Белый исчез из посёлка так же внезапно, как и появился. Иногда Михалыч думал, что пёс не вынес унизительной прикованности к одному месту и, обидевшись на него, Михалыча, предпочёл полуголодное существование в окрестных лесах, а иногда ему казалось, что Белый отправился на поиски тех, кто убил Чёрного, хотел отомстить за друга.
РЫЖИК
МОИ ДРУЗЬЯ ЕЖАТА
ЗВЕРИНЕЦ В МОЕЙ КВАРТИРЕ
РЫЖИК
Я нашёл его в лесу под деревом. Он неподвижно лежал в траве светло-рыжий комок с выщипанным хвостом и ранками на голове. Похоже, он упал с дерева, где его клевали вороны — они часто нападают на бельчат.
Притаившись в траве, он испуганно смотрел на меня, его нос мелко дрожал от прерывистого дыхания. Я поднял его, и он доверчиво прижался к моей руке.
Когда я принёс бельчонка домой, мой пёс Дым пришёл в страшное волнение: стал крутиться вокруг нас, принюхиваться. Он никогда не видел белок, и необычный зверёк произвёл на него сильное впечатление. Некоторое время Дым сердито бурчал и фыркал, потом на всякий случай задвинул свою миску под стол и спрятал игрушки — мяч и тряпичного барана.
Прежде всего я решил покормить найдёныша и налил в блюдце молоко, но бельчонок был слишком слаб и сам пить не мог. Тогда я впрыснул молоко в его рот пипеткой. Бельчонок смешно зачмокал и облизался. Молоко ему понравилось — он выпил целое блюдце.
Потом я начал сооружать жилище бельчонку. На стол поставил коробку из-под обуви, наполовину прикрыл её фанеркой, а внутри устроил мягкую подстилку. Жилище бельчонку тоже понравилось — он сразу же в нём уснул.
Два дня бельчонок не вылезал из коробки, только изредка высовывал мордочку и с любопытством осматривал комнату. Если в этот момент поблизости находился Дым, бельчонок сразу же прятался и зарывался в подстилку.
На третий день меня разбудил Дым. Он стоял около стола и лаял, а бельчонок сидел на коробке и, быстро перебирая лапами, грыз… карандаш. «Посмотри, что делает этот рыжий проказник!» — как бы говорил Дым и топтался на месте от негодования.
— Он совсем поправился и хочет есть, — успокоил я Дыма.
Рыжик — так назвал я бельчонка — проявил редкий аппетит. Он ел все овощи и фрукты, и печенье, и конфеты, но особенно ему нравилась кожура лимона. Схватит лимон и начинает крутить, выгрызая ровную полоску на цедре. Но, конечно, любимым лакомством Рыжика были орехи — их он мог щёлкать без устали. Разгрызёт орех, ловко очистит от скорлупы и жуёт. Ещё не съел один орех, а уже берёт другой и держит его наготове.
Время от времени Рыжик делал кладовки — прятал про запас огрызки картофеля, моркови, печенье, конфеты, орехи. Эти заначки я находил по всей квартире: под столом и за шкафом, на кухне за плитой и даже под подушкой на кровати.
Через месяц Рыжик превратился в красивого зверька, с ярко-оранжевой, блестящей шёрсткой и пушистым хвостом. Он совсем освоился в квартире и с утра до вечера бегал из комнаты на кухню и обратно. Быстро, как язычок пламени, он забирался по занавеске на карниз и, пробежав по нему, прыгал на шкаф. Со шкафа скачками перебирался на косяк двери, с косяка бросался вниз и по коридору, шурша коготками, проносился на кухню. Там вскакивал на стол, со стола — на полку около окна. Полку Рыжик избрал как наблюдательный пункт. С неё были отлично видны не только деревья за окном, но и коридор и часть комнаты. Сидя на полке, Рыжик всегда прекрасно знал, где в этот момент находится Дым, какая птица — голубь или воробей — сидит на оконном карнизе, что из вкусного лежит на столе. На полке Рыжик чувствовал себя в полной безопасности. Но если замечал, что на дерево за окном уселась ворона, стремглав бежал в коробку.
Со временем Рыжик и Дым подружились. Даже устраивали игры: Рыжик схватит мяч, впрыгнет на стол и, повиливая хвостом, перебирает мяч лапами — как бы поддразнивает Дыма. Дым облаивает Рыжика, делает вид, что злится, на самом деле лает, просто чтобы напомнить бельчонку, кто хозяин игрушки. Если Рыжик сразу не бросает мяч, Дым идёт на хитрость: подкрадывается с другой стороны и бьёт лапой по столу. Рыжик сразу бросает мяч и по занавеске вскакивает на карниз.
Заметив, что Дым спит, развалившись посреди комнаты, Рыжик начинал через него перепрыгивать. При этом бельчонок немного зависал в воздухе и, как мне казалось, любовался своей отвагой и ловкостью. Во всяком случае, в такие минуты его глаза были полны восторга. Дым не любил, когда ему мешали спать. Да и как можно спокойно спать, когда над тобой летает этакое маленькое чудище с острыми когтями?! Дым открывал глаза и, не поднимая головы, искоса следил за трюками бельчонка. Улучив момент, Дым вскакивал и пытался цапнуть Рыжика за хвост. Но не тут-то было! Юркий бельчонок уже стремительно нёсся к полке.
У Рыжика оказался весёлый нрав, и все его игры были безобидными. Только иногда, чересчур разыгравшись, он начинал грызть ножки стульев. Заметив это, я сразу хлопал в ладони и кричал:
— Рыжик, нельзя!
Дым срывался с места, подбегал к стулу, начинал громко гавкать, всем своим видом давая понять, что не позволит портить домашнее имущество. Бельчонок впрыгивал на стол, вставал на задние лапы и как-то виновато наклонялся вперёд — явно просил прощения за свою проделку.
По утрам Рыжик подолгу прихорашивался: лапами умывал мордочку, чистил шёрстку, разглаживал хвост и уши. Он тщательно следил за своей внешностью и потому всегда выглядел чистым и опрятным, в отличие от Дыма, который, несмотря на свой ум, аккуратностью не отличался: валялся где попало и вечно ходил в каких-то нитках и соринках. А на улице так и вообще мог прилечь на дохлую кошку. Это у собак от предков — таким образом они отбивали свой запах.
Дыма Рыжик всё-таки немного побаивался, но со мной был совсем ручным. По утрам, как только раздавался звонок будильника, он прыгал ко мне на подушку и начинал «укать» — вставай, мол, на работу опоздаешь!
Я шёл в ванную, а Рыжик усаживался на моё плечо и теребил мои волосы — то ли пытался их разгладить, то ли просил еды.
Я умывался, а Рыжик некоторое время рассматривал себя в зеркало. Почему-то ему не нравился «второй» бельчонок. Обычно, завидев его, он замирал, затем резко прятался за мою голову. Но раза два пытался царапнуть незнакомца.
Потом я выгуливал Дыма, а Рыжик нас терпеливо дожидался.
Завтракали мы так: Рыжик у «дома», Дым на полу, я за столом. Рыжик первым съедал свой завтрак, подбегал ко мне и бил по руке — требовал чего-нибудь ещё.
Когда я приходил с работы, Рыжик не бежал, а летел мне навстречу. Он впрыгивал мне на колено и кругообразно, точно по дереву, бежал по мне до плеча. Усевшись на плечо, он издавал ликующие «уканья» и гордо посматривал на Дыма, который крутился у моих ног. Он как бы говорил: «Я ближе к хозяину, чем ты».
По вечерам, если я работал за столом, Рыжик сидел рядом на торшере и занимался своими делами: что-нибудь грыз или комкал разные бумажки — делал из них шарики. Когда я работал, он мне не мешал. Но если я смотрел телевизор, он ни минуты не сидел спокойно. Носился по комнате, подкидывал свои бумажные шарики, рвал газету и разбрасывал клочья по полу, подскакивал то ко мне, то к Дыму, пытался нас расшевелить, затеять какую-нибудь игру. Я смотрел на Рыжика, и мне было радостно оттого, что у меня живёт такой весёлый зверёк. На работе у меня случались неприятности, не раз я приходил домой в плохом настроении, но когда меня встречал Рыжик, сразу становилось спокойно и радостно.
С наступлением темноты Рыжик укладывался спать; из его «дома» слышались шорохи и скрипы — бельчонок взбивал подстилку. Спал он на боку, свернувшись клубком, уткнув мордочку в пушистый хвост, совсем как котёнок. Его выдавали только кисточки ушей.
Когда бельчонок подрос, он стал убегать из квартиры. Через форточку вылезал на балкон и по решёткам и кирпичной стене бежал наверх. С моего второго этажа он взбирался на четвёртый! Каждый раз я со страхом следил за этими восхождениями Рыжика. Я боялся, что он сорвётся или залезет на крышу и потом не найдёт дорогу обратно. Но бельчонок всегда благополучно возвращался. К тому же, он откликался на мой зов. Стоило крикнуть: «Рыжик! Рыжик!» — как он мчал домой.
Я понимал, что Рыжик стал взрослым и ему необходимо общение с сородичами. Хотел было отнести его в лес, но знающие люди сказали:
— Приручённая домашняя белка не выживет в лесу, не сможет прокормиться и погибнет.
Но ещё более знающие люди — мальчишки сообщили мне, что на соседней улице открылось детское кафе и там в витрине две белки крутят колесо.
Я пришёл в это кафе, и заведующая охотно согласилась взять Рыжика. «Втроём им будет просто замечательно», — сказала.
А мне без Рыжика стало грустновато. Без него в квартире всё стало не то. Я уже не находил заначек, и на моём столе уже не лежали бумажные шарики, и на полу уже не валялись разорванные газеты. В квартире была чистота, всё лежало на своих местах, а мне не хватало беспорядка. Особенно не по себе было по вечерам, если я не работал и смотрел телевизор.
Дым тоже заскучал. Несколько дней ничего не ел и не смотрел ни на мяч, ни на тряпичного барана; ходил из угла в угол, поскуливал.
Спустя полгода я как-то медленно брёл домой. После очередной неприятности на работе настроение было — хуже нельзя придумать. Я открыл дверь и вдруг из комнаты ко мне метнулась… белка! Она впрыгнула мне на колено, пронеслась по спине до плеча, затеребила мои волосы, «заукала»… Подбежал Дым, закрутился, залился радостным лаем, потянулся ко мне с сияющей мордой. Он так и хотел сказать: «Рыжик вернулся!»
Притаившись в траве, он испуганно смотрел на меня, его нос мелко дрожал от прерывистого дыхания. Я поднял его, и он доверчиво прижался к моей руке.
Когда я принёс бельчонка домой, мой пёс Дым пришёл в страшное волнение: стал крутиться вокруг нас, принюхиваться. Он никогда не видел белок, и необычный зверёк произвёл на него сильное впечатление. Некоторое время Дым сердито бурчал и фыркал, потом на всякий случай задвинул свою миску под стол и спрятал игрушки — мяч и тряпичного барана.
Прежде всего я решил покормить найдёныша и налил в блюдце молоко, но бельчонок был слишком слаб и сам пить не мог. Тогда я впрыснул молоко в его рот пипеткой. Бельчонок смешно зачмокал и облизался. Молоко ему понравилось — он выпил целое блюдце.
Потом я начал сооружать жилище бельчонку. На стол поставил коробку из-под обуви, наполовину прикрыл её фанеркой, а внутри устроил мягкую подстилку. Жилище бельчонку тоже понравилось — он сразу же в нём уснул.
Два дня бельчонок не вылезал из коробки, только изредка высовывал мордочку и с любопытством осматривал комнату. Если в этот момент поблизости находился Дым, бельчонок сразу же прятался и зарывался в подстилку.
На третий день меня разбудил Дым. Он стоял около стола и лаял, а бельчонок сидел на коробке и, быстро перебирая лапами, грыз… карандаш. «Посмотри, что делает этот рыжий проказник!» — как бы говорил Дым и топтался на месте от негодования.
— Он совсем поправился и хочет есть, — успокоил я Дыма.
Рыжик — так назвал я бельчонка — проявил редкий аппетит. Он ел все овощи и фрукты, и печенье, и конфеты, но особенно ему нравилась кожура лимона. Схватит лимон и начинает крутить, выгрызая ровную полоску на цедре. Но, конечно, любимым лакомством Рыжика были орехи — их он мог щёлкать без устали. Разгрызёт орех, ловко очистит от скорлупы и жуёт. Ещё не съел один орех, а уже берёт другой и держит его наготове.
Время от времени Рыжик делал кладовки — прятал про запас огрызки картофеля, моркови, печенье, конфеты, орехи. Эти заначки я находил по всей квартире: под столом и за шкафом, на кухне за плитой и даже под подушкой на кровати.
Через месяц Рыжик превратился в красивого зверька, с ярко-оранжевой, блестящей шёрсткой и пушистым хвостом. Он совсем освоился в квартире и с утра до вечера бегал из комнаты на кухню и обратно. Быстро, как язычок пламени, он забирался по занавеске на карниз и, пробежав по нему, прыгал на шкаф. Со шкафа скачками перебирался на косяк двери, с косяка бросался вниз и по коридору, шурша коготками, проносился на кухню. Там вскакивал на стол, со стола — на полку около окна. Полку Рыжик избрал как наблюдательный пункт. С неё были отлично видны не только деревья за окном, но и коридор и часть комнаты. Сидя на полке, Рыжик всегда прекрасно знал, где в этот момент находится Дым, какая птица — голубь или воробей — сидит на оконном карнизе, что из вкусного лежит на столе. На полке Рыжик чувствовал себя в полной безопасности. Но если замечал, что на дерево за окном уселась ворона, стремглав бежал в коробку.
Со временем Рыжик и Дым подружились. Даже устраивали игры: Рыжик схватит мяч, впрыгнет на стол и, повиливая хвостом, перебирает мяч лапами — как бы поддразнивает Дыма. Дым облаивает Рыжика, делает вид, что злится, на самом деле лает, просто чтобы напомнить бельчонку, кто хозяин игрушки. Если Рыжик сразу не бросает мяч, Дым идёт на хитрость: подкрадывается с другой стороны и бьёт лапой по столу. Рыжик сразу бросает мяч и по занавеске вскакивает на карниз.
Заметив, что Дым спит, развалившись посреди комнаты, Рыжик начинал через него перепрыгивать. При этом бельчонок немного зависал в воздухе и, как мне казалось, любовался своей отвагой и ловкостью. Во всяком случае, в такие минуты его глаза были полны восторга. Дым не любил, когда ему мешали спать. Да и как можно спокойно спать, когда над тобой летает этакое маленькое чудище с острыми когтями?! Дым открывал глаза и, не поднимая головы, искоса следил за трюками бельчонка. Улучив момент, Дым вскакивал и пытался цапнуть Рыжика за хвост. Но не тут-то было! Юркий бельчонок уже стремительно нёсся к полке.
У Рыжика оказался весёлый нрав, и все его игры были безобидными. Только иногда, чересчур разыгравшись, он начинал грызть ножки стульев. Заметив это, я сразу хлопал в ладони и кричал:
— Рыжик, нельзя!
Дым срывался с места, подбегал к стулу, начинал громко гавкать, всем своим видом давая понять, что не позволит портить домашнее имущество. Бельчонок впрыгивал на стол, вставал на задние лапы и как-то виновато наклонялся вперёд — явно просил прощения за свою проделку.
По утрам Рыжик подолгу прихорашивался: лапами умывал мордочку, чистил шёрстку, разглаживал хвост и уши. Он тщательно следил за своей внешностью и потому всегда выглядел чистым и опрятным, в отличие от Дыма, который, несмотря на свой ум, аккуратностью не отличался: валялся где попало и вечно ходил в каких-то нитках и соринках. А на улице так и вообще мог прилечь на дохлую кошку. Это у собак от предков — таким образом они отбивали свой запах.
Дыма Рыжик всё-таки немного побаивался, но со мной был совсем ручным. По утрам, как только раздавался звонок будильника, он прыгал ко мне на подушку и начинал «укать» — вставай, мол, на работу опоздаешь!
Я шёл в ванную, а Рыжик усаживался на моё плечо и теребил мои волосы — то ли пытался их разгладить, то ли просил еды.
Я умывался, а Рыжик некоторое время рассматривал себя в зеркало. Почему-то ему не нравился «второй» бельчонок. Обычно, завидев его, он замирал, затем резко прятался за мою голову. Но раза два пытался царапнуть незнакомца.
Потом я выгуливал Дыма, а Рыжик нас терпеливо дожидался.
Завтракали мы так: Рыжик у «дома», Дым на полу, я за столом. Рыжик первым съедал свой завтрак, подбегал ко мне и бил по руке — требовал чего-нибудь ещё.
Когда я приходил с работы, Рыжик не бежал, а летел мне навстречу. Он впрыгивал мне на колено и кругообразно, точно по дереву, бежал по мне до плеча. Усевшись на плечо, он издавал ликующие «уканья» и гордо посматривал на Дыма, который крутился у моих ног. Он как бы говорил: «Я ближе к хозяину, чем ты».
По вечерам, если я работал за столом, Рыжик сидел рядом на торшере и занимался своими делами: что-нибудь грыз или комкал разные бумажки — делал из них шарики. Когда я работал, он мне не мешал. Но если я смотрел телевизор, он ни минуты не сидел спокойно. Носился по комнате, подкидывал свои бумажные шарики, рвал газету и разбрасывал клочья по полу, подскакивал то ко мне, то к Дыму, пытался нас расшевелить, затеять какую-нибудь игру. Я смотрел на Рыжика, и мне было радостно оттого, что у меня живёт такой весёлый зверёк. На работе у меня случались неприятности, не раз я приходил домой в плохом настроении, но когда меня встречал Рыжик, сразу становилось спокойно и радостно.
С наступлением темноты Рыжик укладывался спать; из его «дома» слышались шорохи и скрипы — бельчонок взбивал подстилку. Спал он на боку, свернувшись клубком, уткнув мордочку в пушистый хвост, совсем как котёнок. Его выдавали только кисточки ушей.
Когда бельчонок подрос, он стал убегать из квартиры. Через форточку вылезал на балкон и по решёткам и кирпичной стене бежал наверх. С моего второго этажа он взбирался на четвёртый! Каждый раз я со страхом следил за этими восхождениями Рыжика. Я боялся, что он сорвётся или залезет на крышу и потом не найдёт дорогу обратно. Но бельчонок всегда благополучно возвращался. К тому же, он откликался на мой зов. Стоило крикнуть: «Рыжик! Рыжик!» — как он мчал домой.
Я понимал, что Рыжик стал взрослым и ему необходимо общение с сородичами. Хотел было отнести его в лес, но знающие люди сказали:
— Приручённая домашняя белка не выживет в лесу, не сможет прокормиться и погибнет.
Но ещё более знающие люди — мальчишки сообщили мне, что на соседней улице открылось детское кафе и там в витрине две белки крутят колесо.
Я пришёл в это кафе, и заведующая охотно согласилась взять Рыжика. «Втроём им будет просто замечательно», — сказала.
А мне без Рыжика стало грустновато. Без него в квартире всё стало не то. Я уже не находил заначек, и на моём столе уже не лежали бумажные шарики, и на полу уже не валялись разорванные газеты. В квартире была чистота, всё лежало на своих местах, а мне не хватало беспорядка. Особенно не по себе было по вечерам, если я не работал и смотрел телевизор.
Дым тоже заскучал. Несколько дней ничего не ел и не смотрел ни на мяч, ни на тряпичного барана; ходил из угла в угол, поскуливал.
Спустя полгода я как-то медленно брёл домой. После очередной неприятности на работе настроение было — хуже нельзя придумать. Я открыл дверь и вдруг из комнаты ко мне метнулась… белка! Она впрыгнула мне на колено, пронеслась по спине до плеча, затеребила мои волосы, «заукала»… Подбежал Дым, закрутился, залился радостным лаем, потянулся ко мне с сияющей мордой. Он так и хотел сказать: «Рыжик вернулся!»
МОИ ДРУЗЬЯ ЕЖАТА
Этих двух колючих зверьков мне подарили приятели на день рождения. У ежат были мягкие, светлые иголки, а на брюшках виднелась слабая шёрстка. Одного из них, юркого непоседу с узкой мордочкой и живым, бегающим взглядом, я назвал Остиком. Другого, медлительного толстяка с сонными глазами и косолапой походкой, — Ростиком.
Очутившись в квартире, Остик ничуть не растерялся и сразу отправился осматривать все закутки. К нему подбежал Дым, обнюхал. Остик тоже вытянул мордочку и задёргал носом. Он первый раз видел собаку, и, конечно, она ему показалась огромным зверем. Но Остик не испугался. Даже дотронулся носом до усов Дыма, а чтобы дотянуться, поставил свою маленькую лапку на лапу собаки. Дым оценил смелость Остика и легонько лизнул его влажный нос большим шершавым языком.
Ростик так и остался сидеть на полу, на том месте, где я его положил. Он только обвёл взглядом комнату и, увидев Дыма, поднял иголки и съёжился. Потом, ради любопытства, всё же выглянул из-под иголок. Дым подошёл к нему знакомиться, а он ещё больше взъерошился.
С первых дней Остик проявлял завидные таланты: откликался на своё имя, по походке узнавал меня и приятелей, а к незнакомым людям подходил осторожно и долго принюхивался. Ростик стал откликаться гораздо позднее, а из людей узнавал только меня. Всех остальных делил на «хороших» и «плохих». Кто даст поесть — «хороший», кто не даст — «плохой». Хоть гладь его, хоть играй с ним, не даёшь — «плохой». А ел он и днём и ночью и при этом всегда громко чмокал. Быстро своё съест, подходит к Остику и отталкивает его — пытается и у брата всё съесть. А ночью и миску Дыма подчищал. Ростик ел всё подряд: мух, жуков, червей, супы и каши, но больше всего любил манную кашу с изюмом. Наестся, долго зевает, потом уляжется спать, вытянув передние лапки и положив на них толстую мордочку. И задние лапки вытянет — сверху посмотришь — колючий комок, из-под которого торчат розовые «подушечки» с коготками. По-моему, и во сне Ростик что-то ел. Во всяком случае, заснув, он снова начинал чмокать.
Остик был работяга и чистюля. Он исправно чистил свою «лежанку» в углу комнаты, то и дело приносил в неё дополнительные мягкие вещи: какую-нибудь тряпочку, перо, выпавшее из подушки. Остик быстро сообразил, что туалет только в одном месте — на фанерке с песком.
Ростик был отъявленный лентяй и грязнуля. Спать обычно залезал в мои ботинки, лужи оставлял где придётся. Ростик гонялся по комнате за мухами, пытался уколоть мой халат.
Они вообще были очень разные, эти ежата. И чем взрослей становились, тем больше различались их характеры.
Остик обожал Дыма, постоянно ходил за ним и во всём подражал ему. Дым что-нибудь понюхает и потрогает лапой, и Остик проделывает то же самое. Дым подходит к миске, и Остик подбегает к своему блюдцу. Дым завалится спать, и Остик рядом пристраивается. Особенно Остик подражал Дыму в играх. Дым начнёт подкидывать мяч или картошку, и Остик пытается подкинуть какую-нибудь бумажку. И если у него ничего не получается, злится, урчит, а если получается — танцует, радуется своему успеху.
Ростик побаивался Дыма и играть не любил. У него была только одна игра: ночью, когда все спят, затеять возню с Остиком. Они боролись, как котята. Ростик всё пытался навалиться на брата и куснуть его. Но ловкий Остик уворачивался и подбегал к спящему Дыму. Пёс для него был лучшим телохранителем.
Но в чём ежата были одинаковы — оба любили ласку. То один, то другой подходил ко мне, тёрся о ноги, просил погладить. Я гладил их мордочки и бока — проводил ладонью по уложенным иголкам. Если я гладил Остика, ко мне тут же подбегал Ростик, дул и тыкался носом в ладонь — не забывай, мол, и обо мне! Попробуй не погладь! Обидится и даже манную кашу есть не будет. Приходилось гладить ежей одновременно. При этом Ростик старался оттеснить брата, чтобы я гладил его одного. Тогда хитрый Остик вдруг подбегал к блюдцу и начинал нарочито громко чмокать. Он знал, чем можно отвлечь брата. Доверчивый Ростик, думая, что Остик ест что-то очень вкусное, тоже спешил к блюдцу. Он не простил бы себе, если бы кто-то съел больше его. Но пока Ростик разворачивался, подходил к блюдцу и распознавал обман, Остик быстро возвращался ко мне и уже получал поглаживания в «спокойной обстановке».
Как-то приятель позвал меня на дачу.
— Ты лёгок на подъём? — спросил. — Приезжай на выходные дни. Отдохнёшь. И собаку, и ежей привози. Им будет где побегать. А то сидят в четырёх стенах.
Надо сказать, то лето было особенно жарким. Какое-то утомительное лето. У нас во дворе от зноя замерла всякая жизнь. И в квартире было душно. Я открывал окна и дверь, но вместо прохладного сквозняка ощущались тёплые течения воздуха. «Надо проветриться, съездить на природу», — решил я и стал собираться в дорогу. Но когда объявился на даче со своими питомцами, приятелю неожиданно понадобилось ехать в город.
— Ничего, денёк проживёте и без меня, — сказал он. — А завтра я вернусь.
Дача приятеля представляла собой временную постройку, что-то среднее между жилым домом и сараем. Правда, в комнате была кое-какая мебель, у двери стояла железная печурка, а на окне красовался аквариум. На его дне лежали две вазы, в которых шевелились рачьи усы и клешни.
— Раки всё время дрались из-за кусочков мяса, и я рассадил их в вазы из-под цветов, — объяснил приятель. — Сейчас они линяют. Сбрасывают панцири. Выросли из них. Ты, кстати, вечером покорми их. Вот мотыль. Приятель протянул мне железную коробку с маленькими червями.
Пустив ежей на участок, мы с Дымом проводили приятеля до станции. А вернувшись, обнаружили около дома одного Остика. Я стал звать Ростика, но он не появлялся, обежал весь участок, но его нигде не было.
— Ты ищи Ростика там, — сказал я Дыму, кивнув на дорогу, — а я пойду к соседям.
Но и у соседей ежа не оказалось. Вместе с соседкой-старушкой я облазил все кусты, громко звал Ростика, но он бесследно исчез.
— Вообще-то я видела не так давно — вон там кто-то пробежал. Старушка показала на сточную канаву перед домом. — Но по-моему, это была крыса.
Мы прошли вдоль всей канавы, вышли на улицу, и вдруг я увидел — к нам с лаем несётся Дым. Он подлетел ко мне, завизжал от радости, чуть не схватил за руку, не потащил за собой. Мы выбежали на дорогу, и Дым, повизгивая, наклонился над ямой для столба электропередачи. Я заглянул в яму — на её дне виднелся Ростик. Он тщетно карабкался на стену, пыхтел и фыркал, издавал свистяще-шипящие звуки — звал на помощь.
Я вытащил нескладёху, легонько шлёпнул:
— Будешь знать, как гулять где не надо!
— Какая у вас умная собачка, — сказала старушка и погладила Дыма.
— Да, он очень умный, — согласился я.
Вечером, как просил приятель, я начал было кормить раков, но заметил, что они лежат без движения. «Может быть, уснули», — подумал я и тоже отправился спать, предварительно затащив ежей в комнату.
Как всегда, Дым спал у меня в ногах. Обычно в городе он спал беспокойно: во сне брыкался, рычал, хрипел, стонал, поскуливал. Но на даче — то ли набегался в поисках Ростика, то ли надышался свежего воздуха — неожиданно спал спокойно. Во сне улыбался и повиливал хвостом. Зато ночью меня разбудил Остик. Он, видите ли, тоже вздумал залезть на кровать и начал забираться на неё со стороны стены. Лапами цеплялся за одеяло, а иголками упирался в доски. Я проснулся оттого, что кто-то с меня стаскивал одеяло и прямо около уха громко сопел. Открыл глаза — на подушку лезет Остик и радостно похрюкивает: доволен, что всё-таки добрался до меня. Уткнув мордочку в мою щёку, он засвидетельствовал свою любовь и по мне направился к Дыму. Но Дым не терпел, когда тревожили его сон. Вскочил и, недовольно бурча, пошёл спать к двери.
Утром, накормив Дыма и ежей, я взял мотыль и подошёл к аквариуму. Вокруг ваз валялись чешуйки панцирей, рядом лежали голубые, студенистые раки. Они были без всяких признаков жизни. «Надо же, умерли», — пожалел я. Потом вынул вазы из аквариума, запихнул в них раков и поставил на подоконник. Клешни сразу повисли, как нераскрывшиеся бутоны цветов. За цветы их приняли и бабочки — они слетелись со всего участка.
Некоторое время я работал по хозяйству: пилил дрова, мотыжил грядки в огороде. Дым бродил вдоль изгороди, осматривал территорию. Ежата с полчаса около дома перебирали разные корешки и камушки, жевали травинки, грызли прутики, потом вошли в дом, залезли под кровать и уснули.
В полдень я решил приготовить обед. Разжёг печь и пошёл за водой на колонку. Только налил в вёдра воду, слышу отчаянный лай Дыма. Подхожу к калитке, а из дома валит дым, и мой пёс лапой выкатывает из комнаты спящих ежей.
Выкатил, подбежал ко мне, стал кусать за ботинок. «Смотри, мол, что ты натворил! Пожар устроил!»
— Это не пожар, — успокоил я Дыма. — Просто ещё дрова не разгорелись. Видно, я плохо их поджёг. Сейчас поправим дело.
Я поставил вёдра и погладил Дыма — поблагодарил за бдительность и извинился за свою оплошность.
Во время обеда около окна раздался шлепок. Я посмотрел на подоконник. В одной вазе рак шевелил усами и размахивал клешнями, другая была пуста, но на полу… ползал второй рак. К нему, подняв иголки, устремился Ростик. Он всегда поднимал иголки, когда видел что-нибудь необычное. На всякий случай. Ростик уже раскрыл рот, чтобы цапнуть рака, но я опередил его. «Просто чудеса! Ожили!» — покачал я головой, сажая раков снова в аквариум. А вечером приехал приятель и сказал:
— При линьке раки так выбиваются из сил, что подолгу лежат точно мёртвые. Я забыл тебя предупредить. Но хорошо, что всё обошлось и твои ежи их не слопали. Я ведь к ним привык, к этим ракам. За ними интересно наблюдать… Хорошо, когда живые существа в доме, верно?… У меня ведь тоже, вроде тебя, и собачонка была, и кошка… Собачонку звали Лайма. Так получилось, что у неё умерли щенки. Она очень переживала, и, чтобы не заболела, я принёс ей котёнка. Подобрал около дома. Ну и вылизывала она его! Прямо как родного! И обучала всему… И знаешь, у котёнка стали вырабатываться собачьи повадки…
— Не гавкал? — пошутил я.
— Нет, но кости обгладывал… А потом этого приёмыша пришлось отдать. Прочитал объявление на столбе: «Потерялся котёнок. Серый с белыми чулками». Точь-в-точь мой. Пришёл по адресу, а там девочка плачет. Ну конечно, она узнала своего дружка… А теперь у меня вот раки… Хорошо, когда в доме живые существа.
Я согласился с приятелем, а своим питомцам сказал:
— Собирайтесь, ребята! Пора домой!
Ежата сразу заспешили к коробке, в которой я привёз их, Дым схватил поводок.
Очутившись в квартире, Остик ничуть не растерялся и сразу отправился осматривать все закутки. К нему подбежал Дым, обнюхал. Остик тоже вытянул мордочку и задёргал носом. Он первый раз видел собаку, и, конечно, она ему показалась огромным зверем. Но Остик не испугался. Даже дотронулся носом до усов Дыма, а чтобы дотянуться, поставил свою маленькую лапку на лапу собаки. Дым оценил смелость Остика и легонько лизнул его влажный нос большим шершавым языком.
Ростик так и остался сидеть на полу, на том месте, где я его положил. Он только обвёл взглядом комнату и, увидев Дыма, поднял иголки и съёжился. Потом, ради любопытства, всё же выглянул из-под иголок. Дым подошёл к нему знакомиться, а он ещё больше взъерошился.
С первых дней Остик проявлял завидные таланты: откликался на своё имя, по походке узнавал меня и приятелей, а к незнакомым людям подходил осторожно и долго принюхивался. Ростик стал откликаться гораздо позднее, а из людей узнавал только меня. Всех остальных делил на «хороших» и «плохих». Кто даст поесть — «хороший», кто не даст — «плохой». Хоть гладь его, хоть играй с ним, не даёшь — «плохой». А ел он и днём и ночью и при этом всегда громко чмокал. Быстро своё съест, подходит к Остику и отталкивает его — пытается и у брата всё съесть. А ночью и миску Дыма подчищал. Ростик ел всё подряд: мух, жуков, червей, супы и каши, но больше всего любил манную кашу с изюмом. Наестся, долго зевает, потом уляжется спать, вытянув передние лапки и положив на них толстую мордочку. И задние лапки вытянет — сверху посмотришь — колючий комок, из-под которого торчат розовые «подушечки» с коготками. По-моему, и во сне Ростик что-то ел. Во всяком случае, заснув, он снова начинал чмокать.
Остик был работяга и чистюля. Он исправно чистил свою «лежанку» в углу комнаты, то и дело приносил в неё дополнительные мягкие вещи: какую-нибудь тряпочку, перо, выпавшее из подушки. Остик быстро сообразил, что туалет только в одном месте — на фанерке с песком.
Ростик был отъявленный лентяй и грязнуля. Спать обычно залезал в мои ботинки, лужи оставлял где придётся. Ростик гонялся по комнате за мухами, пытался уколоть мой халат.
Они вообще были очень разные, эти ежата. И чем взрослей становились, тем больше различались их характеры.
Остик обожал Дыма, постоянно ходил за ним и во всём подражал ему. Дым что-нибудь понюхает и потрогает лапой, и Остик проделывает то же самое. Дым подходит к миске, и Остик подбегает к своему блюдцу. Дым завалится спать, и Остик рядом пристраивается. Особенно Остик подражал Дыму в играх. Дым начнёт подкидывать мяч или картошку, и Остик пытается подкинуть какую-нибудь бумажку. И если у него ничего не получается, злится, урчит, а если получается — танцует, радуется своему успеху.
Ростик побаивался Дыма и играть не любил. У него была только одна игра: ночью, когда все спят, затеять возню с Остиком. Они боролись, как котята. Ростик всё пытался навалиться на брата и куснуть его. Но ловкий Остик уворачивался и подбегал к спящему Дыму. Пёс для него был лучшим телохранителем.
Но в чём ежата были одинаковы — оба любили ласку. То один, то другой подходил ко мне, тёрся о ноги, просил погладить. Я гладил их мордочки и бока — проводил ладонью по уложенным иголкам. Если я гладил Остика, ко мне тут же подбегал Ростик, дул и тыкался носом в ладонь — не забывай, мол, и обо мне! Попробуй не погладь! Обидится и даже манную кашу есть не будет. Приходилось гладить ежей одновременно. При этом Ростик старался оттеснить брата, чтобы я гладил его одного. Тогда хитрый Остик вдруг подбегал к блюдцу и начинал нарочито громко чмокать. Он знал, чем можно отвлечь брата. Доверчивый Ростик, думая, что Остик ест что-то очень вкусное, тоже спешил к блюдцу. Он не простил бы себе, если бы кто-то съел больше его. Но пока Ростик разворачивался, подходил к блюдцу и распознавал обман, Остик быстро возвращался ко мне и уже получал поглаживания в «спокойной обстановке».
Как-то приятель позвал меня на дачу.
— Ты лёгок на подъём? — спросил. — Приезжай на выходные дни. Отдохнёшь. И собаку, и ежей привози. Им будет где побегать. А то сидят в четырёх стенах.
Надо сказать, то лето было особенно жарким. Какое-то утомительное лето. У нас во дворе от зноя замерла всякая жизнь. И в квартире было душно. Я открывал окна и дверь, но вместо прохладного сквозняка ощущались тёплые течения воздуха. «Надо проветриться, съездить на природу», — решил я и стал собираться в дорогу. Но когда объявился на даче со своими питомцами, приятелю неожиданно понадобилось ехать в город.
— Ничего, денёк проживёте и без меня, — сказал он. — А завтра я вернусь.
Дача приятеля представляла собой временную постройку, что-то среднее между жилым домом и сараем. Правда, в комнате была кое-какая мебель, у двери стояла железная печурка, а на окне красовался аквариум. На его дне лежали две вазы, в которых шевелились рачьи усы и клешни.
— Раки всё время дрались из-за кусочков мяса, и я рассадил их в вазы из-под цветов, — объяснил приятель. — Сейчас они линяют. Сбрасывают панцири. Выросли из них. Ты, кстати, вечером покорми их. Вот мотыль. Приятель протянул мне железную коробку с маленькими червями.
Пустив ежей на участок, мы с Дымом проводили приятеля до станции. А вернувшись, обнаружили около дома одного Остика. Я стал звать Ростика, но он не появлялся, обежал весь участок, но его нигде не было.
— Ты ищи Ростика там, — сказал я Дыму, кивнув на дорогу, — а я пойду к соседям.
Но и у соседей ежа не оказалось. Вместе с соседкой-старушкой я облазил все кусты, громко звал Ростика, но он бесследно исчез.
— Вообще-то я видела не так давно — вон там кто-то пробежал. Старушка показала на сточную канаву перед домом. — Но по-моему, это была крыса.
Мы прошли вдоль всей канавы, вышли на улицу, и вдруг я увидел — к нам с лаем несётся Дым. Он подлетел ко мне, завизжал от радости, чуть не схватил за руку, не потащил за собой. Мы выбежали на дорогу, и Дым, повизгивая, наклонился над ямой для столба электропередачи. Я заглянул в яму — на её дне виднелся Ростик. Он тщетно карабкался на стену, пыхтел и фыркал, издавал свистяще-шипящие звуки — звал на помощь.
Я вытащил нескладёху, легонько шлёпнул:
— Будешь знать, как гулять где не надо!
— Какая у вас умная собачка, — сказала старушка и погладила Дыма.
— Да, он очень умный, — согласился я.
Вечером, как просил приятель, я начал было кормить раков, но заметил, что они лежат без движения. «Может быть, уснули», — подумал я и тоже отправился спать, предварительно затащив ежей в комнату.
Как всегда, Дым спал у меня в ногах. Обычно в городе он спал беспокойно: во сне брыкался, рычал, хрипел, стонал, поскуливал. Но на даче — то ли набегался в поисках Ростика, то ли надышался свежего воздуха — неожиданно спал спокойно. Во сне улыбался и повиливал хвостом. Зато ночью меня разбудил Остик. Он, видите ли, тоже вздумал залезть на кровать и начал забираться на неё со стороны стены. Лапами цеплялся за одеяло, а иголками упирался в доски. Я проснулся оттого, что кто-то с меня стаскивал одеяло и прямо около уха громко сопел. Открыл глаза — на подушку лезет Остик и радостно похрюкивает: доволен, что всё-таки добрался до меня. Уткнув мордочку в мою щёку, он засвидетельствовал свою любовь и по мне направился к Дыму. Но Дым не терпел, когда тревожили его сон. Вскочил и, недовольно бурча, пошёл спать к двери.
Утром, накормив Дыма и ежей, я взял мотыль и подошёл к аквариуму. Вокруг ваз валялись чешуйки панцирей, рядом лежали голубые, студенистые раки. Они были без всяких признаков жизни. «Надо же, умерли», — пожалел я. Потом вынул вазы из аквариума, запихнул в них раков и поставил на подоконник. Клешни сразу повисли, как нераскрывшиеся бутоны цветов. За цветы их приняли и бабочки — они слетелись со всего участка.
Некоторое время я работал по хозяйству: пилил дрова, мотыжил грядки в огороде. Дым бродил вдоль изгороди, осматривал территорию. Ежата с полчаса около дома перебирали разные корешки и камушки, жевали травинки, грызли прутики, потом вошли в дом, залезли под кровать и уснули.
В полдень я решил приготовить обед. Разжёг печь и пошёл за водой на колонку. Только налил в вёдра воду, слышу отчаянный лай Дыма. Подхожу к калитке, а из дома валит дым, и мой пёс лапой выкатывает из комнаты спящих ежей.
Выкатил, подбежал ко мне, стал кусать за ботинок. «Смотри, мол, что ты натворил! Пожар устроил!»
— Это не пожар, — успокоил я Дыма. — Просто ещё дрова не разгорелись. Видно, я плохо их поджёг. Сейчас поправим дело.
Я поставил вёдра и погладил Дыма — поблагодарил за бдительность и извинился за свою оплошность.
Во время обеда около окна раздался шлепок. Я посмотрел на подоконник. В одной вазе рак шевелил усами и размахивал клешнями, другая была пуста, но на полу… ползал второй рак. К нему, подняв иголки, устремился Ростик. Он всегда поднимал иголки, когда видел что-нибудь необычное. На всякий случай. Ростик уже раскрыл рот, чтобы цапнуть рака, но я опередил его. «Просто чудеса! Ожили!» — покачал я головой, сажая раков снова в аквариум. А вечером приехал приятель и сказал:
— При линьке раки так выбиваются из сил, что подолгу лежат точно мёртвые. Я забыл тебя предупредить. Но хорошо, что всё обошлось и твои ежи их не слопали. Я ведь к ним привык, к этим ракам. За ними интересно наблюдать… Хорошо, когда живые существа в доме, верно?… У меня ведь тоже, вроде тебя, и собачонка была, и кошка… Собачонку звали Лайма. Так получилось, что у неё умерли щенки. Она очень переживала, и, чтобы не заболела, я принёс ей котёнка. Подобрал около дома. Ну и вылизывала она его! Прямо как родного! И обучала всему… И знаешь, у котёнка стали вырабатываться собачьи повадки…
— Не гавкал? — пошутил я.
— Нет, но кости обгладывал… А потом этого приёмыша пришлось отдать. Прочитал объявление на столбе: «Потерялся котёнок. Серый с белыми чулками». Точь-в-точь мой. Пришёл по адресу, а там девочка плачет. Ну конечно, она узнала своего дружка… А теперь у меня вот раки… Хорошо, когда в доме живые существа.
Я согласился с приятелем, а своим питомцам сказал:
— Собирайтесь, ребята! Пора домой!
Ежата сразу заспешили к коробке, в которой я привёз их, Дым схватил поводок.
ЗВЕРИНЕЦ В МОЕЙ КВАРТИРЕ
Конечно, зверинцу место на природе, а не в городской квартире. И когда-нибудь я заимею дом на природе и переселюсь в него со своими зверятами. И у меня будет свой зоопарк. Я мечтал об этом ещё в детстве. И мечтаю сейчас, несмотря на то что уже стал старым. Быть может, мне и не удастся заиметь такой дом, но я всё равно о нём мечтаю. Иногда даже представляю его: бревенчатый дом под высокими, раскидистыми деревьями и вокруг на участке множество всяких кустарников. И среди них — навесы, домишки и мои разгуливающие зверята. И что странно — я вижу всех своих зверят: и тех, с которыми живу сейчас, и тех, которые у меня были когда-то, и даже тех, которые, возможно, ещё будут. Этот мой зоопарк как бы на небе, но мне очень хочется опустить его на землю.
Такая у меня мечта.
Я кое-что пережил в своей жизни, но до сих пор не знаю, что такое счастье. Наверно, это когда человек осуществляет свою главную мечту. Не у всех это получается — так устроен наш мир. Но и жить без мечты нельзя.
А пока мы неплохо уживаемся и в квартире. Мы — это пёс Дым и кот Паша, два ежа — Остик и Ростик, белка Рыжик, ворона Кузя, крольчиха Машка и я.
Мы жили вдвоём с Дымом, но однажды я подобрал в лесу раненого бельчонка. Принёс домой, выходил, и мы стали жить втроём.
Потом я приютил бездомного кота, которого голубятники поклялись убить будто бы за то, что он съел какого-то голубя-монаха.
В квартире Паше больше всего нравится телевизор. Но не передачи, а сам тёплый корпус телевизора. Он любит на нём полежать, при этом отодвигает пепельницу, чтобы расположиться с комфортом.
Ещё Паша любит «летать». Из форточки прыгает на дерево, с дерева на карниз каморки уборщицы, с карниза на землю. «Полетает», по чёрному ходу снова подходит к двери и мяукает.
Во дворе Пашу зовут Пират, потому что он гоняет всю живность: и голубей, и воробьев, и кошек, и даже собак. Никого не боится.
Паша немного диковат: завидев что-либо непонятное, сразу принимает оборонительную стойку. И похоже, Пашины родители были потомственными помойщиками — его так и тянет к вёдрам, которые выносит уборщица. Можно подумать, он ходит голодный. Конечно, особых деликатесов я не развожу варю нам на всех большую кастрюлю каши с мясом. Короче, мы питаемся неплохо, просто Паше обязательно надо самому найти что-нибудь этакое, какой-нибудь селёдочный хвост.
Как-то летом с соседнего дерева в моё открытое окно влетела ворона и неуклюже плюхнулась на стол. Смотрю — у неё перебито крыло. Видимо, ещё раньше, с дерева, она видела, как я лечил Рыжика, — у ворон очень острое зрение. И прилетела, чтобы я и ей помог. Дым с Пашей хотели сразу прогнать ворону, но она улетела только после того, как я заклеил пластырем её крыло. А на следующий день прилетела снова и как ни в чём не бывало стала разгуливать на моём столе: перебирать разные карандаши, ластики, скрепки. Так и повадилась прилетать каждый день. Все мы к ней как-то привыкли и не удивились, когда на зиму она вообще перебралась в квартиру.
Кузя любит всякие блестящие штучки. То и дело с улицы приносит осколки стёкол, фольгу, пуговицы, бусины. На моём столе целая гора этих «драгоценностей». И монет около рубля. Если так будет продолжаться, скоро я стану сказочно богат и наконец куплю дом на природе. Но случается, Кузя таскает с балконов и подоконников перстни и обручальные кольца. Тогда мне приходится расклеивать объявления о «находках». А однажды я увидел: Кузя тащит за хвост попугая. И где его нашёл? Попугай верещит, а Кузя знай себе его тянет и всё пытается с ним взлететь. Я еле отбил у него птаху. Попугай отряхнулся и полетел к соседнему дому. Кузя хотел было ринуться вдогонку, но я успел его схватить.
Кузя умный: в отличие от своих сородичей, он сообразил, что бабочек можно и не ловить, а просто выклёвывать из радиаторов машин, куда они попадают. Обычно Кузя дремлет на форточке, но стоит к дому подъехать машине, как он срывается вниз. Ходит перед машиной, высматривает лакомство. Сразу не клюёт, ждёт, когда радиатор остынет.
Кузя талантливый: он умеет лаять, как Дым, мяукать, как Паша, и «укать», как Рыжик. Он повторяет некоторые мои слова и подпевает певцам, выступающим по телевизору.
В нашем доме живёт мальчик Дима, такой же любитель животных, как я. На лето Диму отправляют в деревню к бабушке. Однажды, вернувшись из деревни, Дима принёс мне крольчиху.
— Вот, — говорит, — возьмите в ваш зверинец.
— Дима! — говорю. — Ты же знаешь, у меня уже много животных, и крольчиху я взять никак не могу.
— Это необычная крольчиха, — говорит Дима. — Она умная. Представляете, в деревне у бабушки живёт один дядька. Он разводит кроликов и шьёт из них шапки. Красивые такие кролики, серебристые. Я им рвал молочай. Однажды я подкрался к загону и выпустил всех кроликов. А там рядом лес. Я пригнал кроликов в лес. Там они стали есть траву. Я подумал, что спас их, а они, дурачки, вечером взяли и вернулись в загон. А эта крольчиха не вернулась. Она умная… Она стала жить на опушке. Я ей молочай приносил… Но бабушка сказала: «Зимой она погибнет, потому что не приучена жить в лесу».
— Да, верно, — согласился я. — Но почему ты не оставишь её у себя?
— Мамка не разрешает… Вы возьмите дня на два. Я кого-нибудь из ребят уговорю взять насовсем. А если ребята не возьмут, отвезу её на птичий рынок в воскресенье.
Несколько дней прожила у нас крольчиха. Дыму и Паше она сразу понравилась. Спокойно хрустает себе морковку. Съест, умывает мордочку лапами, разглаживает уши. Не трогает чужие игрушки, как Рыжик, и не прыгает по столу, как Кузя.
И вот смотрю, как-то вечером Дым с Пашей спят в обнимку, а к спине Дыма прижалась… крольчиха. Тоже спит. Спит на спине, вытянув длинные задние лапы. И я подумал: «Пусть остаётся. Ведь я уже приручил её, а, как известно, мы все в ответе за тех, кого приручили».
А на день рождения приятели подарили мне двух ежей, сказали, что в зверинце их явно не хватает, и пообещали для полной коллекции подарить крокодила. Но пока не достали.
Вот так и получился мой зверинец. Я не жалею. Я сильно привязался к своим питомцам. Теперь мне даже странно, как я мог жить без них. Они отвечают мне преданностью и любовью. И главное, они любят меня всегда, независимо от моего настроения, независимо от моих неудач и успехов. Конечно, с ними хлопотно, но радости они дают гораздо больше.
Когда мне грустновато, они утешают и взбадривают меня. Когда мне весело, они радуются так, что устраивают настоящее цирковое представление.
Квартира у меня обычная: особой планировкой и размерами не отличается, но места нам хватает, и мы живём дружно. Случаются и размолвки, не без этого. Бывает, Рыжик заиграется и порвёт занавески на окнах, или Ростик опрокинет миску с водой, или Кузя устроит кавардак на моём столе. Тогда я отчитываю шалунов за проделки, а Дым, как мой помощник и старожил в квартире, всячески поддерживает меня. Грозно смотрит на Рыжика, или бурчит на Ростика, или гавкает на Кузю — смотря кто провинился. Это он делает с невероятной готовностью и, по-моему, втайне доволен, что я кого-нибудь ругаю, ведь потом обязательно его похвалю:
— А ты, Дым, молодец! — скажу.
И мой верный помощник закрутится, расплывётся в улыбке, прекрасно понимая, что он-то отличается примерным поведением.
По вечерам, ожидая меня с работы, они сидят у окна и всматриваются в тропу от автобусной остановки. Первым меня замечает Кузя. Он издаёт радостный клич, и все несутся к двери, и прислушиваются к шагам в коридоре, и нетерпеливо топчутся, поскуливают, повизгивают, посапывают. Я открываю дверь, и они бросаются ко мне, и каждый пытается меня лизнуть, потеребить за руки, потереться о ноги.
Некоторые соседи считают, что в моём доме не всё в порядке. А я считаю, что у них не всё в порядке. У меня вдоль стен коробки и клетки, кадки с лимонными деревьями и разным кустарником, на окнах — цветники. Летом по квартире летают бабочки и запах от цветов, как на лугу. А у соседей всё завешано пушистыми коврами, заставлено глубокими диванами, шкафами с хрусталём. У них всего лишь удобная, полезная красота, а у меня — живой многоликий мир. В их квартирах чистота и покой, а у меня по квартире разбросаны игрушки, бумажные шарики, палочки; с утра до вечера гомон, возня, урчание — играют мои зверята.
Такая у меня мечта.
Я кое-что пережил в своей жизни, но до сих пор не знаю, что такое счастье. Наверно, это когда человек осуществляет свою главную мечту. Не у всех это получается — так устроен наш мир. Но и жить без мечты нельзя.
А пока мы неплохо уживаемся и в квартире. Мы — это пёс Дым и кот Паша, два ежа — Остик и Ростик, белка Рыжик, ворона Кузя, крольчиха Машка и я.
Мы жили вдвоём с Дымом, но однажды я подобрал в лесу раненого бельчонка. Принёс домой, выходил, и мы стали жить втроём.
Потом я приютил бездомного кота, которого голубятники поклялись убить будто бы за то, что он съел какого-то голубя-монаха.
В квартире Паше больше всего нравится телевизор. Но не передачи, а сам тёплый корпус телевизора. Он любит на нём полежать, при этом отодвигает пепельницу, чтобы расположиться с комфортом.
Ещё Паша любит «летать». Из форточки прыгает на дерево, с дерева на карниз каморки уборщицы, с карниза на землю. «Полетает», по чёрному ходу снова подходит к двери и мяукает.
Во дворе Пашу зовут Пират, потому что он гоняет всю живность: и голубей, и воробьев, и кошек, и даже собак. Никого не боится.
Паша немного диковат: завидев что-либо непонятное, сразу принимает оборонительную стойку. И похоже, Пашины родители были потомственными помойщиками — его так и тянет к вёдрам, которые выносит уборщица. Можно подумать, он ходит голодный. Конечно, особых деликатесов я не развожу варю нам на всех большую кастрюлю каши с мясом. Короче, мы питаемся неплохо, просто Паше обязательно надо самому найти что-нибудь этакое, какой-нибудь селёдочный хвост.
Как-то летом с соседнего дерева в моё открытое окно влетела ворона и неуклюже плюхнулась на стол. Смотрю — у неё перебито крыло. Видимо, ещё раньше, с дерева, она видела, как я лечил Рыжика, — у ворон очень острое зрение. И прилетела, чтобы я и ей помог. Дым с Пашей хотели сразу прогнать ворону, но она улетела только после того, как я заклеил пластырем её крыло. А на следующий день прилетела снова и как ни в чём не бывало стала разгуливать на моём столе: перебирать разные карандаши, ластики, скрепки. Так и повадилась прилетать каждый день. Все мы к ней как-то привыкли и не удивились, когда на зиму она вообще перебралась в квартиру.
Кузя любит всякие блестящие штучки. То и дело с улицы приносит осколки стёкол, фольгу, пуговицы, бусины. На моём столе целая гора этих «драгоценностей». И монет около рубля. Если так будет продолжаться, скоро я стану сказочно богат и наконец куплю дом на природе. Но случается, Кузя таскает с балконов и подоконников перстни и обручальные кольца. Тогда мне приходится расклеивать объявления о «находках». А однажды я увидел: Кузя тащит за хвост попугая. И где его нашёл? Попугай верещит, а Кузя знай себе его тянет и всё пытается с ним взлететь. Я еле отбил у него птаху. Попугай отряхнулся и полетел к соседнему дому. Кузя хотел было ринуться вдогонку, но я успел его схватить.
Кузя умный: в отличие от своих сородичей, он сообразил, что бабочек можно и не ловить, а просто выклёвывать из радиаторов машин, куда они попадают. Обычно Кузя дремлет на форточке, но стоит к дому подъехать машине, как он срывается вниз. Ходит перед машиной, высматривает лакомство. Сразу не клюёт, ждёт, когда радиатор остынет.
Кузя талантливый: он умеет лаять, как Дым, мяукать, как Паша, и «укать», как Рыжик. Он повторяет некоторые мои слова и подпевает певцам, выступающим по телевизору.
В нашем доме живёт мальчик Дима, такой же любитель животных, как я. На лето Диму отправляют в деревню к бабушке. Однажды, вернувшись из деревни, Дима принёс мне крольчиху.
— Вот, — говорит, — возьмите в ваш зверинец.
— Дима! — говорю. — Ты же знаешь, у меня уже много животных, и крольчиху я взять никак не могу.
— Это необычная крольчиха, — говорит Дима. — Она умная. Представляете, в деревне у бабушки живёт один дядька. Он разводит кроликов и шьёт из них шапки. Красивые такие кролики, серебристые. Я им рвал молочай. Однажды я подкрался к загону и выпустил всех кроликов. А там рядом лес. Я пригнал кроликов в лес. Там они стали есть траву. Я подумал, что спас их, а они, дурачки, вечером взяли и вернулись в загон. А эта крольчиха не вернулась. Она умная… Она стала жить на опушке. Я ей молочай приносил… Но бабушка сказала: «Зимой она погибнет, потому что не приучена жить в лесу».
— Да, верно, — согласился я. — Но почему ты не оставишь её у себя?
— Мамка не разрешает… Вы возьмите дня на два. Я кого-нибудь из ребят уговорю взять насовсем. А если ребята не возьмут, отвезу её на птичий рынок в воскресенье.
Несколько дней прожила у нас крольчиха. Дыму и Паше она сразу понравилась. Спокойно хрустает себе морковку. Съест, умывает мордочку лапами, разглаживает уши. Не трогает чужие игрушки, как Рыжик, и не прыгает по столу, как Кузя.
И вот смотрю, как-то вечером Дым с Пашей спят в обнимку, а к спине Дыма прижалась… крольчиха. Тоже спит. Спит на спине, вытянув длинные задние лапы. И я подумал: «Пусть остаётся. Ведь я уже приручил её, а, как известно, мы все в ответе за тех, кого приручили».
А на день рождения приятели подарили мне двух ежей, сказали, что в зверинце их явно не хватает, и пообещали для полной коллекции подарить крокодила. Но пока не достали.
Вот так и получился мой зверинец. Я не жалею. Я сильно привязался к своим питомцам. Теперь мне даже странно, как я мог жить без них. Они отвечают мне преданностью и любовью. И главное, они любят меня всегда, независимо от моего настроения, независимо от моих неудач и успехов. Конечно, с ними хлопотно, но радости они дают гораздо больше.
Когда мне грустновато, они утешают и взбадривают меня. Когда мне весело, они радуются так, что устраивают настоящее цирковое представление.
Квартира у меня обычная: особой планировкой и размерами не отличается, но места нам хватает, и мы живём дружно. Случаются и размолвки, не без этого. Бывает, Рыжик заиграется и порвёт занавески на окнах, или Ростик опрокинет миску с водой, или Кузя устроит кавардак на моём столе. Тогда я отчитываю шалунов за проделки, а Дым, как мой помощник и старожил в квартире, всячески поддерживает меня. Грозно смотрит на Рыжика, или бурчит на Ростика, или гавкает на Кузю — смотря кто провинился. Это он делает с невероятной готовностью и, по-моему, втайне доволен, что я кого-нибудь ругаю, ведь потом обязательно его похвалю:
— А ты, Дым, молодец! — скажу.
И мой верный помощник закрутится, расплывётся в улыбке, прекрасно понимая, что он-то отличается примерным поведением.
По вечерам, ожидая меня с работы, они сидят у окна и всматриваются в тропу от автобусной остановки. Первым меня замечает Кузя. Он издаёт радостный клич, и все несутся к двери, и прислушиваются к шагам в коридоре, и нетерпеливо топчутся, поскуливают, повизгивают, посапывают. Я открываю дверь, и они бросаются ко мне, и каждый пытается меня лизнуть, потеребить за руки, потереться о ноги.
Некоторые соседи считают, что в моём доме не всё в порядке. А я считаю, что у них не всё в порядке. У меня вдоль стен коробки и клетки, кадки с лимонными деревьями и разным кустарником, на окнах — цветники. Летом по квартире летают бабочки и запах от цветов, как на лугу. А у соседей всё завешано пушистыми коврами, заставлено глубокими диванами, шкафами с хрусталём. У них всего лишь удобная, полезная красота, а у меня — живой многоликий мир. В их квартирах чистота и покой, а у меня по квартире разбросаны игрушки, бумажные шарики, палочки; с утра до вечера гомон, возня, урчание — играют мои зверята.