Малороссийские города, местечки, села, деревни, слободы и хутора с пахотными и сенокосными землями не имеют никакого обмежевания, все основывается на старинном будто занятии и на крепостях, большею частию фальшивых, но иные владеют землями просто вследствие наезда сильного на слабого. Наезды сопровождаются смертоубийствами, что ведет к бесконечным разорительным процессам. Козаки, оставшиеся незакрепощенными, живут разбросанные по разным местам, вдали от своего сотника и находятся в руках разных помещиков. Хотя гетманские универсалы и гласят, что помещикам до козаков и земель их в той деревне или и местечке, которые помещику принадлежат, дела никакого нет, однако есть ли возможность бедному и беспомощному козаку противиться и сотнику в сотне, и сильному помещику в том селе или деревне, где козак живет? Козаки строят сотнику дом, косят на него сено, выставляют подводы, не упоминая о других разорениях. Избрание в сотники происходит таким образом: как скоро придет весть, что сотник умер, то, прежде чем об этом узнает гетман, полковые старшины посылают надобного им человека в сотню для управления сю до определения нового сотника. Этот человек не сомневается, что сотня его, и, приехав на место, выкатывает несколько бочек вина безграмотным козакам, подкупает священника и дьячка, те соберут рукоприкладства от пьяных – и выбор готов. Избранный истратит несколько червонных в высшем месте и утверждается сотником. Эти сотники воспитываются таким образом: люди из лучших фамилий, выучив сына читать и писать по-русски, посылают его в Киев, Переяславль или Чернигов для обучения латинскому языку; не успеет молодой человек здесь немного поучиться, как отец берет его назад и записывает в канцеляристы, из которых он и поступает в сотники, хотя козаки, которые его выберут, и имени его прежде не слыхивали.
   Сильно вредит малороссийскому народу вольный переход с места на место; благодаря ему бедные помещики час от часу приходят в большую бедность, богатые усиливаются, а мужики становятся пьяницами, ленивцами и нищими, которые в благословенной плодородием стране умирают с голоду. Богатые землею помещики населяют ее таким образом: определенный для того служитель идет переманивать крестьян у бедных помещиков, прельщая их большими льготами, что удается очень легко, потому что бедный помещик заставляет крестьянина своего больше работать, чем богатые; или богатый помещик выставит на пустой земле своей большой деревянный крест, на котором для грамотных напишет, а для неграмотных проверченными скважинами означит, на сколько лет он обещает новопоселившимся льготы от всех оброков и господских работ. Ленивые мужики не перестают наведываться, где выставлен крест, на поселение слободы и, проведав, выбирают место, которое им покажется льготнее. Таким образом вылеживает мужик урочные годы в крайней лености, а к концу срока проведывает о новой кличке на слободку, ищет нового креста и, таким образом, весь свой век нигде не заводит никакого хозяйства, а таскается от одного креста к другому, перевозя свою семью. Они не заводят у себя никакого домоводства и потому, чтоб удобнее было с места на место подняться, ибо переход надобно сделать тайком от помещика, который под предлогом, что крестьянин все свое имение нажил на его земле, как скоро узнает о намерении его перейти, грабит все его имение. Так поступают помещики несильные; а сильные, заманивши однажды на свою землю мужика, много и других способов имеют не выпустить его от себя. Таким образом, в плодородной Малороссии земледелец терпит голод, убогий помещик в большую бедность впадает, а богатый усиливается числом подданных, государственная же выгода не только не возрастает, но час от часу уменьшается.
   Теплов оканчивает свою записку так: «Сии суть только генерально показанные непорядки в малороссийском народе; но ежели бы нужда востребовала все сие яснее показать, то надлежит только заглянуть в течение их судовых дел, в произведение государевых повелений и во внутреннюю их собственную экономию, тогда множайшие еще показаться могут. Много о том, как видно, помышлял император Петр Великий, но понеже край Малороссийский до познания его в самое жесточайшее время пришел, а поправление его требовало не малого времени, то хотя из многих учреждений и видны были по всему сему начатки премудрого государя, да времени недоставало то привести в порядок, что исподволь делать надлежало; а между тем смерть сего великого монарха застигла и больше никто о том не мыслил».
   Эта любопытная записка, подтверждаемая известиями, которые мы вносили в свою историю начиная с XVII века, представляет нам наглядное объяснение тех явлений, которые происходили в Западной Европе на рубеже древней и средней истории, когда вследствие неразвитости экономического быта и слабости государственной исчезали мелкие землевладельцы, становясь подданными землевладельцев сильнейших. Эта же записка объясняет нам и уничтожение перехода крестьян на севере, когда увидали необходимость обеспечить бедного служилого человека, помещика от переманивателей и крестов богатого землевладельца.
   Записка Теплова могла только окончательно утвердить императрицу в намерении покончить с беспорядочным бытом Малороссии и начать с уничтожения гетманства. Движения для установления наследственного гетманства служили предлогом, ибо без того трудно было бы отнять гетманство у Разумовского, показавшего столько преданности в трудных обстоятельствах. Дело, впрочем, и тут кончилось не скоро. До нас дошла записка Екатерины к Н. И. Панину, к сожалению, без числа: «Никита Иванович! Гетман был у меня, и я имела с ним экспликацию, в которой он все то же сказал, что и вам, а наконец просил меня, чтоб я с него столь трудный и его персоне опасный чин сняла. Я на то ответствовала, что я теперь о его верности уже сумневаться не могу, а впредь с ним далее изъяснюсь. Теперь извольте ему моим именем сказать сегодня или завтра, чтоб он письменно подал то, что он мне говорил». В другой записке к тому же лицу императрица пишет: «Приведите, пожалуй, скорее к окончанию дело гетманское». Гетман подал наконец просьбу об увольнении: «Посвящая во все времена преданности моей и верности к священной особе вашего императорского величества все мое благосостояние, теперь нахожу, что дальнейшее в гетманском звании мое пребывание может коснуться сего моего главного в жизни обязательства, и потому дерзаю всеподданнейше просить ваше императорское величество о снятии с меня столь тяжелой и опасной мне должности. Всемилостивейшая государыня! Вы всевысочайше знать изволите состояние и обстоятельства моей многолюдной фамилии. Я себя и с нею подвергаю монаршим стопам с достоверною надеждою, что сей моего чистосердечия и верности поступок обратит ко мне и к детям моим вашего императорского величества монаршее призрение и щедроту и не будет мне к чувствительному ущербу их воспитания, содержания и пристроения».
   Императрица передала просьбу гетмана на обсуждение коллегии Иностранных дел, которая доложила, что «всемерно воспользоваться надлежит просьбой Разумовского: для того что по многим и важным политическим уважениям гетманское в Малой России правление в рассуждении существа своего и искусств (опытов) прошедших времен с интересом государственным весьма несходно. По увольнении гетманском поручить правление Малой России одной из здешних знатных поверенной особе, при ней 4 великороссиянам и 4 малороссиянам. Прежде великороссияне сидели по правую, а малороссияне по левую сторону, что утверждало в малороссиянах развратное мнение, по коему поставляют себя народом, от здешнего совсем отличным; для уничтожения сего мнения всю малороссийскую старшину уравнять в классах с здешними и сидеть членам коллегии смешанно, по старшинству. Способнейшими для занятия членских мест признаются из малороссиян: обозный генеральный Кочубей, писарь генеральный Туманский, есаул генеральный Журавка да хорунжий генеральный Апостол. Быть в коллегии прокурору из великороссиян».
   10 ноября дан был Сенату именной указ об учреждении Малороссийской коллегии вместо гетманского правления. Председателем назначен генерал граф Петр Александрович Румянцев; малороссийскими членами назначены были лица, указанные Иностранною коллегиею; великороссийскими императрица назначила генерал-майора Бранта и полковника князя Платона Мещерского, избрание же двоих других членов предоставлялось Сенату; прокурором императрица назначила подполковника Алексея Семенова; двоих секретарей, одного из великороссиян, а другого из малороссиян, и канцелярских служителей должен был выбрать граф Румянцев. Утверждено было представленное Иностранною коллегиею уравнение в классах. О значении Румянцева в указе говорилось: «Сему определенному от нас главному малороссийскому командиру быть в такой силе, как генерал-губернатору и президенту Малороссийской коллегии, где он по делам суда и расправы имеет и голос председателя, а в прочих делах, яко-то: содержания в народе доброго порядка, общей безопасности и исполнения законов, должен он поступать с властию губернаторскою, т. е. как особливо поверенный от нас в отсутственном месте. Запорожской Сече быть ныне ведомой в сем малороссийском правительстве».
   Новый малороссийский командир получил от императрицы обширное наставление относительно своей должности. «Известны каждому, – говорилось в этом наставлении, – пространной Малороссии обширность, многолюдство живущего в ней народа, великое ее плодородие и по доброте климата различные пред многими империи нашей местами преимущества; но, напротив того, не меньше известно всем и то, что Россия при всем том весьма малую, а во время последнего гетманского правления почти и никакой от того народа пользы и доходов поныне не имела. Сверх сего вкоренившиеся там многие непорядки, неустройства, несообразимое смешение правления воинского с гражданским, от неясности различных чужих законов и прав происходящие; в суде и расправе бесконечные волокиты и притеснения; самопроизвольное некоторых мнимых привилегий и вольностей узаконение, а настоящих частое и великое во зло употребление; весьма вредные как владельцам, так и самим посполитым людям с места на место переходы; закоснелая почти во всем народе к земледелию и другим полезным трудам леность и такая же примечаемая в нем внутренняя против великороссийского ненависть представляют вам весьма пространную рачительного наблюдения и старания вашего материю». Румянцев должен был иметь подробную и верную карту своей губернии и кроме этой генеральной карты еще несколько специальных, а городам и знатным строениям планы и чертежи. «Из таких карт, планов и чертежей составляемая книга, правда, не может скоро сделана быть: однако ж что не начато, то никогда и сделано не будет». Румянцев своею гражданскою властию должен был помогать архиереям при их заботах о наблюдении закона Божия, «довольно ведая, что истинный страх Божий есть первое средство к истреблению поползновенных к порокам и злодействам склонностей, а напротив того, к вкоренению в людях добронравия и честности. Надлежит вам искусным образом присматривать и за архиереями и их подчиненными, дабы различными закоснелого в них властолюбия ухищрениями не выступали они из надлежащих сана своего пределов, простирая иногда власть свою духовную над мирскою, иногда же рассеивая в народе простом и суеверном разные их намерениям полезные, общему же покою предосудительные плевелы… к тому ж не безызвестно, что обучающиеся богословию и определяющие себя здесь к чинам духовным как в заграничных польских, так и в самых малороссийских училищах по развратным правилам римского духовенства заражаются многими ненасытного властолюбия началами, которого вредными следствиями наполнены прошедших времен истории европейские. Сего ради должны вы стараться узнать совершенно власть тамошнего духовенства по всем ее околичностям, також имения и доходы… И как по сему весьма нужно, чтоб в архиереи и архимандриты посвящаемы были такие люди, от которых бы по настоящему смирению и крепости духовной резонабельных сентиментов ожидать было можно, то не худо, чтоб вы заранее таковых знали и в свое время на убылые архиерейские и архимандричьи места прямо от себя нам самим кандидатами представляли, описывая притом искусство и образ мыслей и жития их. Необходимая надобность состоит в том, чтоб известно было правительству и вам точное число народа малороссийского… и не оставите вы представить нам мнение ваше, на каком основании и каким образом новую во всей Малороссии ревизию учредить. И как неможно располагаемым поборам ни прочного в установлении своем основания иметь, ниже в известной всегда сумме обращаться, покуда продолжаться будут земледельцев с места на место переходы, то надлежит вам прилагать крайнее старание ваше тамошний народ всеми удобовозможными способами привесть к тому, чтоб оные переходы вовсе пресечены были… Впрочем, думаем мы, что при беспристрастном о сих переходах рассуждении как помещики, так и земледельцы сами ясно понять должны существительную оных на обе стороны бесполезность. Непостоянство и непрочность переменных в земледелии и в сельской экономии распорядков, конечно, помещикам в пользу служить не могут; земледельцы же, питаясь в сем случае одною только вольности мечтою, не понимают, что полагаемые в земледелии труды их не токмо для них и их потомков на непременных селениях несравненно полезнее, но и, укоренясь на оных, вольности своей чрез то не лишатся по примеру крестьян многих европейских государств, где они, хотя некрепостные и некабальные, живут, однако ж, и остаются для собственной своей выгоды всегда на одних местах».
   Румянцеву предписывалось обратить особенное внимание на первоначальную промышленность вследствие необыкновенного плодородия страны, на усиление табачного производства и на размножение тутовых деревьев, также на улучшение овцеводства; стараться о сбережении лесов, об исправном содержании путей сообщения; накрепко смотреть и проведывать тайно и явно, нет ли кому утеснения в суде. В заключение говорится: «Осталось еще упомянуть об одном пункте, который особливо при учреждении нынешнего в Малороссии нового правления заслуживает некоторого политического примечания. Состоит оный в упомянутой сокровенной ненависти тамошнего народа против здешнего, который опять с своей стороны приобык оказывать не неприметное к малороссиянам презрение. И как та ненависть особливо примечается в старшинах тамошних, кои, опасаясь видеть когда-нибудь пределы беззаконному и корыстолюбивому их своевольству, более вперяют оную в простой народ, стращая его сперва нечувствительною, а со временем и совершенною утратою прав их и вольности, то нет сомнения, чтоб они при настоящей правления их перемене тем паче не усугубили тайно коварство свое, что пресечение прежних беспорядков и установление лучших учреждений не будет согласоваться с их прихотями и собственною корыстию. В сем рассуждении не оставите вы наблюдать прилежно, но без явного виду и огласки поведение тамошних старшин, особливо же тех, кои хотя мало подозрительными себя окажут, дабы иногда умышляемое зло заблаговременно сведано и предупреждено быть могло. И хотя время само собою откроет глаза народу и докажет, сколь много он облегчен и благоденствовать будет, когда устроением лучших во всем порядков увидит себя избавленным от мучивших его вдруг многих маленьких тиранов, однако ж и в нынешнее время разные способы поспешествовать вам могут праводушием, бескорыстливостию, снисхождением и ласкою истребить неосновательные его опасения и приобресть к себе любовь его и доверенность».
   Как видно, это наставление привез к Румянцеву Теплов, потому что от 15 ноября сохранилась следующая записка Екатерины к Румянцеву: «Граф Петр Александрович! При сем посылаю к вам Теплова, дабы вы имели с ним большую конверзацию о Малороссии». Наставление было написано явно под влиянием записки Теплова; очень вероятно, что и наставление было написано тем же Тепловым. Это участие Теплова в уничтожении гетманства заставляло некоторых смотреть на него как на изменника в отношении к Разумовскому; толковали даже, что и донесение о движении в пользу наследственного гетманства подано Тепловым; ходил рассказ, что когда Разумовский по приезде из Малороссии явился во дворец, где его встретил Теплов с распростертыми объятиями, то граф Григорий Григорьевич Орлов сказал: «И, лобза, его же предаде».
   Гетманство в Малороссии было уничтожено, и на этот раз окончательно. Еще прежде, весною описываемого года, елисаветинское военное поселение на южной украйне, или Новая Сербия, преобразована была в губернию; братья Панины, Никита и Петр, рассматривавшие доклад известного генерал-поручика Мельгунова об этом преобразовании, представили императрице, что новую губернию надобно назвать Екатерининскою, но императрица написала в резолюции: «Называть – Новороссийская губерния». Екатерина утвердила представление Паниных о присоединении к Новороссийской губернии угла земли от верховья реки Ингула косою линиею до местечка Орел, лежащего у польской границы по реке Синюхе; этот степной угол считался в запорожском владении. Императрица назначила главным командиром новой губернии Мельгунова, который должен был приезжать каждую зиму в Петербург для поднесения докладов об успехе дела. Успех этот должен был состоять в скорейшем населении пустынного края. Для этого желающим селиться даны были льготы: каждому давался участок (из 26 десятин, если на земле лес есть, и из 30 десятин безлесной земли) земли в вечное потомственное владение, позволена была вольная продажа соли и вина и беспошлинный вывоз и ввоз товаров; кто записывался в полки, тому давалось по 30 рублей безвозвратно, записавшимся на поселение – по 12 рублей без различия, будет ли то иностранный подданный или русский, вышедший из-за границы. Всякий может взять земли, сколько пожелает, с условием населить ее, но в вечное владение никому не дается более 48 участков, никто также больше 48 участков купить не может. Поселенцы освобождаются от податей на известное число лет – от 6 и 8 до 16-по рассмотрению главного командира, который берет в расчет удобность земли и заселения ее. Поселенцы должны были строить домы каменные или мазанки для сохранения леса, на заборы и огороди дерева не употреблять, огораживать земляным валом; винокурен никто не мог иметь, кроме того, кто посеет и вырастит строевой лес, хлебное вино дозволено было вывозить из Польши; кто посеял лес, тот получает право вечного владения засеянным урочищем. Доклад оканчивался статьею о школах: «В школу брать всех малолетных, учить читать, писать, арифметике, Закону; а кто способен или сам пожелает, тех иностранным языкам и другим наукам; неимущих и сирот содержать на казенном коште; достаточным же за содержание в казну платить, а за науку ни с кого ничего не требовать. Для женского пола такой же воспитательный дом учредить: из сего последует немалое поправление суровых и жестокосердых обычаев способом благонравных женщин, а особливо и то вкоренить весьма нужно, чтоб женщины с младенчества обучались и привыкали бы к домостройству и всякой приличной работе. Для сирот и увечных – больницу, а для приносных детей домы учредить на казенном коште, дабы во всем селении нищего и странствующего, также и безвинного младенца без призрения не находилось».
   Кроме упомянутого угла, отрезанного от так называемых запорожских владений к Новороссийской губернии, к ней же присоединена была провинция Екатерининская, составленная из земель, лежащих за пограничною линиею в степи, на которых оказались русские поселения, от устья реки Усть-Самары по устье реки Луганчика, включая сюда же Новосербию и Водолаги. В конце года императрица утвердила доклад сенаторов кн. Шаховского, Панина и Олсуфьева об учреждении изо всех слободских полков особой губернии под именем Слободско-Украинской. Из доклада узнаем, что до тех пор «служба козачья состояла на содержании свойственничьем и подпомощников, и на сие общество расписывались для содержания и снабжения каждого козака ежегодные складки, которые непременными и равными никогда быть не могли; а как нередко случалось, что или во время, или после расписания такой складки из расписанного числа душ многие переходами на владельческие земли и иными случаями выбывали и оставалась иногда только половина, то уже одни оставшиеся, будучи принуждены содержать козаков и снабдевать их всеми потребностями, несли великую тягость». Из этого любопытного известия мы видим, как на русских украйнах сохранялись еще первоначальные формы быта, формы первоначальных союзов – родового и закладничества, подле свойственников видим и захребетников, которые здесь называются подпомощниками и подсоседками. Свойственников, подпомощников и подсоседков в новой губернии было 154808 душ, и каждая душа платила по 95 копеек; живущих за разными владельцами и старшинами подданных черкас (малороссиян) было 328814 душ, плативших по 60 копеек. Свободный переход поселян с места на место существовал и здесь в описываемое время. Губернатора, воевод и прокурора в новую губернию велено определить на первый случай из великороссиян, а в товарищи губернаторские и воеводские – из тамошних заслуженных старшин.
   Восточная украйна требовала также постоянного внимания. Бибиков доносил из Казанской губернии: «С того времени как состоялся указ о штатах, присутствующие здесь в губернской канцелярии и по разным конторам судьи от мздоимства и взяток, как слышно, воздерживаются, а если лихоимство и есть, то, конечно, с большею пред прежним скромностию, секретари и подьячие не так нагло взяток по делам требуют: но они не преминули, однако, разгласить, будто бы опять, пока на жалованье сумма соберется, велено кормиться от дел. Мне от некоторых секретарей и воевод здешней губернии слышать случалось, что ныне определенное жалованье и четвертой доли прежних их пожив не заменяет; по разглашенному же от секретарей и подьячих слуху, привыкший давать взятки простой народ без затруднения давать подарки будет. Здешний губернатор князь Тенишев, находясь здесь около 8 лет и быв прежде вице-губернатором, как видно, доволен тем, что до сих пор собрал, и от мздоимства воздерживается, но недостает ему нужных для его должности знаний, потому в делах следует советам секретарским и чрез то секретарское и подьяческое пронырство к отягощению челобитчиков находит средство помещаться. Коллежский советник Кудрявцев и прокурор Воронцов, кроме подписания своего имени, едва ли какое ни есть дело исправлять в состоянии, с тою только разницею, что Кудрявцев, как сказывают, к мздоимству склонен, а прокурор тому чужд. В губернской же канцелярии присутствует губернаторский товарищ и Казанской гимназии директор надворный советник Кожин, который не только от мздоимства вовсе свободен, но и все свое старание и попечение прилагает о том, чтоб дела по предписанным законам и без замедления отправлялись; но так как ему никто не помогает, то признается и сам, что вкоренившийся в делах непорядок, пронырства секретарей и подьячих отвратить почти способов не находит».
   Еще вначале 1763 года императрица, будучи в Сенате, слушала челобитную новокрещен Казанского, Чебоксарского и Козмодемьянского уездов, чтоб их всех уволить от рекрутской повинности, а только бы брать детей их в школы, называться новокрещеными не запрещать и положенные на них вновь подушные деньги сложить, для защиты их от присутственных мест определить по-прежнему надворного советника Сокольникова или другого кого. Императрица велела Сенату иметь конференцию с Синодом. Дело шло медленно, и только через год утвержден был доклад, поданный конференциею. Доклад состоял в следующих пяти статьях: 1) иноверцам не платить податей за новокрещеных и не отправлять за них рекрутской повинности, чтоб этим не принуждать их к побегам, тем более что иноверцев осталось уже немного, большая часть крестились; 2) по истечении трехлетней льготы новокрещеным все платить и исполнять наравне с государственными крестьянами, а вместо рекрут брать с них деньгами; 3) Новокрещенской конторе и разным защитникам не быть, а ведать новокрещен в губернских и воеводских канцеляриях; 4) хотя Сенат и Синод представили, чтоб в Казанской губернии учрежденным для новокрещен школам не быть, ибо Синоду известно, что обучающиеся в них новокрещенские дети по большей части к обучению не способны; но императрица собственноручно написала: «Школ не отрешать, а им дать на волю детей в школах или при приходских церквах обучать и никому принуждения не чинить»; 5) для обращения иноверцев быть проповедникам в Казанской епархии троим, в Тобольской, Иркутской и Тамбовской – по два, в Нижегородской, Рязанской, Вятской и Астраханской – по одному.
   По ту сторону Уральских гор вскрывала печальные явления комиссия, назначенная для новой раскладки ясака. Якутский казачий пятидесятник Баженов сказывал, что он отправляется в ясачные тунгузские шесть улусов для сбора лошадей, но это поручение он купил, заплативши за него воеводе Лебедеву 150 рублей, которые принужден был занять. Лебедев показал, что Баженов принес ему 150 рублей добровольно, и он взял вследствие крайней бедности, за неполучением жалованья, и с других, отправлявшихся за ясаком, брал без вымогательства, и принужден был это делать по тамошней дороговизне, за неимением таких дел, от которых можно себя содержать; он проехал до Якутска 9000 верст на своем иждивении, занявши до 1500 рублей. Лебедев лишен был всех чинов с запрещением определять его к каким бы то ни было делам.