Сергей Стукало. В судьбе моей осень...

   Следит за мной. За каждым вздохом, —
   И ожидает новостей:
 
 
   И будет день. И покаянье...
   Грядёт Голгофа и Судья!...
   Придёт Господь – чинить дознанье,
   А Меч в руке – всего лишь я...
   ..........
 
   Живу... Постылая общага.
   Метро, работа и стихи...
   Не терпит слов моих бумага,
   Да и читатели... Глухи...

Одиночество – это качество

   Одиночество – это качество, —
   грусть – количеством не исправить.
   Ты поверь, что в моем чудачестве
   нет желания позабавить...
   Позабавиться, да и бросить —
   прогоревшую сигарету.
   Сердце глупое что-то просит
   для души. А душа камнем в Лету,
   булькнув, канула безвозвратно.
   Без души я уже не воин...
   – "Да. Конечно. И мне – приятно", —
   жаль, что большего не достоин.

Я – ангел бескрылый

   Я – ангел бескрылый! – Уже не летаю…
   Я – падаю камнем… с души Твоей падшей,
   И сорванной розой прощально пылаю,
   Мечтой – виртуальной, бедой – настоящей.
 
   Ты крылья мои ощипал для подушки,
   И звучно храпишь, к ней прижавшись щекою.
   Ты клад дорогой разменял на полушки…
   Я падаю… в небе! Ты спишь…– под землёю!

Вера

   Люди молятся всевидящему Богу...
   Но ему нет дела до людей, —
   Не укажет верную дорогу,
   Не наставит на неё детей...
 
   Колокольный звон плывёт и тает, —
   Как в безверьи Веру обрести?
   Как поверить в то, что Бог – спасает,
   И в начале, и в конце пути?
 
   "Отче наш, на небесах единый...
   Заступись, прости, оборони...
   Удостой орудием стать сыну,
   И печали наши изгони..."
 
   У иконы – свечка. Пахнет ладан.
   Образа отводят хладный взгляд...
   Дай, Господь, Надежду нам в отраду,
   И прощенье – всем, кто виноват.
 
   Рассуди. Дай сил душе заблудшей —
   Щедрой быть. И каяться, греша...
   Утешать убогих, неимущих, —
   И понять, что Бог – и есть душа...
 
   Нет богов других, других законов,
   Кроме истин Веры и Любви...
   Дай не встать под чёрные знамёна,
   И невинной не пролить крови…

Мне снились розы...

   Мне снились розы. Колкие шипы
   В тени скрывались (стража у порога):
   Так смысл сокрыт до заданного срока
   И океана, и простой тропы.
   Подножной пылью ссохшихся страстей —
   Не удобрить загубленного сада,
   И пусть вокруг – высокая ограда, —
   Она лишь жалкая преграда для вестей.
   Тот, "кто внутри" – не ведает покоя, —
   По капле скалы точит в порошок...
   И пробивает среди скал поток —
   Свою тропу – и жертвует собою.
   Не стать мудрее: путнику – тропы,
   Не быть тропе – единственной и верной, —
   Не быть – гораздо проще. Но, наверно,
   Нельзя прожить, не ведая Судьбы.
   В её чертогах – черти чертят круг,
   Вкруг ангелов. Их чёрное круженье —
   Лишь отраженье впавших в исступленье
   От капли крови, выступившей вдруг —
   Из рук, шипов коснувшихся небрежно...
   Виват – Надежде (гонит Тьму она),
   Лишь за неё – бордового вина
   Я пригублю. Её дыханьем нежным
   Согрет и сад, и – каждый в нём цветок, —
   И лёд весной – Надежда лишь вскрывает...
   Несчастен – кто Надежду забывает,
   Шагая вброд сквозь Времени поток.

Ещё погости…

   Игорю Алексееву
 
   Душа – это вечно. А жизнь – ненадолго,
   И держит за тело сознание Долга...
   И держит умело равненье и поступь
   За солнечным летом – Последняя Осень.
   Закончится день. Догорит сигарета.
   Рванётся Душа, оставляя Поэта,
   Как угли костра догорит оболочка, —
   Всплакнут и помянут. Останется дочка.
   Останутся рифмы стихов недопетых,
   Останутся те, кто любили Поэта.
   Останется воздух, которым дышал он,
   Останутся те, от кого не устал он.
   Меж пальцев песком убегает Планета
   (в Планету потом закопают Поэта).
   Рванётся Душа перелётною птицей
   И в новом мальчишке она возродится.
   Он крикнет не в рифму, порвав пуповину,
   И новая мать скажет новому сыну:
   "Ну, здравствуй, сынок. Наконец дождалась я..."
   И будут стихи, будет новое счастье...
   Всё будет опять, всё ещё повторится, —
   Но всё же, Душа, не спеши торопиться,
   И пусть ты бессмертна, а жизнь – ненадолго,
   ЕЩЁ ПОГОСТИ... У СОЗНАНИЯ ДОЛГА.

Я рядом был, и был я вдалеке

   Я рядом был, и был я вдалеке,
   Летел к Тебе в сомненьях и в тоске,
   И от Тебя – желанной, дорогой
   Вновь уходил к постылой и другой.
 
   Я ждал Тебя, а надо бы искать,
   Судьба дала – я не решился взять.
   И вот теперь, как прежде, одинок,
   И между нами тысячи дорог.
 
   ... Пройдут года... покажется – века,
   И та, что мне до боли дорога,
   Полюбит вновь, забудет обо мне,
   И ... может, выйдет замуж по весне...
   Мои друзья на свадьбе будут пить:
   Не будь друзей, – не стоило б и жить...

Спаси, Господь

   По мотивам стихотворения Игоря Алексеева «Как жаль, нельзя загадывать вперед...»
 
   Спаси, Господь, всех бывших в этом дне...
   Он был обычным. Нудным. Заурядным.
   Он был. И потому отрадно
   Его перебирать мне в полусне.
 
   Спаси, Господь, всех тех, кого не спас
   Мой нежный шепот и мой крик бессильный.
   Я слаб. Ты, говорят, – всесильный,
   Ну, так спаси кого-нибудь из нас!
 
   Спаси, Господь, от плена и вражды,
   От зависти и суеты напрасной.
   Убереги от краденого счастья,
   И не забудь спасти мои мечты:
 
   Они просты. Мне самому не надо
   Ни славы, ни богатства, ни утех.
   Но, если Вера в Чудо – это грех,
   Прости за всё, а за него – не надо.

Верит ли слезам Господь?

   Дрожит ли Господа рука,
   Когда судеб листы листает?..
   Я знаю – он их не читает, —
   Ему мешают облака...
   В его архивах – хлам и пыль,
   В его руках – все нити мира...
   Я – не мишень, но тени тира —
   В небытие ввергают быль,
   И в бытие – любую боль,
   А мы на боли так горазды...
   Пусть в одиночестве сейчас ты —
   Есть утешенье – алкоголь.
   Меня же жидкая отрава,
   Сколько не выпей,– не берёт.
   Живу... А кто во мне живёт —
   Создатель не сказал лукаво:
   Он нас изгнал в простую жизнь
   (она проста, когда прожита),
   Года, словно песок сквозь сито,
   Уходят... Путник, берегись! —
   Десница бьёт. С прицелом сбитым.
   Сквозь облака. По площадям...
   Мы ж – доверяемся стихам,
   Мы здесь не гости, но с визитом...
   У визитёров – разный срок:
   Один – внесён в реестр навечно,
   Другой – не ведает, беспечный,
   Что уж слетел судьбы листок
   И, ветром трепетным гонимый,
   Несётся мимо – в никуда...
   Богатство ли мои года,
   Когда они неразделимы —
   Ни вдоль, ни даже поперёк?..
   И что там слёзы, что молитвы, —
   Когда исход у этой битвы
   Непререкаемый предрёк?

Пусть я не поэт, моё сердце болит

   В нас кровь остывает, мы помним едва
   Забытой молитвы простые слова,
   И лижут цунами бока умирающей суши.
 
   Могильный подрамник у многих картин —
   Господь объявил на земле карантин,
   К себе забирая поэтов уставшие души…
 
   Здесь всё изменилось, в стране молодой
   Ещё не родился поэт и герой,
   А старые песни с годами становятся глуше.
 
   Здесь камни молчат и молчат соловьи,
   Здесь гимны слагают продажной любви, —
   Пророки безмолвствуют – просто их некому слушать.
 
   Над сонной страной не звучит благовест,
   И бредят войной полумесяц и крест,
   И алые звёзды глядятся в кровавые лужи…
   Полковника сын отхрипел и умолк —
   Опять баррикады… Дерюга и шелк…
   Ушедшим не видно сирот – им, конечно же, лучше.
 
   Есенин и Бродский, Тагор, Пастернак —
   Теперь не в чести, и ликующий враг
   За "Букер" скупает поэтов мятежные души.
 
   Пусть я не поэт – моё сердце болит, —
   В душе беспокойной Высоцкий хрипит —
   Мне старые песни с годами не кажутся глуше!

Мне с ними жить, и потому – молчу

   Мне с ними жить, и потому – молчу,
   застаиваясь, гложет печень ПРАВДА...
   Как жаль, что умирать пока не завтра, —
   Я б всё сказал... Но дунуть на свечу
   пока боюсь... И, самопрезираем,
   молчу, глаза сухие отводя...
 
   Прости, Господь, безгласого меня!!!
   Не отлучи!... от правды, как от рая...

Жить в тени купели и креста

   На постой дано простое сердце, —
   Всё простое в людях – неспроста.
   Простота – проверенное средство
   Жить в тени купели и креста.
   На погосте вряд ли кто-то спросит:
   Отчего скитальцу не спалось,
   Отчего на золотую осень
   Серебро откликнулось волос.
   Отчего скорбел, к чему стремился,
   С кем дружил, а чем не дорожил…
   Мне сегодня сердца стук приснился,
   Что порвалось, просто разлюбив.

Мой Выбор прост

   Пусть Бога сын, но что во мне от Бога?
   И что ему моих сомнений плен?
   Иной всю жизнь, не разогнув колен,
   Живёт в плену бездумного порока...
   В помпезной роскоши свои проводит дни,
   А ночи – в грешный праздник обращает.
   Бог милосерд, он многое прощает, —
   Мы лишь пред Выбором оставлены одни.
   Мой Выбор прост – он звёзд в ночи не гасит,
   Но мнится мне – не миновать Микены:
   Взлетит душа сквозь тесных рёбер стены,
   И, отлетев, – зарю собой раскрасит!!!
   Двенадцать подвигов – недюжинное дело, —
   Я этой дюжиною грех свой искупаю...
   Душа болит – она ещё живая, —
   Ещё хрипит израненное тело.
   .......
   Я – Божий сын. Мне рубище – награда, —
   Других наград не даровал Господь...
   Щемит душа, ужатая в щепоть,
   Моя судьба – быть изгнанным из Сада,
   И терпкой горечью запретного плода
   Назло ветрам делить добро незлое, —
   Колючий тёрн короной золотою
   Чело усталое украсит навсегда.
   Мой Выбор прост. Печален, краток, ясен, —
   Преломлен хлеб и подведён итог.
   Я – Божий сын, но я, увы, не Бог, —
   Моя душа – зарю собой раскрасит...
   Апостолы! Мы были как семья,
   Но общий грех – один я искупаю.
   Душа болит – она ещё живая, —
   Голгофа. Солнце. Прочный крест. И я...

Любовь постылую отправили под нож

   Любовь постылую отправили под нож:
   Мешала жить в блаженном забытьи.
   Простое сердце есть и у свиньи —
   И стал я с этим сердцем толстокож.
   И встал. И оглянулся на Восход:
   Там нет теней меж жестких "да" и "нет",
   Там галогеновый включается рассвет,
   И невозможен выход через "Вход".
   А тот, кто вхож – осиновым колом
   Грозит иным, замыслившим иное,
   И в вечной схватке "доброе" и "злое"
   Меняет вечное на "Девушку с веслом".
   Жизнь дорожает в лапах бытия,
   Карманного, дешёвого розлива, —
   И только рифмы строчками курсива
   Разят разинь, и поражаюсь я:
   Давно забыт и в росный луг не вхож, —
   Зачем остаток болей берегу?
   Зачем стремлюсь к родному очагу,
   Когда Любовь – отправили под нож?

Сонное, забытое, былое…

   Сонное, забытое, былое…
   Мне не пережить сегодня ночь.
   Я ещё стою, но даже стоя,
   Жить впустую – глупо и невмочь.
   И невмочь надеяться и верить,
   Что однажды буду я прощён…
   Прожитого глупо – не измерить,
   Нажитое умно – моветон.
   Не берут с собой ни дел, ни злата,
   Те, кого прибрали за грехи,
   Оттого и плачут виновато
   Всеми позабытые стихи.

Ухожу

   Ухожу. Я сегодня прощаюсь.
   С непростившими. С теми, кто зол.
   Бог торопит того, кто нашёл,
   Оставляя непонявшим зависть...
   Оставляя земное земле,
   Возвращаю долги. Даже душу.
   И стихи, что с годами всё глуше
   Будут тлеть, словно угли в золе.
   Будет тлен растворён и забыт,
   А душа, над планетой летая,
   Бесприютною птичьею стаей
   Бередить долгим криком зенит.
   Краток век. За последней чертой
   Оставляю мечты и дороги,
   Одиночество, боль и тревоги,
   И любви ободок золотой.
   Ухожу. Я уже не вернусь,
   И не буду прощён или понят, —
   Моё сердце замрёт на ладони,
   И уснёт рядом с ним твоя грусть.
   Всё проходит: друзья и враги,
   И бессмертье, и слава, и жалость...
   Я уйду, но таким и останусь.
   Позабудь. И себя береги.

Конфетти

   Своей судьбы, увы, не знаем,
   Живём, не ведая о том,
   В каком году, в часу каком
   Своё дыханье потеряем.
   Хлопок – и нет того, что тленно,
   Лишь опадают конфетти…
   Прости, любовь, меня, прости,
   Я не сумею на коленях
   Ни жить, ни делать вид, что жив, —
   Не прогоняют, разлюбив,
   Живого узника из плена.
   К чему свидетели паденья
   Былой души в бездонный мрак?
   Прогноза нет на воскрешенье, —
   Всё просто так… Всё просто так…

Придёт палач, топор наточит

   И прядку с шеи уберёт,
   И что с того, что в тот полёт
   Душа заблудшая не хочет?
   Хлопок, и нет былого тлена,
   Лишь опадают конфетти…
   Прости, любовь, меня. Прости,
   Я не умею на коленях
   Ни жить, ни делать вид, что жив, —
   Меня прогнали, разлюбив,
   На плаху, из былого плена.
   И нет свидетелей паденья, —
   Палач дурак. Палач – дурак…
   Его топор дарит забвенье
   Совсем не мне, а просто так…

Ничего не попишешь

   Теплокровному, мне не пристало хвалиться
   Хладнокровьем своим, что за давностью лет
   Мнит свободой – петлю, мне распятия спицы
   Ладят новые петли, и выхода нет.
   Ничего не попишешь – я пью минералку, —
   Мне не жалко вина, но от множества бед
   Не спасёт рыбака несъедобность русалки,
   И налаженный быт, и готовый ответ.
   Просто там, за чертой, в ожиданьи полночном,
   Мой несбывшийся сон – не допит, не отпет —
   Будет кем-то просмотрен и взвешен заочно,
   И порочным объявлен за тридцать монет.
   Я устал и простыл, и постылая слякоть
   Убирает глаза в просолённый корсет, —
   Непорочно зачатому хочется плакать,
   Но мешает толпа и порочный сюжет.

Это я

   Мой заброшенный сад
   Все тропинки проспал, —
   Одичал виноград,
   И вьюнок – одичал.
   И дичится душа, —
   Ей, душе, невдомёк,
   Что не кормят с ножа
   Одичавший вьюнок.
   Что уходят мечты
   В эту боль навсегда,
   Это я, это ты,
   Это дни и года.
   Это память горчит
   Перезрелым плодом,
   Это сад мой скорбит,
   Зарастая вьюнком.
   Все уходят… Уходят.
   И мне ни к чему
   Доживать несвободу,
   Листая тюрьму…
 
   Я уже не смогу, —
   Ну и что ж, ну и что ж, —
   Режет душу на вдохе
   отчаянья нож.
   Я сгораю дотла
   Под холодным ножом, —
   Ты не зло, ты не зла,
   Я опять не о том:
   Просто плоть остывает
   Уже навсегда,
   И не раны виной,
   А бессонниц года,
   И бездонная память
   О самом больном, —
   Я молчу, остывая,
   Под острым ножом.
   Говори, не молчи, —
   На душе – горький лёд,
   Моя память горчит,
   Но под утро – умрёт.
   И утихнет под утро
   Усталым дождём, —
   Умирать – это мудро, —
   Затем и живем.

Нас забудут

   Нас забудут. Наверно, так надо.
   Я б сумел, но зачем и к чему? —
   Этот морок увядшего сада
   Я прощу и, наверно, приму.
   Я прощу и обиды забуду —
   Нет любви без прощенья обид —
   Только эту простую простуду
   Мне не скрыть: я убит, я – убит.
   Я убит и уже не воскресну, —
   Остывающий лоб не целуй,
   И мою недопетую песню
   С каменеющих губ не воруй.
   Не воруй – ибо нет этой песни:
   Мертвецы никогда не поют.
   Я убит и уже не воскресну, —
   Похоронку другой принесут.

Жизни нет

   Есть степенность у степени этой, —
   Сквозь себя, сквозь Сизифов надрыв,
   Я вращаю устало планету, —
   Я вскрываю себя, как нарыв.
   И скользят, ускользают ступени —
   Нет опоры ногам и душе —
   Жизни нет для меня на коленях,
   Но и стоя не выжить уже.
   Ну и что, что грызут по живому,
   Ну и пусть, – мне уже ни к чему
   Возвращаться к забытому дому,
   Превращённому кем-то в тюрьму.
   Исчезаю усталою тенью,
   Не склоняясь в чужом падеже, —
   Жизни нет для меня на коленях,
   Но и стоя не выжить уже.

Их жернова...

   Бессмертны песни, сказки и стихи,
   которые Любовь в Душе родила...
   Ну, а злодей или его могила —
   Здесь ненадолго. Тяжкие грехи
   имеют свойство рассыпаться в прах...
   Слова наветов, злобного коварства —
   политы ядом. От него лекарство
   заложено Всеведущим в веках, —
   их жернова крошат проклятий пыль,
   их мерный ход никем не отменяем,
   и мы с тобой не ведаем, не знаем —
   чей скорбный холмик захватил ковыль...

Ветер

   Её глаза – усталые, слепые, —
   Взор отвела, и целый мир померк...
   О чём спросить безмолвную Россию
   Страну воров, пророков и калек?..
   Она смолчит, своей вины не зная,
   Земля потерь... Здесь храмы на крови,
   Здесь каждый камень – это Русь святая,
   И каждый ветер плачет о любви...
   Молчи, душа. Дверей не отворяя,
   Сгорай во мне, подобная углю...
   У нас орда и осень – золотая, —
   У нас беда – я двери отворю
   И сяду у крылечка, там, с бедою,
   И поведу извечный разговор:
   Не о любви, любви давно не стою
   (её не стоит душегуб и вор),
   А о душе, – она углю подобна,
   И, словно ночь, безмолвна и слепа, —
   И только тьма в её глядится окна,
   И глупым ветром плачет невпопад...

Осторожность – погубит умников

   В этом гибельном сером сумраке
   Мне однажды дано пропасть, —
   Полумеры подводят умников,
   А безумцев – подводит масть…
   Здесь повсюду враги. И рифы
   Потрошат, как мясницкий нож,
   И кричат над добычей грифы,
   И глумится над правдой ложь.
   Интриганы транжирят вечное,
   И оборваны якоря…
   И, выходит, дорога млечная
   Нарисована в небе – зря!
   И без толку толчётся солнце,
   Стылым диском круша моря, —
   Кто умеет любить – спасётся,
   Остальным – и пытаться зря.
   Знаю, в этом усталом сумраке
   Предназначено мне пропасть,
   Осторожность погубит умников,
   А безумцев – погубит страсть!

Иллюзия отсутствия войны

   Следы дождя и мёрзлая роса —
   Предвестники извечного финала,
   Над головой – седые небеса, —
   Опять стою у старого причала,
 
   И тень моя, в тумане растворясь,
   В беззвучность эха кашляет надсадно.
   Возможно, эхо – чья-то ипостась, —
   Плодить свои – и глупо, и накладно.
 
   Возможно, зря в сплетеньях октября
   Мой монолог незрячего с безногим
   Затеян был. Причальность алтаря —
   Понятна мне, но недоступна многим.
 
   Я ухожу в финальность тишины,
   И растворяю холодом мгновений
   Иллюзию отсутствия войны
   В реальности твоих прикосновений.
 
   Следы дождя и мёрзлая роса...
   Ни криков "Бис!", ни грохота оваций, —
   Лишь призрачного эха голоса
   В постылости усталых декораций.

Дурак

   Бегут часы, года бегут,
   Кого-то каждый вечер ждут,
   А кто-то жив незнамо как,
   Мы назовём его – дурак!!!
   Дурак – диагноз. В сонме тем
   Его не спутаешь ни с кем:
   Дурак – не нужен никому,
   Он тот, кто воет на луну.
   Его поступков нет глупей —
   Нажить не злато, а друзей
   Мог лишь отъявленный дурак.
   Он даже любит просто так.
   Его ограбят – он смолчит,
   Он и на дыбе не кричит.
   Для дурака куда больней
   Терять не злато, а друзей.
   Средь суетных мирских забот
   Дурак не долго проживёт, —
   Он сгинет скоро, канет в мрак,
   И все вздохнут – ушёл дурак…
   Нам не по силам эта роль —
   Брать на себя чужую боль.
   Его поступков нет глупей —
   Забыв себя, жить для друзей...
   Вновь на устах его печать —
   Ушёл умеющий молчать.
   Я первым тостом помяну
   Всех, кто подобен молчуну,
 
   Кто, пусть недолго, но не зря
   Жил вопреки и не смотря,
   Кто даже злата не скопил,
   Кто был любим, и сам любил.

Есть у Родины имя

   Говорил, что пишу. Что пока что дышу,
   Что чужбиной язык мой не связан,
   Что ни славы, ни лет у небес не прошу,
   Что грущу. Что прощу. Что обязан...
 
   Что на редкий мой крик – даже эхо молчит, —
   Только память скорбит ущемлённо.
   Иноверец – неверием я не добит,
   И не встал под чужие знамёна...
 
   Кинул карты на долгий исход и поход,
   И походкой усталой, без стали,
   Принял новый исход и судьбы поворот,
   По расчёту, а душу – оставил...
 
   Рассчитали меня и списали с счетов, —
   Словно трижды в степи расстреляли.
   Вместо планов на жизнь – стопка старых счетов,
   Вместо сердца – барсетка из стали.
 
   Я дышу как пишу, я как прежде грешу,
   Только грех тот не звонок, не сладок, —
   Пепелище души лишь строкой ворошу,
   Нет души – только гарь да осадок.
 
   Душно мне... Там, где дом – там душа, —
   Неоплатных счетов вереница...
   Дни проходят. И жизнь, как вода, не спеша,
   Но ночами... Ночами – не спится!
 
   Млечный путь – как тропа до родного крыльца,
   А луна – как фонарик дорожный...
   Есть у Родины имя – МОГИЛА ОТЦА,
   Остальное – не важно и ложно.

Знаешь, Рыжая, это ты – моя осень...

   Осень рыжая в золото красит
   Прикорнувший у города зябнущий лес...
   В терракотовых платьях – невесты-берёзки, а ясень
   Как деньгами – листами сорит на невест...
 
   Листья падают – жёлтые, красные – разные.
   Вот один оторвался, и кружит с ним Ветер вальсок...
   Он дождался. И крылья прекрасные красные
   Унесут его с Ветром – в пески, на Восток...
 
   Осень рыжая, словно сестра дорогая,
   Златом дарит дорожки лесные окрест...
   И вздыхает Земля, и душа замечает
   Мерный шелест листвы у берёзок-невест...
 
   Вдалеке за леском, за багряной полоской,
   Слышен стрекот тревожный замёрзших сорок...
   Моё детство уснуло навек у берёзок,
   И в душе затянулось в комок-узелок...

Дождь стучит

   Стучит в окно ленивый летний дождь,
   Стекают водопады по стеклу…
   Я знаю, ты меня давно не ждешь,
   Но я судьбу за это не кляну.
 
   Пусть все, как есть, идет своим путём,
   Пусть дождь цветы сбивает на асфальт.
   Пусть нас не ждут, а мы кого-то ждём,
   Пусть ничего не воротить назад…
 
   Идут дожди ленивой чередой,
   А по утрам стоит густой туман.
   Я не смеюсь, не плачу над судьбой:
   Судьба моя – сплошной самообман.
 
   Пусть дождь хлестнет пощечиной в лицо, —
   Я вновь щеку подставлю под удар.
   Я в жизнь вошел бездушным мертвецом,
   И в двадцать лет я безнадежно стар.

Настроение

   Впитала пыль ажурная вуаль,
   Скулит печаль в собачьей конуре,
   На кружке с брагой сколота эмаль,
   И чьи-то тени бродят во дворе.
 
   Ничья тоска разлита по углам,
   Ничьи скрипят ступеньки у крыльца.
   Вздыхает ночь, и что-то шепчет нам,
   И сны, как псы, дерутся без конца.
 
   Боюсь Тебя, проснувшись, потерять,
   Боюсь, себя не отыскав, заснуть,
   И страхов тех несчислимая рать
   Бредет за мной в неведомый мне путь.
 
   На том пути есть сад моей любви,
   В нем Ты живешь с Тоской наедине,
   И нет следов, и все цветы в пыли,
   И безысходны мысли обо мне...
 
   Люби меня, хотя бы иногда,
   И не считай, что всю дорогу лгу.
   В моей ночи одна горит звезда...
   Увы, она на дальнем берегу.

Душа моя

   Душа моя – заброшенный очаг, —
   Все прогорело и давно остыло,
   И пепел серый, как на гробе флаг,
   Лежит на ней торжественно-уныло.
 
   Еще дышу… надрывно, тяжело…
   Еще смотрю, но ничего не вижу,
   Беззвучным криком челюсти свело,
   И ни друзей, ни недругов не слышу…
 
   Всему на свете установлен срок,
   Мой – вышел весь, и плачут у порога
   Петля и яд, и вдавленный курок, —
   Три ангела заждавшегося Бога.
 
   И бьют часы… отрывисто и зло,
   И словно кто-то под руку толкает…
   Бог опоздал. Ему не повезло:
   Я мертв уже, мертвее не бывает.

Держать таких в монастыре

   Держать таких в монастыре —
   Неисполнимая задача...
   Пусть совесть иногда и плачет, —
   Я знаю – Осень во дворе!
 
   И ласк, и радостных соитий
   Уже, увы, наперечет...
   Господь простит, и нас спасет —
   Поймет, что просто любим жить мы.
 
   Стеклянный пальчик на груди
   Цветными бликами играет,
   И кажется, как льдинка, тает —
   Не торопись... Не уходи...

Без вечернего взгляда ее,
без вечернего слова

   Наши приобретения становятся нам в тысячу
   раз дороже, когда превращаются в наши потери.

Виль Липатов

   Без вечернего взгляда ее
   Мне наутро и солнце не светит;
   Даже эхо в горах не ответит,
   Если крикну не имя ее...
 
   Темен вечер и зябок туман,
   И росисты трава и кусты.
   Как цветок среди осени Ты,
   И желанна как яд, как обман.
 
   Обмани же меня, обмани, —
   Боль и радость всегда вдвоем.
   Мы смеясь и плача живем, —
   Поцелуй же меня, обними.
 
   Обмани, что любишь меня:
   Без вечернего слова не спится,
   И не тьмою, ни сном не укрыться,
   И не хочется утра и дня...
 
   Я не прав, но и Ты не права,
   И ночные прости слова,
   Боль и радость Ты мне прости,
   Не пускай меня... Отпусти...
   Есть в прощаньях особый вкус,
   Он из памяти зерен горьких,
   Он из нитей печалей тонких,
   И из слез нерожденных друз.
 
   Поутихнет печаль моя,
   И, разбавлена легкой пеной,
   Станет сном необыкновенным...
   Днем забытым, из ноября.

Опять зима

   Ты не в восторге от зимы —
   От снега, санок, снежной бабы,
   От новогодней кутерьмы
   И мокрой обуви? Хотя бы,
   Ma chere, припомнила сейчас
   Ты Рождества счастливый час
   И час, когда сойдутся стрелки
   На новогодней посиделке, —
   Курантов бой и звон бокалов,
   И мандаринов кожуру,
   И чай горячий поутру,
   И снегирей... Да разве мало
   Нам прочих прелестей зимой?...
   Будь веселее! Я с тобой!

Я люблю тебя, лживо-порочную

   Я люблю тебя, лживо-порочную, —