Сергей Зверев. Пираты государственной безопасности

   – Видите темную иномарку, припаркованную через дорогу? – чуть склонив голову, спросил старик.
   – Да, вижу.
   – Внутри сидит ваш благодетель. Он ждет вас и готов ответить на все вопросы…
   Сказав это, старик засеменил прочь. Михаилу же ничего не оставалось, как подойти к иномарке. Надо же было выразить элементарную человеческую благодарность и разобраться с документами…
   Усевшись в большой автомобиль с затемненными стеклами, Жук поначалу растерялся – в салоне оказалось аж три человека: два здоровых парня, сидевшие впереди, и рыжеватый мужчина лет сорока, удобно расположившийся сзади.
   – Доброе утро, – поприветствовал он с заметным кавказским акцентом и радушно улыбнулся: – Можешь называть меня Заурбек Адамович.
   – Михаил, – представился капитан третьего ранга.
   – Тебе лучше забыть старое имя. По крайней мере, на ближайшее время, – театрально понизил голос кавказец.
   – Почему?!
   – Во-первых, вчера у тебя вытащили из карманов все, включая документы. И на их восстановление уйдет слишком много времени.
   Вздохнув, Жук кивнул: так и есть.
   – Во-вторых, – продолжал кавказец, – в твоей жизни наступил серьезный перелом, ведь военная карьера закончена, гражданской профессии нет. Наконец, третье – самое неприятное: ты находишься под следствием и, по мнению моих юристов, тебе «светит» реальный срок. Сравнительно небольшой – от четырех до шести лет, но реальный.
   Миша призадумался. «Спаситель» сыпал очевидными фактами, аргументов против которых попросту не находилось. К тому же он только что назвал срок заключения от четырех до шести лет, в точности повторив прогноз следователя. Это уже был второй звоночек, оповещающий о скором прощании со свободой.
   – Даже не знаю что сказать… – пролепетал он. И попросил: – Дайте сигарету.
   – Ты же боевой пловец и никогда не курил! – весело воскликнул Заурбек Адамович, протягивая раскрытую пачку.
   Жук подпалил трясущийся кончик сигареты, нервно затянулся.
   – Откуда у вас эта информация? – закашлялся он, выдыхая дым.
   – Я многое о тебе знаю, иначе не стал бы вытаскивать из ментовки.
   – Значит… вы спасли меня с определенной целью?
   – Признаюсь честно, я имею на тебя некоторые виды. А конкретно, хочу, чтобы ты воспользовался новыми документами и помог в одном деле.
   – В каком?
   – Много сказать не могу – подробности узнаешь позже. Скажу главное: твоя работа будет связана с погружениями на глубину, а заплатят тебе за нее столько, сколько ты не заработал за все время службы в Военно-морском флоте. Ну, так что, согласен?
   Играя желваками, несколько долгих секунд Михаил глядел в окно…
   «Что произойдет в случае моего отказа? – мучительно раздумывал он, позабыв о головной боли. – Даже если этот человек великодушно оставит мне липовые документы – куда я подамся и что буду делать? Ну, допустим, уеду подальше из Москвы, устроюсь автослесарем на СТО. Пожалуй, это единственный вариант, но… ни жилья, ни родственников, ни друзей. И самое отвратительное заключается в том, что до самой смерти придется жить в страхе. Точнее, не жить, а существовать, всякий раз вспоминая о прошлой жизни и жалея об упущенной возможности…»
   – Кстати, – как бы между прочим, заметил собеседник, – кое-кто из ваших товарищей по «Фрегату» уже согласился сотрудничать со мной, так что вы можете составить им компанию.
   Жук заинтересованно посмотрел на кавказца. Известие о товарищах воодушевило и придало уверенности.
   – Что ж, в таком случае согласен и я…

Глава пятая
Российская Федерация,
Баренцево море
Около месяца назад

   Перерыв закончен.
   Мы пообедали, согрелись, отдохнули и, снова надев довольно неудобные многослойные гидрокомбинезоны, готовимся отправиться на глубину двумя парами. Я иду с Роговым, Устюжанин с Паниным. Жук руководит спуском, а его напарник – Игорь Фурцев – отдыхает. К сожалению, никто из нас не знает, сколько предстоит совершить ходок на глубину, поэтому необходимо восстанавливать утраченные силы.
   Десантируемся с катера, проверяем связь с Ротондой и плавно погружаемся в пучину. С глубины семьдесят метров лучи фонарей уверенно нащупывают обломанную мачту погибшего траулера.
   Опустившись до уровня торчащей кверху кормы, делаем «круг почета» – еще один осмотр для спокойной работы внутри судна никогда не помешает.
   Нет, за время нашего отсутствия положение траулера не изменилось, и корпус все так же прочно сидит в рыхлом грунте, зацепившись лопастями гребного винта за скальное основание.
   Выбрав место на безопасном расстоянии от левого борта, приказываю:
   – Панин и Рогов, ждете нас здесь. Как поняли?
   – Поняли, ждем здесь, – дружно отвечают дебютанты.
   – Пошли… – киваю я Георгию.
   Оставив молодежь снаружи, вползаем в ходовую рубку через разбитое окно. Здесь по-прежнему плавает крупный и мелкий мусор.
   «Туда», – показываю на полуоткрытую дверцу.
   Вдвоем мы с предельной осторожностью справляемся с заевшими петлями. Путь свободен.
   Вплываю в узкий коридор первым, Георгий не отстает.
   Видимость на нижней палубе еще хуже, чем в рубке, – помимо мусора, вода изрядно загрязнена мазутом и маслами, вытекшими из дизеля, покуда он кувыркался по склону.
   Парень в свитере и джинсах все так же, раскинув руки, парит под потолком. Кто он? Механик или простой рыбак, отдыхавший от вахты?
   Неважно. Главное, поднять его на поверхность. Там разберутся.
   Протолкнув тело вверх по коридору, начинаем обследовать небольшую палубу, состоящую из нескольких крохотных помещений: матросского кубрика, каюты капитаны, камбуза и столовой. Все они отделены от коридорчика стандартными деревянными дверками. Самый большой отсек в кормовой части палубы – машинное отделение. Рядом с машиной находим трап, ведущий на верхнюю палубу. Трап венчается металлической овальной дверцей, запорный механизм которой не поддался мне при попытке открыть снаружи.
   Обследуем машину – дверца в этот отсек открыта настежь, словно приглашая нас начать «экскурсию» именно с него. Под потолком отсека темнеет полуметровый слой из нефтепродуктов. Ошметки этой же адской смеси плавают повсюду, оставляя на стеклах полнолицевых масок коричневые маслянистые разводы.
   Буквально на ощупь обшариваем пространство вокруг дизеля…
   Ничего.
   Покидаем машину и последовательно проверяем каюту капитана, камбуз, столовую…
   Все помещения пусты, если не считать плавающего мусора. Остается кубрик. Обычно на таких судах он представляет собой квадратную каюту с жестко прикрепленными к полу кроватями в два яруса.
   Деревянная дверь не поддается. Неужели заперта?
   – Смотри, кто-то лупил тяжелым острым предметом, – показывает на дверное полотно Георгий.
   – Верно, – разглядываю следы ударов. – Свежие. А вон и топор…
   Прямо под нами лежит красный топорик, явно снятый с противопожарного щита.
   Постепенно мы восстанавливаем картину последних минут жизни траулера. Скорее всего дверь заклинило – от удара огромной волны или по какой-то другой причине. Поняв, что судно тонет, механик (молодой парень в джинсах) выскочил из машины в коридор и услышал крики товарищей, не успевших выбраться из кубрика. Сорвав с пожарного щита топор, он пытался сломать дверь, но… не успел.
   Стало быть, в кубрике точно остались тела погибших рыбаков.
   Подбираю топор, вставляю его лезвие между косяком и дверью. Резких движений производить нельзя – мы хорошо помним, что судно висит на краю подводной пропасти. Посему я осторожно тяну топорище, а Георгий помогает, легонько толкая полотно внутрь…
   Раза с пятого или шестого дверь поддалась. Однако дальше произошло то, чего мы никак не ожидали, – она с громким щелчком ушла внутрь кубрика, и в тот же миг из верхней части проема в коридор хлынули огромные пузыри воздуха. А точнее, того газа, которым дышали перед смертью несчастные рыбаки…
   Пузыри с шумом вырывались из кубрика и, поблескивая в лучах светивших фонарей, устремлялись по коридорному потолку в сторону задранной кормы. Мы растерянно смотрели на волшебное действо, и пришли в себя только через пару секунд, ощутив движение судового корпуса. Это была серия толчков, сопровождавшаяся жутким скрежетом.
   – Валим отсюда! Забирай того парня, и валим! – хватаю я друга за руку.
   Устюжанин подхватывает тело, медленно выплывающее из кубрика, а я уже работаю ластами, двигаясь к парящему под потолком механику.
   – Где будем выходить? – слышится голос Георгия.
   Ответить я не успеваю – судно с устрашающим ускорением заваливается на левый борт. Вероятно, закупоренный в кубрике воздух каким-то чудом помогал траулеру сохранить шаткое равновесие на ровном киле. Выпустив «балласт» наружу, мы лишили его этой мизерной поддержки.
   – Через корму – так ближе! – кричу я в тот момент, когда корпус окончательно ложится на левый борт.
   Лег, плавно подскочил и медленно пополз вниз. Мы понимали это по страшному скрежету, из-за которого буквально закладывает уши.
   Корпус дергает, дрожит, скрежещет. Удары о грунт следуют один за другим, и траулер, судя по всему, все быстрее скользит к пропасти. А мы, яростно работая конечностями, плывем к спасительной овальной дверце, которую еще предстояло открыть. К тому же каждый из нас тащит за собой по безжизненному телу…
   И вот перед нами короткий трап, упирающийся в дверцу с простейшим запорным механизмом. Именно сюда устремился выпущенный из кубрика воздух. Его набралось прилично – уровень воды колыхается ниже правой стенки сантиметров на тридцать.
   Нажимаю на рычаг и резко толкаю ржавый металл.
   Бесполезно.
   Но почему?! В чем дело?!
   Экипаж траулера безусловно пользовался этим выходом, ведь сразу за ним на палубе размещена траловая лебедка и прочие рыбацкие штучки!
   На время оставив тела рыбаков, вместе наваливаемся на проклятую крышку.
   Снаружи скрежет и грохот. Ударяясь корпусом о край пропасти, судно все стремительнее уходит вниз. Мы бултыхаемся в мутной воде, наполненной пузырьками запертого вместе с нами воздуха, и отчаянно пытаемся выбраться наружу…
   Наконец, после очередного сокрушительного удара, дверь поддается, выпуская нас на свободу.
   Слава богу!!
   Подхватив погибших мужчин, мы выскальзываем из западни и устремляемся вверх…

Глава шестая
Российская Федерация, Москва
Две недели назад

   Следователь в синей форме с погонами подполковника юстиции долго безмолвствовал, заполняя какие-то бланки и документы. Безмолвствовал и словно не замечал сидящего в двух шагах очередного подследственного – Георгия Ивановича Устюжанина.
   Устюжанин был крепким орешком и, в свою очередь, тоже не замечал следователя, смачно ковыряя зубочисткой левую нижнюю «семерку». От нечего делать он обозревал недавно отремонтированный по «евростандарту» кабинет и криво усмехался полнейшей безвкусице, с которой были «освоены» немалые бюджетные деньги.
   – А чегой-то вы улыбаетесь, Георгий Иванович? – отложил ручку подполковник.
   – Чтоб поплакать – слезы нужны, – парировал Жора, – а у меня их нет.
   – И куда же они делись?
   – Морская вода, понимаете ли.
   – Что морская вода?
   – Слезные железы морской водой разъело. Работа у нас такая.
   – Шутить изволите? – вонзил в Устюжанина испепеляющий взгляд следователь. – Ну-ну. А между тем оплошали в Баренцевом море, как юнги на практике…
   Состязаться с Устюжаниным в словесных баталиях было бесполезно – капитан второго ранга знал столько морских прибауток, сколько в шевелюре подполковника произрастало седых волос.
   – Бывает, что и бывалый моряк промокает, – выдавил он ровным голосом. И добавил в тему: – А боишься бурь и риска – не подходи к морю близко.
   Промолчав, следователь уткнулся в бумажку и принялся монотонно диктовать вопрос за вопросом:
   – …Как долго вы занимали должность заместителя командира отряда боевых пловцов?
   – Около пяти лет.
   – Принимая какие-то решения, капитан второго ранга Черенков советовался с вами?
   – Всегда советовался, если задача была сложной или нестандартной.
   – А перед тем погружением, когда вы проникли внутрь затонувшего судна, он интересовался вашим мнением?
   – Да, во время обеда в кают-компании сторожевика мы обсуждали возникшую проблему…
   Сотрудник Следственного комитета скрупулезно фиксировал на бумаге каждую фразу подследственного.
   – И кому же принадлежала идея лезть внутрь траулера?
   Немного подумав, Устюжанин пожал плечами:
   – Не могу вспомнить точно. Нам приказали досконально осмотреть судно и, по возможности, поднять тела погибших рыбаков.
   – Вот-вот, – оживился сотрудник Следственного комитета, – ключевая фраза в вашем предложении – «по возможности». Вам ведь никто не приказывал поднять тела любой ценой. Так?
   – Кто же возьмет на себя смелость озвучивать такой приказ? Но и мы – исполнители приказа – хорошо понимаем, что отыскать погибших, не осмотрев ходовую рубку и помещения нижней палубы, невозможно. Для чего тогда вообще снаряжать экспедицию и ходить на глубину? Просто поглазеть на погибшее судно со стороны? Ну, так я вам сразу скажу: визуальный осмотр траулера не даст ровным счетом ничего.
   – Это уже другой вопрос. Вернемся к конкретике. Значит, вы – заместитель командира «Фрегата» – поддержали идею осмотра внутренних помещений затонувшего судна. Я правильно вас понял?
   – Правильно.
   – Отлично. Так и запишем… – И подполковник снова склонился над протоколом, выводя в его графах свои закорючки…
   Допрос длился около шести часов и закончился ближе к вечеру.
   Не привыкший к подобным испытаниям Георгий уже ерзал на стуле – болела задница, изнывала спина, от голода (обеда, конечно же, никто не предложил) возмущенно урчал пустой желудок. В сложнейших условиях на глубине он мог работать, пока не оставался аварийный запас дыхательной смеси, коего хватало для подъема на поверхность. А в кабинетах и конторах буквально задыхался и никогда не понимал людей, променявших нормальную работу на канцелярскую пыль.
   Вопросы, на которые приходилось отвечать Георгию, часто повторялись, лишь слегка меняя форму. «Пытается поймать на несоответствии? – гадал он, изучая неприятное лицо хозяина кабинета. – Или нарочно тянет время, желая подловить на ошибке или оговорке?»
   Скорее всего это был один из приемов «умелых товарищей» из правоохранительных органов – измотать, запутать, взять измором и в итоге получить нужные показания. Со всеми подобными штучками хорошо образованный и начитанный Жора был знаком, а потому в показаниях не плутал, эмоций не проявлял и скрупулезно выдерживал заданную линию.
   – На сегодня достаточно, – наконец проговорил следователь, подсовывая протокол. – Ознакомьтесь и распишитесь внизу.
   Невзирая на колоссальную усталость, Устюжанин внимательно изучил каждую строчку текста, коего набралось два десятка страниц. Поставив внизу автограф, отодвинул протокол и невозмутимо уставился на следователя.
   – Вопросы есть? – поднял тот глаза на Георгия.
   – Нет.
   Следователь подвинул руку к кнопке вызова охраны, погладил ее указательным пальцем, но нажимать отчего-то не торопился. Поправив очки, тихо спросил:
   – Вы хотя бы догадываетесь, какое вас ждет наказание?
   – Зачем гадать? Месяца через два-три приведут в зал суда и объявят.
   – Да, примерно так и произойдет. Только вы не учли парочки серьезных моментов.
   – Каких же?
   – Во-первых, расследование может затянуться и займет не два-три месяца, а год-полтора. И все это время вы будете париться на нарах в СИЗО. Вам нравится в СИЗО?
   – Не очень, – признался Жора.
   – И это, заметьте, полбеды. Тем более что срок пребывания в означенном заведении засчитывается в общий срок лишения свободы.
   – Да, это неприятно. В чем же суть второго момента?
   – В том, что в колонии общего режима, куда вас этапируют прямо из зала суда, не намного комфортнее. А сидеть придется несколько больше, чем вы предполагаете.
   – И сколько же? – помрачнев, переспросил Устюжанин.
   – Как один из руководителей операции, вы получите не менее семи лет.
   – Семи?! Не много ли?
   – Не менее семи! – назидательно повторил подполковник. – Все зависит от вас и от настроения людей в мантиях в день заседания.
   – С настроением понятно. А что зависит от меня?
   Следователь нажал на кнопку звонка и принялся складывать в портфель документы. Однако кабинетная дверь оставалась закрытой – конвоиры отчего-то не появлялись. Собрав портфель, он позвонил еще раз, но также безрезультатно.
   – В чем дело? – ворчливо прошептал подполковник, поднимаясь с кресла, и, направившись к выходу, строго предупредил: – Посидите минуту, я сейчас…
   Оставшись в одиночестве, Георгий растерянно огляделся. Из головы не выходила только что услышанная фраза о семи годах заключения.
   «За что?! – росло справедливое негодование. – За то, что молодые пловцы ослушались приказа Черенкова?! За то, что мы рисковали жизнями и сами едва не сгинули в подводной пропасти?! И это называется справедливым правосудием?..»
   В многолетней истории «Фрегата» случалось немало нештатных ситуаций, происшествий и даже трагедий, связанных с гибелью личного состава. А как же иначе? По сложности и нервному напряжению работу боевого пловца можно сравнить разве что с выходами космонавтов в открытый космос. Глубина ошибок не прощает и столь же враждебна по отношению к человеку, как ледяной космический вакуум. Да что там ошибок! Зачастую все делаешь правильно, выверяя каждое действие, каждое движение, а глубина преподносит коварные сюрпризы, иногда приводящие к трагическому финалу. До сего дня последствия подобных каверз умело и своевременно сглаживались генералом Горчаковым. Он, подобно грозному ангелу-хранителю, всегда вставал на защиту подопечных: негодовал, ругался, стучал кулаком по столу, доказывая разного рода чиновникам всю нелепость их обвинений.
   – Они, в отличие от вас, господа кабинетные заседатели, постоянно на передовой и постоянно рискуют жизнями, выполняя ваши задания и исправляя ваши, между прочим, недоработки! – неоднократно кричал он, глотая валидол. – Вы греете геморрой на курортных пляжах, а они теряют здоровье в ледяных водах северных морей! Вы надеваете акваланги и любуетесь тропическими рыбками, а они обезвреживают боеприпасы, охраняют наши границы, противостоят диверсантам и спасают жизни людей!..
   Однако в этот раз помощи от Горчакова не последовало. Может быть, уехал за границу по важным делам или занемог от сердечного приступа, скрутившего его после нашего возвращения из акватории Баренцева моря. Никто из бывших боевых пловцов не мог до него дозвониться, никто не имел понятия, что с ним и куда он пропал…
   Взгляд скользнул по приоткрытому окну. В кабинете их имелось два: одно сбоку от стула Устюжанина, и второе – рядом с кожаным креслом следователя. Первое было глухим – без поворотно-откидного механизма, второе манило приоткрытой створкой. Ни решетки, ни металлической сетки. За окнами бурлила привычная свободная жизнь, от которой отделяла открытая створка и высота второго этажа.
   «А что, если обойти стол, встать на подоконник и сигануть вниз?.. – все настойчивее подталкивала к действию экстремистская идея. – Чего, собственно, я потеряю? Ах, ну да – честное имя. И семь лет заключения в колонии общего режима…»
   Жорин ангел-хранитель от этой идеи аж поперхнулся и, удивленно заглянув с улицы в окно, покрутил пальцем у виска. Так, по крайней мере, показалось Георгию.
   Толком не решив, бежать или дожидаться конвоиров, он поднялся и в глубокой задумчивости обошел письменный стол. Тихо скрипнув, створка открылась настежь, обдав лицо уличной духотой.
   Окно выходило на тихий переулок, пересекавшийся неподалеку с широкой улицей. Всего лишь в какой-то сотне метров от серого казенного дома с вывеской «Следственный комитет» проносились машины и двигались потоки пешеходов. Сам переулок пустовал. Никаким ангелом-хранителем здесь и не пахло.
   «Бежать! Бежать, а там – будь что будет!..» – решил про себя Устюжанин и влез на подоконник.
   Одна нога уже обрела свободу, другая намеревалась распрямиться в коленке и тоже повиснуть в воздухе, как вдруг кабинетная дверь шумно распахнулась. В помещение стремительно вошел следователь в сопровождении конвоира и мужчины в ладно скроенном гражданском костюме.
   – Куда это вы намылились, Георгий Иванович? – скривились в язвительной усмешке пухлые губы подполковника.
   Устюжанин тихо выругался, развернулся и спрыгнул на пол.
   – Воздухом решил подышать. Душно тут у вас, – вернулся он на место.
   – Да что вы говорите?! – рассмеялся хозяин кабинета и, указав на маленькое устройство под потолком, театральным шепотом поведал: – А начальник внутренней охраны с помощью камеры наблюдения предупредил нас о готовящемся побеге. Представляете? Если я приобщу его слова к уголовному делу, вам определенно накинут годика два.
   – Какая теперь разница: семь или девять, – вздохнул Жора.
   – Разница на самом деле имеется. Итак, мы с конвойным отлучимся, а чтобы открытое окно не подвигло вас на новые подвиги, я оставляю здесь этого господина. Заурбек Адамович, присмотрите за подследственным?
   – Конечно, о чем речь! – кивнул мужчина в дорогом костюмчике.
   – Тогда устраивайтесь в кресле, чувствуйте себя, как своем офисе, и не спускайте с него глаз…
   Дверь за конвоиром и следователем мягко прикрылась.
   Незнакомец по-хозяйски уселся в кожаное кресло, выудил из кармана пачку сигарет:
   – Угощайтесь.
   – Спасибо, не курю, – отказался Георгий.
   Мужчина подпалил сигарету, пододвинул поближе пепельницу и интересом оглядел бывшего боевого пловца. Тот, в свою очередь, изучал странного человека, мало похожего на сотрудника Следственного комитета…
   Мужчина был светлокож, рыжеват и вполне сошел бы за жителя Воронежа или Омска, если бы не акцент, с лихвой выдававший детство и юность, проведенные среди кавказских ущелий.
   Выкурив половину сигареты, незнакомец внезапно улыбнулся, обнажив ряд здоровых белых зубов:
   – А что, Георгий Иванович, вам действительно все равно, какой отбывать срок?
   – Сказать по правде, не встречал таких людей, которым все равно, сколько париться за решеткой, – проворчал Жора и потянулся к сигаретной пачке. – Ладно, давайте покурим. Незачем теперь беречь здоровье…