— Насилуют! — принялась кричать я на весь этаж. Но на мои крики почему-то никто не реагировал.
   Я спустилась на лифте вниз, вышла на улицу и глотнула свежего воздуха. Нет, какой все-таки был приятный вечер. И музыку послушала, и с иностранцем познакомилась. Теперь бы добраться до Храмова…
   Я села на скамейке под фонарем, развернула листок и увидела несколько строк со сплошными цифрами. Вот только цифр-то мне на сон грядущий и не хватало.
   Может быть, Даня была у них связной?
   В конце тяжелого дня какие только мысли в голову не полезут…
   Я приехала домой, набрала в ванную побольше теплой воды и собиралась уже лечь, как зазвонил телефон.
   Я взяла трубку. Звонил Костя.
   — Даню успели изнасиловать, — сказал он мне бесстрастным тоном, и я поняла, что его печаль по погибшей девушке уступила место глухой боли и ненависти. — Как продвигаются дела?
   — Вполне нормальными темпами, если учесть, что мы с тобой расстались сегодня утром.
   — Да нет, я не тороплю… Я все понимаю. Когда мне можно будет перезвонить, чтобы не показаться назойливым?
   — Звони в любое время, если застанешь.
   — Кстати, вы не слышали еще об одном убийстве?
   И я подумала, что месяц июль будет горячим не только в прямом смысле…

Глава 3 Несостоявшееся свидание

   В три часа у нее была назначена примерка. А в пять — встреча с женихом.
   Ей оставалось сделать укол Роману Терехину, прибрать в процедурной, и все. Она была свободна до утра.
   Роман — крупный волосатый мужчина, весельчак и задира, до смерти боялся уколов и всегда спрашивал Катю перед тем, как она его уколет, сколько будет стоить эта процедура с обезболиванием. Они постоянно шутили по этому поводу. Но после того, когда последний «кубик» растворялся в ягодичной мышце, Роман неизменно спрашивал: «Ну, скоро?» Он не чувствовал момента прокола и введения лекарства, поскольку у Кати была легкая рука и уколы она делала практически безболезненно.
   Вот и в этот раз, когда все было закончено, Роман кивнул ей на гроздь бананов на столике:
   — Это тебе, Катюша. Жаль, что ты уходишь, навестила бы меня ночью, а то здесь скука страшная…
   Катя обычно отказывалась от подарков, но от бананов — не смогла. Они были такие свежие на вид, такие аппетитные, что она, поблагодарив Романа, взяла их со столика и уже в коридоре, не доходя до процедурной, съела один. С наслаждением.
   И вообще — все вокруг было великолепно. День за прозрачным стеклом окна играл солнечными бликами, шумела листва, свежий ветерок, ворвавшийся в больничный коридор, заглушил специфический запах ароматом цветущих под окнами флоксов.
   Она представляла себе, как прекрасно будет выглядеть в новом летнем платье, как удивится жених, увидев ее в этом открытом прозрачном наряде.
   Она взялась за ручку процедурной и, сделав только первый шаг, поняла, что тут кто-то есть.
   — Кто здесь? — спросила она наигранно строгим тоном.
   — Это я, ты меня не узнала? — Навстречу ей двигался высокий крепкий мужчина с ножом в руке. Глаза его блестели, на лбу выступила испарина. — Раздевайся, — произнес он хриплым голосом, и Катя с ужасом увидела, что брюки мужчины уже расстегнуты. Похотливая физиономия его надвигалась все ближе и ближе. Он, не глядя, пнул ногой дверь, затем закрыл ее на ключ — Катя еще успела подумать, что он, пока дожидался ее, изучил расположение замка и, может быть, даже прорепетировал, как будет запираться, — и вплотную подошел к ней.
   — Быстрее, я же сказал! — шепотом, от которого у нее мороз прошел по коже, процедил он, с размаху уложив ее лицом вниз на столик с лекарствами. Она чувствовала, что он, сорвав с нее последнее белье, всадил в нее что-то острое. Раздирающая боль парализовала ее, но она не смела пошевелиться. Нож насильника находился рядом с ее виском и дергался в такт совершаемому действию. Перед тем, как погрузиться в обморок, Катя услышала звук капающей в раковину воды и тяжелое дыхание мужчины. А еще она успела увидеть бананы, забрызганные ее кровью.
   Потеряв сознание от болевого шока, она соскользнула со стола и, уже оказавшись на спине, не чувствовала, как мужчина, вывернув ей для удобства ноги, продолжил это чудовищное надругательство.
   Она была еще жива, когда он полоснул ей лезвием ножа по горлу. Брызнула густая горячая кровь. Убийца принялся наносить ей удары ножом в живот. От вида крови, растекающейся по белому кафельному полу, мужчина вдруг замер и застонал от переполнявшего его сладострастного чувства. Все было кончено.
   Он поднялся с пола с трясущимися коленями, привел в порядок свое белье, надел брюки, предварительно вымыв руки и нож и промокнув носовым платком мокрое лицо и шею, подошел к двери. Он был вполне удовлетворен.
   Прислушался. Никого.
   Пока он быстрыми шагами шел по коридору от процедурной до лестницы, ему не повстречалась ни одна живая душа. В больнице был тихий час.

Глава 4 Дом артистов

   Маньяк в городе — это как эпидемия. Я позвонила своему приятелю, следователю прокуратуры Владику Цусимову, и напросилась на чашку чая. Что означало — балык мой, пиво его. Он жил на соседней улице, и мы иногда обменивались с ним визитами и информацией. Вернее, он пытался что-то вытянуть у меня, когда наши интересы пересекались, а я, соответственно, у него. Это была своеобразная игра, полезная нам обоим.
   — Как выглядела погибшая девушка? — спросила я, когда мы с ним уединились на кухне, а его жена, зная, что это ненадолго, пошла погулять с собакой.
   — Обычная девушка, каких тысячи. Короткая стрижка с химией, приятное симпатичное лицо, средняя, ничем не выделяющаяся фигура. Я уже понял тебя: нет, она не похожа на Дашу Неустроеву. Даша — слишком юная и породистая, что ли, по сравнению с Катей Хлебниковой. Их объединяет лишь то, что они одного пола. Ты меня поняла?
   — Поняла, конечно. Но без каких-либо закономерностей трудно искать.
   — Это у тебя сейчас одно дело, а у меня таких, знаешь, сколько?
   — Изнасилования с убийствами?
   — Нет. Просто убийства, кражи в особо крупных размерах, да и вообще — люди пропадают. Балык — класс! Люблю, когда он такой мягкий и не надо рвать его зубами.
   Он такой, этот Владик, из него слова лишнего не вытянешь.
   Я поняла, что наш разговор закончен.
   Мне бы в постель и поспать хорошенько, но вместо этого я, несмотря на ночь, поехала в железнодорожную больницу.
   Понимая, что в такой час меня навряд ли кто туда пустит, я забралась в больничный сад и, сориентировавшись по окнам корпуса, в котором произошло убийство, присмотрела приоткрытое окно коридора.
   Первый этаж, клумба под окном. Я осторожно вскарабкалась на подоконник и открыла окно чуть пошире. Протиснулась, спрыгнула на пол и крадучись пошла в сторону лестницы, чтобы подняться на второй этаж.
   Толкнув первую попавшуюся дверь с табличкой «Душ», я увидела в этой крошечной, плохо освещенной кабинке висевшие на крючках белые халаты. Надев один из них, я уже более смело пошла по коридору.
   Вот она — процедурная. Я постучалась и, не дожидаясь ответа, вошла.
   Там при свете небольшой настольной лампы сидели три женщины в белых халатах. Пахло луком и спиртным. Я поняла, что это коллеги поминают Катю Хлебникову.
   — Я извиняюсь за столь позднее вторжение, но мне хотелось бы взглянуть на место трагедии. — Врать все равно было бессмысленно.
   Женщины находились уже в таком состоянии, что готовы были простить всех и каждого, кто мог бы помочь найти убийцу. Но я для верности показала им свою лицензию.
   — Тебя Саша, что ли, нанял? — спросила самая старшая. Глаза ее были заплаканы.
   — А кто это? — спросила я.
   — Жених ее. Саша Сквозников. Курсант военного училища. Они пожениться должны были в сентябре.
   — Нет. Меня нанял другой человек, но тоже очень близкий Кате. Вы не покажете, где нашли труп?
   Они показали.
   — Вот тут она, голубушка, лежала, — запричитала старшая.
   — А почему здесь у вас так странно пахнет?
   — Водкой, что ли? Или салатом?
   Я не могла описать им тот едва различимый запах, который так насторожил меня еще в филармонии. Я просто чувствовала, что убийца Дани и Кати — один и тот же человек. Конечно, если его можно назвать человеком.
   Понятное дело, то, за чем я пришла в эту комнату, уже успели подобрать эксперты. Потом здесь тщательно помыли полы. И все равно этот запах, похожий на яблочный, не давал мне покоя.
   — Неужели никто не видел убийцу? — спросила я, принимая приглашение поучаствовать в этом грустном застолье и пригубив немного водки.
   — Кто-то из пациентов говорил, что какой-то мужчина почти бегом бежал из корпуса к воротам, где его ждала белая машина…
   — «Ауди», — сказала другая женщина, очевидно, медсестра.
   Про белую «Ауди» я уже слышала от Сережи Климова, друга того самого Романа, которому Катя сделала свой последний в жизни укол.
   Я попрощалась с женщинами и ушла.
   Дома я долго не могла уснуть, смотрела телевизор и думала о событиях прошедшего дня.
   Мой блокнот пополнился еще двумя именами: Клаус — иностранец, у которого я стащила зашифрованную записку, и Саша Сквозников — жених Кати Хлебниковой.
   Я достала из сумочки и еще кое-что, засунутое в целлофановый пакет. Это были засохшие кусочки чего-то очень похожего на тесто. Я обнаружила их на полу туалета в филармонии, возле убитой Дани. «Может быть, — сказала я себе, — эта ерунда поможет мне найти убийцу».
   Наутро я, выпив кофе и выкурив сигарету, поехала в театр драмы и напросилась на чай к одной своей приятельнице, актрисе. До репетиции оставалось минут сорок, и Наташа была рада поболтать с человеком, которого давно не видела. То есть со мной.
   Белокожая блондиночка с чуть припухшими глазами и большим ртом без грима выглядела довольно непрезентабельно.
   — У меня есть одна знакомая, я хочу выдать ее замуж, — начала я врать прямо с ходу. — Ты не знаешь такого режиссера Храмова?
   — Бесполезный номер, — сказала Наташа, намазывая джем на булочку с маслом, — ему, по-моему, никто не нужен.
   — Говорят, он вдовец и очень тоскует по своей жене…
   — Чепуха. Жена его болела лет десять и была для него страшной обузой. Валентин Георгиевич — страшный жизнелюб. Он, наоборот, насколько я знаю, прямо-таки воспрял духом после ее смерти. У него прекрасная квартира в центре города, полно любовниц, машина шикарная… Он живет в свое удовольствие.
   — А чем он занимается?
   — Не знаю. Раньше он какое-то время работал в нашем театре, потом в ТЮЗе, а сейчас, мне кажется, нигде. Живет не то чтобы на широкую ногу, по ресторанам-то не ходит, но все равно… чувствуется, что деньги у него есть.
   — Как ты думаешь, согласится он познакомиться с моей подругой?
   — Не знаю. Она молодая?
   — Ну… в общем, да. Как я. Только очень застенчивая.
   — Э… нет, застенчивые ему не нужны. Он бабник, как ты не поймешь?
   — И все-таки я попытаюсь… Ты мне не скажешь, где он живет?
   — Знаешь тот дом возле центрального парка? Там живут одни артисты. Второй этаж, первая дверь налево. Если мне не изменяет память, там даже есть табличка «Храмов В. Г.».
   — Тебе тоже приходилось там бывать?
   — Ну, приходилось, и что ж с того?
   — Я его, кажется, видела в филармонии… Представительный брюнет с проседью. На нем был еще такой красивый джемпер вишневого цвета и…
   — Это он. Даже говорить нечего. Этот свитер ему привезла одна моя знакомая из Франции.
   Продолжать дальше разговор о Храмове уже не имело смысла: я узнала, где он живет, а это, собственно, было все, что мне требовалось.
   — Но его на мякине не проведешь, — неожиданно сказала Наташа. — Он гусь еще тот.
   — В каком смысле?
   — В том смысле, что палец ему в рот не клади.
   — Ты проще выражаться умеешь? Популярнее, пожалуйста.
   — Просто хитрый мужик, вот и все. Больше ничего тут не скажешь. По-моему, он занимается каким-то бизнесом. Чуть ли не девочек поставляет кому-то, но, возможно, это только разговоры.
   — Какой интересный мужчина, — присвистнула я, — а я-то, дура, хотела познакомить его с приличной девушкой для создания, так сказать, семьи. Вот бы влипла.
   И, обменявшись двумя-тремя ничего не значащими фразами, мы с Наташей расстались.
   — Приходи на спектакль, — предложила она мне напоследок.
   — Обязательно, — соврала я.
   Уже в машине я подумала о том, что раз Храмов нигде не работает, то в этот утренний час он наверняка дома.
   Я понимала, что Храмов — не убийца, но он заинтриговал меня своей запиской настолько, что я отложила визит к Саше Сквозникову.
   Дом стоял в тихом зеленом переулке, и все живущие поблизости завидовали его жильцам. Всем было известно, что в этом доме шикарные, сделанные по индивидуальным проектам двухэтажные квартиры, с высокими потолками и прочими атрибутами комфорта. Говорили, что там в прихожих можно ездить на велосипеде.
   Когда я звонила в дверь с табличкой «Храмов В. Г.», я и сама еще не знала, что скажу и как объясню свой визит.
   Дверь открыл худощавый мужчина лет сорока.
   — Вы — Храмов? — спросила я, хотя прекрасно видела, что это совсем другой человек.
   — Нет. Но он дома, проходите, пожалуйста. — И мужчина впустил меня в квартиру.
   Не знаю, как кого, а меня роскошь никогда не угнетает. Больше того, в подобной обстановке, находясь среди красивых и дорогих вещей, я словно оживаю. Вот и тогда, чуть не задев напольную китайскую вазу — всю розовую в птичках, — я спокойно прошла в просторную гостиную, села в предложенное мне кресло и стала ждать появления хозяина.
   Он вошел стремительно — так обычно не ходят дома, — и комната тотчас наполнилась каким-то цитрусовым ароматом. Очевидно, Валентин Георгиевич только закончил свой утренний туалет.
   — А я ждал вас, — сказал он, усаживаясь напротив меня в кресло, положив ногу на ногу. Он был в красном бархатном халате и черных бархатных домашних брюках. Гладко выбритое до синевы лицо, холодные голубые глаза, полные чувственные губы и аккуратный прямой нос. — Вас предупредили, что это произойдет здесь, у меня?
   Я неопределенно кивнула головой.
   — Да вы не бойтесь. Рано или поздно, но это должно было случиться. Вам сколько лет? Во всяком случае, не шестнадцать. А потому, голубушка, пора. Пора. — И он, потрепав меня по щеке, улыбнулся одними губами. Какой же у него все-таки жесткий взгляд!
   Похоже, у Храмова на это время была назначена встреча с какой-то женщиной. Смутная догадка удивила меня. Но я прогнала ее прочь. Что такое должно произойти со мной сейчас? И что будет, если раздастся звонок и придет та девушка, за которую он меня принял?
   — Некоторые мужчины предпочитают заниматься этим только по утрам, некоторые в ночные часы. Но, учитывая ваше состояние, я хочу предложить вам немного выпить. Разумеется, охлажденное вино ждет вас в спальне, и вы будете его пить с тем, кому предназначены, но все же…
   — Нет, я не хочу пить.
   — Тогда получите аванс, — и с этими словами Валентин Георгиевич достал из внутреннего кармана халата — очень интересное портновское нововведение — пачку долларов. На первый взгляд там было около тысячи баксов или даже чуть больше.
   Я взяла деньги и спрятала их в сумочку. Конечно, его огромная квартира могла бы запросто сойти за публичный дом, но действовать вот так открыто, рано утром, да еще таким странным образом! Здесь крылась какая-то тайна.
   В это время раздался звонок. Храмов сам пошел открывать. Меня разбирало любопытство. Что-то сейчас будет?
   Он вошел не один. Рядом с ним стоял невысокий лысоватый человек в костюме и при галстуке. Типичный образчик чиновника областного масштаба.
   — Вам туда, — сказал Храмов и указал на дверь. Человек взял меня за руку и потянул за собой.
   Я была в некоторой растерянности. Что он собирается со мной делать за те деньги, которые мне только что вручили? Заниматься сексом? Это слишком тривиально. К тому же — за такие деньги! Быть может, девица, которая должна была сейчас находиться в этой спальне вместо меня, обладала какими-нибудь особенными физическими данными?
   — Можете называть меня просто Аркадий, — сказал человек в костюме и принялся тут же освобождаться от него. Мы были одни в просторной, очень уютной спальне с большой кроватью, с зашторенным окном и маленьким ночником под розовым шелковым абажуром. — Я должен сразу оговориться, что сильно волнуюсь. Но я плачу за свои удовольствия.
   Я заметила, как дрожат его руки, пытающиеся расстегнуть пуговицы рубашки. У него было белое, в рыжих веснушках, пухлое тело с небольшим животиком, какой вырастает у мужчин обычно к шестидесяти годам.
   — Присядьте вот тут, возле меня, я никуда не тороплюсь… Давайте выпьем вина. — Он протянул руку к столику, на котором стояла бутылка темного стекла с яркой наклейкой, и я заметила, что Аркадий весь покрыт рыжеватым пухом. — Скажите, а почему такая приятная девушка, как вы, все еще… девственница?
   Вот теперь все стало на свои места. Храмов торгует девственностью.
   — Я ее берегла для вас, — сказала я, придвигаясь к нему поближе. Он был совершенно голый, и никаких признаков возбуждения пока не наблюдалось. Так что я была в безопасности.
   Он выпил вина и закусил лимоном. Я отказалась. Он сам походил на небольшой кислый лимон.
   — Вам надо радоваться, — сказал потенциальный дефлоратор и потерся щекой о мое плечо.
   Пора было заканчивать спектакль.
   — И часто вы бываете тут… с этой целью? — спросила я.
   — Это зависит от моего финансового состояния, — честно признался он.
   — А вот я здесь уже седьмой раз. — Я опустила глаза. — Вот так.
   — Не понял. Вы хотите сказать, что бывали здесь, в этой спальне, семь раз и никому не удалось лишить вас девственности?
   — Почему же. Очень даже удалось. Но потом одному хорошему врачу удалось так же хорошо восстановить ее. Я вам говорю это потому, что вы — самый мерзкий из всех мужиков, которых мне пришлось… Ну, неважно, что…
   Я стремительно вышла из спальни и, столкнувшись в гостиной с Храмовым, молча пронеслась мимо него, ломая ногти, открыла все замки и буквально вылетела на свежий воздух. Меня прямо-таки трясло от чувства гадливости. Старые сладострастники! Какая мерзость!
   Вспомнив о деньгах, которые лежали у меня в сумочке, я подумала, что вполне отработала их, наслаждаясь мужским стриптизом. И чего только люди не придумают, чтобы развлечься на фоне серого и беспросветного существования.
   Теперь понятно, откуда у «несчастного вдовца» деньги. Вот только при его роде деятельности совершенно необязательно пользоваться шифрованными записками. Чертовщина какая-то.
   И тут я увидела девушку. Она входила в подъезд, из которого только что выбежала я. Примерно такого же возраста, как я. Стройная. Как же ей нужны деньги, если она идет на такое! Вспомнив, что я все-таки занята поисками маньяка-убийцы, я решила проследить, выйдет девушка из этой страшной квартиры или нет. Сейчас, после моего внезапного ухода, Храмов с Аркадием, должно быть, уже разобрались, что к чему. И Аркадий наверняка вздохнет с облегчением, увидев эту овечку на закланье. Зато Храмов лишился доверенных ему авансовых денег.
   Я села в свою машину и подъехала к «артистическому дому» на максимально близкое расстояние, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств успеть убраться отсюда как можно скорее.
   Я искурила полпачки сигарет, прежде чем увидела выходящую из подъезда девушку. То, что именно она должна была встретиться с Аркадием, стало явным после первого же взгляда на нее.
   Во-первых, у нее было совершенно красное лицо, во-вторых, растрепанные волосы, которые еще часа полтора назад были аккуратно заплетены в косу, в-третьих, изменилась ее походка. И вообще, она почти бежала, ничего не видя перед собой, поскольку плакала.
   Эти старые скоты довели ее до слез и, наверное, заплатили только часть обещанных денег.
   Я двинулась потихоньку вслед за девушкой. Теперь я, во всяком случае, была уверена, что Храмов если и сексуальный маньяк, то решает свои физиологические (и финансовые заодно) проблемы без ножа и крови. Что называется, по обоюдному согласию.
   Девушка села в автобус, я поехала следом. Так я проводила ее до самого дома. Оставила машину у подъезда обычной пятиэтажки и без труда определила по звукам шагов и открываемой двери, где находится ее квартира. Навещать ее сегодня смысла не было — она явно находилась в шоке. Я решила оставить этот визит на потом.
   Теперь мне предстояло встретиться с женихом Кати Хлебниковой. И я поехала в военное училище.

Глава 5 Шоколадные пирожные

   Агент ЦРУ Клаус Круль (он же Дитрих Вайниц, Мартин Кох и др.) приехал в Тарасов с секретным заданием, связанным с разработанной на местном авиазаводе космической ракетой стратегического значения. Работа, проводимая им в течение двух долгих лет, подходила к концу. Было отснято на микропленку почти восемьдесят процентов всего материала. Оставались лишь расчеты и список российских заводов-смежников, а также имена главных конструкторов. Но это уже его не касалось.
   Последняя шифровка, которую передал ему агент № 2 и которая должна была содержать сведения о местонахождении пленок, исчезла. Он хорошо помнил, как сунул ее в карман и как чувствовал ее рукой все время, пока шел от филармонии к гостинице. Он вынул руку из кармана только в номере, куда притащилась и эта скандальная девица. Валюты ей, видите ли, захотелось. Она бы ее и заработала, если бы не вела себя как последняя идиотка. Заорала зачем-то, а потом исчезла.
   Клаус метался по номеру, силясь вспомнить, куда он мог деть листок с шифром. Проанализировав каждое свое движение, он пришел к выводу, что его украла эта шлюха. Быть может, она собиралась обчистить его карман, но вместо марок и долларов стащила листок? Иного объяснения он найти не мог. Оставалось найти ее во что бы то ни стало. Хотя, рассуждал он, она могла запросто выбросить ненужную бумажку в первую попавшуюся урну или просто разорвать на клочки и пустить по ветру.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента