Местному населению, не в первом поколении живущему за счет обслуживания военно-морской базы, после ее упадка пришлось не сладко – ни престижной работы, ни, как следствие, и денег. Вот и приходится местным дальневосточникам перебиваться случайными заработками. Кто подался в браконьеры, благо, леса здесь еще остались, кто переквалифицировался и стал ловить красную рыбу и добывать икру. Даже дети, глядя на своих родителей, приобщились к сбору «подножного корма». Насобираешь кошелку грибов, ягод, а потом продашь их на улицах Владивостока. Все лучше, чем сидеть без дела.
   Так уж повелось, что жители каждого поселка специализируются на чем-нибудь одном: кто промышляет рыбой, кто дичью, кто грибами. Зацепился один из сельчан в большом городе, выбился в люди и обеспечил работой своих родственников и друзей на определенном сегменте рынка. Небольшой приработок, но надежный. Свой своему всегда поможет и вроде бы обманывать не станет. Во всяком случае, в это каждому хочется верить.
   Жители небольшого, на полторы тысячи людей, поселка с издевательским для здешних мест названием Счастливый промышляли в сезон сбором ягод лимонника. Дальний Восток в смысле флоры – уникальное место. Только здесь сохранились доледниковые виды растительности, и один из них – лимонник, дальневосточный виноград. Его янтарно-желтые ягоды обладают поистине чудесными качествами. Мало того что лечат от многих болезней, они еще избавляют людей от усталости. Так, охотник, преследующий зверя, может не спать по трое суток – для этого ему достаточно несколько раз в день съесть по пригоршне плодов лимонника. Осенью жители Счастливого отправлялись на заготовки. Дети и взрослые мужчины собирали ягоды, а жены, матери, сестры варили из них варенье, компоты, консервировали, сушили, чтобы потом, продавая понемногу запасы, как-то протянуть год. Даже учителя местной школы смотрели сквозь пальцы на то, что в сезон заготовки ягод половина класса отсутствовала на уроках. Скупали плоды лимонника поселившиеся в поселке лет пять назад китайцы.
   Двое четвероклассников, живущих по соседству, – белобрысый Петька и веснушчатый Сашка – выходили из своих домов, как и положено, в школьных костюмчиках, светлых рубашках, с ранцами за плечами. Их родители были уверены, что дети отправились в школу.
   – Слушай, а твоя ничего не заметила? – как заговорщик, шепотом поинтересовался Петька.
   – Мама мне с собой еще бутербродов с колбасой дала, целых два. Сказала, на большой перемене съешь! – сказал Сашка, обернулся и помахал рукой молодой матери, стоявшей возле калитки.
   – С колбасой – это хорошо, – по-деловому оценил «ссобойку» Сашка, – а мою так просто не обманешь. Мне ей пообещать пришлось и поклясться, что больше школу прогуливать не буду. Она у меня строгая.
   Мальчишки дошли до ближайшего поворота, до школы оставалось еще пять домов.
   – Не передумал?
   – Да я же тебе «зуб пацана» дал. Если по десять килограммов припрем, поднимемся. Веркин старший брат говорил, что китаезы за десять килограммов по три сотни платят.
   – Так это ему, он же взрослый. А нам?
   – Ну он сдаст и с нами поделится. Много себе не возьмет.
   – Пошли, – Сашка пригнулся и заспешил узким проходом между заборами, которым гоняли коз на заливной луг.
   Петька нырнул следом.
   Мальчишки пробежали открытую местность так, словно за ними гнались собаки. Тяжело дыша, остановились лишь на берегу речушки за кустами.
   – Никто не видел? – Петька присел на корточки.
   – Вроде нет. – Сашка посмотрел на свои влажные парадные ботинки. – Все ноги промочил. Мамка поймет, что не за партой сидел.
   – Не боись, мы рано вернемся. Скинешь шузы, мятыми газетами напихаешь, бумага через час всю влагу, как насос высосет. Всегда так делаю, проходит.
   – А у тебя с собой газеты есть? Прихватил? Или только советовать горазд?
   – Ну... тетрадку порвем, тоже сойдет.
   Петька и Сашка вытащили по два вместительных пластиковых пакета, сумку «челночника», портфели спрятали в кустах, забросали их сорванными лопухами и по узкому бревну переправились через звучно журчащую чистейшую речушку на другой берег. Сразу же за невысоким обрывом начинался лес.
   Прогульщики ловко вскарабкались на размытый осенними дождями откос, даже умудрились не особо запачкаться. Петька стоял и оттирал мелкий песок с колена школьных брюк. Двинулись вглубь.
   – Я знаю, где его много.
   Петька ориентировался по одному ему известным приметам. Он то задирал голову к небу, то разводил руки в стороны и сводил их перед носом. Вскоре низкорослый кустарник остался позади, Сашка осматривал ссадины на руках.
   – И что я мамке скажу?
   – Не кашляй – прорвемся.
   Впереди уже виднелись мощные стволы елей, увитые лозой лимонника. Крупные ягоды просвечивали на солнце.
   – Ух ты, – обрадовался Петька.
   – Их еще собрать надо, – отозвался более рассудительный Сашка.
   Мальчишки бежали на манящий свет полупрозрачных светлых ягод. Под ногами шелестели, разлетались желтые, красные, пурпурные листья. Зрелище завораживало. Толстые стволы, уходящие в небо. В вышине покачивались, словно манили подняться к облакам, широкие еловые лапы. В воздухе пахло прелой листвой, хвоей и тонким, похожим на запах духов ароматом лимонника. Однако тут собирателей и ждало разочарование.
   – Кто-то до нас постарался, – мрачно произнес Петька.
   – Ну и сволочи.
   Все ягоды на высоте метров трех были уже сорваны, а тех, что заманчиво светились выше, было не достать без лестницы. Мальчишки попробовали было подсаживать друг друга, но ничего путного из этого не получилось: в результате пара подвявших гроздей. Затем пришло новое решение – тянуть за лозу снизу, чтобы верхняя ее часть с ягодами оказалась на земле. Но и тут ничего не вышло. Лоза ломалась, и урожай издевательски продолжал манить собирателей на недосягаемой высоте. От затеи отказались, когда у Сашки лопнул на спине по шву пиджак.
   – Я знаю, где надо искать, – Петька насупил брови.
   – Ты уже один раз знал, где, – скривился в ехидной улыбке Сашка и заглянул на дно пластикового мешка, где покоился лишь десяток непрезентабельных ягод. – И за прогулянные уроки от родителей огребем, и денег не заработаем.
   – Совгавань, – как волшебное заклинание, с хриплым придыханием произнес Петька.
   – Умный очень. Там охрана и радиация.
   – Кто тебе сказал?
   – Все говорят.
   – Вот и врут, чтобы ты туда не ходил. Лохов разводят. Нет там никакой охраны.
   – А радиация?
   – Ты, что ли, эти ягоды есть будешь? Китайцам продадим и с концами.
   – Да нет, точно тебе говорю: на прошлой неделе туда состав пригнали. Большая такая платформа, двойная, все брезентом завешено, и охрана с автоматами. А по нашей ветке уже год как поезда не ходили. Новое оружие испытывать привезли. К старому сухому доку подогнали состав и все оцепили. Ночью разгружали.
   – Сам видел?
   – Сосед рассказывал.
   – Дядя Витя, что ли?
   – Он самый.
   – Он в прошлом году рассказывал, что доисторическое чудовище в Якорной бухте видел. Ему с пьяных глаз чего не примерещится.
   – Уговорил. Больше и податься-то некуда.
   Мальчишки ударили по рукам.
   Сбиться с дороги к Совгавани было невозможно. Иди себе по шпалам на крики морских птиц, на вздохи волн, на свежий морской ветер – не ошибешься.
   – Точно, проходил состав.
   Между шпал виднелись примятые стебли, ржавчина на рельсах местами стерлась, впереди уже маячили ворота из досок и колючей проволоки.
   – Туда не пойдем. Через горку двинем.
   Мальчишки пробрались вдоль ограды из «колючки». Дырка в ней нашлась быстро. И они побежали по склону. До моря было совсем близко. Уже ощущался свежий соленый ветер.
   – Я же говорил. – Петька показал на увитые лимонником стволы молодых елей.
   Собирать ягоды можно было, даже сидя на корточках. Мешки понемногу наполнялись. Мальчишки позабыли обо всем на свете. Кроме, естественно, денег, которые можно было выручить за лесные дары. А потому и потеряли бдительность. За спинами у них послышались размеренные шаги. Прогульщики школьных уроков испуганно оглянулись. На пригорке в косых лучах солнца стояли двое военных моряков с автоматами за плечами.
   – Пацаны, а ну мигом брысь отсюда, – безо всякой злобы сказал один из них.
   Собиратели переглянулись, бросать «золотую жилу» было обидно.
   – Дяденьки, да мы тут... только ягоды собираем.
   – Брысь! – как на бродячих котов, прикрикнул моряк в черном бушлате. – Если сейчас же не свалите, в часть отведем.
   – Родителям сообщим. Почему не в школе?
   Мальчишки напоследок сорвали еще по одной грозди.
   – Я что сказал? – прозвучал уже грозный окрик.
   – Не надо родителям... – договорить Петька не успел.
   Со стороны моря донесся странный нарастающий гул. Все дружно вскинули головы. Отсюда с горки просматривался и горизонт. Из-за легких облаков, чертя на небосводе неровный дымный след, приближалось что-то огненное и грохочущее. Дымная дуга клонилась к земле.
   – Твою мать... – вырвалось у одного из военных моряков. – Это что за хрень?
   – Кажись, ракета, – как-то буднично отозвался его напарник.
   – Учения? – выдохнул Петька.
   Гул сделался таким громким, что слова потонули в нем. Огненным джинном из сказки пронеслась ракета, как казалось, над самыми головами.
   – Ложись!
   Моряк в бушлате бросился на траву, прикрыл собой мальчишек. Громыхнул взрыв. Пламя огненным кулаком ударило в небо. Было видно, как разлетаются пылающие обломки.
   – Ни хрена себе, – выдавил матрос, поднимаясь с травы.
   Мальчишки во все глаза смотрели на него, но скоро стало понятно, что и военный понимает в происходящем не больше, чем они.
   – По домам! – рявкнул автоматчик. – Сейчас тут такое начнется.
   Петька с Сашкой похватали еще не наполненные мешки и сломя голову побежали прочь. Спорить больше не хотелось.
   – В километре-полутора от нас упало, – глядя на поднимающийся дым, произнес моряк.
   Не прошло и часа, как местность ожила. Мальчишки, так и не добежав до поселка, словно заправские разведчики, залегли в придорожных кустах. По асфальту, один за другим, катили военные тентованные грузовики. Обгоняя колонну, пронеслись черная «Волга», ощетинившаяся антеннами спецсвязи, и два командирских «УАЗа».
   – А я думаю, это никакие не учения, – с видом знатока произнес Петька.
   – А что тогда?
   – Опять корейцы ракеты пускают. В прошлом году тоже кутерьма поднялась. Тогда в воду упала.
   Местность на удалении трех километров от места падения неизвестного предмета была оперативно оцеплена. Кроме военных к проведению поисков и расследованию инцидента подключилась и ФСБ. К вечеру большинство фрагментов учебной ракеты уже было собрано и отвезено в Совгавань. И подтвердилось то, что, в общем-то, было понятно с самого начала даже ребенку. Неподалеку от причалов, где стояли на приколе списанные атомные подводные лодки с неразгруженными реакторами, упала учебная северокорейская ракета средней дальности «Тэпходон-2».
   То, что пронесло и на этот раз, являлось слабым утешением. Никто не мог дать гарантии, что при следующем пуске ракета не угодит прямо в кладбище атомоходов. Даже катастрофа на Чернобыльской атомной станции померкла бы по сравнению с перспективой такого попадания. Никаких объяснений и официальных извинений с северокорейской стороны не последовало, словно так и планировалось. Мол, что возьмешь с нас? Русские сами не хотят делиться с Пхеньяном секретами создания ракетных средств доставки ядерных зарядов, не продают систему наведения. Вот и летают северокорейские «Тэпходоны» как и куда им понравится. На то они и испытания, чтобы выявлять недостатки конструкции и потом устранять их.
   Власти старались не предавать случившееся широкой огласке. Но шило в мешке не утаишь. Местные жители проклинали близкое соседство с Северной Кореей и удивлялись бездействию Москвы, ведь новость, которая на всех западных телеканалах пошла первым сюжетом, на центральных российских каналах промелькнула в середине – где-то между освещением очередного визита президента в глубинку и новостями культуры. Дикторы сообщали о досадном недоразумении. Мол, во время северокорейских испытаний учебный «Тэпходон-2» немного отклонился от курса и вместо того, чтобы упасть в свободном от судоходства квадрате, угодил на российскую практически не заселенную в этом квадрате территорию. И чуть ли не с успокоительными улыбками тут же добавляли, что при этом никто не пострадал. Как водится у нас и о чем еще пел знаменитый Леонид Утесов: «...все хорошо, прекрасная маркиза...»

Глава 4

   Коммунистическая Северная Корея, наверное, самая закрытая страна мира. Даже на улицах столицы, Пхеньяна, сложно встретить туристов. Если и попадется «лицо европейской национальности», то он при ближайшем рассмотрении окажется сотрудником посольства или же торгового представительства. Лишь какой-то десяток лет тому назад на улицах Пхеньяна были установлены первые светофоры, до этого их заменяли красавицы-регулировщицы, в чьи обязанности входило не столько разводить транспортные потоки, сколько белозубо улыбаться и козырять проезжающему начальству. И в самом деле, зачем светофоры, если на машинах ездит только самая верхушка партийного руководства? О коммерческой рекламе особо говорить не приходится. Лишь в последние год-два в столице установили три бигборда с рекламой первого отечественного легкового автомобиля. Все же остальное, что отлито в бронзе, светится древними неоновыми трубками, полощется на кумачовых растяжках, исключительно политическая пропаганда.
   По-прежнему в центре Пхеньяна высится гигантская скульптура «вечно живого» руководителя первого на земле Кореи социалистического государства. Именно так – вечно живого, хоть Ким Ир Сен и умер, но официально в соответствии с северокорейскими законами продолжает руководить государством. А теперешним наместником небожителя на земле является его сын Ким Чен Ир, родившийся от славянки и получивший вполне официальный титул «любимый руководитель». Во всяком случае, иначе его в прессе называть запрещено, чревато расстрелом или концлагерем. Все скульптуры Ким Ир Сена, установленные в стране, сияют начищенной бронзой не хуже пряжки армейского новобранца, хотя по идее должны были бы давно покрыться патиной. Объяснение такому чуду следующее – скульптуры драят по ночам солдаты, доводя до зеркального блеска.
   И вместе с тем, если верить режиму, северные корейцы самые счастливые люди в мире. Не беда, что практически ничего в стране невозможно купить за деньги. И продукты, и ширпотреб отпускаются исключительно по карточкам. Если работаешь – получай двести граммов риса на день и будь доволен жизнью. Куриные яйца для рядового северного корейца – недоступный деликатес. Их в закрытых распределителях выдают только партийному руководству и другой номенклатуре. Поэтому не удивляйтесь, если кореец будет вам с гордостью показывать фотографии своей семьи за праздничным столом, где перед каждым из гостей вареное яйцо на подставочке. Это он хвалится достатком.
   Взрослому мужчине положено сносить за год две пары носков, и не больше. Если же не уложился в норматив, пиши заявление на имя парторга предприятия. И затем общее собрание, детально обсудив твои трудовые подвиги и заслуги, решит, достоин ты третьей пары или же нет. А пару штанов положено носить два года. Вот и неудивительно, что среднестатистический северный кореец на двадцать сантиметров ниже своего ровесника из Южной Кореи. А от голода в счастливой стране Ким Чен Ира умереть куда проще, чем от ожирения.
   Как и у других диктаторских режимов, осуждаемых всем миром, в Северной Корее сделана ставка на собственные силы: «продовольственная», «технологическая», «промышленная», «военная»... безопасности находятся во главе угла. Этими словосочетаниями буквально пестрят газеты. Все это так называемые идеи «чучхе».
   Вооруженные силы Северной Кореи в несколько раз превышают армию южных соседей...
   Вот такие большие и маленькие подарки коммунистический правитель постоянно делал и делает своим подданным. Но самым большим подарком конца уходящего и начала нынешнего века явилось создание собственной ядерной программы. После пуска «Тэпходона-2» с крейсера в Японском море все средства массовой информации Северной Кореи, от радиоточки до внутреннего Интернета, взахлеб повествовали об исключительно удачно проведенном учебном пуске. Никто из них и словом не обмолвился о том, что ракета отклонилась от курса и рухнула под Владивостоком.
   Свой народ можно обманывать сколько угодно, особенно если надежно преградить ему путь к альтернативным источникам информации. Но если занимаешься чем-то серьезно, то всегда будет существовать круг лиц, которым положено знать правду. Ведь как иначе исправить допущенные ошибки?
   С наступлением темноты улицы Пхеньяна практически вымирают, особенно вблизи от партийных и правительственных зданий. Не у каждого найдется убедительный ответ на вопрос милиционера: «А что вы делаете в такое время возле Центрального Комитета Трудовой партии Кореи?»
   Фраза типа «Просто погулять вышел», вряд ли удовлетворит бдительного стража порядка.
   Этим поздним вечером в одном из многочисленных корпусов здания ЦК в Пхеньяне светился целый этаж «бессонных» окон. Там располагался отдел, курирующий научные разработки, в том числе и ядерную программу Северной Кореи.
   В просторном зале, посередине которого стоял гигантский овальный стол, ярко горели, отливали подвесками из хрусталя бронзовые люстры, сравнимые размерами разве что с люстрами станций Московского метрополитена. На самом видном месте красовался в скромной дубовой раме портрет Ким Ир Сена. Солнцеподобный лик «вечного руководителя», казалось, излучал неиссякаемый оптимизм и веру в светлое будущее своего народа. Пожилой, начинающий седеть кореец в полувоенном френче восседал во главе стола – обрюзгшее лицо начальника отдела науки ЦК товарища Ким Пака свидетельствовало о его тайном пристрастии к крепкой рисовой водке. Рядом с ним расположился с пачкой англоязычных журналов моложавый референт. Времени он даром терять не любил, листал страницы, бегло просматривал статьи, даже подчеркивал нужные абзацы. Пальцы не слюнявил и, когда глянцевая бумага не желала перелистываться, просто дышал на подушечки, увлажняя их. Умные живые глаза прикрывали полутемные очки с небольшими диоптриями.
   Участники совещания, посвященного учебному пуску «Тэпходона-2», все еще прибывали. То и дело за окном вспыхивали габаритные огоньки легковых машин перед въездом на охраняемую территорию.
   Начальник отдела ЦК Трудовой партии товарищ Ким Пак посмотрел на часы – до назначенного времени оставалось еще около четверти часа. Сомневаться, что все прибудут вовремя, не приходилось. Повестка дня являлась настолько важной, что даже минутное опоздание можно было бы рассматривать как злостный саботаж со всеми вытекающими для опоздавшего последствиями.
   – Разрешите, товарищ референт? – рука начальника отдела потянулась к пачке иностранных журналов.
   – Пожалуйста, уважаемый товарищ Ким Пак, – референт веером раздвинул глянцевые издания и даже не позволил себе улыбнуться, ведь руководитель отдела ТПК не владел ни одним иностранным языком.
   Пухлые короткие пальцы Ким Пака перебирали журналы, наконец остановились на издании «Корея» на русском языке. Все-таки публично просматривать иностранный журнал было бы политически недальновидно. А в отечественном издании, выпущенном для заграничного потребления, могло попасться что-нибудь если не крамольное, то интересное. Начальник взял в руки журнал, с важным видом осмотрел присутствующих, сосчитал еще не занятые кресла, водрузил очки на нос и тут же похолодел. Неписаным законом для журналистов было печатать в журналах, особенно на обложках, только счастливые, улыбающиеся лица сограждан-современников, ну, в крайнем случае, героические, если речь велась о трудовых подвигах. А тут с обложки русскоязычного журнала, рассказывающего иностранцам о счастливой жизни в райской стране, на высокопоставленного партийного функционера смотрели заплаканные, сморщенные от слез, как сухофрукты, корейские дети в школьной форме.
   Подобное явно отдавало политической провокацией, саботажем, инакомыслием, что грозило трибуналом и лагерем трудового перевоспитания, а то и расстрелом. Товарищ Ким Пак справился с собой – партийная закалка не дала ему измениться в лице, усомниться в родной журналистике. Сколько он ни всматривался в броские русские слова под фотографией, комментирующие снимок, ничего понять не смог. Полистал журнал. Нет, на других страницах все было как положено. Обильно дымящие трубы предприятий, искрящийся расплавленный металл разливался в формы. Высотные жилые дома в столице, начищенные до блеска памятники, портреты руководства, улыбающиеся рабочие и крестьяне.
   – Извините, товарищ референт, – ничего не выражающим голосом произнес начальник отдела, – не могли бы вы перевести подпись? – И он подал злосчастный журнал обложкой вверх.
   Референт бросил взгляд на подпись, набранную двухсантиметровыми буквами и, не задумываясь, сказал:
   – Уважаемый товарищ Ким Пак, дословно перевести трудно, но смысл таков. Тут написано: «Корейские школьники плачут от счастья при виде любимого руководителя товарища Ким Чен Ира».
   У начальника отлегло от сердца. Мир остался на прежнем месте. И тут же появилась черная зависть к коллеге – заведующему отделом пропаганды ЦК ТПК: его подчиненные умели показать высший пилотаж в своем деле. А вот с научными и техническими разработками явно не ладилось. Иначе сегодня вечером не собрались бы на позднее совещание по разбору полетов «Тэпходона-2», а пришли бы завтра на торжественное заседание ЦК под предводительством любимого руководителя.
   В зал торопливо зашел подтянутый сухощавый мужчина неопределенного возраста, одетый в штатский костюм, он коротко кивнул присутствующим и сел поближе к двери. Человек держался особняком, ведь в обязанности всесильных спецслужб тоже входил контроль за ракетно-ядерной программой Северной Кореи. Спецслужбист являлся как бы зеркальным отражением Ким Пака. Последний должен был старательно делать вид, что программа развивается успешно, а его антипод – выискивать недостатки и тут же сигнализировать о них. Мелодично зазвенели напольные часы в углу зала для совещаний. Товарищ Ким Пак вернул глянцевый журнал в стопку, осмотрел собравшихся. Отливало золотое шитье на армейских и флотских мундирах, скромно синели полувоенные френчи ученых – ракетчиков и атомщиков, белели рубашки дипломатов...
   Начальник отдела науки откатился в кресле, ухватился короткими пальцами за край стола и поднялся во весь свой полутораметровый рост.
   – Итак, начнем, дорогие товарищи...
   После ритуальных фраз о том, какое большое внимание уделяет любимый руководитель оборонной программе, о том, что на нее уходят огромные народные средства, товарищ Ким Пак наконец перешел к делу.
   – ...по отдельным параметрам можно считать первый пуск «Тэпходона-2», произведенный с палубы корабля, успешным. К военным морякам претензий нет. Наземные службы и службы ракетонесущего крейсера справились со своей задачей, – начальник отдела выдержал небольшую паузу. Обычно так поступают ораторы, ожидая аплодисментов.
   Но повестка дня и статус собравшихся не позволяли хлопать в ладоши, а потому Ким Пак продолжил:
   – Как известно, ракета-носитель в середине полета отклонилась от заданного курса. И надо сказать честно: практически она стала неуправляемой. И, вместо того чтобы поразить учебную цель в заданном квадрате Японского моря, рухнула неподалеку от Владивостока на территории Российской Федерации.
   Глаза докладчика не выражали никаких эмоций. Голос звучал ровно. Этого требовали и партийная выучка, и восточные национальные традиции.
   – Какие есть мнения?
   Один из представителей Министерства иностранных дел шумно вздохнул и встал из-за стола.
   – По дипломатическим каналам от российского МИДа не было сделано никаких заявлений в связи с инцидентом, – он чуть заметно улыбнулся, – как и в прошлый раз, когда во время наземного запуска наш «Тэпходон» упал в территориальных водах России. – Улыбка обозначилась уже вполне явно. – Уверен, что и на этот раз, и в будущем русские не станут протестовать.
   Дипломат сел.
   – Что скажут военные? – товарищ Ким Пак прошелся взглядом по ряду армейских и флотских чинов.
   Грузный генерал скрипнул креслом и произнес:
   – Русская сторона была предупреждена нами об учебном пуске.
   – Я понял вашу позицию, – Ким Пак вскинул руку, – она не изменилась со времени прошлых испытаний. У нас с русскими много разногласий, но зато у нас общие враги: США, Япония и весь Запад в целом. Так что нежелательных последствий инцидента не предвидится.
   Военные и флотские, соглашаясь, закивали, мол, так будет продолжаться еще долго. Высокопоставленный представитель спецслужб позволил себе реплику с места:
   – Даже если наша ракета упадет на жилые кварталы Владивостока, они и это стерпят.
   Товарищ Ким Пак не стал развивать высказанную мысль, он и сам придерживался такого же мнения.
   – Это слабое утешение, – произнес он. – Конечно, всякие испытания предусматривают определенный процент неудач, но мы не можем позволить себе, чтобы неудачи следовали одна за другой. А между тем научные коллективы, группы инженеров обеспечиваются по высшим нормам продовольствием и товарами широкого потребления. Программа поглощает массу народных средств. Наш любимый руководитель учит: «Бережливость – черта коммунистическая». Следующие испытания должны стать успешными, – сказал он с гордо вскинутой головой. – Товарищам ученым есть что сказать? Но слушать голословные оправдания я не намерен. Только конкретные предложения.