Сергей Зверев. День курка

* * *

   Что происходило после подводных взрывов гранат, я не знаю.
   Совершенно не помню, как меня нашли, как поднимали и затаскивали на борт одного из катеров.
   Помимо замутненного сознания у меня что-то похожее на вертиго. Знаете, что такое «вертиго»? Это не заболевание, а всего лишь симптом. Приступообразно возникающее вестибулярное головокружение. Насколько я силен в медицине, оно развивается при поражении периферического и центрального отделов вестибулярного анализатора. Меня не кисло тряхнуло при взрывах гранат, вот у аппарата и поехала крыша. Как правило, сильное головокружение сопровождается тошнотой, рвотными позывами, учащенным сердцебиением, повышенной потливостью…
   Приступы отпускали, а сознание медленно возвращалось, когда флотилия катеров подходила к берегу. Звуков я не различал, но сквозь приоткрытые веки стала пробиваться расплывчатая полоска света. Что-то неузнаваемое хаотически перемещалось вблизи, постоянно меняя форму и обличие. Подернутое пеленой зрение никак не могло восстановить былую резкость и остроту, но пока я не понимал и этого.
   Прошло не менее пяти минут, прежде чем мозг отогнал наваждения и приступил к восстановлению функции, поочередно включая в работу чувства, память, способность мыслить…
   «Что произошло? Что со мной случилось?..» – непонятно у кого спрашивал я.
   Ответов не было, однако постепенно беспорядочно разбросанные в затуманенной голове обрывки беготни по ночному городу и отдельные эпизоды подводной схватки начали склеиваться в строгую последовательность. Счастливая находка золотой цепи с бриллиантами, слежка, облава, погоня, схватка под водой в пятистах метрах от берега…
   Я лежал на мягком диване лицом вверх. В тело возвращалась чувствительность, однако не успел я этому обрадоваться, как ощутил боль в висках, ухающую при каждом ударе сердца. Вида я не подал, так как до слуха донеслись чьи-то слова…
   – Мы у причала. Ты связался с боссом?
   – Да.
   – Что дальше?
   – Он приказал доставить его к нему домой.
   Кто-то прикрикнул:
   – Ну чего рты раззявили?! Взяли и понесли на берег!..
   Несколько человек подхватили меня, неловко перетащили с катера на причал и понесли…

* * *

   Когда причал остался позади, а под ногами парней зашуршала галька, я окончательно пришел в себя. В висках все еще ломило, но способности мыслить и двигаться полностью вернулись.
   – Дайте-ка я сам, – отпихнул я «санитаров».
   Те отпустили мои ноги, позволив идти самому, однако руки по-прежнему оставались в их плену. Двое сопровождали по бокам, третий подталкивал сзади, четвертый шагал впереди.
   Мы пересекли полоску пляжа, поднялись к стоявшим на пешеходной улочке автомобилям. Возле них отирались молодые парни. Вероятно, именно они некоторое время назад гонялись за мной по городу, перекрывая улицу за улицей.
   Проходим мимо группы молодых людей. Узнаю среди них тех, кого уложил в короткой схватке на пляже. В руках сигареты, на лицах одухотворенное выражение типа «щаз бы по пиву, потом по морде дать-получить».
   Меня подводят к здоровому черному «мерину», пригнув голову, заставляют сесть на заднее сиденье. Подчиняюсь, ибо мышцы пока не в форме – ноги ватные, в теле ощущается общая слабость.
   Слева и справа подсаживаются конвоиры. Впереди устраиваются еще двое.
   Несколько фраз по поводу маршрута движения, и «мерс», поелозив по брусчатке, плавно набирает скорость. Мы выезжаем на Курортный проспект, поворачиваем на восток и мчимся в неизвестность…

* * *

   Хамить молча – настоящее искусство. Особенно его весело применять к людям, уверенным в своем праве хамить и дерзить другим. К примеру, школьным учителям, разного рода начальникам, чиновникам всех мастей и рангов. Ну и, конечно, полицейским. Куда же без них?
   Данное искусство требует собственного достоинства, умения сохранять невозмутимость, а также хорошо развитых мимических мышц. Главное – четкий психологический настрой и вера в то, что твой оппонент – идиот, сволочь и полное ничтожество. У него над тобой власть. Но она временна…
   Когда этакий субъект начинает на тебя наезжать, а ты волею обстоятельств не можешь съездить ему в рыло, то ни в коем случае нельзя злиться. Надо четко выражать мимикой лица определенную последовательность эмоций.
   К примеру, в первом случае можно «нарисовать на лице удивление: «Ой, блин, ОНО говорящее!»
   Во втором – недоумение и брезгливость: «Экая мелкая противная тварь. Поглядите, она еще что-то бубнит!..»
   В третьем случае ваша мимика должна выразить всеобъемлющее любопытство: «Ого! Смотрите, как интересно, – кусок говорящего дерьма!»
   В четвертом – терпение и снисходительность: «Раз уж оно прилипло к моей обуви, то давайте послушаем, что оно там тявкает?»
   В пятом случае следует на минутку представить себя врачом-психиатром: «Да-да, продолжайте, пожалуйста, я внимательно слушаю!» При этом хорошо бы смотреть не в глаза оппоненту, а на его рот, с пристальным научным интересом изучая действие артикулирующего аппарата. Ну, типа проктолога, к которому на прием пришла говорящая жопа.
   Если у вас все получится, то собеседник будет уничтожен в своих собственных глазах. Он может угрожать вам чем угодно: штрафом, уголовным делом, высылкой из страны и даже гильотиной, однако внутри будет чувствовать себя именно говорящей какашкой. И ничем иным.
   К чему я об этом вспомнил? Да к тому, что меня привезли в элитный жилой район, расположенный рядом с санаторием «Искра» – есть такой к юго-востоку от Сочи по соседству с Мацестинской долиной. Раньше тут функционировал санаторий имени Орджоникидзе, а теперь – чуть ближе к отрогу – обосновались новые русские. Трех– и четырехэтажные виллы, похожие на миниатюрные дворцы; ровные дороги из свеженького асфальта, голубые бассейны, пальмы, дорогие лимузины, охрана… Одним словом, местная «Рублевка».
   В одну из таких вилл мы и приехали.
   Подталкиваемый в спину местными охранниками, я проследовал по идеально выложенной брусчатке, поднялся по ступенькам мраморного крыльца. Вошел в огромный холл на первом этаже…
   Посматривая по сторонам, я пытался понять, кто является хозяином «скромного шалаша». Кто-то из московских чиновников? Или один из воров в законе, облюбовавших Сочи для постоянного проживания?.. Гадать было бессмысленно.
   «Сейчас все прояснится, – решил я про себя. – Лучше сделать пару глубоких вдохов, успокоить нервную систему и приготовиться к разговору…»
   Впрочем, и этого сделать не получалось. Я попросту не знал, зачем и к кому меня сюда привезли и о чем пойдет речь…
   Миновав просторный холл, я с конвоем поднялся по роскошной лестнице. Второй этаж поразил еще большим великолепием: широкие коридоры, уставленные вазонами и статуями в полный рост; высокие потолки с лепниной; паркет из ценных пород дерева…
   В одной из огромных комнат, в центре которой стоял бильярдный стол, в кресле сидел мужчина лет сорока пяти в полосатом махровом халате. Лицо обыкновенного зажравшегося чинуши неопределенной национальности. Среднего роста, с грузноватой фигурой и отвислым брюшком, с седыми висками и усталым выражением лица.
   Чиновник? Депутат? Или вор в законе? Впрочем, все они из одной оперы. Назову его вором – так короче. И точнее.
   Покачивая бокалом с алкоголем коньячного цвета, вор поднял на меня тяжелый взгляд и проговорил неприятным скрипучим голосом:
   – Поймали? Наконец-то… Я уж думал, тебя попросту придется пристрелить.
   – Не подскажете ли, за что? – невесело поинтересовался я. – А то третий день мучает любопытство.
   – Сейчас узнаешь…
   Жестом он приказал опричникам подвести меня ближе. Осмотрев с головы до ног, усмехнулся и принялся рассказывать о том, как нехорошо я поступаю, разыскивая на пляжах города потерянные честными людьми дорогие вещи…
   Вот тут я и вспомнил о молчаливом хамстве.
   А что еще оставалось делать, когда за спиной стояло пятеро охранников и у каждого в руке поблескивал готовый к стрельбе ствол?..

* * *

   Реакция неизвестного мне типа была предсказуема. Однако тип оказался выдержанным и неглупым: быстро сменив тактику, он перешел к конкретике.
   – У меня есть сведения, что ты нашел на побережье некую золотую цепь. Это так?
   «Откуда у него эти сведения? – лихорадочно искал я ответ, пока не вспомнил: – Сашка! Мой друг детства Сашка! Вот же сучий прохвост! Только он видел у меня эту цепь. И только он мог о ней проболтаться!..»
   Так, источник утечки информации выяснен. Теперь дальше.
   С цепью расставаться решительно не хотелось. Жалко было цепь. Все ж таки я рассчитывал отвезти ее знакомому краснодарскому ювелиру и выручить сумму, равнозначную годовой выручке с моего пляжного промысла.
   Исходя из этого, я не спешил открывать рот.
   – Ты не слышал моего вопроса? – ехидно ухмыльнулся вор.
   Молчу. Имею полное право не слышать после контузии.
   Вор кивает кому-то из телохранителей, и я, даже не успев напрячь мышцы, получаю кулаком по правой почке.
   Старательно скрываю боль. Ни одна мышца на моем лице не должна выдать истинных ощущений.
   Левая бровь сидящего в кресле типа изламывается. Он немного удивлен.
   Следующий жест. И сзади прилетает сильный удар по трапециевидной мышце, занимающей всю верхнюю часть спины вплоть до затылка.
   Это очень больно. Телохранители хорошо знают свое дело.
   Правая рука на несколько секунд отнимается и висит бесчувственной плетью. Но я терплю и вновь стараюсь не подать вида.
   Воровской лоб покрывается морщинами оттого, что изламываются обе брови. Удивление хозяина роскошной виллы нарастает.
   Третий удар приходится на коленный сустав правой ноги. Острая боль простреливает аж до плеча; колено не держит, но я устоял, перенеся нагрузку на левую ногу.
   И опять в просторной комнате не слышно криков, стонов или проклятий. В комнате гробовая тишина, нарушаемая лишь размеренным постукиванием маятникового механизма огромных напольных часов.
   Прикрываю на пяток секунд веки и использую старое испытанное средство, не раз помогавшее отодвинуть болевой порог. Для этого представляю образ боли в виде раскаленного металлического прутка, пронзившего мою плоть. «Вот инородное тело понемногу остывает и, трансформируясь, уменьшается в размерах, подобно таящему куску льда. Вот тяжелый и зазубренный металл превращается в гладкую, теплую пластмассу. Затем становится мягкой бумагой и, наконец, как воздух – окончательно теряет вес и объем. Боль послушно уходит из тела. Уже легчает и можно думать о другом…»
   Боль действительно уходит.
   Сзади снова кто-то подходит вплотную, но вор властным жестом останавливает подчиненных.
   – Довольно. Он умеет терпеть боль, а калечить его пока рано.
   Человек отступает на несколько шагов. А я с облегчением перевожу дух и краем глаза смотрю на того, кто наносил мне удары.
   Кажется, это тот мужик, которого вор называл начальником своей охраны.
   Надо бы его запомнить. Пригодится на будущее. Смуглая рожа, чуток раскосые глаза, густые черные волосы… Явно из Закавказья.
   «Ладно, Автоген Автовазович, – проговариваю про себя. – Попозже мы с тобой побеседуем…»

Глава шестая
Российская Федерация; Сочи
Настоящее время

   Тяжело поднявшись с кресла, вор подхватил со столика открытую бутылку дорогого коньяка, плеснул в два бокала и, подойдя ко мне, предложил выпить.
   – Держи. Как твое имя?
   – А ваше? – опрокинул я в рот обжигающий алкоголь.
   – Можешь называть меня Аристархом Петровичем.
   – Евгений Арнольдович, – представился я, не видя смысла скрывать элементарное. Все, что этому товарищу было нужно, он наверняка давно выяснил.
   – Позволь узнать, Евгений Арнольдович, кто ты такой?
   Пожимаю плечами:
   – Обыкновенный человек. Пенсионер.
   – Слишком молодой для пенсионера. Значит, бывший военный. Я примерно так и думал.
   – А вы?
   – Что я?
   – Кто вы такой?
   Прихлебывая коньяк, он посмеивается. Похоже, моя наглость его забавляет.
   – Я вор в законе, – самодовольно говорит он, подливая в опустевший бокал алкоголь. – Свои люди кличут меня Ариком. Но для тебя я – Аристарх Петрович. Если поведешь себя правильно, разрешу называть просто по имени.
   «Польщен. И буду стараться, – ворчу про себя. – Странный ты вор в законе. Разговариваешь правильно – почти не используя фени. Живешь открыто, не таясь, – видно, давно нашел общий язык со всеми местными администрациями, депутатами, ментами и прочим «товаром на продажу»…»
   – Так что, Евгений Арнольдович, – продолжает он, – по-хорошему договоримся?
   – О чем?
   – Золотая цепь с вкраплением бриллиантов, в принципе, меня почти не интересует. Так… самую малость… Ценность этой вещицы для меня в другом – в маленьком и простеньком крестике из алюминия. Надеюсь, заметил такой? Золото высшей пробы глаз не замутило?..
   Данное уточнение меняло дело. Если, конечно, стоящий передо мной грузный мужичок не врал, пытаясь выяснить главное: в моих ли руках находится ценная вещица. В пользу правдивости озвученной им версии говорил весь окружавший антураж. Огромная вилла на ухоженном участке, великолепная обстановка, обилие дорогой техники, вышколенная охрана… Что для владельца этих апартаментов стоимостью в несколько миллионов долларов значит какая-то старенькая цепь, хоть и с вкраплением бриллиантов? Ровным счетом ничего. Так… дешевая безделушка. К тому же в углу огромной залы я заметил пару икон с ликами святых.
   – Да, – ответил я, – крестик действительно имеется.
   – Он цел? – оживился вор.
   – А куда ему деться? Вы верующий?
   Одна из его куцых бровей вновь слегка изогнулась.
   – Да, верующий. Я помог местной епархии построить храм и продолжаю жертвовать им деньги. А ты разве не веруешь в бога?
   – Насчет бога – не уверен. Я верю в порядочных людей.
   – О как. Ну-ка изложи подробнее. Может, и я приму твою веру?..
   – Пожалуйста. В прошлом веке в сорок первом году польский священник Максимилиан Кольбе оказался в концлагере Освенцим. После побега одного из заключенных заместитель коменданта лагеря отобрал десятерых узников, которые должны были за этот побег умереть голодной смертью. Один из обреченных – польский сержант – стал рыдать, выкрикивая имена своей жены и детей. Кольбе вышел и предложил себя вместо сержанта. Комендант принял его жертву. В камере, куда бросили умирать десятерых заключенных, священник продолжал поддерживать собратьев по несчастью – молитвой и песнями. Спустя три недели он оставался жив, и нацисты решили ввести ему смертельную инъекцию. В восьмидесятых годах Максимилиана Кольбе причислили к лику святых. В таких священников я верю.
   – И много ты встречал таких по жизни?
   – Бывало, – уверенно ответил я.
   – Ты интересный собеседник. А это в наше время большая редкость, – улыбнулся он. И вернул разговор в прежнее русло: – Так что с ценной находкой? Мы договоримся?
   – Каким образом?
   – Ты приносишь цепь. Крестик я забираю себе – это память о моих предках. Единственная вещица, оставшаяся от них… царство им небесное, – перекрестился он, глядя в угол с иконостасом. – Кстати, цепь мне придется тоже забрать. Извини, но операция по твоей поимке отняла много средств и времени – все это требует компенсации.
   На сей раз настал мой черед удивляться.
   – А что же останется мне?
   – Как что?.. Жизнь.
   – Жизнь?
   – Да. И согласись, это не так уж и мало.
   – А если не соглашусь?
   – У тебя нет выбора, – сухо отрезал он. – Если мы не договоримся – живым ты отсюда не выйдешь.
   Последнюю фразу сопроводил двойной щелчок пистолетного затвора, прозвучавший за моей спиной.
   «Доходчиво. И недвусмысленно, – с грустью подумал я, мысленно прощаясь с самой ценной находкой, которую посчастливилось найти на местных пляжах за целый год изысканий. – Как говорится: бог дал, бог взял. И вообще… такое впечатление, словно я когда-то все это пережил. И вот опять…»

* * *

   Покинув миниатюрный дворец, мы уселись в солидный лимузин с мигалкой на крыше. Водитель с Автогеном Автовазовичем – на передние сиденья; Аристарх Петрович и я – на роскошный задний диван.
   – Адрес? – коротко изрек вор.
   Я назвал улицу и номер дома.
   Начальник охраны тут же передал по миниатюрной радиостанции данные в головной автомобиль с четырьмя телохранителями. К слову, два таких же автомобиля выехали из открывшихся чугунных ворот следом за нами.
   «Внушительное сопровождение, – подумалось мне. – И что за жизнь у этих нуворишей? Наворуют, а потом чахнут над своим златом, трясутся от страха…»
   Кортеж неспешно прокатил по кривым улочкам местной «Рублевки», вырулил на Курортный проспект, включил мигалку с сиреной и помчался вдоль побережья на северо-запад – в направлении моего дома.
   Ехали молча, глядя в разные стороны. Не знаю, о чем думал переодевшийся из халата в нормальную одежду вор в законе. Полагаю, радовался тому, что нашлась утерянная цепь с заветным алюминиевым крестиком. Или строил планы, как и где урвать очередной кусок из бюджета.
   Мне же приходилось думать о другом…
   «Стоит ли верить прожженному негодяю? Сдержит ли он слово? Отпустит ли? Что-то сомнительно…»
   Ближе к центру на Курортном проспекте движение стало плотнее. Водитель лидирующего автомобиля постоянно крякал громким сигналом, нагло оттирал попутный транспорт ближе к обочине, регулярно вылетал на встречную полосу. Ну еще бы! Ведь сзади ехал членовоз с боссом, мигая синим проблесковым маяком и оглашая округу сиреной.
   На крутом повороте трассы, огибающей стадион, наш кортеж слишком жестко оттеснил вправо пару легковушек, отчего первая задела боковое ограждение в виде высокого бордюра, а ехавшая следом врезалась в ее корму.
   Никто из пассажиров лимузина даже не повел ухом. Кортеж мчался дальше, словно подобная езда была обыденным делом, нормой.
   – Да-а, – вздохнул я, оглядываясь на дорожно-транспортное происшествие. – Всей мрази по мигалке, а рядовым гражданам – санузел, телевизор и библиотеку в машину, чтобы не скучали в пробках.
   – Что-что ты там провякал? – неохотно отозвался сидящий рядом вор.
   – Не провякал, а сказал. О том, что в свой последний путь великий старик Лев Толстой отправился в вагоне третьего класса вместе с разночинным людом. Видимо, посчитал неприличным ехать в комфорте первого.
   Аристарх Петрович с интересом посмотрел на меня и даже слегка развернул в мою сторону грузное тело.
   Я же с язвительной улыбочкой закончил:
   – Деньги наверняка у него были – и на первый класс, и на карету с мигалкой. Просто в те времена еще существовали понятия совести, чести, порядочности.
   – Да ты, оказывается, якобинец! Гладко вещаешь. Сам придумал?
   – Нет. Книжки читаю.
   Перед очередным мостом сворачиваем вправо – в царство частного сектора.
   Прошу безо всякой надежды:
   – Нельзя ли выключить «гирлянду» с «балалайкой»?
   Водитель с начальником охраны проигнорировали мою просьбу. Зато вор с улыбкой спросил:
   – Раздражает?
   – Да. И не хочу позориться перед соседями.
   – Выключи, – распорядился Аристарх Петрович.
   До дома, где располагалась моя скромная комнатушка, мы ехали в тишине. Как простые смертные…

* * *

   Машины останавливаются напротив знакомой калитки. Появление столь представительного кортежа, составленного из дорогих иномарок, вызывает естественный интерес соседей и, разумеется, моей квартирной хозяйки.
   – Тебя проводят мои люди, – предупреждает вор. – И без глупостей, Евгений Арнольдович. Иначе ты просто умрешь…
   Покидаю салон под присмотром начальника охраны и одного из его архаровцев. Заходим в уютный дворик.
   – Здравствуйте, Альбина Михайловна, – киваю вышедшей навстречу женщине.
   – Евгений, я же просила не водить знакомых, – растерянно вытирает она руки о фартук.
   – Я должен отдать кое-какие документы, и мои коллеги сразу же уедут, – успокаиваю хозяйку.
   Ответ ее удовлетворяет.
   Поднимаюсь по лестнице на чердак. Вытащив из тайника цепь, бросаю Автогену Автовазовичу.
   – Держи.
   Он ловит блеснувшую на свету золотую цепь. Затем внимательно осматривает ее, считает бриллианты, крутит в пальцах маленький крестик…
   Наконец, ехидно улыбнувшись, кладет ее в карман и кивает на дверь:
   – Пошли.
   – Куда?
   – К боссу.
   – Зачем? Я вернул его цепь и свободен.
   Он делает ко мне шаг со словами:
   – Когда босс прикажет, тогда и будешь свободен…
   «Это уже слишком, – решил я. – Сызмальства не люблю обман, коварство и несправедливость. А данная ситуация попахивает нарушением договоренности».
   Пора было ставить точку.

* * *

   Задача была простой: расправиться с парочкой амбалов быстро и по возможности бесшумно. Иначе сюда прибежит хозяйка, включит истерику и причитания. А на ее визгливый голос сбежится вся округа, включая вооруженную банду Аристарха Петровича.
   Находясь слишком близко, мои провожатые не успели выхватить пистолеты. Ну а дальше я работал не напрягаясь и, можно сказать, вполсилы: легко уходил от ударов, четко встречал противника и агрессивно атаковал. Удары моих увесистых кулаков приходились то по корпусу, то в голову не столь проворных телохранителей.
   Да, с виду они были высоки, широкоплечи, кряжисты. Но я-то отлично знал, что эти неплохие качества мужской фигуры еще не означают наличия бойцовских навыков. Тем более что начальник охраны выглядел не самым лучшим образом: около сорока лет, десяток килограммов лишнего веса, серое лицо, мешки под глазами…
   Всего через несколько секунд нашей схватки нижнюю часть лица рядового телохранителя заливала кровь. А Автоген Автовазович стоял на карачках у дальней стены и невнятно мычал, пытаясь принять вертикальное положение.
   Еще пять секунд мне понадобилось для проведения отменной серии ударов. Оставшийся соперник ковырнулся с ног, неловко завалился набок и принялся кашлять. Из прокуренных легких под отбитыми ребрами вместо чистого дыхания изрыгались отрывистые хрипы и приглушенные стоны.
   Двумя последними ударами вырубаю оппонентов. Это ненадолго – мне нужно выиграть пару минут, чтобы смыться. Просто и навсегда исчезнуть из этого города.
   Выгребаю из основного тайника все деньги с ювелирными украшениями. Спускаюсь в комнату, хватаю документы; забрасываю в сумку какую-то одежду. И, распахнув окно, прыгаю вниз…

* * *

   Если час-полтора назад я гонялся по улочкам Сочи, нервно гадая, что хотят от меня господа преследователи, то отныне моя задача сводится к элементарному бегству. Отныне мне все понятно: уйду от погони – выживу; не уйду – лежать мне под каким-нибудь серым камушком без эпитафии и овального портрета.
   Мое исчезновение обнаружилось быстро. Во всяком случае, погоня за мной началась ровно в тот момент, когда я перемахнул через забор и оказался на территории соседнего участка.
   Едва приземлившись на ноги, я услышал за спиной требовательные окрики.
   «Застукали!» – понял я. И помчался к соседской калитке…
   Опять беготня, облава, перекрытые улочки и проулки…
   Небо на востоке приобрело фиолетовые оттенки, а меня снова оттесняли к пляжам, не давая прорваться к горам и к объездной трассе вокруг Сочи.
   Чудаки! Вероятно, они наивно полагали, что в горах я буду чувствовать себя в большей безопасности, чем в море.
   Курортный проспект пришлось пересекать в малознакомом местечке – напротив дендрария. К своему стыду, за четырнадцать прожитых месяцев на местном курорте здесь я побывал лишь однажды, да и то после трех литров выпитого пива.
   Теперь несущаяся за мной толпа была настроена более решительно. Трижды за спиной звучали выстрелы; одна из пуль щелкнула по стволу дерева в метре от меня. Я понял красноречивый намек и прибавил скорость…
   Задумка Аристарха Петровича стала понятной, когда мне не дали выскочить из дендрария на тянувшуюся вдоль пляжей Черноморскую улицу. Здесь скопилось несколько автомобилей, а охранники вора в законе растянулись вдоль улицы плотной цепью. Суть плана состояла в том, чтобы прикончить меня в огромном парке, где сложный рельеф и густая растительность неплохо заглушали звуки выстрелов.
   «Пруд! – припомнил я единственное посещение красивого местечка. – Где-то здесь есть небольшой пруд!..»
   Услужливая память сама запустила «перемотку назад». Восстановив примерный план дендрария, несусь к его восточной окраине…
   Под светлеющим небом различаю ровную гладь подковообразного водоема. Его длина не более ста метров, ширина и того меньше. О глубине не имею ни малейшего понятия. Посередине торчит круглый островок с белеющей скульптурой Нептуна.
   В руках у меня сумка с вещами, документами, деньгами и золотым уловом за последний месяц работы.
   Подбегая к берегу, ищу укромное местечко для поклажи – не тащить же все это в воду!
   Сзади слышен топот и снова щелкает выстрел.
   Все, времени нет. Сунув сумку под густой куст акации, прыгаю в воду.

* * *

   Оказавшись в воде, я трижды пожалел о том, что не сумел добраться до берега моря.
   Во-первых, размеры водоемчика, мягко говоря, смущали. Моим преследователям даже не нужен был катер, чтобы достать меня выстрелами из пистолетов с берега.