Страница:
Сергей Зверев
Сотворение мира
Глава 1
Начало осени в городе Агдаме – одном из районных центров Нагорного Карабаха – выглядело совсем по-летнему. Никаких желтых листьев, ночных холодов и прочего, характерного для этой поры в более северных широтах. Здесь еще царило лето. Нагорный Карабах вообще считается жемчужиной Закавказья. Живописные горы, покрытые лесами, обилие памятников архитектуры, хороший климат – это всегда было «фишкой» этих мест. К сожалению, карабахская война девяностых изменила слишком многое…
На окраине Агдама находился детский дом. Окруженный огромными старыми деревьями, по обилию зелени и цветов он скорее напоминал сад. Руководство, да и весь город старались, чтобы дети чувствовали в нем себя хорошо.
Повышенное внимание к здешним воспитанникам легко объяснялось. Детдом № 1 был не совсем обычным, во всяком случае, для стран, где люди представление о войне получают с экрана телевизора. Здесь, в Карабахе, на территории, где военные действия с разной степенью интенсивности продолжаются уже пару десятков лет, война – это реальность. Суровая и страшная реальность, искалечившая физически и морально десятки тысяч ни в чем не повинных людей.
Так вот, в детдоме № 1 содержались дети, чьи родители погибли во время войны первой половины девяностых, а также в предшествующих и последующих боевых столкновениях. К сожалению, в Карабахе почти каждая семья так или иначе пострадала в том страшном конфликте, разделившем живших в добрососедстве армян и азербайджанцев. Кто погиб, кто лишился крова и имущества, а кто стал беженцем, не по своей воле покинув родную землю. Особенно не повезло детям, многие из которых лишились своих родителей.
Сегодня в детдоме при немалом стечении гостей проходил «Праздник урожая». Театрализованное представление, подготовленное силами наставников и воспитанников, должно было наглядно продемонстрировать, что дети здесь не просто живут, а и творят. Желающих взглянуть на это оказалось более чем достаточно – актовый зал был набит под завязку. Те, кто не смог уместиться на креслах и специально поставленных лавках, стояли у дверей и в проходах. В полуразрушенном Агдаме нечасто проходят культурные мероприятия, так что каждое из них – уже событие.
На сцене, пока еще закрытой занавесом, все происходило согласно сценарию. Толпились дети, изображающие фрукты и овощи, поспевшие на благодатной кавказской земле. Каждый был облачен кто в сливу, кто в помидор или гранат.
Двенадцатилетний Роберт Карапетян, живой, подвижный мальчуган, также был одет в театральный костюм из поролона и материи. Роберт изображал огромную грушу. Вместе с ним в сцене участвовала его ровесница Зара Макичан, облаченная в поролоновый костюм граната. Девочка крутилась у большого зеркала, поправляя на себе «кожуру».
– Ну, как я выгляжу? – придирчиво спрашивала она у Роберта.
– То, что надо, – лаконично ответил тот.
Глаза Роберта блестели – он симпатизировал Заре. Мальчик считал себя ее покровителем, «рыцарем», никому не давая в обиду.
– Все со сцены! – послышался приглушенный голос. – Занавес!
Раздались аплодисменты. «Праздник урожая» начался. Перед спектаклем «театральный коллектив» репетировал долго, и это дало свои результаты – теперь дети, читая стихи, все знали назубок. Ломкие голоса, старательные интонации – все это вызывало у зрителей неподдельный восторг. Прикосновение к искусству, пускай и совсем несложному, делало мягкими сердца людей, уже много лет живущих в условиях «горячей точки».
Занавес открылся. Из-за «деревьев» показались дети-фрукты.
Зазвучали аккорды пианино. Под лирическую музыку вошла «ранняя осень» – она же учительница английского языка.
Спектакль проходил живо и весело. Зрители от души смеялись над зазнавшимся Помидором. Тот, совершив массу ошибок и промахов, осознал это, раскаялся и вымолил прощение у остальных садово-огородных «собратьев». Те простили его, снова приняв в свою дружную компанию. Дети сыграли еще несколько сценок, пели и танцевали.
– А кто может вспомнить стихи обо мне? – спросила «осень».
– Я!
– Я знаю! – раздались возгласы.
Небольшого роста крепыш в костюме винограда начал читать:
Параджанян вообще считала себя натурой творческой, и на это у нее имелись свои причины. В молодости Ануш мечтала поступить в театральный институт, видя себя в роли если не великой, то, уж во всяком случае, талантливой актрисы. Но судьба – штука непредсказуемая. По разного рода причинам театральная карьера не сложилась, и теперь она могла «отрываться» на детских утренниках. Впрочем, будучи женщиной жизнерадостной, Параджанян не переживала, воспринимая все по-философски.
В эксклюзивном костюме она выглядела весьма забавно, что вызвало волны улыбок и смеха в зале.
Театральный конфликт, как говорится, был налицо. Испуганные садовые культуры должны были предпринять какие-то решительные действия, чтобы защитить себя от мерзкой твари.
Зал внимательно слушал все то, что происходило на сцене. Сегодня здесь присутствовали взрослые, преимущественно мужчины. В основном это были местные жители, попадалась и форма военных. Среди них обращали на себя внимание несколько армян явно неместного вида. Все, правда, прекрасно знали, что это – представители диаспоры, приехавшие в гости. Ими занимался один из «главных людей» Агдама. Повадки хозяина жизни, наблюдавшиеся в поведении и внешнем виде, соответствовали положению, которое он занимал в городе. Тигран Авакян, мужчина лет пятидесяти, был в городе и окрестностях влиятельной фигурой. Одетый в дорогой костюм, с несколькими великолепными перстнями на руках, он выделялся из толпы агдамцев.
Здесь Авакян выглядел немного иначе, будучи крайне предупредителен и подобострастен с гостями. Сегодня ему пришлось играть несколько непривычную для себя роль, спустившись на землю.
– Ишь, как крутится, – саркастично заметил один из агдамцев, наклонившись к соседу, – прыгает перед ними на задних лапках.
– Получить что-то хочет, – отозвался тот, взглянув на «хозяина города».
– Денежки, что же еще, – хмыкнул собеседник.
Говорили они совсем негромко. Желания быть услышанными Тиграном или его людьми ни у кого не имелось. В Агдаме от Авакяна зависело очень многое. Мнения же самих агдамцев о нем были разными.
– Браво!
– Молодцы! – Горячие аплодисменты подбадривали участников спектакля.
В зале находилось много бойцов Армии обороны Карабаха, крестьян из местных поселков.
– Ты знаешь, я вот смотрю на этих детей и понимаю: не зря мы кровь свою проливали и сейчас это делаем! – делился впечатлениями человек в камуфляже со своим соседом, сидевшим справа.
– Еще бы! – ответил тот. – Все ведь ради детей делаем! Я вот вспоминаю, как мы в свое время Агдам освободили. Трудно было себе представить, глядя на руины, что город возродится.
На лице говорившего виднелось несколько шрамов, свидетельствующих о том, что он немало успел потрудиться на военной ниве.
Тигран же комментировал все происходящее, не оставляя «важных» зрителей без внимания.
– Как видите, уважаемый, – говорил Авакян гостю, – жизнь налаживается, и люди тянутся к прекрасному.
– Согласен, ничего не скажешь, – поправил тот галстук, – видно, что все делается с душой.
– Одна проблема – финансы… – горестно развел руками Тигран. – Хорошие есть идеи, планы, я уж не говорю о самых насущных проблемах, которых, как всегда, – миллион. Но с нашим мизерным бюджетом, если его так можно вообще назвать, мало что можно реализовать. Связанные руки…
– Ничего, это дело поправимое, – успокоил его гость, щелкнув пальцами, украшенными дорогими перстнями, – на хорошие цели денег не жаль. Нам страну отстраивать надо, и уж мы постараемся, чтобы люди знали – диаспора в стороне не останется.
К армянской диаспоре Авакян питал неподдельный интерес и приязнь. Он часто приглашал гостей на подобные мероприятия. Ведь из центра выбить финансовые вливания было делом чрезвычайно тяжелым. Средств на всех не хватало, и Тигран занимался поиском спонсоров с невероятной энергией. И это давало результаты. Вот и сегодня Авакян старался…
Он хотел что-то еще сказать гостю, но в этот момент к нему, пригнувшись, чтобы не мешать зрителям, подбежал человек с малоприметной внешностью. Это был Сурен Хачатрян – его помощник, доверенное лицо. Он что-то зашептал начальнику на ухо. Авакян кивал, слушая его.
– К сожалению, уважаемый, должен вас покинуть, – произнес Авакян, выслушав помощника, – прошу меня извинить.
– Что-то случилось?
– Да нет, ничего особенного, – улыбнулся Тигран, – рутина. Дела, дела… Куда же от них денешься? Это вы в гостях, а у меня ведь время не нормировано. Нет-нет, вы оставайтесь, смотрите представление, увидимся позже.
Гости кивнули, а Тигран быстрым шагом отправился к дверям. На его оставшееся пустым место тотчас сел один из зрителей, до этого сидевший на полу. Представление продолжалось.
Дети, одетые фруктами, закружились в хороводе, затянув веселую песню. Зрители принялись хлопать в такт.
И вдруг совершенно неожиданно послышался странный свист. Секунду спустя за окном, прямо во дворе раздался взрыв. Ударной волной в зале выбило все стекла, брызнувшие внутрь. Раздались крики и ругательства: стеклянный дождь – штука малоприятная. Некоторые ощутили это на себе особенно.
– А-а-а! – заорал один из зрителей, которому острый стеклянный «зуб» впился в шею. – Помогите!
Он упал на колени, неестественно вывернув голову, пытаясь самостоятельно вытащить стекло. К нему на помощь бросились люди. Под истошный крик осколок был вытащен. Но проблемы на этом не закончились. Следом за первым последовал новый взрыв. Затем – еще и еще.
– Миномет! – послышалось сразу несколько голосов. – Это же целенаправленный обстрел.
– Выходить надо, иначе нас тут всех накроет, – обернулся стоявший у сцены пожилой мужчина с кепкой в руках.
– На улицу! – перекрыл крики и взрывы чей-то командный голос. – Быстро, выходим. Организованно, один за другим!
Реакция на происходящее была разной. Военные и ополченцы довольно оперативно сориентировались и с оружием в руках бросились к выходу. Жизнь в обстановке повышенной опасности накладывала свой отпечаток на поведение в самых непредвиденных случаях.
Гостям, оказавшимся в такой обстановке впервые, пришлось гораздо хуже. Армяне из диаспоры были крайне растерянны, никто из них не ожидал ничего подобного.
– Что делать? – панически закричал один из них – толстяк абсолютно гражданского вида, прикрывая голову портфелем. – Надо же куда-то прятаться!
– Куда прятаться? – развел руками его товарищ. – Тебе же сказали: выходим на улицу.
– Нет! На улицу я не пойду, я еще жить хочу, – отрицательно помотал головой толстяк. – На улице куда опасней, лучше здесь где-нибудь схорониться.
– Так здесь тебя и завалит! – подключился третий, как видно наиболее хладнокровный из них. – Мало того что сам тут ляжешь, так и нас под монастырь подведешь.
Несмотря на сопротивление, он крепко схватил потерявшего самообладание толстяка и потащил его к выходу.
Дети, словно загнанные зверьки, заметались по сцене, не понимая, как же поступить в сложившейся ситуации. Зато заведующая оказалась на высоте. Женщина лишь в первое мгновение растерялась – уж очень страшно выглядело все это. Однако почти сразу же Ануш опомнилась и принялась действовать. В момент начала обстрела находясь за кулисами, она прямо в театральном костюме бросилась на сцену.
– Дети! Все ко мне! – Ее голос стал спасительным для воспитанников, обезумевших от ужаса. – Быстрее идите сюда.
Она собрала всю свою «театральную труппу» и принялась спускаться в зал.
– Спокойно! Не толкайтесь! Сейчас мы все будем в безопасности, – приговаривала она, направляя движение маленьких артистов. – Давайте, один за одним, гуськом.
Дети, видя, что заведующая знает, что делать, повиновались ее словам. Но вдруг мина пришлась как раз в стену, под которой двигались дети. С потолка упала балка. Со страшным грохотом, подняв кучу пыли из уже осыпавшейся штукатурки, громадная балка проломила деревянную сцену в каком-то метре от детей.
– В сторону, на пол! – скомандовала Параджанян, толкая детей. – Падайте!
Раскинув руки, она закрыла двух из них своим телом. На нее посыпалась штукатурка и битое стекло. Сейчас заведующая совсем не думала о себе. Ее мысли занимало только одно – спасти детей. Еще один взрыв привел к тому, что со стены рухнуло и разлетелось на кусочки огромное «театральное» зеркало.
– Ай! – вскрикнула девочка, изображавшая плод граната.
– Зара, что с тобой? – кинулась к ней заведующая.
– Не знаю… – простонала та. – Мне больно.
Под сотрясавшими помещение разрывами мин Ануш подползла к Заре и быстро осмотрела ее. Как оказалось, серьезных повреждений у маленькой актрисы не было, но ее порезали осколки стекла, и из многочисленных ранок текла кровь. Девочку била нервная дрожь, и она не могла успокоиться. Тем более что взрывы продолжали сотрясать школу.
– Вай мэ, цаватанэм! – приговаривала заведующая фразу, означающую на армянском: «Чтобы все твои болячки перешли на меня!»
– Ты будешь здоровая, только не плачь и не пугайся. – Она вытирала кровь с ее руки и лица.
Схватив ее на руки, Ануш скомандовала воспитанникам бежать за ней и бросилась к другому выходу, ведшему в подвал. Дети спускались по крутым ступенькам вниз, торопясь, чтобы их снова не настигли неприятельские мины. Войдя последней и опустив на лавку пострадавшую, заведующая захлопнула тяжелую дверь.
– Ну что, Зара, – ласково спросила она, – как ты?
Та, еще не придя в себя, тихо плакала.
– Тетя Ануш, я что, умру, да?
– Ну что ты, глупенькая, – гладила Параджанян ее по голове, – все будет в порядке, поверь мне. Ах, лучше бы со мной случилось что-нибудь, чем с вами!
– Не говорите так, тетя Ануш, вы такая храбрая, вы нас спасли, – слабым голосом произнесла Зара, – если бы не вы, мы бы погибли.
Здесь, внизу, под зданием школы, было гораздо спокойнее. Взрывы доносились уже приглушенно и пугали не так сильно. Дети, собравшись в кружок, делились впечатлениями.
– Да, не успела я глазом моргнуть, как оно все началось, – пожала плечами девочка с распущенными волосами, – какой ужас!
– Вот так и со мной было, – тяжело вздохнул один из подростков, – я хоть и маленький тогда был, а все помню. Мы сидели во дворе нашего дома: я, родители и две сестры. Мама готовила обед, а папа читал газету. И вдруг начался обстрел. Мама сказала: бежим в дом, но мы ничего не успели сделать. Папа схватил на руки сестренок, чтобы бежать в подвал, а я хотел идти за ним. Но не успел. Снаряд разорвался прямо во дворе. Я очнулся в больнице… и мне сказали, что все погибли. А у меня осталось вот это. – Мальчуган задрал штанину, демонстрируя большой шрам на ноге.
– Как вы думаете, тетя Ануш, – спросил большеглазый Карен, – нас не засыплет здесь?
– Нет, что ты, не волнуйся, – ответила та, прислушиваясь к разрывам наверху. – Когда все закончится, мы выйдем наверх.
К счастью, здание школы, построенное более ста лет тому назад, было примером качества работы того времени, когда здания строили на века. Тогда не экономили на стройматериалах, что сегодня, чего греха таить, встречается сплошь и рядом. Заведующая, несмотря на существовавшую опасность, все же перевела дух, с облегчением думая о том, что свою главную задачу она выполнила – детей она спасла.
– Почему они так ненавидят нас? – печально спросила Зара.
Она уже пришла в себя и теперь лишь вздрагивала от разрывов наверху.
– Неужели они хотят нас всех убить? Что плохого мы им сделали, этим азербайджанцам? Мы ведь не причинили им вреда…
– Тихо, тихо, деточка, – произнесла Параджанян, взяв ее за руку, – все будет хорошо.
Что она могла сказать этим детям?
Внезапно разрывы прекратились.
– Слышите, тетя Ануш? – разом загалдели дети. – Все стихло. Можно выходить!
– Не надо спешить, дети, – рассудительно произнесла заведующая, – такими вещами не рискуют.
Она прислушалась. Похоже, и правда стрельба затихла окончательно. Параджанян отворила тяжелую дверь и поднялась наверх. Убедившись, что опасность миновала, она скомандовала детям выходить.
Оказавшись там, они начали кашлять и чихать – в помещении пыль стояла столбом. Актовый зал представлял собой печальное зрелище. Выбитые стекла, разбитые кресла, все было засыпано штукатуркой. Но наиболее впечатляющее наблюдалось на сцене. Именно туда упала тяжелая балка с потолка. Она проломила дощатый пол и теперь смотрелась зловещим орудием убийства.
– Вот если бы это случилось чуть пораньше… – протянул кто-то из детей. – Тогда уж точно некоторым подвал бы уже не понадобился.
– Ой, мамочки! – воскликнула перепуганная Гаяна. – А ведь я стояла как раз на том месте. Это значит…
– Все! Идем на улицу, – прекратила Параджанян дальнейшие рассуждения о том, что могло бы случиться.
Пробравшись сквозь завалы, они очутились во дворе. Надо сказать, что и здесь картина выглядела не менее «насыщенной». Минометы сделали свое дело – земля была изрыта воронками. К детям подбежали те, кто уже давно находился во дворе.
– У вас все в порядке? Все живы? – Мужчина в камуфляже внимательно, цепким взглядом пробежался по детям, остановив взгляд на Заре, которую положили на лавочку.
– В основном все нормально, – ответила заведующая, – вот только девочку осколками стекла порезало.
– Сейчас… – Мужчина извлек бинт, и они принялись бинтовать пострадавшую.
Та уже не плакала, а только расширившимися глазами смотрела на изменившийся двор. Клумба с цветами, еще какой-то час назад бывшая в идеальном состоянии, сейчас была разворочена.
Остальные дети были перепачканы, но главное, что ранений больше ни у кого не имелось. Ну разве что Тигран расшиб себе колено. Но это были, конечно, мелочи…
Несмотря на то что наступила тишина, люди успокаиваться не желали. Настроение у присутствующих от недоуменно-растерянного быстро перешло к агрессивному. Эмоции искали выхода.
– Скоты, – протянул мужчина в камуфляже, обернувшись в сторону Азербайджана. – Вы думаете нас запугать? Не выйдет!
Это стало словно командой. Все наперебой кричали и угрожающе размахивали руками.
– Они убивают не только нас, они убивают наших детей! – Ненависть к азербайджанцам переполняла всех.
– Трусливые ублюдки! У вас не хватает смелости открыто выйти на бой!
С пробитой крышей, зиявшее выбитыми окнами, здание напоминало о том, что мирные времена для Карабаха – пока что штука условная.
На окраине Агдама находился детский дом. Окруженный огромными старыми деревьями, по обилию зелени и цветов он скорее напоминал сад. Руководство, да и весь город старались, чтобы дети чувствовали в нем себя хорошо.
Повышенное внимание к здешним воспитанникам легко объяснялось. Детдом № 1 был не совсем обычным, во всяком случае, для стран, где люди представление о войне получают с экрана телевизора. Здесь, в Карабахе, на территории, где военные действия с разной степенью интенсивности продолжаются уже пару десятков лет, война – это реальность. Суровая и страшная реальность, искалечившая физически и морально десятки тысяч ни в чем не повинных людей.
Так вот, в детдоме № 1 содержались дети, чьи родители погибли во время войны первой половины девяностых, а также в предшествующих и последующих боевых столкновениях. К сожалению, в Карабахе почти каждая семья так или иначе пострадала в том страшном конфликте, разделившем живших в добрососедстве армян и азербайджанцев. Кто погиб, кто лишился крова и имущества, а кто стал беженцем, не по своей воле покинув родную землю. Особенно не повезло детям, многие из которых лишились своих родителей.
Сегодня в детдоме при немалом стечении гостей проходил «Праздник урожая». Театрализованное представление, подготовленное силами наставников и воспитанников, должно было наглядно продемонстрировать, что дети здесь не просто живут, а и творят. Желающих взглянуть на это оказалось более чем достаточно – актовый зал был набит под завязку. Те, кто не смог уместиться на креслах и специально поставленных лавках, стояли у дверей и в проходах. В полуразрушенном Агдаме нечасто проходят культурные мероприятия, так что каждое из них – уже событие.
На сцене, пока еще закрытой занавесом, все происходило согласно сценарию. Толпились дети, изображающие фрукты и овощи, поспевшие на благодатной кавказской земле. Каждый был облачен кто в сливу, кто в помидор или гранат.
Двенадцатилетний Роберт Карапетян, живой, подвижный мальчуган, также был одет в театральный костюм из поролона и материи. Роберт изображал огромную грушу. Вместе с ним в сцене участвовала его ровесница Зара Макичан, облаченная в поролоновый костюм граната. Девочка крутилась у большого зеркала, поправляя на себе «кожуру».
– Ну, как я выгляжу? – придирчиво спрашивала она у Роберта.
– То, что надо, – лаконично ответил тот.
Глаза Роберта блестели – он симпатизировал Заре. Мальчик считал себя ее покровителем, «рыцарем», никому не давая в обиду.
– Все со сцены! – послышался приглушенный голос. – Занавес!
Раздались аплодисменты. «Праздник урожая» начался. Перед спектаклем «театральный коллектив» репетировал долго, и это дало свои результаты – теперь дети, читая стихи, все знали назубок. Ломкие голоса, старательные интонации – все это вызывало у зрителей неподдельный восторг. Прикосновение к искусству, пускай и совсем несложному, делало мягкими сердца людей, уже много лет живущих в условиях «горячей точки».
Занавес открылся. Из-за «деревьев» показались дети-фрукты.
прозвучал детский голос.
Осень подойдет неслышно,
Тихо встанет у ворот.
В огороде листик вишни
На дорожку упадет, —
Зазвучали аккорды пианино. Под лирическую музыку вошла «ранняя осень» – она же учительница английского языка.
развела она руками, приглашая детей в свои объятия.
Вы обо мне? А вот и я!
Привет осенний вам, друзья! —
Спектакль проходил живо и весело. Зрители от души смеялись над зазнавшимся Помидором. Тот, совершив массу ошибок и промахов, осознал это, раскаялся и вымолил прощение у остальных садово-огородных «собратьев». Те простили его, снова приняв в свою дружную компанию. Дети сыграли еще несколько сценок, пели и танцевали.
– А кто может вспомнить стихи обо мне? – спросила «осень».
– Я!
– Я знаю! – раздались возгласы.
Небольшого роста крепыш в костюме винограда начал читать:
Сценическое действо продолжалось, и в дополнение к детям на сцене появился еще один «герой». Им оказалась женщина лет сорока, заведующая детдомом – Ануш Параджанян. До сегодняшнего спектакля многие из присутствующих знали ее именно в этом качестве, в котором, кстати, проявляла себя достойно. Но на этот раз Ануш выглядела необычно, играя роль злостного садового вредителя – гигантского червяка.
Пришла без красок и без кисти
И перекрасила все листья…
Параджанян вообще считала себя натурой творческой, и на это у нее имелись свои причины. В молодости Ануш мечтала поступить в театральный институт, видя себя в роли если не великой, то, уж во всяком случае, талантливой актрисы. Но судьба – штука непредсказуемая. По разного рода причинам театральная карьера не сложилась, и теперь она могла «отрываться» на детских утренниках. Впрочем, будучи женщиной жизнерадостной, Параджанян не переживала, воспринимая все по-философски.
В эксклюзивном костюме она выглядела весьма забавно, что вызвало волны улыбок и смеха в зале.
устрашающе, с придыханием произнесла Ануш, изображая страшное существо.
Я червяк, гроза садов,
Фруктов и любых плодов.
Всем в саду я угрожаю,
С аппетитом поедаю! —
Театральный конфликт, как говорится, был налицо. Испуганные садовые культуры должны были предпринять какие-то решительные действия, чтобы защитить себя от мерзкой твари.
Зал внимательно слушал все то, что происходило на сцене. Сегодня здесь присутствовали взрослые, преимущественно мужчины. В основном это были местные жители, попадалась и форма военных. Среди них обращали на себя внимание несколько армян явно неместного вида. Все, правда, прекрасно знали, что это – представители диаспоры, приехавшие в гости. Ими занимался один из «главных людей» Агдама. Повадки хозяина жизни, наблюдавшиеся в поведении и внешнем виде, соответствовали положению, которое он занимал в городе. Тигран Авакян, мужчина лет пятидесяти, был в городе и окрестностях влиятельной фигурой. Одетый в дорогой костюм, с несколькими великолепными перстнями на руках, он выделялся из толпы агдамцев.
Здесь Авакян выглядел немного иначе, будучи крайне предупредителен и подобострастен с гостями. Сегодня ему пришлось играть несколько непривычную для себя роль, спустившись на землю.
– Ишь, как крутится, – саркастично заметил один из агдамцев, наклонившись к соседу, – прыгает перед ними на задних лапках.
– Получить что-то хочет, – отозвался тот, взглянув на «хозяина города».
– Денежки, что же еще, – хмыкнул собеседник.
Говорили они совсем негромко. Желания быть услышанными Тиграном или его людьми ни у кого не имелось. В Агдаме от Авакяна зависело очень многое. Мнения же самих агдамцев о нем были разными.
– Браво!
– Молодцы! – Горячие аплодисменты подбадривали участников спектакля.
В зале находилось много бойцов Армии обороны Карабаха, крестьян из местных поселков.
– Ты знаешь, я вот смотрю на этих детей и понимаю: не зря мы кровь свою проливали и сейчас это делаем! – делился впечатлениями человек в камуфляже со своим соседом, сидевшим справа.
– Еще бы! – ответил тот. – Все ведь ради детей делаем! Я вот вспоминаю, как мы в свое время Агдам освободили. Трудно было себе представить, глядя на руины, что город возродится.
На лице говорившего виднелось несколько шрамов, свидетельствующих о том, что он немало успел потрудиться на военной ниве.
Тигран же комментировал все происходящее, не оставляя «важных» зрителей без внимания.
– Как видите, уважаемый, – говорил Авакян гостю, – жизнь налаживается, и люди тянутся к прекрасному.
– Согласен, ничего не скажешь, – поправил тот галстук, – видно, что все делается с душой.
– Одна проблема – финансы… – горестно развел руками Тигран. – Хорошие есть идеи, планы, я уж не говорю о самых насущных проблемах, которых, как всегда, – миллион. Но с нашим мизерным бюджетом, если его так можно вообще назвать, мало что можно реализовать. Связанные руки…
– Ничего, это дело поправимое, – успокоил его гость, щелкнув пальцами, украшенными дорогими перстнями, – на хорошие цели денег не жаль. Нам страну отстраивать надо, и уж мы постараемся, чтобы люди знали – диаспора в стороне не останется.
К армянской диаспоре Авакян питал неподдельный интерес и приязнь. Он часто приглашал гостей на подобные мероприятия. Ведь из центра выбить финансовые вливания было делом чрезвычайно тяжелым. Средств на всех не хватало, и Тигран занимался поиском спонсоров с невероятной энергией. И это давало результаты. Вот и сегодня Авакян старался…
Он хотел что-то еще сказать гостю, но в этот момент к нему, пригнувшись, чтобы не мешать зрителям, подбежал человек с малоприметной внешностью. Это был Сурен Хачатрян – его помощник, доверенное лицо. Он что-то зашептал начальнику на ухо. Авакян кивал, слушая его.
– К сожалению, уважаемый, должен вас покинуть, – произнес Авакян, выслушав помощника, – прошу меня извинить.
– Что-то случилось?
– Да нет, ничего особенного, – улыбнулся Тигран, – рутина. Дела, дела… Куда же от них денешься? Это вы в гостях, а у меня ведь время не нормировано. Нет-нет, вы оставайтесь, смотрите представление, увидимся позже.
Гости кивнули, а Тигран быстрым шагом отправился к дверям. На его оставшееся пустым место тотчас сел один из зрителей, до этого сидевший на полу. Представление продолжалось.
Дети, одетые фруктами, закружились в хороводе, затянув веселую песню. Зрители принялись хлопать в такт.
И вдруг совершенно неожиданно послышался странный свист. Секунду спустя за окном, прямо во дворе раздался взрыв. Ударной волной в зале выбило все стекла, брызнувшие внутрь. Раздались крики и ругательства: стеклянный дождь – штука малоприятная. Некоторые ощутили это на себе особенно.
– А-а-а! – заорал один из зрителей, которому острый стеклянный «зуб» впился в шею. – Помогите!
Он упал на колени, неестественно вывернув голову, пытаясь самостоятельно вытащить стекло. К нему на помощь бросились люди. Под истошный крик осколок был вытащен. Но проблемы на этом не закончились. Следом за первым последовал новый взрыв. Затем – еще и еще.
– Миномет! – послышалось сразу несколько голосов. – Это же целенаправленный обстрел.
– Выходить надо, иначе нас тут всех накроет, – обернулся стоявший у сцены пожилой мужчина с кепкой в руках.
– На улицу! – перекрыл крики и взрывы чей-то командный голос. – Быстро, выходим. Организованно, один за другим!
Реакция на происходящее была разной. Военные и ополченцы довольно оперативно сориентировались и с оружием в руках бросились к выходу. Жизнь в обстановке повышенной опасности накладывала свой отпечаток на поведение в самых непредвиденных случаях.
Гостям, оказавшимся в такой обстановке впервые, пришлось гораздо хуже. Армяне из диаспоры были крайне растерянны, никто из них не ожидал ничего подобного.
– Что делать? – панически закричал один из них – толстяк абсолютно гражданского вида, прикрывая голову портфелем. – Надо же куда-то прятаться!
– Куда прятаться? – развел руками его товарищ. – Тебе же сказали: выходим на улицу.
– Нет! На улицу я не пойду, я еще жить хочу, – отрицательно помотал головой толстяк. – На улице куда опасней, лучше здесь где-нибудь схорониться.
– Так здесь тебя и завалит! – подключился третий, как видно наиболее хладнокровный из них. – Мало того что сам тут ляжешь, так и нас под монастырь подведешь.
Несмотря на сопротивление, он крепко схватил потерявшего самообладание толстяка и потащил его к выходу.
Дети, словно загнанные зверьки, заметались по сцене, не понимая, как же поступить в сложившейся ситуации. Зато заведующая оказалась на высоте. Женщина лишь в первое мгновение растерялась – уж очень страшно выглядело все это. Однако почти сразу же Ануш опомнилась и принялась действовать. В момент начала обстрела находясь за кулисами, она прямо в театральном костюме бросилась на сцену.
– Дети! Все ко мне! – Ее голос стал спасительным для воспитанников, обезумевших от ужаса. – Быстрее идите сюда.
Она собрала всю свою «театральную труппу» и принялась спускаться в зал.
– Спокойно! Не толкайтесь! Сейчас мы все будем в безопасности, – приговаривала она, направляя движение маленьких артистов. – Давайте, один за одним, гуськом.
Дети, видя, что заведующая знает, что делать, повиновались ее словам. Но вдруг мина пришлась как раз в стену, под которой двигались дети. С потолка упала балка. Со страшным грохотом, подняв кучу пыли из уже осыпавшейся штукатурки, громадная балка проломила деревянную сцену в каком-то метре от детей.
– В сторону, на пол! – скомандовала Параджанян, толкая детей. – Падайте!
Раскинув руки, она закрыла двух из них своим телом. На нее посыпалась штукатурка и битое стекло. Сейчас заведующая совсем не думала о себе. Ее мысли занимало только одно – спасти детей. Еще один взрыв привел к тому, что со стены рухнуло и разлетелось на кусочки огромное «театральное» зеркало.
– Ай! – вскрикнула девочка, изображавшая плод граната.
– Зара, что с тобой? – кинулась к ней заведующая.
– Не знаю… – простонала та. – Мне больно.
Под сотрясавшими помещение разрывами мин Ануш подползла к Заре и быстро осмотрела ее. Как оказалось, серьезных повреждений у маленькой актрисы не было, но ее порезали осколки стекла, и из многочисленных ранок текла кровь. Девочку била нервная дрожь, и она не могла успокоиться. Тем более что взрывы продолжали сотрясать школу.
– Вай мэ, цаватанэм! – приговаривала заведующая фразу, означающую на армянском: «Чтобы все твои болячки перешли на меня!»
– Ты будешь здоровая, только не плачь и не пугайся. – Она вытирала кровь с ее руки и лица.
Схватив ее на руки, Ануш скомандовала воспитанникам бежать за ней и бросилась к другому выходу, ведшему в подвал. Дети спускались по крутым ступенькам вниз, торопясь, чтобы их снова не настигли неприятельские мины. Войдя последней и опустив на лавку пострадавшую, заведующая захлопнула тяжелую дверь.
– Ну что, Зара, – ласково спросила она, – как ты?
Та, еще не придя в себя, тихо плакала.
– Тетя Ануш, я что, умру, да?
– Ну что ты, глупенькая, – гладила Параджанян ее по голове, – все будет в порядке, поверь мне. Ах, лучше бы со мной случилось что-нибудь, чем с вами!
– Не говорите так, тетя Ануш, вы такая храбрая, вы нас спасли, – слабым голосом произнесла Зара, – если бы не вы, мы бы погибли.
Здесь, внизу, под зданием школы, было гораздо спокойнее. Взрывы доносились уже приглушенно и пугали не так сильно. Дети, собравшись в кружок, делились впечатлениями.
– Да, не успела я глазом моргнуть, как оно все началось, – пожала плечами девочка с распущенными волосами, – какой ужас!
– Вот так и со мной было, – тяжело вздохнул один из подростков, – я хоть и маленький тогда был, а все помню. Мы сидели во дворе нашего дома: я, родители и две сестры. Мама готовила обед, а папа читал газету. И вдруг начался обстрел. Мама сказала: бежим в дом, но мы ничего не успели сделать. Папа схватил на руки сестренок, чтобы бежать в подвал, а я хотел идти за ним. Но не успел. Снаряд разорвался прямо во дворе. Я очнулся в больнице… и мне сказали, что все погибли. А у меня осталось вот это. – Мальчуган задрал штанину, демонстрируя большой шрам на ноге.
– Как вы думаете, тетя Ануш, – спросил большеглазый Карен, – нас не засыплет здесь?
– Нет, что ты, не волнуйся, – ответила та, прислушиваясь к разрывам наверху. – Когда все закончится, мы выйдем наверх.
К счастью, здание школы, построенное более ста лет тому назад, было примером качества работы того времени, когда здания строили на века. Тогда не экономили на стройматериалах, что сегодня, чего греха таить, встречается сплошь и рядом. Заведующая, несмотря на существовавшую опасность, все же перевела дух, с облегчением думая о том, что свою главную задачу она выполнила – детей она спасла.
– Почему они так ненавидят нас? – печально спросила Зара.
Она уже пришла в себя и теперь лишь вздрагивала от разрывов наверху.
– Неужели они хотят нас всех убить? Что плохого мы им сделали, этим азербайджанцам? Мы ведь не причинили им вреда…
– Тихо, тихо, деточка, – произнесла Параджанян, взяв ее за руку, – все будет хорошо.
Что она могла сказать этим детям?
Внезапно разрывы прекратились.
– Слышите, тетя Ануш? – разом загалдели дети. – Все стихло. Можно выходить!
– Не надо спешить, дети, – рассудительно произнесла заведующая, – такими вещами не рискуют.
Она прислушалась. Похоже, и правда стрельба затихла окончательно. Параджанян отворила тяжелую дверь и поднялась наверх. Убедившись, что опасность миновала, она скомандовала детям выходить.
Оказавшись там, они начали кашлять и чихать – в помещении пыль стояла столбом. Актовый зал представлял собой печальное зрелище. Выбитые стекла, разбитые кресла, все было засыпано штукатуркой. Но наиболее впечатляющее наблюдалось на сцене. Именно туда упала тяжелая балка с потолка. Она проломила дощатый пол и теперь смотрелась зловещим орудием убийства.
– Вот если бы это случилось чуть пораньше… – протянул кто-то из детей. – Тогда уж точно некоторым подвал бы уже не понадобился.
– Ой, мамочки! – воскликнула перепуганная Гаяна. – А ведь я стояла как раз на том месте. Это значит…
– Все! Идем на улицу, – прекратила Параджанян дальнейшие рассуждения о том, что могло бы случиться.
Пробравшись сквозь завалы, они очутились во дворе. Надо сказать, что и здесь картина выглядела не менее «насыщенной». Минометы сделали свое дело – земля была изрыта воронками. К детям подбежали те, кто уже давно находился во дворе.
– У вас все в порядке? Все живы? – Мужчина в камуфляже внимательно, цепким взглядом пробежался по детям, остановив взгляд на Заре, которую положили на лавочку.
– В основном все нормально, – ответила заведующая, – вот только девочку осколками стекла порезало.
– Сейчас… – Мужчина извлек бинт, и они принялись бинтовать пострадавшую.
Та уже не плакала, а только расширившимися глазами смотрела на изменившийся двор. Клумба с цветами, еще какой-то час назад бывшая в идеальном состоянии, сейчас была разворочена.
Остальные дети были перепачканы, но главное, что ранений больше ни у кого не имелось. Ну разве что Тигран расшиб себе колено. Но это были, конечно, мелочи…
Несмотря на то что наступила тишина, люди успокаиваться не желали. Настроение у присутствующих от недоуменно-растерянного быстро перешло к агрессивному. Эмоции искали выхода.
– Скоты, – протянул мужчина в камуфляже, обернувшись в сторону Азербайджана. – Вы думаете нас запугать? Не выйдет!
Это стало словно командой. Все наперебой кричали и угрожающе размахивали руками.
– Они убивают не только нас, они убивают наших детей! – Ненависть к азербайджанцам переполняла всех.
– Трусливые ублюдки! У вас не хватает смелости открыто выйти на бой!
С пробитой крышей, зиявшее выбитыми окнами, здание напоминало о том, что мирные времена для Карабаха – пока что штука условная.
Глава 2
Горы, поднимавшиеся уступами высоко вверх, находились уже на азербайджанской стороне. Отсюда до условной линии размежевания было всего километра три, но и здесь жили люди. Их предки селились тут, когда никто и представить не мог, что по этим горам проляжет граница, политая кровью тысяч армян и азербайджанцев. Линия размежевания и правда была «условной», поскольку сделать ее железным заслоном ни у той, ни у другой стороны не было ни возможностей, ни желания. Постами были перекрыты лишь те места, где можно проехать на транспорте, по горным же тропинкам местное население вполне успешно попадало и в закрытую зону размежевания.
По одной из таких троп мужчина лет сорока пяти с застарелым ожогом на лбу вез вязанку хвороста на ишаке. Карабахские ишаки вообще считаются лучшими на Кавказе, а уж ослик, карабкавшийся сейчас по извилистой дорожке, и вовсе демонстрировал чудеса сообразительности. Животное могло бы смело составить конкуренцию любому дрессированному собрату в цирке. Ослик выполнял приказания хозяина идеально – все, что ему скажут. До дома в небольшом поселке было уже недалеко. Этот путь Фазиль Аббасов со своим ишаком проделывали ежедневно. Хворост нужен постоянно, так что рейды в горы были привычным занятием.
Дорога, перевалив через гребень, пошла вниз. Уже виднелись дома. Поселок с возвышенности казался овалом, разделенным на ломтики дорогами и улицами. В центре на площади возвышался минарет мечети.
– Почти пришли, – пробормотал Фазиль, обращаясь, за неимением другого собеседника, к ишаку, – что, рад небось?
Тот, словно понимая, о чем речь, весело дернул головой и прибавил ходу, стремясь поскорее вернуться домой, скинуть с себя эту порядком надоевшую ему ношу и отдохнуть. Проводник тоже утомился за сегодня, тем более что с раннего утра почти ни разу и не присел.
– Да, вижу, что рад, – улыбнулся Аббасов, – раз так, то – вперед!
Мирная картина поселка неожиданно была нарушена свистом минометных снарядов. Еще до того, как первые из них долетели до земли, погонщик ишака понял, что к чему. Долгие годы жизни в почти непрекращающихся военных условиях научили местных жителей оперативно реагировать на столь характерные звуки. И правда – спустя несколько секунд стали появляться первые результаты минометного обстрела.
Между домами обозначились первые разрывы – облачка беловатого цвета. Фазиль огляделся – стреляли, несомненно, с армянской стороны. Оно и понятно – с какой стати своим стрелять по своим? Первые взрывы, прозвучавшие, словно гром с ясного неба, быстро превратились в сплошную канонаду. Удары минометов все гуще засыпали поселок. Причем снаряды ложились совсем неподалеку от человека с ишаком.
– Придется пережидать, – заключил погонщик, видя, что и его может запросто зацепить осколком.
У него было предостаточно опыта, в том числе и военного, так что сейчас стоило подумать о том, где можно укрыться. Он огляделся и, увидев подходящее место, немедля подался туда. Укрытие представляло собой русло пересохшего ручья. Когда он тут протекал, погонщик не имел ни малейшего представления. Во всяком случае, еще когда он был мальчишкой, здесь было сухо, как в пустыне. А вот для того, чтобы укрыться от опасных гостинцев со стороны противника, эта балка подходила очень даже неплохо.
– Давай, шевелись! – закричал Фазиль, увлекая за собой ишака. – У меня нет времени тебя уговаривать.
Но на этот раз всегда покладистое животное никак не хотело подчиняться. Может быть, ишак, оказавшись поблизости от дома, решил, что сейчас его поволокут на очередную работу, может, еще что, но он намертво уперся, не желая сходить с места. Разрывы усиливались.
– Вот же упрямая скотина! – в сердцах вскричал погонщик. – Сам хочешь загнуться, так и меня угробишь. Ох, горе мне, горе…
Он принялся что было сил тащить ишака в балку. Препирательства человека и животного окончились тем, что хворост рассыпался. Это вызвало еще больше упреков со стороны хозяина. Однако разорвавшийся вблизи снаряд спугнул ишака, и он стал менее упрямым. В результате его все же удалось спровадить в сухое русло.
– Вот так-то будет лучше, – тяжело дыша, произнес погонщик, слушая, как неподалеку продолжаются взрывы мин, перемежаясь с криками раненых и звоном стекол. – Пока можно и покурить.
Он похлопал себя по карманам. Достав пачку, Фазиль убедился, что там оставалась как раз последняя сигарета. Под грохот канонады он закурил и откинулся на спину, глядя в синее небо. Заняться все равно было нечем, оставалось ждать.
Долго разлеживаться ему не пришлось. Обстрел с армянской стороны продолжался еще пару минут и окончился столь же внезапно, как и начался.
Полежав еще несколько минут для страховки, Фазиль Аббасов выбрался на край балки, глянул вниз, на дорогу. По дороге пылил микроавтобус. Это была карета «Скорой помощи», но, в отличие от привычного европейцу красного креста, ставшего стандартным опознавательным знаком, на этом авто красовались таких же размеров красные полумесяцы. Этому находилось весьма простое объяснение, поскольку азербайджанцы – мусульмане суннитского толка, и красных крестов на каретах «Скорой помощи» там не может быть по определению.
– Странно, – хмыкнул погонщик, – что бы ей там делать?
Его удивление вызвало то, что машина шла не из глубины Азербайджана, а от линии азербайджанской обороны, то есть со стороны окопов и Лачинского коридора.
– А может, просто машина оказывала там помощь и теперь возвращается? – пожал плечами Фазиль. – Да, видимо, так и есть…
Впрочем, ему теперь было не до того. Сейчас важным было побыстрей добраться до дома. Что там – он не знал, так что оставалось надеяться на лучшее. Кое-как собрав хворост, он двинулся в поселок. Идя по улицам, Аббасов наблюдал печальную картину разрушений. Наконец мучительный путь окончился, и он со вздохом облегчения оказался у своих ворот.
По одной из таких троп мужчина лет сорока пяти с застарелым ожогом на лбу вез вязанку хвороста на ишаке. Карабахские ишаки вообще считаются лучшими на Кавказе, а уж ослик, карабкавшийся сейчас по извилистой дорожке, и вовсе демонстрировал чудеса сообразительности. Животное могло бы смело составить конкуренцию любому дрессированному собрату в цирке. Ослик выполнял приказания хозяина идеально – все, что ему скажут. До дома в небольшом поселке было уже недалеко. Этот путь Фазиль Аббасов со своим ишаком проделывали ежедневно. Хворост нужен постоянно, так что рейды в горы были привычным занятием.
Дорога, перевалив через гребень, пошла вниз. Уже виднелись дома. Поселок с возвышенности казался овалом, разделенным на ломтики дорогами и улицами. В центре на площади возвышался минарет мечети.
– Почти пришли, – пробормотал Фазиль, обращаясь, за неимением другого собеседника, к ишаку, – что, рад небось?
Тот, словно понимая, о чем речь, весело дернул головой и прибавил ходу, стремясь поскорее вернуться домой, скинуть с себя эту порядком надоевшую ему ношу и отдохнуть. Проводник тоже утомился за сегодня, тем более что с раннего утра почти ни разу и не присел.
– Да, вижу, что рад, – улыбнулся Аббасов, – раз так, то – вперед!
Мирная картина поселка неожиданно была нарушена свистом минометных снарядов. Еще до того, как первые из них долетели до земли, погонщик ишака понял, что к чему. Долгие годы жизни в почти непрекращающихся военных условиях научили местных жителей оперативно реагировать на столь характерные звуки. И правда – спустя несколько секунд стали появляться первые результаты минометного обстрела.
Между домами обозначились первые разрывы – облачка беловатого цвета. Фазиль огляделся – стреляли, несомненно, с армянской стороны. Оно и понятно – с какой стати своим стрелять по своим? Первые взрывы, прозвучавшие, словно гром с ясного неба, быстро превратились в сплошную канонаду. Удары минометов все гуще засыпали поселок. Причем снаряды ложились совсем неподалеку от человека с ишаком.
– Придется пережидать, – заключил погонщик, видя, что и его может запросто зацепить осколком.
У него было предостаточно опыта, в том числе и военного, так что сейчас стоило подумать о том, где можно укрыться. Он огляделся и, увидев подходящее место, немедля подался туда. Укрытие представляло собой русло пересохшего ручья. Когда он тут протекал, погонщик не имел ни малейшего представления. Во всяком случае, еще когда он был мальчишкой, здесь было сухо, как в пустыне. А вот для того, чтобы укрыться от опасных гостинцев со стороны противника, эта балка подходила очень даже неплохо.
– Давай, шевелись! – закричал Фазиль, увлекая за собой ишака. – У меня нет времени тебя уговаривать.
Но на этот раз всегда покладистое животное никак не хотело подчиняться. Может быть, ишак, оказавшись поблизости от дома, решил, что сейчас его поволокут на очередную работу, может, еще что, но он намертво уперся, не желая сходить с места. Разрывы усиливались.
– Вот же упрямая скотина! – в сердцах вскричал погонщик. – Сам хочешь загнуться, так и меня угробишь. Ох, горе мне, горе…
Он принялся что было сил тащить ишака в балку. Препирательства человека и животного окончились тем, что хворост рассыпался. Это вызвало еще больше упреков со стороны хозяина. Однако разорвавшийся вблизи снаряд спугнул ишака, и он стал менее упрямым. В результате его все же удалось спровадить в сухое русло.
– Вот так-то будет лучше, – тяжело дыша, произнес погонщик, слушая, как неподалеку продолжаются взрывы мин, перемежаясь с криками раненых и звоном стекол. – Пока можно и покурить.
Он похлопал себя по карманам. Достав пачку, Фазиль убедился, что там оставалась как раз последняя сигарета. Под грохот канонады он закурил и откинулся на спину, глядя в синее небо. Заняться все равно было нечем, оставалось ждать.
Долго разлеживаться ему не пришлось. Обстрел с армянской стороны продолжался еще пару минут и окончился столь же внезапно, как и начался.
Полежав еще несколько минут для страховки, Фазиль Аббасов выбрался на край балки, глянул вниз, на дорогу. По дороге пылил микроавтобус. Это была карета «Скорой помощи», но, в отличие от привычного европейцу красного креста, ставшего стандартным опознавательным знаком, на этом авто красовались таких же размеров красные полумесяцы. Этому находилось весьма простое объяснение, поскольку азербайджанцы – мусульмане суннитского толка, и красных крестов на каретах «Скорой помощи» там не может быть по определению.
– Странно, – хмыкнул погонщик, – что бы ей там делать?
Его удивление вызвало то, что машина шла не из глубины Азербайджана, а от линии азербайджанской обороны, то есть со стороны окопов и Лачинского коридора.
– А может, просто машина оказывала там помощь и теперь возвращается? – пожал плечами Фазиль. – Да, видимо, так и есть…
Впрочем, ему теперь было не до того. Сейчас важным было побыстрей добраться до дома. Что там – он не знал, так что оставалось надеяться на лучшее. Кое-как собрав хворост, он двинулся в поселок. Идя по улицам, Аббасов наблюдал печальную картину разрушений. Наконец мучительный путь окончился, и он со вздохом облегчения оказался у своих ворот.