— Никак нет, господин полковник, — твердо прозвучал ответ.
   — Что скажете вы, лейтенант? — грузный офицер перевел взгляд на другого француза, тонкого в кости, с длинными белокурыми волосами.
   — Впервые их вижу.
   Полковник, сам того не ведая, намного облегчил прапорщику и уряднику выполнение задачи. Наиболее уязвимым местом их плана являлось то, что ни один из них не знал ускакавших французов в лицо. Поэтому, очутившись в лагере противника, они рисковали попросту не опознать беглецов либо перепутать с кем-то другим. Теперь, благодаря заданным полковником вопросам и полученным ответам, Владимир Петрович и урядник узнали своих противников.
   Это было как раз кстати, поскольку развитие событий требовало уже не слов, а немедленных решительных действий. О том, что у них при задержании могут отобрать оружие, прапорщик и урядник предполагали, и с учетом этого фактора заранее обдумали несколько вариантов своих действий. Один их них подходил к сложившейся ситуации.
   Переглянувшись с Владимиром Петровичем, урядник зашелся в кашле, страдальчески скривил лицо и шагнул к стоявшей на скамье у двери большой деревянной бадье с водой. Обхватил ее обеими руками, поднес к лицу, приник к краю губами.
   — Господин полковник! — громко крикнул прапорщик, привлекая к себе внимание французов. — Разрешите объяснить…
   Он не договорил: бадья с водой полетела в грудь одного из конвоиров, с силой вдавила его в бревенчатую стену. Не мешкая, урядник схватил тяжеленную скамью, на которой стояла бадья, размахнулся и обрушил ее на головы второго солдата и доставившего задержанных офицера. Швырнув после этого скамью в сидевших за столом французов, казак одним прыжком очутился подле свалившихся у дверей конвоиров, нагнулся над ними. На полу валялись два ружья с примкнутыми штыками, за поясом офицера торчали рукоятки двух пистолетов. Однако черноморец, не раздумывая, рванул из ножен его саблю. Опытный, умелый рубака не доверял ружьям и пистолетам: казачье тело не раз клевали чужие пули, а он до сих пор был жив. Зато после его страшных сабельных ударов еще не выживал никто.
   Выпрямившись и на мгновение замерев перед прыжком, урядник бросил быстрый взгляд по сторонам. Угодившая в стол скамья опрокинула его, заставив игроков разбежаться по горнице. Оправившись от неожиданности, некоторые из них выхватывали из ножен сабли, другие тащили из-за поясов пистолеты. Врагов было шестеро, и двое из них должны были обязательно умереть.
   Молниеносный рывок черноморца в сторону лейтенанта, тонкий свист рассекающей воздух сабли — и первый из беглецов, даже не вскрикнув, рухнул на пол. Тотчас горница наполнилась грохотом пистолетных выстрелов, направленных в урядника: одна пуля вошла в раненое на зимнике плечо, другая впилась в грудь. Черноморец вздрогнул, пошатнулся, в глазах потемнело. Однако рука вновь занесла над головой клинок: прислонившись спиной к противоположной стене, напротив казака стоял ускакавший от озера капитан. Уставившись на черноморца расширенными от ужаса глазами, он судорожными движениями рвал из ножен саблю, однако никак не мог вытащить ее до конца. Раскачиваясь на плохо повинующихся ногах, урядник сделал шаг к капитану, но нанести удар не успел. Полковник, укрывшийся поначалу за печью, выступил из-за нее и выстрелил черноморцу в голову из двух пистолетов.
   Прапорщик сбросил с плеч тяжелый, сковывавший движения тулуп, уступая дорогу более расторопному казаку, бросившемуся с саблей на лейтенанта, прижался спиной к стене. Затем опустился на корточки у тела офицера-конвоира, выхватил из-за его пояса пистолеты. Щелкнул их курками, повел глазами по горнице. Лейтенант, разбросав руки, лежал на полу с разрубленной надвое до плеч головой, но второй беглец, капитан, был цел и невредим. Не поднимаясь с корточек, прапорщик прицелился, нажал на курок. На груди капитана появилось и стало быстро увеличиваться темное пятно, правая ладонь выпустила эфес сабли. Не обращая внимания на других французов, Владимир Петрович разрядил в него второй пистолет и ощутил, как его спину обдало холодом из распахнувшейся двери. Отбросив пистолеты и схватив с полу ружье, прапорщик хотел обернуться, но было уже поздно. Вбежавший в горницу часовой, стоявший прежде у крыльца избы, сделал длинный выпад и вонзил Владимиру Петровичу в спину штык…
   Разгоряченные схваткой французы не успели прийти в себя, как возле избы раздался конский топот и на крыльце загремели тяжелые шаги. Дверь распахнулась, и на пороге появились несколько человек в французских офицерских шинелях. Один из них, с властным надменным лицом, остановил взгляд на полковнике, вытянувшемся перед ним в струнку.
   — Что здесь происходит?
   — Господин генерал, в мой штаб проникли переодетые русские.
   — Я не намерен разбираться, почему ваш начальник караула не научен нести службу должным образом. Я прибыл, чтобы встретиться с моими офицерами.
   Лицо полковника побледнело.
   — Господин генерал, произошло несчастье: русские их убили. Убежден, что именно с этой целью вражеские лазутчики и проникли в штаб.
   Генерал нахмурился.
   — Убиты? Оба? Надеюсь, они успели сообщить все необходимое, связанное с их заданием?
   — Только то, что я передал вам с посыльным. То есть: груз спасен и находится в надежном месте невдалеке от нашего тракта.
   — Где это место?
   — Ничего больше мне не известно. Ни о грузе, ни о том, где он спрятан. Капитан собирался доложить об этом лично вам.
   Генерал еще раз окинул взором забрызганную кровью горницу, стоявших перед ним с виноватым видом офицеров. Скользнул глазами по раскроенному черепу лейтенанта, по лежавшему ничком у стены бездыханному капитану. Подавляя чувство брезгливости, ощущая, как к горлу подкатывает тошнота, сухо бросил:
   — Приведите себя в порядок, полковник. Отправитесь со мной и лично доложите маршалу о случившемся…
 
   По просеке на берег озера вынеслись десяток казаков, сдержали лошадей, завертели во все стороны головами. Озеро было пустынным, его поверхность под желтоватым светом луны отливала серебром. По льду то здесь, то там пробегали юркие змейки взвихренного ветром снега, густо валившего с неба. Ни единый звук не нарушал тишины озера и окружавшего всадников леса, ничьих следов не виднелось на ледовом панцире и засыпанных снегом берегах.
   Старший из казаков, стоявший для лучшего обзора в полный рост в стременах, опустился в седло, устало провел по глазам ладонью. Поправил на голове лохматую шапку, стряхнул снег с башлыка, повернулся к спутникам.
   — Верно сказывали в деревне: никак не могли сюда францы податься, поскольку на санях пути дальше нет. Так и доложим пану сотнику, що неприятелей надобно шукать на зимнике. За мной, хлопчики!
   Всадник вытянул коня нагайкой, и казаки поскакали назад. И первозданная тишина вновь опустилась на озеро. На прильнувшие к нему ослепительно сияющие под луной берега, на дремлющий окрест белый, словно зачарованный, лес.