Семироль Анна. Игрушки дома Баллантайн

   «Зачем? – повторяет Брендон. – Какой во мне смысл?»
   – А это – определять тебе.
   Колода летит на стол, карты рассыпаются по мореному дубу столешницы веером.
   – У тебя огромное число вариантов, парень. Наука, искусство, магия, путешествия. Но я бы не хотел, чтобы ты покидал Нью-Кройдон и вообще дом. Неспокойно становится.
   «Ты запираешь меня тут?» – спрашивает Брендон, иронично улыбаясь.
   – Ни в коем случае. – Алистер наливает в бокал немного коньяка и отходит к окну. – Ты вообще газеты читаешь? Радио слушаешь?
   Брендон отрицательно качает головой. Весь его день уходит на обучение фабричных кукол, вечера он просиживает в домашней библиотеке, читая книги, принадлежавшие Кэрол. Его не покидает странная надежда, что в этих книгах он найдет что-то, что развеет его тоску.
   – Парень, так ты совсем одичаешь. Хорошо, давай обратимся к очевидному. Пикеты у дома видишь? Мирные голодранцы трясут плакатиками, ничего опасного. Но это лишь потому, что дом охраняется. Отойди на квартал – там уже можно и перо в бок словить. Брендон, не все одобряют наше дело. Мне завидуют, меня ненавидят. А пострадать может моя семья и ты. Виктория и та старается лишний раз не выходить из дома. Понимаешь?
   «Виктория на сносях, куда ей в город. А для себя я опасности не вижу. Каждый день мы с Абби ездим через весь город на фабрику и обратно. Все спокойно. У тебя мания преследования, компаньон».
   – Да-да, я забыл, что ты бессмертен! – В голосе Алистера звучит тщательно скрываемое раздражение. – Черт с тобой. Лучше сыграем партию в экартэ. Ставлю десять тысяч серебром! Раздавай.

* * *

   За спиной Брендона закрывается дверь учебного зала. Занятие по амслену на сегодня закончено. Сейчас он дождется, пока Абби в кабинете управляющего быстро попьет чаю и поест, затем они сядут в экипаж, и можно будет считать день завершенным. Тогда он наконец-то расскажет ей новость.
   За окном – серая морось. Осень в Нью-Кройдоне всегда тосклива. Дожди словно слизывают краски с городских улиц, и все становится серым и безжизненным. Сырой ветер с океана пронизывает насквозь. Механические суставы плохо гнутся, Брендон чувствует себя старым ревматиком. Он даже ходит, прихрамывая и опираясь на дорогую трость – подарок Алистера.
 

 
   Скорее бы домой. Там сейчас тихо и спокойно. Никаких посторонних. Только попискивает в колыбели крохотный Байрон – первенец Алистера. С его появлением многое изменилось. Алистер чаще стал бывать дома, чопорная и надменная Виктория смягчилась и еще больше похорошела. Брендон – один из немногих, кого молодые родители подпускают к сыну. Он часто подменяет Викторию, когда той надо отдохнуть, качает младенца в колыбели, носит его на руках по комнате.
   «Брендон, случиться может всякое, – сказал ему на днях Алистер. – Кому мне доверять, как не тебе. Я хочу, чтобы ты был его гувернером, а если понадобится – то и отцом».
   Вот и Абби. Брендон улыбается ей, подает плащ. Она смущается – больше по привычке – и укоряет его в том, что господину не пристало помогать служанке.
   «Мы с тобой равны, – возражает Брендон. – Ты мой единственный друг. Могу я помочь другу одеться?»
   Она улыбается, и они вдвоем спешат через двор к ожидающему у ворот экипажу. Алистер давно пересел в автомобиль, но Брендон по старинке пользуется двуколкой с лошадьми. Кучер открывает дверь перед Абби, девушка ловко запрыгивает внутрь. Брендон возится дольше, кляня сырость и свою неповоротливость. Наконец все усаживаются, повозка трогается с места.
   «Я хотел рассказать тебе, – начинает Брендон. – Этой ночью я закончил собирать радио. Сам, Абби! Оно работает! Оно транслирует музыку! Представляешь, у меня получилось! Еще я предложил Алистеру проект передатчика на радиоволнах. Через него можно отдавать приказы сразу целой группе кукол. Абби, я наконец-то нашел себе дело!»
   Он сияет, как ребенок, получивший новую игрушку. Никогда еще Абби не видела его таким бодрым и возбужденным. Она бережно стирает платком дождевые капли со лба Брендона, улыбается.
   – Видишь, все оказалось возможным. Когда ты нашел время?
   «Маленький спал, я принес в его комнату детали и стал работать. Первым, что я поймал на этом приемнике, была колыбельная. Божественное пение…»
   – Возможно, тебе стоит подумать, как вернуть себе голос? – тихо предлагает Абби.
   Брендон с жаром кивает.
   «Я найду способ! Я очень хочу говорить с тобой не только руками. Твое имя так прекрасно звучит: Абби».
   – Я тебя и без слов понимаю, Брендон. Но да, я очень хотела бы услышать однажды твой голос.
   Экипаж вздрагивает, слегка кренится влево и спустя несколько секунд останавливается. Мост через Северн.
   Брендон спускается на мостовую, подает Абби руку.
   «Разреши проводить тебя сегодня».
   Она смотрит на него, качает головой. В тусклом свете газовых фонарей очень трудно разобрать выражение ее лица.
   – Дома муж, он не поймет. Прости.
   «Хотя бы до угла. Позволь, прошу».
   – Но только до угла. Я очень боюсь, что соседи заметят.
   «Муж ревнивый?»
   – Нет. Просто он знает, кто ты. И ему это не нравится. Пойдем.
   Брендон жестами объясняет вознице, чтобы дождался его, и спешит вслед за Абби. Они идут вдоль улицы, держась друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Лицо Абби скрыто капюшоном плаща, но Брендон точно знает: она улыбается.
   Позади них звучат шаги, и мужской голос восклицает:
   – Куда спешишь, механическое отродье?
   Брендон слышит отчетливый щелчок взводимого курка и оборачивается. Крик Абби и два выстрела сливаются воедино, громом отдаются в ушах. Брендону кажется, что он двигается очень медленно. Он падает, увлекая девушку за собой, и краем глаза успевает заметить несколько силуэтов, исчезающих в подворотне. Где-то рядом свистит полисмен.
 

 
   «Абби! Абби! – Брендон забывает, что не может говорить, лишь шевелит губами. – Ты не ранена? Как ты?»
   – Все хорошо. Все в порядке. – Она садится, опираясь на руку, улыбка на лице – жалобная, перепуганная. – Я цела. Брендон, как ты?
   Он кивает, морщится от боли над правой лопаткой.
   «Все в порядке. Просто упал неудачно. Абби, как хорошо, что ты цела. Вставай, мы с тобой в самую грязь… Как хорошо, что ты цела».
   Брендон поднимается сам, подхватывает девушку и помогает ей встать. Подбегает полисмен, спрашивает, что случилось и кто стрелял.
   – Они убежали туда, – еле слышно шепчет Абби. – Трое. Брендон, проводи господина полицейского. Я тебя дождусь. Я тут посижу. Мне надо прийти в себя.
   Брендон кутает девушку в плащ, помогает взойти по ступенькам под козырек подъезда.
   «Я мигом, Абби. Я покажу, куда они скрылись».
   – Да, да, мой хороший.
   Минута туда, минута обратно. Даже если бежать, опираясь на трость. Когда он возвращается, Абби уже не дышит. Лежит на ступеньках, свернувшись, как эмбрион, и дождь барабанит по ее приоткрытым глазам.

* * *

   Алистер Баллантайн и двое полицейских входят без стука в дверь тесной комнатушки. Ее хозяин – плечистый смуглый креол – сидит на заправленной кровати, спрятав лицо в ладонях, и жутко, монотонно воет. На столе, отодвинутом от стены, лежит Абигайль Томсон, обернутая в чистые белые простыни. Ее плащ и мокрое платье бесформенной грудой свалены у ног Брендона. Он стоит рядом с девушкой и гладит ее по голове. За стеной в соседней комнате тихо поет колыбельную мать Абби. Алистер видел ее, когда заходил в дом: страшная, почерневшая от горя старуха.
   – Брендон, идем, – негромко окликает Алистер. – Поедем домой.
   Брендон его не слышит. Он гладит черные кудри Абигайль и не замечает Алистера. Баллантайн выжидает минуту, другую.
   – Брендон, я за тобой приехал. Пойдем же, – повторяет он громче.
   Быстрый, еле уловимый жест одной рукой: «Нет». Алистер теряет терпение.
   – Хорошо. – Он поворачивается к полисменам: – Господа, будьте добры, перенесите тело в машину.
   Мужчина, сидящий на кровати, смолкает и медленно поднимается. Он подходит к Алистеру и произносит:
   – Нет.
   На стол ложится пачка купюр. Вторая. Третья.
   – Мы ее забираем, – твердо говорит Алистер Баллантайн вдовцу и обращается уже к Брендону: – Для тебя.
   И получает кулаком в лицо.
   – Убийца! – ревет креол. – Это ты должен в землю лечь, не она! Свою жену на чучело выпотроши, ублюдок!
   Алистер промокает платком разбитую губу, полицейские протискиваются мимо него к креолу. Брендон делает шаг и встает между ними.
   «Уезжай. И не трогай ее. Не смей».
   – Прошу прощения, – цедит Баллантайн сквозь зубы, обращаясь больше к полисменам. – Инцидент исчерпан.
   Он кладет на пачки купюр горсть топливных брикетов и уходит. Полицейские следуют за ним.
   – Сам вернется, – уверенно говорит Алистер, садясь в машину. – Здесь у него больше ничего не осталось.

Часть III. Байрон

   Зыбкое пламя свечей отражается в зеркалах. В комнате стоит удушающий запах духов и курящихся благовоний. Окна открыты, но тяжелые шторы задернуты так плотно, что воздух с улицы почти не проникает. На высоком ложе среди разметанных подушек сплетается в объятьях обнаженная пара. Темноволосая пышногрудая женщина жалобно стонет и время от времени коротко вскрикивает. Мужчина хрипло дышит сквозь стиснутые зубы. Он причиняет женщине боль, но это лишь возбуждает обоих.
   На полу у ложа извивается девушка. Ее тело стянуто шелковыми шнурами, впивающимися в кожу, рот заткнут ее же собственным чулком. Вывернутые за спину кисти рук побелели, голова притянута за волосы к связанным щиколоткам. Искаженное гримасой боли лицо залито слезами. Девушка с мольбой смотрит в темный угол комнаты. Там в кресле неподвижно сидит светловолосый парень лет двадцати в строгом сером костюме. Его руки в белых перчатках покоятся на резных подлокотниках кресла. В глазах отражаются огоньки свечей. Он смотрит в образованную зеркалами анфиладу арок, и его лицо ничего не выражает.
   Пара на ложе выгибается в экстазе, ногти женщины оставляют алые полосы на спине мужчины. Мгновенье – и он сбрасывает ее с себя, тяжело дыша. Затем спускается с ложа, подбирает с пола шелковый черный халат и пристально смотрит на связанную девушку.
   – Больно, голубка? – Его голос вкрадчив и обманчиво мягок. – Это тебе первый урок. Не усвоишь – будут и другие.
   Мужчина склоняется над захлебывающейся слезами жертвой и резко дергает один из шелковых узлов. Шнур врезается девушке между ног, она приглушенно кричит. Мужчина берет со столика нож с тонким лезвием, крутит его в длинных пальцах.
   – Порченный товар – неприятности, – с опаской замечает с ложа темноволосая женщина.
   – Заткнись, – обрывает ее мужчина. – Я купил ее время у сутенера и могу делать с нею, что хочу. Как, впрочем, и с тобой.
   Лезвие ножа оставляет вдоль ребра девушки длинную кровоточащую линию. Несколькими резкими движениями мужчина рассекает шелковые путы. Девушка обессилено вытягивается на полу, вздрагивая от рыданий.
 

 
   – Вставай, – командует мужчина. – Одевайтесь, обе, и вон отсюда. Через три дня желаю видеть вас здесь же. Проверю, как эта юная строптивица усваивает уроки.
   Он возвращается на ложе, отвешивает темноволосой звонкий шлепок по ягодице и наблюдает, как проститутки поспешно одеваются. Перехватывает взгляд заплаканной девушки и морщится:
   – Как тебя… Хлоя! Зря ты ждешь от него помощи. Брендон служит только мне. Это мой ангел. – В последних словах звучит странная нежность.
   Полуодетые девушки поспешно исчезают за дверью. Когда в коридоре стихает топот бегущих ног, Брендон откидывается в кресле и закрывает глаза.
   Мужчина облачается в халат, приглаживает длинные темные волосы, потягивается и раздвигает тяжелые шторы. В душную комнату льется ночная прохлада.
   – Женщины, – с презрением цедит он. – Они чересчур мягкие и бесформенные. Как тряпье. И стремятся превратить в тряпки всех, с кем имеют дело. Отец тоже размяк из-за матери, за что и поплатился. Женщины… Они вызывают желание мять, скручивать, придавать форму, твердость. Жаль, у некоторых слишком хрупкие кости.
   Он обходит кресло, в котором сидит Брендон, кладет руки ему на плечи, склоняется, почти касаясь виска губами, и шепчет:
   – С тобой я так никогда не поступлю, ангел мой.
   Брендон поднимает руку и гладит Байрона Баллантайна по щеке. Его глаза все так же закрыты, на лице – тень равнодушия.

* * *

   Иногда днем, когда Байрон заседает в сенате, Брендон уходит бродить по городскому парку. Нынешний Нью-Кройдон – самый безопасный и чистый город в мире. Здесь нет ни одного бродяги или попрошайки, а шанс наткнуться на грабителя среди ночи стремится к нулю. Порядок в городе обеспечивается громадной армией полицейских. Большая часть из них – механические.
   Городом правят закон и порядок, говорит Байрон. Это не так. Нью-Кройдоном вот уже восемь лет правит страх. С тех самых пор, как сменивший во главе кукольной империи Алистера сын жестоко подавил бунт против механических работников. Кукол из зачинщиков беспорядков он создавал собственноручно. И далеко не все эти люди были мертвы к моменту переделки.
   Теперь, отчаявшись выбить кукол со своих рабочих мест, люди хватаются за любую вакансию, требующую большего, чем могут механизмы. Нью-Кройдон расцветает обновленными фасадами, фонтанами, новыми зданиями трех вокзалов, линиями монорельса-надземки. Становятся популярными изделия ручной работы, ремесленникам нет отбоя от учеников. В Нью-Кройдон охотно едут туристы и любители приморского отдыха. И никто из приезжих не задумывается, что́ стоит за всем этим лоском.
   Фабрика Баллантайна получает заказ за заказом. Встает проблема: неоткуда взять столько мертвых тел. По просьбе Байрона собирается совет Нью-Кройдона, результат долгих дискуссий – ужесточение меры наказания преступникам. Число приговоренных к смерти или к «принудительной механизации» растет. Но и это не решает проблему, и Байрон переходит на создание полностью механических кукол. Брендон работает над усовершенствованием «аппарата восприятия»: программирует кукольные души, проводит месяцы над созданием перфокарт. С преподавания амслена его снял еще Алистер, направив деятельность Брендона в иное русло.
   «Работай, компаньон. Это единственный способ сохранить видимость того, что ты нужен», – сказал Алистер. Он надеялся, что в делах Брендон забудет Абби.
   Брендон помнит. Вот уже тридцать первый год помнит все, как будто это случилось вчера. Ему проще забыть собственное имя.
   Он опускается в траву на берегу Фармингтона и смотрит на детей, играющих в бадминтон с гувернантками. Волан легко порхает от ракетки к ракетке – быстрый и светлый, как электрическая искра. Рядом носится рыжий спаниель, лает весело. Брендон срывает травинку, пробует стебелек на вкус. И замечает заинтересованный взгляд юной девушки, сидящей на скамье с книгой. Брендон отвечает ей легким наклоном головы и вежливой улыбкой. Пока на нем перчатки и шейный платок, никто не видит в нем куклу. В такие моменты можно позволить себе побыть просто молодым человеком лет двадцати, среднего роста, подтянутым, с серыми глазами и светло-русыми волосами.
   Девушка мгновенно краснеет и смущенно утыкается в книгу. Брендон тоже отворачивается, пряча улыбку. Он научился ценить такие мгновения. Их в его жизни очень мало.
   Брендону нравится быть просто прохожим. Человеком из толпы. Человеком. Нравится ходить на вокзал, изучать расписание поездов, вдыхать запах креозота. Смотреть на провожающих и встречающих. Сидеть в зале ожидания и читать утреннюю газету. Ему нравится бродить по центральным улицам, слушать веселую болтовню городских кумушек, наблюдать за тем, как меняется мода, растут дети. Для Брендона теперь время течет по-другому. Он живет от прогулки к прогулке. Раз в неделю, иногда раз в месяц он позволяет себе насладиться иллюзией самостоятельности.
   Когда Байрон дома, Брендон вынужден находиться рядом с ним постоянно. Сыну Алистера Баллантайна опасно перечить. Металлические суставы Брендона отлично проводят электрический ток, а плоть по-прежнему чувствительна к боли.

* * *

   – Ангел мой, у меня прекрасные новости!
   Брендон подходит к Байрону и поправляет выбившиеся из-под хирургической шапочки длинные темные пряди. Байрон откладывает ранорасширитель в сторону, берет пилу для ампутаций и снова склоняется над распростертым на мраморном столе телом. Кажется, это была женщина.
   – Ты слушаешь меня, конечно? Так вот. Император заказал мне механическую армию. Десять тысяч солдат, Брендон!
   В цинковый таз на полу падают ошметки плоти. Брендон старается смотреть в стену перед собой. Сколько лет уже он присутствует при работе Байрона, а привыкнуть никак не может.
 

 
   – Душа моя, что-то ты неважно выглядишь, – хмурится Байрон. – Ты же так сладко спал ночью, что с тобой?
   Он кладет пилу на стол, снимает резиновую перчатку и гладит Брендона по щеке. От трупного запаха Брендона мутит, он судорожно сглатывает.
   «Байрон, мне тяжело здесь», – жестикулирует он.
   – Бедняга. Напоминает о том, каким ты был, да?
   Брендон молчит, смотрит в стену. Байрон отступает в сторону, делает приглашающий жест:
   – Иди сюда, ангел мой. Я расскажу тебе, что именно делала моя бабка с твоим телом. Встань рядом, я сказал! Смотри сюда! – Его тон резко меняется на спокойный и повествовательный: – Начнем с брюшной полости…
   Три часа спустя Брендону разрешено покинуть лабораторию. Он медленно поднимается на второй этаж и не может отделаться от ощущения, что он сам только что поднялся с залитого кровью мраморного стола. Выпотрошенный, пустой, мертвее мертвого.
   Раньше он говорил Байрону, что ему не нравится, что тот творит. Байрон улыбался, обнимал его и произносил покаянно, как в детстве: «Прости меня, мой ангел. Я больше так не буду». Баллантайну эти спектакли доставляли удовольствие. Прошло несколько лет, и вместо лживых извинений Брендон начал получать язвительные упреки в трусости. «Ангел мой, а не из бабской ли плоти тебя собрала Кэрол?»
   Брендон запирает дверь в своей комнате, сдирает с себя одежду. Трупный запах мерещится ему всюду, от него хочется пятиться, бить себя по лицу, стараясь избавиться, как от морока. Брендон распахивает окно, задевает кипу листов, лежащую на подоконнике. Ветер врывается в комнату, швыряет в лицо исчерканные страницы с формулами и схемами. В воздухе наконец-то появляется другой запах: будет дождь.
   Собрав листы, Брендон надевает резиновые перчатки, берет кувшин и осторожно умывается. Алистер заменил его железные суставы нержавеющими еще двадцать лет назад, но привычку беречь себя от влаги Брендон так и не поборол. Он набирает немного воды в рот – просто для того, чтобы помнить ее вкус; сплевывает. Набросив домашний халат, он ложится на жесткий диван. Сон не идет, но хочется забыться хоть ненадолго.
   Он думает о Байроне. Пытается понять, как случилось, что из баловня и любимца родителей выросло чудовище. Хочет вспомнить тот момент, когда в характере любознательного и способного к естественным наукам мальчишки прорезались первые ростки жестокости.
   Вспоминается иное.
   Букет желтых ирисов в высоком стакане на столе. Теплые руки Абби, касающиеся его лица. Ее неторопливые движения, танец пальцев: «Б-р-е-н-д-о-н. Вот так твое имя будет на амслене. Назови теперь ты меня». Капли воды, сверкающие на плаще в свете фонарей. Абби – вот она, совсем близко – только протянуть руку и коснуться, ну не спеши же… «Не надо. Меня не поймут».
   Брендон качает головой, отгоняя воспоминания. Сегодня они не успокаивают, а наоборот – будоражат, поднимают внутри волну холодного протеста. Нельзя. Байрон обязательно почувствует.
   «Ты же любишь меня, мой ангел? А любящий не измышляет зла любимому. Это предательство. За такое наказывают».
   Брендон со вздохом встает, закрывает окно и садится за массивный письменный стол. Поздно вечером, в прохладе работать немного легче. Брендон кладет перед собой стопку перфокарт и тетрадь со своими записями. Работа над программами для механических солдат империи возобновляется.
   Ночью в дверном замке тихо щелкает ключ, в комнату входит Байрон. Смотрит на уснувшего прямо за столом Брендона, и тень улыбки трогает его узкие губы. Байрон укутывает Брендона снятым с кресла пледом, приоткрывает окно и уходит, погасив в комнате свет.

* * *

   Раут в честь восьмидесятилетия мэра. Фонтан, бьющий дорогим вином. Механические певчие птицы, неотличимые от настоящих. Шелест бальных платьев, блеск драгоценностей. Мужчины в смокингах, обсуждающие дела у огромного макета Нью-Кройдона. Невзрачные механические официанты с одинаково приветливыми лицами, снующие среди гостей.
   Брендон играет в покер с внучкой мэра, Эрикой, племянником лорда Крейтона Саймоном и виконтессой Амалией Дальгрен. Брендону везет вот уже по третьему разу, и он чуть заметно улыбается. Юная Эрика кокетничает с полноватым Саймоном. Виконтесса смотрит на Брендона с неприкрытым обожанием. Ходят слухи, что Амалия проглотила толченый изумруд для того, чтобы сенатор Баллантайн сохранил ее тело в расцвете красоты. Поговаривают также о невероятном сексуальном аппетите виконтессы. Как бы оно ни было на самом деле, Брендон равнодушен к ее красноречивым взглядам. К себе подобным он не испытывает ни малейшего влечения.
   Саймон сморкается в батистовый носовой платок и небрежно бросает его на пол. Механический слуга тут же убирает за ним.
   – А скажи нам, любезный Брендон, – начинает Саймон, слегка гундося. – Не собирается ли жениться наш многоуважаемый сенатор?
   Брендон вспоминает игрища в спальне Байрона и отрицательно качает головой.
   – Пора бы ему подумать о наследнике, – продолжает Саймон. – Обидно будет, если империя Баллантайнов не достанется никому. Вот я как раз озабочен поиском второй половины.
   Услышав эти слова, внучка мэра нежно рдеет щеками.
   – Пока ты азартно шаришь под юбками, дорогой Саймон, сенатор Баллантайн трудится на благо империи, – отпускает ехидное замечание подошедший Байрон. Он заглядывает Брендону через плечо и громко объявляет: – Фул-хаус, господа!
   Брендон кладет карты на стол, вежливо улыбается игрокам, отвешивает легкий поклон Амалии и уходит с Байроном. Они идут через танцевальный зал, через сиреневую гостиную, через холл третьего этажа. Байрон слегка касается левой рукой спины Брендона и рассказывает вполголоса:
   – Ангел мой, тебя пожелал видеть наш заказчик. Сэр Уильям Раттлер, верховный главнокомандующий. Правая рука императора. Поторопись, ну!
   Сэру Уильяму за пятьдесят. У него аккуратно подстриженные седые волосы, военная выправка, тяжелая поступь и взгляд сытого хищника. Он дожидается возвращения Байрона Баллантайна, рассматривая неторопливых тропических рыб в огромном аквариуме.
   – Господин верховный главнокомандующий, – окликает его Байрон.
   – Быстро вы, мистер Баллантайн. – Голос главнокомандующего спокоен и размерен, как рокот прибоя. – Это и есть тот самый ваш помощник?
   – Да, сэр. Это и есть мой Брендон.
   Главнокомандующий долго и пристально смотрит Брендону в лицо. Под таким взглядом становится неуютно. Брендон чувствует себя подопытным в психологическом эксперименте.
   – М-да, – разочарованно выдыхает сэр Уильям. – Ожидаешь талантливого программиста, а тебе являют сопливого юнца.
   Брендон замечает, как напрягается Байрон. Похоже, слова главнокомандующего задевают его куда сильнее, чем Брендона.
   «Мне восемьдесят девять лет, сэр», – говорит он на амслене. Лицо главнокомандующего вытягивается.
   – Это что – розыгрыш? Ты кукла, парень?
   Брендон сдержанно кивает.
   – Быть такого не может. Самой старой кукле… – Он смотрит в потолок, припоминая, щелкает пальцами.
   «Не больше сорока семи», – уточняет Брендон.
   – Около сорока семи лет, сэр, – с улыбкой переводит Байрон. И добавляет: – Брендон был и остается первым среди них.
   Главнокомандующий удивлен. Он приглашает Брендона присесть в кресло напротив, потом долго подбирает слова.
   – Я не ожидал. Я и подумать не мог, что ваш программист, Байрон, окажется куклой. Да и с виду он м-м-м… не похож. Совершенно. Но какой талант! Все твои программы работают идеально. Где ты учился, парень?
   «Я самоучка. Программирование осваивал, когда мы работали вместе с Алистером Баллантайном, покойным отцом мистера Байрона».
   Байрон открывает рот, чтобы перевести, но главнокомандующий машет на него рукой.
   – Не надо, мистер Баллантайн. Я знаю амслен не хуже вас. – Он снова поворачивается к Брендону: – Значит, восемьдесят девять… Расскажи-ка мне о себе поподробнее, парень.
   Брендон растерянно пожимает плечами. Он уже и не помнит, когда его просили о подобном.
   «Я не знаю, что может заинтересовать вас в моей биографии. Родился в Нью-Кройдоне, жил тут же, здесь же учился на юриста, женился. С перерождения постоянно нахожусь в доме семьи Баллантайн».
   Сэр Уильям долго ждет, когда Брендон продолжит, но тот молчит. Главнокомандующий поглаживает чисто выбритый подбородок, смотрит в сторону.
   – Вот что… Сенатор Баллантайн, вы не оставите нас на пару минут? Или нет. Скорее, мы вас покинем. С вашего позволения. Пойдем, Брендон.