Щепак Владимир Карлович. Обыкновенное порно

   – Да. – неожиданно для себя сказала Анка, вспомнив бокал с шампанским. Приковывающая взгляд магия пузырьков, согревающая сладкая жидкость. Согреться сейчас надо, Анка чувствовала как ее трясет. Это не от холода, а от пере возбуждения.
   – Тогда принеси виски, вон из того бара. Ты любишь виски со льдом?
   Анка не знает что такое виски со льдом, но она все равно выпьет, Виктор Семенович дурного не предложит.
   – Хотя… Нет. Пожалуй я сам выберу для тебя напиток, подозреваю, виски, тебе не понравится. – Сказал он и порывисто пошел к стенному бару. Долго возился у отрытой дверцы, выбирая. Наконец воскликнул осененный идеей. – Хочешь сладкое?
   «Он. Это он»
   Восхищенный взгляд на ловкие, энергичные движения Виктора Семеновича. Да, да именно так двигался он, так же улыбался, смешно дотрагивался до переносицы двумя пальцами, смотрел с прищуром и иногда поводил плечом вперед, словно ему мешала складка одежды. Анка попробовала повторить движение плечом. «Дурочка. На придумывала, я же никогда его не видела.»
   – Спасибо, – прошептала одними губами приняв дрожащей рукой бокал с вином.
   Анка пьет тягучий рубиновый сироп, тяжелым драгоценным цветом просвечивающий настольную лампу, в немом обожании смотрит мудрейшему человеку на планете в глаза. Виктор Семенович рассказывает, очень интересную историю, мягким, ровным голосом. «Тореадор держит в руке пику, бык наступает, пика против рогов, и взгляд врагов, долгий глаза в глаза…» Анка не следит за сюжетом, потеряла нить рассуждений, слушает только, ласкающий, гипнотизирующий голос. И от этого острые импульсы удовольствия нежно берут за соски, наливают их теплым свинцом, быстрой волной бегут вниз живота согревая тело и увлекая за собой все мысли. С каждой волной хочется охнуть и расплыться медузой на кресле. Ничто ее не остановит, если он вдруг захочет чего-то большего. Глаза блеснули влагой, призывно, со всей силой очарования проснувшейся в Анке женщины.
   – Пойдем, принцесса, я, таки, уложу тебя спать. А с завтрашнего дня, готовься познавать науку. Так уж и быть стану твоим учителем. – Он внимательно и как-то по особому взглянул, мягко взял ее за руку и повел в спальню, где стояла большая кровать.
   Виктор Семенович, легким движением подхватил хрупкую девушку на руки. Причудливая тень на стене из сплетенных фигур от света торшера, игриво взмахнула крыльями Валькирии на мраморной скале. Захотелось вдруг обвить его шею руками, чтобы тень была чуть чуть похожа на промелькнувший образ. Схватить и не отпускать никуда, никогда, остаться с ним вечно! Но, Анка, не решилась. Она же сгорит со стыда, если Виктор Семенович оттолкнет ее порыв. Тогда оставаться здесь она не сможет. А куда идти? И как же ее мечта?
   – Спокойной ночи, маленькая принцесса. – сказал и положил ее в постель, поцеловав в краешек губ. Анка ответила на поцелуй, чуть приоткрыв рот. Виктор Семенович укрывая ее одеялом, подмигнул заговорщески, «Завтра первый урок, держись девчонка» и вышел из спальни.
   Горячими губами шепнула ему вслед: «Не исчезай, не пропадай. Останься со мной».
   Во сне она училась летать. В легкой как воздух одежде, рука в руке с добрым волшебником. Он чутко поддерживал ее когда они шагнули с облака.
   «Виктор Семенович, а я не упаду?»
   «Нет, если будешь делать все правильно»
   На другом облаке, пониже, стояла учительница, Екатерина Борисовна, и радостно махала Анке рукой.
   Утром они завтракали напротив друг друга, и Виктор Семенович смотрел на нее, смеясь одними глазами. Вдруг сказал:
   – Раздевайся!
   – Зачем? – удивилась Анка вспыхнув. Она не ослышалась?
   – Смущение, вот что тебе сильно мешает. Смущение, самый страшный враг актера. Ну может быть тебе удастся один, единственный эпизод в жизни, и то, лишь когда нужно сыграть неподдельно стыд. Но таких эпизодов если наберется один на сотню фильмов. Ты же не хочешь играть всю жизнь эпизодические роли?
   – А может, не надо? – Анка сомневалась, что это хорошая идея.
   – Если хочешь быть настоящей актрисой, ты сделаешь это! Представь себе ситуацию: съемки на пляже нудистов, все операторы, режиссеры и прочие подсобные рабочие одеты, а лишь ты – как очищенная луковица. Научись смотреть сквозь людей. Вообще, ты должна уметь возвышаться над людьми, они сами придумывают себе богов. А ты и есть эта богиня. Гм, можешь ей стать.
   – Но… Я еще не готова. Вот так. Сразу…
   – Очень жаль. – жестко сказал Виктор Семенович.
   Он ушел на работу, а Анка осталась в квартире в полной растерянности и досадой на себя. Одно дело чувствовать, что за тобой подсматривают в окошко бани, а другое – сознательно раздеться перед мужчиной, пусть даже и лучшим на свете.
   «Обиделся, что я такая непутевая. Рассердился и наверное выгонит меня сегодня. Ну, что в этом такого? Снять халат и пройтись по комнате, очень даже просто.»
   Подошла к зеркалу, взглянула на себя. «Ведь есть на что посмотреть, красивая, не уродина какая!» Собрала рукой волосы в пучок присев в шутливом реверансе, показала себе в зеркале язык. Решительно зашторила все окна, чтобы ни единой щелочки, сняла халат, повесила его на подлокотник кресла.
   – Вот так буду ходить целый день. Надо привыкнуть, я обязательно привыкну. А когда он вернется – встречу его. А что?
   Тяжела доля артиста. Ходить в неглиже трудно, совсем не потому, что это неловко, просто непривычно неприкрытому ничем телу, неприятно и холодно. К возвращению Виктора Семеновича, окончательно продрогнув, не выдержала и оделась. Томилась, ожидая. «Вот сейчас он придет, а я скажу: Я готова.» А вдруг, он уже передумал ее учить? Придет злой и недовольным своей ученицей. Станет отчитывать ее за нерадивость. И скажет: «Знаешь что, девочка, собирайся-ка ты, домой» «Нет!» Но Виктор Семенович вернулся в добром расположении духа и у Анки отлегло от сердца.
   – Примерь свое вечернее платье. Хочу сделать сюрприз своей принцессе, вот и посмотрим, насколько угодил.
   Он развернул сверток, и черный кусок ткани жгуче бросился в глаза. Никогда у нее не было такой одежды! Куда такое одевать в деревне? В школу? «Да, Рыжий, до старости вспоминать будет.» Это платье царицы, а не деревенской девчонки.
   – Я… я стесняюсь в нем!
   – Актриса! – строго сказал Виктор Семенович. – Наберись мужества, это твоя работа – быть красивой. Ты же сама этого хотела – теперь неси свой крест. Привыкай к свету рампы, который выхватывает из темноты только тебя одну. И тысячи зрителей затаив дыхание, ждут, что ты скажешь. Ты должна одинаково чувствовать себя, как в тряпье уличной проститутки, так и в одежде королевы. А случайно оказавшись совершенно голой в людном месте, вести себя с достоинством супер-модели. Человеческое тело совершенно, и одежда лишь крадет его красоту. Давай, давай девочка, топай в свою комнату переодеваться. Сегодня тебя ждет очень полезный урок.
   С такими вескими доводами нельзя не согласиться, и Анка согласилась. Она научится, обязательно. Научится носить одежду и ходить без нее, научится хорошим, светским манерам. Это очень трудно, но куда деться от своей мечты? Покорно пошла в спальню. А как же проверка домашнего задания? Она так тщательно готовилась. Потом, когда ни будь.
   И вот она женщина, способная приковывать надолго внимание мужчин. Влюбилась с первого взгляда в свое отражение в зеркале гардероба. Тонкие, изящные черты тела выгодно усиливало строгое черное платье. «Господи, красота-то какая!» Роковая дама. Когда она вышла из спальни в новом платье, Виктор Семенович практически никак не отреагировал, просто сказал: «Хорошо», Это сильно задело Анку. Она так восхищалась собой, а он: «Хорошо». Что же для него отлично?
   – Пойдем, нас уже ждет такси.
   А куда мы едем? Выворачивал на изнанку вопрос, щекотал корешок языка и вертелся, вертелся в голове. Спросить, не удобно, не вежливо. Сам же Виктор Семенович молчал. Загадка и томление от предвкушения волшебства. Скорее бы приехать. Оставалось только смотреть на ночной город из окна машины. Первый в ее жизни большой город, районный центр не в счет. Желтые круги от придорожных фонарей волнами накатывались и отступали в прозрачную темноту. Он молчит, таксист молчит, и Анка чтобы заполнить образовавшуюся пустоту вневременья стала представлять себя рыбой попавшей в стаю светящихся креветок; огненный ручеёк вьётся в темноте и пропадает в бесконечности, а она остановилась пораженная красотой этой солнечной дороги.
   Такси наконец притормозило около одиночного дома, на краю города. Когда они вышли из такси и Виктор Семенович отпустив таксиста, неожиданно сказал:
   – Смотри и запоминай. А еще знай, никому ты не обязана – это все обязаны тебе.
   Открылась входная дверь и тугая волна музыки с запахом фимиама неожиданно ударила, ошеломила Анку. И свет. Малиновый, сквозь кумач. А из окон не видно. «Наверное зашторены»
   – А-а-а-а! Семеныч, заходи дружище! – Встретил их у порога лысый добродушного вида толстяк. Он чуть склонил голову в кивке, поклоне сверкнув красным зайчиком на лысине, и с затылка обнаружилась полоска волос удивительно похожей на лавровый венец Цезаря.
   – Познакомьтесь, Павел Тимофеевич, это Анна Денисовна – наша новая актриса, которую мы долго с Вами искали для нашего проекта. Я потом, на досуге, с деталями Вас ознакомлю, – представляет он Анку и добавляет, уже для нее. – А это директор нашей картины, Павел Тимофеевич. Если ему понравятся изменения в сценарии, то он разрешит тебе сыграть пару эпизодов. Не так ли?
   – Семеныч, где ж ты такую красоту нашел? Я всем всегда говорил, что ты настоящий художник! – восхищается жизнерадостный толстяк, игриво поводя густыми бровями и хлопая себя по ляжкам, чем очень смутил Анку. – Анна Денисовна, говорю как заинтересованная сторона: Вы верно нашли своего режиссера!
   Не привыкла она к своему имени в сочетании с отчеством: ну, Анка, Аня, Анюта – привычно, а это даже слух режет. Она прикусила губу. Привыкай! «Наберись мужества и привыкай.» Чтобы скрыть свое смущение глянула с любопытством через плечо толстяка, приподнявшись на цыпочках и вытянув шею. Большой зал, наполненный людьми.
   – Это дискотека?
   – Что Вы, что Вы, Анна Денисовна! – радостно хохотнул толстяк, щелкнул пальцами, кивнув грудастой девушке с рубиновыми волосами, «Подойди» – Гораздо лучше! Это тусовка нашей киношной богемы. Смею Вас заверить, здесь так хорошо, что Вы не захотите уходить отсюда.
   Подошла девушка. А волосы у нее вовсе не рубиновые, она крашенная блондинка – это свет… Одежда, как у древней охотницы, две тигриных шкуры слегка прикрывающие интимные места. И большие груди, чуть меньше волейбольных мячей. Как же она их носит, тяжело ведь? Директор пухлой ладошкой шлепнул охотнице по тугой заднице и подмигнул Анке.
   – Алёна Николаевна, познакомьтесь с Анной Денисовной, и представьте ей всех наших друзей, а мне с Виктором Семеновичем нужно парой фраз перепихнуться.
   – А, Вы хорошенькая! – скороговоркой заговорила огненная охотница, схватив Анку под руку, будто старинную подружку, просто и без комплексов первого знакомства, повела в зал к эстраде. – Давай на ты? Вообще-то меня Никой все зовут, а не Алёной Николаевной, и мне так больше нравится… А как тебя, лучше, называть?
   – Только, ты, Паша, без шоковой терапии сегодня обойдись, пожалуйста. – услышала Анка слова Виктора Семеновича тихо сказанные директору – создание нежное, ранимое.
   – Спокойно, Семеныч, все уже подготовлено по твоему сценарию.
   Ника, Анке понравилась. Хорошо же она может раскрепощать. Анка почувствовала себя своей в этом приятном и веселом обществе. Куда только делась чопорность с настороженностью? Куда только делась Анна Денисовна?
   – Анка, – говорила она всем при знакомстве.
   – Привет, Анка. Как здорово, что ты с нами!
   Ника щебетала перекрикивая громкую музыку и весело смеялась рассказывая маленькую подробность про каждого нового знакомого. И подробность обязательно была пикантной. Вдруг музыка резко оборвалась. «И вот однажды…» оборвала свой фальцет Ника в возникшей внезапно тишине.
   – Ой, умора! – снова воскликнула Ника. – Сейчас на эстакаду выйдет Таха, то есть, Наталья Андреевна. Пойдем посмотрим? Надо быстро, а то все лучшие места займут.
   – Ага.
   – Эй! – возмутилась Ника, громко, вложив в свой голос недюжинный темперамент. – Будьте человеками! Дайте нормальный столик, новенькой! И выпить нам, плиз. Ты что пьешь? Понятно. Тогда, водку с кока-колой.
   Наконец все угомонились заняв места вокруг «эстакады» сцены с шестом-палкой посредине. Наступила многозначительная двухминутная пауза. Ожидание действа. На сцене никого. В полной тишине плавно померк свет, заставив затаить дыхание и напряженно всматриваться в темноту до светлячков-мурашек замельтешивших в глазах.
   Два прожектора вспыхнули острыми лучами одновременно с первыми аккордами музыки, выхватив из темноты две фигуры. Мужчина и женщина. Голые. Та та та таааа та та та таааааа… Резанули слух аккорды, шурупами ввинтились в мозг.
   – Токката Баха – шепнула Ника, но Анка ее уже не слушала, она была там, всеми глазами и дыханием.
   Две ночные бабочки попавшие в свет автомобильных фар бились на дереве в борьбе за свое право быть наедине друг с другом, а неумолимый свет преследовал их, брал за крылья разрывал переплетенные в страсти тела. И снова ночь, и снова свет, и тела, тела, тела в необузданной, пылкой любви и жестокой ненависти. Пламя забытого костра в ночи, несчастный бутон розы теряющий лепестки на безжалостном ветру. Вот так, вот так. Красиво, изгибая руки, плавно обнять за шею, едва коснуться волос, и губы близко, близко в предвкушении поцелуя. Вот так, вот так. Но едкий, бесцеремонный свет. Бессовестно вырвет из тени и покажет всем, то, что принадлежит, лишь двум влюблёнными. И снова битва, и снова агония, и стыд…
   – Ты что, подружайка? – испугалась Ника, толкнув в бок забывшую дышать Анку.
   Она была там! И поняла – смогла бы, сделать это и сделать гораздо лучше. Знала, чувствовала свое тело и скрытый ритм внутри, заложенный атомный заряд с пружиной-механизмом готовой лопнуть и выпустить в мир мегатонную мощь сексуальной энергии.
   – Ты, это брось, так близко к сердцу все принимать. – не унимается Ника оперевшись своими грудями– дынями о край стола и положив на них руки. – Ты лучше пей.
   Анка посмотрела на нее прозрачным взглядом, сквозь, вдаль, и залпом выпила свой бокал. Так вот что имел ввиду Виктор Семенович, когда сказал про полезный урок. Потом выпила еще, и еще, совсем не слушая болтовню Ники. Она провалилась, утонула в образах, что подсказал ей танец Тахи с ее партнером.
   Вскоре все стали бурно расходиться, любезно прощаясь. Целая стая такси, роем белых мух, разлеталась в темноту. Виктор Семенович подхватил шатающуюся Анку за талию.
   – Ну и надралась же ты, принцесса, сегодня.
   – Спасибо, Вам, спасибо Вам – повторяла Анка заезженной пластинкой всю дорогу домой и тыкалась носом в щеку с шершавыми, седыми колючками. Дневная щетина щекотала кончик носа. Было приятно и смешно от этого. И Анка терлась о нее то подбородком, то носом и тихо смеялась.
   Он с трудом поволок Анку по лестнице домой, она все норовила выскользнуть из рук и присесть на ступеньках, беззвучно сотрясалась в позывах хохота. Достал ключи придерживая разбушевавшуюся неудержимым весельем девчонку, открыл дверь.
   – Сейчас буду танцевать для Вас токкату. У вас есть эта музыка? А что? У меня получится не хуже, я умею.
   – Давай я тебя спать уложу. Больше так не пей.
   – Неееееет. Я сегодня весь день повторяла Ваш утренний урок.
   Схватилась за подол и стала снимать платье через голову, пошатнувшись повалилась на диван с задранным платьем.
   – Расстегните мне пуговицы на горловине, я забыла.
   Что он там делает? Сквозь ткань не видно. Почувствовала прикосновение твердых губ к своей груди. Нежно, нежно. И острый импульс, щелчком сухой ветки под ногами в сосновом лесу, пронесся по нервам вырвав невольный вздох похожий на всхлип, заставив мгновенно протрезветь. Свело судорогой колени. Она сейчас потеряет сознание. Как хорошо, как страшно, как страшно хорошо. Он не торопится открыть ей лицо и освободить руки попавшие в капкан черного платья. Она словно в мешке. Может это и правильно? Лучше напрячь слух и чувства и пытаться предугадать следующее действие. Он очень ласковый, боится причинить боль. Нежен и бережен с хрупким телом. Губы движутся вниз по телу до пупка. Хочется взвыть корабельной сиреной. «Ой. Я видела кошку во время этого. Как она ревела! А почему я не могу?» Почему она изо всех сил сдерживается, закусив до боли губу? Боязно. Может он не правильно поймет. Не поймет и остановится. «Отнесет в постель и скажет спокойной ночи» И тогда сердце разорвется от бешенного трепета и острого сожаления от неизведанного. Тело созрело и готово принять то что было в радужных фантазиях. Любопытно узнать. Что узнать? Странно… она и так это знает откуда-то, угадывает все свои ощущения. Так должно быть, и так может быть. Новизна в ожидаемом. «У него теплые руки!»
   – Щекотно.
   – Это пройдет.
   Анка счастлива, что нужна этому человеку. Хоть так она будет ему полезна, если нечего больше дать взамен его доброго отношения, в ответ на понимание.
   «Неужели,» – вспыхнула мысль в пьяном мозгу, – " скоро я буду знаменитой?»
   Утром она проснулась очень рано. Не чувствуется боли, о которой так много шептались старшеклассницы на переменке, и хихикали: «Ой, девки, я так визжала!». В теле легко и появилось что-то новое, огромное, пульсирующее в паху. Сегодня ночью Анна состоялась как женщина, и ее переполняет ни с чем не сравнимое ощущение гордости, перемешанной с радостью. Посмотрела с любовью на спящего мужчину. «Мой мужчина!» Женский эгоизм, замаскированный самоотверженностью. «Всё, всё отдам, до капельки, до ниточки. Буду твоей – будь моим». Ровные черты лица, морщинки на лбу и уголках глаз, спокойствие спящего человека. «Я люблю тебя». Захотелось прильнуть к нему, «рыбкой-прилипалой» и целовать, целовать, целовать. Она уселась по-турецки рядышком и стала ждать пробуждения любимого. Он медленно просыпается. Очень интересно наблюдать, как человек возвращается в сознание из глубокого сна. Вот порозовели щеки и уже подрагивают веки, готовые открыть синие лучистые глаза. Он вздохнул, открыл глаза, и улыбка засияла, словно утреннее солнышко.
   – А, ты давно не спишь, нимфа?
   – Нет, я только сейчас проснулась, – шепнула, слегка смутившись своей наготы. Прильнула к нему и поцеловала.
   – Совратительница стареньких дедушек.
   – Это я-то совратительница? – подхватила игру Анка и по-детски завязала с ним возню. – И где здесь старенькие дедушки?
   – Я не сделал тебе больно?
   – Нет. А, Вам было хорошо?
   – Очень. Давай, иди в душ, потом я.
   В ванной есть большое зеркало в нем можно рассмотреть все что произошло. Анка с интересом, задержав дыхание, изучает себя, трогает, гладит кожу и радуется каждому импульсу удовольствия, идущему от тела. И эти трепетные, пульсирующие, позывы внизу живота. Там, поселилось что-то огромное теплое и мохнатое, разворошило, растрепало на свой вкус, сделав уютную берлогу. И сладко спит, и пульсирует, пульсирует. Больно, только совсем немного и эта боль приятная.
   – Принцесса, к тебе можно?
   – Конечно, можно! Открыто.
   Он заходит с фотоаппаратом.
   – Сейчас мы с тобой будем делать искусство! Ты согласна?
   – Нет, Виктор Семенович! Не надо, – она закрылась руками.
   – Если не хочешь – не надо, я не настаиваю. Но, в конце концов, ты должна привыкать когда ни будь. Знаешь, в каких сценах по сюжету иногда играют актёры?
   – Да? – неуверенно спросила Анка, но руки опустила. – А тот сценарий, что вы пишете, там будут такие сцены? И мне придется?
   – Конечно. Ведь помнишь танец бабочек?
   – А… – уже более покладисто сказала Анка
   Но он не дожидаясь окончания ее внутренней борьбы, начал командовать, как заправский фотограф:
   – Подними левую руку и положи ее чуть ниже груди, приподними ногу и согни в колене, а теперь встряхни волосами.
   Она выполнила, как он велел, и шесть вспышек подряд озарили ее с нескольких ракурсов.
   – Ты, умничка! – говорит Виктор Семенович.
   – Правда?
   – Да. Истину говорю. И я сделаю из тебя настоящую актрису.
   Вечером Виктор Семенович пришел с работы и принес огромный рулон бумаги, с лукавыми искрами в глазах сказал:
   – Помоги мне приладить это на стену.
   Он развернул рулон на полу, и Анка увидела себя с шокирующей своей красотой наготе. Ахнула от неожиданности и всплеснула руками.
   – Это я?
   – Ты!
   Девушка необыкновенной красоты стоит под упругими струями воды. Естественная поза и взмах головы, так и кажется, что сейчас из плаката вылетят брызги воды от ее волос. На теле видна и блестит крошечной жемчужиной каждая капелька. И в этом выхваченном, зафиксированном на века мгновении видна мощь и сексуальная энергия не конкретной девушки, а всего, что олицетворяет женщину. «Богиня!»
   – Ну и?
   – Замечательно! – выдохнула она.
   – Теперь понимаешь, кто ты, есть?
   – Я горжусь Вами – Вы гений.
   – Нет, что ты, моя девочка, просто я делаю свою работу, учу тебя любить свое тело, любить себя до ступора, до чёртиков. Как там ещё? Только так сможешь играть на сцене.
   – Вы даже не представляете, что для меня значите!
   – А ты представляешь, что значишь для меня ты?
   Она взглянула коротко, призывно, с благодарностью и немедленным желанием отплатить взаимностью. Бросилась к нему. И секс, бурный, долгий, как полет на дельтаплане, прямо на полу, на плакате с восхитительной богиней любви. Не так, как раньше. Какое ты, разное, удовольствие! Дай бог, так никогда и не увидеть в этом однообразия и рутины.
   – Завтра у нас съемки. Хочешь?
   Хочет ли она на съемки? Ну как можно так спрашивать? Анка хочет. Она бы и сейчас туда понеслась. Теперь ночь будет невыносимо долгой. Будет тянуться невыносимо жаром тяжелого одеяла, обжигать нетерпением и воспаленными фантазиями.
   Трибуны заполнены пестрой толпой. На галерке свистящая, ревущая, топающая масса. «Оле! Оле!!! Оле!» Простолюдины. Знатные сеньоры с сеньорами со своей челядью в лоджиях с черным и желтым бархатом. Сеньоры пьют прохладное вино, их жены сладкую воду, а многочисленные дети в шитых камзолах и шелковых платьях изнывают от жары. Солнце нещадно печет, а тунисская рабыня вяло машет большим веером из перьев павлина. Мать и отец сидят немного впереди. Анна специально устроилась за их спинами, что бы они не увидели как она смущена. Вот, вот на арену выйдет тореадор Родриго. В прошлую корриду она бросила розу на опилки. Много роз тогда прилетело к его ногам с трибун, а он поднял только лишь розу Анны. Отец гневно сверкнул глазами, укоряя дочь за безрассудство, а Анна влюбилась… Родриго настоящий герой, таких нет. И глаза… Нет! Очи. Огромные прожигающие насквозь, заставляющие встрепенуться в сладкой истоме. Она ждет его. «Хорошо, что папа не видит»…
   Прогремели трубы, звонко, заглушив рев толпы, и Родриго выехал на белом арабском скакуне, сделал круг вглядываясь в лица на трибунах, проезжая мимо Анны пронзительно глянул на нее. И она украдкой показала ему расшитый золотом платочек. «Он будет твоим, как мое сердце сегодня вечером, приди ко мне под балкон, приди, приди» Лошадь всхрапнула, затанцевав на месте, это всадник горяч и нетерпелив, это всадник рванул поводья. «Я приду, обязательно к тебе под балкон, я спою тебе серенаду, которую сочинил держа в руках твою алую розу»
   И вдохновенная битва с огромным свирепым быком. Топот, рев, шпага и огненная мантия перед глазами раненного животного. «Мата! Мата! Мата!» Скандирует обезумевшая от вида крови публика. Вот так, вот так. Приподняться на цыпочки вытянуться в струнку, и прогибаясь пропустить острые рога в миллиметре от себя завести мантию за спину и нанести смертельный удар последней шпагой. Вот так, вот так. Кипящая кровь быка на опилках, кипящая кровь в венах. Родриго разорвал свой камзол на груди зачерпнул ладонью кровь поверженного быка, и под одобрительный рев толпы плеснул себе на грудь. Он идет к трибунам, такой отважный, ликующий, прекрасный, остановился напротив, пусть родители потом осудят за дерзость, но он готов, он такой. Смотрит в глаза жадно, жарко, страстно. На животе кровь, размазана…
   – Принцесса, просыпайся. Ты думаешь вставать? Нам сегодня – пораньше. Ехать далеко.
   – Виктор Семенович, а Вы покажете мне тот сценарий, что сделали для меня?
   – Зачем? Чтобы ты потом сфальшивила? Гораздо лучше когда тебе объяснят перед съемками все, что тебе нужно делать. У каждого режиссера свои приемы. Мне не нравится когда актеры знают свою роль наперед. Это как в жизни – никто не знает своего будущего. Ненавижу фальши – все должно быть искренне и натурально. Но сейчас тебе не надо сниматься, просто ты посмотришь как играют другие.
   – Аааа.
   Они ехали далеко, за город в коттедж Павла Тимофеевича у живописного озера, там будет проходить очередная съемка. Их вез шофер с киностудии, неприятный отталкивающий парень вызывающий раздражение с каждым произнесенным словом, но он честно пытался быть хорошим собеседником. Виктор Семенович занял все заднее сидение с бумагами, углубившись в работу, а Анке пришлось сидеть впереди и заставлять себя быть светски вежливой.
   – Гы, девчонка, Гы. Почему тебя не знаю? Наша новенькая? Как тебя зовут?
   – Анна Денисовна. – холодно ответила Анка. И душная, вибрирующая волна неприязни к этому энергетическому вампиру. Невидимый сгусток отрицательно заряженных, тёмных флюидов витал, давил Анке на плечи как протухший мешок с рыбой. Приходилось напрягаться чтобы не замечать этого давления. «Лучше бы молчал»