Сергей Тепляков. Дело «архаровцев»

   Ходила байка, что на нем же Банных потерялся в 2004 году в Горном Алтае – тогда он хотел показать пейзажи известному телеведущему Дмитрию Диброву. Полетели, взяв с собой минимум продуктов – подразумевалось, что путешествие будет недолгим. Но растянулось оно на четыре-пять дней – уж очень глухие места. Как уж там бедолаги выживали, неизвестно. Говорят только, что когда эмчеэсники пробились к ним, Банных был им искренне рад. (Правда, Дибров, которому в первые дни 2009 года стали названивать журналисты из самых разных СМИ, эту историю полностью отрицал и заявлял, что никакого Анатолия Банных знать не знает).
   Спустя какое-то время Банных попал в аварию с вертолетом. Пассажиром был Владимир Колганов, тогдашний мэр Барнаула. Выходило, что нынешняя авария – уже третья. Но пока никто не понимал, какая же в данном случае будет мораль? Исчерпал ли третьим случаем Банных лимит своего сказочного везения или еще нет?
   Около четырех часов дня по городу прокатилось: «Нашли!». Но еще не было известно – кто уцелел и уцелел ли вовсе?

4

   …В новогодние каникулы 2009 года «Известия» отдыхали вместе со всей страной. На работу надо было выходить 11 января, но еще 10-го я отправил своему редактору Владимиру Бабкину письмецо:
   «Добрый день. Вчера, 9 января, в Горном Алтае пропал вертолет Ми-8 с полномочным представителем президента в Госдуме. Еще на этом вертолете был Анатолий Банных, представитель Республики Алтай в Москве (он наш местный алтайский олигарх с богатой политической историей – в 2002 году он купил себе местный СПС, потом ЛДПР, потом спонсировал КПРФ, потом от ЕР избрался в Алтайский краевой совет, а потом бросил краевое депутатство, переехал в Республику Алтай и оттуда бросился завоевывать Москву), и компания разных московских друзей. Летели они отдыхать в Кош-Агач. Там сейчас минус 39 градусов. Шансы, что их найдут живыми, стремятся к нулю. Могу написать сколько-нибудь строк. Тем более, Банных пропадает с вертолетом не впервой».
   Ответ Бабкина у меня не сохранился, но помню, что особого энтузиазма не было – кого можно удивить в России тем, что где-то пропал вертолет? Перед самым Новым годом, 29 декабря 2008-го, в Хабаровском крае на вертолете разбился крупный бизнесмен Александр Труш – тоже был в своих краях олигарх. Так что упали и разбились – это не было новостью. К тому же, главным событием тогда была газовая война с Украиной.
   11 января мы вышли на работу. Уж не помню, сколько строк мне выделили на вертолет: предполагалось написать – полетели, погибли. Но в 16.12 по барнаульскому времени агентство «Амител» выставило новость: «Пропавший вертолет на Алтае Ми-8 обнаружен в районе горы Черная». Перечитайте заголовок еще раз – уже по совершенно несуразной расстановке слов понятно, в какой горячке журналист это писал! Через десять минут: «Спасатели обнаружили семерых погибших и четверых тяжелораненых на месте нахождения Ми-8».
   Еще через какое-то время знакомый журналист написал мне в Сети: «Там трое с серьезными травмами, а один только палец сломал. Угадай – кто?». Гадать было нечего – Анатолий Банных!
   Поначалу точного списка уцелевших не было. Известно было, что Колбин вышел то ли к какому-то жилью, то ли к спасателям (потом Розбах рассказывал мне, что Колбин наткнулся на его группу), пройдя то ли сорок (а то ли – всего два) километров. В пять вечера 11 января появилась информация, что Каймин среди живых. Через пятнадцать минут поправили – Каймин среди мертвых. После половины шестого выяснилось, что, кроме Банных, уцелели еще Капранов и Белинский. При этом говорили, будто был еще один живой, но умер, пока его несли с горы. Так как, по рассказам, Ливишин погиб не сразу после катастрофы, то он и мог быть этим, не дотянувшим до спасения считанные часы, человеком. Однако после того, как выяснилось, что терпевшие бедствие намеренно не включили маячок, про Ливишина вспоминать перестали. И то: у него ведь было больше шансов остаться в живых – достаточно было щелкнуть кнопкой, но тогда обстоятельства охоты перестали бы быть тайной, а это оставшиеся в живых всячески хотели скрыть.
   Анатолия Банных, Белинского и Капранова привезли в Барнаул вечером 11 января.
   Белинского и Капранова ввезли на каталках. Банных зашел в приемный покой сам, хотя на мгновенно разлетевшихся по Интернету снимках видно, что он едва жив.
   С того самого момента, как стало известно, что в аварии погибли не все, а значит, есть надежда восстановить картину и получить подробности, событие сразу стало для СМИ другим: если есть уцелевшие, то это уже трагическая, а то и героическая быль! «Как там было, как ты спасся? – каждый лез и приставал» – писал об этом Высоцкий. Журналисты припали к телефонам, в Барнауле вызванивали всех, кто мог хоть что-то сказать. У меня по старой памяти был телефон Банных, но мне не больно-то хотелось ему звонить – вряд ли он расположен к интервью. К тому же, я полагал, что и так раскопал достаточно подробностей. Но на беду поздним вечером, когда я, уже отписавшись, пришел домой, информагентство выставило информацию с прямой речью Банных о катастрофе. Фраза была короткой, что-то про отказавшие двигатели, но это была прямая речь! Что тут началось! Известинское начальство требовало не менее прямой речи!
   Я позвонил в больницу – оказалось, Банных уже отпустили. Удивившись, что за трое суток при морозе в 35 градусов он даже не простыл, я добыл его домашний телефон, позвонил. Взяла трубку какая-то девочка. По моей просьбе, она передала трубку старшим – как я понял, это была мать Банных. Анатолий потом не мог простить мне этот звонок. Во время нашего куда более позднего разговора 3 марта 2009 года отдельная часть претензий была именно по этому поводу.
   – Зачем ты звонил в мой дом?! – негодовал он. Я ему пояснил: интервью с Банных, где он рассказал про заглохший двигатель, обсуждается в интернете. Вот потому и звонил. В ответ Банных рассказал, как было добыто это «интервью»:
   – Мы летели в вертолете, человеку из МЧС кто-то позвонил, он передал трубку мне. Человек представился заместителем Генерального прокурора. Спросил, что произошло. Я сказал, что отказал двигатель и мы упали. Я же не знал, что это попадет в газеты…
   (Честно говоря, мама Анатолия Банных мне мало что рассказала, и в моих заметках ее прямой речи нет).
   Добраться до Банных мне тогда не удавалось, но был и еще один участник событий, которого можно было расспрашивать – Колбин. (Впрочем, и к Белинскому с Капрановым кто-то пытался пробиться – в 1-й городской больнице будто бы поймали переодетого в белый халат журналиста с фотоаппаратом). Я дозвонился 12 января до Колбина, когда он был еще в Кош-Агачской больнице. Тогда он был вполне еще коммуникабелен.
   – Мы упали примерно в 13.20. Это было внезапно: будто кто-то вырвал из-под меня кресло, – рассказал мне Максим Колбин. – Один двигатель отключился. Высота была минимальной, сманеврировать не удалось, мы рухнули камнем секунды за две. Будь высота побольше, может, смогли бы вытянуть вторым двигателем, а так… Машина покатилась по склону. Перед ударом все заорали, а потом людей начало выбрасывать из машины через двери и окна. Мы перевернулись раза три. Я не помню, как удалось удержаться внутри. Чудом не вылетел… Очнулся внутри вертолета, который лежал на боку. Встал, сделал несколько шагов. Понял, что живой.
   Колбин сказал еще, что эмоций – ни радости, ни слез – не было. К счастью, не загорелось топливо – оставшиеся полторы тонны керосина вылились на склон.
   – Мы вместе с Анатолием Банных осмотрели других. Раненых сначала было трое. Их перетащили ближе друг к другу, сделали из брезента палатку. Один раненый через два часа умер. Мы нашли чей-то спутниковый телефон, но пин-код не знали и позвонить никуда не смогли. Через день нашли и рацию на склоне, но она была разбита…
   По его словам, от мороза и ветра они спасались в палатке, где жгли жиденький костер – дров было в обрез, всего два мешка, взятых для шашлыков. Больше взять дрова было негде – в тех местах даже карликовые березки не растут. Чтобы согреться, сняли одежду с мертвецов. По ночам почти не спали.
   – Я отрубался иногда на 10–15 минут… – рассказывал Колбин. – Разговаривали обо всем помаленьку. Думали-гадали – найдут ли нас? Старались экономить силы, чтобы протянуть подольше. Когда слышали авиацию, забирались на верх горы, махали. Но нас не видели. Мысли были – лишь бы нас нашли. Но на третий день мы спасателей уже не ждали. Мы же думали, что наш район прочесали и больше сюда никто не заглянет.
   Утром 11 января Колбин нашел на склоне бинокль. Начали оглядываться и увидели вдалеке избушку. Дрова и продукты были на исходе, так что надо было воспользоваться этим минимальным шансом – в избушке могли быть хотя бы продукты. Колбин два часа шел к избушке. Это оказался летний домик чабанов, пустой во всех смыслах.
   – Я решил идти дальше. Побрел вдоль реки. И через полчаса увидел людей на снегоходе, – рассказывал Колбин. – Закричал, начал махать руками. Думаю: «Спасся! Слава Богу». После этого как в Него не верить?..
   Он вышел на группу добровольцев и пограничников, которая во главе с Сергеем Розбахом, братом Анатолия Банных, прочесывала этот район на снегоходах. Первым делом Колбину дали покурить. Потом, говорят, налили водки. После этого летчик рассказал, что случилось и как идти к месту катастрофы.
   – Там гора на горе, а вертолет лежал в расщелине, спасатели не видели его даже, когда летали над головой, – признает Розбах. – Мы подъехали к месту падения на снегоходах. Когда Толя подошел ко мне, я его не узнал. Он был в шоке. Говорит: «Что-то у меня с позвоночником». Вокруг – такая жесть… Вертолет, когда переворачивался, кромсал людей винтами. Руку оторванную видел… Анатолий потом рассказал, что пять человек выпали из двери сразу. Повезло в основном тем, кто находился в хвосте самолета. Остальные вылетели через окна и двери. Анатолий в рубашке родился. Но думаю, после этого он с вертолетами завяжет…
   Поначалу сообщали, что Анатолий всего лишь сломал себе палец. Однако потом либо врачи разобрались, либо он сам начал понимать, что это даже как-то неприлично, но, подобно зубному врачу Шпаку из фильма «Иван Васильевич меняет профессию», у которого с каждым перечислением похищенного добра становится все больше («Три пиджака кожаных! Три портсигара золотых!»), количество травм у Банных стало расти.
   Например, 3 марта 2009 года во время нашей с Банных встречи он рассказывал:
   – У меня ушиб позвоночника, сломаны ребра, перелом носа, перелом пальца. Меня часы спасли (тут он показал на часы на левой руке – массивные, на ремешке). Я зацепился часами и повис. Вот (он показал на шрам на внешней стороне кисти) это мне заводной головкой руку ободрало.
   А на пресс-конференции 14 июля 2011 года Банных про позвоночник, ребра и перелом носа уже не вспоминал. На вопрос о здоровье он ответил: «Здоровье не очень. В связи с аварией произошли серьезные изменения, на базе сотрясения четыре гормона не вырабатываются, и происходят изменения гормональные в организме. Поэтому, в общем-то, пришлось, и каждый год, вот эти два последние года, я живу в бангкокской клинике, в Бангкоке, швейцарское отделение клиники».
   Может, и так. Однако главная травма, полученная Анатолием Банных, была, думается, не физическая, а психологическая. Как все это могло произойти именно с ним, которому до сих пор всегда и везде так везло?! Почему?! Вот что наверняка разрывало ему мозг.
   Никто в те дни и не подозревал, что вся эта история растянется на два с половиной года. В своей электронной переписке тех дней я нашел такой диалог: «Еще долго будут эту историю перетирать»… – пишет мне собеседник. А я отвечаю: «Не думаю. В центральных СМИ – еще день-два. Ну три. Хотя если новостей не будет, то переливать из пустого в порожнее будут до конца января. А то все газ да газ»…
   Поначалу все настраивались на трогательные репортажи: семья в горе, воспоминания друзей, последние слова, которые можно было истолковать как предчувствия. Но сбор героико-трогательных воспоминаний кончился, не успев начаться…

Расследование

1

   «Дело архаровцев» – подтверждение поговорки о том, что шила в мешке не утаишь. Едва успел Александр Бердников заявить о том, что все документы для отстрела животных были у охотников в порядке (тогда писали, что целью был сибирский козерог, на которого охота разрешена), как тут же в интернете появились комментарии, по которым выходило, что с документами, наоборот, проблемы.
   Алексей Вайсман, главный координатор проектов программы «TRAFFIC» Всемирного Фонда дикой природы (WWF) России, сказал мне 11 января:
   – После того, как были опубликованы номера лицензий, в интернете, на форуме сайта gans.ru, где есть ветвь дискуссии «Постреляем козлов с вертолета», один из участников сообщил, что лицензия с одним из этих номеров у него! Видимо, лицензии для «архаровцев» оформляли по имевшимся в Горно-Алтайске корешкам.
   А 14 января грянула информационная атомная бомба: на сайте издательского дома «Алтапресс» были опубликованы снимки, сделанные на месте катастрофы одним из спасателей. (Фотосъемку эту потом в Республике Алтай сбрасывали друг другу с телефона на телефон все. У меня она есть в двух вариантах). Кадры жуткие. Мертвецы порубаны кусками. Скованы морозом. По горе разбросано оружие, разное барахло. Попали в кадр и убитые животные. Журналисты «Алтапресса» показали эти снимки зоологам, и тут выяснилось, что никакие это не сибирские козероги, а алтайский горный баран – архар, добывать которого в России нельзя.
   По подсчетам местного Росприроднадзора, архаров в Республике было около шестисот. Их число постоянно снижается – выжимают пастухи, осваивающие новые пастбища, стреляют браконьеры. Стреляют в общем-то для удовольствия, так как в промысловом плане с архара взять нечего.
   – Рога – на стену, шкуру – как коврик… Да, взрослый архар – это до 250 килограммов мяса. Но неужели эти люди не видели мяса?.. – сказал в беседе со мной Михаил Сергеев, главный специалист Управления Росприроднадзора по Республике Алтай. – Мы время от времени узнаем об охоте на архаров. Но их же не простые пастухи убивают. Даже если попадаются, люди начинают прикрываться статусом, звонить разным друзьям…
   И добавил:
   – А этих, я думаю, наказали духи гор: у духов терпение не бесконечно, а на статус им наплевать…
   Публикация снимков с места катастрофы имела и другой эффект – она порождала массу вопросов. Раскуроченный вертолет наводил на мысли о том, что, находясь внутри, невозможно было отделаться легким испугом в виде сломанного носа (Банных) и нескольких ушибов (Колбин). «Известия» тогда предположили, что эти двое были на земле и подавали тушу архара в вертолет – может, на веревках, а может и вовсе на руках – как раз для этого вертолету надо было опуститься рискованно низко.
   13 января стало известно, что топливо было в порядке – а значит двигатель не заглох. Тогда почему они упали? 14 января «Известия» обнародовали версию: командир вертолета дал «порулить» одному из пассажиров, а тот не справился с тяжелой машиной. Еще 12 января, после того, как Колбина, Банных, Белинского и Капранова, наконец, нашли и вывезли, один из добровольцев-спасателей рассказал мне: «Выжили те, кто был в хвосте вертолета». Колбин и в интервью, и в своей объяснительной сообщил, что в момент падения находился в грузовом отсеке – то есть, не на своем месте второго пилота. Предполагалось, что на его место мог попроситься и сам Банных. Но все же более вероятно было, что Колбин уступил кресло Владимиру Пидопригоре, командиру Горно-Алтайского летного отряда. Как пояснил нам один из алтайских авиаторов, Пидопригора и полетел на Ми-171 только потому, что экипаж не знал местность: «Надо было помочь сориентироваться, а Баяндин и Колбин видели эти места впервые»…
   Теперь становилось понятно, о чем говорили на горе Колбин и Банных – до бесконечности, раз за разом, они обсуждали, что и как будут рассказывать потом, когда их найдут. И вот сейчас многократно оговоренная версия трещала по швам! Колбин рассказал о попытках использовать спутниковые телефоны и рацию – тогда как ему достаточно было включить аварийный маячок. Добравшиеся до вертолета 11 января спасатели первым делом включили аварийный маячок, и его сигнал сразу засекли с пульта Центроспаса. Если дать о себе знать было так легко, то почему же Банных и Колбин больше двух суток терпели эту «зимовку» на горе, обрекая своих раненых товарищей на нечеловеческие испытания?!