Страница:
– К Марату, что ли, рулить? – уточнил Виктор, включая радио.
– Так точно, солдат, туда.
Люся с удовольствием плюхнулась на мягкий диван и крепко обняла, прижав к животу, сразу две диванные плюшевые подушки. Под закрытыми веками мелькали окровавленные скальпели, разматывались белые бинты, тут же покрываясь алыми пятнами. Длинные пальцы в резиновых перчатках нащупывали что-то во влажном месиве вскрытой человеческой плоти. Последняя операция этого дня продлилась дольше, чем обычно. Леня нервничал, Томка, его глуповатая ассистентка, все время роняла инструменты. Это была особая операция, не стандартная, как она поняла из поведения Лени. Но обошлось без осложнений. Хотя нервов сегодня потрачено было очень много, причем впустую, как казалось Люсе. Девушка закинула подушки за голову и вытянулась на диване.
Еще не выветрился Ленькин запах. Для него операция всегда была особенно сильным возбуждающим событием. Сам он объяснял это тем, что, оперируя человека, чувствует себя стоящим на границе жизни и смерти, как будто спорит со смертью, а совокупляясь с женщиной, как бы вбрасывается в обычное течение бытия. Интересно, подумала девушка, если моя смена не совпадает с его сменой, кого он трахает, жестко и самозабвенно, как будто мстит смерти за ее попытки ворваться в человеческую плоть в виде болезни? Неужели Томку? Нет, не может быть. Если бы было так, не тащил бы он ее, Люську, к себе на глазах у ассистентки. Интересно, а что она думает? Догадывается или нет, в чем смысл уединений сладкой парочки сразу после операции?
Люся встала и подошла к умывальнику, спрятанному за белой больничной ширмой. Кусок стены в этом закутке был отделан плиткой. Мыло, белое вафельное полотенце на гвоздике – все как полагается. В продолговатом зеркале она увидела осунувшееся лицо, тусклые глаза, растрепанные волосы.
– Папик! Вот кто спасет твою униженную душу, – сказала Люся грустному отражению.
Тщательно вымыв и досуха вытерев руки, она взялась за сумку и, выгрузив оттуда кучу разных мелочей, извлекла наконец мобильный телефон.
Девушка набрала номер два раза подряд, но так и не дождалась ответа. Раздосадованно бросив аппарат на диван, Люся достала из сумки расческу и снова направилась к зеркалу. Более-менее усмирив свои кудри, она вышла на середину комнаты и обвела ее скучающим взглядом.
– Какая тоска, – покачала она головой. – Надо срочно что-то менять.
Девушка вернулась на диван и, складывая разбросанные вещи в сумку, продолжила рассуждение.
– Если тебе не нравится окружающий мир, начни перемены с себя, – посоветовала она косметичке и, спрятав ее поглубже, назидательно заметила блокноту, затем кошельку, губной помаде, флакончику с дезодорантом: – Если кажется, что тебе плохо или грустно, не изводи окружающих капризами, а встряхнись, займись каким-то делом. А то так и до депрессии дойти можно.
Отложив заполненную сумку в сторону, она вновь набрала интересующий ее номер и, как и раньше, не услышала ответа. Хмыкнув, Люся полистала странички телефонной книжки и набрала другой номер.
– Кать, привет! Ты где? Ну да, как всегда. А у тебя есть что-нибудь? Нет, я сегодня пустая, потому что один – прям бешеный, такой нервный, даже поговорить с ним нормально не получается, а другой вообще не отвечает. Как всегда, потом будет рисовать мне массу «уважительных» причин своего молчания. Не сомневайся. Да. Будем надеяться. Ну, так я приду? Через полчаса, думаю, буду. Жди.
Вывеска над заведением, куда Пал Палыч попросил его прийти, сообщала, что это кафе «Сиэтл». Почему именно Сиэтл удостоился чести быть упомянутым на задворках российской столицы, теперь уже никто не знал, потому что заведение досталось нынешнему хозяину «за долги» прежнего хозяина. Дружбы эти двое не водили, рассуждать о том, что да почему имеет тот вид, который имеет, им было ни к чему, да и некогда, потому что дело о передаче решалось в срочном порядке. Под некоторым нажимом прежний хозяин переписал документы на нового владельца и, таким образом, долговые обязательства, со скрипом, правда, но все же были аннулированы. Новый хозяин не стал менять название. Ему было все равно. «Звучит неплохо, – говорил он, – пусть остается. Я не художник, чтобы самому красоты выдумывать!»
Игорь окинул взглядом помещение. Когда-то вместо довольно уютной комнатки здесь был парадный выход из подъезда. Во времена перестройки перестраивали все и вся на новый лад. В те времена фантазия господствовала, изобретательность культивировалась, но выше всего ценилась скорость – во всем, от принятия решений до совершения конкретных действий, преобразующих окружающий мир. Конечно, ведь в те времена можно было почти все и все хотели оказаться первыми. Так можно было урвать кусок пожирнее. А потом халява закончилась, наступили времена перераспределения. Вот, взять к примеру хозяина этого кафе. Он получил его уже готовеньким, с налаженным бизнесом. Он даже персонал не стал менять. Он просто начал получать всю выручку, не вкладывая ни сил, ни нервов в раскрутку этого дела. Если не считать мелких затрат на рэкет. А все потому, что когда-то одолжил денег на оплату кое-каких счетов. Оплатил, так сказать, счета тем, кому хотелось тут и сейчас, а потом просто забрал то, что оплатил.
Сам Игорь Павлович Жогов прекрасно знал, чего стоило поднять собственный бизнес. В прошлом, уже с первыми порывами свежего ветра, будучи уже настолько крепким, чтобы действовать решительно, он воспользовался случаем и стал дилером шоколадных конфет от фирмы «Марс». «Шустрый» – было тогда его кличкой.
Жогов гордился этим прозвищем. Он, действительно, был шустрым, благодаря чему довольно скоро продвинулся в делах до собственной монополии на закупки «марсов» и «сникерсов». Он стал у раздачи, у самой первой по эту сторону границы точки разделения торговых потоков.
Заниматься шоколадными конфетами оказалось супервыгодно. Их раскупали молниеносно и, чем больше ты протаскивал в страну, тем больше, казалось, народ жаждал отведать этого заветного заграничного плода.
До перестройки в бывшем Советском Союзе граждане особенно не шиковали, ассортимент товаров разнообразием не отличался, поэтому как только появилось нечто новое, слюна у них потекла рекой. А к хорошим ощущениям человек привыкает быстро и намертво. Чем больше людей удалось заставить попробовать новые ощущения, заключенные в упаковках «сникерса», «баунти», «марса», тем скорее товар улетал с прилавков, тем больше его требовали магазины, тем чаще навещали поставщики склады Игоря Жогова.
Вообще, Жогов заметил, что все люди делятся на «системных» и «внесистемных». Первым нужны рамки поведения. С одной стороны, они сами ищут, кому подчиниться – будь то Бог, крестный отец мафии или руководитель страны. С другой стороны, они жаждут сами контролировать всех, кто лежит «под ними»: членов семьи, помощников, учителей своих детей, продавцов в любимых магазинах, ассортимент в любимых магазинах и так далее.
Игорь видел и такие примеры, когда из-за внутренней необходимости контролировать при недостатке возможностей для этого люди впадали в паранойю. С одной стороны, окружающие казались им зомбированными, то есть подчинившимися чужому, а не их влиянию.
С другой стороны, не имея возможности контролировать людей и управлять ими по своему усмотрению, такие страждущие власти начинали искать врага: «обнаруживали» тайную за собой слежку, во всем видели скрытые происки спецслужб, подозревали, что против них применяют новые виды психотропного оружия, которыми, как будто бы, власти пытаются связать и подавить волю подвластных им людей.
Другая же половина человечества принадлежит, по мнению Игоря, к совершенно иному складу. Им свойственно пренебрегать какой бы то ни было системой, они равнодушны к порядку, скорее, даже любят беспорядок, хотя формально могут настаивать на обратном. Они просто не знают, что такое истинный порядок! Из таких выходят революционеры, колебатели общественных основ и устоев. Однако, взрывая и сокрушая то, что им не мило, они сами не способны построить что-то более-менее прочное. В лучшем случае из таких людей получаются художники и музыканты – те представители человеческого рода, которые могут посмотреть на происходящее под «другим» углом и найти необычные способы выразить свою идею. Иногда им удается, однако, пробить большую брешь в массовом сознании, этим они и опасны. На одной крайности этого подтипа стоят гении, считал Игорь, на другой – бомжи.
Сам себя он не пытался однозначно приписать к тому или иному племени, поскольку придерживался того убеждения, что в каждом человеке есть как одна, так и другая сущности, но у большинства одна из них доминирует.
Войны закончатся, полагал Жогов, когда в общей массе населения планеты усилится творческая структура. Сейчас же, ему это было совершенно очевидно, все беды человечества случаются от того, что оно само себя поедает. Выход в дальний космос и его завоевание – вот реальная панацея от земного человеческого самоедства. Чтобы не пожирать самого себя изнутри, надо обязательно найти объект вне, такой объект, который можно подчинить, которым можно будет управлять, не истязая свое собственное сознание природной потребностью контролировать.
Игорь, однако, как человек здравомыслящий, признавался самому себе в том, что, хотя и есть у него творческая жилка, которая проявляется в таланте выдумывать новые бизнес-схемы, доминирует в нем все же системность. Если бы было иначе, не смог бы молодой человек довольно быстро выстроить мир сообразно своим интересам. К тому же у него была просто маниакальная склонность создавать четкие структуры. Сначала он построил сеть для продажи шоколадок, потом – сеть небольших кондитерских магазинчиков, которой он развлекался, однако не очень долго, потому что следить за неустанным поддержанием разнообразия ассортимента оказалось довольно хлопотным делом. Теперь вот он стал хозяином большой сети прачечных. Это дело уже совсем иного свойства. Его золотую перспективу Жогов понял сразу, как только взглянул на бизнес-идею.
Ассортимент вроде бы один: услуга по чистке всего, что изготовленно из ткани. Не важно, что внутри есть разные, скажем так, сорта этой единой услуги, так же как могут быть разными сорта водки или шоколада. Важно то, что у него в руках – монолитная услуга. Причем ему не надо искать этот товар, прочесывая первичные рынки, или выбивать его из поставщиков – хитростью или силой. Эту его услугу надо просто один раз организовать. А организовывать он любит. Ему легко удалось наладить производство чистоты, и востребованность его товара оказалась, пожалуй, такой же высокой, какую имели дефицитные когда-то иностранные шоколадки. К тому же, если шоколадки, которые в свое время сделали его человеком нового формата, со временем растаяли на рынке местного развивающегося производства, то с прачечными все получилось как раз наоборот. Люди все больше привыкали к тратам другого свойства. Жена перестала быть домашней прислугой и становилась либо партнером в делах, либо куклой для услады, даже мамой женщины хотели быть все меньше и начали сплошь нанимать своим чадам нянь. Тем более, никто из них не хотел больше заниматься таким трудом, как стирка! А холостые и занятые делом мужчины еще скорее попадали в зависимость от удобства чистки одежды в профессиональных мастерских.
Кроме этого, прачечные стали очень хорошей базой для еще одного бизнеса Игоря Жогова, или, как он сам называл его, «золотого хобби». Все же, начав в молодости с торговли, он не мог, да и не хотел, попросту транжирить навыки прокачки через свои руки товара. Ему нравилось обеспечивать поставки и налаживать сбыт. Да, он любил организовывать и контролировать потоки. Разве что, размениваться на шоколадки или даже алкоголь он уже брезговал. Это – мелко. Это – для маленьких, говорил сам себе Игорь Павлович.
Звон колокольчика оборвал его неспешное путешествие в прошлое. Открылась входная дверь, и вместе с шумом моторов и шуршанием колес, долетевших с улицы, в кафе вошел Кузнецов. К тому моменту, как Пал Палыч уселся за столик Жогова, один из трех в этом крошечном заведении, в помещении уже снова воцарилась тишина.
– Егор, плесни-ка мне соточку коньяку! – по-свойски бросил парню за стойкой Кузнецов еще на ходу. – И лимон порежь, расстарайся, пожалуйста. Сегодня у меня был трудный день.
Все трое, не задерживаясь, прошли мимо амбала и, слегка пригнув головы под низким потолком полуподвального коридора, но все так же широко шагая, направились вдоль гардероба в основное помещение.
В главном зале пока еще было пусто. Публика тут собиралась ближе к одиннадцати, и основная ее часть зависала потом почти до закрытия, до пяти-шести часов утра. Музыка играла тихо, тусклый свет горел лишь над некоторыми столиками. Бармен и его помощница неспешно двигались, протирая бокалы и расставляя бутылки. Официанты кучкой сидели около кухонной двери и болтали о каких-то пустяках.
В дальнем углу зала примостилась Катя. Она, оперевшись локтями на стол, с ехидным любопытством слушала другую девушку, которая сидела напротив. По ее спине и затылку Влад не смог понять, знакома она ему или еще нет. Рядом с девушкой, также напротив Кати, откинувшись на стуле, сидел Альмир. Его-то и по затылку Зубров узнал сразу. На столе стояли два бокала белого вина. Для девушек.
– В нашу комнату, – кивнул Зубов своим парням в сторону правого коридора, – там с Маратом поговорим. Я сейчас догоню.
Шмилкин и Столовой не без удовольствия поспешили в указанном направлении, сам же Влад направился к троице.
– Влад! Ты никак опять приперся по мою душу? – нагло усмехнувшись, спросила Катя.
– Для тебя, Катерина, я Владислав Игоревич. И попрошу, уже в который раз, между прочим, обращаться ко мне на «вы», – строго сказал Зубров. – Когда ты это запомнишь?
– Как, разве не в первый? – хмыкнула Катя. – Впрочем, все может быть, ведь я, Влад, очень забывчивая. И не собираюсь помнить всякие глупости.
– Ну, при родителях ты, помнится, такого себе не позволяла. Может, тебе помочь держать память в порядке?
– Ну, точнее, я помню, но только при родителях. А тут, Влад, это не вяжется с обстановкой. И я ничего такого – мы просто сидим, отдыхаем. Это, кстати, Люся, моя двоюродная сестра.
– Здрасьте! – кивнула Люся и растянула губы в неискренней улыбке.
– Здравствуйте, Люся, – Зубров взял ее руку со стола и мягко пожал. – Очень приятно. Кажется, я вас тут раньше не видел.
– Не пересекались как-то… – лениво, без всякого намерения продолжать с ним разговор, промямлила девушка.
– Все когда-то происходит впервые, – вставила Катя.
– Ну, вот, пересеклись, – завершил общение Влад и протянул руку для пожатия Альмиру. – Марат тут? Мы в ВиАйПи. Пусть подойдет. Есть разговор, и ты, кстати, присоединяйся. Серьезный разговор. Думаю, вы еще ничего не знаете. У вас тут тишина и благодать. Но ведь все когда-то меняется, как сказала эта милая малолетка.
– Я не так сказала, дедушка, – поморщилась Катя и даже показала ему язык, чтобы подчеркнуть свое нежелание повиноваться.
– Что за фигня, начальник? – насторожился парень, выпрямляя спину.
– Готовьтесь к проблемам. Жду в «випе».
Альмир еще не успел осознать все только что сказанное эфэсбэшником, а гость уже решительно зашагал к барной стойке.
Влад сделал заказ на напитки и направился к своим парням.
Альмир оставался на месте еще полминуты. Что говорили девушки, он уже не слышал, потому что мысли его путались, но вскакивать по первому слову этого надоедливого «околозаконника», как звали Зуброва охранники всех кафе, принадлежавших Марату, он не хотел. Он его, конечно, побаивался и не доверял ему, но признаваться в этом не хотел даже самому себе, а тем более – не хотел показывать такое перед девушками.
Альмир уже давно испытывал повышенный интерес к Кате и поэтому бессознательно стремился быть в ее глазах героем. Он старался казаться независимым не только от Влада Зуброва, ближайшего друга отца девушки своей мечты, но даже от самого Марата, которому был личным помощником, телохранителем и водителем. Иногда Альмиру даже мерещилось, что он – полноправный компаньон Марата Мураталиева, короля бутовского общепита, а не его слуга.
Из задумчивости его выдернул сигнал мобильного телефона. Звонил шеф.
– Альмир, ты где шляешься? Мне тут передали, что к нам Зубров пожаловал.
– Точно, шеф. Только что разговаривал с ним. Вот только что. Еще вижу его спину. И уже иду к вам.
Не прерывая разговора, парень спешно поднялся, махнув Кате, мол, уходит по делам, но не прощается, и едва кивнул Люсе, обозначив, что рад знакомству.
– Зубров сказал, – продолжал он отчитываться трубке, – что ждет нас в ВиАйПи для важного разговора. В чем дело – не сказал. Я уже на подходе, шеф.
Разговор прервался неожиданно. Трубка просто чуть пикнула и замолчала. Подняв глаза, Альмир уткнулся взглядом в своего начальника. Низкорослый худой мужчина уже пересекал зал клуба, засовывая телефонную трубку в нагрудный карман.
– Пошли! – скомандовал он телохранителю, проходя мимо него в направлении вип-кабинетов. – Из-за баб ты однажды потеряешь все, что имеешь!
– Никак нет, шеф! – побагровел от стыда Альмир. – Он, реально, только бросил мне пару слов и ушел, вот-вот, только что. Уверен, он еще даже не сел на свой стул, вот увидите, шеф!
На повороте в коридор, ведущий в зону для специальных гостей, в одном из кабинетов которой сейчас, впрочем, как обычно, расположился Зубров с компанией своих бойцов, на Марата чуть не налетел официант с подносом. Альмир как-то ухитрился вовремя просочиться чуть вперед и рукой преградил парню дорогу, давая хозяину проход.
– Ладно, ты помилован, – сухо отметил Марат, – но пусть Кирилл идет первым.
Хозяин кафе притормозил, пропуская юношу вперед себя, а потом еще чуть задержался пред дверью, но не настолько долго, чтобы парень успел закончить обслуживать посетителей. После достойной, по его мнению, проволочки коротышка, полный самоуверенного достоинства и в сопровождении здоровяка-телохранителя, просочился в комнату в самый разгар суматохи, поднявшейся по поводу появления напитков и первой закуски. Выступив радушным хозяином перед уже довольными посетителями, Марат махнул рукой официанту, отсылая его прочь, и уселся на один из мягких стульев, стоявших вокруг круглого стола на шесть персон.
– Чем обязан? – вежливо спросил хозяин. – Мне сообщили, что ты чем-то встревожен и желаешь непременно говорить со мной.
– Правильно сообщили, – кивнул Зубров и залпом осушил свою рюмку виски. – Приготовься к длинному и серьезному разговору. Прямо сейчас.
– Что-то действительно важное? – показывая свое нежелание принять продиктованные условия, спросил хозяин. – У меня есть запланированные дела. Ты, Влад, не предупреждал, что пожалуешь.
– Надо обдумать, как будем действовать, – не обратил внимания на этот выпад гость. – Сообща? То есть мы вам, а вы уж – нам из благодарности, или сделаем вид, что мы в упор друг друга не видим и будем играть каждый по своим правилам.
Зубров замолчал, набивая рот салатом, а Марат промолчал, предпочитая дождаться, когда другая сторона закончит начатую тираду, поскольку не любил просить о милости.
– Но ты же меня знаешь, – наконец снова заговорил гость, – я все равно навяжу тебе мои правила.
– Ну, я вижу, что у тебя в кармане куртки лежит большой аргумент.
Влад непроизвольно кинул косой взгляд на кобуру, удобно прикрепленную сбоку. Это не ускользнуло от внимания Марата, он добродушно улыбнулся и уточнил:
– Удостоверение силовых структур, Влад. Я имел в виду твой официальный статус борца за закон и правопорядок. А в чем, собственно, дело? Будь так добр, сообщи, что тебя так тревожит.
– Скажи-ка, друг мой южный, чем тебя обидел давеча наш общий приятель Эрлан?
Марат не смог скрыть удивления, вопрос явно застал его врасплох. Глубоко посаженные под густыми бровями глаза пожилого мужчины, казалось, выкатились чуть ли не на уровень кончика его громадного носа. Однако, быстро опомнившись и взяв себя в руки, он ответил довольно спокойно:
– Помилуй, дорогой! Ровным счетом ничем. Уважаемый Эрлан Асанов не только мой хороший друг, но и драгоценный защитник и доброжелатель в этом чужом и опасном для меня мире под названием Москва.
– Да брось ты, Марат, не поясничай, – откинувшись на стуле, Зубров вонзил в Мураталиева колючий взгляд своих темно-карих глаз. – Ладно, давай начнем с начала. Говоришь, не ссорились вы?
– Упаси Боже! Зачем мне это надо?!
– А я слышал, он в последнее время тебе не очень охотно помогал в захвате площадей…
– Почему «в захвате», зачем ты так сердишь меня? У меня все зарегистрировано официальным путем и без противоречий…
– Расскажешь это в полиции! Все, хватит лясы точить! – оборвал его Зубров, подавшись вперед и упершись в стол локтями. – Мне интересно, зачем ты мне сейчас врешь? Я знаю, что ты на днях сильно поссорился с землемером. Лучше сразу выкладывай, чем он тебя обидел.
Мурталиев обреченно выдохнул, смерил долгим взглядом Зуброва и, наконец, неохотно заговорил:
– Ну, была у нас стычка по поводу одного домика. Нам… Мне он нравится. А Эрлан говорит, что уже другой пострел вперед меня поспел. Я его по-всякому уверял, что надо оставить здание себе. А он ни в какую не хотел участвовать и сделать так, чтобы дом этот я получил, а не чужак какой-то! Отличный ресторан был бы. Большой. Там много чего хорошего сделать можно было бы. Для местных людей и для нашей общины. Но, пустое, что я земляк ему! Пустое, что я ему долю от ресторана обещал! Он, знаешь ли, уважаемый, ну ни в какую не стал даже говорить мне, кто этот пострел, зачем ему дом. Ну почему так?! Что случилось, я никак не могу понять. Может, ты знаешь и объяснишь мне?
– И что же было дальше? Полагаю, что ты решил, что, убрав Асанова, сможешь заполучить свой домик?
– Что ты?! Что ты городишь, Влад? – возмутился Марат. – Не тот огород городишь! Неправильный! Такая бредовая мысль, как убить Эрлана, чтобы убрать его с моей дороги, мне не могла прийти в голову. Даже в бреду. Что я буду без него делать?! Подумаешь, разок повздорили. Между своими случается такое, ты же знаешь. Мы и с тобой сколько раз друг друга обижали, но все равно, свои люди должны держаться вместе.
– Мы с тобой не «свои» – не воображай. Просто приходится вместе работать.
Марат пропустил мимо ушей последнее замечание эфэсбэшника.
– Тем более, я, уважаемый, еще не сошел с ума, чтобы думать о том, что могу кого-то сдвинуть с поста районного руководителя отдела! У меня даже избирательного права нет, ты же знаешь, что я без гражданства.
– Даже странно, что до сих пор ты это не уладил, – ухмыльнулся Зубров.
– У меня и половина персонала работает нелегально…
– Ладно, хватит мне зубы заговаривать. Мы все знаем, что сегодня на посты сажают не голоса избирателей, а тяжелые кейсы с деньгами…
Марат снова пропустил замечание мимо ушей.
– К чему эти глупые вопросы? Ты, как мне кажется, зря тратишь и свое, и мое время. Ну, как ты себе представляешь, я мог убрать его с поста?!
– Вот и я говорю, что легально или даже подкупом – никак.
– О чем мы говорим, Влад? – потерял терпение хозяин кафе.
– А вот отравить его ты мог. Нужный препарат у тебя найдется, я уверен. За потайной дверью. Уж я-то о ней знаю! У тебя ведь целый супермаркет наркоты. На любой вкус и в любом количестве.
Услышав про потайную дверь, Марат побледнел. Его рука чуть дернулась на столе, и он поспешно положил ее на колено.
– Ты не сможешь доказать то, о чем сейчас говоришь. Зачем тогда говоришь? На понт берешь?
– А пошли проверим?
– Влад, ты чего хочешь от меня? – наконец рассердился Марат. – И при чем тут Эрлан и его должность? Он – мой друг, и ничего против него я замышлять не собирался и не собираюсь. Мы договорились, что он еще подумает, если уж тебе наша ссора покоя не дает.
– Значит, ты его ничем не травил?
– Нет. А что с ним? Он в больнице? Что-то до меня не доходит смысл нашего разговора.
– Он не в больнице, – сообщил Зубров, наливая себе еще рюмку виски.
– Слава Богу, – покивал раздраженный ситуацией, но чуть успокоившийся Марат.
Гость медленно, подчеркнуто выдерживая паузу, поднял рюмку, кивнув приятелям, и, как бы сам себе, сказал:
– Ну, за покойника – не чокаясь.
И опрокинул в рот рюмку.
– Влад, что ты имеешь в виду? – настороженно поинтересовался Мураталиев.
– Почил в бозе твой покровитель, Марат. Умер. Несколько часов назад. Я так и знал, что тебе еще не донесли. Я успел первым.
Зубров, откинувшись на спинку стула, ухмыльнулся. Мураталиев молча смотрел на него. Ноздри его начали чуть подергиваться, нервно расширяясь время от времени. Альмир заерзал на своем стуле. Толик и Витя отставили рюмки и тоже молча смотрели – один на Влада, другой на Марата.
– Мне, кровь из носу, надо найти инициатора этого убийства. Лучше – до того, как это сделают менты. А если в покойном обнаружат следы наркоты, то и раньше, чем ФСКН. Я уверен, что эти сразу прибегут.
– Так точно, солдат, туда.
* * *
Повезло! В сестринской никого не было. Впрочем, нечему удивляться – дневная смена закончилась уже час назад, все разбежались, а единственная на это время хозяйка помещения – ночная дежурная, как обычно, в начале своей смены ходит по этажам и отделениям, здоровается с подружками и делится с ними последними новостями своей незамысловатой жизни.Люся с удовольствием плюхнулась на мягкий диван и крепко обняла, прижав к животу, сразу две диванные плюшевые подушки. Под закрытыми веками мелькали окровавленные скальпели, разматывались белые бинты, тут же покрываясь алыми пятнами. Длинные пальцы в резиновых перчатках нащупывали что-то во влажном месиве вскрытой человеческой плоти. Последняя операция этого дня продлилась дольше, чем обычно. Леня нервничал, Томка, его глуповатая ассистентка, все время роняла инструменты. Это была особая операция, не стандартная, как она поняла из поведения Лени. Но обошлось без осложнений. Хотя нервов сегодня потрачено было очень много, причем впустую, как казалось Люсе. Девушка закинула подушки за голову и вытянулась на диване.
Еще не выветрился Ленькин запах. Для него операция всегда была особенно сильным возбуждающим событием. Сам он объяснял это тем, что, оперируя человека, чувствует себя стоящим на границе жизни и смерти, как будто спорит со смертью, а совокупляясь с женщиной, как бы вбрасывается в обычное течение бытия. Интересно, подумала девушка, если моя смена не совпадает с его сменой, кого он трахает, жестко и самозабвенно, как будто мстит смерти за ее попытки ворваться в человеческую плоть в виде болезни? Неужели Томку? Нет, не может быть. Если бы было так, не тащил бы он ее, Люську, к себе на глазах у ассистентки. Интересно, а что она думает? Догадывается или нет, в чем смысл уединений сладкой парочки сразу после операции?
Люся встала и подошла к умывальнику, спрятанному за белой больничной ширмой. Кусок стены в этом закутке был отделан плиткой. Мыло, белое вафельное полотенце на гвоздике – все как полагается. В продолговатом зеркале она увидела осунувшееся лицо, тусклые глаза, растрепанные волосы.
– Папик! Вот кто спасет твою униженную душу, – сказала Люся грустному отражению.
Тщательно вымыв и досуха вытерев руки, она взялась за сумку и, выгрузив оттуда кучу разных мелочей, извлекла наконец мобильный телефон.
Девушка набрала номер два раза подряд, но так и не дождалась ответа. Раздосадованно бросив аппарат на диван, Люся достала из сумки расческу и снова направилась к зеркалу. Более-менее усмирив свои кудри, она вышла на середину комнаты и обвела ее скучающим взглядом.
– Какая тоска, – покачала она головой. – Надо срочно что-то менять.
Девушка вернулась на диван и, складывая разбросанные вещи в сумку, продолжила рассуждение.
– Если тебе не нравится окружающий мир, начни перемены с себя, – посоветовала она косметичке и, спрятав ее поглубже, назидательно заметила блокноту, затем кошельку, губной помаде, флакончику с дезодорантом: – Если кажется, что тебе плохо или грустно, не изводи окружающих капризами, а встряхнись, займись каким-то делом. А то так и до депрессии дойти можно.
Отложив заполненную сумку в сторону, она вновь набрала интересующий ее номер и, как и раньше, не услышала ответа. Хмыкнув, Люся полистала странички телефонной книжки и набрала другой номер.
– Кать, привет! Ты где? Ну да, как всегда. А у тебя есть что-нибудь? Нет, я сегодня пустая, потому что один – прям бешеный, такой нервный, даже поговорить с ним нормально не получается, а другой вообще не отвечает. Как всегда, потом будет рисовать мне массу «уважительных» причин своего молчания. Не сомневайся. Да. Будем надеяться. Ну, так я приду? Через полчаса, думаю, буду. Жди.
* * *
Жогов ждал уже пятнадцать минут.Вывеска над заведением, куда Пал Палыч попросил его прийти, сообщала, что это кафе «Сиэтл». Почему именно Сиэтл удостоился чести быть упомянутым на задворках российской столицы, теперь уже никто не знал, потому что заведение досталось нынешнему хозяину «за долги» прежнего хозяина. Дружбы эти двое не водили, рассуждать о том, что да почему имеет тот вид, который имеет, им было ни к чему, да и некогда, потому что дело о передаче решалось в срочном порядке. Под некоторым нажимом прежний хозяин переписал документы на нового владельца и, таким образом, долговые обязательства, со скрипом, правда, но все же были аннулированы. Новый хозяин не стал менять название. Ему было все равно. «Звучит неплохо, – говорил он, – пусть остается. Я не художник, чтобы самому красоты выдумывать!»
Игорь окинул взглядом помещение. Когда-то вместо довольно уютной комнатки здесь был парадный выход из подъезда. Во времена перестройки перестраивали все и вся на новый лад. В те времена фантазия господствовала, изобретательность культивировалась, но выше всего ценилась скорость – во всем, от принятия решений до совершения конкретных действий, преобразующих окружающий мир. Конечно, ведь в те времена можно было почти все и все хотели оказаться первыми. Так можно было урвать кусок пожирнее. А потом халява закончилась, наступили времена перераспределения. Вот, взять к примеру хозяина этого кафе. Он получил его уже готовеньким, с налаженным бизнесом. Он даже персонал не стал менять. Он просто начал получать всю выручку, не вкладывая ни сил, ни нервов в раскрутку этого дела. Если не считать мелких затрат на рэкет. А все потому, что когда-то одолжил денег на оплату кое-каких счетов. Оплатил, так сказать, счета тем, кому хотелось тут и сейчас, а потом просто забрал то, что оплатил.
Сам Игорь Павлович Жогов прекрасно знал, чего стоило поднять собственный бизнес. В прошлом, уже с первыми порывами свежего ветра, будучи уже настолько крепким, чтобы действовать решительно, он воспользовался случаем и стал дилером шоколадных конфет от фирмы «Марс». «Шустрый» – было тогда его кличкой.
Жогов гордился этим прозвищем. Он, действительно, был шустрым, благодаря чему довольно скоро продвинулся в делах до собственной монополии на закупки «марсов» и «сникерсов». Он стал у раздачи, у самой первой по эту сторону границы точки разделения торговых потоков.
Заниматься шоколадными конфетами оказалось супервыгодно. Их раскупали молниеносно и, чем больше ты протаскивал в страну, тем больше, казалось, народ жаждал отведать этого заветного заграничного плода.
До перестройки в бывшем Советском Союзе граждане особенно не шиковали, ассортимент товаров разнообразием не отличался, поэтому как только появилось нечто новое, слюна у них потекла рекой. А к хорошим ощущениям человек привыкает быстро и намертво. Чем больше людей удалось заставить попробовать новые ощущения, заключенные в упаковках «сникерса», «баунти», «марса», тем скорее товар улетал с прилавков, тем больше его требовали магазины, тем чаще навещали поставщики склады Игоря Жогова.
Вообще, Жогов заметил, что все люди делятся на «системных» и «внесистемных». Первым нужны рамки поведения. С одной стороны, они сами ищут, кому подчиниться – будь то Бог, крестный отец мафии или руководитель страны. С другой стороны, они жаждут сами контролировать всех, кто лежит «под ними»: членов семьи, помощников, учителей своих детей, продавцов в любимых магазинах, ассортимент в любимых магазинах и так далее.
Игорь видел и такие примеры, когда из-за внутренней необходимости контролировать при недостатке возможностей для этого люди впадали в паранойю. С одной стороны, окружающие казались им зомбированными, то есть подчинившимися чужому, а не их влиянию.
С другой стороны, не имея возможности контролировать людей и управлять ими по своему усмотрению, такие страждущие власти начинали искать врага: «обнаруживали» тайную за собой слежку, во всем видели скрытые происки спецслужб, подозревали, что против них применяют новые виды психотропного оружия, которыми, как будто бы, власти пытаются связать и подавить волю подвластных им людей.
Другая же половина человечества принадлежит, по мнению Игоря, к совершенно иному складу. Им свойственно пренебрегать какой бы то ни было системой, они равнодушны к порядку, скорее, даже любят беспорядок, хотя формально могут настаивать на обратном. Они просто не знают, что такое истинный порядок! Из таких выходят революционеры, колебатели общественных основ и устоев. Однако, взрывая и сокрушая то, что им не мило, они сами не способны построить что-то более-менее прочное. В лучшем случае из таких людей получаются художники и музыканты – те представители человеческого рода, которые могут посмотреть на происходящее под «другим» углом и найти необычные способы выразить свою идею. Иногда им удается, однако, пробить большую брешь в массовом сознании, этим они и опасны. На одной крайности этого подтипа стоят гении, считал Игорь, на другой – бомжи.
Сам себя он не пытался однозначно приписать к тому или иному племени, поскольку придерживался того убеждения, что в каждом человеке есть как одна, так и другая сущности, но у большинства одна из них доминирует.
Войны закончатся, полагал Жогов, когда в общей массе населения планеты усилится творческая структура. Сейчас же, ему это было совершенно очевидно, все беды человечества случаются от того, что оно само себя поедает. Выход в дальний космос и его завоевание – вот реальная панацея от земного человеческого самоедства. Чтобы не пожирать самого себя изнутри, надо обязательно найти объект вне, такой объект, который можно подчинить, которым можно будет управлять, не истязая свое собственное сознание природной потребностью контролировать.
Игорь, однако, как человек здравомыслящий, признавался самому себе в том, что, хотя и есть у него творческая жилка, которая проявляется в таланте выдумывать новые бизнес-схемы, доминирует в нем все же системность. Если бы было иначе, не смог бы молодой человек довольно быстро выстроить мир сообразно своим интересам. К тому же у него была просто маниакальная склонность создавать четкие структуры. Сначала он построил сеть для продажи шоколадок, потом – сеть небольших кондитерских магазинчиков, которой он развлекался, однако не очень долго, потому что следить за неустанным поддержанием разнообразия ассортимента оказалось довольно хлопотным делом. Теперь вот он стал хозяином большой сети прачечных. Это дело уже совсем иного свойства. Его золотую перспективу Жогов понял сразу, как только взглянул на бизнес-идею.
Ассортимент вроде бы один: услуга по чистке всего, что изготовленно из ткани. Не важно, что внутри есть разные, скажем так, сорта этой единой услуги, так же как могут быть разными сорта водки или шоколада. Важно то, что у него в руках – монолитная услуга. Причем ему не надо искать этот товар, прочесывая первичные рынки, или выбивать его из поставщиков – хитростью или силой. Эту его услугу надо просто один раз организовать. А организовывать он любит. Ему легко удалось наладить производство чистоты, и востребованность его товара оказалась, пожалуй, такой же высокой, какую имели дефицитные когда-то иностранные шоколадки. К тому же, если шоколадки, которые в свое время сделали его человеком нового формата, со временем растаяли на рынке местного развивающегося производства, то с прачечными все получилось как раз наоборот. Люди все больше привыкали к тратам другого свойства. Жена перестала быть домашней прислугой и становилась либо партнером в делах, либо куклой для услады, даже мамой женщины хотели быть все меньше и начали сплошь нанимать своим чадам нянь. Тем более, никто из них не хотел больше заниматься таким трудом, как стирка! А холостые и занятые делом мужчины еще скорее попадали в зависимость от удобства чистки одежды в профессиональных мастерских.
Кроме этого, прачечные стали очень хорошей базой для еще одного бизнеса Игоря Жогова, или, как он сам называл его, «золотого хобби». Все же, начав в молодости с торговли, он не мог, да и не хотел, попросту транжирить навыки прокачки через свои руки товара. Ему нравилось обеспечивать поставки и налаживать сбыт. Да, он любил организовывать и контролировать потоки. Разве что, размениваться на шоколадки или даже алкоголь он уже брезговал. Это – мелко. Это – для маленьких, говорил сам себе Игорь Павлович.
Звон колокольчика оборвал его неспешное путешествие в прошлое. Открылась входная дверь, и вместе с шумом моторов и шуршанием колес, долетевших с улицы, в кафе вошел Кузнецов. К тому моменту, как Пал Палыч уселся за столик Жогова, один из трех в этом крошечном заведении, в помещении уже снова воцарилась тишина.
– Егор, плесни-ка мне соточку коньяку! – по-свойски бросил парню за стойкой Кузнецов еще на ходу. – И лимон порежь, расстарайся, пожалуйста. Сегодня у меня был трудный день.
* * *
– Позови Марата! – приказал Влад охраннику.Все трое, не задерживаясь, прошли мимо амбала и, слегка пригнув головы под низким потолком полуподвального коридора, но все так же широко шагая, направились вдоль гардероба в основное помещение.
В главном зале пока еще было пусто. Публика тут собиралась ближе к одиннадцати, и основная ее часть зависала потом почти до закрытия, до пяти-шести часов утра. Музыка играла тихо, тусклый свет горел лишь над некоторыми столиками. Бармен и его помощница неспешно двигались, протирая бокалы и расставляя бутылки. Официанты кучкой сидели около кухонной двери и болтали о каких-то пустяках.
В дальнем углу зала примостилась Катя. Она, оперевшись локтями на стол, с ехидным любопытством слушала другую девушку, которая сидела напротив. По ее спине и затылку Влад не смог понять, знакома она ему или еще нет. Рядом с девушкой, также напротив Кати, откинувшись на стуле, сидел Альмир. Его-то и по затылку Зубров узнал сразу. На столе стояли два бокала белого вина. Для девушек.
– В нашу комнату, – кивнул Зубов своим парням в сторону правого коридора, – там с Маратом поговорим. Я сейчас догоню.
Шмилкин и Столовой не без удовольствия поспешили в указанном направлении, сам же Влад направился к троице.
– Влад! Ты никак опять приперся по мою душу? – нагло усмехнувшись, спросила Катя.
– Для тебя, Катерина, я Владислав Игоревич. И попрошу, уже в который раз, между прочим, обращаться ко мне на «вы», – строго сказал Зубров. – Когда ты это запомнишь?
– Как, разве не в первый? – хмыкнула Катя. – Впрочем, все может быть, ведь я, Влад, очень забывчивая. И не собираюсь помнить всякие глупости.
– Ну, при родителях ты, помнится, такого себе не позволяла. Может, тебе помочь держать память в порядке?
– Ну, точнее, я помню, но только при родителях. А тут, Влад, это не вяжется с обстановкой. И я ничего такого – мы просто сидим, отдыхаем. Это, кстати, Люся, моя двоюродная сестра.
– Здрасьте! – кивнула Люся и растянула губы в неискренней улыбке.
– Здравствуйте, Люся, – Зубров взял ее руку со стола и мягко пожал. – Очень приятно. Кажется, я вас тут раньше не видел.
– Не пересекались как-то… – лениво, без всякого намерения продолжать с ним разговор, промямлила девушка.
– Все когда-то происходит впервые, – вставила Катя.
– Ну, вот, пересеклись, – завершил общение Влад и протянул руку для пожатия Альмиру. – Марат тут? Мы в ВиАйПи. Пусть подойдет. Есть разговор, и ты, кстати, присоединяйся. Серьезный разговор. Думаю, вы еще ничего не знаете. У вас тут тишина и благодать. Но ведь все когда-то меняется, как сказала эта милая малолетка.
– Я не так сказала, дедушка, – поморщилась Катя и даже показала ему язык, чтобы подчеркнуть свое нежелание повиноваться.
– Что за фигня, начальник? – насторожился парень, выпрямляя спину.
– Готовьтесь к проблемам. Жду в «випе».
Альмир еще не успел осознать все только что сказанное эфэсбэшником, а гость уже решительно зашагал к барной стойке.
Влад сделал заказ на напитки и направился к своим парням.
Альмир оставался на месте еще полминуты. Что говорили девушки, он уже не слышал, потому что мысли его путались, но вскакивать по первому слову этого надоедливого «околозаконника», как звали Зуброва охранники всех кафе, принадлежавших Марату, он не хотел. Он его, конечно, побаивался и не доверял ему, но признаваться в этом не хотел даже самому себе, а тем более – не хотел показывать такое перед девушками.
Альмир уже давно испытывал повышенный интерес к Кате и поэтому бессознательно стремился быть в ее глазах героем. Он старался казаться независимым не только от Влада Зуброва, ближайшего друга отца девушки своей мечты, но даже от самого Марата, которому был личным помощником, телохранителем и водителем. Иногда Альмиру даже мерещилось, что он – полноправный компаньон Марата Мураталиева, короля бутовского общепита, а не его слуга.
Из задумчивости его выдернул сигнал мобильного телефона. Звонил шеф.
– Альмир, ты где шляешься? Мне тут передали, что к нам Зубров пожаловал.
– Точно, шеф. Только что разговаривал с ним. Вот только что. Еще вижу его спину. И уже иду к вам.
Не прерывая разговора, парень спешно поднялся, махнув Кате, мол, уходит по делам, но не прощается, и едва кивнул Люсе, обозначив, что рад знакомству.
– Зубров сказал, – продолжал он отчитываться трубке, – что ждет нас в ВиАйПи для важного разговора. В чем дело – не сказал. Я уже на подходе, шеф.
Разговор прервался неожиданно. Трубка просто чуть пикнула и замолчала. Подняв глаза, Альмир уткнулся взглядом в своего начальника. Низкорослый худой мужчина уже пересекал зал клуба, засовывая телефонную трубку в нагрудный карман.
– Пошли! – скомандовал он телохранителю, проходя мимо него в направлении вип-кабинетов. – Из-за баб ты однажды потеряешь все, что имеешь!
– Никак нет, шеф! – побагровел от стыда Альмир. – Он, реально, только бросил мне пару слов и ушел, вот-вот, только что. Уверен, он еще даже не сел на свой стул, вот увидите, шеф!
На повороте в коридор, ведущий в зону для специальных гостей, в одном из кабинетов которой сейчас, впрочем, как обычно, расположился Зубров с компанией своих бойцов, на Марата чуть не налетел официант с подносом. Альмир как-то ухитрился вовремя просочиться чуть вперед и рукой преградил парню дорогу, давая хозяину проход.
– Ладно, ты помилован, – сухо отметил Марат, – но пусть Кирилл идет первым.
Хозяин кафе притормозил, пропуская юношу вперед себя, а потом еще чуть задержался пред дверью, но не настолько долго, чтобы парень успел закончить обслуживать посетителей. После достойной, по его мнению, проволочки коротышка, полный самоуверенного достоинства и в сопровождении здоровяка-телохранителя, просочился в комнату в самый разгар суматохи, поднявшейся по поводу появления напитков и первой закуски. Выступив радушным хозяином перед уже довольными посетителями, Марат махнул рукой официанту, отсылая его прочь, и уселся на один из мягких стульев, стоявших вокруг круглого стола на шесть персон.
– Чем обязан? – вежливо спросил хозяин. – Мне сообщили, что ты чем-то встревожен и желаешь непременно говорить со мной.
– Правильно сообщили, – кивнул Зубров и залпом осушил свою рюмку виски. – Приготовься к длинному и серьезному разговору. Прямо сейчас.
– Что-то действительно важное? – показывая свое нежелание принять продиктованные условия, спросил хозяин. – У меня есть запланированные дела. Ты, Влад, не предупреждал, что пожалуешь.
– Надо обдумать, как будем действовать, – не обратил внимания на этот выпад гость. – Сообща? То есть мы вам, а вы уж – нам из благодарности, или сделаем вид, что мы в упор друг друга не видим и будем играть каждый по своим правилам.
Зубров замолчал, набивая рот салатом, а Марат промолчал, предпочитая дождаться, когда другая сторона закончит начатую тираду, поскольку не любил просить о милости.
– Но ты же меня знаешь, – наконец снова заговорил гость, – я все равно навяжу тебе мои правила.
– Ну, я вижу, что у тебя в кармане куртки лежит большой аргумент.
Влад непроизвольно кинул косой взгляд на кобуру, удобно прикрепленную сбоку. Это не ускользнуло от внимания Марата, он добродушно улыбнулся и уточнил:
– Удостоверение силовых структур, Влад. Я имел в виду твой официальный статус борца за закон и правопорядок. А в чем, собственно, дело? Будь так добр, сообщи, что тебя так тревожит.
– Скажи-ка, друг мой южный, чем тебя обидел давеча наш общий приятель Эрлан?
Марат не смог скрыть удивления, вопрос явно застал его врасплох. Глубоко посаженные под густыми бровями глаза пожилого мужчины, казалось, выкатились чуть ли не на уровень кончика его громадного носа. Однако, быстро опомнившись и взяв себя в руки, он ответил довольно спокойно:
– Помилуй, дорогой! Ровным счетом ничем. Уважаемый Эрлан Асанов не только мой хороший друг, но и драгоценный защитник и доброжелатель в этом чужом и опасном для меня мире под названием Москва.
– Да брось ты, Марат, не поясничай, – откинувшись на стуле, Зубров вонзил в Мураталиева колючий взгляд своих темно-карих глаз. – Ладно, давай начнем с начала. Говоришь, не ссорились вы?
– Упаси Боже! Зачем мне это надо?!
– А я слышал, он в последнее время тебе не очень охотно помогал в захвате площадей…
– Почему «в захвате», зачем ты так сердишь меня? У меня все зарегистрировано официальным путем и без противоречий…
– Расскажешь это в полиции! Все, хватит лясы точить! – оборвал его Зубров, подавшись вперед и упершись в стол локтями. – Мне интересно, зачем ты мне сейчас врешь? Я знаю, что ты на днях сильно поссорился с землемером. Лучше сразу выкладывай, чем он тебя обидел.
Мурталиев обреченно выдохнул, смерил долгим взглядом Зуброва и, наконец, неохотно заговорил:
– Ну, была у нас стычка по поводу одного домика. Нам… Мне он нравится. А Эрлан говорит, что уже другой пострел вперед меня поспел. Я его по-всякому уверял, что надо оставить здание себе. А он ни в какую не хотел участвовать и сделать так, чтобы дом этот я получил, а не чужак какой-то! Отличный ресторан был бы. Большой. Там много чего хорошего сделать можно было бы. Для местных людей и для нашей общины. Но, пустое, что я земляк ему! Пустое, что я ему долю от ресторана обещал! Он, знаешь ли, уважаемый, ну ни в какую не стал даже говорить мне, кто этот пострел, зачем ему дом. Ну почему так?! Что случилось, я никак не могу понять. Может, ты знаешь и объяснишь мне?
– И что же было дальше? Полагаю, что ты решил, что, убрав Асанова, сможешь заполучить свой домик?
– Что ты?! Что ты городишь, Влад? – возмутился Марат. – Не тот огород городишь! Неправильный! Такая бредовая мысль, как убить Эрлана, чтобы убрать его с моей дороги, мне не могла прийти в голову. Даже в бреду. Что я буду без него делать?! Подумаешь, разок повздорили. Между своими случается такое, ты же знаешь. Мы и с тобой сколько раз друг друга обижали, но все равно, свои люди должны держаться вместе.
– Мы с тобой не «свои» – не воображай. Просто приходится вместе работать.
Марат пропустил мимо ушей последнее замечание эфэсбэшника.
– Тем более, я, уважаемый, еще не сошел с ума, чтобы думать о том, что могу кого-то сдвинуть с поста районного руководителя отдела! У меня даже избирательного права нет, ты же знаешь, что я без гражданства.
– Даже странно, что до сих пор ты это не уладил, – ухмыльнулся Зубров.
– У меня и половина персонала работает нелегально…
– Ладно, хватит мне зубы заговаривать. Мы все знаем, что сегодня на посты сажают не голоса избирателей, а тяжелые кейсы с деньгами…
Марат снова пропустил замечание мимо ушей.
– К чему эти глупые вопросы? Ты, как мне кажется, зря тратишь и свое, и мое время. Ну, как ты себе представляешь, я мог убрать его с поста?!
– Вот и я говорю, что легально или даже подкупом – никак.
– О чем мы говорим, Влад? – потерял терпение хозяин кафе.
– А вот отравить его ты мог. Нужный препарат у тебя найдется, я уверен. За потайной дверью. Уж я-то о ней знаю! У тебя ведь целый супермаркет наркоты. На любой вкус и в любом количестве.
Услышав про потайную дверь, Марат побледнел. Его рука чуть дернулась на столе, и он поспешно положил ее на колено.
– Ты не сможешь доказать то, о чем сейчас говоришь. Зачем тогда говоришь? На понт берешь?
– А пошли проверим?
– Влад, ты чего хочешь от меня? – наконец рассердился Марат. – И при чем тут Эрлан и его должность? Он – мой друг, и ничего против него я замышлять не собирался и не собираюсь. Мы договорились, что он еще подумает, если уж тебе наша ссора покоя не дает.
– Значит, ты его ничем не травил?
– Нет. А что с ним? Он в больнице? Что-то до меня не доходит смысл нашего разговора.
– Он не в больнице, – сообщил Зубров, наливая себе еще рюмку виски.
– Слава Богу, – покивал раздраженный ситуацией, но чуть успокоившийся Марат.
Гость медленно, подчеркнуто выдерживая паузу, поднял рюмку, кивнув приятелям, и, как бы сам себе, сказал:
– Ну, за покойника – не чокаясь.
И опрокинул в рот рюмку.
– Влад, что ты имеешь в виду? – настороженно поинтересовался Мураталиев.
– Почил в бозе твой покровитель, Марат. Умер. Несколько часов назад. Я так и знал, что тебе еще не донесли. Я успел первым.
Зубров, откинувшись на спинку стула, ухмыльнулся. Мураталиев молча смотрел на него. Ноздри его начали чуть подергиваться, нервно расширяясь время от времени. Альмир заерзал на своем стуле. Толик и Витя отставили рюмки и тоже молча смотрели – один на Влада, другой на Марата.
– Мне, кровь из носу, надо найти инициатора этого убийства. Лучше – до того, как это сделают менты. А если в покойном обнаружат следы наркоты, то и раньше, чем ФСКН. Я уверен, что эти сразу прибегут.