Страница:
— Вот, значит, как! Тогда попробуем по-другому: Лена ты мне будешь очень сильно мешать, если поедешь. Я не хочу брать тебя с собой. И буду очень недоволен, если ты приедешь с тем же Семь-сорок, или еще с кем-нибудь. Нечего глаза щурить, а то я не знаю, на что ты способна! Поэтому пообещай мне, что останешься дома.
— Не дождешься! Я уже решила, что еду. И кстати, какому такому глобальному процессу я, интересно, могу помешать? Местных девок кадрить? Или как вы это называете «кантинхент сымать»? Да? Я права? Ты именно поэтому так часто на соревнования мотаешься. Конечно, лучше чужую бабу приголубить, чем своей чего-нибудь доброе сделать! И выходит, что я, слепая дура, его люблю, ему подштанники стираю, жрать готовлю, а он — кобель, только и ждет момента, как бы из дома свалить и за теплую задницу какой-нибудь крали подержаться!
— Ты чего несешь!
— То, что слышал! И учти: если ты поедешь на покатушки без меня, то домой можешь не возвращаться!
— Позволь тебе напомнить, дорогая, что это — моя квартира, и я в ней хозяин.
— Хорошо, я тебя поняла. Я здесь — приживалка, не более. Так бы сразу и сказал, когда мы только хороводиться начинали. Мол, Лена, мне нужна домработница, кухарка и девка в постель!
— Не заводись! Прекрати истерику! Сама себя накручиваешь, а потом меня во всех смертных грехах обвиняешь. У меня уже уши от тебя вянут. Иди лучше сына успокой, он от твоего ора уже сам ревет! Но тебе же все равно, что из-за тебя ребенок неврастеником вырастет!
— Я тебя прекрасно поняла. И сделала свои выводы. Но если ты сегодня снова на меня наедешь — пеняй на себя, я могу и сорваться. Поэтому держись от меня подальше, ладно?
Не дав Олегу ответить, Ленка хлопнула перед его носом дверью в спальню и пошла укачивать Саньку. Ликвидатор потоптался в прихожей, потом плюнул и ушел, громыхнув входной дверью так, что эхо прокатилось по всему подъезду. Сел в машину и умчался. Без какой-либо особенной цели, просто — подальше от Ленки. Видеть и слышать ее обвинения он уже не мог. Хотелось придушить ее, грохнуть кулаком, чтоб заткнулась — что угодно, лишь бы молчала и не возникала.
Домой вернулся во втором часу ночи. В принципе, мог бы появиться уже часов в одиннадцать, но дважды находил пассажиров в своем районе и развозил в другие концы Москвы. По крайней мере, бензин окупил и несколько сотен можно в семейный котел бросить. Да и на сигареты останется.
Дом встретил его тишиной. Неестественной тишиной. Олег еще в прихожей понял: что-то здесь не так. Включил свет, заглянул в комнаты. Пусто. Сиротливо стояла Санькина кроватка, их с Ленкой диван даже не был расстелен.
В бешенстве Ликвидатор бросился в кухню и сразу же нашел записку, пришпиленную магнитом к холодильнику. Сорвал, начал читать убористый Ленкин почерк:
«Я поняла, что вместе мы жить не можем. Сегодняшний разговор окончательно показал твое отношение ко мне, я больше не хочу мириться с тем, что меня оскорбляют и ни в грош не ценят. Больше всего ты хотел свободы. Что ж, сегодня ты ее получил. Я с Санькой уезжаю к маме. Огромная просьба — не тревожь нас. Твои подачки нам тоже не нужны, можешь не беспокоиться. Как-нибудь перебьемся. Лучше всего, если ты вообще забудешь о нашем существовании. Прожив с тобой меньше двух лет, я заработала первые седые волосы. Парикмахеры долго удивлялись, как такое возможно в моем возрасте. Если я останусь с тобой дальше — превращусь в психованную старуху. Поэтому, мне кажется, выбор очевиден. Сегодня ты указал мне, что здесь — твоя территория, и я на ней никто. Что ж, слава Богу, у меня есть место, где я смогу придти в себя после всего того, что было между нами, и где вырастет мой сын. Прощай».
Первым желанием Ликвидатора было разорвать записку в клочья, но вместо того он аккуратно сложил ее и положил в бумажник. Вот, значит, как! Ленка опять решила сделать козырный ход, выставив его в дураках. Конечно, теперь все поголовно будут на ее стороне. Мать-одиночка, отец ребенка — хам деспот и ревнивец, жене даже в парикмахерскую ходить запрещал. Он-то знает все эти штучки-дрючки! Только вот в одном Леночка просчиталась: Санька — это его сын. И в его семье безотцовщины не будет, даже если мать ребенка — стерва и истеричка. Поэтому пусть даже не надеется: в покое он ее не оставит. Санька будет жить с ним, хочет она этого или нет.
Уснуть после такой встряски Ликвидатор не мог. Включил телевизор, но уже через пять минут вырубил, поскольку единственное, что шло по ящику — заумная переводная мелодрама — раздражала до печеночных колик. Смотреть на лижущихся актеров, изображающих любовный экстаз, было противно и мерзко. Пришлось прибегнуть к старому доброму средству. Хорошо еще хоть что-то в холодильнике осталось.
Стакан холодной водки подействовал на Олега как дробина на слона. Никакого эффекта, лишь горечь на губах. Недолго думая, он вылил из бутылки все, что осталось, и тоже выпил. Схватил кусок ржаного хлеба, втянул ноздрями хлебный запах, выдохнул. Посолил горбушку, потом зачем-то еще и поперчил и съел. Посмотрел на опустошенную бутылку и со всего маху грохнул ее об пол. Бутылка разлетелась мелкими стеклянными брызгами по всей кухне. Ликвидатор удовлетворенно хмыкнул и отправился в комнату, где рухнул на диван, жалобно скрипнувший пружинами, и отрубился.
Иван набрал номер Ленкиной мамы. К телефону подошла сама Ленка.
— Привет, Лесничий!
— О, привет, а я так и понял, что вы в гости отправились. Слушай, будь ласка, Олега позови.
— Олега здесь нет.
— А где он? Дома трубку никто не берет, мобильный не отвечает. Я думал, ты в курсе.
— Честно говоря, мне все равно, где этот человек, и что с ним происходит. Я ушла от Ликвидатора.
— Как ушла?
— Ногами. Саньку забрала и ушла.
— Когда?
— А вчера вечером. Достал он меня. Так что здесь его искать бесполезно. Ладно, у меня Санька раскричался, так что бывай! Пока-пока!
— Пока…
Растерянный Иван даже присел на стул, чтобы перевести дух и переварить только что услышанное. Вот это поворот! Нет, он же предупреждал Ликвидатора, что добром это не кончится! Черт, как же жалко. Может, еще помирятся?
Иван снова потянулся к телефону. Семь-сорок ответил сразу, словно держал руку на трубке и караулил его звонок.
— Привет, слушай, Ликвидатор не у тебя?
— Нет, а что?
— Ты уже в курсе, что они с Ленкой расстались?
— Да ты что!!! Когда?
— Вчера. Я только что с Ленкой разговаривал. Слушай, я за Олега беспокоюсь, не могу его нигде найти, все его номера молчат. Давай что ли съездим к нему, проверим, как он там, а то что-то сердце у меня неспокойно. Еще отчебучит чего-нибудь…
— Давай. Встречаемся, где обычно?
— Ага, через полчаса.
— Похоже, нету его дома.
— Да, выходит так. А где ж его черти носят? И почему мобильник заблокирован?
— Слышишь!
— Что?
— Слушай, может мне и показалось, но нажми-ка еще раз на звонок. Вроде бы там чьи-то шаги. Точно, ходит кто-то. Жми!
— Да без проблем.
После очередной трели из-за двери раздалось глухое «иду я, иду, хорош трезвонить», и Ликвидатор с опухшей со сна физиономией предстал перед друзьями.
— Че на пороге стоять? Раз уж приперлись — заходите. Уже в курсе, насколько я вижу? Оперативно Ленка сработала, этого у нее не занимать. Вчера в ночь свалила, а с утра уже вся общественность в курсе, что и как произошло. Да, кстати, Семь-сорок, спасибо тебе огромное и поклон нижайший! Удружил ты мне, брат, по-самое-не-могу!
— Слушай, я чего-то не догоняю? Я-то тут при чем?
— Ну, конечно же, как языком молоть — это ты всегда молодец, а как отвечать за свои слова — сразу непонимание в глазах самое искреннее, еще сейчас пяткой в грудь себя бить будешь… Кто Ленке про покатушки рассказал? Да ладно бы только это, ты ж ее еще и пригласить на них умудрился, даже меня не спросив. Прихожу вчера с работы, эта мамзель мне и заявляет, что мол Семь-сорок ее с собой на соревнования звал, и если я ее не возьму, то могу смело вытряхаться из своей квартиры. Я ее просветил, что это пусть даже не надеется, и уехал бомбить от греха подальше, чтоб не грохнуть ее, дуру. Приезжаю — вещички собраны, ее с Санькой нет. Так что спасибо тебе, Серега, по гроб жизни тебе благодарен!
— Слушай, Олег, что ты на парня взъелся? Тебе что, лень было жену с собой на природу взять? Тоже мне, нашел вопрос принципа. Я тебе еще в прошлый раз сказал все, что об этом думаю. Нельзя было так себя вести, вот Ленка и сорвалась.
— Да плевать я хотел на твои советы! Слышишь? И Ленка мне — не жена! Так что если кто хочет за ее подол подержаться — вперед! Только учтите, дело иметь будете со мной! У нее мой пацан, и я этого так не оставлю. Никакой чужой мужик моего сына воспитывать не будет! Не бывать этому, слышите?!
— Слушай, для начала — успокойся. Мы тебе не враги, и никто на твою Лену глаз класть не собирается. Нам сначала тебя, обормота, в чувство привести надо, а потом и будешь решать, как поступить и что делать. Чего это у тебя по всему полу осколки валяются? Блин, стой на месте, ты ж босой! Серега, подметешь тут оперативно, а мы пока в комнату пойдем? Да, сгоняй в магазин, купи чего-нибудь из продуктов быстрого приготовления. Вот, держи, должно хватить.
Сергей сунул в карман протянутую Лесничим пятисотенную купюру и занялся поисками веника. Иван отвел Ликвидатора в комнату, усадил на диван, а сам расположился напротив, в кресле.
— Много вчера на грудь принял?
— Да нет, у меня бутылка початая вторую неделю стояла. Ее и уговорил. Блин, паленая водка оказалась. Башка сейчас просто раскалывается. Пивка бы долбануть…
— Что делать собираешься?
— Честно говоря — еще не знаю. Вот сейчас у меня единственное желание кому-нибудь морду подрихтовать. И учти: Серегу я еще не простил, поэтому пусть не слишком отсвечивает.
— Да брось ты, сам же прекрасно понимаешь, что Серега здесь не при чем. Рано или поздно Ленка бы все равно отказалась сидеть дома. Просто совпало все так. Я Ленке с утра звонил, тебя искал, она со мной так поговорила, что аж из трубки холодом дыхнуло. Очень она обижена на тебя.
— А я как обижен? Хочешь прочитать ее послание, которое она мне тут на кухне вместо ужина оставила? На, держи! Меня что больше всего взбесило, так это то, что ей от меня ничего не надо и чтобы я о Саньке забыл и их не дергал! Хороша мамзель, а? Я ей своего сына не отдам, пусть даже не надеется.
— Но это и ее сын, не забывай. Она ж его вынашивала, рожала, считай: весь минувший год рядом с ним безотлучно просидела. Она за Саньку кому хошь глотку перервет, даже тебе. Не знаю, тебе, конечно, виднее, но мне кажется, что лучше Ленку пока хоть на неделю в покое оставить. Пусть остынет, успокоится. Да и ты сам тоже перестанешь одними эмоциями сыпать, а то искришь, как петарда новогодняя.
— Может, ты и прав, но я так тоже не могу. Там же Санька! Мой сын!
— И что с ним за эту неделю такого страшного случится? Ну, сам подумай! За ним сейчас две пары глаз смотрят, мамы и бабушки, голодным тоже не останется, сам понимаешь. А что касается всего остального, так Санька твой пока еще несмышленыш, ему что есть папа, что в командировке мотается — параллельно. Так что неделя погоды не сделает. И смотри: если ты к Ленке сегодня приедешь — обязательно сорвешься. Она это знает и наверняка готовится к соответствующему приему. Даже не факт, что на порог тебя пустит. А если выждешь какое-то время, то и она перестанет так психовать и на тебя смотреть исключительно как на врага. Может быть, даже удивится про себя: как это ты все еще ее дом штурмом не берешь?
— Вроде правильные вещи, Лесничий, говоришь, но я пока ничего обещать не могу. Понимаешь, со стороны если глядеть, выходит, что я кругом не прав! И подругу с собой на выходные не брал, и дома поздно появлялся, и далее по списку. Но никто ж не знает, как все на самом-то деле было! Никто! Ни ты, ни Семь-сорок! И поэтому все ваши советы мне как мертвому припарки. Никто, кроме меня, в этом дерьме не разберется.
— Да никто и не собирается за тебя это делать! Тьфу, черт упрямый. Ему про Фому — он про Ерему. Все, хорош грузиться, пошли хавать! Еще целый день говорить будем. Тебя одного оставь — ты еще дел натворишь!
— Только пусть Семь-сорок молчит в тряпочку и не отсвечивает, а? Я ж могу и не сдержаться!
— О Боже, беда мне с вами, детсадовцами! Будет молчать, как партизан на допросе, доволен?
Кристина поднялась и отправилась на поиски съестного, двигаясь тихо-тихо, чтобы не разбудить хозяина, который спал на раскладушке в той комнате, где они вчера ужинали. Видимо, свою комнату он как раз отдал ей. Впрочем, неудобства или стеснения из-за данного обстоятельства Кристина совсем не ощущала. Это пусть Ваньке икается, что из-за него человеку пришлось ей свою постель отдавать, а она тут — совершенно ни при чем.
Странно, но собранная раскладушка стояла, прислоненной к стене, и Фомича нигде не было видно. Озадаченная Кристина даже позвала его — бесполезно. Никто не отозвался. Уже ушел. Надо же! Куда его в такую рань понесло?
Отсутствие Фомича располагало к тщательному изучению его дома, чем Кристина и не преминула заняться. Может быть, со стороны это выглядело не слишком хорошо, но она должна была знать, куда ее забросило, и с каким человеком придется провести ближайшие пару-тройку дней. То, что ни сегодня, ни завтра она ни в какой поселок не пойдет, было очевидно. Без денег на дальнейшую дорогу весь этот поход терял всякий смысл. Значит, перво-наперво, надо найти, где хозяин хранит свои сбережения.
Заначку Фомича Кристина обнаружила быстро. Впрочем, назвать это заначкой язык как-то не поворачивался, поскольку деньги лежали на самом видном месте в буфете. На вид — что-то около трехсот-четырехсот рублей. Отлично, ей этого хватит. Пусть пока лежат. В крайнем случае, если Фомич откажется ссудить ее этими финансами, придется забрать их самой, и тогда пусть Ванька рассчитывается за все. Это — не кража, а вынужденный шаг, на который ее толкнули обстоятельства.
Значительно повеселев оттого, что перспектива возвращения домой стала принимать более конкретные формы, Кристина отправилась рассматривать остальное убранство домика лесника. Фотография, которую она заприметила еще в первое свое появление здесь, оказалась портретом покойной жены Фомича, только уже в возрасте. Почему-то она показалась Кристине знакомой, хотя раньше они явно нигде не пересекались. Да и не могли пересечься, это понятно. Видимо, такой у нее типаж лица, довольно обтекаемый и распространенный. В одной книге по физиогномике Кристина еще давным-давно прочитала, что все человеческие лица сводятся то ли к шестнадцати, то ли к двадцати основным типам. То есть найти похожего на себя человека не настолько сложно, как представляется. Была еще одна фотография, где Фомич с женой и двумя маленькими детьми на коленях, мальчиком и девочкой, позировали перед объективом, как и множество других семей той эпохи. Мальчик был одет в матросский костюмчик, а то, что младший ребенок — девочка, можно было определить только по пышному платьицу, поскольку какая-либо прическа на ее головке отсутствовала ввиду крайне нежного возраста. Интересно, сюда они заезжают когда-нибудь? Фомич ведь ничего не сказал о том, какие у него отношения с детьми. Впрочем, скорее всего, нормальные. Просто живут далеко друг от друга, да и связи нет никакой.
Обойдя оставшиеся закоулки дома минут за десять и не найдя для себя ничего интересного (художества Фомича не в счет), Кристина начала заниматься завтраком. В холодильнике обнаружился кусок сыра и штук восемь яиц. Лук и чеснок лежали там же, на соседней полке. Нашлось и масло, сливочное и подсолнечное.
Яичница получилась на славу. Кристина давно уже не ела с таким аппетитом собственноручно приготовленные блюда. Впрочем, если по совести говорить, то в последний раз она готовила — и не вспомнить когда. Обычно завтракала бутербродами, если было желание — делала горячие бутерброды а-ля мини-пицца в микроволновке. На обед — горячий суп или лапша из разряда быстрорастворимых и фрукты. На ужин — либо бутерброды, либо опять что-то из «быстрой» кухни. Единственный человек, кто мог полновластно хозяйничать на ее кухне и готовить что-то человеческое — это Иван. Когда он приходил, он обычно сразу же шел на кухню и начинал что-то резать, кипятить и жарить. А потом звал Кристину к столу.
Ну, надо же! Даже смешно получается: Иван ее сюда завел, как Сусанин, и бросил, а она о его стряпне вспоминает, и о том, как классно он готовит. Да, получается, после ее возвращения готовить будет некому. То, что они разругаются в пух и дым, даже сомнению не подлежит.
Кристина доела яичницу и отправилась мыть посуду. Вопреки ее опасениям, стандартный «фейри» имел место быть, равно как и нормальная губка для мытья посуды. А то еще пришлось бы какими-нибудь дурно пахнущими тряпочками весь жир отскребать. Нет, спору нет: Фомич — вполне продвинутый мужик.
Когда она уже сметала полотенцем крошки со стола, вернулся хозяин дома.
— О, уже хозяйничаешь? Молодца! Позавтракала уже?
— Да, я себе яичницу приготовила. А вам сделать?
— Да я давно уже на ногах, у меня завтрак в пять утра случается. Но чаю с тобой попью. Сейчас самовар засмолим и замутим. Ты ж наверняка одной водой обошлась?
— Ну, да. Сначала решила в ковшике вскипятить, а потом обнаружила, что заварку не могу найти.
— Да она ж на самом виду у тебя! Вон, в железной банке! Давай, ты пока заварной чайник сполосни, а я на улицу. Как закончишь — подходи. Наверняка еще не видела, как самовары разжигать.
— Если правильно помню детские книжки, то там вроде сапог нужен? Его как-то сверху крепят, только для чего, я так понять и не смогла.
— Ну, мы и без него обойдемся, тем более что сапог должен быть с мягким голенищем, чтоб его можно было как меха туда-сюда разводить и воздух к углям нагонять. А кирзовый или резиновый сюда, ясное дело, ни к селу, ни к огороду. Кстати, гулять по лесу пойдешь?
— А можно?
— Само собой, можно! Я тебе все ближайшие окрестности покажу, озера наши с речушкой, а если появится желание, завтра-послезавтра и подальше отправимся, будем хозяйство по периметру обходить.
— А зачем это надо? Начальства у вас вроде как нет, по крайней мере, никто за вами не наблюдает. Так зачем каждый день вставать ни свет, ни заря, идти куда-то далеко? Лес — он ведь как стоял, так и будет стоять, ничего с ним ни случится?
— Я отвечаю за этот лес. И должен знать, что в нем происходит. Вот сегодня полодырничаю, завтра полодырничаю и не замечу, что у меня на болоте торфяник тлеть начал. Вон, в прошлом году в области от дыма аж продохнуть было нельзя, я тут по своим делам мотался, смотрю: елки-палки! У соседей леса-то вдоль дороги мертвые да сухие стоят! Аж нехорошо мне стало, как представил, что такая напасть в моем хозяйстве может приключиться. У меня торфяников немного, почитай, всего один, да и тот небольшой, но даже если он полыхнет, столько урону будет! Не дай Бог верховой пожар пойдет, столько птицы да зверья погибнет!
— Да, я помню эти пожары; у нас в Москве и то было не продохнуть от дыма. После пяти вечера соседних домов не видно, сплошное сизое марево. А что такое верховой пожар? Или еще низовой есть?
— Есть и низовой. Низовой — это когда какой-нибудь раздолбай костер разведет, а погасить забудет, а от него валежник займется, корни деревьев обгорят. Этот еще можно быстро затушить. А вот верховой — страшная вещь. Это когда пожар дошел до той стадии, что огонь с дерева на дерево перепрыгивает, быстро-быстро, а так как температура вокруг страшно высокая, то дерево сразу же как спичка вспыхивает. Такие обычно с воздуха специальной техникой тушат. Сбрасывают пену на очаги возгорания, чтобы кислород огню перекрыть. А люди в это время либо окапывают горящий участок, либо начинают его водой гасить. Только опасно это очень. Если пламя не смирится, придется срочно всех эвакуировать, пока еще большей беды не случилось.
— Ну ладно, летом вы ходите, смотрите, чтобы пожаров не было. А весной, осенью, зимой что делаете?
— В охотничьи сезоны путевки выдаю на отстрел дичи и слежу, чтобы больше, чем положено не подстрелили. Опять же: веду учет, сколько у меня какого зверья в хозяйстве в этот год водится. Зимой подкармливаю их, солонцы устраиваю, осины подрубаю, тропы прокладываю на подкормочные площадки. Если лед сплошной на озерах встает, приходится проруби делать, чтоб рыба не задохнулась. Когда сезон охоты закрывается, браконьеров гоняю. Если какого хищника в лесу в этот год много развелось, хожу, отстреливаю. Вон, три года назад от волков спасу не было, даже в поселке средь бела дня появились. Так каждый день с ружьем уходил. И до заката, на лыжах.
— А вам зверей не жалко?
— Жалко, конечно. Но здесь вот что понимать надо: вот ты в магазине говядину купила, ты ж не задумывалась о том, что ради того, чтоб ты пошла и ее купила, корову забили? Так и здесь. Только люди, которые поохотится приезжают, они здесь душой отдыхают, а уж если удается королем охоты стать — это вообще счастье!
— Ну, пусть бы покупали свою говядину в магазине, что ж они именно сами ее застрелить норовят?
— А это уже древний мужской инстинкт добытчика срабатывает. Сам, своим умением зверя добыл. Зверь, он же тоже умный, просто так на выстрел не выйдет. Значит, надо к нему подкрасться правильно, прицелится метко, чтобы не подранить, не покалечить, а сразу наповал. Это ж целое искусство!
— Для меня это все равно не понятно. Что так, что этак — все равно же убийство.
— А ты тогда так посмотри: путевки выдаются не просто так, а за плату. На эти деньги охотхозяйство может новые деревья посадить взамен сгоревших да срубленных, патронами на зиму запастись, чтоб тех же волков гонять. Да и сами охотники: у каждого свои проблемы, свои заботы. Так он в лес приехал, поохотился — не важно, взял зверя, не взял — и вроде как успокоился, может дальше работать, дела решать, потому что душа очистилась, освободилась. А если перекрыть ему эту отдушину? Все может и инфарктом обернуться очень даже просто. Перегорит человек, и все.
— Ну, пусть другое себе занятие найдет. В шахматы играет…
— А если эти шахматы ему как корове седло? Сама-то играешь?
— Нет.
— То-то же. Да и это совсем другое дело. Словами не объяснишь. Это показывать надо, чтоб человек сам почувствовал. А то у нас как разговор глухого с немым получается. Ладно, давай самовар разводить, а то так и останемся без чая.
На самом деле, Ленку трясло. Она специально села играть с Санькой, чтобы хоть как-то успокоить себя. Вчера, когда она приехала, они проговорили с мамой полночи, а сегодня, скорее всего, предстоял еще очень тяжелый разговор с Олегом. А то, что он обязательно приедет сюда, она нисколько не сомневалась. Он был не из тех, кто на прощание подарит цветы и душещипательным голосом произнесет «мы все равно останемся друзьями». И как назло, даже поговорить об этом не с кем. Единственная близкая подруга — Кристина, сейчас где-то отдыхает. По крайней мере, так сказал Лесничий. А с другими знакомыми общаться на эту тему совершенно не тянет. Признаваться в том, что самая бурная любовь в твоей жизни обернулась полным кошмаром — нет уж, увольте. Да и самой обидно ужасно. Кто б сказал, что все так глупо закончится!
Мама, как ни странно, считает, что она тоже в этом виновата. Мол, надо было сразу мужа приучать, чтобы он сам, по собственному желанию, жену куда-нибудь отдыхать вывозил, и не окриками, а лаской. А как с этим верзилой лаской говорить? Он чуть что — сразу в атаку бросается. Хочешь — не хочешь, а приходится обороняться. Не жизнь, а сплошная война. Да и что касается финансов, мама считает, что Олег и так много денег в семью приносил. Да как же много, если постоянно то на одно, то на другое не хватает! И с тем, что Ликвидатор ребенка не увидит, мама категорически не согласна. Мол, негоже отцу отказывать в праве видеться с сыном, даже если родители и не расписаны между собой. Папаша, дескать, из Олега, может, и не самый лучший получился, но отец все-таки! И как мог, он свои отцовские обязанности выполнял. Нет, в данном вопросе мама ее все-таки совершенно не понимает. Хорошо хоть из дома не выгоняет, хотя и рассказала назидательным тоном в сотый раз историю о том, как в свое время ее родители в подобной ситуации на порог не пустили, велели к мужу возвращаться. Ну и что?!! Вернулась, прожили они вместе еще несколько лет, а потом все равно развелись. И стоило столько времени впустую терять?
— Не дождешься! Я уже решила, что еду. И кстати, какому такому глобальному процессу я, интересно, могу помешать? Местных девок кадрить? Или как вы это называете «кантинхент сымать»? Да? Я права? Ты именно поэтому так часто на соревнования мотаешься. Конечно, лучше чужую бабу приголубить, чем своей чего-нибудь доброе сделать! И выходит, что я, слепая дура, его люблю, ему подштанники стираю, жрать готовлю, а он — кобель, только и ждет момента, как бы из дома свалить и за теплую задницу какой-нибудь крали подержаться!
— Ты чего несешь!
— То, что слышал! И учти: если ты поедешь на покатушки без меня, то домой можешь не возвращаться!
— Позволь тебе напомнить, дорогая, что это — моя квартира, и я в ней хозяин.
— Хорошо, я тебя поняла. Я здесь — приживалка, не более. Так бы сразу и сказал, когда мы только хороводиться начинали. Мол, Лена, мне нужна домработница, кухарка и девка в постель!
— Не заводись! Прекрати истерику! Сама себя накручиваешь, а потом меня во всех смертных грехах обвиняешь. У меня уже уши от тебя вянут. Иди лучше сына успокой, он от твоего ора уже сам ревет! Но тебе же все равно, что из-за тебя ребенок неврастеником вырастет!
— Я тебя прекрасно поняла. И сделала свои выводы. Но если ты сегодня снова на меня наедешь — пеняй на себя, я могу и сорваться. Поэтому держись от меня подальше, ладно?
Не дав Олегу ответить, Ленка хлопнула перед его носом дверью в спальню и пошла укачивать Саньку. Ликвидатор потоптался в прихожей, потом плюнул и ушел, громыхнув входной дверью так, что эхо прокатилось по всему подъезду. Сел в машину и умчался. Без какой-либо особенной цели, просто — подальше от Ленки. Видеть и слышать ее обвинения он уже не мог. Хотелось придушить ее, грохнуть кулаком, чтоб заткнулась — что угодно, лишь бы молчала и не возникала.
Домой вернулся во втором часу ночи. В принципе, мог бы появиться уже часов в одиннадцать, но дважды находил пассажиров в своем районе и развозил в другие концы Москвы. По крайней мере, бензин окупил и несколько сотен можно в семейный котел бросить. Да и на сигареты останется.
Дом встретил его тишиной. Неестественной тишиной. Олег еще в прихожей понял: что-то здесь не так. Включил свет, заглянул в комнаты. Пусто. Сиротливо стояла Санькина кроватка, их с Ленкой диван даже не был расстелен.
В бешенстве Ликвидатор бросился в кухню и сразу же нашел записку, пришпиленную магнитом к холодильнику. Сорвал, начал читать убористый Ленкин почерк:
«Я поняла, что вместе мы жить не можем. Сегодняшний разговор окончательно показал твое отношение ко мне, я больше не хочу мириться с тем, что меня оскорбляют и ни в грош не ценят. Больше всего ты хотел свободы. Что ж, сегодня ты ее получил. Я с Санькой уезжаю к маме. Огромная просьба — не тревожь нас. Твои подачки нам тоже не нужны, можешь не беспокоиться. Как-нибудь перебьемся. Лучше всего, если ты вообще забудешь о нашем существовании. Прожив с тобой меньше двух лет, я заработала первые седые волосы. Парикмахеры долго удивлялись, как такое возможно в моем возрасте. Если я останусь с тобой дальше — превращусь в психованную старуху. Поэтому, мне кажется, выбор очевиден. Сегодня ты указал мне, что здесь — твоя территория, и я на ней никто. Что ж, слава Богу, у меня есть место, где я смогу придти в себя после всего того, что было между нами, и где вырастет мой сын. Прощай».
Первым желанием Ликвидатора было разорвать записку в клочья, но вместо того он аккуратно сложил ее и положил в бумажник. Вот, значит, как! Ленка опять решила сделать козырный ход, выставив его в дураках. Конечно, теперь все поголовно будут на ее стороне. Мать-одиночка, отец ребенка — хам деспот и ревнивец, жене даже в парикмахерскую ходить запрещал. Он-то знает все эти штучки-дрючки! Только вот в одном Леночка просчиталась: Санька — это его сын. И в его семье безотцовщины не будет, даже если мать ребенка — стерва и истеричка. Поэтому пусть даже не надеется: в покое он ее не оставит. Санька будет жить с ним, хочет она этого или нет.
Уснуть после такой встряски Ликвидатор не мог. Включил телевизор, но уже через пять минут вырубил, поскольку единственное, что шло по ящику — заумная переводная мелодрама — раздражала до печеночных колик. Смотреть на лижущихся актеров, изображающих любовный экстаз, было противно и мерзко. Пришлось прибегнуть к старому доброму средству. Хорошо еще хоть что-то в холодильнике осталось.
Стакан холодной водки подействовал на Олега как дробина на слона. Никакого эффекта, лишь горечь на губах. Недолго думая, он вылил из бутылки все, что осталось, и тоже выпил. Схватил кусок ржаного хлеба, втянул ноздрями хлебный запах, выдохнул. Посолил горбушку, потом зачем-то еще и поперчил и съел. Посмотрел на опустошенную бутылку и со всего маху грохнул ее об пол. Бутылка разлетелась мелкими стеклянными брызгами по всей кухне. Ликвидатор удовлетворенно хмыкнул и отправился в комнату, где рухнул на диван, жалобно скрипнувший пружинами, и отрубился.
* * *
Иван в недоумении положил телефонную трубку на базу. Что еще за новости? Вчера Ликвидатор попросил, чтобы он позвонил ему утром, сказал, что есть маза смотаться на очередные соревнования, а сам к телефону не подходит. Мобильный тоже не отвечает. Может, они с Ленкой у тещи сидят?Иван набрал номер Ленкиной мамы. К телефону подошла сама Ленка.
— Привет, Лесничий!
— О, привет, а я так и понял, что вы в гости отправились. Слушай, будь ласка, Олега позови.
— Олега здесь нет.
— А где он? Дома трубку никто не берет, мобильный не отвечает. Я думал, ты в курсе.
— Честно говоря, мне все равно, где этот человек, и что с ним происходит. Я ушла от Ликвидатора.
— Как ушла?
— Ногами. Саньку забрала и ушла.
— Когда?
— А вчера вечером. Достал он меня. Так что здесь его искать бесполезно. Ладно, у меня Санька раскричался, так что бывай! Пока-пока!
— Пока…
Растерянный Иван даже присел на стул, чтобы перевести дух и переварить только что услышанное. Вот это поворот! Нет, он же предупреждал Ликвидатора, что добром это не кончится! Черт, как же жалко. Может, еще помирятся?
Иван снова потянулся к телефону. Семь-сорок ответил сразу, словно держал руку на трубке и караулил его звонок.
— Привет, слушай, Ликвидатор не у тебя?
— Нет, а что?
— Ты уже в курсе, что они с Ленкой расстались?
— Да ты что!!! Когда?
— Вчера. Я только что с Ленкой разговаривал. Слушай, я за Олега беспокоюсь, не могу его нигде найти, все его номера молчат. Давай что ли съездим к нему, проверим, как он там, а то что-то сердце у меня неспокойно. Еще отчебучит чего-нибудь…
— Давай. Встречаемся, где обычно?
— Ага, через полчаса.
* * *
Лесничий и Семь-сорок стояли перед дверью Ликвидатора. Иван уже больше минуты, не отрывая пальца, давил на кнопку звонка, но открывать им никто не собирался.— Похоже, нету его дома.
— Да, выходит так. А где ж его черти носят? И почему мобильник заблокирован?
— Слышишь!
— Что?
— Слушай, может мне и показалось, но нажми-ка еще раз на звонок. Вроде бы там чьи-то шаги. Точно, ходит кто-то. Жми!
— Да без проблем.
После очередной трели из-за двери раздалось глухое «иду я, иду, хорош трезвонить», и Ликвидатор с опухшей со сна физиономией предстал перед друзьями.
— Че на пороге стоять? Раз уж приперлись — заходите. Уже в курсе, насколько я вижу? Оперативно Ленка сработала, этого у нее не занимать. Вчера в ночь свалила, а с утра уже вся общественность в курсе, что и как произошло. Да, кстати, Семь-сорок, спасибо тебе огромное и поклон нижайший! Удружил ты мне, брат, по-самое-не-могу!
— Слушай, я чего-то не догоняю? Я-то тут при чем?
— Ну, конечно же, как языком молоть — это ты всегда молодец, а как отвечать за свои слова — сразу непонимание в глазах самое искреннее, еще сейчас пяткой в грудь себя бить будешь… Кто Ленке про покатушки рассказал? Да ладно бы только это, ты ж ее еще и пригласить на них умудрился, даже меня не спросив. Прихожу вчера с работы, эта мамзель мне и заявляет, что мол Семь-сорок ее с собой на соревнования звал, и если я ее не возьму, то могу смело вытряхаться из своей квартиры. Я ее просветил, что это пусть даже не надеется, и уехал бомбить от греха подальше, чтоб не грохнуть ее, дуру. Приезжаю — вещички собраны, ее с Санькой нет. Так что спасибо тебе, Серега, по гроб жизни тебе благодарен!
— Слушай, Олег, что ты на парня взъелся? Тебе что, лень было жену с собой на природу взять? Тоже мне, нашел вопрос принципа. Я тебе еще в прошлый раз сказал все, что об этом думаю. Нельзя было так себя вести, вот Ленка и сорвалась.
— Да плевать я хотел на твои советы! Слышишь? И Ленка мне — не жена! Так что если кто хочет за ее подол подержаться — вперед! Только учтите, дело иметь будете со мной! У нее мой пацан, и я этого так не оставлю. Никакой чужой мужик моего сына воспитывать не будет! Не бывать этому, слышите?!
— Слушай, для начала — успокойся. Мы тебе не враги, и никто на твою Лену глаз класть не собирается. Нам сначала тебя, обормота, в чувство привести надо, а потом и будешь решать, как поступить и что делать. Чего это у тебя по всему полу осколки валяются? Блин, стой на месте, ты ж босой! Серега, подметешь тут оперативно, а мы пока в комнату пойдем? Да, сгоняй в магазин, купи чего-нибудь из продуктов быстрого приготовления. Вот, держи, должно хватить.
Сергей сунул в карман протянутую Лесничим пятисотенную купюру и занялся поисками веника. Иван отвел Ликвидатора в комнату, усадил на диван, а сам расположился напротив, в кресле.
— Много вчера на грудь принял?
— Да нет, у меня бутылка початая вторую неделю стояла. Ее и уговорил. Блин, паленая водка оказалась. Башка сейчас просто раскалывается. Пивка бы долбануть…
— Что делать собираешься?
— Честно говоря — еще не знаю. Вот сейчас у меня единственное желание кому-нибудь морду подрихтовать. И учти: Серегу я еще не простил, поэтому пусть не слишком отсвечивает.
— Да брось ты, сам же прекрасно понимаешь, что Серега здесь не при чем. Рано или поздно Ленка бы все равно отказалась сидеть дома. Просто совпало все так. Я Ленке с утра звонил, тебя искал, она со мной так поговорила, что аж из трубки холодом дыхнуло. Очень она обижена на тебя.
— А я как обижен? Хочешь прочитать ее послание, которое она мне тут на кухне вместо ужина оставила? На, держи! Меня что больше всего взбесило, так это то, что ей от меня ничего не надо и чтобы я о Саньке забыл и их не дергал! Хороша мамзель, а? Я ей своего сына не отдам, пусть даже не надеется.
— Но это и ее сын, не забывай. Она ж его вынашивала, рожала, считай: весь минувший год рядом с ним безотлучно просидела. Она за Саньку кому хошь глотку перервет, даже тебе. Не знаю, тебе, конечно, виднее, но мне кажется, что лучше Ленку пока хоть на неделю в покое оставить. Пусть остынет, успокоится. Да и ты сам тоже перестанешь одними эмоциями сыпать, а то искришь, как петарда новогодняя.
— Может, ты и прав, но я так тоже не могу. Там же Санька! Мой сын!
— И что с ним за эту неделю такого страшного случится? Ну, сам подумай! За ним сейчас две пары глаз смотрят, мамы и бабушки, голодным тоже не останется, сам понимаешь. А что касается всего остального, так Санька твой пока еще несмышленыш, ему что есть папа, что в командировке мотается — параллельно. Так что неделя погоды не сделает. И смотри: если ты к Ленке сегодня приедешь — обязательно сорвешься. Она это знает и наверняка готовится к соответствующему приему. Даже не факт, что на порог тебя пустит. А если выждешь какое-то время, то и она перестанет так психовать и на тебя смотреть исключительно как на врага. Может быть, даже удивится про себя: как это ты все еще ее дом штурмом не берешь?
— Вроде правильные вещи, Лесничий, говоришь, но я пока ничего обещать не могу. Понимаешь, со стороны если глядеть, выходит, что я кругом не прав! И подругу с собой на выходные не брал, и дома поздно появлялся, и далее по списку. Но никто ж не знает, как все на самом-то деле было! Никто! Ни ты, ни Семь-сорок! И поэтому все ваши советы мне как мертвому припарки. Никто, кроме меня, в этом дерьме не разберется.
— Да никто и не собирается за тебя это делать! Тьфу, черт упрямый. Ему про Фому — он про Ерему. Все, хорош грузиться, пошли хавать! Еще целый день говорить будем. Тебя одного оставь — ты еще дел натворишь!
— Только пусть Семь-сорок молчит в тряпочку и не отсвечивает, а? Я ж могу и не сдержаться!
— О Боже, беда мне с вами, детсадовцами! Будет молчать, как партизан на допросе, доволен?
* * *
Кристина проснулась рано. Если верить старенькому будильнику в изголовье кровати, было без пятнадцати семь. Простуда явно сдавала свои позиции, поскольку дышала Кристина уже носом, а не ртом, да и голова кружилась и болела значительно меньше, чем в минувшие дни. Как ни странно, больше всего сейчас хотелось позавтракать, а вот спать дальше не хотелось совершенно.Кристина поднялась и отправилась на поиски съестного, двигаясь тихо-тихо, чтобы не разбудить хозяина, который спал на раскладушке в той комнате, где они вчера ужинали. Видимо, свою комнату он как раз отдал ей. Впрочем, неудобства или стеснения из-за данного обстоятельства Кристина совсем не ощущала. Это пусть Ваньке икается, что из-за него человеку пришлось ей свою постель отдавать, а она тут — совершенно ни при чем.
Странно, но собранная раскладушка стояла, прислоненной к стене, и Фомича нигде не было видно. Озадаченная Кристина даже позвала его — бесполезно. Никто не отозвался. Уже ушел. Надо же! Куда его в такую рань понесло?
Отсутствие Фомича располагало к тщательному изучению его дома, чем Кристина и не преминула заняться. Может быть, со стороны это выглядело не слишком хорошо, но она должна была знать, куда ее забросило, и с каким человеком придется провести ближайшие пару-тройку дней. То, что ни сегодня, ни завтра она ни в какой поселок не пойдет, было очевидно. Без денег на дальнейшую дорогу весь этот поход терял всякий смысл. Значит, перво-наперво, надо найти, где хозяин хранит свои сбережения.
Заначку Фомича Кристина обнаружила быстро. Впрочем, назвать это заначкой язык как-то не поворачивался, поскольку деньги лежали на самом видном месте в буфете. На вид — что-то около трехсот-четырехсот рублей. Отлично, ей этого хватит. Пусть пока лежат. В крайнем случае, если Фомич откажется ссудить ее этими финансами, придется забрать их самой, и тогда пусть Ванька рассчитывается за все. Это — не кража, а вынужденный шаг, на который ее толкнули обстоятельства.
Значительно повеселев оттого, что перспектива возвращения домой стала принимать более конкретные формы, Кристина отправилась рассматривать остальное убранство домика лесника. Фотография, которую она заприметила еще в первое свое появление здесь, оказалась портретом покойной жены Фомича, только уже в возрасте. Почему-то она показалась Кристине знакомой, хотя раньше они явно нигде не пересекались. Да и не могли пересечься, это понятно. Видимо, такой у нее типаж лица, довольно обтекаемый и распространенный. В одной книге по физиогномике Кристина еще давным-давно прочитала, что все человеческие лица сводятся то ли к шестнадцати, то ли к двадцати основным типам. То есть найти похожего на себя человека не настолько сложно, как представляется. Была еще одна фотография, где Фомич с женой и двумя маленькими детьми на коленях, мальчиком и девочкой, позировали перед объективом, как и множество других семей той эпохи. Мальчик был одет в матросский костюмчик, а то, что младший ребенок — девочка, можно было определить только по пышному платьицу, поскольку какая-либо прическа на ее головке отсутствовала ввиду крайне нежного возраста. Интересно, сюда они заезжают когда-нибудь? Фомич ведь ничего не сказал о том, какие у него отношения с детьми. Впрочем, скорее всего, нормальные. Просто живут далеко друг от друга, да и связи нет никакой.
Обойдя оставшиеся закоулки дома минут за десять и не найдя для себя ничего интересного (художества Фомича не в счет), Кристина начала заниматься завтраком. В холодильнике обнаружился кусок сыра и штук восемь яиц. Лук и чеснок лежали там же, на соседней полке. Нашлось и масло, сливочное и подсолнечное.
Яичница получилась на славу. Кристина давно уже не ела с таким аппетитом собственноручно приготовленные блюда. Впрочем, если по совести говорить, то в последний раз она готовила — и не вспомнить когда. Обычно завтракала бутербродами, если было желание — делала горячие бутерброды а-ля мини-пицца в микроволновке. На обед — горячий суп или лапша из разряда быстрорастворимых и фрукты. На ужин — либо бутерброды, либо опять что-то из «быстрой» кухни. Единственный человек, кто мог полновластно хозяйничать на ее кухне и готовить что-то человеческое — это Иван. Когда он приходил, он обычно сразу же шел на кухню и начинал что-то резать, кипятить и жарить. А потом звал Кристину к столу.
Ну, надо же! Даже смешно получается: Иван ее сюда завел, как Сусанин, и бросил, а она о его стряпне вспоминает, и о том, как классно он готовит. Да, получается, после ее возвращения готовить будет некому. То, что они разругаются в пух и дым, даже сомнению не подлежит.
Кристина доела яичницу и отправилась мыть посуду. Вопреки ее опасениям, стандартный «фейри» имел место быть, равно как и нормальная губка для мытья посуды. А то еще пришлось бы какими-нибудь дурно пахнущими тряпочками весь жир отскребать. Нет, спору нет: Фомич — вполне продвинутый мужик.
Когда она уже сметала полотенцем крошки со стола, вернулся хозяин дома.
— О, уже хозяйничаешь? Молодца! Позавтракала уже?
— Да, я себе яичницу приготовила. А вам сделать?
— Да я давно уже на ногах, у меня завтрак в пять утра случается. Но чаю с тобой попью. Сейчас самовар засмолим и замутим. Ты ж наверняка одной водой обошлась?
— Ну, да. Сначала решила в ковшике вскипятить, а потом обнаружила, что заварку не могу найти.
— Да она ж на самом виду у тебя! Вон, в железной банке! Давай, ты пока заварной чайник сполосни, а я на улицу. Как закончишь — подходи. Наверняка еще не видела, как самовары разжигать.
— Если правильно помню детские книжки, то там вроде сапог нужен? Его как-то сверху крепят, только для чего, я так понять и не смогла.
— Ну, мы и без него обойдемся, тем более что сапог должен быть с мягким голенищем, чтоб его можно было как меха туда-сюда разводить и воздух к углям нагонять. А кирзовый или резиновый сюда, ясное дело, ни к селу, ни к огороду. Кстати, гулять по лесу пойдешь?
— А можно?
— Само собой, можно! Я тебе все ближайшие окрестности покажу, озера наши с речушкой, а если появится желание, завтра-послезавтра и подальше отправимся, будем хозяйство по периметру обходить.
— А зачем это надо? Начальства у вас вроде как нет, по крайней мере, никто за вами не наблюдает. Так зачем каждый день вставать ни свет, ни заря, идти куда-то далеко? Лес — он ведь как стоял, так и будет стоять, ничего с ним ни случится?
— Я отвечаю за этот лес. И должен знать, что в нем происходит. Вот сегодня полодырничаю, завтра полодырничаю и не замечу, что у меня на болоте торфяник тлеть начал. Вон, в прошлом году в области от дыма аж продохнуть было нельзя, я тут по своим делам мотался, смотрю: елки-палки! У соседей леса-то вдоль дороги мертвые да сухие стоят! Аж нехорошо мне стало, как представил, что такая напасть в моем хозяйстве может приключиться. У меня торфяников немного, почитай, всего один, да и тот небольшой, но даже если он полыхнет, столько урону будет! Не дай Бог верховой пожар пойдет, столько птицы да зверья погибнет!
— Да, я помню эти пожары; у нас в Москве и то было не продохнуть от дыма. После пяти вечера соседних домов не видно, сплошное сизое марево. А что такое верховой пожар? Или еще низовой есть?
— Есть и низовой. Низовой — это когда какой-нибудь раздолбай костер разведет, а погасить забудет, а от него валежник займется, корни деревьев обгорят. Этот еще можно быстро затушить. А вот верховой — страшная вещь. Это когда пожар дошел до той стадии, что огонь с дерева на дерево перепрыгивает, быстро-быстро, а так как температура вокруг страшно высокая, то дерево сразу же как спичка вспыхивает. Такие обычно с воздуха специальной техникой тушат. Сбрасывают пену на очаги возгорания, чтобы кислород огню перекрыть. А люди в это время либо окапывают горящий участок, либо начинают его водой гасить. Только опасно это очень. Если пламя не смирится, придется срочно всех эвакуировать, пока еще большей беды не случилось.
— Ну ладно, летом вы ходите, смотрите, чтобы пожаров не было. А весной, осенью, зимой что делаете?
— В охотничьи сезоны путевки выдаю на отстрел дичи и слежу, чтобы больше, чем положено не подстрелили. Опять же: веду учет, сколько у меня какого зверья в хозяйстве в этот год водится. Зимой подкармливаю их, солонцы устраиваю, осины подрубаю, тропы прокладываю на подкормочные площадки. Если лед сплошной на озерах встает, приходится проруби делать, чтоб рыба не задохнулась. Когда сезон охоты закрывается, браконьеров гоняю. Если какого хищника в лесу в этот год много развелось, хожу, отстреливаю. Вон, три года назад от волков спасу не было, даже в поселке средь бела дня появились. Так каждый день с ружьем уходил. И до заката, на лыжах.
— А вам зверей не жалко?
— Жалко, конечно. Но здесь вот что понимать надо: вот ты в магазине говядину купила, ты ж не задумывалась о том, что ради того, чтоб ты пошла и ее купила, корову забили? Так и здесь. Только люди, которые поохотится приезжают, они здесь душой отдыхают, а уж если удается королем охоты стать — это вообще счастье!
— Ну, пусть бы покупали свою говядину в магазине, что ж они именно сами ее застрелить норовят?
— А это уже древний мужской инстинкт добытчика срабатывает. Сам, своим умением зверя добыл. Зверь, он же тоже умный, просто так на выстрел не выйдет. Значит, надо к нему подкрасться правильно, прицелится метко, чтобы не подранить, не покалечить, а сразу наповал. Это ж целое искусство!
— Для меня это все равно не понятно. Что так, что этак — все равно же убийство.
— А ты тогда так посмотри: путевки выдаются не просто так, а за плату. На эти деньги охотхозяйство может новые деревья посадить взамен сгоревших да срубленных, патронами на зиму запастись, чтоб тех же волков гонять. Да и сами охотники: у каждого свои проблемы, свои заботы. Так он в лес приехал, поохотился — не важно, взял зверя, не взял — и вроде как успокоился, может дальше работать, дела решать, потому что душа очистилась, освободилась. А если перекрыть ему эту отдушину? Все может и инфарктом обернуться очень даже просто. Перегорит человек, и все.
— Ну, пусть другое себе занятие найдет. В шахматы играет…
— А если эти шахматы ему как корове седло? Сама-то играешь?
— Нет.
— То-то же. Да и это совсем другое дело. Словами не объяснишь. Это показывать надо, чтоб человек сам почувствовал. А то у нас как разговор глухого с немым получается. Ладно, давай самовар разводить, а то так и останемся без чая.
* * *
Ленка играла с Санькой, подсовывая ему то одну, то другую игрушку. Санька брал их, очень внимательно рассматривал, пробовал на вкус, тряс в руке. Потом, вопя что-то нечленораздельное, бросал далеко в угол комнаты и очень радовался, когда мама шла за ними и приносила обратно. Ленка давно заметила, что Саньке быстро надоедают все игрушки, но в то же время он забывает, какими играл, а какими еще нет. Поэтому она просто разделила всех его плюшевых зайчиков, собачек, мишек, хрюшек примерно на три части, и раз в неделю меняла содержимое игровой коробки. Санька искренне радовался, увидев что-то незнакомое (читай — позабытое), и с азартом лез в коробку, доставая все «новые» и «новые» игрушки.На самом деле, Ленку трясло. Она специально села играть с Санькой, чтобы хоть как-то успокоить себя. Вчера, когда она приехала, они проговорили с мамой полночи, а сегодня, скорее всего, предстоял еще очень тяжелый разговор с Олегом. А то, что он обязательно приедет сюда, она нисколько не сомневалась. Он был не из тех, кто на прощание подарит цветы и душещипательным голосом произнесет «мы все равно останемся друзьями». И как назло, даже поговорить об этом не с кем. Единственная близкая подруга — Кристина, сейчас где-то отдыхает. По крайней мере, так сказал Лесничий. А с другими знакомыми общаться на эту тему совершенно не тянет. Признаваться в том, что самая бурная любовь в твоей жизни обернулась полным кошмаром — нет уж, увольте. Да и самой обидно ужасно. Кто б сказал, что все так глупо закончится!
Мама, как ни странно, считает, что она тоже в этом виновата. Мол, надо было сразу мужа приучать, чтобы он сам, по собственному желанию, жену куда-нибудь отдыхать вывозил, и не окриками, а лаской. А как с этим верзилой лаской говорить? Он чуть что — сразу в атаку бросается. Хочешь — не хочешь, а приходится обороняться. Не жизнь, а сплошная война. Да и что касается финансов, мама считает, что Олег и так много денег в семью приносил. Да как же много, если постоянно то на одно, то на другое не хватает! И с тем, что Ликвидатор ребенка не увидит, мама категорически не согласна. Мол, негоже отцу отказывать в праве видеться с сыном, даже если родители и не расписаны между собой. Папаша, дескать, из Олега, может, и не самый лучший получился, но отец все-таки! И как мог, он свои отцовские обязанности выполнял. Нет, в данном вопросе мама ее все-таки совершенно не понимает. Хорошо хоть из дома не выгоняет, хотя и рассказала назидательным тоном в сотый раз историю о том, как в свое время ее родители в подобной ситуации на порог не пустили, велели к мужу возвращаться. Ну и что?!! Вернулась, прожили они вместе еще несколько лет, а потом все равно развелись. И стоило столько времени впустую терять?