Страница:
– Ну, семьсот тебе за него никто не даст, – попытался оценить телефонную трубку Женя Знаменский. – В лучшем случае половину, и то если на комиссию сдашь.
– А кушать-то хочется, – покачал головой кореец. – У меня к тебе предложение. Иди, сдай мобильник – так, чтоб деньги сразу получить – а я за твоим товаром присмотрю. Все, что получишь, честно делим пополам.
Женя Знаменский засомневался, поскреб небритую щеку. А кореец уже дожимал его:
– Ты что, не хочешь? Ну, так я к другому сейчас подойду. Извини, что время отнял…
– Черт с тобой. Давай сюда трубку. Если кто товаром интересоваться будет – говори, что хозяин сейчас вернется, – проинструктировал бывший слесарь и решительно зашагал между разложенными на картонках и клеенках железяками к небольшому киоску с броской надписью «Мир сотовых телефонов».
Над киоском с четырех углов гордо развевались флаги с названиями ведущих производителей телефонов. Как и большинство продавцов на рынке, Женя и киоскер знали друг друга в лицо, но не по именам и не по фамилиям. Сделка состоялась быстро. Мобильник был практически новый, навороченный. Вскоре продавец автозапчастей уже вернулся к своим железякам. Кореец с забинтованной рукой терпеливо дожидался его.
– Ну, что, получилось? – нетерпеливо спросил он, поблескивая раскосыми глазами.
– А то! Я же мужчина самостоятельный, за что ни берусь – все выгорает. – Женя Знаменский разжал ладонь, в которой лежало девять тысячерублевых купюр. – Тебе, если даже с документами был, больше восьми не обломилось бы, – гордо заявил Женя, раскладывая купюры на две кучки.
Последняя «тысяча» зависла в воздухе. Кореец смотрел на нее почти равнодушно – это даже покоробило продавца автозапчастей.
– Думаешь, у меня разбить ее не получится? Я же мужчина самостоятельный, оборотный капитал никогда не трогаю. – Женя Знаменский положил «лишнюю» купюру крестиком на свою стопочку денег, вытащил из внутреннего кармана потертого пиджака рулончик банкнот, стянутых аптекарской резинкой, и зашуршал бумажками. – На, держи пятьсот, – подал он веер сотенных бумажек, – и не голодай.
Кореец переломил деньги пополам, сунул в карман, в знак благодарности кивнул и неторопливо побрел по «Полю чудес» к выходу с рынка.
Женя Знаменский был доволен. День удался на славу – просто так, на ровном месте, поднял бабки… Теперь ему казалось, что сидеть на рынке – зря время терять. Ну, заработаешь еще рублей семьсот-восемьсот… так это ж ерунда. Он собрал старые запчасти в сумку-каталку, задернул шнуровку на горловине и, насвистывая задорную песню своей юности, зашагал к выходу.
За воротами рынка Евгений «притормозил» у кафе «Сайгон», совершенно справедливо посчитав, что начать выпивать можно прямо сейчас, а полученные почти на халяву деньги могут пойти даже на водку с наценкой. Не отходя от стойки, он выпил, запивая томатным соком, два стаканчика по сто, зажевал бутербродом и, прикупив поллитрухи в соседнем магазинчике, зашагал по тропинке через поле. Этот путь оканчивался остановкой пригородного автобуса на шоссе, откуда добираться Жене Знаменскому до родного дома было всего лишь полчаса.
Железяки в сумке-каталке весело побрякивали на выбоинах, вокруг колосилась рожь, а на душе было приятно и тепло. Легкое опьянение кружило голову. Так и хотелось крикнуть во всю мощь: «И жить хорошо, и жизнь хороша».
На полдороге продавец автозапчастей обернулся и увидел на тропинке мужскую фигуру, но особого значения этому не придал. Мало ли кому еще, кроме него, приспичило отправиться на пригородный автобус. Тропинки для того и существуют, чтобы по ним люди ходили.
Уже виднелась впереди лента шоссе, по которому с гулом пролетали машины. Белела и автобусная остановка. Женя Знаменский посмотрел на часы – до автобуса оставалось пятнадцать минут. «Самостоятельный мужчина» не мог позволить себе пить из горлышка прямо на остановке, а потому поставил каталку, свернул пробку и сделал несколько коротких глотков. Булькнуло спиртное. Мужчина смотрел в хмурое небо, готовое разразиться дождем, но ему все равно было весело. Когда он опустил бутылку и глянул вокруг, то абсолютно неожиданно для себя обнаружил того самого корейца с забинтованной правой рукой. Сквозь бинты слегка проступала кровь.
– А ты чего тут делаешь? – не подозревая еще ничего плохого, поинтересовался Женя. – Тебе в какую сторону ехать?
– А я уже приехал, – отозвался кореец.
– Глотнешь? – Женя Знаменский протянул бутылку.
Кореец отрицательно качнул головой, а затем внезапно сделал резкое движение, выставив перед собой правую ногу. Торговец автозапчастями даже не понял, как оказался лежащим на земле. Недопитая бутылка выскользнула из пальцев и покатилась по натоптанной тропинке. Спиртное, булькая, выливалось из горлышка.
– Мужик, ты чего? – успел пробормотать торговец с «Поля чудес».
– А ничего, – бесстрастно произнес кореец, схватил Женю Знаменского за жидкие седые волосы, резко приподнял голову и ударил виском о твердую, как камень, землю.
В черепе что-то жалобно хрустнуло. Торговец захрипел, задергался. Кореец стоял над ним и, не мигая, смотрел. Агония длилась несколько минут. Последний раз вздрогнув, Женя Знаменский затих.
Забинтованный махнул рукой своему товарищу, приближавшемуся со стороны рынка. Вдвоем они что-то торопливо рассовали по карманам мертвеца, а затем быстро зашагали к остановке, оставив тело лежать на тропинке.
– Опознаете свои вещички? – весело улыбаясь, поинтересовался опер. – Ваш мобильник? Ваше портмоне? Ваши ключи?
– Мои, – без тени сомнения признал похищенные у него вещи Доморадов.
– Кошелек с документами и ключи мы вам возвращаем сразу. А вот мобильник пока еще побудет у нас в интересах следствия.
– Так вы нашли грабителя?
– Как я и говорил – спалился на мобильнике, сдал в киоск. Только радости ему от этого большой не было. Мертвым его нашли сегодня днем за городом. Все вроде бы выглядит так, что шел он пьяный по тропинке к автобусной остановке, споткнулся и голову себе размозжил. Но мне-то кажется, что на самом деле замочили его. Скорее всего, дружки-собутыльники постарались. Только они поумнее его – все деньги из кошелька забрали, но к документам и пластиковым карточкам не притронулись. Деньги, ведь они обезличенные, вы их номера не переписывали. А на «пластмассе» и мобиле быстро спалиться можно. И следов не оставили. Мы-то, конечно, искать будем, но шансов на успех мало.
– Как же, понимаю, кому хочется лишний висяк иметь. Если быстро не найдете, всё как несчастный случай оформите. Но я-то не в претензии. Только вы уверены, что это тот самый человек?
– На все сто, – радостно заявил опер. – У него же ваши вещи в карманах и лежали. А по покойнику никто плакать не будет, нету у него родственников, асоциальный тип. Так что если чего нового всплывет, я вас еще разок потревожу. – Опер подсунул бумажку, чтобы Доморадов расписался в получении найденных вещей, и они расстались.
Боцман стоял у крыльца, поджидая возвращения инженера.
– Пошли, – сказал Александр. – Все в порядке, вещи вернули, кроме мобилы. А вам, сказал, даже заходить не надо. Им уже и так все ясно. Так что не двое их было, а один.
– Я-то их видел, – обозначил движение к крыльцу Саблин.
– А у нас время разбираться с этим есть? – прищурился Доморадов. – Испытания подлодки идут полным ходом. Нет, конечно, если хотите, можете подняться, пока он никуда не уехал. Но мой вам совет – не тратьте силы и время. У каждого своя работа. Так пусть и работают, им за это деньги платят. А нам завтра с утра следует быть у Нагибина.
Вот уже пятые сутки подряд балтфлотовец – боевой пловец-спецназовец каплей Виталий Саблин по прозвищу Боцман, возглавлявший диверсионную группу, вынужденно обитал в торпедном отсеке новейшей субмарины, созданной российскими оборонщиками пока еще в единственном экземпляре.
Слово «боцман» всегда вызывает богатый ассоциативный ряд: суровый мореман с серебряной дудкой на цепочке, «свистать всех наверх!», страх и трепет команды… Капитан-лейтенант спецназа Балтфлота Виталий Саблин, хоть и имел в своей богатой военно-морской родословной несколько боцманов, никак не соответствовал типажу заматеревшего палубного диктатора. Впрочем, и на боевого пловца, каким их представляют по многочисленным сериалам, он тоже не слишком-то походил. Интеллигентный любитель шахмат, начитанный и скромный, он скорее напоминал университетского преподавателя, чем офицера элитного спецподразделения Балтфлота.
Кличку Боцман он получил еще в юности, будучи нахимовцем: вместе с друзьями проходил плавпрактику на барке, где сразу обратил на себя внимание любовью к порядку и требовательностью к его исполнению. Именно благодаря этим качествам Виталик и попал в элитную спецшколу подводных пловцов на Балтике, именно благодаря этим качествам он завоевал авторитет у командования и товарищей по оружию.
Служба в военно-морском спецназе была не из легких. В последние годы боевые пловцы оказались на редкость востребованными, и притом в тех операциях, о которых обычно не сообщают в программах теленовостей. Рутинные тренировки, ежемесячные сдачи нормативов и допусков, бесконечные авиаперелеты, скрытные боевые акции в разных морях и океанах…
Вот уже около года Саблин возглавлял небольшую мобильную группу, куда, кроме него самого, входили: новороссийский грек Коля Зиганиди, виртуозный специалист по минно-взрывному делу; петербурженка Катя Сабурова, один из лучших боевых пловцов Балтфлота; и до недавнего времени Леша Логвинец, незаменимый специалист в области всего, что касается связи, криптографии и компьютерных технологий.
Трудно было поверить Саблину, что Леши уже нет в живых – Логвинец погиб во время последней операции на Занзибаре. К тому же погиб от предательски выпущенной в спину пули, наверное, даже не успев понять, что произошло; и от этого на душе было еще тяжелее. Человека нет, а жизнь идет. И теперь вместо Леши Логвинца непосредственный командир группы контр-адмирал Федор Ильич Нагибин, бывший ни много ни мало начальником Главного разведывательного управления всего Балтийского флота, представил Саблину новую кандидатуру – старлея Петра Беляцкого. И теперь только от Боцмана зависело, станет ли этот молодой спецназовец членом группы или же нет. Своего мнения контр-адмирал старался не навязывать. Беляцкий был моложе Саблина, а потому во время учебы и плавпрактики их пути не пересекались. И Виталий, и Катя Сабурова, и Коля Зиганиди внимательно присматривались к новому товарищу. И каждый раз сравнение с Логвинцом было не в пользу старлея – немногословный, неулыбчивый… Но чтобы понять человека до конца, нужно с ним побывать в деле. И потому Боцман не спешил делиться своими сомнениями с товарищами. Все-таки, если контр-адмирал Нагибин остановил свой выбор именно на молодом человеке, то для этого должны иметься веские основания. Случайных решений начальник ГРУ всего Балтийского флота никогда не принимал.
Но где ж ты разберешься в тонкостях души, когда пятые сутки подряд томишься в металлическом «гробу» субмарины, изнывая в ожидании? Саблину казалось, что он уже с закрытыми глазами может в мельчайших подробностях описать торпедный отсек – до последнего винтика, до последней заклепки и даже царапинки. Открой веки, и ничего нового не увидишь.
Да, позади были пять дней похода и проводы субмарины. Странными они показались Саблину. Контр-адмирал Нагибин сам привез подводных спецназовцев на своей служебной машине к громаде какого-то здания, расположенного у самого побережья. Здание чем-то напоминало заводской цех, но, как оказалось, внутри почти всю его площадь занимал огромный бассейн, в торце которого виднелись шлюзовые створки, соединяющие его с морем. У небольшого причала возвышалась низкая рубка субмарины. Нагибин еще раз повторил задание и пожелал успешного возвращения. Экипаж и спецназовцы зашли на борт, люк был задраен, и подлодка начала погружение.
На стеллаже с торпедами хватило места для всех четверых подводных боевых пловцов. Виталий коротал время с любимым журналом «Шахматное обозрение», разыгрывая сам с собой хитроумные задачи. С небольшой коробочкой магнитных шахмат он не расставался никогда.
Командир субмарины, розовощекий сорокалетний кавторанг Игорь Игнатьевич Дулов, понравился Саблину сразу, с первого взгляда. Хороших людей видно издалека: плечистый, жизнерадостный, и рукопожатие сильное, а не то что у Беляцкого – ладонь подает, а такое впечатление, будто пожимаешь дохлую рыбу.
Подлодка – это замкнутый мир. Во время похода далеко не всегда есть возможность связаться с базой. Даже командир может не знать точно, какое именно задание поставлено перед ним и экипажем. Еще на берегу перед самым походом он получает приказ выйти в такой-то квадрат, при этом ему вручают пачку запечатанных конвертов, на которых только и стоят порядковые номера. Выйдешь в заданный квадрат – нужно вскрыть конверт с таким-то номером, а в нем следующий этап задания, и указаны номера конвертов, которые предстоит вскрыть в различных ситуациях.
Непосвященному трудно понять, как можно практически вслепую управлять подлодкой. На субмаринах нет иллюминаторов, экипаж находится в наглухо задраенном металлическом корпусе. Но если бы они и были, то что можно увидеть через них на глубине, куда почти не проникает солнечный свет? Подводники всецело зависят от приборов, во много раз превышающих возможности человеческих органов чувств. Однако человек все же привык полагаться на собственное зрение.
В этом смысле новая мини-субмарина являлась одной из лучших и самых удобных в управлении. Все показания внешних приборов сводились на центральный компьютер, а он уже рисовал на экране схематическую картинку окружающего пространства. На темно-синем фоне из белых линий складывались силуэты скал, плавно изгибались контуры донных впадин, занесенных илом. Подводный мир на экране казался сплетенным из белесой проволоки.
Именно эту картину и наблюдал на мониторах центрального поста Саблин с товарищами. На голубом экране струились, медленно изгибаясь, белые линии, очерчивающие донный рельеф: скалы, ложбины между ними…
– До выхода в заданный квадрат остается не более часа, – проговорил командир подлодки, не отрывая взгляда от экрана. – Наш акустик засек наличие двух китайских военных кораблей у входа во фьорд, поэтому десантироваться вам предстоит из подводного положения…
Проговаривая слова, командир субмарины негромко выбивал пальцами по подлокотнику кресла незамысловатую мелодию: «Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил. Выпил рюмку, выпил две…» Саблин не удержался и улыбнулся.
– Не обращайте внимания, товарищ каплей, – лицо Дулова тоже стало улыбчивым. – Просто навязчивая мелодия прилипла, никак не могу избавиться. Так что десантироваться вам придется из подводного положения. Понятно?
Ничего неожиданного в словах Дулова для Саблина не было, ведь отрабатывались всякие варианты высадки группы на берег.
– Таким образом, у вас пошло время на подготовку.
– Понятно, товарищ кавторанг. Спасибо за информацию.
Боцман кивнул своим товарищам. Они вновь перебрались в осточертевший за время ожидания торпедный отсек. Люк в переборке тут же задраили. Стандартная процедура. Все переходные люки на субмарине подводники закрывают с таким же упорством, с каким рачительный школьный завхоз гасит освещение в классах после уроков. Оно и не удивительно – от этого зависит живучесть корабля. В любой момент может случиться непредвиденное: корпус даст течь или возникнет пожар, а потому все отсеки должны быть изолированы друг от друга, чтобы беда одних не стала трагедией для всего корабля.
Саблин тщательно упаковывал оружие, боеприпасы и паек НЗ в водонепроницаемый мешок. Его товарищи занимались тем же, избегая смотреть друг на друга, ведь у каждого есть свои слабости. Так, Боцман запаковал в пакет и коробочку с магнитными шахматами, и журнал «Шахматное обозрение».
И тут внезапно корпус подлодки содрогнулся. Это не был удар в полном смысле этого слова. Субмарина дернулась, словно воткнулась во что-то мягкое. Тут же включилась внутренняя связь, но никто к спецназовцам не обратился. Наверное, на это просто не оставалось времени. Из динамика доносились голоса тех, кто находился на центральном посту.
– Товарищ командир, думаю, это металлическая сеть, поэтому наш пассивный гидролокатор ее и не обнаружил, – донесся взволнованный голос старпома.
– Полный назад, – стараясь быть спокойным, приказал кавторанг Дулов.
– Есть полный назад.
Но субмарина еще продолжала движение вперед по инерции. Саблин услышал, как скрежещут по прочному корпусу стальные тросы противолодочной сети. Этот звук зловеще отзывался в черепной коробке. И тут что-то треснуло; скорее всего, порвался один из тросов.
– Черт! – прозвучал далекий голос из динамика. – Мы ее на винт наматываем.
Вся подлодка мелко задрожала, послышался глухой удар, и Саблин почувствовал, как пол уходит у него из-под ног. Над головой заискрила проводка, тревожно мигнул свет, а затем тускло загорелись лампочки аварийного освещения, и лодка наклонилась.
Уже в падении Боцман успел оттолкнуть Катю – прежде чем со стеллажа сорвались и загрохотали торпеды. Корпус вибрировал. Саблин огляделся. Все его бойцы были целы. А вот с лодкой творилось что-то неладное.
Боцман лежал у самой переборки и почему-то видел перед собой стоящую вертикально рифленую дорожку пола. Дежурная лампочка тоже была не вверху, как положено, а на стене.
– Набок завалились, – наконец-то дошло до Саблина.
Проводка продолжала искрить, торпедный отсек медленно наполнялся дымом.
Боцман вырвал из держателя углекислотный огнетушитель и направил раструб на очаг возгорания. Зашипел сжатый газ. Вроде бы огонь погас, лишь электрика изредка продолжала искрить. Из динамика межотсечного переговорного устройства долетали тревожные команды. Все, что успел понять Боцман, – так это то, что центральный пост, расположенный в соседнем втором отсеке, стремительно заполняет забортная вода.
Свет еще раз мигнул и погас окончательно. Наступила полная темнота, а за ней и тишина.
– Эй, все целы? – негромко спросил Саблин.
– Я цела, – первой отозвалась Катя Сабурова.
Вслед за ней подал о себе знать и Коля Зиганиди.
– И я в порядке, – новичок отозвался последним. – Голова цела, а вот правую руку, по-моему, сильно растянул, товарищ капитан-лейтенант.
Саблин пошарил вокруг себя и, отыскав водонепроницаемый мешок, нащупал фонарик. Яркое пятно света прошлось по торпедному отсеку. Да, подлодка, судя по всему, уже лежала на дне, завалившись набок. Торпеды, сорвавшиеся со стеллажей, громоздились на шпангоутах, и оставалось только надеяться на то, что ни одна из них не самоактивировалась от удара. Что творится в других отсеках, и Боцман, и его товарищи могли только догадываться – переговорное устройство вышло из строя.
Стараясь не сильно тревожить погромыхивающие под ним торпеды, Виталий на четвереньках подобрался к переборке и постучал фонариком в задраенный люк, ведущий во второй отсек. Удары прозвучали глухо – так, словно капли били в каменную стену.
Катя, Коля и Петр напряженно ждали. Но в ответ им была лишь тишина. Саблин постучал снова, на этот раз сильнее.
– Ты же подлодку стуком выдашь, – прошептала Сабурова, хватая его за руку.
– Мы и так уже себя выдали, когда за сеть зацепились.
Спецназовцы помолчали. Никому не хотелось первым говорить о непоправимом.
– Второй отсек полностью заполнен водой, – наконец произнес Саблин.
И тут до их слуха донеслось тихое постукивание.
– Это в хвостовом стучат, – вздохнула Сабурова. – А центральный пост залит, это точно. Им уже ничем не помочь.
Слова прозвучали довольно сухо и без лишних эмоций. То ли Сабурова была такой бездушной, то ли ситуация требовала максимальной сосредоточенности. Ведь если людям нельзя ничем помочь, к чему тратить силы и энергию на изобретение нереальных планов? В конце концов, спецназовцы были лишь пассажирами подлодки, и у них имелось свое четко поставленное задание.
– Когда выберемся, сообщим на базу об аварии, – произнес Саблин. – На какой мы примерно глубине? Метров пятьдесят?
– Сорок пять, – тут же подсказал Беляцкий.
– Ты уверен, старлей? – Боцман впервые назвал нового члена группы на «ты».
– Абсолютно. Такую глубину показывали сонары на мониторе центрального поста.
– Молодец, – сухо похвалил Саблин. – Поскольку покидать субмарину мы должны были через шлюз в хвостовом отсеке, а это в сложившейся ситуации нереально, подумаем, какие у нас есть варианты.
По глазам Боцмана было понятно, что вариант у него есть. С полминуты царило молчание. Наконец Катя Сабурова произнесла:
– Предлагаю покинуть субмарину через торпедный аппарат.
– А справишься? – прищурился Саблин.
– В стандартной экипировке туда не забраться, слишком узко. Значит, акваланг отпадает. Но можно взять с собой один баллон с шлангом и загубником. Этого хватит, чтобы подняться на поверхность. Ведь всплывать придется поэтапно из-за опасности возникновения кессонной болезни.
– Естественно, надувную моторку взять с собой мы не сможем. До берега доберемся вплавь. К тому же сейчас ночь, – взглянул на часы Коля Зиганиди.
Петр Беляцкий обвел глазами товарищей. Он сидел на торпеде, прижимая к животу поврежденную руку.
– Слава богу, не вывихнул, а растянул, – пояснил он.
– Итак, – уже приказным тоном произнес Саблин. – Первой через торпедный аппарат покидаешь субмарину ты, Катя. За тобой идет старлей Беляцкий. Третьим – Коля. Если что, подстрахуете его, – кивнул он на Петра.
Себя в числе покидавших подлодку Саблин не назвал по той простой причине, что надо же кому-то закрыть люк торпедного аппарата и выпустить боевого пловца в море. Кто-то один обречен остаться на субмарине – сам за собой люк в торпедном аппарате не закроешь.
– Товарищ капитан-лейтенант, – попыталась возразить Катя. – Разрешите мне остаться. Нельзя лишать группу командира.
– Это мне решать, Катя, – отсек предложение Саблин.
И тут, к его удивлению, Петр Беляцкий поднял голову.
– Разрешите мне остаться? – произнес он, и не успел Саблин возразить, как новичок добавил: – У меня правая рука повреждена, и в интересах выполнения задания идти с группой следует вам, товарищ капитан-лейтенант.
– А ведь он прав, – криво усмехнулся Зиганиди.
– Вы уже успели сработаться, а я все еще чужой среди вас, – вставил Беляцкий.
– Погеройствовать захотел? – хрипло спросил Боцман.
– Никакого геройства, просто трезвый расчет.
Саблин не любил, когда ему возражали, хотя встречное мнение выслушивал всегда охотно.
– Жизнь слишком дорогая штука, чтобы ей мог распоряжаться кто-то один, даже если он ее хозяин. Предлагаю голосовать. Кто против того, чтобы остался старлей? – И Саблин сам первым поднял руку, однако остался в одиночестве, после чего мрачно спросил: – Теперь кто «за»? Трое против одного, – обвел он взглядом три поднятых руки. – Ну, с тобой-то все ясно, – прищурился Боцман, глядя на Беляцкого. – А вот от вас, друзья-товарищи, такого не ожидал… Вот только последнее слово всегда остается за командиром.
Петр напряженно ждал. По его взгляду было видно, что он не готов смириться с несправедливым, на его взгляд, решением.
– Старлей, ты остаешься. Я иду третьим, – произнес Саблин и подал Петру руку.
На этот раз рукопожатие получилось крепким и со стороны старлея.
– Надеюсь, еще увидимся, – проговорил Беляцкий, хотя сам не верил в свои слова.
Уже ушли сквозь торпедный аппарат Коля Зиганиди и Катя Сабурова. Боцман вытащил из раскрытого водонепроницаемого мешка пистолет для подводной стрельбы и журнал «Шахматное обозрение» с коробочкой с магнитными фигурками, сунул их за пазуху гидрокостюма, вжикнул застежкой. И тут Беляцкий неожиданно подмигнул:
– Какой у нас сегодня день, товарищ каплей?
– Вроде понедельник, – растерялся Боцман.
– Хреново неделька начинается… Не поминайте лихом.
Боцман опустил на глаза маску и, сведя плечи, забрался в узкое жерло торпедного аппарата.
Беляцкий подал ему баллон со сжатым воздухом, после чего закрыл люк и дернул рычаг. Саблина выбросило в море.
Вокруг была кромешная темнота, а потому он даже не сразу сориентировался, где верх, а где низ. Лишь когда его перестало вращать, когда он замер и почувствовал, что выталкивающая сила сама движет его кверху, начал медленный подъем. В стороне коротко вспыхнули и погасли два фонаря.
«Значит, у Кати и Коли все в порядке».
Всплытие с глубины всегда сопряжено с риском. Немного не рассчитаешь – и растворенный в крови азот при уменьшении давления может закипеть. Но почему-то глубиномер показывал всего десять метров. Боцман почувствовал неладное.
– А кушать-то хочется, – покачал головой кореец. – У меня к тебе предложение. Иди, сдай мобильник – так, чтоб деньги сразу получить – а я за твоим товаром присмотрю. Все, что получишь, честно делим пополам.
Женя Знаменский засомневался, поскреб небритую щеку. А кореец уже дожимал его:
– Ты что, не хочешь? Ну, так я к другому сейчас подойду. Извини, что время отнял…
– Черт с тобой. Давай сюда трубку. Если кто товаром интересоваться будет – говори, что хозяин сейчас вернется, – проинструктировал бывший слесарь и решительно зашагал между разложенными на картонках и клеенках железяками к небольшому киоску с броской надписью «Мир сотовых телефонов».
Над киоском с четырех углов гордо развевались флаги с названиями ведущих производителей телефонов. Как и большинство продавцов на рынке, Женя и киоскер знали друг друга в лицо, но не по именам и не по фамилиям. Сделка состоялась быстро. Мобильник был практически новый, навороченный. Вскоре продавец автозапчастей уже вернулся к своим железякам. Кореец с забинтованной рукой терпеливо дожидался его.
– Ну, что, получилось? – нетерпеливо спросил он, поблескивая раскосыми глазами.
– А то! Я же мужчина самостоятельный, за что ни берусь – все выгорает. – Женя Знаменский разжал ладонь, в которой лежало девять тысячерублевых купюр. – Тебе, если даже с документами был, больше восьми не обломилось бы, – гордо заявил Женя, раскладывая купюры на две кучки.
Последняя «тысяча» зависла в воздухе. Кореец смотрел на нее почти равнодушно – это даже покоробило продавца автозапчастей.
– Думаешь, у меня разбить ее не получится? Я же мужчина самостоятельный, оборотный капитал никогда не трогаю. – Женя Знаменский положил «лишнюю» купюру крестиком на свою стопочку денег, вытащил из внутреннего кармана потертого пиджака рулончик банкнот, стянутых аптекарской резинкой, и зашуршал бумажками. – На, держи пятьсот, – подал он веер сотенных бумажек, – и не голодай.
Кореец переломил деньги пополам, сунул в карман, в знак благодарности кивнул и неторопливо побрел по «Полю чудес» к выходу с рынка.
Женя Знаменский был доволен. День удался на славу – просто так, на ровном месте, поднял бабки… Теперь ему казалось, что сидеть на рынке – зря время терять. Ну, заработаешь еще рублей семьсот-восемьсот… так это ж ерунда. Он собрал старые запчасти в сумку-каталку, задернул шнуровку на горловине и, насвистывая задорную песню своей юности, зашагал к выходу.
За воротами рынка Евгений «притормозил» у кафе «Сайгон», совершенно справедливо посчитав, что начать выпивать можно прямо сейчас, а полученные почти на халяву деньги могут пойти даже на водку с наценкой. Не отходя от стойки, он выпил, запивая томатным соком, два стаканчика по сто, зажевал бутербродом и, прикупив поллитрухи в соседнем магазинчике, зашагал по тропинке через поле. Этот путь оканчивался остановкой пригородного автобуса на шоссе, откуда добираться Жене Знаменскому до родного дома было всего лишь полчаса.
Железяки в сумке-каталке весело побрякивали на выбоинах, вокруг колосилась рожь, а на душе было приятно и тепло. Легкое опьянение кружило голову. Так и хотелось крикнуть во всю мощь: «И жить хорошо, и жизнь хороша».
На полдороге продавец автозапчастей обернулся и увидел на тропинке мужскую фигуру, но особого значения этому не придал. Мало ли кому еще, кроме него, приспичило отправиться на пригородный автобус. Тропинки для того и существуют, чтобы по ним люди ходили.
Уже виднелась впереди лента шоссе, по которому с гулом пролетали машины. Белела и автобусная остановка. Женя Знаменский посмотрел на часы – до автобуса оставалось пятнадцать минут. «Самостоятельный мужчина» не мог позволить себе пить из горлышка прямо на остановке, а потому поставил каталку, свернул пробку и сделал несколько коротких глотков. Булькнуло спиртное. Мужчина смотрел в хмурое небо, готовое разразиться дождем, но ему все равно было весело. Когда он опустил бутылку и глянул вокруг, то абсолютно неожиданно для себя обнаружил того самого корейца с забинтованной правой рукой. Сквозь бинты слегка проступала кровь.
– А ты чего тут делаешь? – не подозревая еще ничего плохого, поинтересовался Женя. – Тебе в какую сторону ехать?
– А я уже приехал, – отозвался кореец.
– Глотнешь? – Женя Знаменский протянул бутылку.
Кореец отрицательно качнул головой, а затем внезапно сделал резкое движение, выставив перед собой правую ногу. Торговец автозапчастями даже не понял, как оказался лежащим на земле. Недопитая бутылка выскользнула из пальцев и покатилась по натоптанной тропинке. Спиртное, булькая, выливалось из горлышка.
– Мужик, ты чего? – успел пробормотать торговец с «Поля чудес».
– А ничего, – бесстрастно произнес кореец, схватил Женю Знаменского за жидкие седые волосы, резко приподнял голову и ударил виском о твердую, как камень, землю.
В черепе что-то жалобно хрустнуло. Торговец захрипел, задергался. Кореец стоял над ним и, не мигая, смотрел. Агония длилась несколько минут. Последний раз вздрогнув, Женя Знаменский затих.
Забинтованный махнул рукой своему товарищу, приближавшемуся со стороны рынка. Вдвоем они что-то торопливо рассовали по карманам мертвеца, а затем быстро зашагали к остановке, оставив тело лежать на тропинке.
* * *
Вечером того же самого дня, когда Женя Знаменский распрощался с жизнью, инженер Александр Доморадов сидел в кабинете.– Опознаете свои вещички? – весело улыбаясь, поинтересовался опер. – Ваш мобильник? Ваше портмоне? Ваши ключи?
– Мои, – без тени сомнения признал похищенные у него вещи Доморадов.
– Кошелек с документами и ключи мы вам возвращаем сразу. А вот мобильник пока еще побудет у нас в интересах следствия.
– Так вы нашли грабителя?
– Как я и говорил – спалился на мобильнике, сдал в киоск. Только радости ему от этого большой не было. Мертвым его нашли сегодня днем за городом. Все вроде бы выглядит так, что шел он пьяный по тропинке к автобусной остановке, споткнулся и голову себе размозжил. Но мне-то кажется, что на самом деле замочили его. Скорее всего, дружки-собутыльники постарались. Только они поумнее его – все деньги из кошелька забрали, но к документам и пластиковым карточкам не притронулись. Деньги, ведь они обезличенные, вы их номера не переписывали. А на «пластмассе» и мобиле быстро спалиться можно. И следов не оставили. Мы-то, конечно, искать будем, но шансов на успех мало.
– Как же, понимаю, кому хочется лишний висяк иметь. Если быстро не найдете, всё как несчастный случай оформите. Но я-то не в претензии. Только вы уверены, что это тот самый человек?
– На все сто, – радостно заявил опер. – У него же ваши вещи в карманах и лежали. А по покойнику никто плакать не будет, нету у него родственников, асоциальный тип. Так что если чего нового всплывет, я вас еще разок потревожу. – Опер подсунул бумажку, чтобы Доморадов расписался в получении найденных вещей, и они расстались.
Боцман стоял у крыльца, поджидая возвращения инженера.
– Пошли, – сказал Александр. – Все в порядке, вещи вернули, кроме мобилы. А вам, сказал, даже заходить не надо. Им уже и так все ясно. Так что не двое их было, а один.
– Я-то их видел, – обозначил движение к крыльцу Саблин.
– А у нас время разбираться с этим есть? – прищурился Доморадов. – Испытания подлодки идут полным ходом. Нет, конечно, если хотите, можете подняться, пока он никуда не уехал. Но мой вам совет – не тратьте силы и время. У каждого своя работа. Так пусть и работают, им за это деньги платят. А нам завтра с утра следует быть у Нагибина.
* * *
Металлический стеллаж с торпедами в боевом отсеке подлодки – не лучшее место для сна и отдыха. Но на субмаринах каждый квадратный метр площади на вес золота. Тут уж не до удобств, особенно если подлодка эта – не огромный атомоход-ракетоносец, а небольшая дизельная субмарина класса ПЛА, так называемая «атакующая подлодка», или же «Hunter-Killer», то есть «убийца авианосцев», или SSN, по натовской классификации.Вот уже пятые сутки подряд балтфлотовец – боевой пловец-спецназовец каплей Виталий Саблин по прозвищу Боцман, возглавлявший диверсионную группу, вынужденно обитал в торпедном отсеке новейшей субмарины, созданной российскими оборонщиками пока еще в единственном экземпляре.
Слово «боцман» всегда вызывает богатый ассоциативный ряд: суровый мореман с серебряной дудкой на цепочке, «свистать всех наверх!», страх и трепет команды… Капитан-лейтенант спецназа Балтфлота Виталий Саблин, хоть и имел в своей богатой военно-морской родословной несколько боцманов, никак не соответствовал типажу заматеревшего палубного диктатора. Впрочем, и на боевого пловца, каким их представляют по многочисленным сериалам, он тоже не слишком-то походил. Интеллигентный любитель шахмат, начитанный и скромный, он скорее напоминал университетского преподавателя, чем офицера элитного спецподразделения Балтфлота.
Кличку Боцман он получил еще в юности, будучи нахимовцем: вместе с друзьями проходил плавпрактику на барке, где сразу обратил на себя внимание любовью к порядку и требовательностью к его исполнению. Именно благодаря этим качествам Виталик и попал в элитную спецшколу подводных пловцов на Балтике, именно благодаря этим качествам он завоевал авторитет у командования и товарищей по оружию.
Служба в военно-морском спецназе была не из легких. В последние годы боевые пловцы оказались на редкость востребованными, и притом в тех операциях, о которых обычно не сообщают в программах теленовостей. Рутинные тренировки, ежемесячные сдачи нормативов и допусков, бесконечные авиаперелеты, скрытные боевые акции в разных морях и океанах…
Вот уже около года Саблин возглавлял небольшую мобильную группу, куда, кроме него самого, входили: новороссийский грек Коля Зиганиди, виртуозный специалист по минно-взрывному делу; петербурженка Катя Сабурова, один из лучших боевых пловцов Балтфлота; и до недавнего времени Леша Логвинец, незаменимый специалист в области всего, что касается связи, криптографии и компьютерных технологий.
Трудно было поверить Саблину, что Леши уже нет в живых – Логвинец погиб во время последней операции на Занзибаре. К тому же погиб от предательски выпущенной в спину пули, наверное, даже не успев понять, что произошло; и от этого на душе было еще тяжелее. Человека нет, а жизнь идет. И теперь вместо Леши Логвинца непосредственный командир группы контр-адмирал Федор Ильич Нагибин, бывший ни много ни мало начальником Главного разведывательного управления всего Балтийского флота, представил Саблину новую кандидатуру – старлея Петра Беляцкого. И теперь только от Боцмана зависело, станет ли этот молодой спецназовец членом группы или же нет. Своего мнения контр-адмирал старался не навязывать. Беляцкий был моложе Саблина, а потому во время учебы и плавпрактики их пути не пересекались. И Виталий, и Катя Сабурова, и Коля Зиганиди внимательно присматривались к новому товарищу. И каждый раз сравнение с Логвинцом было не в пользу старлея – немногословный, неулыбчивый… Но чтобы понять человека до конца, нужно с ним побывать в деле. И потому Боцман не спешил делиться своими сомнениями с товарищами. Все-таки, если контр-адмирал Нагибин остановил свой выбор именно на молодом человеке, то для этого должны иметься веские основания. Случайных решений начальник ГРУ всего Балтийского флота никогда не принимал.
Но где ж ты разберешься в тонкостях души, когда пятые сутки подряд томишься в металлическом «гробу» субмарины, изнывая в ожидании? Саблину казалось, что он уже с закрытыми глазами может в мельчайших подробностях описать торпедный отсек – до последнего винтика, до последней заклепки и даже царапинки. Открой веки, и ничего нового не увидишь.
Да, позади были пять дней похода и проводы субмарины. Странными они показались Саблину. Контр-адмирал Нагибин сам привез подводных спецназовцев на своей служебной машине к громаде какого-то здания, расположенного у самого побережья. Здание чем-то напоминало заводской цех, но, как оказалось, внутри почти всю его площадь занимал огромный бассейн, в торце которого виднелись шлюзовые створки, соединяющие его с морем. У небольшого причала возвышалась низкая рубка субмарины. Нагибин еще раз повторил задание и пожелал успешного возвращения. Экипаж и спецназовцы зашли на борт, люк был задраен, и подлодка начала погружение.
На стеллаже с торпедами хватило места для всех четверых подводных боевых пловцов. Виталий коротал время с любимым журналом «Шахматное обозрение», разыгрывая сам с собой хитроумные задачи. С небольшой коробочкой магнитных шахмат он не расставался никогда.
Командир субмарины, розовощекий сорокалетний кавторанг Игорь Игнатьевич Дулов, понравился Саблину сразу, с первого взгляда. Хороших людей видно издалека: плечистый, жизнерадостный, и рукопожатие сильное, а не то что у Беляцкого – ладонь подает, а такое впечатление, будто пожимаешь дохлую рыбу.
Подлодка – это замкнутый мир. Во время похода далеко не всегда есть возможность связаться с базой. Даже командир может не знать точно, какое именно задание поставлено перед ним и экипажем. Еще на берегу перед самым походом он получает приказ выйти в такой-то квадрат, при этом ему вручают пачку запечатанных конвертов, на которых только и стоят порядковые номера. Выйдешь в заданный квадрат – нужно вскрыть конверт с таким-то номером, а в нем следующий этап задания, и указаны номера конвертов, которые предстоит вскрыть в различных ситуациях.
Непосвященному трудно понять, как можно практически вслепую управлять подлодкой. На субмаринах нет иллюминаторов, экипаж находится в наглухо задраенном металлическом корпусе. Но если бы они и были, то что можно увидеть через них на глубине, куда почти не проникает солнечный свет? Подводники всецело зависят от приборов, во много раз превышающих возможности человеческих органов чувств. Однако человек все же привык полагаться на собственное зрение.
В этом смысле новая мини-субмарина являлась одной из лучших и самых удобных в управлении. Все показания внешних приборов сводились на центральный компьютер, а он уже рисовал на экране схематическую картинку окружающего пространства. На темно-синем фоне из белых линий складывались силуэты скал, плавно изгибались контуры донных впадин, занесенных илом. Подводный мир на экране казался сплетенным из белесой проволоки.
Именно эту картину и наблюдал на мониторах центрального поста Саблин с товарищами. На голубом экране струились, медленно изгибаясь, белые линии, очерчивающие донный рельеф: скалы, ложбины между ними…
– До выхода в заданный квадрат остается не более часа, – проговорил командир подлодки, не отрывая взгляда от экрана. – Наш акустик засек наличие двух китайских военных кораблей у входа во фьорд, поэтому десантироваться вам предстоит из подводного положения…
Проговаривая слова, командир субмарины негромко выбивал пальцами по подлокотнику кресла незамысловатую мелодию: «Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил. Выпил рюмку, выпил две…» Саблин не удержался и улыбнулся.
– Не обращайте внимания, товарищ каплей, – лицо Дулова тоже стало улыбчивым. – Просто навязчивая мелодия прилипла, никак не могу избавиться. Так что десантироваться вам придется из подводного положения. Понятно?
Ничего неожиданного в словах Дулова для Саблина не было, ведь отрабатывались всякие варианты высадки группы на берег.
– Таким образом, у вас пошло время на подготовку.
– Понятно, товарищ кавторанг. Спасибо за информацию.
Боцман кивнул своим товарищам. Они вновь перебрались в осточертевший за время ожидания торпедный отсек. Люк в переборке тут же задраили. Стандартная процедура. Все переходные люки на субмарине подводники закрывают с таким же упорством, с каким рачительный школьный завхоз гасит освещение в классах после уроков. Оно и не удивительно – от этого зависит живучесть корабля. В любой момент может случиться непредвиденное: корпус даст течь или возникнет пожар, а потому все отсеки должны быть изолированы друг от друга, чтобы беда одних не стала трагедией для всего корабля.
Саблин тщательно упаковывал оружие, боеприпасы и паек НЗ в водонепроницаемый мешок. Его товарищи занимались тем же, избегая смотреть друг на друга, ведь у каждого есть свои слабости. Так, Боцман запаковал в пакет и коробочку с магнитными шахматами, и журнал «Шахматное обозрение».
И тут внезапно корпус подлодки содрогнулся. Это не был удар в полном смысле этого слова. Субмарина дернулась, словно воткнулась во что-то мягкое. Тут же включилась внутренняя связь, но никто к спецназовцам не обратился. Наверное, на это просто не оставалось времени. Из динамика доносились голоса тех, кто находился на центральном посту.
– Товарищ командир, думаю, это металлическая сеть, поэтому наш пассивный гидролокатор ее и не обнаружил, – донесся взволнованный голос старпома.
– Полный назад, – стараясь быть спокойным, приказал кавторанг Дулов.
– Есть полный назад.
Но субмарина еще продолжала движение вперед по инерции. Саблин услышал, как скрежещут по прочному корпусу стальные тросы противолодочной сети. Этот звук зловеще отзывался в черепной коробке. И тут что-то треснуло; скорее всего, порвался один из тросов.
– Черт! – прозвучал далекий голос из динамика. – Мы ее на винт наматываем.
Вся подлодка мелко задрожала, послышался глухой удар, и Саблин почувствовал, как пол уходит у него из-под ног. Над головой заискрила проводка, тревожно мигнул свет, а затем тускло загорелись лампочки аварийного освещения, и лодка наклонилась.
Уже в падении Боцман успел оттолкнуть Катю – прежде чем со стеллажа сорвались и загрохотали торпеды. Корпус вибрировал. Саблин огляделся. Все его бойцы были целы. А вот с лодкой творилось что-то неладное.
Боцман лежал у самой переборки и почему-то видел перед собой стоящую вертикально рифленую дорожку пола. Дежурная лампочка тоже была не вверху, как положено, а на стене.
– Набок завалились, – наконец-то дошло до Саблина.
Проводка продолжала искрить, торпедный отсек медленно наполнялся дымом.
Боцман вырвал из держателя углекислотный огнетушитель и направил раструб на очаг возгорания. Зашипел сжатый газ. Вроде бы огонь погас, лишь электрика изредка продолжала искрить. Из динамика межотсечного переговорного устройства долетали тревожные команды. Все, что успел понять Боцман, – так это то, что центральный пост, расположенный в соседнем втором отсеке, стремительно заполняет забортная вода.
Свет еще раз мигнул и погас окончательно. Наступила полная темнота, а за ней и тишина.
– Эй, все целы? – негромко спросил Саблин.
– Я цела, – первой отозвалась Катя Сабурова.
Вслед за ней подал о себе знать и Коля Зиганиди.
– И я в порядке, – новичок отозвался последним. – Голова цела, а вот правую руку, по-моему, сильно растянул, товарищ капитан-лейтенант.
Саблин пошарил вокруг себя и, отыскав водонепроницаемый мешок, нащупал фонарик. Яркое пятно света прошлось по торпедному отсеку. Да, подлодка, судя по всему, уже лежала на дне, завалившись набок. Торпеды, сорвавшиеся со стеллажей, громоздились на шпангоутах, и оставалось только надеяться на то, что ни одна из них не самоактивировалась от удара. Что творится в других отсеках, и Боцман, и его товарищи могли только догадываться – переговорное устройство вышло из строя.
Стараясь не сильно тревожить погромыхивающие под ним торпеды, Виталий на четвереньках подобрался к переборке и постучал фонариком в задраенный люк, ведущий во второй отсек. Удары прозвучали глухо – так, словно капли били в каменную стену.
Катя, Коля и Петр напряженно ждали. Но в ответ им была лишь тишина. Саблин постучал снова, на этот раз сильнее.
– Ты же подлодку стуком выдашь, – прошептала Сабурова, хватая его за руку.
– Мы и так уже себя выдали, когда за сеть зацепились.
Спецназовцы помолчали. Никому не хотелось первым говорить о непоправимом.
– Второй отсек полностью заполнен водой, – наконец произнес Саблин.
И тут до их слуха донеслось тихое постукивание.
– Это в хвостовом стучат, – вздохнула Сабурова. – А центральный пост залит, это точно. Им уже ничем не помочь.
Слова прозвучали довольно сухо и без лишних эмоций. То ли Сабурова была такой бездушной, то ли ситуация требовала максимальной сосредоточенности. Ведь если людям нельзя ничем помочь, к чему тратить силы и энергию на изобретение нереальных планов? В конце концов, спецназовцы были лишь пассажирами подлодки, и у них имелось свое четко поставленное задание.
– Когда выберемся, сообщим на базу об аварии, – произнес Саблин. – На какой мы примерно глубине? Метров пятьдесят?
– Сорок пять, – тут же подсказал Беляцкий.
– Ты уверен, старлей? – Боцман впервые назвал нового члена группы на «ты».
– Абсолютно. Такую глубину показывали сонары на мониторе центрального поста.
– Молодец, – сухо похвалил Саблин. – Поскольку покидать субмарину мы должны были через шлюз в хвостовом отсеке, а это в сложившейся ситуации нереально, подумаем, какие у нас есть варианты.
По глазам Боцмана было понятно, что вариант у него есть. С полминуты царило молчание. Наконец Катя Сабурова произнесла:
– Предлагаю покинуть субмарину через торпедный аппарат.
– А справишься? – прищурился Саблин.
– В стандартной экипировке туда не забраться, слишком узко. Значит, акваланг отпадает. Но можно взять с собой один баллон с шлангом и загубником. Этого хватит, чтобы подняться на поверхность. Ведь всплывать придется поэтапно из-за опасности возникновения кессонной болезни.
– Естественно, надувную моторку взять с собой мы не сможем. До берега доберемся вплавь. К тому же сейчас ночь, – взглянул на часы Коля Зиганиди.
Петр Беляцкий обвел глазами товарищей. Он сидел на торпеде, прижимая к животу поврежденную руку.
– Слава богу, не вывихнул, а растянул, – пояснил он.
– Итак, – уже приказным тоном произнес Саблин. – Первой через торпедный аппарат покидаешь субмарину ты, Катя. За тобой идет старлей Беляцкий. Третьим – Коля. Если что, подстрахуете его, – кивнул он на Петра.
Себя в числе покидавших подлодку Саблин не назвал по той простой причине, что надо же кому-то закрыть люк торпедного аппарата и выпустить боевого пловца в море. Кто-то один обречен остаться на субмарине – сам за собой люк в торпедном аппарате не закроешь.
– Товарищ капитан-лейтенант, – попыталась возразить Катя. – Разрешите мне остаться. Нельзя лишать группу командира.
– Это мне решать, Катя, – отсек предложение Саблин.
И тут, к его удивлению, Петр Беляцкий поднял голову.
– Разрешите мне остаться? – произнес он, и не успел Саблин возразить, как новичок добавил: – У меня правая рука повреждена, и в интересах выполнения задания идти с группой следует вам, товарищ капитан-лейтенант.
– А ведь он прав, – криво усмехнулся Зиганиди.
– Вы уже успели сработаться, а я все еще чужой среди вас, – вставил Беляцкий.
– Погеройствовать захотел? – хрипло спросил Боцман.
– Никакого геройства, просто трезвый расчет.
Саблин не любил, когда ему возражали, хотя встречное мнение выслушивал всегда охотно.
– Жизнь слишком дорогая штука, чтобы ей мог распоряжаться кто-то один, даже если он ее хозяин. Предлагаю голосовать. Кто против того, чтобы остался старлей? – И Саблин сам первым поднял руку, однако остался в одиночестве, после чего мрачно спросил: – Теперь кто «за»? Трое против одного, – обвел он взглядом три поднятых руки. – Ну, с тобой-то все ясно, – прищурился Боцман, глядя на Беляцкого. – А вот от вас, друзья-товарищи, такого не ожидал… Вот только последнее слово всегда остается за командиром.
Петр напряженно ждал. По его взгляду было видно, что он не готов смириться с несправедливым, на его взгляд, решением.
– Старлей, ты остаешься. Я иду третьим, – произнес Саблин и подал Петру руку.
На этот раз рукопожатие получилось крепким и со стороны старлея.
– Надеюсь, еще увидимся, – проговорил Беляцкий, хотя сам не верил в свои слова.
Уже ушли сквозь торпедный аппарат Коля Зиганиди и Катя Сабурова. Боцман вытащил из раскрытого водонепроницаемого мешка пистолет для подводной стрельбы и журнал «Шахматное обозрение» с коробочкой с магнитными фигурками, сунул их за пазуху гидрокостюма, вжикнул застежкой. И тут Беляцкий неожиданно подмигнул:
– Какой у нас сегодня день, товарищ каплей?
– Вроде понедельник, – растерялся Боцман.
– Хреново неделька начинается… Не поминайте лихом.
Боцман опустил на глаза маску и, сведя плечи, забрался в узкое жерло торпедного аппарата.
Беляцкий подал ему баллон со сжатым воздухом, после чего закрыл люк и дернул рычаг. Саблина выбросило в море.
Вокруг была кромешная темнота, а потому он даже не сразу сориентировался, где верх, а где низ. Лишь когда его перестало вращать, когда он замер и почувствовал, что выталкивающая сила сама движет его кверху, начал медленный подъем. В стороне коротко вспыхнули и погасли два фонаря.
«Значит, у Кати и Коли все в порядке».
Всплытие с глубины всегда сопряжено с риском. Немного не рассчитаешь – и растворенный в крови азот при уменьшении давления может закипеть. Но почему-то глубиномер показывал всего десять метров. Боцман почувствовал неладное.