Страница:
Ну пожалуйста пожалуйста прошу… Зачем вы меня мучите? Суки. Грязные суки. Ну выпустите меня. Пусть кто-нибудь придет. Я не хочу быть в одиночестве. Ну пожалуйста, пусть что-то принесут! Всё что угодно. Ради всего святого! Мне плохо. ПЛОХО! Не могу я оставаться в этой комнате. В этой грязной комнатенке. Пусть придет Винни. И заберет меня. Винни. О Винни, мой любимый! Забери меня отсюда! Здесь мерзко. Мерзко. А я любила карусель. Мой лакомый кусочек. Винни… (доктор молча заглянул ей в глаза, потом осмотрел ногу. Он промыл рану, осторожно прозондировал ее, Жоржетта застонала, надеясь, что он что-нибудь пропишет, и принялась вертеться на кровати, пытаясь свеситься с края и дотянуться до слаксов, а доктор что-то пробурчал. Мать наблюдала, вся дрожа, а Жоржетта умоляюще смотрела на нее, желая ласки и зашиты, но до слаксов дотянуться не могла. Господи, почему же я никак не дотянусь? Она перестала вертеться и заплакала. Мать погладила ее по голове, а доктор забинтовал ногу, велел Жоржетте несколько дней не снимать повязку и прийти к нему, когда ей станет лучше. Он закрыл свой саквояж (защелкнул. Запер. С шумом запер!), улыбнулся и сказал миссис Хансон, что Джорджу лучше несколько дней не принимать гостей. Та кивнула (Жоржетта медленно наклонилась к краю кровати — когда они направились к двери) и поблагодарила его. Не надо провожать меня, не беспокойтесь. Я сам найду выход)) — даже ни одной таблетки кодеина. Ничегошеньки. Эх, не будь там этого ебаного Гарри… Этого урода. И этих сук паршивых. Двухцентовых блядей. Даже ни одной таблетки нембутала. Хоть одну-то мог бы дать. Вообще-то рана пустяковая. Отлежаться несколько дней — и все дела. Дней. Дней. Дней… ДНЕЙ. ДНЕЙ!!! Стены рухнут. И меня раздавят. Мама! Ну мама! Мама! Дай мне что-нибудь. Пожалуйста. Хоть что-нибудь! Попробуй расслабиться, сынок. Нога скоро заживет. Нога?.. (Не надо! Артур, ради бога, перестань! Перестать? Ты это видишь? Видишь их? Опять эти треклятые колеса. Вот что это такое. Колеса. Короче, миленький мой братец, больше ты их не увидишь! Отдай их мне! Ну отдай! Мама, ну скажи ему, пусть отдаст! Заглохни, а то прикончу! Слышишь? Клянусь, я тебя убью! Все время ревешь. Мамуля то, мамуля сё. Стоит только чуть поцарапаться… Артур! Перестань! Он постоял, дрожа, вцепившись в спинку кровати и глядя, как брат ползает и корчится там, прячась за спиной мамули и ожидая от мамули любви и поцелуев… потом сунул таблетки в карман, резко повернулся, вытащил коробки из недр чулана и вывалил все на пол… Мамуля то, мамуля сё… разрывая в клочья Жоржеттины бабские наряды, ее восхитительные платья и шелка, топча ее туфли… Видишь это, мама? Видишь? Смотри. Смотри, какая мерзость! Ну Артур… Смотри. Нет, ты только ПОСМОТРИ! Мужчины спят с мужчинами. Это же нехорошо, правда? Артур, ну пожалуйста! Ну и как? правда, нехорошо? Правда? ПРАВДА??? Извращенцы. Вот кто они такие. ИЗВРАЩЕНЦЫ!!! Лучше бы ты сдох, Жоржи! Лучше б ты свалил из дома и сдох! Перестань. ПЕРЕСТАНЬ! Ради бога, Артур, перестань! Я больше этого не вынесу. Ну что ж, я тоже. Ты всё это видела. Теперь ты знаешь, кто он такой на самом деле. Выродок. Грязный выродок! Артур, ну пожалуйста, ради меня! Я это знаю. Знаю. Оставь брата в покое. Пожалуйста! Брата???) — О боже, они меня достанут! Они же знают, что я не могу сидеть на голяке. Знают. Век бы их не видеть! Да и смотреть-то не на что. За что? Почему никто мне не поможет? Я не хочу быть в одиночестве. Я этого не вынесу, Ну помогите мне, прошу! У Голди есть хотя бы бенни. Я не могу сидеть на голяке. Все время в одиночестве. О боже, боже, боже… за что? ? ? Мамуля! Мамуля! О боже, мне что-то нужно. Эти противные клиенты! Все время? Я не хочу быть натуралом. Мне просто что-то нужно. Я сойду о ума. Они держат меня на голяке. На голяке. Почему они хотят меня убить? — а комната почти без тени все сжималась, Жоржетта искала темный уголок, но не было ни одного, лишь полутень там, где дверь чулана частично закрывала доступ свету из большой комнаты. Жоржетта закричала… оглядела комнату. Взглянула на кровать. Приподнялась и снова закричала… потом медленно свесила ноги и осторожно коснулась ими пола… встала… доковыляла до двери и посмотрела на мать, спящую в кресле. Оделась, взяла из материной сумочки деньги и ушла. Выйдя не крыльцо, она вдруг поняла, что не знает ни который час, ни какой сегодня день. Но солнце уже село. Опираясь о машины на стоянке, она с трудом добрела до угла и остановила такси, молясь, чтобы Голди была дома. Потом назвала водителю адрес и подумала о квартире Голди и о бенни.
Когда она добралась до Голди, одна из девочек помогла ей подняться по лестнице и дойти до кресла. Она попросила, чтобы кто-нибудь закурил ей сигарету, откинулась на спинку кресла, закрыла глаза, позволив руке и телу задрожать, с трудом вытянула ногу и застонала. Девочки, сгрудившись вокруг, задавали вопросы, удивлялись, восторгались зрелищем и бурно радовались нежданному нарушению однообразия — однообразия последних нескольких дней, которое осточертело им даже с бенни и травой и вынуждало их сидеть, просто сидеть, скулить по поводу жары, точно усталые клиенты, вспоминать о взбучках, полученных от хулиганов, и о пристальных взглядах натуралов. А Жоржетта кривила лицо от боли, хоть и не слишком заметно, и они удивлялись и восторгались. Голди дала ей полдюжины бении, она поспешно проглотила их, запила горячим кофе — и сидела молча… пытаясь сосредоточиться на действии бенни (и позабыть о своей комнате и о прошедших нескольких днях); не желая дожидаться, когда бенни растворится, абсорбируется кровью и растечется по организму; желая, чтобы немедленно начало сильно колотиться сердце; чтобы немедленно начался легкий озноб; желая немедленно начать врать. Немедленно!!! Когда она открыла глаза и с висящими плетьми руками печально покачала головой, все затараторили и завизжали… Шепотом заговорив, она стала отмахиваться от вопросов, кивать и, медленно поднося к губам сигарету, делать неглубокие астматические затяжки. Ей дали еще кофе — пошла приятная дрожь, заколотилось сердце, — она закурила еще одну и слегка выпрямилась в кресле. Голди спросила, стало ли ей лучше, и она сказала, да, мол. Немного лучше, спасибо. Пыхнуть не хочешь? А что, у вас есть? Конечно, голубушка. Голди дала ей косяк, и Жоржетта глубоко вдохнула дым, стараясь, изо всех сил стараясь не закашляться. А все смотрели и ждали, когда Жоржетта наконец оттает и накрасится — когда можно будет засыпать ее вопросами. Ну что ж, должна сказать, сейчас ты выглядишь гораздо лучше. А то когда пришла, на тебе просто лица не было. Я несколько дней была на голяке. Дней? Что случилось? Да, расскажи, голубушка. Есть еще пыхнуть, Голди? Конечно. Ты что, так и будешь сидеть всю ночь, или все-таки расскажешь, что случилось? Да будет тебе, мисс Ли! Ты что, не видишь, бедняжка очень нервничает! Орать не обязательно, мисс Щель. Мне просто до смерти хочется узнать, что случилось, только и всего. Ничего, ничего, голубушка… Ах, спасибо, Голди!.. Я все понимаю. Сейчас, только возьму себя в руки, и все расскажу. Она докурила второй косяк и рассказала им о том, как была ранена; как все затеял этот урод Гарри; как врач не дал ей ничегошеньки — даже ни одной таблеточки немби; и как ее держали в комнате взаперти и никого к ней не пускали, а я слышала, как пару раз приходил Винни, но его тоже не пустили; и как она презирает своего братца, этого урода, и как одним ударом сбила его с ног и прямиком вышла из дома. То есть прямиком мимо него, голубушка, прямиком мимо него — эх, видела бы ты его рожу! он так и обалдел, просто обалдел. Да, врезала я ему от души! Ах, как чудесно! Просто чудесно! Ах, жаль, меня там не было! С удовольствием бы посмотрела, как ты вырубаешь этого здоровенного урода. Никогда не забуду, какую гнусную сцену он нам закатил. Никогда! Все эти натуралы — сплошь подонки. Все захлопали в ладоши, заохали, заахали и решили устроить вечеринку в честь Жоржетты и победы над Артуром.
Голди послала Рози — слабоумную бабенку женского пола, служившую у них кем-то вроде уборщицы — за джином, сигаретами и новой партией бенни. Они сварили кастрюльку бульона и принялись плясать вокруг нее, бросая в бульон таблетки и приговаривая «бенни в бульоне, бенни в бульоне», — стряхивая с себя страх и скуку, хихикая, глотая бенни, попивая джин, провозглашая тосты за Жоржетту: Да здравствует КОРОЛЕВА! — и за победу над Артуром. Так ему и надо, уроду, нет, точно, поделом ему, так будет с каждым грубияном и натуралом, с каждым сукиным сыном, кто хоть раз ударит их или покажет пальцем и засмеется. Они приплясывая носились по всей квартире, пока не упали в кресла, пытаясь перевести дух и обмахиваясь веерами. А Рози принесла бульон, лед и джин, и они заговорили потише, по-прежнему смеясь, вновь и вновь упрашивая Жоржетту рассказать им, как она врезала бритцу и сбила его с ног… потом, постепенно, все затихли, не в силах больше кричать, и сидели развалясь, молча растащившись и начиная осознавать отсутствие мужчин — их приподнятое настроение, их безудержная радость сделали отсутствие любви особенно заметным. Поэтому подданные обратились к королеве с нижайшей просьбой пригласить ее удалого супруга и его неотесанных мужланов, ибо сегодня им ничего не страшно, и даже Камилла, хилый гомик из маленького городка, в Нью-Джерси, и та жаждет грубых объятий — и чтобы никаких, ну абсолютно никаких клиентов. Тогда Жоржетта, воспарившая в своем мире наркоты, позвонила к «Греку», залилась краской (Ах, как трепещет мое либидо!), услышав голос Винни, и захлопала глазами, когда он сказал: привет, сладкая булочка, где ты пропадала? Да так, развлекалась кое с кем, любимый, — улыбаясь подружкам и слишком сильно растащившись, чтобы волноваться из-за них, — я усек твой бред собачий насчет любимого. Но все равно это не бесплатно. Она попросила его приехать с кем-нибудь из ребят, утвердительно захихикав, когда он опросил, уж не торчит ли она, сообщила, что у них море джина, и велела не волноваться насчет бабок на бензин на обратную дорогу, а Винни сказал, что, может, они и приедут (забавы ради), и Жоржетта продолжала говорить после того, как Винни бросил трубку, — вихляя бедрами, она вздохнула, ах, Винни, детка, и, вздыхая, медленно положила трубку на рычаг. Ее стали расспрашивать, приедут ли они, сколько и когда, а Жоржетта — ноль эмоций. Она царственной походкой вернулась на свой трон и велела девочкам угомониться. Право же! Можно подумать, у вас целую вечность не было настоящего мужчины. Если им не подвернется никакого дельца, они будут здесь через часок, так что сидите пока со скрещенными ногами, — игриво поводя руками и снисходительно, загадочно улыбаясь. Они выпили еще бульона, захавали еще бенни и принялись сплетничать. Камилла нервничала — ей еще не доводилось встречаться с бывшим арестантом. У нас в городе таких типов днем с огнем не сыщешь. В сущности, до Голди она в глаза не видела гомиков с понятием. У них в городке все гомики были либо тайными педрилами, либо лесбиянками, вот она и сидела как на иголках, то и дело вскакивая, принимаясь носиться по комнате и задавать вопрос за вопросом. Жоржетта рассказывала ей небылицы о сломанных носах и перерезанных глотках, а Камилла охала и визжала, с удовольствием ощущая, как от смутных опасений у нее сосет под ложечкой. Она сказала, что чувствует дурноту и просто обязана принять ванну. Все рассмеялись и принялись ее журить, а Жоржетта защищала Камиллу от упреков, пока та наполняла одну из ванн на кухне и выкладывала свои щетки: по одной для спины, для живота, для груди, для рук, для ног, для ступней, для ногтей на пальцах ног, для кистей рук, для ногтей на пальцах рук — и специальную баночку крема для лица. Она разложила их в ряд, ручками к себе, и начала с левой, для спины. Подружки велели ей поторапливаться, чтобы не подвергнуться нападению прямо во время купания, а она жутко испугалась, надо совсем ничего не соображать, чтобы болтать такое. Она так перепугалась, что чуть не пукнула со звуком.
Камилла уже закончила купание, собрала свои щетки и наряжалась в ванной, когда раздался звонок. Жоржетта едва не бросилась к двери, но сдержалась, откинулась на спинку кресла, склонила голову набок, надеясь, что свет падает ей на лицо подходящим образом, и стала ждать, когда кто-нибудь откроет. Она изящно держала сигарету и пыталась скрыть возбуждение. Уже больше часа после телефонного разговора, и хотя мисс Камилла, моясь в ванне, давала Жоржетте возможность казаться беззаботной и спокойной, всё то время, что прошло после купания Камиллы, Жоржетта была вынуждена сохранять свою позицию в центре внимания и, блистая остроумием, смешить всех девочек небылицами о том, как она вырубала то одного, то другого. Непрерывно тараторя, она надеялась, что звонок прозвенит раньше, чем слишком долгое молчание вынудит ее подбирать слова или позволит остальным вспомнить о времени и спросить, где же Винни (ВИННИ!!! Винни должен был прийти), а то и вновь сделает очевидными ее страхи… но вот звонок прозвенел, она проглотила еще одну таблетку бенни, допила свой бульон и снова поудобней устроилась на троне.
Голди открыла дверь, ребята не спеша вошли, огляделись и остановились на кухне, а Винни первым направился в гостиную. Ну, что скажешь, Жоржи? Как нога? Ах, спасибо, все отлично, — еще чуть больше склонив голову набок и затянувшись сигаретой на манер Бетт Дэвис. Остальные мальчики разбрелись по комнате и в конце концов расселись там и сям. Гарри вытаращил глава, увидев Ли. Она была похожа на танцовщицу из журнала (золотистые волосы до плеч, неизменно элегантная в бабском наряда), ну просто куколка. Гарри пялился на нее, не зная, что и подумать, Он еще не бывал у Голди и потому решил, что, может, это уродина Рози, о которой говорили ребята, но, черт возьми, она совсем не походила на уродину. Наоборот, она была похожа на клёвую телку. Голди приготовила напитки, бросила в каждый по таблетке бенни и легкой походкой прошлась по комнате, раздав стаканы — улыбаясь и чувствуя себя на седьмом небе. Ли велела Рози принести ей новую пачку сигарет, а когда Рози глупо улыбнулась и отказалась, Ли устремила на нее указующий верст и сказала, чтобы та немедленно принесла сигареты, а не то мигом окажешься на улице вместе с прочими уродинами, мисс Хуесоска. (Гарри посмотрел на Ли, все еще в замешательстве, но потом сообразил, что это, наверно, один из гомиков. Но телка все же клёвая.) Рози швырнула Ли сигареты, подбежала к ванной и принялась колотить в дверь, пока Камилла не отперла, потом вошла и села на пол между умывальником и унитазом. Ах, право же, Рози! Ну и ну! Камилла хмыкнула, еще раз поправила прическу, выглянула из ванной, вышла на кухню, медленно направилась в гостиную, надеясь, что у нее всё в порядке с гримом (эта лампочка над зеркалом просто ужасна), крадучись вошла, медленно опустилась рядом с Голди и, как и прочие девочки, принялась разглядывать предполагаемых поклонников. От возбуждения перед глазами у нее поплыл туман. У мальчиков такие жесткие взгляды! Да они же видят тебя насквозь — так, точно ты голая! Она смущенно поежилась. Впрочем, все это чудесно! Но что ей надо делать? Разумеется, ни с одной из девочек Камилла и словом не обмолвилась о том, что она еще девственница. У себя в городке она разговаривала с парой-тройкой гомиков, и те рассказывали ей, как всё это делается, всякий раз предупреждая, что нельзя, ни в коем случае нельзя вынимать изо рта, когда мужик кончает, а не то чего доброго обольешься с ног до головы, оно попадет в глаза, а от этого, голубушка, можно и ослепнуть, да к тому же в этот момент все прямо-таки взрывается, и ты сама не захочешь вынимать… Но с чего надо начинать? что надо говорить? Ах, надеюсь, всё будет хорошо.
Голди спросила, готовы ли они выпить еще по одной, и все сказали, ага, мол, но только без этого содового дерьма. Вам-то это в самый раз, девчонки, но мне нужно что-нибудь позабористей, тогда Голди потупила взор, стараясь не смотреть на Малфи, проворно вышла, шурша шелком платья, на кухню, приготовила всем по новой порции, добавив в каждую лишь капельку содовой и таблетку бенни, раздала стаканы и спросила мальчиков, не хотят ли они по одной бенни. Само собой, почему бы и нет. Тогда она пустила коробочку по кругу, велев им взять по две, и села, то и дело застенчиво поглядывая на Малфи.
Жоржетта больше не пыталась держать в руках нити разговора, а сосредоточилась на Винни, стараясь, разумеется, казаться безразличной и желая дать подругам понять, что он принадлежит ей. Надеясь вызвать ревность Винни, она пыталась флиртовать с Гарри, но Гарри то и дело хватал ее за уши, почесывал свою промежность и обещал дать ей отсосать чудесный толстый болт, тогда Жоржетта откинулась на спинку трона, резко склонила голову набок, сказала ему, что мальчиками, мол, не интересуется, мисс Лесбиянка, и наклонилась к Винни, заметив, что тот пялится на Ли. Винни видел Ли насквозь, однако она была похожа на хорошенькую куколку, и он считал ее красоткой. Ли с удовольствием сознавала, что на нее глазеют, но при этом вертела головой, заговаривая то с Голди, то с Камиллой, то со всеми сразу. В конце концов, она работала в одном из лучших борделей для гомиков, ее фотографии красовались в профессиональных журналах, и было бы, безусловно, ниже ее достоинства открыто вступать в связь с этими садистами — гомиками низкого пошиба (правда, она с удовольствием общалась с ними в этой квартире, в безопасной обстановке). Может, Жоржетте, да и всем остальным, это по нраву, но в ее положении нельзя допускать, чтобы тебя видели со всякой шушерой, а манеры у этих типов просто отвратительные… хотя, возможно, порезвиться с ними было бы приятно… Камилла всё смотрела, терзалась и надеялась.
Голди спросила Малфи, не хочет ли он еще выпить, тот сказал, конечно, дорогуша, плесни еще, и Голди налила в стакан джина и капельку содовой — без бенни (слишком большая доза могла лишить его мужской силы), и крикнула Рози, чтобы та была паинькой и купила еще джина. Рози улыбнулась: я тебе нравлюсь, Голди? А Голди погладила ее по головке: конечно, Рози. А теперь будь паинькой и сбегай за джином. Протягивая Малфи стакан, Голди легко коснулась его ноги и улыбнулась. Малфи лениво поднял голову, а Голди задрожала и спросила, не хочет ли он пыхнуть. Травы, что ли? Конечно, дорогой. Ага. Она ринулась в спальню (он не убрал ногу!), вышла с маленькой формочкой для печенья и пустила по кругу косяки. Жоржетта курила эффектно, долго не стряхивая пепел, а потом глубоко затягиваясь и вдыхая пепел вместе с дымом. Она громко смеялась, вертясь и пытаясь удостовериться, что все понимают, почему она смеется, наблюдала, как Гарри пытается совладать с косяком, и донимала его, когда он закрывал нос и рот рукой, чтобы не закашляться. Надо было попросить нас научить тебя, Гарольд. Нет смысла переводить хорошую траву на дилетантов. Жоржетта насладилась беззаботным смехом, откинулась на спинку и глубоко затянулась травой, тыча пальцем в Гарри, который продолжал бороться с косяком, и чувствуя, как слегка затуманиваются глаза… Поведя плечами, она посмотрела на своего Винни и снова повернулась к Гарри — тот наконец отдышался и велел ей заткнуть хлебало, ты, хуесоска. Я-то специалист в своей области, голубчик. Лучше меня никто хуй не сосет. А ты кто такой?! Даже воровать как следует не умаешь. Ты просто мелкая шушера, — и она затянулась, оставив от косяка одну восьмую дюйма, потом положила окурок в рот, надменно улыбнулась, наклонилась и отобрала у Гарри недокуренный косяк. Тело у него стало таким же слабым, как воображение, он лишь слегка привстал и снова сел, стараясь не обращать внимания на улыбки ребят и болтовню гомиков и изо всех сил напрягаясь, чтобы подыскать какие-то слова, но сумев промямлить лишь одно: пидор. Потом: заткнись и хавай свои колеса, рожа наркотская. Ли расхохоталась и сказала Жоржетте, что удивлена, какие у той добропорядочные друзья. Не все, голубушка, не все, — она изящно выгнула запястье и похлопала Винни по коленке. Ли продолжала донимать Гарри, но тот делался страшно раздраженным, Ли занервничала и попросила Голди включить приемник и найти какую-нибудь музыку. Голди поймала джазовую программу, и от травы и музыки все постепенно расслабились. Гарри хотел было открыть окно, но ребята промолчали, а гомики нахмурились, поэтому он сидел неподвижно, потягивая джин и глазея на Ли. Голди посмотрела в затуманившиеся глаза Малфи, потом уставилась на его грудь, вздымавшуюся от сердцебиения, сказала ему, что раз уж он расстегнул рубашку, то можно ее и снять, и стала наблюдать, как шевелится и блестит от пота его плоть, стала любовно разглядывать спутанные волосы у него на груди и пот, струящийся сверху в эти волосы. Рози уже почти минуту стучалась в дверь, прежде чем Ли, недовольная тем, какими влюбленными глазами мисс Голди смотрит на Малфи, раздраженно встала и открыла. Она взяла у Рози бутылку джина, поставила ее на стол в гостиной, приняла еще четыре бенни и стакан горячего бульона, села, испытывая отвращение, и попыталась как можно глубже уйти в себя, чтобы не общаться с этой омерзительной компанией. Стоит им проглотить пару бенни и немного пыхнуть, как они попросту чумеют. Смех да и только. Должна сказать, Жоржетта, я не очень-то высокого мнения о твоих друзьях, об этих мужчинах. Я-то думала, они с понятием. Голди услышала, но даже не потрудилась на нее взглянуть и продолжала глазеть на Малфи, думая о том, как здорово, что они не привыкли к бенни (при этом с удовольствием подсаживая их (его) на колеса) и дожидаясь, когда время начнет стремительно лететь, как всегда бывает, если тащишься под бенни, а для нее и Малфи остановится. Жоржетта сходила на кухню, принесла ведерко льда и бутылку содовой и налила себе и Винни. Нет смысла волноваться, мисс Ли. Они не желают иметь ничего общего с такими, как ты. Винни въезжал в разговор, но, растащившись под травой, не потрудился что-либо сказать, а просто взял у Жоржетты стакан, посмотрел поверх него на Ли, медленно выпустив из носа дым, и продолжал буравить ее восторженным взглядом, пока она не отвернулась, потом взглянул, поджав губы, на Камиллу и улыбнулся, с удовольствием увидев страх у нее в глазах. Не бойся, цыпочка, никто тебя не обидит. Разве что немножко выебут… Жоржетта попросила у него сигарету, но он велел ей курить свои, и она замялась на минуту, шаря у себя в карманах, пока не убедилась, что он договорил с Камиллой, а потом нашла.
Рози потягивала джин, примостившись у ног Голди, а Жоржетта волновалась, как бы Винни не занялся кем-нибудь из других девочек: что они тогда все скажут?.. потом перестала волноваться о том, что они скажут, и задумалась, как бы их к нему не подпустить. Ей хотелось, чтобы они считали его ее возлюбленным, но еще больше хотелось, чтобы он стал ее возлюбленным. Хотя бы однажды. Хоть один разок. Она приняла еще одну бенни с джином и стала слушать музыку. Играл «Птенчик» — Чарли Паркер. Повернувшись в сторону приемника, она слушала, как резкие звуки громоздятся друг на друга, при этом не соприкасаясь, слушала, испытывая желание взять Винни за руку, и странные, прекрасные звуки (бенни, трава, да и джин тоже) приводили ее в удивительное романтическое настроение, в котором любовь пробуждается благодаря привязанности, а не сексу; желая разделить с Винни только это, лишь эти три минуты «Птенчика» — эти три минуты вне времени и пространства, лишь постоять вдвоем, быть может, соприкоснувшись руками, ничего не говоря, но все понимая… просто постоять наедине друг с другом и друг друга ради, не как мужчина с женщиной или двое мужчин, не как друзья или любовники, а как двое, которые любят… эти три минуты вдвоем в мире красоты, в мире, где не сохранилось даже памяти о хулиганах и клиентах, о мужеподобных гомиках и Артурах, а существует лишь прекрасное мгновение любви… а странные ритмы «Птенчика» неслись к ней непрерывно, беспорядочные звуки отчетливо и правильно складывались в мелодию, и не было ничего удивительного в том, что «Птенчик» воспевает своей игрой любовь.
Когда она добралась до Голди, одна из девочек помогла ей подняться по лестнице и дойти до кресла. Она попросила, чтобы кто-нибудь закурил ей сигарету, откинулась на спинку кресла, закрыла глаза, позволив руке и телу задрожать, с трудом вытянула ногу и застонала. Девочки, сгрудившись вокруг, задавали вопросы, удивлялись, восторгались зрелищем и бурно радовались нежданному нарушению однообразия — однообразия последних нескольких дней, которое осточертело им даже с бенни и травой и вынуждало их сидеть, просто сидеть, скулить по поводу жары, точно усталые клиенты, вспоминать о взбучках, полученных от хулиганов, и о пристальных взглядах натуралов. А Жоржетта кривила лицо от боли, хоть и не слишком заметно, и они удивлялись и восторгались. Голди дала ей полдюжины бении, она поспешно проглотила их, запила горячим кофе — и сидела молча… пытаясь сосредоточиться на действии бенни (и позабыть о своей комнате и о прошедших нескольких днях); не желая дожидаться, когда бенни растворится, абсорбируется кровью и растечется по организму; желая, чтобы немедленно начало сильно колотиться сердце; чтобы немедленно начался легкий озноб; желая немедленно начать врать. Немедленно!!! Когда она открыла глаза и с висящими плетьми руками печально покачала головой, все затараторили и завизжали… Шепотом заговорив, она стала отмахиваться от вопросов, кивать и, медленно поднося к губам сигарету, делать неглубокие астматические затяжки. Ей дали еще кофе — пошла приятная дрожь, заколотилось сердце, — она закурила еще одну и слегка выпрямилась в кресле. Голди спросила, стало ли ей лучше, и она сказала, да, мол. Немного лучше, спасибо. Пыхнуть не хочешь? А что, у вас есть? Конечно, голубушка. Голди дала ей косяк, и Жоржетта глубоко вдохнула дым, стараясь, изо всех сил стараясь не закашляться. А все смотрели и ждали, когда Жоржетта наконец оттает и накрасится — когда можно будет засыпать ее вопросами. Ну что ж, должна сказать, сейчас ты выглядишь гораздо лучше. А то когда пришла, на тебе просто лица не было. Я несколько дней была на голяке. Дней? Что случилось? Да, расскажи, голубушка. Есть еще пыхнуть, Голди? Конечно. Ты что, так и будешь сидеть всю ночь, или все-таки расскажешь, что случилось? Да будет тебе, мисс Ли! Ты что, не видишь, бедняжка очень нервничает! Орать не обязательно, мисс Щель. Мне просто до смерти хочется узнать, что случилось, только и всего. Ничего, ничего, голубушка… Ах, спасибо, Голди!.. Я все понимаю. Сейчас, только возьму себя в руки, и все расскажу. Она докурила второй косяк и рассказала им о том, как была ранена; как все затеял этот урод Гарри; как врач не дал ей ничегошеньки — даже ни одной таблеточки немби; и как ее держали в комнате взаперти и никого к ней не пускали, а я слышала, как пару раз приходил Винни, но его тоже не пустили; и как она презирает своего братца, этого урода, и как одним ударом сбила его с ног и прямиком вышла из дома. То есть прямиком мимо него, голубушка, прямиком мимо него — эх, видела бы ты его рожу! он так и обалдел, просто обалдел. Да, врезала я ему от души! Ах, как чудесно! Просто чудесно! Ах, жаль, меня там не было! С удовольствием бы посмотрела, как ты вырубаешь этого здоровенного урода. Никогда не забуду, какую гнусную сцену он нам закатил. Никогда! Все эти натуралы — сплошь подонки. Все захлопали в ладоши, заохали, заахали и решили устроить вечеринку в честь Жоржетты и победы над Артуром.
Голди послала Рози — слабоумную бабенку женского пола, служившую у них кем-то вроде уборщицы — за джином, сигаретами и новой партией бенни. Они сварили кастрюльку бульона и принялись плясать вокруг нее, бросая в бульон таблетки и приговаривая «бенни в бульоне, бенни в бульоне», — стряхивая с себя страх и скуку, хихикая, глотая бенни, попивая джин, провозглашая тосты за Жоржетту: Да здравствует КОРОЛЕВА! — и за победу над Артуром. Так ему и надо, уроду, нет, точно, поделом ему, так будет с каждым грубияном и натуралом, с каждым сукиным сыном, кто хоть раз ударит их или покажет пальцем и засмеется. Они приплясывая носились по всей квартире, пока не упали в кресла, пытаясь перевести дух и обмахиваясь веерами. А Рози принесла бульон, лед и джин, и они заговорили потише, по-прежнему смеясь, вновь и вновь упрашивая Жоржетту рассказать им, как она врезала бритцу и сбила его с ног… потом, постепенно, все затихли, не в силах больше кричать, и сидели развалясь, молча растащившись и начиная осознавать отсутствие мужчин — их приподнятое настроение, их безудержная радость сделали отсутствие любви особенно заметным. Поэтому подданные обратились к королеве с нижайшей просьбой пригласить ее удалого супруга и его неотесанных мужланов, ибо сегодня им ничего не страшно, и даже Камилла, хилый гомик из маленького городка, в Нью-Джерси, и та жаждет грубых объятий — и чтобы никаких, ну абсолютно никаких клиентов. Тогда Жоржетта, воспарившая в своем мире наркоты, позвонила к «Греку», залилась краской (Ах, как трепещет мое либидо!), услышав голос Винни, и захлопала глазами, когда он сказал: привет, сладкая булочка, где ты пропадала? Да так, развлекалась кое с кем, любимый, — улыбаясь подружкам и слишком сильно растащившись, чтобы волноваться из-за них, — я усек твой бред собачий насчет любимого. Но все равно это не бесплатно. Она попросила его приехать с кем-нибудь из ребят, утвердительно захихикав, когда он опросил, уж не торчит ли она, сообщила, что у них море джина, и велела не волноваться насчет бабок на бензин на обратную дорогу, а Винни сказал, что, может, они и приедут (забавы ради), и Жоржетта продолжала говорить после того, как Винни бросил трубку, — вихляя бедрами, она вздохнула, ах, Винни, детка, и, вздыхая, медленно положила трубку на рычаг. Ее стали расспрашивать, приедут ли они, сколько и когда, а Жоржетта — ноль эмоций. Она царственной походкой вернулась на свой трон и велела девочкам угомониться. Право же! Можно подумать, у вас целую вечность не было настоящего мужчины. Если им не подвернется никакого дельца, они будут здесь через часок, так что сидите пока со скрещенными ногами, — игриво поводя руками и снисходительно, загадочно улыбаясь. Они выпили еще бульона, захавали еще бенни и принялись сплетничать. Камилла нервничала — ей еще не доводилось встречаться с бывшим арестантом. У нас в городе таких типов днем с огнем не сыщешь. В сущности, до Голди она в глаза не видела гомиков с понятием. У них в городке все гомики были либо тайными педрилами, либо лесбиянками, вот она и сидела как на иголках, то и дело вскакивая, принимаясь носиться по комнате и задавать вопрос за вопросом. Жоржетта рассказывала ей небылицы о сломанных носах и перерезанных глотках, а Камилла охала и визжала, с удовольствием ощущая, как от смутных опасений у нее сосет под ложечкой. Она сказала, что чувствует дурноту и просто обязана принять ванну. Все рассмеялись и принялись ее журить, а Жоржетта защищала Камиллу от упреков, пока та наполняла одну из ванн на кухне и выкладывала свои щетки: по одной для спины, для живота, для груди, для рук, для ног, для ступней, для ногтей на пальцах ног, для кистей рук, для ногтей на пальцах рук — и специальную баночку крема для лица. Она разложила их в ряд, ручками к себе, и начала с левой, для спины. Подружки велели ей поторапливаться, чтобы не подвергнуться нападению прямо во время купания, а она жутко испугалась, надо совсем ничего не соображать, чтобы болтать такое. Она так перепугалась, что чуть не пукнула со звуком.
Камилла уже закончила купание, собрала свои щетки и наряжалась в ванной, когда раздался звонок. Жоржетта едва не бросилась к двери, но сдержалась, откинулась на спинку кресла, склонила голову набок, надеясь, что свет падает ей на лицо подходящим образом, и стала ждать, когда кто-нибудь откроет. Она изящно держала сигарету и пыталась скрыть возбуждение. Уже больше часа после телефонного разговора, и хотя мисс Камилла, моясь в ванне, давала Жоржетте возможность казаться беззаботной и спокойной, всё то время, что прошло после купания Камиллы, Жоржетта была вынуждена сохранять свою позицию в центре внимания и, блистая остроумием, смешить всех девочек небылицами о том, как она вырубала то одного, то другого. Непрерывно тараторя, она надеялась, что звонок прозвенит раньше, чем слишком долгое молчание вынудит ее подбирать слова или позволит остальным вспомнить о времени и спросить, где же Винни (ВИННИ!!! Винни должен был прийти), а то и вновь сделает очевидными ее страхи… но вот звонок прозвенел, она проглотила еще одну таблетку бенни, допила свой бульон и снова поудобней устроилась на троне.
Голди открыла дверь, ребята не спеша вошли, огляделись и остановились на кухне, а Винни первым направился в гостиную. Ну, что скажешь, Жоржи? Как нога? Ах, спасибо, все отлично, — еще чуть больше склонив голову набок и затянувшись сигаретой на манер Бетт Дэвис. Остальные мальчики разбрелись по комнате и в конце концов расселись там и сям. Гарри вытаращил глава, увидев Ли. Она была похожа на танцовщицу из журнала (золотистые волосы до плеч, неизменно элегантная в бабском наряда), ну просто куколка. Гарри пялился на нее, не зная, что и подумать, Он еще не бывал у Голди и потому решил, что, может, это уродина Рози, о которой говорили ребята, но, черт возьми, она совсем не походила на уродину. Наоборот, она была похожа на клёвую телку. Голди приготовила напитки, бросила в каждый по таблетке бенни и легкой походкой прошлась по комнате, раздав стаканы — улыбаясь и чувствуя себя на седьмом небе. Ли велела Рози принести ей новую пачку сигарет, а когда Рози глупо улыбнулась и отказалась, Ли устремила на нее указующий верст и сказала, чтобы та немедленно принесла сигареты, а не то мигом окажешься на улице вместе с прочими уродинами, мисс Хуесоска. (Гарри посмотрел на Ли, все еще в замешательстве, но потом сообразил, что это, наверно, один из гомиков. Но телка все же клёвая.) Рози швырнула Ли сигареты, подбежала к ванной и принялась колотить в дверь, пока Камилла не отперла, потом вошла и села на пол между умывальником и унитазом. Ах, право же, Рози! Ну и ну! Камилла хмыкнула, еще раз поправила прическу, выглянула из ванной, вышла на кухню, медленно направилась в гостиную, надеясь, что у нее всё в порядке с гримом (эта лампочка над зеркалом просто ужасна), крадучись вошла, медленно опустилась рядом с Голди и, как и прочие девочки, принялась разглядывать предполагаемых поклонников. От возбуждения перед глазами у нее поплыл туман. У мальчиков такие жесткие взгляды! Да они же видят тебя насквозь — так, точно ты голая! Она смущенно поежилась. Впрочем, все это чудесно! Но что ей надо делать? Разумеется, ни с одной из девочек Камилла и словом не обмолвилась о том, что она еще девственница. У себя в городке она разговаривала с парой-тройкой гомиков, и те рассказывали ей, как всё это делается, всякий раз предупреждая, что нельзя, ни в коем случае нельзя вынимать изо рта, когда мужик кончает, а не то чего доброго обольешься с ног до головы, оно попадет в глаза, а от этого, голубушка, можно и ослепнуть, да к тому же в этот момент все прямо-таки взрывается, и ты сама не захочешь вынимать… Но с чего надо начинать? что надо говорить? Ах, надеюсь, всё будет хорошо.
Голди спросила, готовы ли они выпить еще по одной, и все сказали, ага, мол, но только без этого содового дерьма. Вам-то это в самый раз, девчонки, но мне нужно что-нибудь позабористей, тогда Голди потупила взор, стараясь не смотреть на Малфи, проворно вышла, шурша шелком платья, на кухню, приготовила всем по новой порции, добавив в каждую лишь капельку содовой и таблетку бенни, раздала стаканы и спросила мальчиков, не хотят ли они по одной бенни. Само собой, почему бы и нет. Тогда она пустила коробочку по кругу, велев им взять по две, и села, то и дело застенчиво поглядывая на Малфи.
Жоржетта больше не пыталась держать в руках нити разговора, а сосредоточилась на Винни, стараясь, разумеется, казаться безразличной и желая дать подругам понять, что он принадлежит ей. Надеясь вызвать ревность Винни, она пыталась флиртовать с Гарри, но Гарри то и дело хватал ее за уши, почесывал свою промежность и обещал дать ей отсосать чудесный толстый болт, тогда Жоржетта откинулась на спинку трона, резко склонила голову набок, сказала ему, что мальчиками, мол, не интересуется, мисс Лесбиянка, и наклонилась к Винни, заметив, что тот пялится на Ли. Винни видел Ли насквозь, однако она была похожа на хорошенькую куколку, и он считал ее красоткой. Ли с удовольствием сознавала, что на нее глазеют, но при этом вертела головой, заговаривая то с Голди, то с Камиллой, то со всеми сразу. В конце концов, она работала в одном из лучших борделей для гомиков, ее фотографии красовались в профессиональных журналах, и было бы, безусловно, ниже ее достоинства открыто вступать в связь с этими садистами — гомиками низкого пошиба (правда, она с удовольствием общалась с ними в этой квартире, в безопасной обстановке). Может, Жоржетте, да и всем остальным, это по нраву, но в ее положении нельзя допускать, чтобы тебя видели со всякой шушерой, а манеры у этих типов просто отвратительные… хотя, возможно, порезвиться с ними было бы приятно… Камилла всё смотрела, терзалась и надеялась.
Голди спросила Малфи, не хочет ли он еще выпить, тот сказал, конечно, дорогуша, плесни еще, и Голди налила в стакан джина и капельку содовой — без бенни (слишком большая доза могла лишить его мужской силы), и крикнула Рози, чтобы та была паинькой и купила еще джина. Рози улыбнулась: я тебе нравлюсь, Голди? А Голди погладила ее по головке: конечно, Рози. А теперь будь паинькой и сбегай за джином. Протягивая Малфи стакан, Голди легко коснулась его ноги и улыбнулась. Малфи лениво поднял голову, а Голди задрожала и спросила, не хочет ли он пыхнуть. Травы, что ли? Конечно, дорогой. Ага. Она ринулась в спальню (он не убрал ногу!), вышла с маленькой формочкой для печенья и пустила по кругу косяки. Жоржетта курила эффектно, долго не стряхивая пепел, а потом глубоко затягиваясь и вдыхая пепел вместе с дымом. Она громко смеялась, вертясь и пытаясь удостовериться, что все понимают, почему она смеется, наблюдала, как Гарри пытается совладать с косяком, и донимала его, когда он закрывал нос и рот рукой, чтобы не закашляться. Надо было попросить нас научить тебя, Гарольд. Нет смысла переводить хорошую траву на дилетантов. Жоржетта насладилась беззаботным смехом, откинулась на спинку и глубоко затянулась травой, тыча пальцем в Гарри, который продолжал бороться с косяком, и чувствуя, как слегка затуманиваются глаза… Поведя плечами, она посмотрела на своего Винни и снова повернулась к Гарри — тот наконец отдышался и велел ей заткнуть хлебало, ты, хуесоска. Я-то специалист в своей области, голубчик. Лучше меня никто хуй не сосет. А ты кто такой?! Даже воровать как следует не умаешь. Ты просто мелкая шушера, — и она затянулась, оставив от косяка одну восьмую дюйма, потом положила окурок в рот, надменно улыбнулась, наклонилась и отобрала у Гарри недокуренный косяк. Тело у него стало таким же слабым, как воображение, он лишь слегка привстал и снова сел, стараясь не обращать внимания на улыбки ребят и болтовню гомиков и изо всех сил напрягаясь, чтобы подыскать какие-то слова, но сумев промямлить лишь одно: пидор. Потом: заткнись и хавай свои колеса, рожа наркотская. Ли расхохоталась и сказала Жоржетте, что удивлена, какие у той добропорядочные друзья. Не все, голубушка, не все, — она изящно выгнула запястье и похлопала Винни по коленке. Ли продолжала донимать Гарри, но тот делался страшно раздраженным, Ли занервничала и попросила Голди включить приемник и найти какую-нибудь музыку. Голди поймала джазовую программу, и от травы и музыки все постепенно расслабились. Гарри хотел было открыть окно, но ребята промолчали, а гомики нахмурились, поэтому он сидел неподвижно, потягивая джин и глазея на Ли. Голди посмотрела в затуманившиеся глаза Малфи, потом уставилась на его грудь, вздымавшуюся от сердцебиения, сказала ему, что раз уж он расстегнул рубашку, то можно ее и снять, и стала наблюдать, как шевелится и блестит от пота его плоть, стала любовно разглядывать спутанные волосы у него на груди и пот, струящийся сверху в эти волосы. Рози уже почти минуту стучалась в дверь, прежде чем Ли, недовольная тем, какими влюбленными глазами мисс Голди смотрит на Малфи, раздраженно встала и открыла. Она взяла у Рози бутылку джина, поставила ее на стол в гостиной, приняла еще четыре бенни и стакан горячего бульона, села, испытывая отвращение, и попыталась как можно глубже уйти в себя, чтобы не общаться с этой омерзительной компанией. Стоит им проглотить пару бенни и немного пыхнуть, как они попросту чумеют. Смех да и только. Должна сказать, Жоржетта, я не очень-то высокого мнения о твоих друзьях, об этих мужчинах. Я-то думала, они с понятием. Голди услышала, но даже не потрудилась на нее взглянуть и продолжала глазеть на Малфи, думая о том, как здорово, что они не привыкли к бенни (при этом с удовольствием подсаживая их (его) на колеса) и дожидаясь, когда время начнет стремительно лететь, как всегда бывает, если тащишься под бенни, а для нее и Малфи остановится. Жоржетта сходила на кухню, принесла ведерко льда и бутылку содовой и налила себе и Винни. Нет смысла волноваться, мисс Ли. Они не желают иметь ничего общего с такими, как ты. Винни въезжал в разговор, но, растащившись под травой, не потрудился что-либо сказать, а просто взял у Жоржетты стакан, посмотрел поверх него на Ли, медленно выпустив из носа дым, и продолжал буравить ее восторженным взглядом, пока она не отвернулась, потом взглянул, поджав губы, на Камиллу и улыбнулся, с удовольствием увидев страх у нее в глазах. Не бойся, цыпочка, никто тебя не обидит. Разве что немножко выебут… Жоржетта попросила у него сигарету, но он велел ей курить свои, и она замялась на минуту, шаря у себя в карманах, пока не убедилась, что он договорил с Камиллой, а потом нашла.
Рози потягивала джин, примостившись у ног Голди, а Жоржетта волновалась, как бы Винни не занялся кем-нибудь из других девочек: что они тогда все скажут?.. потом перестала волноваться о том, что они скажут, и задумалась, как бы их к нему не подпустить. Ей хотелось, чтобы они считали его ее возлюбленным, но еще больше хотелось, чтобы он стал ее возлюбленным. Хотя бы однажды. Хоть один разок. Она приняла еще одну бенни с джином и стала слушать музыку. Играл «Птенчик» — Чарли Паркер. Повернувшись в сторону приемника, она слушала, как резкие звуки громоздятся друг на друга, при этом не соприкасаясь, слушала, испытывая желание взять Винни за руку, и странные, прекрасные звуки (бенни, трава, да и джин тоже) приводили ее в удивительное романтическое настроение, в котором любовь пробуждается благодаря привязанности, а не сексу; желая разделить с Винни только это, лишь эти три минуты «Птенчика» — эти три минуты вне времени и пространства, лишь постоять вдвоем, быть может, соприкоснувшись руками, ничего не говоря, но все понимая… просто постоять наедине друг с другом и друг друга ради, не как мужчина с женщиной или двое мужчин, не как друзья или любовники, а как двое, которые любят… эти три минуты вдвоем в мире красоты, в мире, где не сохранилось даже памяти о хулиганах и клиентах, о мужеподобных гомиках и Артурах, а существует лишь прекрасное мгновение любви… а странные ритмы «Птенчика» неслись к ней непрерывно, беспорядочные звуки отчетливо и правильно складывались в мелодию, и не было ничего удивительного в том, что «Птенчик» воспевает своей игрой любовь.