Лицо Макарыча просветлело:
   — Как это ничего особенного? А карате? Хорошего тренера, спортзал и баню раза три в неделю я легко устрою. На теме строительства, или там, архитектуры, тоже можно на хромой собаке подъехать. А политика — это же «Эльдорадо» для близкого общения. Репкин — он кто: либерал-демократ, реформатор, коммунист-анархист или «яблочник»?.. Кто?
   — В партию он еще студентом вступил, — вяло отвечал Юрик. — А демократов Репкин ненавидит, говорит, это они страну развалили и всех по миру пустили.
   — Ну это понятно, видать, у судьи в девяносто первом накопления в Сбербанке накрылись, поэтому к эспроприаторам демрефовского переворота ничего хорошего, кроме ненависти, нормальный член общества испытывать не должен, — пустился в рассуждения скучающий бандит. — А если за последнее десятилетие ничего не удалось хапнуть, то отношения принимают уже антагонистический характер. Твой родственничек, случаем, на митинги-демонстрации не ходит, флагами-транспорантами не машет? А жаль. Там мы непременно бы сошлись на почве классовой борьбы. Я бы его легко убедил, что взятки брать не вредно, а даже полезно, и чем больше, тем лучше. С помощью взяток в наше время можно восстановить торжество справедливости по распределению народных ценностей и тем самым наказывать хапуг-спекулянтов и других обнаглевших индивидуумов, запустивших свои ручки в карман обнищавшего населения. Заметь, Юрик, что рэкетир и судья-взяточник — друзья-братья, они из одной общественной прослойки. Ни у того, ни у другого, не возникает даже мысли залезть в кошелек простого работяги, служащего или интеллигента, по причине отсутствия у вышеназванных граждан кошелька. Объектами нашей деятельности могут быть только разжиревшие на страданиях народа вороватые чиновники, аферюги и коммерсанты. Поэтому у меня с судьей Репкиным не должно быть противоречий, ну а если, в силу обстоятельств, мы окажемся по разные стороны барьера, — Макарыч трижды плюнул через левое плечо, — он просто обязан проявить ко мне снисходительность, приняв в благодарность частицу плодов моей нервной деятельности. Дурак он будет, твой судья, если не возьмет от Кротова! И на этом я подвожу черту! Да, чуть не забыл! Пусть твоя Наташка на днях представит меня своему папочке. Я явлюсь к нему в личине коммерсанта-общественника, стоящего на платформе умеренного либерального социализма. В этом случае у нас с Репкиным будет возможность крепко подискутировать, и я даже предоставлю ему счастливый шанс переубедить меня и вернуть мою заблудшую душу в лоно марксистко-ленинской идеологии. В свою очередь, я постараюсь убедить его в пользе взяточничества, как средства построения коммунизма на отдельно взятых шести сотках частной земли. Слова «душа» и «частный» вызовут новый виток дискуссий между нами, что позволит успешно способствовать нашему дальнейшему сближению для достижения общей цели по раскулачиванию хапуг-деморосов, правых коррупционеров и беспринципных либералов в пользу бедствующих пацанов и страждующих работников юстиции, что, в свою очередь, приведет эти, на первый взгляд, разные прослойки общества к пониманию и согласию… — Сухой язык бандита-философа начал заметно заплетаться вместе с бессовестным ходом мысли, и он неожиданно закончил: — Юрок! У тебя, случаем, пива нет?
   Чернявчик, успевший закемарить под примитивный монолог общественника-беспредель-щика, резко встрепенулся:
   — Что?
   — У тебя пиво есть?
   Юра отрицательно мотнул головой.
   — А деньги?
   Тот же жест. Но здесь пройдоха слукавил. Деньги у него были. И даже неплохие деньги. В пятницу после безрезультатного посещения радиосалона он отправился в гостиницу «Прибой», которую навещал уже до своей посадки на предмет переговоров о мистических поставках мебели белорусского производства по бросовой цене. Он там директору гостиницы представителем Минского мебельного комбината по Северо-Западу представился. Цены на тумбочки, вешалки и кровати массового производства, объявленные этим «представителем», для директора «Прибоя» Мансура Ибрагимовича, чечена по национальности, очень привлекательными показались. Так что переговоры эти могли привести к соответствующим договорам, если бы «белорусский коммерсант» неожиданно не пропал.
   И вот он так же неожиданно спустя полгода появился. Мансур Ибрагимович тепло принял исчезнувшего гостя, вежливо поинтересовался причинами долгого отсутствия, невнимательно выслушал сбивчиво лживые объяснения и под деловое чаепитие продолжил взаимоинтересные переговоры, к общему удовольствию договаривающихся сторон.
   И здесь чечен сделал непростительную ошибку. В момент, когда уже назывались счета для перевода безналичных денег и сроки поставки так необходимых гостинице шифоньеров, Мансур Ибрагимович на несколько минут, извинившись, покинул кабинет по срочным хозяйственным нуждам, забыв выдернуть ключ из скважины ящика-сейфа. Когда директор вернулся, полномочного представителя по Северо-Западу уже и след простыл. Из сиротливо распахнутого сейфа исчезли рубли и конвертируемая валюта в общей сумме почти на шесть тысяч долларов.
   Поднятая по тревоге чеченская диаспора, посланная на поиски прохиндея, вернулась с носом, что, впрочем, неудивительно в таком огромном городе, даже несмотря на весьма обширное поле деятельности этого сообщества. В милицию «чехи» обращаться не стали в связи с обостренно-враждебными противоречиями, имеющими кавказские корни. Таким образом, чеченские деньги безнаказанно пополнили бюджет простого российского жулика. Ну и поделом! Хлеборезку раззявили!..
 
* * *
   Приятные воспоминания Юрика о пятничном посещении «Прибоя» прервал телефонный звонок. Вадим интересовался результатами переговоров с Репкиным. Чернявенький коротко доложил о проделанной работе по удачному запутыванию жены и тещи.
   — Сегодня вечером, максимум завтра утром, оглашу окончательный приговор, — отрапортовал прохиндей.
   — Смотри, если приговор будет отрицательный, я тебе задницу порву, — пообещал Вадик.
 
* * *
   Между тем стрелки часов приближались к шести — времени появления Кости и мордоворота из салона «Hi-Fi Радио». Еще раз проверив волыну, Макарыч занял место у дверей квартиры и стал ждать.
   «Где этот Равиль?» — подумал он и напрягся как хищник, приготовившийся к прыжку.
   Ждать пришло долго, больше часа, когда за дверью послышались одинокие шаги. Вооруженный бандит осторожно прильнул к глазку. Парень бомжеватого вида потянулся к кнопке звонка, но нажать не успел. От резкого удара ноги Макарыча дверь стремительно распахнулась, сметая незваного посетителя к противоположной стороне лестничной площадки. Подбежав, старикаша наклонился над упавшим и коротко тюкнул его рукояткой пистолета по голове, затем, с помощью Юрика, затащил бессознательное тело в квартиру и связал руки гостя бельевой веревкой.
   Осмотр карманов пришельца был поручен Чернявчику как профессионалу. Уловом послужили несколько монет и довольно искусно сделанная заточка.
   — Ну вот, Юрик, считай, ты мне жизнью обязан, — сказал охотник на киллеров и посмотрел в лицо хозяина квартиры, на котором кроме испуга читалось еще и крайнее удивление. — Я же говорил, что в наше время убивают только кредиторов, это гораздо дешевле, чем отдавать долги, так что теперь директор радиосалона тридцатью тысячами баксов не отделается, он до гроба платить будет. Позвони-ка Равилю, я устал, мне надо сдать дежурство и отоспаться перед завтрашними великими событиями. А пока я побеседую с наемным убийцей.
   Действительно, бомжеватый владелец заточки зашевелился, глаза у него прояснились, и открылся рот, из которого понесло перегаром.
   — Тебя как зовут, чудище? — начал допрос Костров.
   — Развяжите меня, — задергался неизвестный. — Я ничего плохого делать не собирался.
   — Ну конечно, ты только собирался сделать в Юрике дырочку и посмотреть, что у него внутри, — поигрывая заточкой, согласился Макарыч. — Давай-ка, дружище, по порядку: как тебя зовут?
   — Крапаль, — ответил бомж.
   В этот момент Чернявчик дозвонился до татарина и передал трубку Андрею:
   — Рав, срочно бери «тачило» и лети сюда, тебя ожидают сюрпризы. Да, и купи упаковку пива. А когда будешь подходить к дому, посмотри, не тусуется ли вокруг кто-нибудь. Жду.
   — Так, значит, говоришь, Крапаль? — продолжил допрос Макарыч. — Это, как я понял, погоняло. А есть у тебя гражданское имя? Я читал в дерьмовой современной литературе, что киллеры часто прикидываются бомжами, но чтоб до такой степени…
   — Я пришел не убивать, я хотел продать информацию, — сказал Крапаль, а это действительно был он, и, самое интересное, говорил правду.
   — Выкладывай и знай, что по закону военного времени, я пленных не беру, — предупредил Андрей.
   — Сто баксов, деньги вперед, — ответил бомж.
   — Наглец! Думается мне, что за десять уколов в жопу этим шилом, — Макарыч покрутил трофейной заточкой перед мордой пленного, — ты мне расскажешь все, даже чего не знаешь. Не торгуйся, как барыга! Начинай!..
   — Ну хоть водочки налейте, — все-таки начав торговаться, заскулил Крапаль.
   — Водка в доме есть? — спросил Юрика Андрей и, получив утвердительный ответ, продолжил: — Будет тебе водка, но потом, когда закончишь…
   Незадачливый наемник начал повествование, из которого следовало, что действительно, полгода назад Юрика Чернявенького заказали. Заказчиком был «засиженный» по кличке Череп, которого, в свою очередь, попросил об этом какой-то мальчишка, кажется, Глеб. Почти месяц Крапаль тусовался в подъезде и около дома, но Чернявенького так и не встретил, за что был неоднократно жестоко избит и в конце концов послан на три известные буквы. А сюда он зашел в надежде получить денег за эту информацию и отомстить Черепу.
   — А заточка зачем? — поинтересовался Андрей.
   — Заточку я всегда ношу. Братан, налей соточку…
   История, рассказанная Крапалем, не вызывала у Макарыча сомнений, тем более Глеба он знал лично.
   — Вот ведь какая свинья! — сказал он вслух. — Юрик, похоже, киллеры по твою душу решили сегодня выстроиться в очередь! Налей придурку!
   Но выпить бомжеватому Не посчастливилось. В квартиру ввалился Равиль. Макарыч быстро рассказал своему приятелю события воскресного дня, после чего татарин подошел к Крапалю и, ни слова не говоря, вмазал ему по голове упаковкой баночного пива, после чего сам заглотил водки из поданного Чернявчиком стакана.
   — У нас две проблемы, — спокойно сказал старший браток. — Предположительное появление гостей из салона, и что делать с этим алкашом?
   Равиль предложил дежурить до утра вместе. Крапаля же закопать живьем на кладбище, но потом смягчился и вытолкнул того пинком сапога за дверь, так и не развязав рук, что помешало неопохмелившемуся пьянице тут же облегченно перекреститься.
   Вечер прошел спокойно, потягивая пиво, бандиты смотрели телевизор. За полночь, когда они задремали, позвонила Наташка и сообщила Юрику о результатах воскресных переговоров с Репкиным, а потом стала упрашивать любимого, чтоб тот ее встретил, потому что она страдает и страшно соскучилась.
   Разочарованный повышением ставок со стороны судьи, а стало быть, значительным понижением собственной наживы, Чернявчик в резкой форме от свидания отказался, но тут же спохватился и послал нежный поцелуй своей ненаглядной «птичке»:
   — Спокойной ночи, пупочка! «Чмок!..»

19

   Пал Палыч Белобородько был весьма закаленный и приспособленный к жизненным невзгодам старичок. Родившись в первый год войны, он, можно сказать, с пеленок испытал все тяготы и трагедии собственной судьбы. Он рано потерял родителей и детство провел в провинциальном детдоме. Затем служба в армии на границе с Китаем, где в то время происходила великая культурная революция, заставлявшая наших солдат месяцами кормить вшей в окопах. Голодная молодость учащегося торгового ПТУ и нервная работа на ниве социалистической коммерции, довольно часто приводили Пал Палыча к общению с различными следственными и судебными инстанциями.
   Но Бог миловал, сидеть ему не пришлось. Мало того, он сделал карьеру: от продавца-практиканта в рыбном магазине до директора салона «Бытовая техника». Для этого, конечно, пришлось долгие годы изрядно потолкаться локтями с многочисленными конкурентами, молодыми, энергичными и имеющими диплом о высшем образовании. И было уже все хорошо, но грянуло смутное время капиталистической революции.
   Пал Палыч с новыми силами ринулся осваивать азы рыночной экономики. С парой соучредителей изловчился приватизировать «Бытовую технику» буквально за гроши, затем путем хитроумных манипуляций избавился от надоевших партнеров, пережил в связи с этим неудачное покушение и стал полновластным хозяином приносящей стабильный доход фирмы «Hi-Fi Радио». Живи и радуйся!
   Но не тут-то было. Все главные беды поджидали его впереди. Первыми наехали «казанские». Новоявленному бизнесмену согласиться бы прыгнуть под крышу крутой бригады, но платить Пал Палыч не хотел, за что и был бит не единожды. Подъезжали и другие пацаны и опять били.
   Не выдержав, Пал Палыч обратился в РУБОП. Там и его по отработанной схеме загрузили недорого. Затем подловили пару «казанских» братков на вымогательстве, и Белобородько некоторое время зажил спокойно, раз в месяц отстегивая семьсот баксов операм.
   Но однажды ночью салон загорелся. Запылали все помещения одновременно, торговый зал, подсобка, склад и офис, на дверях которого красовалась табличка «Служебное помещение. Посторонним вход воспрещен». Хромой сторож едва успел выскочить, прихватив с собой подушку, принесенную из дома. Пожарные приехали быстро и мощными струями воды сбили пламя, сметая с полок и уцелевшую аппаратуру.
   Убытки были ужасные, исчислялись сотнями тысяч только за принятый на реализацию дорогостоящий товар. Пострадало помещение, косметическим ремонтом было не обойтись. Сохранилась только вывеска офиса, хотя в тот момент никто из посторонних входить туда никакого желания и не испытывал. Это был крах.
   Прибыли и славные рубоповские работники, походили вокруг, похлопали Палыча по плечу, выразили сочувствие и, убедившись в дальнейшей неплатежеспособности старичка, убыли уже навсегда. Впереди ждали неизвестность и долгое судилище с вдруг разорившейся страховой компанией.
   Появились поставщики-кредиторы, за ними бандиты и даже крышующие мусора из той же родной рубоповской конторы, крики, гам, вымогательство. Любой бы наложил на себя руки. Но не Белобородько, закаленный в боях за свое барыжное благополучие. Он продал все, и даже две трети от доли в фирме, взял кредит, за год восстановил помещение и возродил торговлю. Но попал в зависимость от «тамбовских», которые через своих подставных лиц и купили две трети салона.
   Следствие по факту поджога выявило, что накануне хромой сторож выпил изрядную дозу спиртного с неизвестными и заснул. Двое «казанских» вымогателей, отделавшиеся условными сроками, были допрошены по тому же поводу, но имели стопроцентное алиби — на момент пожара сидели в СИЗО. Их отпустили.
   Салон, с горем пополам, работал, на двери офиса красовалась уцелевшая еще с доперестроечных времен табличка.
   По полудню в понедельник дверь служебного помещения распахнулась, пропустив троих уже знакомых нам посетителей. У Пал Па-лыча засосало под ложечкой, и он покорно пригласил вошедших в свою директорскую каморку. Ему часто приходилось общаться с домогавшимися братками, и он к этому привык. Как правило, все они требовали возврата какого-нибудь реального просроченного долга, договаривались о сроках проплаты и мирно уходили. Но то, что произошло в это утро, не укладывалось ни в какие рамки.
   Первым начал разговор мужчина полуинтеллигентного вида:
   . — Пал Палыч, вам, наверное, не надо объяснять, зачем мы здесь?
   — Я вам, наверное, чего-нибудь должен? — вежливо спросил старик, не узнав пришедших. — Будьте добры, напомните.
   — Ты че косишь, дурик? — заорал лысый здоровяк. — Тебя че, по стенке размазать? Кого ты вчера к нашему другу присылал? Тридцать тыщ зеленых ты должен, а не десять! И еще пять тонн отдашь за испорченный выходной! Понял?
   Старик ошалел, таких долговых обязательств за последнее время у него не было:
   — Пожалуйста, господа, напомните! Я действительно ничего не понимаю. Вчера я был на даче и никого никуда не посылал. Каким образом я мог испортить ваш выходной? Господа, помилуйте, ради Бога! Клянусь, ничего не понимаю!
   — Ты че, гандон, из себя целочку корчишь? Мы здесь в пятницу были, твои жлобы в воскресенье к Юрику приперлись, десять тонн предлагали. — Лысый боец угрожающе привстал и показал толстым пальцем на парня в малиновом пиджаке. — Юрик! Сколько охранная видеосистема стоит?
   — Тридцать тысяч сто сорок долларов. Пал Палыч, вы что, забыли, что я вам полгода назад из Финляндии привез? — с наглым видом спросил малиновый пиджак.
   Белобородько все сразу вспомнил. Он даже вспомнил фамилию наглого пижона в пиджаке и растерялся.
   — Позвольте объяснить, все это не так. Этот господин Чернявенький, кажется, приходил в феврале. Он «новым русским» представился, просил заказать аппаратуру слежения для своего загородного дома, — трясущийся Пал Палыч машинально схватил старшего из мужчин за лацкан пиджака, — понимаете? Как вас зовут?
   — Андрей Дмитриевич. — Макарыч отстранил руки старика. — Да вы успокойтесь, мы разберемся.
   — Андрей Дмитриевич! У меня записи есть. У меня в компьютер занесено. Если хотите, все можно проверить. — Старик зашелестел записными книжками. Состояние у него было шоковое.
   Макарыч сообразил, что долги — не более чем фантазия афериста. Он схватил Чернявчика за шиворот и вытащил его из комнатки:
   — В чем дело? Урод!
   — Андрей Дмитриевич! Вы не видите, он врет! — На Макарыча смотрели глаза исключительно честного человека. — Спросите его за Костю.
   Опять сомнения. Костров вернулся в директорскую. Белобородько откинулся на спинку кресла, над ним возвышался татарин. Макарыч отстранил Равиля и спросил:
   — Пал Палыч, у вас работает парень по имени Костя?
   Старик ответил:
   — Костя Синицын был компьютерщиком, но он уволился месяца три назад. Сейчас он работает в фирме «Феникс», Лесная, дом восемь.
   Андрей потащил ничего не понимающего Равиля на улицу:
   — Рав, эта овца нас подставила. Чернявчика надо рвать, врубись же ты! Ничего этот директор не должен. Не дай Бог, если он сам пострадал от нашего идиота!
   До татарина не доходило, ему не хотелось верить, что никаких денег не предвидится.
   — Поехали к Косте, как его, Синицыну. Там все выяснится.
   Парни запихнули подошедшего Чернявчика в машину и через десять минут вломились в офис фирмы «Феникс».
   — Кто здесь Костя Синицын? — спросил Андрей присутствующих.
   Встал один из парней:
   — Я. В чем дело?
   — Ты знаешь его? — Андрей показал на Юрика.
   Недоуменный взгляд Кости говорил все без слов…
   Вся троица вернулась в радиосалон. Макарыч зашел к директору:
   — Пал Палыч, все прояснилось, к вам ни каких претензий. У меня просьба, отдайте мне все записи о Чернявеньком и сотрите данные из компьютера. И еще, кто у вас крыша? Понятно. Не сообщайте своим о происшедшем! До свидания.
   Разглядывая записи, отданные стариком, Андрей удивился, что молодой мошенник указывал в них свои реальные данные и настоящий адрес, — вот тупица!
   Подойдя к машине, в которой его ожидали Равиль и Юрик, скорчив скорбную физиономию, Макарыч сказал:
   — Плохо дело! У старика крыша — «тамбовские». Они нас найдут, придется объясняться. Юра, ты что, тупой? Не понимаешь, что за такие выходки рвать будут? А ты еще и свои координаты оставил! Дуй домой и моли Бога, чтобы все обошлось!
   Бедный Равиль. Он все еще не мог понять, почему не получит денег. От отчаяния он даже забыл надавать юному прохиндею по башке.
   — Рав! Чернявчик все сочинил, никто ему ничего не должен, он просто хотел нас убедить в придуманной им истории, а мы, во всё поверившие, могли бы до потери пульса трясти барыг и отнимать бабки. Он просто не представляет сами действия при выбивании долгов, он не знает, что такое жить по понятиям. В результате этот урод нас подставил. Представляешь, что было бы, если б приехали «тамбовичи»? За наш беспонтовый наезд нам бы наверняка дырок наделали!
   До татарина стало доходить:
   — А то, что вчера утром к нему приезжали?
   — Это тоже талантливо сыграно, чтобы мы серьезно поверили. — Макарыч вспомнил пропащее воскресенье, о том как с понтами передергивал затвор «пээмки», как стоял у двери в позе прыгающей пантеры, и удивленную рожу Чернявчика, когда действительно объявился горе-киллер. Андрею стало смешно и стыдно. — Как, наверное, этот баран про себя стебался!
   — Я его урою! — коротко, но уверенно произнес Равиль.
   Макарыч понял, что это была не просто угроза.
   — Нет, — сказал он, — мы его разведем на бабки. Завтра-послезавтра Репкин получит от кротовских сто тысяч баксов. До этого нам надо нашего придурка вытащить на разборку с «тамбовскими» — крышей салона. В качестве «тамбовских» выступят наши пацаны. Помучают и повесят на Юрика косарей шестьдесят. Мы, как крыша Чернявчика, отмажем тысяч двадцать. Я думаю, с помощью Наташки он выпросит у Репкина нужную сумму или придумает что-нибудь сам — ведь он же актер. Мы останемся для него добрыми, а «тамбовичи» — злыми. Дальше будет видно.
   Татарину идея понравилась…

20

   Итак, операция передачи денег из общака кротовских в руки пополнившего широкие массы взяточников судьи Репкина началась.
   Во вторник вечером Вадим, Вова и две адвокатессы подъехали к дому Василия Ивановича, где их встретил Чернявенький. Парни тщательно осмотрели подъезд, вернулись к машине, еще раз пересчитали количество пачек и вручили пакет Юрику. Таня и Галя, заранее договорившиеся с фармазоном о дальнейших действиях, незаметно от братков наперегонки подмигивали ему, мол, ждем, не задерживайся, не заставляй страдать.
   Чернявчик в сопровождении обоих амбалов поднялся на нужный этаж, своим ключом открыл дверь и скрылся за ней. Ему хватило нескольких секунд, пока влезал в домашние шлепанцы, выдернуть из пакета лишние пачухи и засунуть их себе в трусы. Немного подумав, он вытащил из брюк полы рубашки, сделав ее навыпуск, но чтоб не так заметна была неожиданно появившаяся полнота в районе… ну сами знаете чего.
   В гостиной его нетерпеливо ждали Репкины дамочки. Василий Иванович стыдливо закрылся в спальне, он принципиально не хотел смотреть на источник своего падения. Юрик небрежно швырнул пакет на стол перед вмиг разбогатевшими скандалистками, подошел к окну и просемафорил условленным сигналом — все в порядке! О'кей!
   Приняв сигнал, Вадим в ответ погрозил взяткопередавателю пальцем, как учитель расшалившемуся ученику, подумал и еще погрозил, на этот раз уже огромным кулаком, скорчив суровую рожу. Метавшийся в окне жулик сделал на морде подобострастное выражение, верноподданически приложил ладошки к груди и исчез в глубине квартиры.
   С минуту потоптавшись, Вадим и Вовчик уселись в машину. Таня и Галя сослались на необходимость зайти в соседний универмаг, наоборот, из нее, попрощавшись, вылезли. Черный чемоданистый «мерс» резво стартанул и увез облапошенных братков по их бандитским делам. Юристки-авантюристки сделали отъехавшим дядям ручкой и направились к универмагу, но резко изменили направление движения, как только авто скрылось из вида. Они заняли позицию на детской площадке и уставились взорами на окна Репкиных, поджидая своего молодого дольщика.
   В это время Нина Петровна, вынимая из пакета перетянутые резиночками пачки стодолларовых купюр, сосредоточенно пересчитывала деньги. Наташка суетливо крутилась рядом. Мамаша сунула руку в пакет за очередной пачкой, пошуровала внутри, побледнела, заглянула и, перевернув, потрясла… Из пакета выпал только надорванный чек из продуктового магазина на сумму двенадцать рублей пятьдесят копеек.
   — Юрочка! — взволнованно прошептала старшая Репкина. — Здесь только сорок, а где же еще десять?
   Чернявчик машинально потянулся рукой к поясу, но вовремя спохватился.
   «Неужели обмишурился в темноте коридора?» — подумал он, но тут же нашелся что ответить.
   — Все нормально, Нина Петровна, такова практика в этих кругах, сначала большую часть суммы, а потом все остальное после исполнения. Завтра по решению вопроса сразу передадут недостающие десять тысяч. Мне-то вы доверяете? — и состроил невинную физиономию.
   Теща пристально посмотрела на Юрочку:
   — А не обманут?
   — Ну что вы, это же адвокаты, а не мошенники, — покривил душой прохиндей, которого на улице уже заждались жуликоватые адвокатессы.
   Затем Юрик закрылся в туалете, как бы по нужде, и дергая за рычажок бачка для шумовой маскировки, быстро отлистал тридцать три тысячи триста долларов и засунул их опять в трусы с противоположной стороны, тем самым слегка похудев спереди, но поправившись сзади.
   Выйдя из туалета, еще немного пообщался с женой и тещей, умело избегая телесных контактов с Наташкой, которая от избытка чувств так и норовила прижаться и поцеловать своего любимого мужа. Сославшись на срочные дела, попрощавшись с Ниной Петровной, послав воздушный поцелуй «любимой птичке» и пообещав ей увидеться ночью, Чернявенький вырвался на улицу.