Страница:
— Отец Ируст говорил, что колмадорийцы не только народ воинов, но и наёмников, и разбойников.
— Да, это так, мой юный друг, — вздохнул купец. — В любом народе, в любой стране в Междуземье можно встретить подобных людей. Но среди колмадорийцев немало честных и благородных, как ваши родители. Хоть страна и носит название Колмадор, самих колмадорийцев осталось не так уж и много. Наместник происходит из другой народности — хáррасов, никогда не имевших в своей истории королевских родов, они всегда были рыбаками. Эту народность, как и многие другие, колмадорийцы завоевали и включили их территории в состав королевства. Это было очень давно. С тех пор многое изменилось. Из-за постоянных войн с соседями, колмадорийцев становилось всё меньше, их женщинам пришлось выходить за мужчин из других народов. Редко сейчас можно найти чистокровного колмадорийца.
Вы же не просто из их числа, вы законный наследник трона. Считалось, что династия Саóрлингов прекратилась на вашем отце. После той битвы Колмадор ослаб, а Аджер, наш давний враг, наоборот, возвысился, сделав Колмадор своей провинцией, назначив наместника из никому не известного рода простых рыбаков, унизив, тем самым, знатные рода, остававшиеся в стране после смерти короля и королевы.
И вдруг появляетесь вы, похожий на своего отца, как его отражение в чистой воде, да ещё с символом власти Саорлингов, передававшимся из поколение в поколение. Вы совершенно один в этом мире, не имеющий влиятельной поддержки, но обладающий правом наследования. А это в вашем теперешнем положении смертельно опасно. Наместник ни за что не согласится добровольно отдать власть и это неудивительно: любой королевский трон обладает особой энергетикой. Раз севший на трон, никогда не согласится по доброй воле его оставить. Да и аджероны не захотят получить в своей провинции, каковой они считают нашу страну, воскресший род Саорлингов, ведь народ может объединиться и сбросить гнёт захватчиков.
Вот вкратце как обстоят дела, мой юный друг. Ваше появление взбудоражит всё и всех. Странно, что до сих пор никто не обратил внимания на поразительную схожесть с вашим отцом. Хотя это неудивительно. У народа короткая память. Но бесконечно так продолжаться не может. Если вас узнал я, то узнают и другие. Тогда, мой юный друг, вам несдобровать.
— Да, отец Ируст предупреждал, что эту вещь нельзя показывать всем и каждому, это может быть опасно для меня. Но настоятель ничего не сказал об опасности, поведанной вами. Он предполагал, что я могу принадлежать к знатному роду, но не знал, кто мои родители. Вы, господин Жункей, первый рассказавший мне всё, и единственный, кому я показал венец.
— Это очень хорошо, мой юный друг. Римар Жункей — человек чести, со мной многие хотят вести прибыльные дела, но я не со всяким соглашусь на это. Вы спасли меня из лап бесчестных стражников-аджеронов. Я хотел просто отблагодарить вас за спасение, рассчитавшись звонкой монетой, но сейчас хочу предложить другую помощь. Вы человек молодой, в жизни не искушённый, но уже имеющий смертельного, самого влиятельного врага, пока не подозревающего о вашем существовании. Вас непросто победить в бою, но легко обмануть словом и поступком, а ещё легче расправиться, используя власть.
— Что же вы хотите мне предложить, господин Жункей?
— Вы уже знаете, что в скором времени я направляюсь в Пиерон. Вы, как я понял, тоже намерены отправиться туда же. Мне нужен хороший телохранитель, а вам нужен умудрённый жизненным опытом человек, способный в нужное время дать дельный совет. Как я понимаю, вы собираетесь заявить о своём праве на трон, не смотря на все мои предостережения, верно?
— Не совсем, господин Жункей. Жизнь в монастыре и постижение Откровений Предтечей помогли мне усвоить одну простую истину: эта жизнь не вечна и всё — прах.
— Другими словами, вы вот так запросто откажетесь от права наследования?! — изумился купец, с любопытством разглядывая собеседника. — Большинство людей грезят о власти, борются за неё, совершая порой безумные и ничем не оправданные поступки, а расплачиваться приходится целым народам. У вас есть законное — заметьте! — законное право получить всё, о чём мечтает любой человек в королевстве: власть, влияние, богатство, возможность делать почти всё что заблагорассудится и ни перед кем не держать ответ, ибо выше вас не будет никого. И всё это вы называете прахом?!
— Да, господин Жункей, называю. Выше любого короля есть боги и принесённые ими Откровения, — убеждённо ответил Эрл.
Купец с полуулыбкой продолжал смотреть на юношу.
— Юность! Какая замечательная пора… — вздохнул Жункей. — В юности жизнь ещё кажется безмерно долгой, а граница между белым и чёрным, добром и злом чёткая, не размытая. Лишь с годами человек начинает понимать, что именно нужно было делать в молодости и как это делать, чтобы добиться желаемого результата, но вернуть уже ничего нельзя: время и обстоятельства всегда против. В чистую и светлую пору юности этого не понять. Осознание приходит позже, когда время упущено, а годы уже пригибают к земле. Гораздо позже начинаешь задумываться о том, что если бы твою теперешнюю голову да на тогдашние плечи… То в этом случае… О-о!
Купец мечтательно причмокнул.
— Но ведь вы говорили, господин Жункей, что в моём положении смертельно опасно заявлять о своих правах, — возразил Эрл. — Да и вообще, что мне делать на королевском троне? Государственные заботы — нелёгкое бремя. Взвалить этот груз на себя теперь — это значит отказаться от задуманного. А я хотел бы посмотреть мир, насытить любопытство, набраться впечатлений, чтобы в преклонном возрасте вернуться в монастырь и попросить у братьев разрешения вновь вернуться к постижению Откровений Предтечей.
— Хорошо, что вы осознаёте грозящую вам опасность и тяжесть бремени власти, — ответил Жункей. — Большинство жаждущих её, не понимают этого, они просто рвутся к ней, а получив, ввергают всё в хаос. У вас же иначе. Неужели это говорит кровь ваших предков, много поколений вершивших судьбы подданных? Любопытно. А ваше желание вернуться в монастырь я расцениваю как жизненную неопытность и наивность, уж простите мне подобную резкость в высказывании, мой юный друг. Но со временем вы поймёте, что в жизни есть и другие радости, кроме постижения Откровений. Давайте отложим этот занимательный разговор на другое время. Уже поздно, необходимо отдохнуть, а завтра вы дадите ответ на моё предложение о сопровождении меня в Пиерон в качестве телохранителя.
Купец хлопнул в ладоши. В комнате появился тот же слуга, что отпирал дверь.
— Моя комната и комната гостя, готовы?
— Да, господин.
— Проводи моего гостя.
— Слушаюсь, господин.
Эрл, прихватив суму и оружие, ушёл следом за слугой, а Римар Жункей продолжал сидеть за столом, крепко задумавшись. Похоже, боги проявили благосклонность, послав ему этого юношу. Из него при умелом подходе можно вылепить всё, что угодно, а потом вместе с ним войти в тронный зал, став главным советником молодого короля…
Утром Эрл и Римар Жункей встретились в той же комнате, где их уже ожидал лёгкий завтрак из заправленных различными соусами овощей. Хозяин дома был по-прежнему приветлив, выглядел бодрым, много двигался, говорил, отчего у Эрла сложилось о нём впечатление, как о непоседливом человеке, несмотря на его объёмы. Казалось, если купец ненадолго остановится, то просто не сможет потом снова двигаться. Приходилось лишь удивляться его плещущей через край энергичности.
— Каково ваше решение, Эрл? — поинтересовался он после завтрака.
— Пожалуй, я откажусь от вашего предложения, господин Жункей, — ответил юноша.
Купец на секунду замер и снова ожил.
— Вы даже не хотите узнать о сумме вознаграждения за свои услуги, мой юный друг?
— Нет, не хочу.
— Но, смею надеяться, что от вознаграждения за моё спасение от стражников и грабителей вы не откажетесь, господин Сур? — перейдя на официальный тон, спросил хозяин дома.
— От этого не откажусь, господин Жункей.
Купец умело скрывал свои чувства, но всё же выглядел несколько обескуражено, что выразилось в уменьшении его двигательной активности.
— Признаюсь вам, господин Сур, я полагал, что вы примете моё предложение. Я могу узнать причину отказа?
— Всё очень просто, господин Жункей. Я со своими намерениями определился давно. Наше знакомство — случайность, она не может расстроить мои планы.
— Действительно, всё очень просто, — задумчиво повторил купец. — Наверное, так и нужно жить, тогда многие проблемы покажутся сущими пустяками. Что ж, господин Сур, позвольте ещё раз выразить вам мою признательность. Я отлучусь ненадолго, подождите меня здесь.
Купец ушёл и через недолгое время вернулся, неся в руке увесистый кожаный мешочек.
— Здесь сто монет серебром, господин Сур, — произнёс Жункей. — Это двухмесячное вознаграждение телохранителя.
Он протянул мешочек юноше.
Эрл не глядя положил его в суму.
Жункей задумчиво покачал головой и сказал:
— Непросто вам будет на первых порах, мой юный друг. Вы слишком доверяете людям. Ведь там вместо серебра могла оказаться и медь.
— В таком случае, господин Жункей, вы оставили бы о себе не самое лучшее впечатление. Сэкономив деньги, вы потеряли бы лицо в моих глазах. Вот и всё.
Хозяин дома вздохнул:
— Если бы мы все были такими, как вы, господин Сур, то мир был бы гораздо лучше. Неужели в вашем монастыре все такие?
— Конечно, — просто и легко ответил Эрл.
— Уйду когда-нибудь в монастырь и остаток дней посвящу постижению Откровений Предтечей, — снова вздохнул Жункей. — Проведу жизнь в уединении и очищении от мирской скверны.
— А как же ваша торговля? — улыбнулся юноша.
— Э-э-э! — махнул короткой полной рукой купец. — Провались она в Эрид! Устал уже. Жизнь почти прошла в этих заботах, а что толку?
За этими разговорами они подошли к двери, за ней слышался шум голосов проснувшихся городских жителей. Слуга отворил дверь, и Эрл покинул гостеприимный дом Римара Жункея. Когда дверь закрылась, купец некоторое время продолжал с задумчивым прищуром смотреть на неё, а потом вернулся в комнаты. Ему предстояло найти наёмников для дальнейшего пути. Хоть это и не такая сложная задача, на первый взгляд, но всегда есть риск нанять тех, кто вместо охраны сам обдерёт тебя до нитки. Хорошо, если живым оставят и отпустят. А могут и убить для собственной безопасности, чтобы избежать возможного преследования со стороны властей. А могут и в рабство продать. Лучше всего нанять людей по чьей-то рекомендации, что Жункей и сделал, обратившись к управляющему своего дома, как к человеку, постоянно живущему в Фессаре и, следовательно, хорошо знающему нужных людей.
Глава II
— Да, это так, мой юный друг, — вздохнул купец. — В любом народе, в любой стране в Междуземье можно встретить подобных людей. Но среди колмадорийцев немало честных и благородных, как ваши родители. Хоть страна и носит название Колмадор, самих колмадорийцев осталось не так уж и много. Наместник происходит из другой народности — хáррасов, никогда не имевших в своей истории королевских родов, они всегда были рыбаками. Эту народность, как и многие другие, колмадорийцы завоевали и включили их территории в состав королевства. Это было очень давно. С тех пор многое изменилось. Из-за постоянных войн с соседями, колмадорийцев становилось всё меньше, их женщинам пришлось выходить за мужчин из других народов. Редко сейчас можно найти чистокровного колмадорийца.
Вы же не просто из их числа, вы законный наследник трона. Считалось, что династия Саóрлингов прекратилась на вашем отце. После той битвы Колмадор ослаб, а Аджер, наш давний враг, наоборот, возвысился, сделав Колмадор своей провинцией, назначив наместника из никому не известного рода простых рыбаков, унизив, тем самым, знатные рода, остававшиеся в стране после смерти короля и королевы.
И вдруг появляетесь вы, похожий на своего отца, как его отражение в чистой воде, да ещё с символом власти Саорлингов, передававшимся из поколение в поколение. Вы совершенно один в этом мире, не имеющий влиятельной поддержки, но обладающий правом наследования. А это в вашем теперешнем положении смертельно опасно. Наместник ни за что не согласится добровольно отдать власть и это неудивительно: любой королевский трон обладает особой энергетикой. Раз севший на трон, никогда не согласится по доброй воле его оставить. Да и аджероны не захотят получить в своей провинции, каковой они считают нашу страну, воскресший род Саорлингов, ведь народ может объединиться и сбросить гнёт захватчиков.
Вот вкратце как обстоят дела, мой юный друг. Ваше появление взбудоражит всё и всех. Странно, что до сих пор никто не обратил внимания на поразительную схожесть с вашим отцом. Хотя это неудивительно. У народа короткая память. Но бесконечно так продолжаться не может. Если вас узнал я, то узнают и другие. Тогда, мой юный друг, вам несдобровать.
— Да, отец Ируст предупреждал, что эту вещь нельзя показывать всем и каждому, это может быть опасно для меня. Но настоятель ничего не сказал об опасности, поведанной вами. Он предполагал, что я могу принадлежать к знатному роду, но не знал, кто мои родители. Вы, господин Жункей, первый рассказавший мне всё, и единственный, кому я показал венец.
— Это очень хорошо, мой юный друг. Римар Жункей — человек чести, со мной многие хотят вести прибыльные дела, но я не со всяким соглашусь на это. Вы спасли меня из лап бесчестных стражников-аджеронов. Я хотел просто отблагодарить вас за спасение, рассчитавшись звонкой монетой, но сейчас хочу предложить другую помощь. Вы человек молодой, в жизни не искушённый, но уже имеющий смертельного, самого влиятельного врага, пока не подозревающего о вашем существовании. Вас непросто победить в бою, но легко обмануть словом и поступком, а ещё легче расправиться, используя власть.
— Что же вы хотите мне предложить, господин Жункей?
— Вы уже знаете, что в скором времени я направляюсь в Пиерон. Вы, как я понял, тоже намерены отправиться туда же. Мне нужен хороший телохранитель, а вам нужен умудрённый жизненным опытом человек, способный в нужное время дать дельный совет. Как я понимаю, вы собираетесь заявить о своём праве на трон, не смотря на все мои предостережения, верно?
— Не совсем, господин Жункей. Жизнь в монастыре и постижение Откровений Предтечей помогли мне усвоить одну простую истину: эта жизнь не вечна и всё — прах.
— Другими словами, вы вот так запросто откажетесь от права наследования?! — изумился купец, с любопытством разглядывая собеседника. — Большинство людей грезят о власти, борются за неё, совершая порой безумные и ничем не оправданные поступки, а расплачиваться приходится целым народам. У вас есть законное — заметьте! — законное право получить всё, о чём мечтает любой человек в королевстве: власть, влияние, богатство, возможность делать почти всё что заблагорассудится и ни перед кем не держать ответ, ибо выше вас не будет никого. И всё это вы называете прахом?!
— Да, господин Жункей, называю. Выше любого короля есть боги и принесённые ими Откровения, — убеждённо ответил Эрл.
Купец с полуулыбкой продолжал смотреть на юношу.
— Юность! Какая замечательная пора… — вздохнул Жункей. — В юности жизнь ещё кажется безмерно долгой, а граница между белым и чёрным, добром и злом чёткая, не размытая. Лишь с годами человек начинает понимать, что именно нужно было делать в молодости и как это делать, чтобы добиться желаемого результата, но вернуть уже ничего нельзя: время и обстоятельства всегда против. В чистую и светлую пору юности этого не понять. Осознание приходит позже, когда время упущено, а годы уже пригибают к земле. Гораздо позже начинаешь задумываться о том, что если бы твою теперешнюю голову да на тогдашние плечи… То в этом случае… О-о!
Купец мечтательно причмокнул.
— Но ведь вы говорили, господин Жункей, что в моём положении смертельно опасно заявлять о своих правах, — возразил Эрл. — Да и вообще, что мне делать на королевском троне? Государственные заботы — нелёгкое бремя. Взвалить этот груз на себя теперь — это значит отказаться от задуманного. А я хотел бы посмотреть мир, насытить любопытство, набраться впечатлений, чтобы в преклонном возрасте вернуться в монастырь и попросить у братьев разрешения вновь вернуться к постижению Откровений Предтечей.
— Хорошо, что вы осознаёте грозящую вам опасность и тяжесть бремени власти, — ответил Жункей. — Большинство жаждущих её, не понимают этого, они просто рвутся к ней, а получив, ввергают всё в хаос. У вас же иначе. Неужели это говорит кровь ваших предков, много поколений вершивших судьбы подданных? Любопытно. А ваше желание вернуться в монастырь я расцениваю как жизненную неопытность и наивность, уж простите мне подобную резкость в высказывании, мой юный друг. Но со временем вы поймёте, что в жизни есть и другие радости, кроме постижения Откровений. Давайте отложим этот занимательный разговор на другое время. Уже поздно, необходимо отдохнуть, а завтра вы дадите ответ на моё предложение о сопровождении меня в Пиерон в качестве телохранителя.
Купец хлопнул в ладоши. В комнате появился тот же слуга, что отпирал дверь.
— Моя комната и комната гостя, готовы?
— Да, господин.
— Проводи моего гостя.
— Слушаюсь, господин.
Эрл, прихватив суму и оружие, ушёл следом за слугой, а Римар Жункей продолжал сидеть за столом, крепко задумавшись. Похоже, боги проявили благосклонность, послав ему этого юношу. Из него при умелом подходе можно вылепить всё, что угодно, а потом вместе с ним войти в тронный зал, став главным советником молодого короля…
Утром Эрл и Римар Жункей встретились в той же комнате, где их уже ожидал лёгкий завтрак из заправленных различными соусами овощей. Хозяин дома был по-прежнему приветлив, выглядел бодрым, много двигался, говорил, отчего у Эрла сложилось о нём впечатление, как о непоседливом человеке, несмотря на его объёмы. Казалось, если купец ненадолго остановится, то просто не сможет потом снова двигаться. Приходилось лишь удивляться его плещущей через край энергичности.
— Каково ваше решение, Эрл? — поинтересовался он после завтрака.
— Пожалуй, я откажусь от вашего предложения, господин Жункей, — ответил юноша.
Купец на секунду замер и снова ожил.
— Вы даже не хотите узнать о сумме вознаграждения за свои услуги, мой юный друг?
— Нет, не хочу.
— Но, смею надеяться, что от вознаграждения за моё спасение от стражников и грабителей вы не откажетесь, господин Сур? — перейдя на официальный тон, спросил хозяин дома.
— От этого не откажусь, господин Жункей.
Купец умело скрывал свои чувства, но всё же выглядел несколько обескуражено, что выразилось в уменьшении его двигательной активности.
— Признаюсь вам, господин Сур, я полагал, что вы примете моё предложение. Я могу узнать причину отказа?
— Всё очень просто, господин Жункей. Я со своими намерениями определился давно. Наше знакомство — случайность, она не может расстроить мои планы.
— Действительно, всё очень просто, — задумчиво повторил купец. — Наверное, так и нужно жить, тогда многие проблемы покажутся сущими пустяками. Что ж, господин Сур, позвольте ещё раз выразить вам мою признательность. Я отлучусь ненадолго, подождите меня здесь.
Купец ушёл и через недолгое время вернулся, неся в руке увесистый кожаный мешочек.
— Здесь сто монет серебром, господин Сур, — произнёс Жункей. — Это двухмесячное вознаграждение телохранителя.
Он протянул мешочек юноше.
Эрл не глядя положил его в суму.
Жункей задумчиво покачал головой и сказал:
— Непросто вам будет на первых порах, мой юный друг. Вы слишком доверяете людям. Ведь там вместо серебра могла оказаться и медь.
— В таком случае, господин Жункей, вы оставили бы о себе не самое лучшее впечатление. Сэкономив деньги, вы потеряли бы лицо в моих глазах. Вот и всё.
Хозяин дома вздохнул:
— Если бы мы все были такими, как вы, господин Сур, то мир был бы гораздо лучше. Неужели в вашем монастыре все такие?
— Конечно, — просто и легко ответил Эрл.
— Уйду когда-нибудь в монастырь и остаток дней посвящу постижению Откровений Предтечей, — снова вздохнул Жункей. — Проведу жизнь в уединении и очищении от мирской скверны.
— А как же ваша торговля? — улыбнулся юноша.
— Э-э-э! — махнул короткой полной рукой купец. — Провались она в Эрид! Устал уже. Жизнь почти прошла в этих заботах, а что толку?
За этими разговорами они подошли к двери, за ней слышался шум голосов проснувшихся городских жителей. Слуга отворил дверь, и Эрл покинул гостеприимный дом Римара Жункея. Когда дверь закрылась, купец некоторое время продолжал с задумчивым прищуром смотреть на неё, а потом вернулся в комнаты. Ему предстояло найти наёмников для дальнейшего пути. Хоть это и не такая сложная задача, на первый взгляд, но всегда есть риск нанять тех, кто вместо охраны сам обдерёт тебя до нитки. Хорошо, если живым оставят и отпустят. А могут и убить для собственной безопасности, чтобы избежать возможного преследования со стороны властей. А могут и в рабство продать. Лучше всего нанять людей по чьей-то рекомендации, что Жункей и сделал, обратившись к управляющему своего дома, как к человеку, постоянно живущему в Фессаре и, следовательно, хорошо знающему нужных людей.
Глава II
Óйси Кáуди
Шумные, многолюдные утренние улицы совсем не походили на ночные — пустынные, гулкие, тёмные, пугающие неизвестностью слабых духом и телом.
До крепостных ворот, открывающих путь в сторону столицы, Эрл добрался, лавируя между потоками горожан, снующих по своим делам. Памятуя о вчерашнем конфликте со стражниками, юноша не стал надевать красный плащ, привлекающий внимание. Дождавшись, когда через ворота пойдёт какой-нибудь караван, он пристроился к нему под недовольные взгляды наёмников, взятых купцом на охрану каравана. Один сразу подошёл к Эрлу и спросил, чего он хочет. Юноша ответил, что хочет всего лишь выйти из города. Наёмник бросил на него оценивающий, понимающий взгляд и успокоился.
Когда стены города исчезли за холмами, Эрл потихоньку обогнал караван, продолжая идти среди людей, повозок, вьючных животных. Так как он вышел довольно рано, то пыль ещё не успела подняться, и это значительно облегчало путешествие. Вся эта пёстрая толпа возвращалась из города в близлежащие поселения и постепенно редела. К концу дня юноша остался на дороге один и шёл до самого вечера, не встретив более никого. Уже давно закончились возделанные поля и потянулись холмистые пустоши. Никаких селений видно не было, предстояло заночевать на открытой местности. Выбрав для этого холм повыше, а склоны покруче, Эрл забрался на его вершину и уселся, осматривая окрестности, отдалённо напоминающие отроги Химадайских гор, где остался монастырь и отец Ируст с братьями-монахами.
Вскоре после ухода Эрла из дома купца, к нему подошёл слуга.
— Господин, к тебе опять пришёл старый Лаýкта.
— Что нужно ему на этот раз? — недовольно проворчал Жункей. — Впрочем, я знаю, что он хочет. Впусти его, так и быть.
Чтобы не встречать нежеланного гостя в самом доме, купец вышел к воротам, дожидаясь, когда слуга запрёт их за гостем и удалится.
— Приветствую тебя, Римар Жункей, — произнёс гость.
— И я приветствую тебя, Лаукта, — степенно ответил купец. — С чем пожаловал?
— Я хочу просить об отсрочке платежа.
— Нет, Лаукта. Отсрочку ты больше не получишь, — твёрдо ответил Жункей. — Я достаточно ждал. Моему терпению настал конец. Ты знаешь, я добрый человек, но когда моё терпение иссякает, вместе с ним иссякает и моя доброта. Я хочу получить мои деньги — сто монет серебром. В Фессар я теперь не скоро вернусь. А ты уже стар, ты можешь умереть, так и не отдав мне долг.
Гость стоял с потерянным видом, не зная, куда деть руки. Его поношенные одежды, бывшие когда-то дорогими и богатыми, свисали с безвольно опущенных плеч, спутанные седые редкие волосы и столь же седую неопрятную бороду шевелил ветер, на дублёном морщинистом лице застыла унылая маска. Он не решался поднять глаза на хозяина дома.
— Не молчи, Лаукта, скажи что-нибудь, — поморщился досадливо Жункей.
— У меня есть дальняя родственница. Её родители умерли от чумы, успев отправить ко мне единственную дочь. Сейчас мне непросто содержать её. Я могу уступить девушку тебе в покрытие долга.
— Зачем мне твоя родственница? — снова поморщился купец.
— Ты знаешь, что в соответствии с нашими законами женщину можно отдать за долги, даже если она твоя жена или дочь. А уж отдать за долги дальнюю родственницу проще простого.
«Будь прокляты эти аджероны, насадившие в нашей стране такую дикость!» — мысленно воскликнул Жункей, а вслух сказал:
— Да, знаю, Лаукта. Но что я буду делать с ней? Кормить? Что она умеет?
— Она молода, стройна и красива. Ты сможешь выгодно продать её.
— Ты всегда был хитёр, Лаукта, — усмехнулся Жункей. — Ты предлагаешь мне товар вместо денег, чтобы я сам его продал? И при этом ты прекрасно знаешь, что никакая женщина не стоит столько. Значит, пытаясь перепродать твою родственницу, я не покрою свои убытки.
— Это хоть какой-то выход из ситуации, — уныло ответил гость.
— Дай, подумать, — произнёс купец. — Говоришь, она молода, стройна и хороша собой?
— Верно.
— Ну что ж. Приводи свою родственницу. Я посмотрю на неё, и если всё так, как ты говоришь, я отдам все твои долговые расписки. И не тяни с этим. Я отправляюсь в путь ещё до обеда… Я знаю, о чём ты сейчас подумал, Лаукта: если бы ты не пришёл то, глядишь, я уехал бы сам. Нет. На этот раз я уехал бы после того, как сообщил властям о твоём долге. Пусть бы тебя заперли в темницу и держали там… Иди и возвращайся скорее.
«Если он прознает, что мне нельзя соваться к стражникам, то приведёт сюда не свою родственницу, а их. И тогда я не только не получу долг, но и наживу большие неприятности, памятуя о вчерашних событиях. Провалиться тебе в Эрид, старая развалина!», — мрачно думал купец, глядя в унылую сутулую спину уходящего гостя.
Когда Лаукта привёл девушку, Жункей разговаривал с телохранителями — тремя крепкими, грубого вида парнями, увешанными оружием. У каждого на спине висел круглый выпуклый щит, держащийся на специальном ремне, перекинутом через голову. На щитах остались следы от ударов мечей, копий, дырки от стрел, выпущенных из мощных луков. При взгляде на парней и снаряжение любому становилось ясно, что их постоянное занятие — война. Они участвуют в сражениях в качестве наёмников, получая звонкие монеты, а потом бездумно тратят всё в тавернах. Когда деньги кончаются, они снова идут воевать или находят разовую, а если повезёт, постоянную работу телохранителями. Простота их одежды свидетельствовала о том, что парни не придают особого значения нарядам, предпочитая крепкую одежду в основном из выделанной кожи, она вполне подойдёт и для того, чтобы на неё надеть кольчугу. Длинные светлые волосы удерживались неширокими кожаными ремешками, не позволявшими волосам падать на выдубленные ветрами загорелые лица, не обременённые печатью интеллекта, но уже покрытые шрамами, несмотря на молодой возраст парней.
— Товара у меня нет, — говорил Жункей, — в Фессаре я ничего покупать не стал, но на пути в Пиерон ещё будут города, где я планирую приобрести кое-что, так что сначала мы отправимся налегке, платить я вам буду в четверть меньше того, сколько обычно платят за охрану груза. Когда получу товар, оплата пойдёт полная… А! — воскликнул он, увидев Лаукту со спутницей, впущенных во двор слугой. — Подойди сюда, Лаукта и подведи свою родственницу.
Когда старик и закутанная с ног до головы в дешёвые длинные светлые одежды девушка приблизились, Жункей обратился к ней:
— Как зовут тебя?
— Óйси Кáуди, господин, — ответила тихо она.
— Открой лицо.
Девушка отвела накидку.
Римар Жункей невольно замер, увидев красивое девичье лицо с нежным румянцем. Большие серые глаза с застывшим испугом и болью унижения всё же смотрели непокорно, выдавая характер — гордый и независимый. Из-под накидки выбилась прядь светлых волос.
Кивнув, купец отошёл, а девушка вновь закрыла лицо.
— Вот твои долговые расписки, Лаукта, — произнёс Жункей. — И покинь сейчас же мой дом. Более я не хочу иметь с тобой никаких дел. Прощай.
Должник, понурившись, пошёл прочь. Слуга закрыл за ним крепкую дверь. А родственница Лаукты застыла неподвижно.
«Действительно, хороша, — подумал Жункей. — Этот негодяй готов продать не только родственницу, но и всех богов, будь он проклят вместе с аджеронами, разрешившими торговлю подданными королевства. Это же не рабы-иноземцы! Невозможно представить подобное при Атуале Третьем! Аджероны окунули страну в хаос несправедливости, вернули давние времена, ещё задолго до династии Саорлингов, когда торговля людьми, а не только захваченными в войнах иноземцами, считалась нормой…»
Отдав необходимые распоряжения управляющему, купец, девушка и телохранители оседлали перекладных лошадей и отправились в путь через те же ворота, где ранее вышел Эрл Сур. На следующее утро путники планировали оставить лошадей на одном из дорожных постов у Стражей дорог, заплатив дорожную подать за уже пройденный путь, там взять других лошадей, и так на перекладных, платя на постах дорожные подати, добираться до Пиерóна.
За городом в полях дул боковой ветер, снося пыль от многочисленных ног и повозок в сторону. Она тяжёлой взвесью застилала округу. Хорошего дождя не было давно, земля высохла. Сегодняшним путникам повезло: ветром пыль сносило, она не забивалась в глаза, нос, рот, не оседала на товаре, не вызывала ощущение постоянной жажды.
Римар Жункей никуда не спешил, поэтому пустил лошадь спокойным шагом. Уже скрылось небольшое селение, куда свернули последние попутчики. Купец со своими людьми остался один на дороге, петляющей по холмистой пустоши.
Когда солнце коснулось высоких холмов с крутыми слонами, Жункей отдал распоряжение о разбивке стоянки. И только все спешились, как из-за поворота дороги, скрывающейся за холмом, показался отряд всадников. Они двигались рысью, поднимая пыль. Телохранители тут же вскочили верхом, Жункей и девушка последовали их примеру. Дробный цокот копыт нарастал, уже слышался храп лошадей, но заходящее солнце, от которого приближались всадники, ещё не позволяло их рассмотреть.
Трое наёмников выстроились перед приближающимся отрядом, закрыв собою девушку и купца. Свист выпущенной из лука стрелы и её одновременный сильный глухой удар в щит одного из телохранителей не оставили никаких сомнений в намерениях приближающихся всадников: это были разбойники, промышляющие на пустынных участках дороги. Парни с лязгом выхватили мечи, удерживая коней на месте, рассредоточившись так, чтобы постараться не пропустить врага к купцу и девушке.
Началась рубка.
Лязгнули, сшибаясь, клинки, заржали кони, послышались ожесточённые выкрики, перекрывая беспорядочный топот копыт.
— Остановитесь! — отчаянно закричал Жункей. — У меня нет товара! Но я готов заплатить двойную дорожную подать! Не убивайте нас!
Трое разбойников, заливаясь кровью, почти одновременно повалились с коней. Запах крови ещё сильнее взбудоражил животных. Освобождённые, они вначале заметались среди рубки, затем вырвались и понеслись прочь. Наёмники Жункея всё ещё оставались в меньшинстве, но рубились отчаянно, привыкшие к подобному в своих многочисленных сражениях. Ещё двое разбойников обмякли в сёдлах, выпустив поводья, выронив оружие. Вместе с ними пошатнулся смертельно раненый в грудь выпущенной стрелой наёмник. Это вражеский лучник, нашедший, наконец, наиболее удобную позицию, выбрал момент в круговерти схватки и в поднявшейся пыли, и пустил стрелу, нашедшую цель.
Гибель телохранителя придала уверенности нападающим, но и обозлила защитников. Ещё два разбойника упали с коней. Оставшиеся двое и лучник бросились наутёк, пустив коней в галоп. Преследовать их никто не стал. Один наёмник остался в седле на нервно гарцующей лошади, продолжая контролировать дорогу, второй спешился и склонился над товарищем, лежащим в пыли.
Крепкая стрела пробила грудь насквозь. Раненый уже умирал. Горлом у него пошла кровь, он несколько раз вздрогнул и затих, расслабившись. Его товарищ зарычал в бешенстве, резко распрямился и принялся добивать поверженных врагов. Чтобы не видеть этой резни, купец и девушка отъехали в сторону и отвернулись, тогда как сидящий верхом наёмник равнодушно наблюдал за расправой.
Оставаться здесь для ночлега, конечно же, никто более не собирался. Погибшего завалили камнями чуть в стороне от дороги, и продолжили путь. С собой забрали только трёх лошадей разбойников, остальные разбежались. Связанные одна за другой, лошади спокойно шли за новыми хозяевами, позабыв о старых, оставшихся валяться позади.
Ничего ценного на разбойниках обнаружить не удалось, плохое оружие не представляло интереса, его забирать не стали, поэтому лошади шли пустыми. Поворот дороги скрыл место недавнего сражения и каменный холмик с лежащим на нём круглым посечённым щитом погибшего телохранителя. Он прошёл многие битвы вместе с хозяином, оберегая его, и сейчас остался с ним, накрыв его каменную могилу.
Несмотря на пережитый страх, Жункей уже подсчитал выгоду: во-первых, платить придётся только двум парням, а во-вторых, на дорожном посту нужно взять всего одну перекладную лошадь, так как три уже есть. Пойманных лошадей купец намеревался продать и выручить денег ещё и с этого. Это улучшило настроение Римара, но он тщательно скрывал чувства, исподтишка поглядывая на молчаливых телохранителей, ставших с потерей товарища мрачнее грозовой тучи.
Ночь уже окутала высокие холмы, сделав их ещё темнее, заставив людей стать втройне осторожнее, но их уже никто не тревожил. Топот копыт медленно идущих лошадей в ночной тиши разносился далеко, заставляя чутко настораживаться диких животных.
Эрл услышал донёсшийся шум стычки. Пристав, он вслушивался в разносящийся эхом звон мечей, крики сражающихся и ржание лошадей. Всё закончилось довольно быстро. А через некоторое время уже в темноте он услышал неторопливый цокот копыт. Острым зрением юноша увидел, как мимо холма верхом проехали небольшая группа. Остаток ночи прошёл спокойно, лишь изредка доносилось рычание диких зверей, вышедших на охоту, да жалобные крики их жертв, попавших в крепкие когти и острые зубы.
Солнце ещё не показалось из-за вершин холмов, а Эрл уже спустился на дорогу и увидел пасущуюся осёдланную лошадь. Вокруг не было ни души, приходилось лишь удивляться, как животное не стало добычей ночных хищников.
Молодой человек справедливо решил, что животное принадлежало кому-то из погибших во вчерашней стычке. Не увидев клейма, свидетельствующего, что лошадь перекладная, юноша посчитал, что теперь она по праву может стать его. Подумав, Эрл решил отправиться дальше верхом. В начале пути не хотел тратиться на перекладную лошадь, а тем более покупать для себя: ведь её надо кормить отборным овсом, поить чистой водой, купать, чистить, а этого Эрл не хотел. Теперь же он решил часть пути проделать верхом, а потом продать, кому она пригодится больше и кто надлежаще позаботится о ней.
Заметив чужого, лошадь насторожилась и, фыркая, отбежала в сторону. Но, увидев в протянутой руке кусок лепёшки, подпустила чужака, всё же настороженно кося маслянистым глазом и чутко подрагивая. Подобрав с ладони шершавыми губами хлеб, животное совсем успокоилось и позволило потрепать себя по загривку. После этого Эрл поправил подпругу и вскочил верхом. Почувствовав седока, лошадь пошла мелкой рысью.
Римара Жункея и его людей Эрл нагнал лишь к полудню, естественно, не ожидая этой встречи, произошедшей на дорожном посту, где уставший купец и путники, ехавшие до утра, нашли короткий отдых. Они как раз вновь собирались в путь, подправляя подпругу на лошадях. Пока Жункей уплачивал дорожную подать и в который уже раз объяснял стражникам, где произошло нападение и чем оно закончилось, Эрл Сур подъехал к дорожному посту.
До крепостных ворот, открывающих путь в сторону столицы, Эрл добрался, лавируя между потоками горожан, снующих по своим делам. Памятуя о вчерашнем конфликте со стражниками, юноша не стал надевать красный плащ, привлекающий внимание. Дождавшись, когда через ворота пойдёт какой-нибудь караван, он пристроился к нему под недовольные взгляды наёмников, взятых купцом на охрану каравана. Один сразу подошёл к Эрлу и спросил, чего он хочет. Юноша ответил, что хочет всего лишь выйти из города. Наёмник бросил на него оценивающий, понимающий взгляд и успокоился.
Когда стены города исчезли за холмами, Эрл потихоньку обогнал караван, продолжая идти среди людей, повозок, вьючных животных. Так как он вышел довольно рано, то пыль ещё не успела подняться, и это значительно облегчало путешествие. Вся эта пёстрая толпа возвращалась из города в близлежащие поселения и постепенно редела. К концу дня юноша остался на дороге один и шёл до самого вечера, не встретив более никого. Уже давно закончились возделанные поля и потянулись холмистые пустоши. Никаких селений видно не было, предстояло заночевать на открытой местности. Выбрав для этого холм повыше, а склоны покруче, Эрл забрался на его вершину и уселся, осматривая окрестности, отдалённо напоминающие отроги Химадайских гор, где остался монастырь и отец Ируст с братьями-монахами.
Вскоре после ухода Эрла из дома купца, к нему подошёл слуга.
— Господин, к тебе опять пришёл старый Лаýкта.
— Что нужно ему на этот раз? — недовольно проворчал Жункей. — Впрочем, я знаю, что он хочет. Впусти его, так и быть.
Чтобы не встречать нежеланного гостя в самом доме, купец вышел к воротам, дожидаясь, когда слуга запрёт их за гостем и удалится.
— Приветствую тебя, Римар Жункей, — произнёс гость.
— И я приветствую тебя, Лаукта, — степенно ответил купец. — С чем пожаловал?
— Я хочу просить об отсрочке платежа.
— Нет, Лаукта. Отсрочку ты больше не получишь, — твёрдо ответил Жункей. — Я достаточно ждал. Моему терпению настал конец. Ты знаешь, я добрый человек, но когда моё терпение иссякает, вместе с ним иссякает и моя доброта. Я хочу получить мои деньги — сто монет серебром. В Фессар я теперь не скоро вернусь. А ты уже стар, ты можешь умереть, так и не отдав мне долг.
Гость стоял с потерянным видом, не зная, куда деть руки. Его поношенные одежды, бывшие когда-то дорогими и богатыми, свисали с безвольно опущенных плеч, спутанные седые редкие волосы и столь же седую неопрятную бороду шевелил ветер, на дублёном морщинистом лице застыла унылая маска. Он не решался поднять глаза на хозяина дома.
— Не молчи, Лаукта, скажи что-нибудь, — поморщился досадливо Жункей.
— У меня есть дальняя родственница. Её родители умерли от чумы, успев отправить ко мне единственную дочь. Сейчас мне непросто содержать её. Я могу уступить девушку тебе в покрытие долга.
— Зачем мне твоя родственница? — снова поморщился купец.
— Ты знаешь, что в соответствии с нашими законами женщину можно отдать за долги, даже если она твоя жена или дочь. А уж отдать за долги дальнюю родственницу проще простого.
«Будь прокляты эти аджероны, насадившие в нашей стране такую дикость!» — мысленно воскликнул Жункей, а вслух сказал:
— Да, знаю, Лаукта. Но что я буду делать с ней? Кормить? Что она умеет?
— Она молода, стройна и красива. Ты сможешь выгодно продать её.
— Ты всегда был хитёр, Лаукта, — усмехнулся Жункей. — Ты предлагаешь мне товар вместо денег, чтобы я сам его продал? И при этом ты прекрасно знаешь, что никакая женщина не стоит столько. Значит, пытаясь перепродать твою родственницу, я не покрою свои убытки.
— Это хоть какой-то выход из ситуации, — уныло ответил гость.
— Дай, подумать, — произнёс купец. — Говоришь, она молода, стройна и хороша собой?
— Верно.
— Ну что ж. Приводи свою родственницу. Я посмотрю на неё, и если всё так, как ты говоришь, я отдам все твои долговые расписки. И не тяни с этим. Я отправляюсь в путь ещё до обеда… Я знаю, о чём ты сейчас подумал, Лаукта: если бы ты не пришёл то, глядишь, я уехал бы сам. Нет. На этот раз я уехал бы после того, как сообщил властям о твоём долге. Пусть бы тебя заперли в темницу и держали там… Иди и возвращайся скорее.
«Если он прознает, что мне нельзя соваться к стражникам, то приведёт сюда не свою родственницу, а их. И тогда я не только не получу долг, но и наживу большие неприятности, памятуя о вчерашних событиях. Провалиться тебе в Эрид, старая развалина!», — мрачно думал купец, глядя в унылую сутулую спину уходящего гостя.
Когда Лаукта привёл девушку, Жункей разговаривал с телохранителями — тремя крепкими, грубого вида парнями, увешанными оружием. У каждого на спине висел круглый выпуклый щит, держащийся на специальном ремне, перекинутом через голову. На щитах остались следы от ударов мечей, копий, дырки от стрел, выпущенных из мощных луков. При взгляде на парней и снаряжение любому становилось ясно, что их постоянное занятие — война. Они участвуют в сражениях в качестве наёмников, получая звонкие монеты, а потом бездумно тратят всё в тавернах. Когда деньги кончаются, они снова идут воевать или находят разовую, а если повезёт, постоянную работу телохранителями. Простота их одежды свидетельствовала о том, что парни не придают особого значения нарядам, предпочитая крепкую одежду в основном из выделанной кожи, она вполне подойдёт и для того, чтобы на неё надеть кольчугу. Длинные светлые волосы удерживались неширокими кожаными ремешками, не позволявшими волосам падать на выдубленные ветрами загорелые лица, не обременённые печатью интеллекта, но уже покрытые шрамами, несмотря на молодой возраст парней.
— Товара у меня нет, — говорил Жункей, — в Фессаре я ничего покупать не стал, но на пути в Пиерон ещё будут города, где я планирую приобрести кое-что, так что сначала мы отправимся налегке, платить я вам буду в четверть меньше того, сколько обычно платят за охрану груза. Когда получу товар, оплата пойдёт полная… А! — воскликнул он, увидев Лаукту со спутницей, впущенных во двор слугой. — Подойди сюда, Лаукта и подведи свою родственницу.
Когда старик и закутанная с ног до головы в дешёвые длинные светлые одежды девушка приблизились, Жункей обратился к ней:
— Как зовут тебя?
— Óйси Кáуди, господин, — ответила тихо она.
— Открой лицо.
Девушка отвела накидку.
Римар Жункей невольно замер, увидев красивое девичье лицо с нежным румянцем. Большие серые глаза с застывшим испугом и болью унижения всё же смотрели непокорно, выдавая характер — гордый и независимый. Из-под накидки выбилась прядь светлых волос.
Кивнув, купец отошёл, а девушка вновь закрыла лицо.
— Вот твои долговые расписки, Лаукта, — произнёс Жункей. — И покинь сейчас же мой дом. Более я не хочу иметь с тобой никаких дел. Прощай.
Должник, понурившись, пошёл прочь. Слуга закрыл за ним крепкую дверь. А родственница Лаукты застыла неподвижно.
«Действительно, хороша, — подумал Жункей. — Этот негодяй готов продать не только родственницу, но и всех богов, будь он проклят вместе с аджеронами, разрешившими торговлю подданными королевства. Это же не рабы-иноземцы! Невозможно представить подобное при Атуале Третьем! Аджероны окунули страну в хаос несправедливости, вернули давние времена, ещё задолго до династии Саорлингов, когда торговля людьми, а не только захваченными в войнах иноземцами, считалась нормой…»
Отдав необходимые распоряжения управляющему, купец, девушка и телохранители оседлали перекладных лошадей и отправились в путь через те же ворота, где ранее вышел Эрл Сур. На следующее утро путники планировали оставить лошадей на одном из дорожных постов у Стражей дорог, заплатив дорожную подать за уже пройденный путь, там взять других лошадей, и так на перекладных, платя на постах дорожные подати, добираться до Пиерóна.
За городом в полях дул боковой ветер, снося пыль от многочисленных ног и повозок в сторону. Она тяжёлой взвесью застилала округу. Хорошего дождя не было давно, земля высохла. Сегодняшним путникам повезло: ветром пыль сносило, она не забивалась в глаза, нос, рот, не оседала на товаре, не вызывала ощущение постоянной жажды.
Римар Жункей никуда не спешил, поэтому пустил лошадь спокойным шагом. Уже скрылось небольшое селение, куда свернули последние попутчики. Купец со своими людьми остался один на дороге, петляющей по холмистой пустоши.
Когда солнце коснулось высоких холмов с крутыми слонами, Жункей отдал распоряжение о разбивке стоянки. И только все спешились, как из-за поворота дороги, скрывающейся за холмом, показался отряд всадников. Они двигались рысью, поднимая пыль. Телохранители тут же вскочили верхом, Жункей и девушка последовали их примеру. Дробный цокот копыт нарастал, уже слышался храп лошадей, но заходящее солнце, от которого приближались всадники, ещё не позволяло их рассмотреть.
Трое наёмников выстроились перед приближающимся отрядом, закрыв собою девушку и купца. Свист выпущенной из лука стрелы и её одновременный сильный глухой удар в щит одного из телохранителей не оставили никаких сомнений в намерениях приближающихся всадников: это были разбойники, промышляющие на пустынных участках дороги. Парни с лязгом выхватили мечи, удерживая коней на месте, рассредоточившись так, чтобы постараться не пропустить врага к купцу и девушке.
Началась рубка.
Лязгнули, сшибаясь, клинки, заржали кони, послышались ожесточённые выкрики, перекрывая беспорядочный топот копыт.
— Остановитесь! — отчаянно закричал Жункей. — У меня нет товара! Но я готов заплатить двойную дорожную подать! Не убивайте нас!
Трое разбойников, заливаясь кровью, почти одновременно повалились с коней. Запах крови ещё сильнее взбудоражил животных. Освобождённые, они вначале заметались среди рубки, затем вырвались и понеслись прочь. Наёмники Жункея всё ещё оставались в меньшинстве, но рубились отчаянно, привыкшие к подобному в своих многочисленных сражениях. Ещё двое разбойников обмякли в сёдлах, выпустив поводья, выронив оружие. Вместе с ними пошатнулся смертельно раненый в грудь выпущенной стрелой наёмник. Это вражеский лучник, нашедший, наконец, наиболее удобную позицию, выбрал момент в круговерти схватки и в поднявшейся пыли, и пустил стрелу, нашедшую цель.
Гибель телохранителя придала уверенности нападающим, но и обозлила защитников. Ещё два разбойника упали с коней. Оставшиеся двое и лучник бросились наутёк, пустив коней в галоп. Преследовать их никто не стал. Один наёмник остался в седле на нервно гарцующей лошади, продолжая контролировать дорогу, второй спешился и склонился над товарищем, лежащим в пыли.
Крепкая стрела пробила грудь насквозь. Раненый уже умирал. Горлом у него пошла кровь, он несколько раз вздрогнул и затих, расслабившись. Его товарищ зарычал в бешенстве, резко распрямился и принялся добивать поверженных врагов. Чтобы не видеть этой резни, купец и девушка отъехали в сторону и отвернулись, тогда как сидящий верхом наёмник равнодушно наблюдал за расправой.
Оставаться здесь для ночлега, конечно же, никто более не собирался. Погибшего завалили камнями чуть в стороне от дороги, и продолжили путь. С собой забрали только трёх лошадей разбойников, остальные разбежались. Связанные одна за другой, лошади спокойно шли за новыми хозяевами, позабыв о старых, оставшихся валяться позади.
Ничего ценного на разбойниках обнаружить не удалось, плохое оружие не представляло интереса, его забирать не стали, поэтому лошади шли пустыми. Поворот дороги скрыл место недавнего сражения и каменный холмик с лежащим на нём круглым посечённым щитом погибшего телохранителя. Он прошёл многие битвы вместе с хозяином, оберегая его, и сейчас остался с ним, накрыв его каменную могилу.
Несмотря на пережитый страх, Жункей уже подсчитал выгоду: во-первых, платить придётся только двум парням, а во-вторых, на дорожном посту нужно взять всего одну перекладную лошадь, так как три уже есть. Пойманных лошадей купец намеревался продать и выручить денег ещё и с этого. Это улучшило настроение Римара, но он тщательно скрывал чувства, исподтишка поглядывая на молчаливых телохранителей, ставших с потерей товарища мрачнее грозовой тучи.
Ночь уже окутала высокие холмы, сделав их ещё темнее, заставив людей стать втройне осторожнее, но их уже никто не тревожил. Топот копыт медленно идущих лошадей в ночной тиши разносился далеко, заставляя чутко настораживаться диких животных.
Эрл услышал донёсшийся шум стычки. Пристав, он вслушивался в разносящийся эхом звон мечей, крики сражающихся и ржание лошадей. Всё закончилось довольно быстро. А через некоторое время уже в темноте он услышал неторопливый цокот копыт. Острым зрением юноша увидел, как мимо холма верхом проехали небольшая группа. Остаток ночи прошёл спокойно, лишь изредка доносилось рычание диких зверей, вышедших на охоту, да жалобные крики их жертв, попавших в крепкие когти и острые зубы.
Солнце ещё не показалось из-за вершин холмов, а Эрл уже спустился на дорогу и увидел пасущуюся осёдланную лошадь. Вокруг не было ни души, приходилось лишь удивляться, как животное не стало добычей ночных хищников.
Молодой человек справедливо решил, что животное принадлежало кому-то из погибших во вчерашней стычке. Не увидев клейма, свидетельствующего, что лошадь перекладная, юноша посчитал, что теперь она по праву может стать его. Подумав, Эрл решил отправиться дальше верхом. В начале пути не хотел тратиться на перекладную лошадь, а тем более покупать для себя: ведь её надо кормить отборным овсом, поить чистой водой, купать, чистить, а этого Эрл не хотел. Теперь же он решил часть пути проделать верхом, а потом продать, кому она пригодится больше и кто надлежаще позаботится о ней.
Заметив чужого, лошадь насторожилась и, фыркая, отбежала в сторону. Но, увидев в протянутой руке кусок лепёшки, подпустила чужака, всё же настороженно кося маслянистым глазом и чутко подрагивая. Подобрав с ладони шершавыми губами хлеб, животное совсем успокоилось и позволило потрепать себя по загривку. После этого Эрл поправил подпругу и вскочил верхом. Почувствовав седока, лошадь пошла мелкой рысью.
Римара Жункея и его людей Эрл нагнал лишь к полудню, естественно, не ожидая этой встречи, произошедшей на дорожном посту, где уставший купец и путники, ехавшие до утра, нашли короткий отдых. Они как раз вновь собирались в путь, подправляя подпругу на лошадях. Пока Жункей уплачивал дорожную подать и в который уже раз объяснял стражникам, где произошло нападение и чем оно закончилось, Эрл Сур подъехал к дорожному посту.