Сергей Дубянский. Женская логика – 2

   – Котенок, не слушай ее, – перебил Володя, загоревшийся идеей собственной машины, – представь, десять поросят, да корова, да бычок!.. От зари до зари будешь пахать!..
   – А как ты хотел? – возмутилась Таня.
   Катя слушала их спор, а на языке крутился вопрос, который она не хотела задавать вслух, чтоб не вызвать гнев всех троих – …а кто сказал, что я собираюсь продавать квартиру?.. Но неожиданно нашелся более мягкий вариант:
   – Погодите делить шкуру неубитого медведя, – сказала она, – надо сначала вступить в наследство, а потом уж продавать-покупать – мало ли что там.
   – Это да, – Володя кивнул, – Витька… ну, у которого бабка померла, говорит, бумаги оформляют только через полгода.
   – Так долго? – удивилась Таня, незнакомая с процессуальными нормами.
   – А чего, нормально, – не унимался Серега, – как раз к лету, когда дороги отремонтируют.
   Катя почувствовала, что у нее начинает болеть голова, то ли от дыма, то ли от этих бессмысленных разговоров, и отвернувшись от гостей, высунулась в окно.
   – Ну, ты чего? – Володя чуть подвинул ее, устраиваясь рядом, – ребята ж дело говорят.
   – О чем говорить, пока ничего нет? Никто даже не видел, что это за квартира. Может, халупа с провалившейся крышей.
   Володя растерянно почесал затылок. Такой вариант не приходил ему в голову – он-то представлял городскую квартиру похожей на дом Бачурина, хозяина местного колбасного цеха.
   – Там ведь жила одинокая старуха, – продолжала Катя, – какую машину ты на это выменяешь?.. – и вдруг поняла, что сама боится того, что сказала, поэтому суеверно постучала по подоконнику, – тьфу, тьфу, тьфу…
   – Ну, что вы там? – Серега шумно отодвинул стул и подошел к хозяевам с двумя наполненными рюмками, – не нравится, что мы предлагаем, придумайте свое. Магазин откройте. А что? Вон, Анька, чей киоск на площади. Одна, без мужа! Только товар возить успевает, а Шурка, сеструха ее, торгует. А товара в городе, говорят, валом!.. Давайте выпьем за Катькину тетку, царство ей небесное.
   Катя выпила вместе со всеми; потом еще раз, и мысли утратили напряженность, а фамилия «Аплечеевы» превратилась лишь в строчку никогда не виданного словаря.

* * *

   Храпел ли Володя ночью, Катя не знала – наверное, самогон возымел свое действие; зато проснулась она, именно, от его храпа. За окнами светало; внизу Толик, тоже «ходивший на город», прогревал двигатель. Мысль возникла мгновенно, как озарение. Катя вскочила с постели и подбежала к окну. Окунув голову в терпкий, после душной комнаты, утренний воздух, крикнула так, что эхо прокатилось по пустому двору:
   – Толик!!..
   – Ты чего орешь? – тот выглянул из-за открытого капота.
   – Меня возьмешь?
   – В город, что ли? Да поехали! Подходи к автостанции. Место, так и быть, забронирую.
   Повернувшись, Катя увидела, что и Володя проснулся, но, даже уловив конец фразы, спросонья не смог вникнуть в смысл.
   – Куда это ты? – спросил он, зевая, – на «толпу»?
   – А денег дашь? – Катя усмехнулась, заранее зная ответ, – пока у меня выходные, съезжу к тете Люде. Она говорила, что надо какие-то бумаги подписать… ну, для наследства.
   – Это да, – согласился Володя, – ты с Толиком договорись, чтоб он тебя обратно забрал.
   – Так он, небось, сразу обратно, а, думаешь, там все так быстро? Может, вообще, заночевать придется. Сам знаешь, в городе не то, что у нас.
   – Это да, – Володя вздохнул, – ну, заночуешь у тетки – авось, не выгонит.
   – А чего у тетки?.. – Катя выдержала паузу, провоцируя сцену ревности, но ее не последовало, и пришлось пояснить, – своя ж хата есть.
   – Кашу Гришке я сварю, но ты уж постарайся за раз все сделать, – муж повернулся на бок, – и возвращайся побыстрее…
   – А вы тут особо не похмеляйтесь, – скорее, для порядка заметила Катя, но Володя сделал вид, что ничего не услышал.

* * *

   О том, чтоб «бронировать» место, Толика можно было и не просить – количество водителей едва ли не превышало число пассажиров, и Катя подумала, что эта работа совсем не такая прибыльная, как обещал Серега. (Когда они с Толиком уже отъезжали от ветхого павильона, именуемого «автостанцией», на площадке стояло аж четыре абсолютно пустых машины, и их водители лениво курили, высматривая потенциальных клиентов).
   …Со скотиной, небось, та же фигня… – решила Катя.
   Парней, сидевших на заднем сиденье, она знала в лицо (как, в принципе, и большинство жителей поселка), но не настолько хорошо, чтоб заводить беседу. Разговаривать с Толиком тоже было не о чем, поэтому она смотрела на черные поля; на фыркающие сизым дымом тракторы, словно жуки, ползавшие на горизонте; на березки, окрасившиеся в грустный золотой цвет.
   …А интересно, как все это выглядело в 1634 году?.. Может, тогда тут и не было полей?.. Уж тракторов, точно, не было, и этой дороги, и автомобилей… Катя прикрыла глаза. Называемые предметы тут же исчезали с картины, оставляя… наверное, в свое время она недостаточно хорошо учила историю, чтоб представить себе жизнь в семнадцатом веке, поэтому не оставалось ничего – одна серая пелена спрессованного времени.
   Казалось, прошло всего несколько минут, когда она услышала голос Толика.
   – Пристегнись, а то эти городские гаишники…
   Открыв глаза, Катя увидела, что дорога стала шире, и машин больше, а справа, в беспорядке разбросанные по чистому полю, возникли двух– и трехэтажные дома из красного кирпича. Их крыши уже вышли на границу далекого темного леса.
   – Во, блин, понастроили! – вздохнул Толик с завистью, – пять лет назад ни фига ведь не было. И откуда у людей деньги?..
   – Зарабатывают, – раздался сзади веселый голос, – это ж город, а не то, что у нас.
   …Это город, – мысленно повторила Катя, и ей сделалось страшно, будто выбор уже сделан, и остается только, задним числом, оценить его правильность. Это ж оттуда, из-за черных полей, кажется, что земные блага, вперемешку с манной небесной, можно черпать здесь огромной ложкой; их на всех хватит – надо только решиться!.. Но черпать, наверное, тоже надо уметь, иначе б все давно перебрались сюда, и черпали, черпали…
   Когда Катя училась в медучилище, подобного страха не возникало, потому что в пятнадцать лет человек способен адаптироваться к любой обстановке – это ж, вроде, еще и не жизнь, а так, просмотр вариантов. Но в двадцать, когда у тебя есть муж, два поросенка (…блин, вернее, уже один…) и необъятный мамкин огород, который надо помогать возделывать, круг возможностей резко сужается. …Может, мамка и права – нечего мне тут делать?.. И Вовка прав…
   – Прибыли. Станция конечная, – Толик остановился, – кто не в курсе, вон, остановка маршруток, а мне надо еще по своим делам мотнуться. Обратно я в час.
   – Я завтра поеду, – не задумываясь, выпалила Катя (наверное, это желание было сродни любопытству, с которым ребенок сует пальцы в розетку).
   – Тогда не со мной, – Толик покачал головой, – завтра у меня выходной. Чего ездить, если народа нет? Обратно и так, похоже, порожняком придется идти.
   Катя пожала плечами – не он, так другой, еще есть и автобус, правда, тащится он в три раза дольше за те же деньги.
   Толик уехал, попутчики с заднего сиденья уверенно направились к переходу, видимо, зная, куда им нужно, и Катя осталась одна, заворожено разглядывая огромные дома, от которых давно успела отвыкнуть.
   Золотая листва, контрастируя с голубизной неба, создавала такую торжественную цветовую гамму, что, и люди, и автомобили, и даже яркие рекламы превратились в невзрачный фон для чего-то огромного и вечного – на них просто не хотелось обращать внимания, погружаясь в царственную осень. …А небо-то одно на всех, независимо от того, кто ты и откуда приехал, и потому не надо ничего бояться…
   Раскрыв записную книжку, Катя нашла страничку с номерами маршруток, идущих к тете Люде. Одна из них, словно специально, остановилась чуть в стороне, призывно распахнув дверь. Остановку Кате подсказал водитель, а дорогу она помнила, ведь прожила здесь целых три года, пока училась. Только все вокруг здорово изменилось; хорошо, хоть дом остался прежним. Да и тетя Люда осталась почти прежней, очень похожей на мать – такой же колобок с маленькими глазками.
   – Заходи, – она пошире раскрыла дверь и обняла племянницу; они трижды потерлись щеками, имитируя поцелуй, – быстро ты собралась. Мать, поди, отговаривала?
   – Да нет, – Катя пожала плечами, – только не пойму, чего вы все отказываетесь от этой квартиры? Что в ней такого?
   – Ничего, наверное… – тетя Люда вздохнула, – это трудно объяснить. В молодости мы столько от Нинки натерпелись, что на старости не хочется вспоминать. Сидишь иногда, думаешь – это, вот, могло получиться по-другому, если б не она, а тогда бы и это было не так, и это… сразу вся жизнь кажется неправильной. По молодости считаешь, что все всегда можно исправить, а к старости понимаешь, что никогда ничего изменить нельзя – все в этой жизни делается раз и навсегда, – тетя Люда снова вздохнула, – а тебе-то чем плохо? Хочешь, продай ее – район, по нынешним меркам, престижный; а хочешь, приезжай и живи, – она взглянула на часы, – ну что, поедем к нотариусу?
   Катя не верила, что одни лишь неприятные воспоминания способны заставить отказаться от квартиры; что-то за всем этим крылось другое, но разгадку, похоже, никто не собирался ей сообщать. Она разглядывала прихожую, ожидая, пока тетя Люда переоденется, и мысли в голове крутились самые разные; одна из них показалась Кате важной.
   – А ваша дочь претендовать не будет? – крикнула она.
   – Ты что?!.. – послышалось из-за двери, – Танька и возвращаться сюда не собирается!.. Не, на всякий случай, я ей в Питер позвонила, так она хохотала до упада – я, говорит, в месяц зарабатываю больше, чем три таких квартиры стоят.
   Катя вздохнула – наверное, у каждого своя судьба и определенная ею планка, перепрыгнуть которую невозможно.

* * *

   Когда у тебя знающий гид, невольно перестаешь обращать внимание на дорогу, поэтому, когда они оказались в центре, Катя подумала, что настолько отвыкла от города, что сама никогда не сможет добраться ни до тети Люды, ни до автовокзала; а уж когда они спустились в подземный переход, напичканный крошечными магазинчиками!..
   …Нет, как-то все стало совсем не так, – разочарованно решила Катя, – раньше я запросто ориентировалась… но окончательно ее добила очередь у нотариуса, которую пришлось отсидеть от начала до конца, хотя дел оказалось всего на десять минут – заполнить два бланка и расписаться в них.
   – Дело сделано, – объявила тетя Люда, когда они снова оказались на улице, – через полгода получишь документы и делай, что хочешь. А теперь поедем обедать – я после операции уже три года питаюсь строго по расписанию.
   – Я не хочу. Я б лучше квартиру посмотрела, если можно.
   – Чего ж нельзя? На, ключ. По этой улице дойдешь до перекрестка и справа увидишь дом. Он один, который стоит торцом. Второй подъезд, двадцать пятая квартира. Если чего сделать надо будет по мужской части, звони – я Ивану Федоровичу своему скажу. Сейчас-то он на работе. Ну и матери привет передавай… ой, все, а то мой автобус!..
   Тетя Люда на удивление ловко вскочила в едва открывшуюся дверь, и протиснувшись внутрь, исчезла из вида. Катя не успела, ни испугаться внезапного одиночества, ни обрадоваться тому, что сжимает ключ от собственной городской квартиры – она просто пошла в указанном направлении.

* * *

   Подъезд оказался очень похожим на ее собственный – такой же неухоженный и мрачный. С другой стороны, было в этом и нечто хорошее, ведь если забыть, что она в городе, можно представить, будто просто возвращаешься с работы.
   Поднявшись на этаж, Катя вставила ключ, повернула его и замерла, продлевая благостный миг, когда страх борется с надеждой, и надежда всегда побеждает – так уж устроены люди.
   Затаив дыхание, она толкнула дверь. Надежда тут же съежилась и забилась в угол, потому что в темном коридоре новую хозяйку встретил запах пыли, старой мебели и еще чего-то… нет, он не нес в себе ощущения смерти – скорее, некой тайны, которая, правда, исчезла, едва Катя коснулась выключателя. На трюмо возникла газета и ленточка, оставшаяся от погребального наряда; там же стояло блюдце с дешевыми карамельками. Катя представила, как неудобно было ворочать здесь тяжелый гроб, но все это осталось в прошлом.
   Вздохнув, она приступила к осмотру своих владений.
   Ванная, конечно, оказалась ужасна, и если желтизну можно было отчистить, то отвалившаяся плитка и трубы, покрытые шубой ржавчины, Катю очень расстроили. Кухня выглядела более прилично, но газовую плиту тоже требовалось менять – таких уродцев на тонких ногах делали, наверное, лет пятьдесят назад. Зато комнат оказалось целых две! Одну Катя сразу окрестила «спальней», потому что там стоял диван, телевизор, платяной шкаф и кресло, накрытое куском паласа – точно такого, как лежал на полу; а вторую «кабинетом». Здесь жили книжные шкафы и письменный стол с настольной лампой; на стенах в беспорядке висели фотографии незнакомых людей, а на потолке серело пятно, появившееся явно не без помощи соседей сверху.
   Катя присела к столу, через окно глядя на соседний дом, и вдруг улыбнулась. …Фиг вам всем, а не машину и не корову с поросятами!.. И мамке, фиг!.. Она представила, как просыпается утром, спускает ноги с постели, и ступни утопают в мягком ворсе ковра; находит тапочки, такие же мягкие, совсем невесомые, и идет в ванную, сверкающую голубым кафелем, протягивает руку к шкафчику, полному всяких кремов, пенок и шампуней; потом придирчиво разглядывает себя в большом зеркале (она всегда мечтала о большом зеркале, но Володе хватало и маленького, чтоб только, держа наготове бритву, изучать свою щетину); потом приняв душ, выходит на кухню, сверкающую белизной холодильника и плиты… а какие там будут шторки!..
   …Кстати, о кухне… Взглянув на часы, Катя решила, что о чае с бутербродом, которыми она завтракала в шесть утра, желудок давно успел забыть, и неплохо б в него что-нибудь кинуть, прежде чем приступать к генеральной уборке.
   Тщательно заперев дверь, она спустилась вниз. Двор, час назад выглядевшей чужим и даже враждебным, вдруг показался удивительно уютным. Здесь не было Толика, будившего всех ревом своей колымаги; не было бестолкового Дика, вечно вылетающего из подъезда с идиотским лаем – здесь бегали дети.
   …Дети – это хорошо… У меня тоже когда-нибудь будут дети… Обогнув дом, Катя оказалась на улице. Реклама в витрине кафе сообщала, что до трех дня здесь можно пообедать за пятьдесят три рубля, и называлось это «бизнес-ленч». Вполне приемлемая сумма, жаль только, что уже далеко не три часа. Перейдя на другую сторону, она купила в большом красивом киоске пачку творога, йогурт, сок, булочку и решила, что теперь у нее есть еще и завтрак. Даже дешевле, чем один обед в кафе!..
   Страх перед новым лицом города незаметно растворялся в массе положительных эмоций, а если и давал о себе знать внутренним трепетом, надо было лишь крепче сжать в руке ключ, и он исчезал. …Вот, оказывается, как выглядит волшебный Золотой Ключик – ключик от «каморки тети Нины»…Здорово!.. Никуда я отсюда не уеду, и гори оно все ясным огнем!..
   Вернувшись, Катя первым делом подошла к телефону.
   – Это я, – сообщила она, отчетливо слыша в трубке громкую музыку. …И чего я звоню, если ему там так весело?..
   – Ты еще в городе? – радостно спросил Володя.
   …Чему он радуется? Что я жива или что я еще в городе?..
   – Я почти ничего не успела, – Катя прикусила губу, ожидая, когда ее обман откроется, но Володя даже ничего не заподозрил.
   – Немудрено, это ж город. Но завтра-то вернешься?
   …Интересно, какой ответ ему больше понравится?..
   – А кто там у тебя? – на всякий случай, она решила ничего не конкретизировать.
   – Толик… ну, еще тут… а что?
   – Ничего, – Катя обрадовалась, что находится здесь, а не там.
   – Квартиру-то хоть видела?
   – Нет еще. Говорю ж, пока прокружилась!.. Ладно, все, а то тетя Люда не расплатится. Целую, – она скомкала разговор, потому что ложь засасывает, ведь чтоб походить на правду, она должна расползтись всюду, создав целый ложный мир, а то, что мир этот неправильный, Катя очень хорошо усвоила еще в четвертом классе. Но сейчас был особый случай, и как только в трубке послышались гудки, исчезло и чувство вины.
   …Жаль, что не прихватила старое трико, но кто ж знал?.. – думала она, жуя сладкую воздушную булку и запивая ее соком, – а от кого мне здесь прятаться? Третий этаж, высоко…
   Сбросив джинсы и футболку, она первым делом принялась за ванную, а дальше дела возникали сами собой, по мере продвижения по квартире.
   Передохнуть Катя присела, только почувствовав, что устала по-настоящему – зато как все вокруг преобразилось! Ванна обрела цвет, максимально приближенный к белому; посуда, которую раньше, похоже, только ополаскивали от остатков еды, засверкала; пыль, лежавшая густым слоем исчезла, унеся с собой ощущение затхлости. К тому же свежий воздух врывался в окна, ставшие неожиданно прозрачными. Кобальтовый сервиз больше не прятался за полированными створками, а вальяжно расположился за толстым стеклом; чуть выше заняли место две хрустальные вазы, что даже создавало иллюзию определенной роскоши… правда, часы при этом показывали два ночи!