Страница:
– Цель задания?
– Я уже говорил об этом. Сейчас Гелен налаживает «ближнюю инфильтрацию» агентов в восточную оккупационную зону. Для «глубокой инфильтрации» – засылки агентуры в Советский Союз – пока не хватает «рабочего материала» и средств, но такая цель стоит. Мне было поставлено задание по созданию агентурной сети в Саксонии. В целом эта задача была выполнена.
– Повторите ваши показания по этому вопросу.
«Келлер» бросил короткий взгляд в сторону Старостина. Как только тот переступил порог кабинета, он сразу понял, что допрос носит показательный характер и устроен специально для этого седоватого офицера, от которого зависит его судьба. Требование повторить показания окончательно убедило в этом «Келлера».
– В Дрездене, столице Саксонии, создано несколько подпольных групп. Они располагают «замороженными» на особый период радиостанциями и группами боевиков из бывших участников «Вервольфа». После моего отъезда резидентуру в Дрездене должен возглавить подполковник Герхард Пинкерт. В прошлом он офицер абвера, специалист по диверсиям. Отличился во время гражданской войны в Испании – готовил подрывников для Франко. В 1943 году действовал в тылу советских войск на Восточном фронте.
– Я читал ваши показания, – впервые вмешался в допрос Старостин. – Вижу, что вы профессионал. Понимаете, что мы проверим каждое ваше слово? Если солгали, это выявится и будете отвечать.
– Я говорю правду.
– Тогда возникает вопрос: зачем вы это делаете?
– Вы сказали, что я – профессионал. Как офицер, обладающий определенным опытом, я понимаю, что мой провал не случайность. Убежден, что вы имеете источник информации, который сдал вам дрезденскую резидентуру. И меня сдал. Возможна утечка информации непосредственно из «Организации Гелена». Зачем пытаться ввести вас в заблуждение? Не имеет смысла. Используя свои агентурные возможности, вы со стопроцентной точностью установите, можно мне доверять или нет. Поэтому мне остается выбрать только один из двух возможных вариантов – отказаться давать показания или говорить правду.
– Логично. Хорошо, что вы понимаете. Но в чем ваш интерес? Вы сообщаете много ценных сведений. Могли бы отвешивать нам информацию по чайной ложке, а выкладываете все, что знаете. По крайней мере складывается такое впечатление. В чем ваши мотивы? На что рассчитываете?
– Я хочу на вас работать. Мое подлинное имя Франц Штайнер.
– А вот об этом подробнее, – сказал Старостин.
Пружины поскрипывали под тяжелым телом. Спать не хотелось. Голая лампочка в металлической сетке бросала серый безжизненный свет.
Франц Штайнер чувствовал себя как рыба, забытая в пустом аквариуме.
Его разместили в импровизированной камере с относительным комфортом. Железная солдатская койка, по-видимому, была принесена из казарм пехотного училища.
«Даже не опасаются, что я могу совершить попытку самоубийства. А чего им бояться? Я и так мертв. Источников информации у них достаточно. Иначе не провалился бы в первый же день. Собирают агентуру, как грибы после дождя».
Он привык к одиночеству и никогда не страдал от недостатка общения. Но это было одиночество другого рода. Безысходное, пустотелое и глухое. Оно звенело в ушах и разливало в груди противную горечь. Или это опять болит шрам от ожога, полученного во время польской кампании? А может, организм выбрасывает накопившуюся желчь. Обид и несчастий оказалось слишком много для одного человека.
Жена и сын Штайнера стремились укрыться от бомбежек в Берлине и переехали к ее матери в Дрезден. Кто же знал, что город будет стерт чудовищной бомбежкой, устроенной англосаксами? А ведь он предлагал переехать в Баварию к его родственникам.
Только сейчас он понял, что это значит – остаться одному. Дело даже не в том, что он потерял самых близких людей. Рядом с ним уже никогда не будет никого.
Кто его полюбит? Искренне, а не ради того, чтобы спрятаться от собственного одиночества. И кому он сможет доверять после всего случившегося?
Невозможно полюбить живой труп. Он сам себе противен, и с этим ничего не поделаешь.
Штайнер даже не мог себе представить, что он будет работать на людей, которые устроили всю эту бойню.
Гелен – карьерист. Ему все равно, чем заниматься. Приказали бы, и он миллионами сжигал бы евреев в печах. Без всяких сантиментов и угрызений совести. Что он, добрее и праведнее гестаповцев? Просто карьера сложилась иначе.
Американцы не лучше. Они специально бомбили города, чтобы запугать немцев, но не трогали промышленные предприятия, производящие оружие. Зачем разрушать собственность? Еще пригодится.
Решение работать на русских было для Штайнера жестом отчаяния. Он с уважением относился к бывшим противникам и надеялся, что они накажут и тупых наци, и самодовольных янки.
Если не хочешь больше жить, значит, нужно поменять свою жизнь. Хуже не будет. Но поверят ли русские?
Нет постоянных друзей и постоянных противников – есть только постоянные интересы. Так, кажется, говорят практичные британцы. Русские не будут бросаться таким опытным профессионалом, как он.
Или все произойдет не так, как он рассчитывает?
Выведут во двор и расстреляют. Во время войны на Восточном фронте не брали в плен эсэсовцев. А сейчас?
Но ведь он никого не мучил и не убивал. Он не гестаповец. Он – разведчик. Какая разница между абвером и разведкой Шелленберга? Или между разведками Германии и Советов? С точки зрения методов работы – никакой. Но они – победители и имеют право мстить. Это можно понять, но от этого не легче.
«Посмотрим. Поскорее бы начался новый день. Здесь даже не видно, наступил ли рассвет».
Штайнер лежал, закинув руки за голову, и всматривался в потолок. Штукатурка потрескалась и местами обсыпалась.
Он очень хотел вновь встретиться с русскими и попытаться передать им свою боль. Особенно тому седоватому – у него умные и понимающие глаза. Наверняка он тоже разведчик.
Время текло очень медленно, но Штайнер ждал.
Терпеливо ждал.
– Когда и где вы родились?
– В 1908 году в Баварии. Город Мюнхен.
– Кто ваши родители?
– Отец был военным, а потом управляющим в крупном поместье. Мать занималась детьми и домашним хозяйством.
– Братья и сестры?
– Младший брат – коммерсант. В армию не призывался по причине слабого зрения. Средний брат – офицер танковых войск. Последнее место службы – Западный фронт, Нормандия. Его судьба мне неизвестна.
– Образование?
– Баварский университет. Юрист. В дальнейшем по служебной необходимости изучал также восточные языки – русский, фарси.
– Где занимались разведывательной деятельностью? Основные задачи, результаты?
– В 1939 году после польской кампании я был направлен на разведработу в Москву. В сентябре 1940 года меня вызвали в Берлин для личного доклада. В представленной информации я сделал вывод о том, что стратегические резервы Советского Союза делают его полное поражение в войне с Германией практически недостижимым. При этом я не отрицал, что реорганизация Красной армии потребует два-три года, современного вооружения недостаточно, войска подготовлены плохо. Таким образом, возможен серьезный успех на начальном этапе, но в дальнейшем людские и экономические ресурсы СССР могут склонить чашу весов в его пользу.
– За эту информацию вас наградили Железным крестом?
– Нет, меня отметили иначе – пинком под зад. Доклад не понравился. Шелленберг откровенно сказал мне, что, по оценке вышестоящего руководства, я не разобрался в обстановке и попал под влияние коммунистической пропаганды. Мои источники информации были законсервированы как подозреваемые в связях с советской контрразведкой. В этот момент у меня впервые закралась мысль о том, что «тысячелетний рейх» просуществует недолго.
– Такой глобальный вывод вы сделали потому, что ваша информация получила негативную оценку? Вы эмоциональный человек?
– Дело не в моем характере. Когда понимаешь, что государством руководят люди, которые из собственного тщеславия закрывают глаза на объективные данные, а их окружает толпа подхалимов и откровенных кретинов, понимаешь, что эта власть обречена и развязка может наступить довольно скоро.
– Вы были отстранены от работы?
– Не отстранен, а удален от Берлина на приличное расстояние. В ноябре 1940 года меня направили в Иран как представителя фирмы «Мерседес-Бенц». К этому времени уже было принято решение о нападении Германии на Советский Союз. Предполагалось, что германские войска через Кавказ войдут в Иран, а затем в Афганистан. Таким образом, будет создан плацдарм для завоевания Британской Индии.
– Ваша задача состояла в сборе информации?
– Не только. В постановке задач чувствовались непоследовательность и импульсивность. Задачи постоянно менялись. После падения Польши, а затем Франции у фюрера закружилась голова. Казалось, что все доступно и легко. Указания сыпались как из рога изобилия, противоречивые и даже вредные. Сначала требовали наладить сотрудничество с монархом Ирана Реза-шахом. Он был не прочь содействовать продвижению германских войск в Иран. Реза-шах был уверен в победе Германии. Потом фюрер решил, что Реза-шах нас уже не устраивает и нужно сменить его на абсолютно послушную марионетку. Правитель Ирана узнал о заговоре и превратился из союзника в противника.
– Реза-шах отрекся от престола после ввода в Иран советских и британских войск. Вы пытались наладить контакты с новым монархом?
– Нет, молодой монарх Мохаммед Реза Пехлеви уклонялся от контактов с нашими посредниками. И боялся нас. Видимо, невыгодное впечатление произвело, что с Реза-шахом мы обошлись довольно сурово – его сослали на остров Маврикий, хотя он просился в Индию или Аргентину. Для нового шаха это был устрашающий пример.
– Получается, что в Иране вас преследовали неудачи.
– Я этого не сказал. Провалов избежать не удалось, но были и успехи.
– Что вы считаете самым большим достижением германской разведки в Иране?
– Создание мощной агентурной сети в военных и политических кругах Ирана, а также среди племенных вождей. Особенно мне дорога операция «Миллион туманов». В меджлисе, иранском парламенте, мы сформировали прогерманский блок депутатов, которые голосовали против любых решений в пользу СССР и Великобритании. Я вложил в эту операцию много сил.
– Интересный опыт. Как вам это удавалось? Какие приемы вы использовали?
– Многие иранцы были заинтересованы в торговле с Германией. Они ненавидели англичан и воспринимали Германию как естественного союзника в борьбе против Британской колониальной империи. Эти настроения создавали огромный вербовочный контингент. Кроме того, мы неплохо приспособили к иранскому менталитету нашу идеологию. Иранцы были официально объявлены арийской нацией. Японцы, кстати, тоже. Истинно арийской религией мы называли шиитский ислам в противовес арабскому и семитскому исламу суннитов. Распространяли слухи, что Гитлер – тайный «двенадцатый имам». В других случаях говорили, что Гитлер принял ислам и его новое имя – Гейдар. Придумали легенду о том, что Гитлер родился с зеленой каймой вокруг пояса, как мусульманский святой.
– Гитлеру эта идея вряд ли понравилась бы?
– Но его не спросили. По крайней мере Шелленберг ему об этом не докладывал.
– А что в результате?
– Конечный результат оказался плачевным из-за событий на фронте. Мы планировали поднять восстание 27 июля 1942 года на территории всего Ирана, особенно в северных районах. Предполагалось, что в это время вермахт займет Сталинград и выйдет на побережье Каспийского моря. Потом сроки восстания перенесли на осень 1942 года, а затем и вообще о нем забыли. После сражения под Сталинградом стало ясно, что Германия войну проигрывает, как я и предупреждал. Имели значение и другие обстоятельства. Вожди племен в северных провинциях охотно воевали против британцев, но сохраняли лояльность Советам. Поэтому они все время нарушали договоренности о нападениях на русские гарнизоны и коммуникации.
– После вступления советских и британских войск в Иран в августе 1941 года немцы были высланы из Ирана. Как вам удавалось заниматься разведывательной деятельностью?
– До этого момента Германия контролировала почти всю экономику Ирана, кроме добычи нефти. Поэтому выслать всех немецких специалистов и предпринимателей не удалось. Некоторые остались в стране при помощи своих иранских друзей и партнеров. Высылка и аресты не затронули ни одного из руководителей германской разведки в Иране.
– Уточните, кого вы имеете в виду.
– Мой коллега из абвера Шульце-Хольтус был ненадолго интернирован в шведское посольство, но потом перешел на нелегальное положение – выдавал себя за муллу. Другой ключевой игрок, Гамотта, бежал в Турцию, а затем перебрался в Германию. Фюрер лично наградил его Железным крестом. Мне же пришлось скрываться на армянском кладбище, выдавать себя за могильщика, а потом я нашел приют у моего друга, иранского торговца Хассана.
– Вы участвовали в подготовке диверсии против товарища Сталина, а также Рузвельта и Черчилля во время проведения встречи «большой тройки» в Тегеране?
– Нет, не участвовал. Эта встреча состоялась в ноябре 1943 года. К тому времени я уже покинул Иран и занимался планированием загранопераций в разведке Шелленберга.
– Насколько нам известно, вы играли заметную роль в нацистской разведке. Но вы умалчиваете об одном существенном факте вашей биографии.
– Что вы имеете в виду? Я предельно откровенен.
– В Иране вы вновь не поладили с берлинским начальством. Просили прислать вам радистов и деньги. В одном из своих донесений в Центр вы писали: «Вопрос с деньгами стал особенно животрепещущим. Каждый шаг стоит денег, а у нас лишь нищенские запасы, которых не хватает даже для того, чтобы уплатить курьерам. В стране, где деньги – все, отсутствие средств – большая проблема».
– Удивительно. Не ожидал. Я действительно писал это.
– И ответа не получили.
– Вы перехватывали мои сообщения? Впрочем, зачем я спрашиваю! И так все ясно. Вы видели всю переписку?
– Не всю, но кое-что знаем.
– Вы цитируете донесение, которое я пытался передать в Берлин через жену моего коллеги Шульце-Хольтуса. Ее арестовали?
– Какое это имеет значение? Германская разведка неплохо работала в Иране, но и мы не сидели сложа руки.
– Не сомневаюсь.
– Вот и хорошо. Значит, вы не отрицаете, что отношения с Центром у вас были напряженные?
– Не отрицаю. В Берлине было много зарвавшихся и самонадеянных идиотов. Результат известен – Германия разрушена и оккупирована. Третий рейх был формой коллективного безумия, но когда я смотрю на наших американских друзей, то мои бывшие начальники кажутся мне просто гениальными. Допустить, чтобы мною командовали примитивные американские лавочники? Для меня это было бы высшей степенью морального унижения. Вы, возможно, знаете, что у президента США Трумэна разведкой занимается его приятель и партнер по покеру адмирал Сидни Сауэрс. Он вообще-то не военный, а торговец – владел сетью магазинов «Пиггли-Виггли». Я не хочу служить в «Пиггли-Виггли». Ни продавцом, ни охранником, ни даже директором секции женского белья. Не испытываю ни малейшего желания!
– А чего вы добиваетесь?
– Я разведчик. Ничего другого в жизни не умею. Хотел бы сотрудничать с вашей службой и новой Германией. В ней не будет места тупым нацистским бонзам и американским розничным торговцам. По крайней мере я на это надеюсь.
– Хорошо, мы подумаем. Благодарю вас за информацию и за откровенность. Беседу продолжим завтра.
«Вербовка, кажется, получилась. Впрочем, какая это вербовка? Он сам предложил свои услуги», – поскромничал Старостин, прекрасно понимая, что без его профессионального умения строить беседу Штайнер не раскрылся бы.
Удовлетворение, однако, не приходило. Тяжелым грузом давили опустошенность и усталость.
Круглов сочувственно поглядывал из затемненного угла комнаты. Этот допрос, а точнее вербовку, проводил Старостин, а он наблюдал и помалкивал.
«Как мышонок, глазами поблескивает», – подумал Старостин.
– Не знаю, насколько нежно он нас любит, но своих бывших и нынешних боссов он ненавидит намного больше.
– Главное – чтобы не поругался с нашим начальством. Оно тоже не подарок, – предупредил Круглов.
– Будем надеяться, – вздохнул Старостин.
Штайнер чем-то походил на Старостина, но Старостин был осторожнее.
Намного.
По крайней мере сейчас.
Глава 3
– Я уже говорил об этом. Сейчас Гелен налаживает «ближнюю инфильтрацию» агентов в восточную оккупационную зону. Для «глубокой инфильтрации» – засылки агентуры в Советский Союз – пока не хватает «рабочего материала» и средств, но такая цель стоит. Мне было поставлено задание по созданию агентурной сети в Саксонии. В целом эта задача была выполнена.
– Повторите ваши показания по этому вопросу.
«Келлер» бросил короткий взгляд в сторону Старостина. Как только тот переступил порог кабинета, он сразу понял, что допрос носит показательный характер и устроен специально для этого седоватого офицера, от которого зависит его судьба. Требование повторить показания окончательно убедило в этом «Келлера».
– В Дрездене, столице Саксонии, создано несколько подпольных групп. Они располагают «замороженными» на особый период радиостанциями и группами боевиков из бывших участников «Вервольфа». После моего отъезда резидентуру в Дрездене должен возглавить подполковник Герхард Пинкерт. В прошлом он офицер абвера, специалист по диверсиям. Отличился во время гражданской войны в Испании – готовил подрывников для Франко. В 1943 году действовал в тылу советских войск на Восточном фронте.
– Я читал ваши показания, – впервые вмешался в допрос Старостин. – Вижу, что вы профессионал. Понимаете, что мы проверим каждое ваше слово? Если солгали, это выявится и будете отвечать.
– Я говорю правду.
– Тогда возникает вопрос: зачем вы это делаете?
– Вы сказали, что я – профессионал. Как офицер, обладающий определенным опытом, я понимаю, что мой провал не случайность. Убежден, что вы имеете источник информации, который сдал вам дрезденскую резидентуру. И меня сдал. Возможна утечка информации непосредственно из «Организации Гелена». Зачем пытаться ввести вас в заблуждение? Не имеет смысла. Используя свои агентурные возможности, вы со стопроцентной точностью установите, можно мне доверять или нет. Поэтому мне остается выбрать только один из двух возможных вариантов – отказаться давать показания или говорить правду.
– Логично. Хорошо, что вы понимаете. Но в чем ваш интерес? Вы сообщаете много ценных сведений. Могли бы отвешивать нам информацию по чайной ложке, а выкладываете все, что знаете. По крайней мере складывается такое впечатление. В чем ваши мотивы? На что рассчитываете?
– Я хочу на вас работать. Мое подлинное имя Франц Штайнер.
– А вот об этом подробнее, – сказал Старостин.
Пружины поскрипывали под тяжелым телом. Спать не хотелось. Голая лампочка в металлической сетке бросала серый безжизненный свет.
Франц Штайнер чувствовал себя как рыба, забытая в пустом аквариуме.
Его разместили в импровизированной камере с относительным комфортом. Железная солдатская койка, по-видимому, была принесена из казарм пехотного училища.
«Даже не опасаются, что я могу совершить попытку самоубийства. А чего им бояться? Я и так мертв. Источников информации у них достаточно. Иначе не провалился бы в первый же день. Собирают агентуру, как грибы после дождя».
Он привык к одиночеству и никогда не страдал от недостатка общения. Но это было одиночество другого рода. Безысходное, пустотелое и глухое. Оно звенело в ушах и разливало в груди противную горечь. Или это опять болит шрам от ожога, полученного во время польской кампании? А может, организм выбрасывает накопившуюся желчь. Обид и несчастий оказалось слишком много для одного человека.
Жена и сын Штайнера стремились укрыться от бомбежек в Берлине и переехали к ее матери в Дрезден. Кто же знал, что город будет стерт чудовищной бомбежкой, устроенной англосаксами? А ведь он предлагал переехать в Баварию к его родственникам.
Только сейчас он понял, что это значит – остаться одному. Дело даже не в том, что он потерял самых близких людей. Рядом с ним уже никогда не будет никого.
Кто его полюбит? Искренне, а не ради того, чтобы спрятаться от собственного одиночества. И кому он сможет доверять после всего случившегося?
Невозможно полюбить живой труп. Он сам себе противен, и с этим ничего не поделаешь.
Штайнер даже не мог себе представить, что он будет работать на людей, которые устроили всю эту бойню.
Гелен – карьерист. Ему все равно, чем заниматься. Приказали бы, и он миллионами сжигал бы евреев в печах. Без всяких сантиментов и угрызений совести. Что он, добрее и праведнее гестаповцев? Просто карьера сложилась иначе.
Американцы не лучше. Они специально бомбили города, чтобы запугать немцев, но не трогали промышленные предприятия, производящие оружие. Зачем разрушать собственность? Еще пригодится.
Решение работать на русских было для Штайнера жестом отчаяния. Он с уважением относился к бывшим противникам и надеялся, что они накажут и тупых наци, и самодовольных янки.
Если не хочешь больше жить, значит, нужно поменять свою жизнь. Хуже не будет. Но поверят ли русские?
Нет постоянных друзей и постоянных противников – есть только постоянные интересы. Так, кажется, говорят практичные британцы. Русские не будут бросаться таким опытным профессионалом, как он.
Или все произойдет не так, как он рассчитывает?
Выведут во двор и расстреляют. Во время войны на Восточном фронте не брали в плен эсэсовцев. А сейчас?
Но ведь он никого не мучил и не убивал. Он не гестаповец. Он – разведчик. Какая разница между абвером и разведкой Шелленберга? Или между разведками Германии и Советов? С точки зрения методов работы – никакой. Но они – победители и имеют право мстить. Это можно понять, но от этого не легче.
«Посмотрим. Поскорее бы начался новый день. Здесь даже не видно, наступил ли рассвет».
Штайнер лежал, закинув руки за голову, и всматривался в потолок. Штукатурка потрескалась и местами обсыпалась.
Он очень хотел вновь встретиться с русскими и попытаться передать им свою боль. Особенно тому седоватому – у него умные и понимающие глаза. Наверняка он тоже разведчик.
Время текло очень медленно, но Штайнер ждал.
Терпеливо ждал.
– Когда и где вы родились?
– В 1908 году в Баварии. Город Мюнхен.
– Кто ваши родители?
– Отец был военным, а потом управляющим в крупном поместье. Мать занималась детьми и домашним хозяйством.
– Братья и сестры?
– Младший брат – коммерсант. В армию не призывался по причине слабого зрения. Средний брат – офицер танковых войск. Последнее место службы – Западный фронт, Нормандия. Его судьба мне неизвестна.
– Образование?
– Баварский университет. Юрист. В дальнейшем по служебной необходимости изучал также восточные языки – русский, фарси.
– Где занимались разведывательной деятельностью? Основные задачи, результаты?
– В 1939 году после польской кампании я был направлен на разведработу в Москву. В сентябре 1940 года меня вызвали в Берлин для личного доклада. В представленной информации я сделал вывод о том, что стратегические резервы Советского Союза делают его полное поражение в войне с Германией практически недостижимым. При этом я не отрицал, что реорганизация Красной армии потребует два-три года, современного вооружения недостаточно, войска подготовлены плохо. Таким образом, возможен серьезный успех на начальном этапе, но в дальнейшем людские и экономические ресурсы СССР могут склонить чашу весов в его пользу.
– За эту информацию вас наградили Железным крестом?
– Нет, меня отметили иначе – пинком под зад. Доклад не понравился. Шелленберг откровенно сказал мне, что, по оценке вышестоящего руководства, я не разобрался в обстановке и попал под влияние коммунистической пропаганды. Мои источники информации были законсервированы как подозреваемые в связях с советской контрразведкой. В этот момент у меня впервые закралась мысль о том, что «тысячелетний рейх» просуществует недолго.
– Такой глобальный вывод вы сделали потому, что ваша информация получила негативную оценку? Вы эмоциональный человек?
– Дело не в моем характере. Когда понимаешь, что государством руководят люди, которые из собственного тщеславия закрывают глаза на объективные данные, а их окружает толпа подхалимов и откровенных кретинов, понимаешь, что эта власть обречена и развязка может наступить довольно скоро.
– Вы были отстранены от работы?
– Не отстранен, а удален от Берлина на приличное расстояние. В ноябре 1940 года меня направили в Иран как представителя фирмы «Мерседес-Бенц». К этому времени уже было принято решение о нападении Германии на Советский Союз. Предполагалось, что германские войска через Кавказ войдут в Иран, а затем в Афганистан. Таким образом, будет создан плацдарм для завоевания Британской Индии.
– Ваша задача состояла в сборе информации?
– Не только. В постановке задач чувствовались непоследовательность и импульсивность. Задачи постоянно менялись. После падения Польши, а затем Франции у фюрера закружилась голова. Казалось, что все доступно и легко. Указания сыпались как из рога изобилия, противоречивые и даже вредные. Сначала требовали наладить сотрудничество с монархом Ирана Реза-шахом. Он был не прочь содействовать продвижению германских войск в Иран. Реза-шах был уверен в победе Германии. Потом фюрер решил, что Реза-шах нас уже не устраивает и нужно сменить его на абсолютно послушную марионетку. Правитель Ирана узнал о заговоре и превратился из союзника в противника.
– Реза-шах отрекся от престола после ввода в Иран советских и британских войск. Вы пытались наладить контакты с новым монархом?
– Нет, молодой монарх Мохаммед Реза Пехлеви уклонялся от контактов с нашими посредниками. И боялся нас. Видимо, невыгодное впечатление произвело, что с Реза-шахом мы обошлись довольно сурово – его сослали на остров Маврикий, хотя он просился в Индию или Аргентину. Для нового шаха это был устрашающий пример.
– Получается, что в Иране вас преследовали неудачи.
– Я этого не сказал. Провалов избежать не удалось, но были и успехи.
– Что вы считаете самым большим достижением германской разведки в Иране?
– Создание мощной агентурной сети в военных и политических кругах Ирана, а также среди племенных вождей. Особенно мне дорога операция «Миллион туманов». В меджлисе, иранском парламенте, мы сформировали прогерманский блок депутатов, которые голосовали против любых решений в пользу СССР и Великобритании. Я вложил в эту операцию много сил.
– Интересный опыт. Как вам это удавалось? Какие приемы вы использовали?
– Многие иранцы были заинтересованы в торговле с Германией. Они ненавидели англичан и воспринимали Германию как естественного союзника в борьбе против Британской колониальной империи. Эти настроения создавали огромный вербовочный контингент. Кроме того, мы неплохо приспособили к иранскому менталитету нашу идеологию. Иранцы были официально объявлены арийской нацией. Японцы, кстати, тоже. Истинно арийской религией мы называли шиитский ислам в противовес арабскому и семитскому исламу суннитов. Распространяли слухи, что Гитлер – тайный «двенадцатый имам». В других случаях говорили, что Гитлер принял ислам и его новое имя – Гейдар. Придумали легенду о том, что Гитлер родился с зеленой каймой вокруг пояса, как мусульманский святой.
– Гитлеру эта идея вряд ли понравилась бы?
– Но его не спросили. По крайней мере Шелленберг ему об этом не докладывал.
– А что в результате?
– Конечный результат оказался плачевным из-за событий на фронте. Мы планировали поднять восстание 27 июля 1942 года на территории всего Ирана, особенно в северных районах. Предполагалось, что в это время вермахт займет Сталинград и выйдет на побережье Каспийского моря. Потом сроки восстания перенесли на осень 1942 года, а затем и вообще о нем забыли. После сражения под Сталинградом стало ясно, что Германия войну проигрывает, как я и предупреждал. Имели значение и другие обстоятельства. Вожди племен в северных провинциях охотно воевали против британцев, но сохраняли лояльность Советам. Поэтому они все время нарушали договоренности о нападениях на русские гарнизоны и коммуникации.
– После вступления советских и британских войск в Иран в августе 1941 года немцы были высланы из Ирана. Как вам удавалось заниматься разведывательной деятельностью?
– До этого момента Германия контролировала почти всю экономику Ирана, кроме добычи нефти. Поэтому выслать всех немецких специалистов и предпринимателей не удалось. Некоторые остались в стране при помощи своих иранских друзей и партнеров. Высылка и аресты не затронули ни одного из руководителей германской разведки в Иране.
– Уточните, кого вы имеете в виду.
– Мой коллега из абвера Шульце-Хольтус был ненадолго интернирован в шведское посольство, но потом перешел на нелегальное положение – выдавал себя за муллу. Другой ключевой игрок, Гамотта, бежал в Турцию, а затем перебрался в Германию. Фюрер лично наградил его Железным крестом. Мне же пришлось скрываться на армянском кладбище, выдавать себя за могильщика, а потом я нашел приют у моего друга, иранского торговца Хассана.
– Вы участвовали в подготовке диверсии против товарища Сталина, а также Рузвельта и Черчилля во время проведения встречи «большой тройки» в Тегеране?
– Нет, не участвовал. Эта встреча состоялась в ноябре 1943 года. К тому времени я уже покинул Иран и занимался планированием загранопераций в разведке Шелленберга.
– Насколько нам известно, вы играли заметную роль в нацистской разведке. Но вы умалчиваете об одном существенном факте вашей биографии.
– Что вы имеете в виду? Я предельно откровенен.
– В Иране вы вновь не поладили с берлинским начальством. Просили прислать вам радистов и деньги. В одном из своих донесений в Центр вы писали: «Вопрос с деньгами стал особенно животрепещущим. Каждый шаг стоит денег, а у нас лишь нищенские запасы, которых не хватает даже для того, чтобы уплатить курьерам. В стране, где деньги – все, отсутствие средств – большая проблема».
– Удивительно. Не ожидал. Я действительно писал это.
– И ответа не получили.
– Вы перехватывали мои сообщения? Впрочем, зачем я спрашиваю! И так все ясно. Вы видели всю переписку?
– Не всю, но кое-что знаем.
– Вы цитируете донесение, которое я пытался передать в Берлин через жену моего коллеги Шульце-Хольтуса. Ее арестовали?
– Какое это имеет значение? Германская разведка неплохо работала в Иране, но и мы не сидели сложа руки.
– Не сомневаюсь.
– Вот и хорошо. Значит, вы не отрицаете, что отношения с Центром у вас были напряженные?
– Не отрицаю. В Берлине было много зарвавшихся и самонадеянных идиотов. Результат известен – Германия разрушена и оккупирована. Третий рейх был формой коллективного безумия, но когда я смотрю на наших американских друзей, то мои бывшие начальники кажутся мне просто гениальными. Допустить, чтобы мною командовали примитивные американские лавочники? Для меня это было бы высшей степенью морального унижения. Вы, возможно, знаете, что у президента США Трумэна разведкой занимается его приятель и партнер по покеру адмирал Сидни Сауэрс. Он вообще-то не военный, а торговец – владел сетью магазинов «Пиггли-Виггли». Я не хочу служить в «Пиггли-Виггли». Ни продавцом, ни охранником, ни даже директором секции женского белья. Не испытываю ни малейшего желания!
– А чего вы добиваетесь?
– Я разведчик. Ничего другого в жизни не умею. Хотел бы сотрудничать с вашей службой и новой Германией. В ней не будет места тупым нацистским бонзам и американским розничным торговцам. По крайней мере я на это надеюсь.
– Хорошо, мы подумаем. Благодарю вас за информацию и за откровенность. Беседу продолжим завтра.
«Вербовка, кажется, получилась. Впрочем, какая это вербовка? Он сам предложил свои услуги», – поскромничал Старостин, прекрасно понимая, что без его профессионального умения строить беседу Штайнер не раскрылся бы.
Удовлетворение, однако, не приходило. Тяжелым грузом давили опустошенность и усталость.
Круглов сочувственно поглядывал из затемненного угла комнаты. Этот допрос, а точнее вербовку, проводил Старостин, а он наблюдал и помалкивал.
«Как мышонок, глазами поблескивает», – подумал Старостин.
– Не знаю, насколько нежно он нас любит, но своих бывших и нынешних боссов он ненавидит намного больше.
– Главное – чтобы не поругался с нашим начальством. Оно тоже не подарок, – предупредил Круглов.
– Будем надеяться, – вздохнул Старостин.
Штайнер чем-то походил на Старостина, но Старостин был осторожнее.
Намного.
По крайней мере сейчас.
Глава 3
Сегодня лучше, чем вчера
Май 2007 года,
Мюнхен
– Вы любите баварский стиль?
Незнакомый мужчина был заметно старше Валерии – не меньше сорока, но не больше пятидесяти. Дорогая, респектабельная куртка, поло «Лакост», удобные замшевые ботинки. Живые, быстрые глаза выдавали в нем опытного охотника за женскими сердцами.
В любой другой ситуации Валерия молча бы отвернулась и отошла в сторонку. Она не любила знакомиться при случайных обстоятельствах, тем более на улице.
Однако атмосфера на выставке-продаже сувениров была умиротворяющая. Без всяких условностей посетители общались друг с другом, громко смеялись, охотно покупали всевозможные поделки.
Совсем рядом призывно застучали пивные кружки и аппетитно запахло поджаренным на огне мясом.
На этом фоне вопрос незнакомца выглядел более чем корректным, и если выбивался из общей картины, то только по причине своей излишней серьезности.
– А что вы называете баварским стилем? – спросила, в свою очередь, Валерия.
«Вопросом на вопрос – не очень вежливо. Но он, кажется, не обиделся».
– В самую точку! Каждый называет баварским стилем все, что ему придет в голову. Сами баварцы исповедуют культ семьи, а его символом считают уточек. Видите, сколько здесь глиняных уточек. Самых разных размеров. Многие даже в платочках на шее.
– Да, очень симпатичные.
– Мне они тоже нравятся. А вот другой вариант баварского стиля. Ничего общего с культурой бюргеров. Нежные лилии, бледно-розовый и салатный цвета. Чаши изогнутой формы. Нервная, утонченная эстетика. Похож на стиль модерн, но появился намного раньше.
– Удивительно. Я даже не подозревала, что это называется баварским стилем, – призналась Валерия. – Я увлекалась немецким романтизмом.
– Не пугайте меня. Законченным продуктом немецкого романтизма был Гитлер. Кстати, своим избранием он в основном обязан голосам женщин.
В любое другое время высказывание незнакомца показалось бы Валерии неделикатным и даже злобным. При чем здесь Гитлер? О нем вообще не принято вспоминать. По крайней мере это неприятная тема, совсем не подходящая для первого знакомства. Однако после бессонной ночи всякие странности не вызывали раздражения и выглядели естественными.
– Я не интересуюсь политикой, – кратко ответила Валерия. – Чем плоха эстетика немецкого романтизма? Неужели она может не нравиться! Вы из Баварии?
– Мой отец родился в Баварии. У него была семья, но она погибла в Дрездене во время бомбежек. После войны отец вновь женился. Так что я ребенок от послевоенного брака. Отец был уже в возрасте. Приезжаю сюда отдохнуть и повидаться с родственниками.
– Я, кажется, перебила. Вы говорили, как появился этот стиль.
– Строго говоря, он отражает вкусы одного человека, который навязал его своим соотечественникам. Король Людвиг Баварский, собственной персоной. Помните, в середине девятнадцатого века он построил здесь фантастически красивые замки, дружил с Вагнером, был покровителем искусств?
Валерия уже более внимательно посмотрела на незнакомого мужчину. Он был увлечен своим рассказом и очень хотел доказать уникальность баварского стиля.
«Интересно рассказывает. Наверное, он искусствовед. Во всяком случае, культурный и начитанный человек. Большая редкость в наши дни», – уже без настороженности и даже с симпатией подумала Валерия.
– Молодой красавец, великан, – не унимался незнакомец. – Русский император подарил ему подлинные шпоры с ноги Петра Великого, а тот был не маленького роста. Так вот, они оказались малы Людвигу Баварскому. Многие считали его безумцем, осуждали за то, что он разорил государство строительством замков. А сейчас благодарят и считают его чуть ли не святым. На этих замках Бавария зарабатывает огромные деньги. Они уникальны.
– Людвиг Баварский, кажется, трагически погиб, – вспомнила Валерия.
– Как многие неординарные люди. Он утонул при странных обстоятельствах. Думаю, что его убили, – грустно заметил незнакомец.
Казалось, что он даже расстроился, и Валерии захотелось его пожалеть.
– И что, никто не пытался раскрыть это преступление?
– А зачем ворошить прошлое? Скелеты в шкафу есть у каждой нации. Конечно, теперь уже не узнать, как все было на самом деле. Поэтому Людвига Баварского можно считать «немецким Кеннеди». Американского президента тоже убили, и все списали на бедного Освальда. Уверен, что заговор устроил тогдашний вице-президент Линдон Джонсон при помощи мафии. Но доказать это невозможно.
– Вы, видимо, историк? – не удержалась от вопроса Валерия.
– В известном смысле. Кстати, бьюсь об заклад, что вы никогда не были в любимом замке Людвига Баварского.
– Почему вы так уверены?
– Во время экскурсий много говорят о привычках и вкусах Людвига Баварского.
– А оказалось, что я ничего не знаю, – рассмеялась Валерия.
– Вы не обиделись?
– Нисколько.
– Значит, у вас хороший характер.
– Вы первый, кто так подумал. Характер у меня ужасный.
Незнакомец с сомнением покачал головой, но не стал спорить.
– Раз вы не видели этот замок, будем считать, что мне повезло. Предлагаю поехать туда вместе. Завтра вы можете? Покажу даже то, на что обычно не обращают внимание посетителей. Расскажу много интересного.
– Не сомневаюсь, – сказала Валерия. Она уже знала, что согласится. Незнакомец нравился ей все больше.
«Я знала, что сегодня все изменится. Никогда не нужно отчаиваться».
– Прекрасно. Выезжаем завтра в девять утра. Я возьму автомашину в отеле. Кстати, разрешите представиться – Питер Штайнер.
– Ты плохо обо мне думаешь. Легла в постель с незнакомым мужчиной в первый же день знакомства. – Валерия потрогала ладонями щеки.
Они горели, но не от стыда или смущения. В какой-то момент ей казалось, что она теряет сознание. Питер оказался на редкость страстным и ненасытным любовником, словно моряк, вернувшийся из дальнего плавания.
– В постель легли вообще-то двое. Ты не заметила? – попробовал отшутиться Штайнер.
– Тебя трудно не заметить. Никогда не испытывала ничего подобного. Ты словно ураган. Но не считай меня шлюхой.
– Я и не считаю. Мне кажется, ты ждала этой встречи.
– Вчера было так плохо. Все – конец света! Страшно вспомнить. Жизнь закончилась, и никогда не будет ничего хорошего. А сегодня я счастлива – встретила тебя. Ты прав, все это не случайно.
– В жизни вообще не бывает случайных встреч.
– Нас направляет высшая воля?
– Не знаю, как это назвать. Но я тоже предчувствовал, что сегодня произойдет нечто необычное, – сказал Питер и поцеловал ее грудь.
У нее была совсем небольшая грудь, как у молодой и нерожавшей женщины, с маленьким соском и нежной кожей вокруг него.
Валерия благодарно прижалась к Питеру, но ничего не сказала.
«Как хочется ему поверить! Он мне очень нравится. Может, это моя судьба? Умный, нежный, сильный. Или я для него очередное приключение? Я же ничего не знаю об этом мужчине. Ничего!»
Питер словно прочитал ее мысли:
– Не спеши! Сейчас ничего не будем рассказывать друг о друге. Нам и без этого хорошо. Все придет само собой. Только подожди немного.
«Он прав», – подумала Валерия и спряталась у Питера под мышкой.
Это было вполне надежное убежище.
Но странным образом всегда оставалась одинокой. Подруг можно было пересчитать по пальцам одной руки. Молодые люди ее не привлекали. Первый сексуальный опыт оказался неудачным и ничего, кроме разочарования, не принес.
После окончания университета Валерия сразу же получила престижную работу в информационном агентстве, а вскоре увлеклась фотографией и даже мечтала об открытии собственной мастерской. Ее работы стали появляться в глянцевых журналах, а некоторые из них были куплены рекламными фирмами.
В творческой среде было еще труднее найти мужчину ее мечты. Креативные коллеги часто оказывались геями, а те из них, кто с интересом поглядывал на гибкую фигуру и длинные белокурые волосы Валерии, мало уделяли внимания своей внешности, любили подхлестнуть фантазию большими дозами спиртного и покуривали травку.
– Ты посмотри на них! – возмущалась Эрика, университетская подруга Валерии. – Тебе хочется всю жизнь видеть в своей постели этих уродов? И мне не хочется. Кто сейчас хочет создавать семью и заводить детей? Правильно. Сторонники однополой любви. А остальные? Нет, я не могу! Это настоящий кризис.
– Неужели тебя не устраивает Марк? Будь довольна и выходи замуж. Нарожаешь кучу ребятишек. Чего ты ждешь? Ты с ним живешь уже три года, – возражала Валерия.
Мюнхен
– Вы любите баварский стиль?
Незнакомый мужчина был заметно старше Валерии – не меньше сорока, но не больше пятидесяти. Дорогая, респектабельная куртка, поло «Лакост», удобные замшевые ботинки. Живые, быстрые глаза выдавали в нем опытного охотника за женскими сердцами.
В любой другой ситуации Валерия молча бы отвернулась и отошла в сторонку. Она не любила знакомиться при случайных обстоятельствах, тем более на улице.
Однако атмосфера на выставке-продаже сувениров была умиротворяющая. Без всяких условностей посетители общались друг с другом, громко смеялись, охотно покупали всевозможные поделки.
Совсем рядом призывно застучали пивные кружки и аппетитно запахло поджаренным на огне мясом.
На этом фоне вопрос незнакомца выглядел более чем корректным, и если выбивался из общей картины, то только по причине своей излишней серьезности.
– А что вы называете баварским стилем? – спросила, в свою очередь, Валерия.
«Вопросом на вопрос – не очень вежливо. Но он, кажется, не обиделся».
– В самую точку! Каждый называет баварским стилем все, что ему придет в голову. Сами баварцы исповедуют культ семьи, а его символом считают уточек. Видите, сколько здесь глиняных уточек. Самых разных размеров. Многие даже в платочках на шее.
– Да, очень симпатичные.
– Мне они тоже нравятся. А вот другой вариант баварского стиля. Ничего общего с культурой бюргеров. Нежные лилии, бледно-розовый и салатный цвета. Чаши изогнутой формы. Нервная, утонченная эстетика. Похож на стиль модерн, но появился намного раньше.
– Удивительно. Я даже не подозревала, что это называется баварским стилем, – призналась Валерия. – Я увлекалась немецким романтизмом.
– Не пугайте меня. Законченным продуктом немецкого романтизма был Гитлер. Кстати, своим избранием он в основном обязан голосам женщин.
В любое другое время высказывание незнакомца показалось бы Валерии неделикатным и даже злобным. При чем здесь Гитлер? О нем вообще не принято вспоминать. По крайней мере это неприятная тема, совсем не подходящая для первого знакомства. Однако после бессонной ночи всякие странности не вызывали раздражения и выглядели естественными.
– Я не интересуюсь политикой, – кратко ответила Валерия. – Чем плоха эстетика немецкого романтизма? Неужели она может не нравиться! Вы из Баварии?
– Мой отец родился в Баварии. У него была семья, но она погибла в Дрездене во время бомбежек. После войны отец вновь женился. Так что я ребенок от послевоенного брака. Отец был уже в возрасте. Приезжаю сюда отдохнуть и повидаться с родственниками.
– Я, кажется, перебила. Вы говорили, как появился этот стиль.
– Строго говоря, он отражает вкусы одного человека, который навязал его своим соотечественникам. Король Людвиг Баварский, собственной персоной. Помните, в середине девятнадцатого века он построил здесь фантастически красивые замки, дружил с Вагнером, был покровителем искусств?
Валерия уже более внимательно посмотрела на незнакомого мужчину. Он был увлечен своим рассказом и очень хотел доказать уникальность баварского стиля.
«Интересно рассказывает. Наверное, он искусствовед. Во всяком случае, культурный и начитанный человек. Большая редкость в наши дни», – уже без настороженности и даже с симпатией подумала Валерия.
– Молодой красавец, великан, – не унимался незнакомец. – Русский император подарил ему подлинные шпоры с ноги Петра Великого, а тот был не маленького роста. Так вот, они оказались малы Людвигу Баварскому. Многие считали его безумцем, осуждали за то, что он разорил государство строительством замков. А сейчас благодарят и считают его чуть ли не святым. На этих замках Бавария зарабатывает огромные деньги. Они уникальны.
– Людвиг Баварский, кажется, трагически погиб, – вспомнила Валерия.
– Как многие неординарные люди. Он утонул при странных обстоятельствах. Думаю, что его убили, – грустно заметил незнакомец.
Казалось, что он даже расстроился, и Валерии захотелось его пожалеть.
– И что, никто не пытался раскрыть это преступление?
– А зачем ворошить прошлое? Скелеты в шкафу есть у каждой нации. Конечно, теперь уже не узнать, как все было на самом деле. Поэтому Людвига Баварского можно считать «немецким Кеннеди». Американского президента тоже убили, и все списали на бедного Освальда. Уверен, что заговор устроил тогдашний вице-президент Линдон Джонсон при помощи мафии. Но доказать это невозможно.
– Вы, видимо, историк? – не удержалась от вопроса Валерия.
– В известном смысле. Кстати, бьюсь об заклад, что вы никогда не были в любимом замке Людвига Баварского.
– Почему вы так уверены?
– Во время экскурсий много говорят о привычках и вкусах Людвига Баварского.
– А оказалось, что я ничего не знаю, – рассмеялась Валерия.
– Вы не обиделись?
– Нисколько.
– Значит, у вас хороший характер.
– Вы первый, кто так подумал. Характер у меня ужасный.
Незнакомец с сомнением покачал головой, но не стал спорить.
– Раз вы не видели этот замок, будем считать, что мне повезло. Предлагаю поехать туда вместе. Завтра вы можете? Покажу даже то, на что обычно не обращают внимание посетителей. Расскажу много интересного.
– Не сомневаюсь, – сказала Валерия. Она уже знала, что согласится. Незнакомец нравился ей все больше.
«Я знала, что сегодня все изменится. Никогда не нужно отчаиваться».
– Прекрасно. Выезжаем завтра в девять утра. Я возьму автомашину в отеле. Кстати, разрешите представиться – Питер Штайнер.
– Ты плохо обо мне думаешь. Легла в постель с незнакомым мужчиной в первый же день знакомства. – Валерия потрогала ладонями щеки.
Они горели, но не от стыда или смущения. В какой-то момент ей казалось, что она теряет сознание. Питер оказался на редкость страстным и ненасытным любовником, словно моряк, вернувшийся из дальнего плавания.
– В постель легли вообще-то двое. Ты не заметила? – попробовал отшутиться Штайнер.
– Тебя трудно не заметить. Никогда не испытывала ничего подобного. Ты словно ураган. Но не считай меня шлюхой.
– Я и не считаю. Мне кажется, ты ждала этой встречи.
– Вчера было так плохо. Все – конец света! Страшно вспомнить. Жизнь закончилась, и никогда не будет ничего хорошего. А сегодня я счастлива – встретила тебя. Ты прав, все это не случайно.
– В жизни вообще не бывает случайных встреч.
– Нас направляет высшая воля?
– Не знаю, как это назвать. Но я тоже предчувствовал, что сегодня произойдет нечто необычное, – сказал Питер и поцеловал ее грудь.
У нее была совсем небольшая грудь, как у молодой и нерожавшей женщины, с маленьким соском и нежной кожей вокруг него.
Валерия благодарно прижалась к Питеру, но ничего не сказала.
«Как хочется ему поверить! Он мне очень нравится. Может, это моя судьба? Умный, нежный, сильный. Или я для него очередное приключение? Я же ничего не знаю об этом мужчине. Ничего!»
Питер словно прочитал ее мысли:
– Не спеши! Сейчас ничего не будем рассказывать друг о друге. Нам и без этого хорошо. Все придет само собой. Только подожди немного.
«Он прав», – подумала Валерия и спряталась у Питера под мышкой.
Это было вполне надежное убежище.
* * *
Валерия считалась одной из лучших студенток в Берлинском университете. Учеба не требовала особых усилий. Она легко переходила с курса на курс и еще успевала заниматься спортом – играла в теннис, плавала, каталась на горных лыжах.Но странным образом всегда оставалась одинокой. Подруг можно было пересчитать по пальцам одной руки. Молодые люди ее не привлекали. Первый сексуальный опыт оказался неудачным и ничего, кроме разочарования, не принес.
После окончания университета Валерия сразу же получила престижную работу в информационном агентстве, а вскоре увлеклась фотографией и даже мечтала об открытии собственной мастерской. Ее работы стали появляться в глянцевых журналах, а некоторые из них были куплены рекламными фирмами.
В творческой среде было еще труднее найти мужчину ее мечты. Креативные коллеги часто оказывались геями, а те из них, кто с интересом поглядывал на гибкую фигуру и длинные белокурые волосы Валерии, мало уделяли внимания своей внешности, любили подхлестнуть фантазию большими дозами спиртного и покуривали травку.
– Ты посмотри на них! – возмущалась Эрика, университетская подруга Валерии. – Тебе хочется всю жизнь видеть в своей постели этих уродов? И мне не хочется. Кто сейчас хочет создавать семью и заводить детей? Правильно. Сторонники однополой любви. А остальные? Нет, я не могу! Это настоящий кризис.
– Неужели тебя не устраивает Марк? Будь довольна и выходи замуж. Нарожаешь кучу ребятишек. Чего ты ждешь? Ты с ним живешь уже три года, – возражала Валерия.