«Доношу, что приказ получен, задача ясна. Прошу уточнить: как могу использовать 454 сб, обороняющий Брыкино, вводить ли его в бой или оставить для прикрытия фланга? Без этого батальона я располагаю одним батальоном, который могу довести до 200 чел. Одновременно прошу: нач. артиллерии 151 мсбр подчинен командарму-5, получает задачи от 5 армии, несмотря на мои указания, которые отменяются 5 армией. Прошу уточнить данный вопрос, добившись распоряжения штарма-5 об откомандировании нач. артиллерии в бригаду.
   На 17.00 25.10.41 г. положение бригады и противника: кавполк[47] ведет бой за Юматово, неся потери. 453 мсб выдвигается в исходное положение Головково – Радчино, данного р-на не занимает. Местонахождение его неизвестно. Противник в Юматове до двух рот. На 26.10.41 г. можно ожидать попытки со стороны противника перейти в наступление в направлении на Якшино, Еремино, шоссе Москва – Минск»[48].
   В это время очередным нажимом противника бригада была фактически смята. Штаб ее находился на значительном удалении от подчиненных ей батальонов. Управления почти не имел. И все же бригада продолжала удерживать участок фронта протяженностью почти 14 километров. Притом, что в батальонах едва насчитывалось до роты активных штыков. В это время по представлению военного прокурора и начальника особого отдела Западного фронта и по приговору Военного трибунала перед строем расстрелян комиссар 455-го мотострелкового батальона бригады Ершов. Ершов был первым командиром 151-й, кого поставили перед строем. Неудача предыдущих дней, когда бригада в беспорядке отступала, будет расценена как позорное оставление позиций.
   Вместе с тем расположение батальонов бригады было таково, что ей предстояло немедленно, чтобы ликвидировать угрозу удара во фланг всей армии, отбить населенные пункты Крюково и Большие Горки. 27 октября майор Ефимов получил от начштарма генерала Кондратьева следующее распоряжение: «Командарм приказал во что бы то ни стало овладеть Бол. Горки. Исполнение донести»[49].
   Чтобы читатель понял всю остроту ситуации, приведу текст боевого распоряжения майора Ефимова командиру 454-го мотострелкового батальона:
   «Выполнение задачи по овладению Маурино – Горки является условием выполнения задачи всей армии.
   Приказываю:
   Маурино – Горки овладеть во что бы то ни стало, любой ценой. К лицам, не выполняющим приказ, применять полностью все меры, используя все свои права.
   Через каждый час связистам доносить положение б-на. Донесения присылать в штаб кав. полка – Жихарево»[50].
   Приказ его был жестоким и недвусмысленным. После того как перед строем расстреляли военкома соседнего батальона, комбату-454 ничего не оставалось, как быть жестоким и неумолимым. Батальон имел в своем составе 270 штыков. Взять этими силами, без поддержки артиллерии, два населенных пункта, удаленных друг от друга на 5 километров, и при этом еще выбить противника из Крюкова, которое находилось непосредственно между Маурином и Большими Горками, являлось практически невыполнимой задачей.
   Это было время выполнения невыполнимых задач.
   Майор Ефимов знал, что уже ведется следствие по делу о самовольном оставлении позиций. Знал, что атака на Маурино и Большие Горки, а точнее, ее исход, скорее всего, поставит точку и в его судьбе: или пан, или пропал…
   В ночь на 27 октября 454-й батальон скрытым маршем вышел на исходные в район Маурина. 1-й кавполк к тому времени провел тщательную разведку местности, определил силы и засек огневые точки противника, в том числе минометную батарею. В Маурине и его окрестностях немцы располагали силами до батальона, усиленного пушками и несколькими танками. Майор Ефимов мог противопоставить им лишь два ПТО кавполка.
   О проводимом в отношении командира 151-й мотострелковой бригады следствии знал и командарм. Но чем он мог помочь ему? Майору Ефимову в этот момент мог помочь только командарм-5, усилив предстоящую атаку хотя бы частью тех средств, которые изъял у бригады накануне. И тем не менее генерал Ефремов распорядился, чтобы одновременно с батальоном и кавполком на Маурино, с восточной стороны, начал атаку 774-й стрелковый полк 222-й стрелковой дивизии.
   Этим полком командовал полковник Лещинский. Опытный офицер, бесстрашный и хладнокровный воин, он умел находить правильные решения в самых трудных обстоятельствах и доказывал это не раз. На него у командарма была особая надежда. Лещинский был единственным командиром полка в звании полковника.
   – Если не осилит Ефимов, – сказал он Кондратьеву, отдавая приказ на усиление атаки с востока, – Лещинский, с его упорством, додавит немцев в Маурино.
   Но случилось непредвиденное.
   В то время, когда 455-й и 453-й батальоны бригады Ефимова уже завязали бой на окраине Крюкова и в районе совхоза «Головково», чтобы своими действиями отвлечь на себя силы противника, а основные подразделения 151-й изготовились к атаке, в бригаду прибыли представители особого отдела и военного трибунала Западного фронта, а также офицеры штарма. Они имели на руках копию директивы командующего фронтом. Командарм получил директиву еще утром, но решил: пусть Ефимов начнет атаку. Однако представители штаба Западного фронта имели другие санкции. Вместе с ними в бригаду прибыл новый командир бригады – майор Кузьмин и новый комиссар – старший политрук Яблонский.
   Вот текст той директивы, подписанной Жуковым и Булганиным[51], содержание которой генерал Ефремов обязан был незамедлительно довести до сведения всех командиров всех подчиненных ему соединений и частей:
   «Военный совет фронта рассмотрел решение Военсовета 33 армии от 23 октября 1941 года по вопросу об оставлении командиром 151 мсбр майором Ефимовым и военкомом бригады Пеговым своей бригады.
   Военный совет 33 армии, квалифицировав поступок Ефимова и Пегова позорным бегством с поля боя и предательским действием, обрекающим 151-ю бригаду на полный развал, вместе с тем указанным свыше постановлением поручил Ефимову и Пегову немедленно выехать в соединение выполнять боевую задачу и собирать часть.
   Военный совет фронта считает такое решение вредным и объективно провокационным, допускающим дезертирство и даже предательство с оставлением таких командиров и комиссаров на своих местах.
   Решение Военсовета 33 армии в связи с этим отменить.
   Прокурору фронта и начальнику особого отдела фронта немедленно выехать в 33 армию, произвести по этому поводу расследование и в случае подтверждения дезертирства с поля боя Ефимова и Пегова таковых немедленно расстрелять перед строем командиров.
   Командарму 33 армии Ефремову и члену Военного совета 33 армии Шляхтину объявить строгий выговор с предупреждением, что и впредь за примиренческое отношение к такому позорному поведению командиров и политработников они сами будут сняты с постов и отданы суду.
   Довести настоящее решение до сведения военных советов армий, командиров и комиссаров дивизий, соединений и частей»[52].
   Не судьба была майору Ефимову и комиссару Пегову повести своих бойцов в атаку на Маурино 27 октября 1941 года. Вскоре их расстреляли «перед строем командиров», как того и требовала директива штаба Западного фронта. В это время и в других армиях Западного фронта шли показательные расстрелы «дезертиров», «трусов» и «паникеров» перед строем. Жестокая правда войны свидетельствует о том, что победа добывалась и так.
   Новый комбриг 151-й майор Кузьмин бросил батальоны вперед. Но немцы отбили все атаки и в этот день, и в последующие. Трижды поднимал сомкнутые цепи своего полка полковник Лещинский. И всякий раз немцы заставляли батальоны откатываться назад.
   Спустя некоторое время 151-я мотострелковая бригада была расформирована.
   На других участках 33-й армии тем временем шли не менее упорные бои.
   113-я, занимая оборону по восточному берегу реки Нары, время от времени переправлялась на западный берег и атаковала населенные пункты, занятые врагом, уничтожая его живую силу и технику. К концу октября она насчитывала 1330 активных штыков и 1052 винтовки.
   110-я стрелковая дивизия вела боевые действия мелкими ударными группами, выдвинув их вперед. Основная же часть войск усиленно занималась тем, что приводила себя в порядок и основательно укреплялась на новом рубеже. 1287-й стрелковый полк продолжал удерживать деревню Горчухино на противоположном берегу реки Нары. Время от времени немцы оттесняли роты, которые обороняли эту деревню, но вскоре, в результате согласованной контратаки, Горчухино вновь оказывалось в наших руках. Дело доходило до штыков и прикладов. 1287-й стрелковый полк, накануне пополненный маршевым батальоном, прибывшим из Москвы, 27 октября атаковал село Атепцево. Во время боя полк понес большие потери: 30 человек убитыми и 100 ранеными. Командир дивизии полковник Матусевич докладывал в штарм:
   «Основными причинами неуспеха являются:
   а) недостаток огневых средств артиллерии, минометов и особенно пулеметов, имеющиеся 120-мм минометы минами не обеспечены;
   б) отсутствие средств связи не дает возможности использовать стрельбу дивизионной артиллерии с закрытых позиций ОП. Стрельба с закрытых позиций невозможна, так как орудия минометным огнем противника выводятся из строя;
   в) большой некомплект командного состава и его неумение управлять, руководить войсками, в результате чего, действуя в условиях лесных массивов, части подразделений по лесу расползаются и собрать их этот комсостав не может.
   В результате крайней усталости при непрерывном ведении боевых действий, при недостаточном техническом оснащении, в штатном некомплекте, в постоянной доукомплектовываемости от разных подразделений красноармейцами, собираемыми заградотрядами, нерегулярности обеспечения продовольствием, отсутствии горячей пищи (нет кухонь, недостаточное количество транспорта, крайне тяжелое состояние дорог) – устойчивость в бою слабая.
   Считаю необходимым:
   1. Пополнение дивизии производить маршевыми ротами, сформированными в запасных полках с полным наличием командного и политического состава.
   2. Обеспечение частей дивизии полностью штатными огневыми средствами и транспортом»[53].
   113-я стрелковая дивизия занимала оборону по восточному берегу реки Нары на прежнем рубеже: Каменское – Клово – Рыжково. Полки дивизии к тому времени еще не получили общевойсковую нумерацию и именовались условно: 1, 2 и 3-й. Потери в предыдущих боях были катастрофическими. К примеру, 1-й полк к началу ноября насчитывал 15 человек. 2-й – 108 человек. 3-й, который в последние дни не участвовал в изнуряющих атаках на Романово, насчитывал 220 человек. Если иметь в виду, что 113-я – это бывшая 5-я ДНО, основу которой составляли москвичи, то определенный процент убыли можно отнести на счет дезертирства.
   Обеспечение воюющих подразделений всем необходимым, правильно организованный подвоз – это обеспечение успеха. Необеспечение дерущихся боеприпасами и продовольствием, медикаментами и вооружением – это обеспечение неуспеха. Трудности подвоза, которые испытывала 33-я армия в конце октября – начале ноября, хорошо иллюстрирует вышеприведенное донесение в штарм командира 110-й стрелковой дивизии. А вот что говорилось в оперативной сводке штарма от 27 октября: «Дороги в полосе действия армии труднопроходимы, даже для гужтранспорта, движение автотранспорта возможно только по шоссе. Доставка боеприпасов на левый фланг армии 110 и 113 сд производится вручную на расстояние 20–25 км»[54].
   Рубеж обороны необходимо было укрепить основательно. Только так можно было повысить численность армии и ее огневую мощь. Солдат в правильно отрытом окопе, на хорошей позиции, которая к тому же тщательно замаскирована, соединена с соседней ячейкой ходом сообщения, может воевать за двоих. Так рассуждали в 33-й армии.
   «На долю нашей армии выпала почетная и ответственная задача защиты нашей любимой столицы – Москвы от немецко-фашистских орд.
   Враг упорно стремился прорваться к Москве, но, понеся большие потери, вынужден был перейти к обороне, используя это время для перегруппировки и подтягивания резервов, с тем чтобы начать новое кровавое наступление.
   Об этом Военный совет армии неоднократно предупреждал командиров и комиссаров частей и соединений, требуя использовать временное «затишье» для возведения инженерных сооружений, укрепления занимаемого рубежа, на котором мы должны разгромить врага.
   Однако произведенной в последние дни проверкой установлено:
   1. В 108 сд в 1 гв. мсд вместо окопов во многих случаях вырыты «ямки» неопределенной формы без брустверов, перекрытые хвоей и соломой, вместо ходов сообщения вырыты канавки, по которым невозможно передвигаться вследствие недостаточной ширины.
   2. Воронки на дорогах сделаны недостаточной глубины.
   3. Обзор и обстрел из окопов местами чрезвычайно ограничен.
   4. Элементарные правила маскировки во многих частях не соблюдаются.
   5. Темпы работ исключительно медленные.
   6. Холода уже наступили, а многие землянки и блиндажи не отапливаются.
   7. Командный состав, как правило, работами плохо руководит, переложив работы на младший комсостав.
   8. Так же плохо руководят работой по возведению оборонительных сооружений начальники инженерной службы полков.
   9. Партийно-политический аппарат оборонительными сооружениями не занимается.
   Приказываю:
   1. Считать работы по возведению оборонительных сооружений задачей такой же важности, как и ведение боя, во время которого начальствующий состав находится в своих частях и подразделениях и руководит бойцами.
   2. При производстве работ весь командный состав до командира и политрука роты включительно не имеет права оставлять свой оборонительный район, руководя работами и показывая личный пример.
   3. За оборонительные работы и их тактико-техническое соответствие отвечают командир батальона и командир роты. Командир и военком полка ежедневно проверяют ход работы на всем полковом участке.
   4. Окопы и их оборудование делать в соответствии с наставлением НИЖ-П-39, не делая лишь приячеечных щелей, примыкая стрелковые ячейки непосредственно к соединительному ходу.
   5. При производстве работ каждый красноармеец должен получать дневное задание, обязанностью командного состава является требовать его выполнение, широко развернуть социалистическое соревнование за досрочное выполнение заданий.
   6. Комиссарам и начальникам политотделов дивизий в двухдневный срок лично ознакомиться с ходом оборонительных сооружений и принять все меры к мобилизации всего личного состава, прежде всего добиться, чтобы все коммунисты и комсомольцы, командиры и политработники показывали пример в производстве оборонительных работ и считали своим долгом повседневно руководить и возглавлять эти важнейшие мероприятия.
   Еще раз напоминаю командирам и комиссарам всех степеней, что возведение оборонительных сооружений является важнейшим мероприятием – мы должны так укрепить занимаемый рубеж, чтобы фашисты не только не прошли через него, но нашли бы перед ним себе могилу»[55].
   Приказ датирован 19 ноября 1941 года.
   В этот же день произошло следующее. Противник подверг сильному артобстрелу позиции 222-й стрелковой дивизии. Сразу после полудня до батальона немецкой пехоты при поддержке танков атаковали правый фланг 774-го полка и левый фланг соседнего 113-го полка 32-й стрелковой дивизии 5-й армии. Стрелки и артиллеристы 774-го стрелкового полка открыли огонь и заставили противника залечь. Но сосед справа, не выдержав напора, попятился и вынужден был отойти в восточном направлении. В результате немцы заняли село Болдино. Последующие контратаки с целью возвращения утраченных позиций приносили только огромные потери с обеих сторон. К примеру, одна из контратак 457-го стрелкового полка, который все это время находился в полуокружении, увенчалась успехом: пехота противника была значительно оттеснена, а на поле боя оставлено около 200 трупов.
   Генерал Ефремов относился к тем полководцам, которые в период боев всегда старались быть ближе к передовой. В своих воспоминаниях генерал-полковник Л. М. Сандалов, который в августе 1941 года был начальником штаба Центрального фронта в период, когда им командовал Ефремов, написал: «Михаил Григорьевич всегда предпочитал руководить войсками непосредственно на поле боя».
   В тот день командарм наблюдал за ходом боя в ближайшего НП командира 222-й стрелковой дивизии вместе со своим начальником штаба генерал-майором Кондратьевым. Вечером в штабной землянке в Яковлевском они просматривали донесения о результатах боя.
   – Уже пятые сутки 3-я и 4-я танковые группы атакуют правое крыло Западного фронта, – сказал командарм. – После относительного затишья противник активизировал свои действия и на нашем участке. И заметьте, Александр Кондратьевич, они ударили не просто в стык полков и дивизий, но в стык армий. Что бы это значило?
   – Вы думаете, это разведка боем? Что там, в глубине, в несколько эшелонов, сосредоточились для удара крупные силы?
   – Да, именно так. Укрепляться, зарываться в землю, минировать подходы и дороги. Фон Клюге недолго будет ограничиваться атаками числом до батальона при поддержке взвода легких танков.
   1-я гвардейская мотострелковая дивизия продолжала безнадежные бои за Наро-Фоминск. Полковник Лизюков уже прекрасно понимал, что отбить город теми силами, которые он имел, не удастся. Вряд ли удастся и удержаться на том плацдарме, который все еще занимал 175-й мотострелковый полк. И тем не менее прибывающее пополнение тут же переправлялось на западный берег реки Нары и бросалось в пекло. Из штаба фронта поступали раздраженные телеграммы по поводу того, что необоснованно оставлен город, что необходимо его вернуть в ближайшие часы. И из штарма в Перхушкове шли ответные телеграммы, в которых были такие слова: «1 мсд – существенных изменений в расположении нет. Ведет упорные бои за окончательное овладение городом»[56]. Дальнейшее продолжение уличных боев вело только к новым потерям, которые ни в коей мере не восполнялись прибывающим пополнением. Явно бессмысленные атаки к тому же ломали психику людей, подавляли дух, особенно прибывших с недавним пополнением.
   Можно как угодно комментировать эти донесения командарма-33. Но можно сказать совершенно определенно, что Жуков получал от Ефремова вполне адекватные ответы.
   А Жуков стоял на своем: «Ваши действия по овладению Наро-Фоминском совершенно неправильны. Вместо окружения, изоляции противника в городе вы избрали затяжные, изнурительные уличные бои, в которых применяете и танки, в результате чего несете огромные потери в людях и танках».
   «Ударом на фланги 1 гмсд отбросить пр-ка в южном и ю.-з. направлениях, изолировать противника, занимающего часть города, и блокировать часть сил, таким путем уничтожить в городе.
   Применять танки в городе запрещаю»[57].
   Утром 28 октября части 1-й гвардейской мотострелковой дивизии начали последний перед довольно продолжительным затишьем штурм Наро-Фоминска. Прибывшее в этот день в 113-ю стрелковую дивизию пополнение – маршевая рота в количестве 130 человек с винтовками – было тут же направлено в распоряжение командира 175-го мотострелкового полка. До позднего вечера на улицах шли бои. Ни бойцы, ни командиры еще не знали, что период изнурительных контратак с целью овладения где населенным пунктом, где улицей, а где просто отдельно стоящим зданием или развилкой дорог закончился, что штаб Западного фронта принял решение о переходе к глухой обороне с целью перегруппировки и накапливания сил.
   Что касается попытки отбить Наро-Фоминск, то она была предпринята еще раз, 12 декабря 1941 года, когда фланги Западного фронта уже перешли в наступление, а центр еще стоял на месте, не имея приказа атаковать.
   Штаб 33-й армии разработал подробный «План частной операции по захвату гор. Наро-Фоминск в ночь с 12 на 13 декабря 1941 года.
   1. Цель операции – уничтожить противника на подступах к западной половине Наро-Фоминска и овладеть городом.
   2. Способ действия – внезапным ударом в направлении выс. 193, 8, разъезд 75 км, пруд, выйти к подступам гор. Наро-Фоминск и блокировать его»[58].
   Далее в документе перечислялись подразделения с изложением боевой задачи, поставленной перед каждым из них.
   Командарм понимал: приказ о начале наступления в штаб армии поступит со дня на день. Перед началом наступления, как тогда было принято, в любом случае необходимо провести разведку боем. А что, если попытаться убить сразу двух зайцев?
   Не получилось.
   Крупномасштабная разведка боем в центре фронта 33-й армии была проведена в ночь на 13 декабря. Вперед пошли части 1-й гвардейской мотострелковой дивизии, усиленные лыжными батальонами. Сводным отрядом руководил командир 6-го мотострелкового полка полковник Гребнев.
   Командарм во время проведения операции находился на НП командира 1-й гвардейской мотострелковой дивизии. Для организации взаимодействия в 222-ю стрелковую дивизию отбыл начальник оперативного отдела штарма полковник Киносян, в 110-ю – начальник разведотдела майор Потапов, в 113-ю – старший помощник разведотдела капитан Соболев.
   Характерно, что за несколько часов до начала операции на главном направлении разведку боем начали разведотряды 222, 110 и 113-й стрелковых дивизий. Каждая – на своем фронте. До глубокой ночи шла стрельба на нейтральной полосе и вблизи населенных пунктов, занятых противником. Ни одна из разведгрупп проникнуть в расположение врага не смогла. Наблюдатели зафиксировали хорошо организованную систему ведения огня, которая позволяла немцам отражать как фронтальные атаки, так и возможные фланговые удары. Наличие на всех участках минометов поддержки позволяло массированно уничтожать противника еще на дальних подступах. На этих участках дивизиям 33-й армии противостояли 33, 351 и 81-й пехотные полки вермахта.
   В 22.00 артиллерия 1-й гвардейской мотострелковой дивизии провела обработку передовой линии обороны противника на своем участке. Сводный разведдивизион, куда вошли также саперные подразделения, поднялся в атаку. И сразу стало ясно, что обороны немцев не прорвать и здесь. Ночью связь с полковником Гребневым прекратилась. А утром, понеся большие потери, разведчики и саперы, усиленные лыжными батальонами, вернулись назад, на исходные позиции.
   В этот же день, 13 декабря 1941 года, командарм получил приказ штаба фронта – перейти в наступление.
   Но прежде чем перейти к повести о наступательных боях 33-й армии, необходимо рассказать об одном ярком эпизоде стояния армии Ефремова на Наре.

Глава 5
Последняя атака фон Клюге

   Язык сообщил: атака назначена на утро 1 декабря. Летчики подтвердили сообщения наземной разведки. Двойной удар фон Клюге. Трагедия 479-го полка. Уроки Жукова и сталинские лопаты. Как попал в плен полковник Лещинский. Немцы наращивают удар. Полосухин приходит на помощь. Бросок на Алабино. Командарм вводит в бой свои резервы. Помощь Жукова. Полки и батальоны дерутся в полуокружении. Немцы выдохлись. Трофеи
   Ночью 29 ноября разведчики 113-й стрелковой дивизии успешно, без стрельбы, миновали нейтральную полосу, проползли мимо постов и углубились в территорию, занимаемую противником. Там, в ближайшей деревне, захватили немца, скрутили его и через несколько часов, когда уже светало, приволокли языка к своим окопам. Немец, как и большинство пленных, оказавшись в тепле жарко натопленной штабной землянки, где его еще и угостили горячим чаем, оказался словоохотливым и показал, что он из 92-го разведывательного батальона 20-й танковой дивизии, что дивизия основными своими частями из второго эшелона выведена к передовой линии и изготовилась для грандиозного наступления, цель которого – окончательный разгром русских и решительный бросок на Москву. Атака по фронту 33-й армии намечена на раннее утро 1 декабря. Выслушав немца, командир дивизии полковник Миронов тут же распорядился привести в полную боевую готовность все подчиненные ему подразделения, заминировать проходы, выдать бойцам противотанковые гранаты и бутылки с КС. Начальнику штаба майору Сташевскому приказал немедля отправить языка в штаб армии вместе с копией протокола допроса и всем, что при нем было обнаружено.