„Звуки Му“ являются, может быть, единственной в стране группой, которая в своем творчестве идет не от текстов, не от музыкального стиля или мелодического разнообразия, а от Образа, сценического артистизма Пети – все остальное подстраивается или пристраивается к этому образу. Мелодии достаточно просты и не блещут оригинальностью, ритмическая основа будто намечена легким пунктиром („будем считать, что это реггей“ или „договоримся, что это будет блюз“), а тексты лишь поддерживают то, что показывает на сцене их автор (правда, хорошо подчеркивают, я бы даже сказал, смачно). <…>
Петр Николаевич на сцене ЛДМ предстал не как „отец родной“, а как искуситель, заставляющий видеть то, что не хочешь, что „неудобно“ видеть и неэтично выставлять напоказ. Но ведь смотрим, черт возьми, смотрим и видим. В богатой событиями истории рок-н-ролла можно найти его „духовных предшественников“ и выстроить этакую цепочку от ковылявшего по сцене Джина Винсента, через юродствовавшего на сцене Великого Игги Попа до Йэна Дьюри. „Лишь в уродстве красота“…
„Серый голубь“, „Союзпечать“, „52-й понедельник“, „Бойлер“ – песенки невеселые. Даже хит „Источник заразы“ звучал мрачновато. Мамонов будто гипнотизировал, тянул во что-то неведомое, но при этом держал на расстоянии могучий голос. Скрытое безумие. Падение на сцене без малейшего ущерба для здоровья. Финал. Аплодисменты, не переходящие в овацию – с каким-то даже недоумением. Это, конечно, не крутизна, но наша, привычная, домашняя. Насчет высот с Ленинградом тягаться тяжело, но зато Мамонов оказался ниже наших глубин».
После Ленинграда группа отправилась почему-то не куда-нибудь, а в якутский город Мирный, на берега Северного Ледовитого океана. Местная администрация к этому моменту вообще не видела ни одной рок-группы, и сразу – пожалуйста, «Звуки Му»… Но северяне отходчивы: первоначальное бешенство вскоре перешло в радушие, и под конец группу уже звали оставаться жить в Мирном навеки, сулили отдельные квартиры, обещали произвести в почетных граждан населенного пункта… К слову, именно на этом фестивале в Мирном и именно нашими героями был впервые обнаружен знаменитый впоследствии ансамбль «Чолбон», тот самый «якутский Pink Floyd». А «Звуки Му» стали вообще первой настоящей рок-группой, увиденной этими заполярными самородками живьем.
Далее гастрольный угар стал нарастать. Пять концертов во Владивостоке, четыре в Свердловске, четыре в Ташкенте. И не просто в Ташкенте – во Дворце спорта! Четыре концерта! Без пластинок, практически без рекламы! Даже без магнитоальбомов!!! Всего лишь слух шел по стране, но тогда этого оказалось достаточно. Киев, Винница, Харьков, Горький, Таллинн, Калининград… Разъезжали вшестером: в качестве звукооператора группу сопровождал на глазах растущий Антон Марчук.
Гастрольный тур «Звуков» 87-го года обнаружил целый ряд особенностей восприятия творчества группы «на местах». Например, ташкентские концерты выявили, что именно в этом регионе песня «Цветы на огороде» про строгих седых мужчин, режущих мак, звучит наиболее актуально: местная милиция после первого же концерта в категорической форме потребовала изъять данное произведение из плей-листа. «Я был на концертах „Алисы“, „Кино“, „ДДТ“, „Би-2“, „Воплей Видоплясова“, но действительно крутым концертом был концерт в Ташкенте „Звуков Му“, – вспоминает местный старожил Вольный Каменщик, проживающий ныне в Бохуме (Германия). – Публика с ума сходила, а Петя на сцене такие кренделя выделывал, что смерть – не поймешь, плакать или смеяться от его скрюченных ножек и перекошенной со слюной рожи».
Культовый владивостокский рок-самиздат «ДВР», рецензируя один из концертов «Звуков Му» в столице Приморья, писал:
«…Клевая чернуха, хотя это совсем не „ДК“. Музыканты они очень и очень классные. Играют они музыку мрачную, ближе к панку, но не в такой агрессивной манере; где-то отдаленно напоминают „Стрэнглерз“ 1984 года. Завода и истерии публики не допускают, т. е. заставляют думать и слушать. Причем совершенно спокойно меняют ритм песни, если хлопки публики в такт заслоняют слова: могут уйти в сторону – хоть быстрее, хоть медленнее – без видимых усилий. Петя очень ловко на концерте ломанул гопников, оравших: „Рок давай!“. Он стоял спиной, потом повернулся и эдак почти нежно, с усмешкой произнес: „Тут просят рок… У нас не рок, у нас все в порядке, у нас – эстрадные песни“».
Повод простебать местных Мамонову давали не только гопники. Тогдашний редактор «ДВР», а ныне известный переводчик Максим Немцов вспоминает:
«Сразу после концерта Мамонов сидел в каморке за кулисами и ел вилкой из банки какую-то сайру (ну голодный был, чего?). Мы сидели где-то рядом и ненапряжно что-то обсуждали с ним, поедающим сайру. А над нами всеми возвышалась некая комсомольская богиня Приморского края и, вклиниваясь в разговор, допытывалась, что за музыку играет ансамбль. Петр Николаевич мученически смотрел на нее и уходил от ответа (голодный был, говорю же), но потом не выдержал: „Ну, какую? – говорит. – Камерную. Камерную музыку мы играем“. „Как это – камерную?“ – поразилась комсомольская богиня из глубин когнитивного диссонанса. „Ну, такую – КАМЕРНУЮ! – взмахнул Петр Николаевич вилкой и сайрой. – Камерную – чтобы со стен капало, понимаете?“»
Вооруженным столкновением с повсеместно ненавидевшими их провинциальными гопниками едва не обернулся концерт «Звуков Му» в Харькове. Местный перформанс группы был крайне агрессивный: в частности, экспериментировавший со сценическим имиджем Липницкий бегал по сцене с автоматом. В какой-то момент Мамонов и Лёлик, хорошо принявшие алкоголь перед выступлением, балансировали с гитарами на узкой дорожке, огораживающей оркестровую яму со стороны зала. И тогда гопники бросили на сцену знак своих угроз – промасленный пакет с гвоздями. В итоге после концерта омоновцы уводили группу через служебный вход, а гопники тем временем бились в фойе с авангардом харьковской рок-тусовки.
Регулярно украшавшие творческую жизнь группы алкогольные синдромыдостигли своего апофеоза на промежуточном выступлении в Москве, где 27августа 1987 года День кино отмечался в Зеленом театре парка Горького культовым концертом с участием «Звуков Му», «Аквариума» и «Бригады С». Петр Николаевич в этот день вошел в особенно крутой запойный вираж и к месту дислокации вообще не прибыл. Но где наша не пропадала! Склонного к актерству Лешу Павлова облачили в хранившийся у Липницкого мамоновский сценический костюм с лакированными ботинками, напялили на парня маску Кука, сагитировали «подстучать» первого же близлежащего барабанщика, надев на него черные очки, – и пошли на сцену. Павлов изобразил отсутствующего солиста – вплоть до вокальной манеры – настолько безупречно, что даже сидевший в первом ряду Цой ничего не заподозрил.
VIII. МИАЗМЫ ЗВУКОЗАПИСИ И МАРИНА ЦВЕТАЕВА
Петр Николаевич на сцене ЛДМ предстал не как „отец родной“, а как искуситель, заставляющий видеть то, что не хочешь, что „неудобно“ видеть и неэтично выставлять напоказ. Но ведь смотрим, черт возьми, смотрим и видим. В богатой событиями истории рок-н-ролла можно найти его „духовных предшественников“ и выстроить этакую цепочку от ковылявшего по сцене Джина Винсента, через юродствовавшего на сцене Великого Игги Попа до Йэна Дьюри. „Лишь в уродстве красота“…
„Серый голубь“, „Союзпечать“, „52-й понедельник“, „Бойлер“ – песенки невеселые. Даже хит „Источник заразы“ звучал мрачновато. Мамонов будто гипнотизировал, тянул во что-то неведомое, но при этом держал на расстоянии могучий голос. Скрытое безумие. Падение на сцене без малейшего ущерба для здоровья. Финал. Аплодисменты, не переходящие в овацию – с каким-то даже недоумением. Это, конечно, не крутизна, но наша, привычная, домашняя. Насчет высот с Ленинградом тягаться тяжело, но зато Мамонов оказался ниже наших глубин».
После Ленинграда группа отправилась почему-то не куда-нибудь, а в якутский город Мирный, на берега Северного Ледовитого океана. Местная администрация к этому моменту вообще не видела ни одной рок-группы, и сразу – пожалуйста, «Звуки Му»… Но северяне отходчивы: первоначальное бешенство вскоре перешло в радушие, и под конец группу уже звали оставаться жить в Мирном навеки, сулили отдельные квартиры, обещали произвести в почетных граждан населенного пункта… К слову, именно на этом фестивале в Мирном и именно нашими героями был впервые обнаружен знаменитый впоследствии ансамбль «Чолбон», тот самый «якутский Pink Floyd». А «Звуки Му» стали вообще первой настоящей рок-группой, увиденной этими заполярными самородками живьем.
Далее гастрольный угар стал нарастать. Пять концертов во Владивостоке, четыре в Свердловске, четыре в Ташкенте. И не просто в Ташкенте – во Дворце спорта! Четыре концерта! Без пластинок, практически без рекламы! Даже без магнитоальбомов!!! Всего лишь слух шел по стране, но тогда этого оказалось достаточно. Киев, Винница, Харьков, Горький, Таллинн, Калининград… Разъезжали вшестером: в качестве звукооператора группу сопровождал на глазах растущий Антон Марчук.
Гастрольный тур «Звуков» 87-го года обнаружил целый ряд особенностей восприятия творчества группы «на местах». Например, ташкентские концерты выявили, что именно в этом регионе песня «Цветы на огороде» про строгих седых мужчин, режущих мак, звучит наиболее актуально: местная милиция после первого же концерта в категорической форме потребовала изъять данное произведение из плей-листа. «Я был на концертах „Алисы“, „Кино“, „ДДТ“, „Би-2“, „Воплей Видоплясова“, но действительно крутым концертом был концерт в Ташкенте „Звуков Му“, – вспоминает местный старожил Вольный Каменщик, проживающий ныне в Бохуме (Германия). – Публика с ума сходила, а Петя на сцене такие кренделя выделывал, что смерть – не поймешь, плакать или смеяться от его скрюченных ножек и перекошенной со слюной рожи».
Культовый владивостокский рок-самиздат «ДВР», рецензируя один из концертов «Звуков Му» в столице Приморья, писал:
«…Клевая чернуха, хотя это совсем не „ДК“. Музыканты они очень и очень классные. Играют они музыку мрачную, ближе к панку, но не в такой агрессивной манере; где-то отдаленно напоминают „Стрэнглерз“ 1984 года. Завода и истерии публики не допускают, т. е. заставляют думать и слушать. Причем совершенно спокойно меняют ритм песни, если хлопки публики в такт заслоняют слова: могут уйти в сторону – хоть быстрее, хоть медленнее – без видимых усилий. Петя очень ловко на концерте ломанул гопников, оравших: „Рок давай!“. Он стоял спиной, потом повернулся и эдак почти нежно, с усмешкой произнес: „Тут просят рок… У нас не рок, у нас все в порядке, у нас – эстрадные песни“».
Повод простебать местных Мамонову давали не только гопники. Тогдашний редактор «ДВР», а ныне известный переводчик Максим Немцов вспоминает:
«Сразу после концерта Мамонов сидел в каморке за кулисами и ел вилкой из банки какую-то сайру (ну голодный был, чего?). Мы сидели где-то рядом и ненапряжно что-то обсуждали с ним, поедающим сайру. А над нами всеми возвышалась некая комсомольская богиня Приморского края и, вклиниваясь в разговор, допытывалась, что за музыку играет ансамбль. Петр Николаевич мученически смотрел на нее и уходил от ответа (голодный был, говорю же), но потом не выдержал: „Ну, какую? – говорит. – Камерную. Камерную музыку мы играем“. „Как это – камерную?“ – поразилась комсомольская богиня из глубин когнитивного диссонанса. „Ну, такую – КАМЕРНУЮ! – взмахнул Петр Николаевич вилкой и сайрой. – Камерную – чтобы со стен капало, понимаете?“»
Вооруженным столкновением с повсеместно ненавидевшими их провинциальными гопниками едва не обернулся концерт «Звуков Му» в Харькове. Местный перформанс группы был крайне агрессивный: в частности, экспериментировавший со сценическим имиджем Липницкий бегал по сцене с автоматом. В какой-то момент Мамонов и Лёлик, хорошо принявшие алкоголь перед выступлением, балансировали с гитарами на узкой дорожке, огораживающей оркестровую яму со стороны зала. И тогда гопники бросили на сцену знак своих угроз – промасленный пакет с гвоздями. В итоге после концерта омоновцы уводили группу через служебный вход, а гопники тем временем бились в фойе с авангардом харьковской рок-тусовки.
Регулярно украшавшие творческую жизнь группы алкогольные синдромыдостигли своего апофеоза на промежуточном выступлении в Москве, где 27августа 1987 года День кино отмечался в Зеленом театре парка Горького культовым концертом с участием «Звуков Му», «Аквариума» и «Бригады С». Петр Николаевич в этот день вошел в особенно крутой запойный вираж и к месту дислокации вообще не прибыл. Но где наша не пропадала! Склонного к актерству Лешу Павлова облачили в хранившийся у Липницкого мамоновский сценический костюм с лакированными ботинками, напялили на парня маску Кука, сагитировали «подстучать» первого же близлежащего барабанщика, надев на него черные очки, – и пошли на сцену. Павлов изобразил отсутствующего солиста – вплоть до вокальной манеры – настолько безупречно, что даже сидевший в первом ряду Цой ничего не заподозрил.
VIII. МИАЗМЫ ЗВУКОЗАПИСИ И МАРИНА ЦВЕТАЕВА
Бесконечные концерты в самых непредсказуемых условиях, несомненно, способствовали росту сыгранности ансамбля: общий иррационализм стал сочетаться с определенной отточенностью. Весной 1988 года «Звуки Му» являлись уже вполне полноценной группой почти что во всем – за исключением одного: альбома у нее до сих пор не было. И тут, после успешного выступления группы на очередном отчетном концерте рок-лаборатории, к директору-Липницкому подошел Вася Шумов и сказал, что, дескать, ансамбль достиг уровня, на котором нужно иметь запись. И предложил свою помощь в качестве продюсера. У Васи был немалый опыт: к этому времени он уже записал и спродюсировал несметное множество магнитоальбомов своего «Центра».
История с записью на Николиной Горе первого увидевшего свет альбома «Звуков Му» «Простые вещи» известна достаточно хорошо. Здесь нужно заострить внимание на главном ее аспекте, имевшем, пожалуй, для дальнейшей творческой эволюции Мамонова едва ли не роковое значение. «Мы всегда считали, что Шумов – образцовый русский парень, – вспоминает Липницкий. – А это – совсем не то, что образцово с общечеловеческой точки зрения. Это одновременно примитивное, талантливое и коварное существо». И коварный русский парень Вася, записывая Мамонова на свой 8-канальный «Fostex», как бы невзначай сказал ему: «Петя, ну чего ты корячишься, чего ты орешь? Пой как мужик! Как мужчина».
Эти внешне невинные слова, однако, упали на весьма специфическую почву. Между Мамоновым-художником как таковым и Мамоновым, каким он сам хотел себя видеть, существовал разрыв: художник имелся дикий и необузданный, а видеть себя ему хотелось респектабельным, солидным. В результате все 20 песен, вошедших в «Простые вещи», Мамонов спел спокойным «мужским» голосом, показавшимся фанатам группы отмороженным. «Скучнейший альбом! – возмущенно комментировал позднее итоги записи сам Петр Николаевич. – Как его люди только слушать могут?!»
Касательно влияния на него Шумова Мамонов позднее вспоминал: «Короче, пою я чего-то там, выхожу из студии, спел, гордый такой, ну, думаю, ну, спел. Говорю: „Вася, ну как?“ А он говорит, ну полное говно, „большой театр“, говорит, такой ты дал. И постоянно у меня „большой театр“ этот лезет. Вот лезет. Вот пафос этот лезет-лезет. Что я все знаю… Вот попроще, попроще, попроще, попроще, попроще. Попроще бы обратиться к зрителю, к слушателю. Сказать адекватнейшим совершенно языком, как, чего, какие дела, никакого уныния, отчаяния. Есть падение – да. Когда упал, лежу плотно, неразличим, как тротуарная плитка. Все. Упал – лежи! Потом время пришло, встал, поднялся, три месяца, как дал книгу стихотворений, потом опять куда-то: раз, споткнулся. Думаешь, все, уже полетел, уже крылья сзади – бабах, в самом опять… и так далее. А что такое? И так всю жизнь».
Главный организатор мамоновских акустических квартирников Олег Коврига под псевдонимом «Д.Морозов» опубликовал в журнале «Урлайт» № 6/24 эссе-рецензию на «Простые вещи» под названием «Утро вечера Му».
«Мне кажется, что пока Мамонов выступал по квартирам и видел народ непосредственно перед собой, ему это в основном нравилось. Но со сцены это должно выглядеть совсем по-другому, и игра уже приобретает односторонний характер. А „обмен энергией“ с залом, каковым является электрический концерт „по Кинчеву“, Мамонову ни к чему. Хотя с его уникальным для „нечерного“ человека чувством ритма и артистическими способностями это было бы несложно.
„Звуки Му“ пришли к тому, к чему и должны были прийти: Мамонов снял почти все декорации и вместо того, чтобы прикрывать то, что было основой его песен, стал приближать все остальное к этой основе.
Естественно, фанам, которые любили в основном декоративную сторону „Звуков“, это не нравится. И слава богу, что у Пети хватает сил делать то, что он считает нужным, а не то, что от него хотят.
Я не буду обсуждать игру „Звуков Му“ с чисто музыкальных позиций, поскольку сам ни на чем играть не умею, но мне очень нравится, как на „Простых вещах“ играют на соло-гитаре. Когда этот гитарист (имеется в виду, разумеется, Лёлик. – Примеч. автора) впервые появился в группе, его либо вообще не было слышно, либо он играл настолько „не в струю“, что хотелось, чтобы он опять исчез.Наверное, с точки зрения профессионала он и сейчас играет не очень хорошо, но он играет именно так, как и нужно здесь играть.
Долгое время мамоновские песни звучали у меня в голове в строго акустическом варианте, и первое, что у меня там отложилось от группы „Звуки Му“ – это вступление к „52-му понедельнику“, которое играл Фагот. Поэтому я думал, что с уходом Фагота они многого лишатся, и в частности этого вступления, которое мне очень нравится. Но то, что играл Фагот, это не совсем то, что вкладывал в „52-й понедельник“ Мамонов, а когда я услышал те зеленого цвета звуки, которыми начинается „52-й понедельник“ на этом альбоме („52-й понедельник“ я взял для примера, таких мест там много), то понял, что с гитаристом Мамонов оказался на 100 % прав, и я извиняюсь за те слова, которые в свое время произносил по его (гитариста) адресу.
C моей точки зрения, у этого альбома есть только два существенных недостатка. Первый – это общий недостаток всех альбомов, сделанных в СССР: он сделан наспех, и это выражается даже не в качестве игры, на которое я обращаю внимание только в крайних случаях, а в том, что Мамонов не всегда попадал себе в настроение. <…>
Второй недостаток в данном случае относится только к песне „0 – 1“ и является общим недостатком самого Мамонова (по крайней мере, я воспринимаю это как недостаток) – это нечто промежуточное между жесткостью и жестокостью (т. е. уже не просто жесткость, но еще не совсем жестокость).
Мамонов всегда чувствует свои персонажи, и они у него получаются живыми, что вообще бывает исключительно редко. Часто они мне напоминают гоголевских героев („Темный Му“, „Ежедневный герой“, „Рабочая песня“ и т. д.), и мне кажется, что сам Мамонов жалеет их – может быть, потому, что в них есть что-то от самого автора (и на меня они тоже похожи, ведь и я, на самом деле, гоголевский персонаж).
А вот „0 – 1“ ужасно злая песня. Со смыслом того, что в ней говорится, я согласен, но мне почему-то очень неприятно, что эту даму унижают и тычут мордой в грязь. Если обижать и унижать ребенка, то из него наверняка вырастет гад. Взрослых не обижать уже намного сложнее, но унижать их все равно не стоит. Но это уже имеет косвенное отношение к делу».
Коврига не отметил, что дама, которую в этой песне «унижают и тычут мордой в грязь», – это, не в последнюю очередь, Марина Цветаева. С Мариной Ивановной у Мамонова вообще время от времени вспыхивала некая, мягко говоря, заочная полемика: художники фатально расходились в понимании сущности любви. В «0 – 1» Петр Николаевич пел:
История с записью на Николиной Горе первого увидевшего свет альбома «Звуков Му» «Простые вещи» известна достаточно хорошо. Здесь нужно заострить внимание на главном ее аспекте, имевшем, пожалуй, для дальнейшей творческой эволюции Мамонова едва ли не роковое значение. «Мы всегда считали, что Шумов – образцовый русский парень, – вспоминает Липницкий. – А это – совсем не то, что образцово с общечеловеческой точки зрения. Это одновременно примитивное, талантливое и коварное существо». И коварный русский парень Вася, записывая Мамонова на свой 8-канальный «Fostex», как бы невзначай сказал ему: «Петя, ну чего ты корячишься, чего ты орешь? Пой как мужик! Как мужчина».
Эти внешне невинные слова, однако, упали на весьма специфическую почву. Между Мамоновым-художником как таковым и Мамоновым, каким он сам хотел себя видеть, существовал разрыв: художник имелся дикий и необузданный, а видеть себя ему хотелось респектабельным, солидным. В результате все 20 песен, вошедших в «Простые вещи», Мамонов спел спокойным «мужским» голосом, показавшимся фанатам группы отмороженным. «Скучнейший альбом! – возмущенно комментировал позднее итоги записи сам Петр Николаевич. – Как его люди только слушать могут?!»
Касательно влияния на него Шумова Мамонов позднее вспоминал: «Короче, пою я чего-то там, выхожу из студии, спел, гордый такой, ну, думаю, ну, спел. Говорю: „Вася, ну как?“ А он говорит, ну полное говно, „большой театр“, говорит, такой ты дал. И постоянно у меня „большой театр“ этот лезет. Вот лезет. Вот пафос этот лезет-лезет. Что я все знаю… Вот попроще, попроще, попроще, попроще, попроще. Попроще бы обратиться к зрителю, к слушателю. Сказать адекватнейшим совершенно языком, как, чего, какие дела, никакого уныния, отчаяния. Есть падение – да. Когда упал, лежу плотно, неразличим, как тротуарная плитка. Все. Упал – лежи! Потом время пришло, встал, поднялся, три месяца, как дал книгу стихотворений, потом опять куда-то: раз, споткнулся. Думаешь, все, уже полетел, уже крылья сзади – бабах, в самом опять… и так далее. А что такое? И так всю жизнь».
Главный организатор мамоновских акустических квартирников Олег Коврига под псевдонимом «Д.Морозов» опубликовал в журнале «Урлайт» № 6/24 эссе-рецензию на «Простые вещи» под названием «Утро вечера Му».
«Мне кажется, что пока Мамонов выступал по квартирам и видел народ непосредственно перед собой, ему это в основном нравилось. Но со сцены это должно выглядеть совсем по-другому, и игра уже приобретает односторонний характер. А „обмен энергией“ с залом, каковым является электрический концерт „по Кинчеву“, Мамонову ни к чему. Хотя с его уникальным для „нечерного“ человека чувством ритма и артистическими способностями это было бы несложно.
„Звуки Му“ пришли к тому, к чему и должны были прийти: Мамонов снял почти все декорации и вместо того, чтобы прикрывать то, что было основой его песен, стал приближать все остальное к этой основе.
Естественно, фанам, которые любили в основном декоративную сторону „Звуков“, это не нравится. И слава богу, что у Пети хватает сил делать то, что он считает нужным, а не то, что от него хотят.
Я не буду обсуждать игру „Звуков Му“ с чисто музыкальных позиций, поскольку сам ни на чем играть не умею, но мне очень нравится, как на „Простых вещах“ играют на соло-гитаре. Когда этот гитарист (имеется в виду, разумеется, Лёлик. – Примеч. автора) впервые появился в группе, его либо вообще не было слышно, либо он играл настолько „не в струю“, что хотелось, чтобы он опять исчез.Наверное, с точки зрения профессионала он и сейчас играет не очень хорошо, но он играет именно так, как и нужно здесь играть.
Долгое время мамоновские песни звучали у меня в голове в строго акустическом варианте, и первое, что у меня там отложилось от группы „Звуки Му“ – это вступление к „52-му понедельнику“, которое играл Фагот. Поэтому я думал, что с уходом Фагота они многого лишатся, и в частности этого вступления, которое мне очень нравится. Но то, что играл Фагот, это не совсем то, что вкладывал в „52-й понедельник“ Мамонов, а когда я услышал те зеленого цвета звуки, которыми начинается „52-й понедельник“ на этом альбоме („52-й понедельник“ я взял для примера, таких мест там много), то понял, что с гитаристом Мамонов оказался на 100 % прав, и я извиняюсь за те слова, которые в свое время произносил по его (гитариста) адресу.
C моей точки зрения, у этого альбома есть только два существенных недостатка. Первый – это общий недостаток всех альбомов, сделанных в СССР: он сделан наспех, и это выражается даже не в качестве игры, на которое я обращаю внимание только в крайних случаях, а в том, что Мамонов не всегда попадал себе в настроение. <…>
Второй недостаток в данном случае относится только к песне „0 – 1“ и является общим недостатком самого Мамонова (по крайней мере, я воспринимаю это как недостаток) – это нечто промежуточное между жесткостью и жестокостью (т. е. уже не просто жесткость, но еще не совсем жестокость).
Мамонов всегда чувствует свои персонажи, и они у него получаются живыми, что вообще бывает исключительно редко. Часто они мне напоминают гоголевских героев („Темный Му“, „Ежедневный герой“, „Рабочая песня“ и т. д.), и мне кажется, что сам Мамонов жалеет их – может быть, потому, что в них есть что-то от самого автора (и на меня они тоже похожи, ведь и я, на самом деле, гоголевский персонаж).
А вот „0 – 1“ ужасно злая песня. Со смыслом того, что в ней говорится, я согласен, но мне почему-то очень неприятно, что эту даму унижают и тычут мордой в грязь. Если обижать и унижать ребенка, то из него наверняка вырастет гад. Взрослых не обижать уже намного сложнее, но унижать их все равно не стоит. Но это уже имеет косвенное отношение к делу».
Коврига не отметил, что дама, которую в этой песне «унижают и тычут мордой в грязь», – это, не в последнюю очередь, Марина Цветаева. С Мариной Ивановной у Мамонова вообще время от времени вспыхивала некая, мягко говоря, заочная полемика: художники фатально расходились в понимании сущности любви. В «0 – 1» Петр Николаевич пел:
Мамонововеды считают, что здесь лидер «Звуков Му» отвечал строчкам из стихотворения Цветаевой «Руки люблю целовать»:
Вчера ты дала мне
И думаешь, я в долгу
Вчера ты дала мне
И думаешь, я смогу
Простить тебе эту ночь
Знаешь, что все это значит?
Вся твоя самоотдача?
Ноль минус один
Ноль минус один
Ну что, теперь тебе лучше?
Лучше тебе теперь?
Других своей ночью мучай
Другим открывай дверь
Дверь в свою ночь…
Еще более очевиден мамоновский ответ Цветаевой в более поздней композиции «Гадопятикна» – с записанного сразу после «Простых вещей» второго альбома «Звуков Му» «Крым». Вообще говоря, включенные в «Простые вещи» композиции («Серый голубь», «Источник заразы», «Бумажные цветы» и т. д.) входили в раннюю программу группы, игравшуюся в 1984–86 годах, и фиксировались как бы с целью архивизации. К моменту записи «Простых вещей» в 1988 году «Звуки Му» уже играли на концертах программу альбома «Крым» – содержавшую, помимо заглавной песни, такие извилистые произведения, как «Сумасшедшая королева» и пресловутая «антицветаевская» «Гадопятикна». Одно из стихотворений известного предреволюционного цикла Марины Ивановны «Бессонница» содержит, напомним, следующие строчки:
Руки люблю
Целовать, и люблю
Имена раздавать,
И еще – раскрывать
Двери!
–Настежь – в темную ночь!
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента