Сергей Петрович Алексеев. От Москвы до Берлина

   Несёт ветер солдата всё дальше и дальше вдоль линии фронта. Положение катастрофическое. Сколько же продержится человек над огнём на воздушном шаре? Минутой больше, минутой меньше. Пробьют оболочку аэростата. Рухнет махина вниз.
   Так бы случилось, конечно, и с Велигурой. Да, видно, и впрямь в сорочке боец родился. Не задевают, мимо проходят взрывы.
   Но главное – вдруг, как по команде, изменил направление ветер. Понесло Велигуру опять к Москве. Вернулся боец почти туда же, откуда отбыл. Благополучно спустился вниз.
   Жив солдат. Невредим. Здоров.
   Вот и вышло, что рядовой Велигура на аэростате к врагам слетал почти так же, как в своё время в неприятельскую крепость верхом на ядре знаменитый барон Мюнхаузен.
   Всё хорошо. Беда лишь в одном. Мало кто в этот полёт поверил. Только Велигура начнёт рассказывать, сразу друзья кричат:
   – Ну, ну, ври, загибай, закручивай!
   Не Велигура теперь Велигура. Только откроет бедняга рот, сразу несётся:
   – Барон Мюнхаузен!
   Война есть война. Всякое здесь бывает. Бывает такое, что сказкой потом считают.

Ух ты, мама!

   Был один из самых тяжёлых моментов Московской битвы.
   Бои шли севернее Москвы, на Рогачёвском шоссе.
   Ударили фашистские танки встык между двумя соседними советскими армиями, устремились в прорыв, понеслись к Москве. Захватили фашисты рабочий посёлок Красная Поляна, подошли к железнодорожной станции Лобня.
   До Москвы оставалось около 30 километров. Это – расстояние, на которое могла стрелять фашистская дальнобойная артиллерия.
   Привезли фашисты в Красную Поляну огромную дальнобойную пушку. Стали её устанавливать. Дали приказ подвозить снаряды.
   Возятся фашистские солдаты у пушки. Площадку ровняют. Лафет укрепляют. В прицел, как в бинокль, заглядывают.
   Не могут скрыть торжества солдаты:
   – Мы первыми из всех по Москве ударим!
   – Награда от фюрера будет!
   Суетится артиллерийский офицер. И этот о том же думает: будет ему награда – рыцарский крест на шею, известность по всей Германии.
   Торжествуют фашисты удачу. А в это время навстречу прорвавшимся врагам срочно двигались наши части. Подходили полки и роты, с марша вступали в бой.
   Возятся фашистские солдаты у пушки. Привезли им как раз снаряды.
   – Шнель, шнель! – покрикивает офицер.
   Предвкушает фашист успех. Вот заложат солдаты в пушку сейчас снаряд. Вот вскинет он руку. В три горла рванёт команду. Вот она, радость боя!
   – Шнель, шнель! – покрикивает офицер.
   Возятся фашистские солдаты у пушки, слышат шум боя. Только не дальше, не к Москве почему-то отходит бой, а кажется солдатам, что сюда, к Красной Поляне ближе.
   Переглянулись немцы:
   – Ближе!
   – Ближе!!
   Вот и несётся уже «Ура!». Вот и ушанки с красной звездой мелькнули.
   Выбили советские войска фашистов из Красной Поляны. Досталась пушка советским бойцам. Обступили её бойцы. Любопытно на пушку глянуть.
   Видят солдаты гигант-трофей:
   – Ух ты, мама!
   – Неужто взяли?
   – Вот бы сейчас – по Гитлеру!
   – Прихватим с собой к Берлину!
   Однако пришёл приказ пушку отправить в тыл. И всё же задержались чуть-чуть солдаты. Подождёт пять минут приказ!
   Развернули солдаты пушку. Вложили снаряд. Прицелились. Ударила пушка стократным басом. Устремился снаряд на запад, весть о нашей победе врагам понёс.
   А через несколько дней советские войска перешли в грандиозное наступление. Разгромили они под Москвой фашистов.

Доватор

   В боях под Москвой вместе с другими войсками принимали участие и казаки: донские, кубанские, терские…
   Лих, искромётен в бою Доватор. Ладно сидит в седле. Шапка-кубанка на голове.

   Командует генерал Доватор кавалерийским казачьим корпусом. Смотрят станичники на генерала:
   – Наших кровей – казацких!
   Спорят бойцы, откуда он родом:
   – С Дона.
   – С Кубани!
   – Терский он, терский.
   – Уральский казак, с Урала.
   – Забайкальский, даурский, считай, казак.
   Не сошлись в едином мнении казаки. Обратились к Доватору:
   – Товарищ комкор, скажите, с какой вы станицы?
   Улыбнулся Доватор:
   – Не там, товарищи, ищете. В белорусских лесах станица.
   И верно. Совсем не казак Доватор. Белорус он. В селе Хотино, на севере Белоруссии, недалеко от города Полоцка – вот где родился комкор Доватор.

   Не верят Доватору казаки:
   – Шутки комкор пускает.
   И снова:
   – Терский!
   – Оренбургский!
   – Донской!
   – Кубанский!
   – Уральский!
   – Братцы, да он же, считай, забайкальский, даурских кровей, казак.
   Ещё в августе – сентябре конная группа Доватора ходила по фашистским тылам. Громила склады, штабы, обозы. Сильно досталось тогда фашистам. Пошли слухи – 100 тысяч советских конников прорвалось в тыл. Успокаивают солдат фашистские генералы. Отдают даже специальный приказ. А в этом приказе: «Не верьте слухам! Слухи о том, что в тыл наших войск прорвалось 100 000 кавалеристов противника, преувеличены. Линию фронта перешло всего 18 000». А на самом деле в конной группе Доватора было только 3000 человек.
   Когда советские войска под Москвой перешли в наступление, казаки Доватора снова прорвались в фашистский тыл.
   Боятся фашисты советских конников. За каждым кустом им казак мерещится…
   Назначают фашистские генералы награду за поимку Доватора – 10 тысяч немецких марок.
   Рыщут любители денег и славы. Ловят в мечтах Доватора. Исчезает, как дым, Доватор.
   Повышают фашисты цену. 20 тысяч марок за поимку советского генерала. Рыщут любители денег, хватают в мечтах Доватора.
   Как гроза, как весенний гром, идёт по фашистским тылам Доватор.
   Бросает фашистов в дрожь. Проснутся, ветра услышав свист.
   – Доватор! – кричат. – Доватор!
   Услышат удар копыт.
   – Доватор! Доватор!
   Повышают фашисты цену. 50 тысяч марок назначают они предателю. Лежат без хозяина эти деньги. Как сон, как миф для врагов Доватора.
   Едет верхом на коне Доватор. Легенда следом за ним идёт.

Пасть

   Рядовой Евстегнюк фашиста поймал на палец. Как карась на крючок, фашистский солдат на палец к бойцу попался. Вот как случилось это. Зима. Наступали наши. Громили фашистов. Был Евстегнюк в разведке. В разведке не в первый раз. Задание важное – нужно добыть «языка», то есть схватить кого-нибудь из фашистских солдат и невредимым доставить в часть.
   Вышел солдат в разведку. Пересек незаметно передний край, перешёл через линию фронта, оказался в «гостях» у фашистов.
   Вечер. Зимний. Ранний. Река Протва. Прорубь в Протве. Тропа. Ходят по этой тропе за водой фашисты. Тут у тропы и засел солдат. Поджидает боец добычу.
   Только осторожны на редкость стали сейчас фашисты. Нет бы бежать к воде в одиночку. Ходят к воде с охраной.
   Наблюдает за ними советский разведчик. Вот шагает один с ведром, следом другой – с автоматом. Вот трое прошли. Один с ведром, двое других с автоматами. Вот снова трое – один с ведром, с ручным пулемётом двое.
   Таких не возьмёшь без шума.
   Сидит Евстегнюк, выжидает. Час просидел, на исходе второй. Продрог Евстегнюк, промёрз. Коченеют спина и руки. Однако сидит выжидает. Знает: лишь упорных удача ждёт.
   Дождался разведчик своей минуты.
   Видит – на тропе появился смелый. Без охраны бежит фашист. Перебирает ногами, торопится. Вот добежал до проруби. Зачерпнул фашист воду. Бежит назад. Тут и вырос перед ним Евстегнюк. Пытался схватить за горло, чтобы пикнуть солдат не мог. Да, видать, в темноте Евстегнюк промахнулся. Двинул в этот момент головой фашист. Рот приоткрыл для крика. И вот угодил Евстегнюк гитлеровскому солдату пальцем прямо в открытый рот. Угодил, и в ту же секунду фашистский рот, как капкан, захлопнулся. У фашиста от страха случился шок. Сжались зубы, назад ни с места. Мёртвой хваткой схватили палец. Что же тут делать? Так и повёл через линию фронта советский разведчик фашиста в плен.
   Прибыл разведчик в часть. Видят его солдаты. Не сразу поймут, в чём дело:
   – Глянь, глянь – Евстегнюк за губу волочит фашиста!
   И верно, издали кажется, что разведчик ведёт за губу человека.
   Узнав, в чём дело, смеялись до слёз солдаты:
   – Евстегнюк карася поймал!
   – Сом на крючок попался!
   Пытались солдаты челюсти разжать у фашиста. Старались и так и этак.
   – Щипом, щекоткой его возьми!
   – Штыком надави!
   – Дёрни за нос, за ухо!

   Бьются солдаты. Не растянут упрямые челюсти. Хоть волоки домкрат.
   Стоит Евстегнюк под обстрелом смешков солдатских. Ситуация – глупее не может быть. Рука с зажатым пальцем, как назло, у солдата правая. Ни честь отдать начальству. А вдруг как тревога! А вдруг как бой! Будь ты проклят, «язык» фашистский!
   Кончилось тем, что повели к врачам в медсанбат солдата. Тут и разжали фашисту пасть.
   Довольны солдаты:
   – Ура! Разжали!
   Нашёлся один смекалистый:
   – Не эта важна. Не эта. Занеслись на Москву фашисты. Вот какую разжали пасть!

Глава вторая
Стальное кольцо

«Гвоздильный завод»

   Потерпев поражение под Москвой, летом 1942 года фашисты начали новое наступление, они двигались к Дону и Волге, начали сражение за Сталинград. Бои шли на улицах города.
   Недалеко от вокзала в подвале одного из домов советские солдаты обнаружили склад с гвоздями. «Гвоздильный завод» – в шутку назвали солдаты дом.
   Здесь – сражалась группа солдат во главе с младшим лейтенантом Колегановым. Не всё здание находилось у советских воинов. Часть у фашистов. Глухая стена разделяла две половины.
   Стреляют бойцы из окон. Ведут огонь на три стороны. Четвёртая – и есть та глухая стена, которая отделяет их от фашистов. Спокойны солдаты за эту сторону. Стена кирпичная, толстая, ни окон нет, ни дверей. Хорошо за плечами такую защиту чувствовать. Среди солдат – Василий Кутейкин. И ему хорошо оттого, что стена защищает сзади.
   И вдруг от страшного взрыва качнулся дом. Это фашисты подорвали глухую стену. Едва улеглась пыль – показался огромный проём в стене. Только рассмотрели его бойцы, как оттуда, с фашистской стороны, полетели в советских солдат гранаты.
   Вот уже первая с шумом коснулась пола. Вот сейчас последует взрыв. Упала граната рядом с Кутейкиным. Солдат побледнел, зажмурился. Ждёт, а взрыва всё нет. Приоткрыл он глаза. Видит – схватил младший лейтенант Колеганов гранату, размахнулся и бросил назад в проём, то есть вернул фашистам. Там и раздался взрыв.
   Улыбнулся Кутейкин. Полегчало на сердце. И вдруг видит – вторая летит граната. И снова прямо к нему, к Кутейкину. Вновь побледнел солдат, снова зажмурился. Ждёт он бесславной смерти. «Раз, два, три», – про себя считает. А взрыва всё нет. Открыл Кутейкин глаза – взрыва нет и гранаты нет. Это рядовой Кожушко по примеру младшего лейтенанта Колеганова схватил гранату и тоже бросил назад к фашистам. Удачлив Кутейкин. Минует солдата смерть.
   Посмотрел Кутейкин на младшего лейтенанта Колеганова, на рядового Кожушко. И вдруг ушла из сердца минутная робость. Неловко бойцу за себя. Сожалеет, что это Кожушко, а не он подхватил гранату. Даже желает, чтобы прилетела ещё одна. Смотрит – и вправду летит граната.
   – Моя! – закричал Кутейкин.
   Бросился ей навстречу:
   – Не подходи – моя!
   Схватил гранату и тут же её туда – к фашистам за стену.
   Секундой позже подвиг Колеганова, Кожушко и Кутейкина повторили старшина Кувшинов и рядовой Пересветов.
   Подбежали солдаты затем к проёму. Открыли огонь из винтовок и автоматов. Когда закончился бой и утихли выстрелы, подошли, заглянули бойцы в проём.
   Там, громоздясь один на другого, валялись десятки фашистских трупов.
   – Да, нагвоздили, – произнёс младший лейтенант Колеганов.
   Улыбнулись солдаты:
   – Так ведь «гвоздильный завод».
   Много в Сталинграде таких заводов. Что ни дом, то для фашистов «завод гвоздильный».

Буль-буль

   Не стихают бои в Сталинграде. Рвутся фашисты к Волге.
   Обозлил сержанта Носкова какой-то фашист. Траншеи наши и гитлеровцев тут проходили рядом. Слышна из окопа к окопу речь.
   Сидит фашист в своём укрытии, выкрикивает:
   – Рус, завтра буль-буль!
   То есть хочет сказать, что завтра прорвутся фашисты к Волге, сбросят в Волгу защитников Сталинграда.
   Сидит фашист, не высовывается. Лишь голос из окопа доносится:
   – Рус, завтра буль-буль. – И уточняет: – Буль-буль у Вольга.
   Действует это «буль-буль» на нервы сержанту Носкову.
   Другие спокойны. Кое-кто из солдат даже посмеивается. А Носков:
   – Эка ж, проклятый фриц! Да покажись ты. Дай хоть взглянуть на тебя.
   Гитлеровец как раз и высунулся. Глянул Носков, глянули другие солдаты. Рыжеват. Осповат. Уши торчком. Пилотка на темени чудом держится.
   Высунулся фашист и снова:
   – Буль-буль!
   Кто-то из наших солдат схватил винтовку. Вскинул, прицелился.
   – Не трожь! – строго сказал Носков.
   Посмотрел на Носкова солдат удивлённо. Пожал плечами. Отвёл винтовку.
   До самого вечера каркал ушастый немец: «Рус, завтра буль-буль. Завтра у Вольга».
   К вечеру фашистский солдат умолк.
   «Заснул», – поняли в наших окопах. Стали постепенно и наши солдаты дремать. Вдруг видят, кто-то стал вылезать из окопа. Смотрят – сержант Носков. А следом за ним лучший его дружок рядовой Турянчик. Выбрались дружки-приятели из окопа, прижались к земле, поползли к немецкой траншее.
   Проснулись солдаты. Недоумевают. С чего это вдруг Носков и Турянчик к фашистам отправились в гости? Смотрят солдаты туда, на запад, глаза в темноте ломают. Беспокоиться стали солдаты.
   Но вот кто-то сказал:
   – Братцы, ползут назад.
   Второй подтвердил:
   – Так и есть, возвращаются.
   Всмотрелись солдаты – верно. Ползут, прижавшись к земле, друзья. Только не двое их. Трое. Присмотрелись бойцы: третий солдат фашистский, тот самый – «буль-буль». Только не ползёт он. Волокут его Носков и Турянчик. Кляп во рту у солдата.
   Притащили друзья крикуна в окоп. Передохнули и дальше в штаб.
   Однако дорóгой сбежали к Волге. Схватили фашиста за руки, за шею, в Волгу его макнули.
   – Буль-буль, буль-буль! – кричит озорно Турянчик.
   Буль-буль, – пускает фашист пузыри. Трясётся, как лист осиновый.
   – Не бойся, не бойся, – сказал Носков. – Русский не бьёт лежачего.
   Сдали солдаты пленного в штаб.
   Махнул на прощанье фашисту Носков рукой.
   – Буль-буль, – прощаясь, сказал Турянчик.

Мамаев курган

   Лейтенант Чернышов красавец. Брови дугой, как месяц. Кудри черны, как смоль.
   14 сентября 1942 года. С новой силой фашисты идут в атаку. Семь дивизий штурмуют город. Три тысячи орудий ведут огонь. Пятьсот фашистских танков железной ползут лавиной.
   Особенно кровопролитные бои идут за Мамаев курган. Мамаев курган – самая высокая точка в городе. Видно отсюда далеко-далеко. Видно и Волгу, и степи, и левый заволжский берег.
   Уже несколько раз вершина кургана переходила из рук в руки. То теснят фашисты наших бойцов, то прорвутся к вершине наши. То держат вершину наши. То вновь у фашистов она в руках. Пять раз водил солдат в атаку лейтенант Чернышов. Брови дугой, как месяц. Кудри черны, как смоль.
   Начинает Чернышов шестую атаку, а сам вспоминает первую.
   Добежали тогда бойцы почти до вершины. Шли перебежками. Залегали. Пережидали страшный огонь противника.
   Поднимались и снова бежали вперёд.
   – Вперёд! Вперёд! – до хрипоты, обезумев, очумев от боя, кричал лейтенант Чернышов.
   Вновь залегли солдаты. Переждал лейтенант Чернышов и опять:
   – Вперёд!
   Лежат солдаты, не поднимаются.
   – Вперёд! – кричит Чернышов. Схватил автомат, тронул дулом одного, второго. – Вперёд!
   Лежат солдаты.
   Подкатила здесь к сердцу злость. Перекосилось лицо от крика.
   Саблей сломались брови. Скулы корёжат рот.
   – Вперёд! – кричит лейтенант Чернышов.
   Лежат солдаты.
   Вдруг объявился рядом с лейтенантом сержант Куценко.
   – Они же мёртвые, товарищ лейтенант, – тихо сказал Куценко.
   Вздрогнул лейтенант Чернышов, глянул кругом, на курган, на солдат. Понял – солдаты мёртвые. Живы только они вдвоём – он, Чернышов, и сержант Куценко. Отошли назад с высоты к своим.
   Здесь внизу у кургана назначили Чернышова командовать новой группой. Снова в атаку ходил Чернышов. Вновь захлебнулась в крови атака. Не достигли они вершины ни в третий, ни в четвёртый, ни в пятый раз.
   Ночь наступила. Вся ночь в атаках. А когда забрезжил рассвет – страшно взглянуть кругом. Склоны кургана в солдатских трупах. Словно, устав в походе, прилегли на часок солдаты. Сыграй им побудку – сейчас проснутся.
   Не проснутся уже солдаты. Сном непробудным спят.
   – В атаку! – снова прошла команда.
   Снова к вершине ведёт Чернышов солдат. «Эх, силы бы свежей, силы!» Вдруг слышит – раскатом грома гремит «Ура!». «Что бы такое?» Решает – причудилось. Обернулся. К кургану подходят свежие роты. В шеренгах бойцы как литые: один к одному по мерке. Это из-за Волги с левого берега пришли на помощь гвардейцы из 13-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Родимцева.
   – Ура! Ура!
   Влетели бойцы на вершину. Как волны в прибой, ударили.
   В наших руках вершина.
   Стоит на вершине лейтенант Чернышов. Рядом стоят солдаты. Тут же сержант Куценко. Смотрят на Волгу, на дальние дали, на левый заволжский берег.
   – Всё же наша взяла, – произнёс лейтенант Чернышов и вдруг по-детски радостно рассмеялся. Скинул пилотку. Вытер пилоткой вспотевший лоб.
   Поднял на Чернышова глаза Куценко. Что-то хотел сказать, да так и застыл. Смотрит: где же лейтенантские чёрные кудри? Как лунь, в седине голова Чернышова. Лишь брови всё так же дугой, как месяц.

Злая фамилия

   Стеснялся солдат своей фамилии. Не повезло ему при рождении. Трусов его фамилия.
   Время военное. Фамилия броская.
   Уже в военкомате, когда призывали солдата в армию, – первый вопрос:
   – Фамилия?
   – Трусов.
   – Как-как?
   – Трусов.
   – Д-да… – протянули работники военкомата.
   Попал боец в роту.
   – Как фамилия?
   – Рядовой Трусов.
   – Как-как?
   – Рядовой Трусов.
   – Д-да… – протянул командир.
   Много бед от фамилии принял солдат. Кругом шутки да прибаутки:
   – Видать, твой предок в героях не был.
   – В обоз при такой фамилии!
   Привезут полевую почту. Соберутся солдаты в круг. Идёт раздача прибывших писем. Называют фамилии:
   – Козлов! Сизов! Смирнов!
   Всё нормально. Подходят солдаты, берут свои письма.
   Выкрикнут:
   – Трусов!
   Смеются кругом солдаты.
   Не вяжется с военным временем как-то фамилия. Горе солдату с этой фамилией.
   В составе своей отдельной стрелковой бригады рядовой Трусов прибыл под Сталинград. Переправили бойцов через Волгу на правый берег. Вступила бригада в бой.
   – Ну, Трусов, посмотрим, какой из тебя солдат, – сказал командир отделения.
   Не хочется Трусову оскандалиться. Старается. Идут солдаты в атаку. Вдруг слева застрочил вражеский пулемёт. Развернулся Трусов. Из автомата дал очередь. Замолчал неприятельский пулемёт.
   – Молодец! – похвалил бойца командир отделения.
   Пробежали солдаты ещё несколько шагов. Снова бьёт пулемёт.
   Теперь уже справа. Повернулся Трусов. Подобрался к пулемётчику. Бросил гранату. И этот фашист утих.
   – Герой! – сказал командир отделения.
   Залегли солдаты. Ведут перестрелку с фашистами. Кончился бой.
   Подсчитали солдаты убитых врагов. Двадцать человек оказалось у того места, откуда вёл огонь рядовой Трусов.
   – О-о! – вырвалось у командира отделения. – Ну, брат, злая твоя фамилия. Злая!
   Улыбнулся Трусов.
   За смелость и решительность в бою рядовой Трусов был награждён медалью.
   Висит на груди у героя медаль «За отвагу». Кто ни встретит – глаза на награду скосит.
   Первый к солдату теперь вопрос:
   – За что награждён, герой?
   Никто не переспросит теперь фамилию. Не хихикнет теперь никто. С ехидством словцо не бросит.
   Ясно отныне бойцу: не в фамилии честь солдатская – дела человека красят.

Данко

   Данко – сказочный герой одного из рассказов Максима Горького. Спасая людей в тёмном лесу, Данко вырвал из своей груди сердце. Вспыхнуло сердце ярким пламенем, осветило дорогу людям.
   Сталинград необычный город. Длинной полосой на 65 километров протянулся он с севера на юг вдоль правого берега Волги.
   К исходу сентября 1942 года наиболее грозные бои развернулись в северной части города. Тут заводской район. Вот завод «Красный Октябрь», вот «Баррикады», а вот и знаменитый Сталинградский тракторный. Гордились сталинградцы своими заводами, славой своей рабочей. Сюда в заводской район и рвались теперь фашисты. С утра до вечера гудела здесь страшная битва. Сила ломила силу. Упорство сошлось с упорством.
   От страшного дыма, огня и пыли день превращался в ночь. От бескрайних ночных пожаров ночь превращалась в день.
   Ничем особо не приметен матрос Михаил Паникаха. Роста среднего. Силы средней. Бескозырка. Тельняшка. Правда, матросские клёши убраны в сапоги.
   Михаил Паникаха морской пехотинец. Вместе со своим батальоном он сражался здесь в заводском районе.
   Бросили фашисты против морских пехотинцев танки. Завязался неравный бой.
   У танков броня, пушки и пулемёты. У матросов одни гранаты. И те на исходе. Михаил Паникаха сидел в окопе. Как и все, отбивался от пулемётов, брони и пушек. Но вот наступил момент – нет у Паникаха больше гранат. Осталось лишь две бутылки с горючей смесью. А танки идут и идут. И бою конца не видно.
   Один из танков движется прямо на Паникаха. Не уйти от судьбы солдату. В схватке сошлись человек и сталь.
   Прижался матрос к окопу. Подпускает поближе танк. Держит в руках бутылку с горючим. Приготовился. Лишь бы не промахнуться. Лишь бы попасть. Вот и рядом фашистский танк. Приподнялся матрос в окопе. Занёс бутылку над головой, только хотел швырнуть в стальную громаду, как вдруг ударила пуля в стекло. Разлетелась на осколки бутылка. Воспламенилась жидкость, хлынула на Паникаха. Мгновение – и факелом вспыхнул матрос.
   Замерли люди. Замерло небо. Остановилось на небе солнце…
   Остальное случилось в одну секунду.
   – Нет, не пройти фашистам! – прокричал матрос.
   Схватил Паникаха вторую бутылку с горючей смесью. Живым пламенем выскочил из окопа. Подбежал к фашистскому танку. Занёс бутылку. Ударил по решётке моторного люка. Взревел, поперхнулся фашистский танк. К небу брызнул огонь фонтаном.
   Давно отгремели бои. Разошлись по домам солдаты.
   Многое стёрла память. Но бессмертны дела бесстрашных. Живёт, не старея, память о подвиге Паникаха.
   Сталинградский Данко – назвали его товарищи. Таким он вошёл в историю.

Сталинградская оборона

   Защищают советские войска Сталинград. Отбивают атаки фашистов.
   Армией, оборонявшей центральную и заводскую часть города, командовал генерал-лейтенант Василий Иванович Чуйков.
   Чуйков – боевой, решительный генерал.
   Наступая, фашисты однажды прорвались к командному пункту штаба армии. До противника триста метров. Вот-вот и ворвутся сюда фашисты.
   Забеспокоились штабные офицеры и адъютанты.
   – Товарищ командующий, противник рядом, – доложили Чуйкову.
   – Вот и прекрасно, – сказал Чуйков. – Он как раз нам и нужен.
   Узнали солдаты боевой ответ генерала. Бросились на фашистов, уничтожили неприятеля.
   Рядом с командным пунктом Чуйкова находился нефтяной склад. На территории склада – открытый бассейн с мазутом. Разбомбили фашистские самолёты бассейн, подожгли мазут. Устремился огненный поток в сторону командного пункта. День не стихает пожарище. Два не стихает пожарище. Неделю над пунктом и пекло, и чад, и ад.
   Вновь беспокоятся адъютанты:
   – Опасно, товарищ командующий, – рядом огонь!
   – Вот и отлично, – сказал Чуйков. Глянул на дым, на огонь. – Прекрасная, товарищи, маскировка.
   Бои идут совсем рядом со штабом Чуйкова. Так близко, что даже, когда приносят сюда еду, в котелках и тарелках то и дело бывают осколки мин и снарядов.
   Прибежал к Чуйкову штабной повар Глинка:
   – Товарищ генерал, да где это видано – осколки в тарелках, мины в каше, снаряды в супе!
   Усмехнулся командарм:
   – Так это же прекрасно, Глинка. Это же боевая приправа. Фронтовой витамин на злость.
   – «Витамин»! – пробурчал Глинка.
   Однако ответ понравился. Рассказал он другим солдатам. Довольны солдаты – боевой у них генерал.
   Командует Чуйков армией, защищающей, обороняющей Сталинград. Однако считает, что лучшая оборона – это атака. Атакует всё время Чуйков противника. Не даёт фашистам покоя.
   Прибыла в распоряжение Чуйкова новая дивизия. Явился командир дивизии к командующему, ждёт указаний. Соображает, где, в каком месте прикажут занять ему оборону. Вспоминает устав и наставления – как, по науке, лучше стоять в защите.
   Склонился Чуйков над картой. Рассматривает, приговаривает: «Так, так, где же вам лучше занять оборону? И тут дыра. И тут нужны. И эти спасибо скажут!» Взял наконец карандаш, поставил кружок, от кружка провёл стрелку.
   – Вот здесь, – сказал, – завтра вместе с соседом справа начнёте атаку. Цель – уничтожить скопление врага и выйти вот к этой отметке.
   Глянул командир дивизии на генерала:
   – Так это, выходит, товарищ командующий, не оборона, а целое наступление.
   – Нет, оборона, – сказал Чуйков. – Сталинградская оборона.
   Чуйков – атакующий, наступательный генерал. Во многих сражениях Великой Отечественной войны участвовал генерал. В 1945 году возглавляемые им войска одними из первых вошли в Берлин.
   Василий Иванович Чуйков стал Маршалом Советского Союза.

Геннадий Сталинградович

   В сражающемся Сталинграде, в самый разгар боёв, среди дыма, металла, огня и развалин, солдаты подобрали мальчика. Мальчик крохотный, мальчик-бусинка.
   – Как тебя звать?
   – Гена.
   – Сколько ж тебе годов?
   – Пять, – важно ответил мальчик.
   Пригрели, накормили, приютили солдаты мальчишку. Забрали бусинку в штаб. Попал он на командный пункт генерала Чуйкова.

   Смышлёным был мальчик. Прошёл всего день, а он уже почти всех командиров запомнил. Мало того, что в лицо не путал, фамилии каждого знал и даже, представьте, мог назвать всех по имени-отчеству.
   Поразительный был мальчишка. Смелый. Смекалистый. Сразу пронюхал, где склад, где кухня, как штабного повара Глинку по имени-отчеству зовут, как величать адъютантов, связных, посыльных.
   Ходит важно, со всеми здоровается:
   – Здравствуйте, Павел Васильевич!..
   – Здравствуйте, Аткар Ибрагимович!..
   – Здравия желаю, Семён Никодимович!..
   – Привет вам, Каюм Калимулинович!..
   И генералы, и офицеры, и рядовые – все полюбили мальчишку. Тоже стали кроху по имени-отчеству звать. Кто-то первым сказал:
   – Сталинградович!
   Так и пошло. Встретят мальчонку-бусинку:
   – Здравия желаем, Геннадий Сталинградович!
   Доволен мальчишка. Надует губы:
   – Благодарю!
   Кругом полыхает война. Не место в аду мальчишке.
   – На левый берег его! На левый!
   Стали прощаться с мальчишкой солдаты:
   – Доброй дороги тебе, Сталинградович!
   – Сил набирайся!
   – Мужай!