Сэлинджер Джером Д.. Девчонка без попки в проклятом сорок первом

   – О чем?
   – Помолись, чтобы дети не теряли сейчас голову.
   – Какие дета?
   – Все, дорогой. Бобби. Наш несравненный маленький Бобби. Сестрички Фремонт с их ушками-лопоушками Бетти и Дональд Мерсеры. Малыши Крофты. Все. А особенно та девчурка, которая была с нами сегодня. Барбара. Она не идет у меня из головы. Помолись, мой мальчик.
   – Хорошо.
   – О, ты такой милый. – Миссис Вудрафф потрепала мужа по затылку. Вдруг она продекламировала: – «Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, сернами или полевыми ланями: не будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно».
   Мистер Вудрафф внимательно выслушал ее.
   – Откуда это? – спросил он.
   – Из библейской «Песни Песней». Милый, не поворачивайся. Я так боюсь, что ты упадешь.
   – Ты знаешь все, – внушительно произнес мистер Вудрафф. – Ты знаешь все.
   – Ах, ты мой родной! Помолись немного за детей, мальчик мой ненаглядный. Что за проклятый год!
   – Барбара? Это ты, детка?
   – Да, я, миссис Оденхерн.
   – Зажигай свет, детка. Я не сплю.
   – Я могу раздеться в темноте. Правда.
   – Конечно, не можешь. Включи лампу, детка.
   В свое время миссис Оденхерн была заядлой теннисисткой, один раз даже играла в показательном матче с Хелен Уилз. У нее до сих пор сохранились две ракетки, которые каждый год перетягивались в Нью-Йорке неким «чудо-человечком» шестифутового роста. Даже теперь, в постели, в 4.45 утра ее голос был настроен на привычное: «Ваша подача, партнер».
   – Я не сомкнула глаз, – сообщила она. – Уже несколько часов лежу без сна. Мимо прошло столько пьяных. Совершенно не считаются с окружающими. Включи свет, детка.
   Барбара подчинилась. Миссис Оденхерн, чтобы защитить глаза от вспышки, положила на веки большой и указательный пальцы, потом убрала руку и решительно улыбнулась. На голове у нее были бигуди, и Барбара отвела взгляд.
   – В наши дни люди стали другими, – заметила миссис Оденхерн. – Когда-то это был действительно замечательный корабль. Ты хорошо провела время, детка?
   – Да, спасибо. Очень жалко, что вы не пошли. Как ваша нога, лучше?
   Миссис Оденхерн с наигранной строгостью подняла указательный палец и погрозила Барбаре.
   – Послушайте меня, юная леди. Если мы сегодня проиграем матч, то не по моей вине. Зарубите это себе на носу! Вот так!
   Барбара улыбнулась и выдвинула чемодан из-под незанятой двуспальной кровати – своей кровати. Она положила его поверх одеяла и стада что-то в нем искать.
   Миссис Оденхерн задумалась.
   – После того как ты ушла, я видела миссис Хельгер и миссис Эберс в салоне.
   – Да?
   – Завтра они напьются нашей кровушки. Тебе стоит об этом знать. Ты должна играть немного ближе к сетке, когда я подаю, детка.
   – Я постараюсь, – сказала Барбара, продолжая рыться в своих одеждах.
   – Скорее ложись, детка. Прыг-скок!
   – Я не могу найти свою… а, вот она. – Барбара извлекла из чемодана пижаму.
   – Братец Кролик, – с умилением проговорила миссис Оденхерн.
   – Что-что?
   – Когда Карл был маленький, он любил «Братца Кролика». – Голос миссис Оденхерн поднялся почти на октаву: – «Мамуся, почитай мне пва Бватца Кволика», – и так без конца. Если бы мне платили пенни каждый раз, когда этот карапуз просил меня почитать ему «Братца Кролика»!
   Барбара опять улыбнулась и с пижамой под мышкой направилась в смежную ванную. На пороге ее остановил возвысившийся голос миссис Оденхерн:
   – Когда-нибудь и ты будешь читать «Братца Кролика» своему малышу.
   На сей раз Барбара не успела улыбнуться, потому что была уже в ванной. Она закрыла дверь. Когда через минуту она вышла в пижаме, миссис Оденхерн курила, не затягиваясь, сигарету в мундштуке – таком, какие, если верить рекламе, не пропускают никотин. Одновременно она пыталась дотянуться до романа из судовой библиотечки, лежавшего на ночном столике.
   – Готова баиньки, детка? А я решила прочитать главку-другую. Может быть, это меня усыпит. Так много, много мыслей крутится в моей бедной старой голове.
   Барбара улыбнулась и залезла в постель.
   – Тебе не помешает свет, детка?
   – Ни чуточки. Я страшно устала. – Барбара повернулась на бок, спиной к свету и к миссис Оденхерн. – Спокойной ночи, – сказала она.
   – Спи крепко, детка… Ох, пожалуй, я тоже постараюсь заснуть! Пишут же такую чепуху. Нет, ей-богу, мне больше не попадаются книги с душой. Теперь авторы как будто нарочно откапывают всякие паскудные сюжеты. Мне кажется, если бы я могла прочитать еще хоть одну книгу Сары Милфорд Пиз, я была бы счастлива. Но она умерла, бедняжка. Рак. – Миссис Оденхерн выключила настольную лампу.
   Барбара лежала несколько минут в темноте. Она знала, что должна подождать до следующей недели, следующего месяца или еще чего-нибудь следующего. Но ее сердце так колотилось, что чуть не выталкивало ее из кровати.
   – Миссис Оденхерн. – Имя выскочило и повисло в темноте, вытянувшись во весь свой длинный рост.
   – Да, детка?
   – Я не хочу замуж.
   – Что?
   – Я не хочу замуж.
   Миссис Оденхерн села на кровати. Ее рука стала уверенно нащупывать выключатель настольной лампы. Барбара зажмурилась в ожидании момента, когда комнату зальет свет, и стала молиться без слов и без мыслей. Она чувствовала, что миссис Оденхерн обращается к ее затылку.
   – Ты очень устала. Ты говоришь, не подумав, детка.,
   Слово «детка» вспорхнуло и повисло в темноте рядышком с именем миссис Оденхерн.
   – Просто я еще ни за кого не хочу замуж.
   – Так! Это конечно очень… странно… Барбара. Карл любит тебя, детка, сильно-сильно.
   – Мне очень жаль. Правда.
   Наступила короткая тишина. Миссис Оденхерн нарушила ее.
   – Ты должна поступать, – вдруг сказала она, – как считаешь правильным, детка. Я уверена, если бы Карл слышал нас, мальчику было бы очень-очень больно. С другой стороны…
   Барбара слушала. Миссис Оденхерн даже запнулась, так напряженно она слушала.
   – С другой стороны, – продолжала миссис Оденхерн, – всегда лучше исправить ошибку прежде, чем она совершена. Если ты очень-очень хорошо все обдумала, я уверена, Карл будет последним, кто упрекнет тебя, детка.
   Роман из судовой библиотечки, сбитый сильным локтем миссис Оденхерн, полетел с ночного столика на пол. Барбара слышала, как та его подняла.
   – Теперь поспи, детка. Посмотрим, в каком мы будем настроении, когда ярко засияет солнышко. Я хочу, чтобы ты относилась ко мне с тем же доверием, с каким относилась бы к своей матери, если бы она была жива. Я так хочу помочь тебе понять себя, – сказала миссис Оденхерн и прибавила: – Конечно, я знаю, что в наши дни не так-то просто повлиять на решение детей, если они его приняли. И еще я знаю, что у тебя твердый-твердый характер.
   Услышав щелчок выключателя, Барбара открыла глаза. Она встала с постели и прошла в ванную. Почти тут же она вышла в халатике и шлепанцах и сказала в темноту, обращаясь к миссис Оденхерн:
   – Я ненадолго выйду на палубу.
   – Что на тебе?
   – Халат и шлепки. Сойдет. Все спят.
   Миссис Оденхерн опять зажгла настольную лампу. Она внимательно посмотрела на Барбару, ни одобрительно, ни осуждающе. Ее взгляд говорил: «Отлично. Все кончилось. Я едва могу сдержаться, так я счастлива. Теперь распоряжайся собой по своему усмотрению. Только не позорь и не стесняй меня». Барбара безошибочно прочитала это в ее глазах.
   – Пока.
   – Не простудись, детка.
   Барбара закрыла за собой дверь и стала бродить по тихим освещенным коридорам. Она взобралась по трапу на палубу А и, войдя в концертный зад, пошла по проходу, который уборочная бригада оставила между сдвинутыми пустыми креслами. Меньше чем через четыре месяца эти кресла отсюда вынесут, а на голом полу будут лежать на спине без сна триста с лишним новобранцев.
   Еще выше, на прогулочной палубе, Барбара почти целый час простояла у поручня левого борта. Хотя хлопковая пижамка и халатик из искусственного шелка не защищали от утренней прохлады, ей не грозила опасность простудиться. В этот зыбкий час жизнь вовсе не замерла, но для Барбары не существовало ничего, кроме сложного многоголосого звучания первых мгновений после детства.