вот именно здесь — ваша жизнь и полная, можно сказать безопасность, уложенная в специальный контейнер.
Представьте себе, вы катите по шоссе и мажете в столб… Нет, лучше скажем так: вам в лоб лупит дурак на дурацкой «Оке». Сами знаете как умеют гонять эти «совмарочники» на своих танковых лимузинах — быстро и безрассудно.
Короче, дурень бахает вашему «мерсу» ударом в лобешник. И тут сразу из под панели огромный воздушный надутый мешок. Бумс! И вы головой, которой привыкли думать, а не бить кирпичи, врубаетесь в этот презерватив. Конечно, впечатление не очень чтобы, но подумайте сами — не лбом в стекло, не грудью в баранку…
Короче, как говорят немцы в объединенном Дойчланде — «Heil und ganz» — вы в целости и сохранности.
Ферштейн? В смысле — вам ясно?
Нет, «Мерседес» — это со всех сторон вещь не пролетарская, не «Ока», не «Волга». Не едешь — паришь на ней как орел над Кавказом.
Илья Николаевич гнал по Московской кольцевой дороге в умеренном темпе — под восемьдесят. День воскресный, автомобильная канализационная магистраль столицы в такие дни переполненной не бывает, катись себе, вдыхай ощущение скорости. Серая лента бетона наматывается на колеса и циферки на спидометре едва успевают отсчитывать километры.
Илья Николаевич держал руль одной правой. Левую локтем положил на дверной проем. Встречный ветер влетал внутрь салона, ласково ворошил волосы на лысеющей голове…
Нет, если вам не доводилось сидеть за рулем собственного «Мерседеса-600», Илью Николаевича вам никогда не понять. Не дано-с. Как самому Абрикосу, который не понимал тех, кому зарплату не платят по полгода, а они вкалывают и только сопят. И ничего в таком непонимании удивительного: на людей, оказавшихся у разных полюсов земли, указывают разные концы одной и той же стрелки.
И уж никогда Бычков не возьмет в расчет, что Алексей Моторин, рисковал не меньше, чем остальные. Это ведь только он сам помнит, что было с ним и какие беды висели над его головой.
Кому расскажешь, как под Шалажами, в горах, где-то чуть ниже отметки 760, он по глупости чуть не влип в поганое дело?
И все потому, что поддался чувству нестерпимой жажды.
Солнце в тот день палило нещадно. А солдат — существо сугубо вьючное. Это про него ещё в древности было сказано: «Omnia mea mecum porto» — «Все мое ношу с собой». Пот и усталость он тоже на себе таскает. Таскает и терпит. Но вот вдруг в каком-то месте ефрейтор Сонин, здоровый, вечно голодный, всегда потный и готовый пить все, что попадает под руку — воду, водку, пиво — лишь бы дали побольше, вдруг огляделся и заорал:
— Товарищ лейтенант! Я это место знаю. Здесь рядом родник. Ох и вода!
Подумать бы командиру, но одно слово — жажда.
— Возьми канистру. Я тебя провожу.
Можно было и кого-то из солдат послать с Сониным, но Алексей на себя взял эту обязанность. Хотел на всякий случай присмотреть, где здесь родник. Мало ли когда ещё пригодится?
Короче, едва они двинулись, их тут же и прихватили чеченцы.
У Сонина в руках по канистре, ему автомат даже тронуть не удалось. А самому Алексею из-за дерева в пузо воткнули ствол «калаша» — не дергайся, сраный федерал!
Если бы Алексей хоть секунду промедлил, никто не сказал бы, чем все окончилось. Но он среагировал быстро, без раздумий и колебаний.
Левой рукой Алексей сгреб чеча за лацканы куртки и к себе придвинул. Получилось вроде бы грудь на грудь.
В кулаке у Алексея граната. Он зубами кольцо зажал и выдернул. Усики у чеки сжать как следует не успел, пришлось дергать с силой. Губу раскровенил, но это дело второе. А первое — он гранату к чужой морде придвинул, в щеку вдавил. Сказал, ну очень холодно, чтобы даже последний дурень понял:
— Теперь, абрек, тебе новые зубы потребуются.
Чеч сразу уразумел. Должно быть по глазам Алексея все что надо понял — они у него были злые, безжалостные. Человек с такими глазами на все способен. Ко всему не пахло от русского страхом. Потому, если кто-то трусит, он даже пахнет иначе, чем смелый. Это каждый знает, кому доводилось видеть испуганных людей лицом к лицу.
Чеч сам не трус, но в животе у него вдруг похолодело: чего доброго ослабит хватку этот русский дурак, и отскочить не успеешь.
Стараясь не показать испуга, чеч предложил сделку:
— Э-э, командир, давай хорошо разойдемся. Мирно. Ты смелый. Я таких люблю…
Алексей понял: старший козырь у него. Раз так, то свою игру он может заказывать смело.
— Значит, жить не надоело?
— Не, — чеч говорил по-русски чисто, без малейшего намека на типичный для кавказцев акцент, — не надоело.
— Тогда так. — Алексей обдумывал тактику. — Скажи своим, пусть отпустят моего солдата. Это раз. Опустят оружие — это два. Солдат наберет воды и мы идем с тобой до моих людей.
— А ты меня там в мешок?
Чеч ещё сохранял остроумие. Это Алексею понравилось.
— Выбора у тебя нет. Ты либо веришь мне, либо мы сыграем тяжелый рок.
— Все, я тебе верю.
Они двинулись к «броне», тесно прижавшись друг к другу.
Было тогда у Алексея желание взять чеча за зебры, прижать и как тот сам говорил: «в мешок». Но это президент может пообещать и не выполнить — он не офицер, он всенародно избранный и понятие о чести у него свое собственное. Себе нарушить слово Алексей позволить не смог. Только и было, что они потом вволю попили водички. А чеч на прощанье крикнул:
— Ты, лейтенант, бабахнутый! Я бы умер — тебя не отпустил.
Наверное, горская честь тоже особая.
После войны Алексей подал рапорт на увольнение. Ну её на хрен такую армию, где не платят денег, где генералы воруют, а солдаты пухнут от голода. Пусть там дураки служат. А опять позовут взять оружие — тут ещё придется посмотреть, куда его правильней повернуть. Вот такое офицерское мнение.
Службу себе Алексей нашел почти сразу. Это с виду армия велика, а коснись — многие в ней знают друг друга и могут сказать, кто чего в переделке стоит. Алексея по рекомендации комбата, с которым они в Чечне побывали, взяли в службу безопасности коммерческой фирмы.
Работа у Алексея не пыльная, хотя несколько нудная. Он сопровождает грузы, которые перевозит фирма. В его обязанности входит охрана транспорта от любых посягательств. На ношение оружия фирма выправила Моторину специальное разрешение, и он ходит вооруженный.
Полгода службы прошло без приключений. Москва — не Чечня. Так во всяком случае считал Алексей. Пока его не клюнул петух в проклятое место.
Предстоял обычный рабочий день. Алексей явился на службу к восьми, как его тут же вызвал к себе начальник.
— Слушай, Моторин…
Шеф безопасности был словно бы не в своей тарелке. Алексей сразу насторожился: Лудилин, бывший майор спецназа ГРУ, мужик решительный, любил с плеча рубить, а тут что-то не то.
— Я слушаю, Арсений Петрович.
— Это хорошо, что слушаешь. Здесь, понимаешь, дело такое… Обычно ты берешь под охрану пломбу. Верно? Смотришь — проволока целая, плюмбум пробит пломбиром. Номер в наряде указан. Так?
Чем-то не понравился Алексею подобный заход. Почувствовал — сейчас ему шеф подсуропит нечто, от чего потом не прочихаешься.
— Так.
— Короче, есть в сундуке груз, нет его — тебе все равно.
— Точно.
— А сегодня груз получишь в руки.
— Арсений Петрович, на кой хрен трейлер гонять? Давайте легковую. Я сгоняю, отвезу-привезу.
— Ловкий ты, Моторин. Сейчас из бухгалтерии инкассаторскую сумку принесут. В ней… к-хм… В ней миллиард рублей…
Алексей почувствовал, что лицо у него стало вытягиваться по высоте кадра, как такое случается в телевизоре. Крутанул ручку — и повело в разные стороны — вверх и вниз. Странно, но шеф вроде бы и не замечал никаких изменений.
— Получишь и вместе с водителем погоните до фирмы «Астрон». Там заедете на территорию. Отнесете мешок в бухгалтерию. Получите товар. Вам его загрузят — и о, кей.
— Кто водитель?
Алексей знал почти всех шоферов фирмы и с некоторыми из них работать не любил. Ему не нравились болтуны, которые всю дорогу болабонили как радио. Другие, наоборот, — молчали, но включали на всю мощность кассетники и те бандурили в кабине на протяжение всего рейса. Алексей возвращался из таких поездок контуженный, с головой как пивной котел и с желанием кого-то убить в душе.
— Поляков, — назвал водителя Лудилин.
Алексей вспомнил тихого и незаметного как мышь мужичка лет сорока пяти. С ним он однажды отвозил груз в Ярославль и претензий к такому напарнику не имел.
Как это часто случается (говорят «хорошая мысля приходит опосля»), Алексей уже после того, как события миновали, понял, что беспечно упустил из виду некоторые подозрительные моменты, на которые ему сразу стоило обратить внимание.
Прежде всего на то, что Поляков, который был и водилой и экспедитором, как выяснилось, не знал точного адреса фирмы «Астрон». Получил «бабок» счетом на миллиард и повез их вроде бы на деревню дедушке.
— Найдем, — успокоил он Алексея, когда тот высказал удивление. — Визуально я знаю, где это.
Ко всему было заметно, что Поляков сильно нервничал. Он потел, сквозь зубы то и дело матерился на светофоры, на прохожих, на водителей, которые как ему казалось, шоферили не так как надо. Для себя такое поведение Полякова Алексей объяснял просто: не каждый день приходится возить миллиарды, попробуй не запсихуй.
С магистрали они свернули в проезд, который тянулся вдоль насыпи железной дороги. Проезд сжимало с одной стороны полотно, с другой — унылая бетонная стена, исписанная огромными черными лозунгами: «Лебедь — тот ещё гусь!», «Горбачев и Гитлер — два великих немца», «Ельцин — убийца».
Поляков то и дело объяснял Алексею что делает.
— Сейчас свернем налево. Проедем немного так. Теперь направо. Считай, приехали…
Поляков прижал машину правым бортом к глухой стене. Алексей подумал, что может оказаться в ловушке, но значения сразу этому не придал. Проезжая часть переулка в этом месте была узкой и поставить машину по-иному было бы трудно.
— Я сейчас. Ты погоди. — Поляков выскочил из кабины. — Дойду до проходной. Договорюсь, чтобы открыли ворота.
Он махнул рукой в направлении, куда собирался идти и, не оборачиваясь, заспешил прочь.
Алексей огляделся. С обеих сторон переулок пожимали глухие заборы. В том краю, куда ушел Поляков, виднелся Т-образный перекресток. Вдоль забора на противоположной стороне росли несколько унылых пыльных лип.
Поляков дошел до перекрестка, свернул направо и скрылся из виду.
Проводив его взглядом, Алексей вынул из кармана конфету «Снежок», громко шурша стал сдирать с неё обертку. Прежде чем положить сосульку в рот, огляделся. И сразу заметил человека. Тот приближался к машине, сунув обе руки в карманы куртки. Кожаная кепочка с пуговкой надвинута на лоб. На глазах темные очки. Плечи опущены, спина ссутулена.
Алексей положил «Иж-81» на колени стволом к двери: открой её и дуло упрется в грудь.
Алексею нравился этот отечественный помповик двенадцатого калибра с пистолетной рукояткой с трубчатым магазином. Он сам его покупал в магазине и отстрелял на стрельбище. Из патронов остановил выбор на «магнуме» повышенной мощности: уж коли взял в руки оружие, оно не должно подвести.
Личный опыт позволил Алексею отдать предпочтение помповику: одно продольное движение цевья и новый патрон ждет своей очереди в стволе.
В стрессовой ситуации помповик вселяет в человека куда больше уверенности, нежели двустволка и даже пистолет. А уверенность всегда определяет внутреннее состояние стрелка и оказывает влияние на результаты стрельбы. Можете не спорить — это проверено.
Затем патрон — деталь, значение которой не всегда способен осмыслить дилетант, не державший оружия в руках в минуты, когда оно должно издавать не просто пугающий звук: «пу!», а поражать цель.
Дульная энергия пули, вылетающей из ствола помповика двенадцатого калибра, в десять раз мощнее, нежели у пули пистолета Макарова. А уж, если на то пошло, автомат АК-74 сравнивать с помповиком вообще не приходится. Алексей держал «акашку» в бою и готов был забросить её подальше, окажись под рукой старенький АКМ калибра семь шестьдесят два.
Не все новое лучше старого. Двух пустых ящиков из — под снарядов достаточно, чтобы надежно укрыться за ними от АК-74 и чувствовать себя как в танке. А вот если у противника в руке помповик, то ящичек тебе уже не покажется танком!
Короче, Алексей чувствовал себя уверенно и спокойно. А парень тем временем не спеша приближался к машине.
Алексей на всякий случай передернул цевье, загоняя в ствол патрон. Спустил предохранитель. Что-то ему не нравилось в подходившем, хотя что именно, он объяснить не смог бы.
Сам сидел все так же как и раньше, не поворачивая головы в сторону и смотрел туда, куда ушел водитель. Всей спиной Алексей ощущал мешок с деньгами, который лежал на «спальнике» — месте, где отдыхают сменные шоферы.
Парень подошел к кабине и так, словно был здесь хозяином, рывком распахнул дверь.
Алексей провернул голову и увидел дуло пистолета, смотревшее на него из под полы куртки подошедшего.
Обычно такой аргумент вгоняет в тоску кого угодно — и отчаянного водилу и профессионала охранника. Но в этот раз легкое дело застопорилось. Пистолет — дело серьезное, однако когда тебе немедленно в ответ в грудь уперся ствол двенадцатого калибра, и его давление ощущается даже через одежду — это куда серьезнее.
Взгляд у Алексея злой и прицельный. Он уже понял: его противник — обычный шмайсер-боевик, крутой, но без боевого армейского замеса. Вырос как прислужник-шестерка на задворках банды, привык к легкой добыче, умеет шмалять, но с достойными противниками не встречался.
Голос у Алексея спокойный, вразумляющий. Уж он-то знает, — повысь его, сорвись, заори, и противник от мандража и обалдения может нажать на спуск.
— Брось пистолет, мальчик. Вниз. Под себя. И не дергайся.
По взгляду противника Алексей понял — тот не столько испугался, сколько опешил от неожиданности. Есть сорт людей, которые переживают страх после того, как прошли крутые испытания. Их особенность — в минуту стресса они краснеют. Те же, кто бледнеют при встрече с опасностью, мгновенно теряют волю и способность осознавать свои действия.
— Брось!
Парень расслабил кисть. Пистолет выпал из руки, на миг повис на указательном пальце, пока скоба спускового крючка не соскользнула с него. Упал, глухо стукнувши по асфальту.
— Ты чо, мужик?
Силен бродяга!
Алексею такое даже понравилось. Влез в кабину чужой машины с «макаровым» в кулаке и теперь глаза выкатил от удивления — вроде бы какое-то недоразумение возникло.
— А то, мальчик. Вот поиграть захотелось.
Даже оставшись без оружия, парень не потерял присутствия духа. На щеках катались тугие желваки. Глаза смотрели зло: будь сейчас обстоятельства в его пользу, он бы спустил курок не задумываясь. В этом Алексей не сомневался.
— Слушай, мужик! — Парень не говорил, он скрипел, выдавливая звуки через зубы, словно ему было трудно открывать рот. — Положи карабин и мотай. Тебя не тронут.
— Да ну?! — Алексей, пытаясь выбрать наиболее выгодную тактику, изобразил крайнее удивление. — Ты случаем не чеченец? Мне один уже такое предлагал.
— Ты плохо понял?
Занимать нахальства парню не приходилось. Перед стволом, направленным в грудь, он держался так, будто сила находилась на его стороне. Алексей понимал — это типичная для бандитской психологии ошибка. Уверенный в своем праве пускать оружие в ход по обстоятельствам, он не признавал его за теми, кто подчинялся закону. Таких исправляет только сила. Ни разумных доводов, ни логики они не принимают во внимание.
Вдалеке из-за тополей, росших на границе проезжей части и тротуара, на сцену вышли два новых персонажа.
Они двинулись к машине не торопясь, явно уверенные в том, что численное превосходство заставит охранника дрогнуть.
Видели они ружье в руках Алексея или нет он не знал. Но для того, чтобы не ошибиться, он предположил — видели. Значит, оно их не испугало. В таких условиях решимость действовать круто надо им доказать.
Алексей поднял помповик так, чтобы тот оказался на уровне головы налетчика. Ствол смотрел вверх, и дробовой заряд никому не мог нанести поражения.
Указательный палец осторожно (как потом сам для себя определил Алексей — «ювелирно») нажал на спусковой крючок.
Пистолетная рукоятка толкнула в ладонь сильно и больно. Пожалуй, если так пострелять денек, то «магнум» отобьет руку за милую душу.
Громкий звук выстрела эхом прокатился по улице.
Парень дернулся и упал на спину.
Лежа на асфальте, он сучил ногами, прижимал ладонь к щеке и громко орал.
Два налетчика, ещё недавно не ведавшие сомнений и страха, бегом бросились к спасительным тополям.
Алексей быстро огляделся и увидел, как по переулку к машине зигзагами бежал водитель.
Алексей опустил ствол, нацелив его в живот все ещё лежавшему на асфальте парню. Двинул ружьем, показывая, что приказывает встать.
Оказалось, что выстрел сбил нахальство и спесь с налетчика. Он счел за благо подчиниться сразу: медленно сел, потом оперся рукой о землю и встал.
В глазах налетчика уже отражалась не злость, а откровенный страх. Лицо его посерело, губы дрожали, по лбу струился пот. На щеке и на пальцах, которые он к ней прижимал, виднелась свежая кровь.
Алексей передернул цевье так, чтобы стреляная гильза не вылетела наружу, а осталась в кабине.
Перезарядив ствол, нажал им на ладонь налетчика, которой тот прикрывал щеку. Парень опустил руку. Открылось ухо. Несколько дробинок задели раковину и вырвали часть хряща. Была ли цела барабанная перепонка, можно было только гадать.
— Уходи!
Парень скорее всего его не расслышал.
Алексей тыльной стороной ладони махнул от себя, жестом показывая: «Уматывай!»
Но страх уже сломал смельчака, который ещё совсем недавно выглядел неисправимым наглецом. Он вдруг заскулил, заныл, упал на колени и стал отбивать поклоны, как монах, отрабатывавший епитимью.
— Тьфу! — Алексей выругался сквозь зубы, не переставая следить за теми двумя, что прятались за деревьями. Краем глаза он заметил, что в переулок въехал и остановился у перекрестка черный «Додж» внедорожник. Разом распахнулись все двери и наружу выскочили несколько человек. Оружия у них не было видно, но в том, кто эти люди Алексей даже не сомневался.
Водитель уже был рядом. Это заметно усиливало позиции Алексея: два человека — уже не один.
Тем не менее он инстинктивно направил ствол помповика в сторону открывавшейся двери — мало ли что.
Предусмотрительность не подвела.
Водитель, в сбившейся на бок спортивной шапочке, сунул в кабину голову, и Алексей увидел пистолет в его руке.
Теперь все сразу встало на свои места.
Водитель не заблудился, не потерял нужное им место, он блуданул специально. Он состоял в заговоре и привел машину в засаду. Чтобы снять с себя подозрение, сделал вид будто пошел искать дорогу.
Сволочь! Вот подонок! Стрелять таких без суда и следствия!
Деньги — миллиард рублей (десять тысяч бумажек по сотне тысяч каждая!) — лежавшие в кабине на «спальнике» в брезентовом грязном мешке, являли собой ту гранату, на которой Алексей едва не подорвался. Стоило только в какой-то момент дрогнуть и все бы пошло по сценарию банды.
И опять все решило оружие. Дуло «ижа», в этот день уже однажды прогремевшее выстрелом, уперлось в грудь Полякова, заставив его выпустить из рук пистолет.
Еще один ствол упал под колеса машины.
— Влезай! — Алексей ткнул дулом в подбородок водилы. — Быстро!
Жестокость — не лучшее качество души, но сдержаться Алексей не мог. Он поднял ногу и тяжелой подошвой ботинка ударил водителя по стриженому обвалованному жирной складкой загривку. Поляков замычал и замер, уткнувшись лицо в ладони.
Так он и сидел в кабине — свесив повинную башку на колени. Было видно — страх парализовал его, лишил воли.
Алексей запустил двигатель и тронулся с места резким рывком, от которого Поляков едва не врубился макушкой в стекло.
Долетев до перекрестка, Алексей резко развернул «КАМАЗ» и погнал его обратным путем, который достаточно хорошо запомнил.
Он видел — его преследуют.
У заднего левого колеса, не отставая ни на метр и не вылезая вперед, двигался тот самый черный «Додж» внедорожник, который он едва не таранил на выезде из переулка.
То обгоняя «КАМАЗ», то подстраиваясь к нему с боку, катил микроавтобус с четырьмя пассажирами. Все они сидели с правой стороны и, влипая лицами в стекла, глазели на Алексея.
Под его ногами стонал и пытался ворочаться водитель. Только помповик, лежавший на коленях Алексея, молча убеждал его не совершать глупостей.
Алексей вел машину спокойно, не превышая дозволенной скорости. Загодя притормаживал у светофоров. Он больше всего боялся, что его попытается остановить какой-нибудь ретивый инспектор ГАИ. Поднимет жезл, махнет им, что тогда делать? Кто знает не из одной ли он шайки с преследователями? Мундир — не доказательство честности.
Лишь у третьего светофора Алексей вспомнил о телефоне.
Только недавно всех охранников, работавших с машинами на линии, фирма снабдила мобильными телефонами «Санио», но к ним ещё не все привыкли.
Взяв трубку, которая лежала в кармане куртки за спинкой сидения, Алексей настукал номер. Ему ответили сразу.
— «Транс» слушает.
— Это «десятка». Моторин.
— Что у тебя?
— Похоже крысы одолевают.
— Ты где? Доложи точно. Сейчас пришлем крысоловку.
— Я на подходе. Доберусь сам. Лучше встречайте дома.
Когда машина поворачивала с магистрали на улицу, которая вела к базе, Алексей заметил, как мимо проехали и «Додж» и микроавтобус.
Добыча выскользнула и с этим им оставалось только смириться.
Во дворе фирмы к машине подбежали охранники.
Сам шеф безопасности Арсений Лудилин — бывший чемпион всесоюзной спартакиады по вольной борьбе, широко расставляя ноги, подошел к Алексею.
— Ты как сынок? — Он дружески пристукнул его по спине ладонью (будто доской огрел по загорбку). — Не забздел? Это ладно! — И пообещал. — Такое мы сегодня обмоем.
Он сам взял со спальника мешок с деньгами и осмотрел пломбу.
— Порядок.
Два охранника подхватили водителя под руки и как алкаша, который с передеру вогнал себя в отключку, поволокли к конторе.
— Что теперь будет с ним?
Алексей, потирая плечо, отбитое проявлением дружеской теплоты, спросил шефа секьюрити.
— Допросим, — ответил тот. — Потом ещё поживет немного и скорее всего окочурится от расстройства.
— Убьете?
От столь откровенного вопроса шеф безопасности даже споткнулся. Посмотрел на Алексея пристально, стараясь понять, насколько стоит быть откровенным в ответе. Потом объяснил с достаточной ясностью:
— Зачем убивать? Он сам посидит, выпьет стаканчик и нажрется грибов…
— Поганок?
— А кто их знает, лично я грибов не ем. — Шеф хмуро улыбнулся — Венок выставим от фирмы. Это точно…
В тот же день президент АО «Трансконтиненталь» Николай Фомич Чепурной вручил Алексею пакет из плотной желтой бумаги. В пакете лежали двадцать стотысячных банкнот — плата за страх и верность.
* * *
Вам когда-нибудь доводилось сидеть за рулем «Мерседеса-600»?И не для балды, попросив у знакомого разрешения покрутить баранку на гаражной стоянке, а в своем собственном, приобретенном на кровные тугрики и на ходу? Нет?
Тогда дальше можете не читать: все одно ничего не поймете.
А зачем читать, если не понимаешь, верно?
Илья Николаевич Абрикос тоже долго не понимал, что означает сидеть за рулем собственного «Мрседеса» пока не перебрался в него с собственной же «Волги». Зато теперь кайфует, оказавшись на вершине блаженства. Не ясно? А вы представьте: вот вы подходите к лимузину. Еще издали подаете команду охранной сигнализации. Верный электронный сторож, как старый пес, радостно вякает. Он узнал хозяина и доволен.
Вы подходите ещё ближе и видите чудо-машину. Цвет?.. Нет, это просто необъяснимо: это фантастика. Колер не то, чтобы черный, и даже не синий, хотя и глубокая синева, как бы утонувшая в черноте ясному глазу видна. Короче — цвет это нечто. Одна лампочка, освещающая гаражный бокс, дробится на полированной поверхности десятками огней, словно над машиной висит гирлянда светильников.
А полировка?! Чтобы не оставлять на ней сального отпечатка руки, Илья Николаевич любит очень легко, воздушно, проводить по крылу ребром ладони. И сердце заходится в таком же сладостном ощущении, как лет десять назад, когда он касался атласной попки своей благоверной Валентины Романовны. Теперь, пополневшая, раздобревшая супруга былых восторгов у Абрикоса не вызывает, да и кожа на половинках стала рубчато-пупырчатой — бр-р! Его чувствами завладела машина.
Ладно, пойдем дальше. Вот вы сели в свой «мерс» на переднее сидение слева. Достали ключ, вставили в замок зажигания. Теперь надо слегка повернуть — да не давите вы так, ради бога! — ну, очень легко… Ничего не слышите? А двигатель, между прочим, уже завелся. Вот уважаемые: хорошее сердце работает так, что вы его даже не слышите. Класс!
Теперь посмотрите сюда, на рычаг переключения скоростей. Это вам не металлический дрын с черной пластмассовой шишкой сверху. Это тоже нечто. Одним словом — дизайн. Даже выражения не найдешь подходящего. Но главное — устройство неимоверно удобное. Опять же дизайн и комфорт.
А здесь, да нагнитесь чуть-чуть, чтобы получше видеть, — вот именно здесь — ваша жизнь и полная, можно сказать безопасность, уложенная в специальный контейнер.
Представьте себе, вы катите по шоссе и мажете в столб… Нет, лучше скажем так: вам в лоб лупит дурак на дурацкой «Оке». Сами знаете как умеют гонять эти «совмарочники» на своих танковых лимузинах — быстро и безрассудно.
Короче, дурень бахает вашему «мерсу» ударом в лобешник. И тут сразу из под панели огромный воздушный надутый мешок. Бумс! И вы головой, которой привыкли думать, а не бить кирпичи, врубаетесь в этот презерватив. Конечно, впечатление не очень чтобы, но подумайте сами — не лбом в стекло, не грудью в баранку…
Короче, как говорят немцы в объединенном Дойчланде — «Heil und ganz» — вы в целости и сохранности.
Ферштейн? В смысле — вам ясно?
Нет, «Мерседес» — это со всех сторон вещь не пролетарская, не «Ока», не «Волга». Не едешь — паришь на ней как орел над Кавказом.
Илья Николаевич гнал по Московской кольцевой дороге в умеренном темпе — под восемьдесят. День воскресный, автомобильная канализационная магистраль столицы в такие дни переполненной не бывает, катись себе, вдыхай ощущение скорости. Серая лента бетона наматывается на колеса и циферки на спидометре едва успевают отсчитывать километры.
Илья Николаевич держал руль одной правой. Левую локтем положил на дверной проем. Встречный ветер влетал внутрь салона, ласково ворошил волосы на лысеющей голове…
Нет, если вам не доводилось сидеть за рулем собственного «Мерседеса-600», Илью Николаевича вам никогда не понять. Не дано-с. Как самому Абрикосу, который не понимал тех, кому зарплату не платят по полгода, а они вкалывают и только сопят. И ничего в таком непонимании удивительного: на людей, оказавшихся у разных полюсов земли, указывают разные концы одной и той же стрелки.