Торгильс ушел за проводником, оставив Харальда наедине со своим сыном. Они сидели друг напротив друга на скамьях для хозяина и почетных гостей, которые располагались между деревянными столбами, поддерживавшими крышу. Торгильс принадлежал к сословию «могучих бондов», то есть зажиточных землевладельцев, но его жилище был выстроено без затей, как строили предки. Длинный дом, сложенный из толстых сосновых бревен, имел одно помещение – лишь в торце было выгорожено спальное место для хозяина и его жены. Остальные домочадцы спали на земляном полу по обе стороны от углубления, в котором был устроен очаг на каменном ложе. Дым от огня поднимался к закопченным балкам потолка и выходил через отверстие в крыше. Раньше люди жили под одной крышей с домашним скотом, но сейчас наступили другие времена, и у зажиточных хозяев скотина содержалась в отдельном хлеву.
Улыбающийся Грим в круглой шапочке с длинными завязками, которые носили все бонды, расспрашивал Харальда о жизни конунгов. Владыки Норвегии представлялись простодушному бонду кем-то вроде богов Одина и Тора. Если бы Харальд сказал, что конунги ездят на восьминогом коне, похожем на Слейпнира – волшебного коня Одина, или владеют кораблем, который после плавания по желанию хозяина уменьшается до размеров платка и прячется в карман, Грим наверняка поверил бы и только затряс бы в изумлении завязками своей шапочки.
Наконец вернулся Торгильс вместе с проводником. Им оказался племянник бонда, молодой парень, сверстник Харальда. Его звали Кетиль Тюленьи Яйца. Он назвал себя и с гордостью добавил:
– У меня приметное имя. Не каждый день встретишь такое.
Кетиль Тюленьи Яйца был крепким парнем, полным сил и задора. Торгильс уверял, что, несмотря на юные годы, его племянник отлично знает дорогу в горах. У Харальда не было иного выхода, кроме как принять его слова на веру. Торгильс наказал отвечать, если их остановят, что они едут в горы наняться лесорубами. Он шепнул Харальду, что не сказал племяннику, у кого он будет проводником. Кетиль, конечно, догадается, что его спутник из знатной семьи, но ему и в голову не придет, что Харальд – брат конунга. Племянник надежный парень, но лучше не соблазнять его дурными мыслями о предательстве.
В полдень Харальд распрощался с бондом. Торгильс наложил на повозку большой стог сена, под которым спрятал гроб с телом конунга, и готовился отвезти его на свой корабль, чтобы плыть по фьорду в Нидарос. Харальд и его проводник отправлялись на восток. Они сели на лошадей, о которых хитрый бонд сказал, что таких могучих коней не сыскать во всем Трондхейме, и поехали прочь из его усадьбы. Чтобы никому не попасть на глаза, Кетиль выбрал длинный окружной путь. Когда они обогнули Стикластадир, Харальд бросил с седла прощальный взгляд на место сражения. Мысленно простившись с воинами, павшими в битве, он хлестнул свою лошадь и пустился догонять проводника.
Глава 7
Глава 8
Улыбающийся Грим в круглой шапочке с длинными завязками, которые носили все бонды, расспрашивал Харальда о жизни конунгов. Владыки Норвегии представлялись простодушному бонду кем-то вроде богов Одина и Тора. Если бы Харальд сказал, что конунги ездят на восьминогом коне, похожем на Слейпнира – волшебного коня Одина, или владеют кораблем, который после плавания по желанию хозяина уменьшается до размеров платка и прячется в карман, Грим наверняка поверил бы и только затряс бы в изумлении завязками своей шапочки.
Наконец вернулся Торгильс вместе с проводником. Им оказался племянник бонда, молодой парень, сверстник Харальда. Его звали Кетиль Тюленьи Яйца. Он назвал себя и с гордостью добавил:
– У меня приметное имя. Не каждый день встретишь такое.
Кетиль Тюленьи Яйца был крепким парнем, полным сил и задора. Торгильс уверял, что, несмотря на юные годы, его племянник отлично знает дорогу в горах. У Харальда не было иного выхода, кроме как принять его слова на веру. Торгильс наказал отвечать, если их остановят, что они едут в горы наняться лесорубами. Он шепнул Харальду, что не сказал племяннику, у кого он будет проводником. Кетиль, конечно, догадается, что его спутник из знатной семьи, но ему и в голову не придет, что Харальд – брат конунга. Племянник надежный парень, но лучше не соблазнять его дурными мыслями о предательстве.
В полдень Харальд распрощался с бондом. Торгильс наложил на повозку большой стог сена, под которым спрятал гроб с телом конунга, и готовился отвезти его на свой корабль, чтобы плыть по фьорду в Нидарос. Харальд и его проводник отправлялись на восток. Они сели на лошадей, о которых хитрый бонд сказал, что таких могучих коней не сыскать во всем Трондхейме, и поехали прочь из его усадьбы. Чтобы никому не попасть на глаза, Кетиль выбрал длинный окружной путь. Когда они обогнули Стикластадир, Харальд бросил с седла прощальный взгляд на место сражения. Мысленно простившись с воинами, павшими в битве, он хлестнул свою лошадь и пустился догонять проводника.
Глава 7
«Вот плетусь из леса…»
Харальд покинул Стикластадир в сопровождении молодого бонда, который не знал его имени. Тропа, по которой они ехали на лошадях, вела в горы. Заболоченный луг сменился березовой рощей, потом тропу потеснили сосны, вросшие в крутые склоны. Сосны быстро редели, уступив место кустарнику. Чем выше, тем реже становился кустарник. Вершина хребта была голой, только мох и голые камни. Они проехали мимо озера, чьи синие воды отражали горные вершины, покрытые белыми пятнами не тающего летом снега. На плоской вершине завывал ветер, холод пронизывал путников до костей.
Лошадей, которых дал им бонд Торгильс, звали Тащи Плуг и Вози Сено. Они были настоящими клячами, старыми и костлявыми. Давно прошло время, когда их можно было использовать для пахоты и других работ. Вози Сено, впрочем, была порезвее, и молодой проводник уверенно направлял свою клячу между скал, не заботясь о том, поспевает ли за ним его товарищ по путешествию. Тащи Плуг тащилась медленнее самого ленивого вола. Харальд старался не отставать, но ему было тяжело в седле, так как каждый толчок отдавался в сломанном предплечье и ушибленном боку. Когда они перевалили за хребет и спустились вниз по склону к той черте, у которой начинался сосновый лес, Харальд потерял последние силы. Он сполз с седла, сел на мягкий мох и безучастно наблюдал, как Кетиль Тюленьи Яйца высекает искры из кресала и раздувает огонь. Скупой Торгильс дал им совсем мало еды. Харальд жадно съел свою долю и заснул у костра.
Ночью его мучили кошмары. Ему почудилось, что Кетиль осторожно поднялся со своего места, бесшумно подкрался к нему и начал душить. Харальд с трудом вырвался из его объятий и вдруг понял, что это не молодой бонд, а старуха-лекарка, набросившая петлю ему на шею. Задыхаясь, он позвал на помощь. Кетиль вскочил на ноги и осведомился:
– Что с тобой? Почему кричишь?
Харальд очнулся от страшного сна и обвел глазами место ночлега. Вверху шумели кроны деревьев, костер едва тлел. Вдали в кустах фыркала Тащи Плуг. На камнях выступил иней, но тело Харальда горело жаром, и он не чувствовал ночного холода.
– Мне приснилось, что меня душит… старуха.
– К тебе приходила мара, – уверенно определил Кетиль. – Хорошо, что я вовремя проснулся.
Марами называли ведьм, которые душили людей во сне. Харальд слышал, что один из его предков Инглингов расстался с жизнью из-за мары. Его стал одолевать сон, и он заснул, но тут же проснулся и позвал к себе слуг, сказав, что его топчет мара. Слуги бросились на помощь, но, когда они взяли его за голову, мара стала топтать ему ноги, так что чуть не поломала их. Тогда они взяли его за ноги, но тут она так сжала ему голову, что он сразу умер.
Молодые люди бодрствовали, опасаясь, что мара незаметно подкрадется к ним. Кетиль подбросил дров в костер, они сели спиной друг к другу, тревожно вглядывались во тьму. Харальд знал, что ему следовало проявлять особую осторожность, потому что он был потомком Инглингов. В «Саге об Инглингах» рассказывалось, что однажды сыновья конунга Гисль и Эндур, двенадцати и тринадцати лет, обратились к колдунье Хульд и попросили ее сделать так, чтобы они смогли убить своего отца. Колдунья обещала исполнить их просьбу, но с условием, что отныне убийства родичей будут постоянно совершаться в роду Инглингов. С той поры Инглинги враждуют друг с другом, а ведьмы подстрекают их. Харальд незаметно ощупывал каменистую почву. Известно, что иные колдуны умеют нырять в землю, словно в воду, подкрадываются снизу, внезапно хватают добычу и увлекают ее вниз, как хищная рыба увлекает в глубины фьорда неосторожную птицу, присевшую на волны.
Молодой бонд рассказал о том, как двое его родичей спаслись от троллихи. Их наняли проводниками богатые торговцы. Перед переходом через горы купцов предупредили, чтобы они вели себя тихо и не разбрасывали кости после трапезы. Но купцы только потешались над страхами проводников. Когда они заночевали в пустой лесной хижине, купцы шумели, орали песни и беззаботно бросали кости в костер. Ночью на запах мяса пришла свирепая троллиха, ростом выше хижины. Одного за другим она разорвала на части и пожрала всех купцов. Двое родственников бонда успели спрятаться на чердаке. Выждав, когда троллиха повернулась к ним спиной, они всадили в нее копье. Троллиха страшно взвыла и бросилась вон из хижины с копьем между лопаток.
– Неизвестно, издохла ли она с копьем или выжила. Мои родичи вернулись из леса с товарами, которые принадлежали погибшим купцам, и рассказали про троллиху. Товары они забрали себе и обогатились, – закончил молодой бонд.
В свою очередь, Харальд рассказал, как конунг Свейгдир из рода Инглингов дал обет найти Жилище Богов и старого Одина. Он ездил с двенадцатью слугами по всему свету. Однажды в Холодной Швеции он встретил родственников, которые устроили для него пир. Вечером после захода солнца, когда Свейгдир шел с пира в спальный покой, он увидел, что у большого камня сидит карлик, скальный человек. Свейгдир и его люди были очень пьяны. Они подбежали к камню. Скальный человек позвал Свейгдира, предлагая тому войти, если он хочет встретиться с Одином. Но как только Свейгдир вошел в камень, тот сразу закрылся, и больше никто не видел конунга. А камень стоит до сих пор, и усадьба за ним называется У Камня.
Пугая друг друга страшными рассказами, юноши коротали ночь. Утром они продолжили путь. Через несколько дней, перебравшись через горные хребты, они оказались в Ямталанге. Этот край был заселен трёндами – выходцами из Трондхейма, покинувшими родные места во времена конунга Эйстейна Злобного. Он притеснял трёндов и, глумясь над ними, дал им в правители своего пса. Трёнды решили, что пес лучше, чем человек, ибо при нем они смогут сохранить свои свободы. Волшебством они вложили в пса ум трех людей: два слова он лаял, как пес, а третье произносил, как человек. Но Эйстейн Злобный не прекращал притеснений, и многим трёндам пришлось бежать от его неистовств за горы. Когда они расчистили и обустроили дикий край, норвежские и шведские конунги стали спорить за Ямталанг. Никто из его жителей не мог в точности сказать, чей он подданный. Во всяком случае, подати с них требовали и норвежцы, и свеи.
В этом спорном краю беглецам надо было соблюдать осторожность и избегать наезженных дорог. Они ехали заросшими лесными тропами. Когда на их пути встречались расчищенные под пашни и луга пространства, они быстро пересекали их и сразу же ныряли в лесную чащу.
Сидя в седле, Харальд сочинил вису. Он окликнул товарища по путешествию и начал читать ему стихи:
– У меня есть старший брат, он унаследует отцовскую усадьбу. Младшим сыновьям, по обычаю, достанется малая часть имущества. Мне надо будет идти в викинги, чтобы заработать на собственную усадьбу.
Харальд вступал с ним в горячий спор, доказывая, что викинги прежде всего должны думать о воинской славе, которая будет воспета скальдами. Но молодой бонд гнул свое:
– Из твоих вис не сложишь дома и землю на них не купишь. Главное – это добыча, ради нее сражаются все викинги. Мой отец ходил в викинги вместе с Торкелем Высоким, которому англы заплатили огромный гельд. Доля отца была больше, чем у остальных викингов, потому что он убил много англов и даже зарубил топором их главного кудесника, не пожелавшего выкупить свою жизнь. На эти деньги мой отец построил добрую усадьбу и завел коров. Я тоже вступлю в дружину какого-нибудь морского конунга. Рассказывают, что далеко на севере есть волшебная Страна Бьямов. Золото и серебро там лежат под ногами, как грязь. Я наберу столько, сколько могу унести, а я парень крепкий. Потом я вернусь из викинга и заведу большое хозяйство.
– Неужели все твои мечты о коровах и овцах? Вернешься из похода, будешь заниматься скотом и пашней и забудешь о воинской доблести? – с презрением спрашивал Харальд.
– В дальний викинг уже не смогу ходить, а в ближний буду. Мой дед так вел хозяйство. Весной он пахал землю и сеял хлеб, потом уплывал на своем корабле в викинг, нападал на прибрежные селения в Норвегии. Летом он возвращался домой и занимался жатвой хлеба, а после жатвы уходил в осенний поход. Жаль только, что конунг Олав Толстый запретил ходить по Норвегии. Не перечесть, скольким викингам разрубили затылки за непослушание конунгу. Но теперь конунг убит, и все пойдет по-старому.
– Как ты смеешь порицать законы, установленные… – Харальд чуть было не сказал «моим братом», но вовремя прикусил язык.
Молодой бонд раздражал его тем, что обращался с ним почти на равных. Правда, он не знал, что перед ним потомок Инглингов, но все же деревенский парень мог бы вести себя поскромнее. Харальда так и подмывало поставить бонда на подобающее ему место, но он сдерживал себя, понимая, что ему не обойтись без проводника. К тому же бонд умел добывать еду для двоих. Скудные припасы, выданные Торгильсом, быстро кончились, но Кетиль ловко ловил пятнистую форель в горных ручьях и жирных лососей у водопадов, шумно низвергавшихся с горных склонов. Харальд с удовольствием присоединился бы к рыбной ловле, но его правая рука не действовала, а левой он не хотел удить, чтобы не слышать насмешек сверстника. Оставалось стоять у водопада и с завистью наблюдать, как молодой бонд забрасывает леску, сплетенную из белого конского волоса, и выдергивает лососей из пены. По обычаю всех рыбаков, он откупался от рыбы. Вытащив первого лосося, он говорил, что добыл его для себя. Вытащив вторую рыбину – оправдывался, что это за крючок. Третья рыбина была за леску из конского волоса, четвертая – за брод через ручей и так далее.
Пока молодой бонд готовил улов на костре, Харальд рассказал ему историю о Локи, которую слышал от Тормода Скальда Черных Бровей. Скальд говорил, что среди языческих богов, или, лучше сказать, вождей асов, был Локи. Его называли позорищем асов, бессовестным плутом, хвастуном и обманщиком. Однажды этот плут напросился в спутники к одноглазому Одину, отправившемуся осмотреть весь мир. Они пришли к водопаду, возле которого сидела выдра. Она как раз поймала лосося и ела, зажмурившись. Тогда Локи схватил камень, бросил в выдру и попал ей в голову. И стал похваляться Локи, что одним ударом добыл выдру и лосося. Подошли они к одному двору. Хозяина звали Хрейдмаром, он был могущественным человеком, изрядно сведущим в колдовстве. Асы попросились ночевать и сказали, что у них вдоволь еды, и показали хозяину свою добычу. Но, увидев выдру, хозяин позвал своих сыновей, Фафнира и Регина. Они напали на Одина и Локи и связали их. И сказали они, что та выдра была их братом. Тогда асы предложили выкуп, какой назначит сам колдун. Тот потребовал, чтобы всю выдру от кончика хвоста до усов засыпали золотом, а иначе не соглашался мириться.
– Он не терялся, это Хрейдмар, раз ему выпал случай слупить золотишко с чужаков, – одобрительно заметил Кетиль, поворачивая над огнем лососей, нанизанных на прутья.
– У них не было при себе золота, поэтому Один остался в заложниках, а Локи отправился за выкупом в страну черных альвов к карлику по имени Андвари.
Не так-то просто было найти карлика, потому что он жил в воде в виде рыбы. Поймал его Локи и наложил выкуп, потребовав все золото, что тот хранил в скале. И когда они вошли в скалу, карлик вынес все золото, что у него было, и это было огромное богатство. Тут Локи заметил, что карлик смахнул себе под руку маленькое золотое колечко. Локи велел отдать кольцо. Карлик молил не отнимать у него кольца, говоря, что это кольцо, если он сохранит его, снова умножит его богатство. Но Локи был неумолим и отнял спрятанное. И тогда карлик сказал, что кольцо будет стоить жизни всякому, кто им завладеет. Локи отвечал, что это ему по душе.
Когда Локи принес добычу, Одину понравилось это красивое кольцо, и он отложил его в сторону, а остальным золотом засыпал выдру. Потом он позвал Хрейдмара, чтобы тот взглянул, вся ли шкурка покрыта. Тот вгляделся хорошенько и заметил один волосок от усов и велел прикрыть его. Пришлось Одину отдать спрятанное кольцо, чтобы прикрыть последний волосок. Он сказал, что выкуп уплачен сполна, но это кольцо погубит тех, кто будет им владеть. Так и случилось. Сыновья Хреймара, соблазнившись золотом, убили отца и завладели выкупом за выдру. Потом они из алчности убили друг друга.
– С той поры это кольцо переходит из одних рук в другие, повсюду сея зло и беду. На какое-то время кольцо попало к конунгу Фроди, который отличался благородством и бескорыстием. Пока Фроди оберегал кольцо, во всем свете царило благополучие и не было слышно о распрях и войнах.
– Мирное время подошло к концу. Видать, Фроди умер или у него похитили его сокровище, – предположил молодой бонд.
– Судя по всему, сейчас кольцо в чужих руках. Ну, хватит жарить лосося, бонд. Я умираю от голода, – сказал Харальд.
На следующий день они проснулись, оседлали лошадей и снова отправились в путь. Так продолжалось много дней. Но вот однажды они перешли вброд бурный ручей, и Кетиль, чья кляча первой вступила на противоположный берег, коротко сказал:
– Здесь Хельсингъял!
Харальд осмотрелся. Между двумя берегами ручья не было никакой разницы. И там и там темные ели стояли глухой стеной друг напротив друга. Но молодой бонд уверял, что они добрались до шведских владений. Хельсингъял тянулся до самого моря. Как и вся Швеция, это был лесной край, сплошь покрытый непроходимыми дебрями. Однако шведские конунги проложили удобные дороги через лесные чащи и болота. Не случайно одному из древних шведских правителей дали прозвище Олав Лесоруб, а другого прозвали Энунд Дорога.
В шведских владениях можно было не таиться, и они решили поискать большую проезжую дорогу. Через некоторое время они выехали к деревянному мосту, переброшенному через глубокое ущелье. Перед мостом лежал огромный камень с высеченными на нем рунами. Подобные камни ставились перед бродами, мостами или гатями на болотах, когда кто-либо на собственные средства улучшал дорогу. Руническая надпись на камне вилась змейкой, каждое слово было окрашено в другой цвет. Шевеля губами, Харальд медленно прочитал: «Эйстейн и Бьёрн, братья, воздвигли сей мост в память о своем отце Ёфуре. Покуда мир существует, будет стоять сей мост, широкий и прочный».
– Ты умеешь разгадывать волшебные руны? – удивился Кетиль, впервые за все путешествие с уважением посмотрев на своего спутника.
Руны произошли от божественных сил. Чтобы открыть их, Один прошел через многие страдания. Пронзенный копьем, он висел в ветвях дерева девять дней, как жертва богам, а пав на землю, схватил табличку с рунами. Магические знаки могли исцелять людей. Но это было сложное искусство, ибо неправильно начертанные руны таили опасность. Молодой бонд был наслышан об этом.
– Один человек из нашей долины уверял, что умеет резать руны. Он вырезал какие-то знаки на кости и положил в постель больной женщины. Но ей с каждым днем становилось хуже. Тогда кость со знаками убрали, и больная тотчас пошла на поправку, – рассказывал проводник.
Харальд промолчал. Он хорошо знал шестнадцать Младших рун и легко разбирал надписи на дорожных камнях, которые часто начинались словами: «Пусть это прочитает, кто сможет». Однако волшебную силу имели двадцать четыре Старшие руны, а Харальд знал только их начертания, но не постиг истинный смысл заклинаний. Перед сражением он вырезал на рукояти отцовского меча две руны «Тюр», обозначавшие древнего бога войны. Он думал, что руны сделают клинок непобедимым. Видимо, вырезал неправильно, ибо сейчас ему приходится спасаться бегством.
Проехав по деревянному мосту, юноши увидели хижину. Над ее покрытой землей крышей вился дымок, а на склоне щипали траву стреноженные кони. И хотя они уже находились в шведских владениях, стоило сохранять осторожность и сначала разузнать, что за люди остановились в хижине за мостом. Они спешились, Кетиль вызвался сходить на разведку, а Харальд взял под уздцы Тащи Плуг и Вози Сено и спрятался с ними за раскидистым деревом. Харальд предупредил молодого бонда, чтобы он проявил осторожность при входе в дом, ибо сказано в старинных речениях Высокого:
Он отсутствовал довольно долго, а когда вернулся, с унынием сказал:
– Поедем дальше. Нам там места нет. В хижине полно знатных людей. Рёнгвальд, сын ярла Бруси, и другие.
– Рёнгвальд! – радостно вскричал Харальд и со всех ног бросился к хижине.
Не думая о наставлениях, которые только что давал молодому бонду, он широко распахнул дверь и кинулся обнимать одной рукой ошеломленного дружинника. Рёнгвальд не верил своим глазам:
– Харальд! Ты жив? Как ты нашел дорогу?
– Он был моим проводником, – Харальд показал на Кетиля, боязливо приближавшегося к хижине.
– Его следует щедро наградить за помощь.
Харальд снял с шеи золотое ожерелье и протянул его проводнику, пораженному известием, что он столько дней провел в обществе брата конунга.
– Дарю тебе ожерелье весом в две марки золотом. Оно принадлежало моему брату Олаву конунгу. Носи его, бонд, и помни, что тебе посчастливилось оказать услугу Харальду, сыну Сигурда, из рода Инглингов.
Вознаградив ошеломленного проводника, Харальд принялся расспрашивать Рёнгвальда о том, что за время его путешествия произошло в Норвегии. В первую очередь он спросил, похоронили ли брата по христианскому обычаю.
Рёнгвальд тяжело вздохнул:
– Дурные вести дошли из Нидароса! Когда бонд Торгильс привез на своем корабле гроб с телом конунга, епископ Сигурд сказал, что Олав Толстый недостоин христианского погребения, ибо с молодости был викингом и разбойником и вернулся в Норвегию, чтобы грабить и убивать мирных людей. Епископ приказал своим слугам взять гроб, вывезти его на лодке на середину фьорда и утопить.
Харальд задохнулся от гнева. Он поднял глаза к небу, встал ногой на высокий камень, как было положено делать в таких случаях, и дал клятву отомстить за брата.
Лошадей, которых дал им бонд Торгильс, звали Тащи Плуг и Вози Сено. Они были настоящими клячами, старыми и костлявыми. Давно прошло время, когда их можно было использовать для пахоты и других работ. Вози Сено, впрочем, была порезвее, и молодой проводник уверенно направлял свою клячу между скал, не заботясь о том, поспевает ли за ним его товарищ по путешествию. Тащи Плуг тащилась медленнее самого ленивого вола. Харальд старался не отставать, но ему было тяжело в седле, так как каждый толчок отдавался в сломанном предплечье и ушибленном боку. Когда они перевалили за хребет и спустились вниз по склону к той черте, у которой начинался сосновый лес, Харальд потерял последние силы. Он сполз с седла, сел на мягкий мох и безучастно наблюдал, как Кетиль Тюленьи Яйца высекает искры из кресала и раздувает огонь. Скупой Торгильс дал им совсем мало еды. Харальд жадно съел свою долю и заснул у костра.
Ночью его мучили кошмары. Ему почудилось, что Кетиль осторожно поднялся со своего места, бесшумно подкрался к нему и начал душить. Харальд с трудом вырвался из его объятий и вдруг понял, что это не молодой бонд, а старуха-лекарка, набросившая петлю ему на шею. Задыхаясь, он позвал на помощь. Кетиль вскочил на ноги и осведомился:
– Что с тобой? Почему кричишь?
Харальд очнулся от страшного сна и обвел глазами место ночлега. Вверху шумели кроны деревьев, костер едва тлел. Вдали в кустах фыркала Тащи Плуг. На камнях выступил иней, но тело Харальда горело жаром, и он не чувствовал ночного холода.
– Мне приснилось, что меня душит… старуха.
– К тебе приходила мара, – уверенно определил Кетиль. – Хорошо, что я вовремя проснулся.
Марами называли ведьм, которые душили людей во сне. Харальд слышал, что один из его предков Инглингов расстался с жизнью из-за мары. Его стал одолевать сон, и он заснул, но тут же проснулся и позвал к себе слуг, сказав, что его топчет мара. Слуги бросились на помощь, но, когда они взяли его за голову, мара стала топтать ему ноги, так что чуть не поломала их. Тогда они взяли его за ноги, но тут она так сжала ему голову, что он сразу умер.
Молодые люди бодрствовали, опасаясь, что мара незаметно подкрадется к ним. Кетиль подбросил дров в костер, они сели спиной друг к другу, тревожно вглядывались во тьму. Харальд знал, что ему следовало проявлять особую осторожность, потому что он был потомком Инглингов. В «Саге об Инглингах» рассказывалось, что однажды сыновья конунга Гисль и Эндур, двенадцати и тринадцати лет, обратились к колдунье Хульд и попросили ее сделать так, чтобы они смогли убить своего отца. Колдунья обещала исполнить их просьбу, но с условием, что отныне убийства родичей будут постоянно совершаться в роду Инглингов. С той поры Инглинги враждуют друг с другом, а ведьмы подстрекают их. Харальд незаметно ощупывал каменистую почву. Известно, что иные колдуны умеют нырять в землю, словно в воду, подкрадываются снизу, внезапно хватают добычу и увлекают ее вниз, как хищная рыба увлекает в глубины фьорда неосторожную птицу, присевшую на волны.
Молодой бонд рассказал о том, как двое его родичей спаслись от троллихи. Их наняли проводниками богатые торговцы. Перед переходом через горы купцов предупредили, чтобы они вели себя тихо и не разбрасывали кости после трапезы. Но купцы только потешались над страхами проводников. Когда они заночевали в пустой лесной хижине, купцы шумели, орали песни и беззаботно бросали кости в костер. Ночью на запах мяса пришла свирепая троллиха, ростом выше хижины. Одного за другим она разорвала на части и пожрала всех купцов. Двое родственников бонда успели спрятаться на чердаке. Выждав, когда троллиха повернулась к ним спиной, они всадили в нее копье. Троллиха страшно взвыла и бросилась вон из хижины с копьем между лопаток.
– Неизвестно, издохла ли она с копьем или выжила. Мои родичи вернулись из леса с товарами, которые принадлежали погибшим купцам, и рассказали про троллиху. Товары они забрали себе и обогатились, – закончил молодой бонд.
В свою очередь, Харальд рассказал, как конунг Свейгдир из рода Инглингов дал обет найти Жилище Богов и старого Одина. Он ездил с двенадцатью слугами по всему свету. Однажды в Холодной Швеции он встретил родственников, которые устроили для него пир. Вечером после захода солнца, когда Свейгдир шел с пира в спальный покой, он увидел, что у большого камня сидит карлик, скальный человек. Свейгдир и его люди были очень пьяны. Они подбежали к камню. Скальный человек позвал Свейгдира, предлагая тому войти, если он хочет встретиться с Одином. Но как только Свейгдир вошел в камень, тот сразу закрылся, и больше никто не видел конунга. А камень стоит до сих пор, и усадьба за ним называется У Камня.
Пугая друг друга страшными рассказами, юноши коротали ночь. Утром они продолжили путь. Через несколько дней, перебравшись через горные хребты, они оказались в Ямталанге. Этот край был заселен трёндами – выходцами из Трондхейма, покинувшими родные места во времена конунга Эйстейна Злобного. Он притеснял трёндов и, глумясь над ними, дал им в правители своего пса. Трёнды решили, что пес лучше, чем человек, ибо при нем они смогут сохранить свои свободы. Волшебством они вложили в пса ум трех людей: два слова он лаял, как пес, а третье произносил, как человек. Но Эйстейн Злобный не прекращал притеснений, и многим трёндам пришлось бежать от его неистовств за горы. Когда они расчистили и обустроили дикий край, норвежские и шведские конунги стали спорить за Ямталанг. Никто из его жителей не мог в точности сказать, чей он подданный. Во всяком случае, подати с них требовали и норвежцы, и свеи.
В этом спорном краю беглецам надо было соблюдать осторожность и избегать наезженных дорог. Они ехали заросшими лесными тропами. Когда на их пути встречались расчищенные под пашни и луга пространства, они быстро пересекали их и сразу же ныряли в лесную чащу.
Сидя в седле, Харальд сочинил вису. Он окликнул товарища по путешествию и начал читать ему стихи:
Однако молодой бонд дослушал только до половины и, пренебрежительно махнув рукой, продолжил путь. Он не был охотником до меда поэзии, зато часами рассуждал о походах викингов. Он собирался отправиться за море через год-другой. Вечерами, расседлав лошадей и разведя костер, молодой бонд рассудительно говорил:
Вот плетусь из леса,
В лес – немного чести, —
Как знать, не найдет ли
И нас в свой час слава…
– У меня есть старший брат, он унаследует отцовскую усадьбу. Младшим сыновьям, по обычаю, достанется малая часть имущества. Мне надо будет идти в викинги, чтобы заработать на собственную усадьбу.
Харальд вступал с ним в горячий спор, доказывая, что викинги прежде всего должны думать о воинской славе, которая будет воспета скальдами. Но молодой бонд гнул свое:
– Из твоих вис не сложишь дома и землю на них не купишь. Главное – это добыча, ради нее сражаются все викинги. Мой отец ходил в викинги вместе с Торкелем Высоким, которому англы заплатили огромный гельд. Доля отца была больше, чем у остальных викингов, потому что он убил много англов и даже зарубил топором их главного кудесника, не пожелавшего выкупить свою жизнь. На эти деньги мой отец построил добрую усадьбу и завел коров. Я тоже вступлю в дружину какого-нибудь морского конунга. Рассказывают, что далеко на севере есть волшебная Страна Бьямов. Золото и серебро там лежат под ногами, как грязь. Я наберу столько, сколько могу унести, а я парень крепкий. Потом я вернусь из викинга и заведу большое хозяйство.
– Неужели все твои мечты о коровах и овцах? Вернешься из похода, будешь заниматься скотом и пашней и забудешь о воинской доблести? – с презрением спрашивал Харальд.
– В дальний викинг уже не смогу ходить, а в ближний буду. Мой дед так вел хозяйство. Весной он пахал землю и сеял хлеб, потом уплывал на своем корабле в викинг, нападал на прибрежные селения в Норвегии. Летом он возвращался домой и занимался жатвой хлеба, а после жатвы уходил в осенний поход. Жаль только, что конунг Олав Толстый запретил ходить по Норвегии. Не перечесть, скольким викингам разрубили затылки за непослушание конунгу. Но теперь конунг убит, и все пойдет по-старому.
– Как ты смеешь порицать законы, установленные… – Харальд чуть было не сказал «моим братом», но вовремя прикусил язык.
Молодой бонд раздражал его тем, что обращался с ним почти на равных. Правда, он не знал, что перед ним потомок Инглингов, но все же деревенский парень мог бы вести себя поскромнее. Харальда так и подмывало поставить бонда на подобающее ему место, но он сдерживал себя, понимая, что ему не обойтись без проводника. К тому же бонд умел добывать еду для двоих. Скудные припасы, выданные Торгильсом, быстро кончились, но Кетиль ловко ловил пятнистую форель в горных ручьях и жирных лососей у водопадов, шумно низвергавшихся с горных склонов. Харальд с удовольствием присоединился бы к рыбной ловле, но его правая рука не действовала, а левой он не хотел удить, чтобы не слышать насмешек сверстника. Оставалось стоять у водопада и с завистью наблюдать, как молодой бонд забрасывает леску, сплетенную из белого конского волоса, и выдергивает лососей из пены. По обычаю всех рыбаков, он откупался от рыбы. Вытащив первого лосося, он говорил, что добыл его для себя. Вытащив вторую рыбину – оправдывался, что это за крючок. Третья рыбина была за леску из конского волоса, четвертая – за брод через ручей и так далее.
Пока молодой бонд готовил улов на костре, Харальд рассказал ему историю о Локи, которую слышал от Тормода Скальда Черных Бровей. Скальд говорил, что среди языческих богов, или, лучше сказать, вождей асов, был Локи. Его называли позорищем асов, бессовестным плутом, хвастуном и обманщиком. Однажды этот плут напросился в спутники к одноглазому Одину, отправившемуся осмотреть весь мир. Они пришли к водопаду, возле которого сидела выдра. Она как раз поймала лосося и ела, зажмурившись. Тогда Локи схватил камень, бросил в выдру и попал ей в голову. И стал похваляться Локи, что одним ударом добыл выдру и лосося. Подошли они к одному двору. Хозяина звали Хрейдмаром, он был могущественным человеком, изрядно сведущим в колдовстве. Асы попросились ночевать и сказали, что у них вдоволь еды, и показали хозяину свою добычу. Но, увидев выдру, хозяин позвал своих сыновей, Фафнира и Регина. Они напали на Одина и Локи и связали их. И сказали они, что та выдра была их братом. Тогда асы предложили выкуп, какой назначит сам колдун. Тот потребовал, чтобы всю выдру от кончика хвоста до усов засыпали золотом, а иначе не соглашался мириться.
– Он не терялся, это Хрейдмар, раз ему выпал случай слупить золотишко с чужаков, – одобрительно заметил Кетиль, поворачивая над огнем лососей, нанизанных на прутья.
– У них не было при себе золота, поэтому Один остался в заложниках, а Локи отправился за выкупом в страну черных альвов к карлику по имени Андвари.
Не так-то просто было найти карлика, потому что он жил в воде в виде рыбы. Поймал его Локи и наложил выкуп, потребовав все золото, что тот хранил в скале. И когда они вошли в скалу, карлик вынес все золото, что у него было, и это было огромное богатство. Тут Локи заметил, что карлик смахнул себе под руку маленькое золотое колечко. Локи велел отдать кольцо. Карлик молил не отнимать у него кольца, говоря, что это кольцо, если он сохранит его, снова умножит его богатство. Но Локи был неумолим и отнял спрятанное. И тогда карлик сказал, что кольцо будет стоить жизни всякому, кто им завладеет. Локи отвечал, что это ему по душе.
Когда Локи принес добычу, Одину понравилось это красивое кольцо, и он отложил его в сторону, а остальным золотом засыпал выдру. Потом он позвал Хрейдмара, чтобы тот взглянул, вся ли шкурка покрыта. Тот вгляделся хорошенько и заметил один волосок от усов и велел прикрыть его. Пришлось Одину отдать спрятанное кольцо, чтобы прикрыть последний волосок. Он сказал, что выкуп уплачен сполна, но это кольцо погубит тех, кто будет им владеть. Так и случилось. Сыновья Хреймара, соблазнившись золотом, убили отца и завладели выкупом за выдру. Потом они из алчности убили друг друга.
– С той поры это кольцо переходит из одних рук в другие, повсюду сея зло и беду. На какое-то время кольцо попало к конунгу Фроди, который отличался благородством и бескорыстием. Пока Фроди оберегал кольцо, во всем свете царило благополучие и не было слышно о распрях и войнах.
– Мирное время подошло к концу. Видать, Фроди умер или у него похитили его сокровище, – предположил молодой бонд.
– Судя по всему, сейчас кольцо в чужих руках. Ну, хватит жарить лосося, бонд. Я умираю от голода, – сказал Харальд.
На следующий день они проснулись, оседлали лошадей и снова отправились в путь. Так продолжалось много дней. Но вот однажды они перешли вброд бурный ручей, и Кетиль, чья кляча первой вступила на противоположный берег, коротко сказал:
– Здесь Хельсингъял!
Харальд осмотрелся. Между двумя берегами ручья не было никакой разницы. И там и там темные ели стояли глухой стеной друг напротив друга. Но молодой бонд уверял, что они добрались до шведских владений. Хельсингъял тянулся до самого моря. Как и вся Швеция, это был лесной край, сплошь покрытый непроходимыми дебрями. Однако шведские конунги проложили удобные дороги через лесные чащи и болота. Не случайно одному из древних шведских правителей дали прозвище Олав Лесоруб, а другого прозвали Энунд Дорога.
В шведских владениях можно было не таиться, и они решили поискать большую проезжую дорогу. Через некоторое время они выехали к деревянному мосту, переброшенному через глубокое ущелье. Перед мостом лежал огромный камень с высеченными на нем рунами. Подобные камни ставились перед бродами, мостами или гатями на болотах, когда кто-либо на собственные средства улучшал дорогу. Руническая надпись на камне вилась змейкой, каждое слово было окрашено в другой цвет. Шевеля губами, Харальд медленно прочитал: «Эйстейн и Бьёрн, братья, воздвигли сей мост в память о своем отце Ёфуре. Покуда мир существует, будет стоять сей мост, широкий и прочный».
– Ты умеешь разгадывать волшебные руны? – удивился Кетиль, впервые за все путешествие с уважением посмотрев на своего спутника.
Руны произошли от божественных сил. Чтобы открыть их, Один прошел через многие страдания. Пронзенный копьем, он висел в ветвях дерева девять дней, как жертва богам, а пав на землю, схватил табличку с рунами. Магические знаки могли исцелять людей. Но это было сложное искусство, ибо неправильно начертанные руны таили опасность. Молодой бонд был наслышан об этом.
– Один человек из нашей долины уверял, что умеет резать руны. Он вырезал какие-то знаки на кости и положил в постель больной женщины. Но ей с каждым днем становилось хуже. Тогда кость со знаками убрали, и больная тотчас пошла на поправку, – рассказывал проводник.
Харальд промолчал. Он хорошо знал шестнадцать Младших рун и легко разбирал надписи на дорожных камнях, которые часто начинались словами: «Пусть это прочитает, кто сможет». Однако волшебную силу имели двадцать четыре Старшие руны, а Харальд знал только их начертания, но не постиг истинный смысл заклинаний. Перед сражением он вырезал на рукояти отцовского меча две руны «Тюр», обозначавшие древнего бога войны. Он думал, что руны сделают клинок непобедимым. Видимо, вырезал неправильно, ибо сейчас ему приходится спасаться бегством.
Проехав по деревянному мосту, юноши увидели хижину. Над ее покрытой землей крышей вился дымок, а на склоне щипали траву стреноженные кони. И хотя они уже находились в шведских владениях, стоило сохранять осторожность и сначала разузнать, что за люди остановились в хижине за мостом. Они спешились, Кетиль вызвался сходить на разведку, а Харальд взял под уздцы Тащи Плуг и Вози Сено и спрятался с ними за раскидистым деревом. Харальд предупредил молодого бонда, чтобы он проявил осторожность при входе в дом, ибо сказано в старинных речениях Высокого:
– Да знаю я! – отмахнулся бонд.
Прежде чем в дом войдешь,
Все входы ты огляди,
Ибо как знать,
В этом жилище
Недругов нет ли.
Он отсутствовал довольно долго, а когда вернулся, с унынием сказал:
– Поедем дальше. Нам там места нет. В хижине полно знатных людей. Рёнгвальд, сын ярла Бруси, и другие.
– Рёнгвальд! – радостно вскричал Харальд и со всех ног бросился к хижине.
Не думая о наставлениях, которые только что давал молодому бонду, он широко распахнул дверь и кинулся обнимать одной рукой ошеломленного дружинника. Рёнгвальд не верил своим глазам:
– Харальд! Ты жив? Как ты нашел дорогу?
– Он был моим проводником, – Харальд показал на Кетиля, боязливо приближавшегося к хижине.
– Его следует щедро наградить за помощь.
Харальд снял с шеи золотое ожерелье и протянул его проводнику, пораженному известием, что он столько дней провел в обществе брата конунга.
– Дарю тебе ожерелье весом в две марки золотом. Оно принадлежало моему брату Олаву конунгу. Носи его, бонд, и помни, что тебе посчастливилось оказать услугу Харальду, сыну Сигурда, из рода Инглингов.
Вознаградив ошеломленного проводника, Харальд принялся расспрашивать Рёнгвальда о том, что за время его путешествия произошло в Норвегии. В первую очередь он спросил, похоронили ли брата по христианскому обычаю.
Рёнгвальд тяжело вздохнул:
– Дурные вести дошли из Нидароса! Когда бонд Торгильс привез на своем корабле гроб с телом конунга, епископ Сигурд сказал, что Олав Толстый недостоин христианского погребения, ибо с молодости был викингом и разбойником и вернулся в Норвегию, чтобы грабить и убивать мирных людей. Епископ приказал своим слугам взять гроб, вывезти его на лодке на середину фьорда и утопить.
Харальд задохнулся от гнева. Он поднял глаза к небу, встал ногой на высокий камень, как было положено делать в таких случаях, и дал клятву отомстить за брата.
Глава 8
Пламя Одина
Ко дню весеннего равноденствия люди со всех концов Швеции съезжались в Упсалу на великий праздник Дисаблот. Даже сейчас далеко не все свеи познали истинную веру, а в ту пору почти все они были язычниками и поклонялись идолам. Девять дней в языческом капище, средоточии скверны и греха, приносили благодарственные жертвы Тору, Одину и Фрейру и молили лжебогов о даровании победы конунгу Упсалы. К этому празднику был приурочен Всесвейский тинг – народное собрание, на котором обсуждались важнейшие дела. И наконец, как раз в эти девять дней устраивалась ярмарка Дисатинг, на которую привозили товары из дальних стран. Неудивительно, что узкие улочки Упсалы наполняла шумная толпа покупателей, торговцев и зевак. Все были облачены в яркие праздничные одежды, бросая вызов серым тучам, низвергавшим попеременно мокрый снег и дождь.
Брат конунга Харальд и сын ярла Рёнгвальд жили в Упсале. Харальд оправился от раны, предплечье освободили от повязок, и только легкая боль в сырую погоду напоминала о переломанных костях. Он возмужал и раздался в плечах и выглядел почти таким же сильным и взрослым воином, как его спутник Рёнгвальд. Их лица были хмурыми под стать темно-серому небу. Харальд ежился от холода. Здесь, вдали от моря, зима была более суровой, чем в родной Норвегии. Недаром эту страну называли Великой Холодной Швецией. Он угрюмо слушал товарища, который объяснял, что никто из свеев не желает участвовать в походе на Норвегию:
– Прости за прямоту, Харальд. Знатные люди, к которым я обращался, твердят, что если уж такой прославленный воин, как Олав Толстый, потерпел неудачу, то…
– То его младший брат будет разбит в первой же стычке?
– Я не хотел обижать тебя, Харальд. Они просто боятся Кнута Могучего.
Харальд только махнул рукой. Разве можно обижаться на правду? Имя конунга Дании и Англии Кнута Могучего гремит во всех Северных Странах. Кнута многие называют Старым, а ведь он занял датский престол в юном возрасте, а случилось это всего пятнадцать лет назад. Вскоре молодой конунг вторгся в Англию. Король англов Эдмунд Железнобокий трижды побеждал датчан и разгромил бы их в последней решающей битве, если бы не измена графа Эдрика, подкупленного датчанами. Эдмунд Железнобокий был вынужден вступить в переговоры. Он встретился с молодым Кнутом на острове посреди реки Северн. Они поклялись друг другу в верности, обещали жить в вечном мире и обменялись заложниками. Англию разделили на две части. Северная часть страны досталась Кнуту, на юге должен был править Эдмунд. Не прошло и месяца после клятв и уверений в дружбе, как Эдмунд Железнобокий внезапно скончался. Все шептались, что к его таинственной и скоропостижной смерти были причастны датчане, но доказательств не было, и Кнут Могучий стал безраздельным повелителем Англии.
Брат конунга Харальд и сын ярла Рёнгвальд жили в Упсале. Харальд оправился от раны, предплечье освободили от повязок, и только легкая боль в сырую погоду напоминала о переломанных костях. Он возмужал и раздался в плечах и выглядел почти таким же сильным и взрослым воином, как его спутник Рёнгвальд. Их лица были хмурыми под стать темно-серому небу. Харальд ежился от холода. Здесь, вдали от моря, зима была более суровой, чем в родной Норвегии. Недаром эту страну называли Великой Холодной Швецией. Он угрюмо слушал товарища, который объяснял, что никто из свеев не желает участвовать в походе на Норвегию:
– Прости за прямоту, Харальд. Знатные люди, к которым я обращался, твердят, что если уж такой прославленный воин, как Олав Толстый, потерпел неудачу, то…
– То его младший брат будет разбит в первой же стычке?
– Я не хотел обижать тебя, Харальд. Они просто боятся Кнута Могучего.
Харальд только махнул рукой. Разве можно обижаться на правду? Имя конунга Дании и Англии Кнута Могучего гремит во всех Северных Странах. Кнута многие называют Старым, а ведь он занял датский престол в юном возрасте, а случилось это всего пятнадцать лет назад. Вскоре молодой конунг вторгся в Англию. Король англов Эдмунд Железнобокий трижды побеждал датчан и разгромил бы их в последней решающей битве, если бы не измена графа Эдрика, подкупленного датчанами. Эдмунд Железнобокий был вынужден вступить в переговоры. Он встретился с молодым Кнутом на острове посреди реки Северн. Они поклялись друг другу в верности, обещали жить в вечном мире и обменялись заложниками. Англию разделили на две части. Северная часть страны досталась Кнуту, на юге должен был править Эдмунд. Не прошло и месяца после клятв и уверений в дружбе, как Эдмунд Железнобокий внезапно скончался. Все шептались, что к его таинственной и скоропостижной смерти были причастны датчане, но доказательств не было, и Кнут Могучий стал безраздельным повелителем Англии.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента