Страница:
– А где она жила до того, как приехала в Тарасов? – спросила я.
– Где-то на Урале, – сказала Гуля.
– А поконкретнее?
– Не знаю, но, кажется, не в большом городе, а в каком-то поселке.
– Сколько ей было лет?
– Не знаю. А разве... – Парикмахерша покосилась на раскрытую папку-регистратор, но, наткнувшись на строгий взгляд начальницы, осеклась. – Нет, не знаю. Она не говорила.
– Хорошо, Гуля, ты можешь идти, – сказала Елена Федоровна, и парикмахерша тут же покинула кабинет.
Я очень скоро последовала ее примеру, отягощенная новыми версиями. У меня были все основания полагать, что к внезапному исчезновению Верещагиной могла приложить руку ее работодательница. Не исключено, что она создала Ольге невыносимые условия для работы и уничтожила ее контракт, чтобы Александр Станиславович не напал на след любимой женщины. Уж что поделаешь, таков удел свидетелей – попадать под подозрения!
Впрочем, в категорию подозреваемых теперь попала не только хозяйка парикмахерской, в ней оказался и сын моего клиента. Пожалуй, Максима Александровича Писаренко стоило поставить на первое место, потому что он был напрямую заинтересован в том, чтобы Ольга исчезла из жизни его отца. Мачехи, тем более молодые, нечасто бывают по душе взрослым детям. И это оправданно. И в данном случае, женившись, отец автоматически лишал сына определенной части наследства. Могла быть и личная неприязнь Максима к Ольге или, наоборот, приязнь...
«Но вот какой зуб Елена Федоровна имела на Верещагину? – Я мысленно вернулась к предыдущей версии и вдруг соединила две гипотезы в одну: – Вполне возможно, что она просто помогала сыну известного хирурга на возмездной основе». Это предположение требовало доказательств, но у меня их пока не было.
Из парикмахерской «Елена» я поехала в район Сенного рынка. Верещагина снимала там квартиру до того, как переехала к Писаренко. Были надежды, что квартирная хозяйка вспомнит что-нибудь полезное для следствия.
– Кто там?
– Юлия Константиновна? – уточнила я, прежде чем представиться.
Дверь приоткрылась на ширину цепочки, и маленькая седая старушка спросила заговорщическим тоном:
– Да, это я, а ты от кого?
– От Ольги Верещагиной, – полушепотом ответила я.
– Тогда проходи. Значит, ты от Олечки? Хорошая она была девочка, аккуратная, замуж вышла и съехала. Знаешь, после нее у меня одна студентка жила, та безалаберная была, но тоже замуж выскочила. Теперь у меня женщина с ребенком живет, так что сдала я уже комнату. А хочешь, я порекомендую тебя своей приятельнице? Будешь там жить одна, сама себе хозяйка, правда, там тебе жилье дороже встанет. У тебя как с деньгами?
– Нормально.
– Тогда сейчас я тебе адресок напишу.
Из уважения к почтенному возрасту предприимчивой бабули я решила сразу же объяснить, что мне на самом деле от нее надо.
– Юлия Константиновна, вы меня извините, но, честно говоря, я не нуждаюсь в жилье. Мне просто с вами поговорить надо. Я – частный детектив.
– Частный детектив, – повторила хозяйка, немного подумала и сказала: – Ну разувайся, раздевайся, вот сюда вешай свое пальтишко и проходи в мою комнату, поговорим. Я охочая до всяких разговоров! Комнатку вторую сдаю не ради денег, а ради общения, люблю с молодежью поговорить... Садись сюда. Тебя как звать-то?
– Таня.
– Слушаю тебя, Таня. Что случилось-то?
– Юлия Константиновна, а вы общались с Олей после того, как она от вас съехала?
– Нет. А что же такое случилось, почему ты мне ничего толком не говоришь?
– Дело в том, что Ольга пропала. Александр Станиславович нанял меня, чтобы я ее нашла.
– Кошмар какой! Как это – Олюшка пропала? Они с доктором поссорились, что ли? А он мне так понравился – такой обходительный, внимательный...
– В том-то и дело, что нет. Ольга ушла утром на работу и исчезла.
– Вот горе-то какое! – запричитала старушка. – Может, под машину попала? Вот так с моей соседкой случилось...
– Нет, здесь что-то другое. Есть подозрение, что она уехала домой, туда, откуда приехала. Вы случайно не знаете, где Ольга раньше жила?
– Сейчас посмотрю. У меня все записано. Я у всех квартирантов сразу беру паспорта и собственноручно записываю все данные в тетрадку. Минуточку, все сейчас прояснится. Хорошо, что догадалась ко мне зайти. – Бабуля открыла ключом дверцу серванта и достала оттуда большую коробку из-под шоколадных конфет, а уже из нее общую тетрадь. – Это мой архив. Сейчас очки надену... Ой, как же это я сразу не заметила!
– Что такое? Что случилось?
– Здесь целый лист вырван! А я сразу и не заметила, открыла новую страницу и записала Лариску, а потом Людмилу c Ванечкой...
– Можно, я посмотрю?
– Гляди! Раз ты детектив, может, что и высмотришь, – бабуля протянула мне свою заветную записную книжку.
Один лист, и как раз с паспортными данными Верещагиной, там действительно отсутствовал, и это наталкивало на определенные размышления. Не могло быть такого совпадения! Но на всякий случай я спросила:
– Юлия Константиновна, как вы думаете – Ольга или кто-то другой мог вырвать этот лист?
– Исключено! Ты же видела, что я закрываю ящик на ключ, и комната эта всегда на замке, если меня дома нет. Богатства, конечно, у меня нет, но все же...
– Тогда кто вырвал лист?
– Ума не приложу.
– Юлия Константиновна, может быть, вас кто-то попросил уничтожить данные об Ольге?
– Ты думаешь, что говоришь-то! – возмутилась бабуля.
– Думаю. В жизни всякое случается...
Юлия Константиновна посмотрела на меня, потом полистала свою тетрадку, немного подумала и выдала совсем неглупую мысль:
– Замок у меня на двери, конечно, простенький, язычок ножом поддеть можно, а сервант и вовсе – булавкой открыть. Сама как-то так делала, когда ключ затерялся. Только зачем Оля это сделала? Она такой порядочной мне показалась. Скромная, аккуратная, добрая...
– А как она вас нашла?
– Это не она меня, а я ее, горемычную, нашла на вокзале. Когда у меня комнатка освобождается, я на вокзал езжу и присматриваю себе очередную жиличку. У меня глаз наметанный – я сразу вижу, кому податься некуда и кто без особых запросов. Не все жильцы хотят с хозяевами жить. Да, она стояла около справочного бюро, в глазах такая безнадежность, такая тоска, я подошла к ней, предложила ночлег, Ольга и согласилась.
– Так, может, вы помните, откуда Верещагина приехала?
– Издалека. То ли с Сибири, то ли с Урала, запамятовала. Откуда у меня только жильцы не останавливались, даже с ближнего зарубежья.
– А к Верещагиной кто-нибудь приходил сюда, звонил или, может, она кому-нибудь по междугородке звонила из вашей квартиры, а квитанция где-нибудь завалялась?
– Нет, у меня домашнего телефона не имеется. Дом-то под слом... Есть сотовый, сын мне его купил и оплачивает, но я его никому из жильцов не даю... Ольга ничего не говорила мне о своем прошлом, как я ее ни расспрашивала. Что-то в ее жизни такое случилось, о чем она вспоминать не хотела, даже боялась...
– Разве она не от мужа-тирана сбежала?
– От мужа? – удивилась Юлия Константиновна. – Ни о каком муже Олюшка мне никогда не говорила, да и штампа в паспорте у нее, кажется, не было, но, возможно, я что-то опять запамятовала.
– Так о чем тогда вы с ней разговаривали, если не о муже?
– О чем придется. Сериалы обсуждали, кулинарные рецепты... Она меня манты делать научила... А вообще-то, Ольга с утра до вечера работала, приходила вечером и с ног валилась...
– Где же она так уставала, в парикмахерской, что ли?
– Нет, Олюшка поначалу уборщицей работала в трех местах. Денег немного подкопила и пошла на курсы этих самых, ну как их...
– Маникюрш, – подсказала я.
– Точно, маникюрш... – закивала головой Юлия Константиновна.
– А что это за курсы, где они находятся, вы случайно не знаете?
– Нет, не знаю, где-то в центре. Значит, закончила она эти курсы, но на работу не сразу по этой специальности устроилась, опыта нет, вот и брать никто не хотел. Потом все-таки нашла местечко, но далековато от дома, зато там она с доктором и познакомилась... Я так радовалась за нее, так радовалась... А тут такая беда... Куда же она пропала? Ты уж, дочка, ищи ее, пожалуйста.
Интересно, а я что делаю!
Мы поговорили еще немного с квартирной хозяйкой, и я ушла, теряясь в догадках. Новые факты давали обширные возможности для самых разных предположений. Ну правда, что могло заставить тридцатилетнюю женщину так круто изменить свою жизнь? Наличие мужа-тирана со слов бабули не подтвердилось. Значит, Ольга врала Писаренко. Но почему? Возможно, потому, что не хотела выходить за него замуж. Если в ее паспорте не было штампа о регистрации брака, это ровным счетом ничего не значит. Мог существовать гражданский муж, любовник, бойфренд, неважно, как его назвать, главное, что Верещагина могла к нему вернуться... Чушь! Ольга приехала в чужой город без копейки в кошельке, без профессии, словно спасалась от кого-то бегством. Но и в Тарасове ей, кажется, было неспокойно. Не исключено, что Верещагина почувствовала – ей наступают на пятки, и скрылась, не предупредив даже Писаренко. А чтобы ее не нашли, она подчистила следы. Куда же она отправилась?
Россия – страна большая, поэтому шансы найти ее очень малы. Засядет Оленька в каком-нибудь Малоклоповницке, поживет там немного, а потом переедет в Староконюшинск, а оттуда еще куда-нибудь подальше, и мне придется искать ее до самой пенсии. А возможно, Верещагину уже нашел кто-то другой и увез обратно на Урал или вообще убил... Таня, Таня, что это за пессимизм такой! Рано паниковать, рано. Садись в машину и отправляйся на улицу Бабушкина, возможно, именно там ты найдешь ключ к этому расследованию. Если клиент считает, что Ольга три дня вела себя подозрительно, значит, стоит уделить этому факту внимание.
Глава 3
– Где-то на Урале, – сказала Гуля.
– А поконкретнее?
– Не знаю, но, кажется, не в большом городе, а в каком-то поселке.
– Сколько ей было лет?
– Не знаю. А разве... – Парикмахерша покосилась на раскрытую папку-регистратор, но, наткнувшись на строгий взгляд начальницы, осеклась. – Нет, не знаю. Она не говорила.
– Хорошо, Гуля, ты можешь идти, – сказала Елена Федоровна, и парикмахерша тут же покинула кабинет.
Я очень скоро последовала ее примеру, отягощенная новыми версиями. У меня были все основания полагать, что к внезапному исчезновению Верещагиной могла приложить руку ее работодательница. Не исключено, что она создала Ольге невыносимые условия для работы и уничтожила ее контракт, чтобы Александр Станиславович не напал на след любимой женщины. Уж что поделаешь, таков удел свидетелей – попадать под подозрения!
Впрочем, в категорию подозреваемых теперь попала не только хозяйка парикмахерской, в ней оказался и сын моего клиента. Пожалуй, Максима Александровича Писаренко стоило поставить на первое место, потому что он был напрямую заинтересован в том, чтобы Ольга исчезла из жизни его отца. Мачехи, тем более молодые, нечасто бывают по душе взрослым детям. И это оправданно. И в данном случае, женившись, отец автоматически лишал сына определенной части наследства. Могла быть и личная неприязнь Максима к Ольге или, наоборот, приязнь...
«Но вот какой зуб Елена Федоровна имела на Верещагину? – Я мысленно вернулась к предыдущей версии и вдруг соединила две гипотезы в одну: – Вполне возможно, что она просто помогала сыну известного хирурга на возмездной основе». Это предположение требовало доказательств, но у меня их пока не было.
Из парикмахерской «Елена» я поехала в район Сенного рынка. Верещагина снимала там квартиру до того, как переехала к Писаренко. Были надежды, что квартирная хозяйка вспомнит что-нибудь полезное для следствия.
* * *
Позвонив в одиннадцатую квартиру, я сразу же услышала женский голос:– Кто там?
– Юлия Константиновна? – уточнила я, прежде чем представиться.
Дверь приоткрылась на ширину цепочки, и маленькая седая старушка спросила заговорщическим тоном:
– Да, это я, а ты от кого?
– От Ольги Верещагиной, – полушепотом ответила я.
– Тогда проходи. Значит, ты от Олечки? Хорошая она была девочка, аккуратная, замуж вышла и съехала. Знаешь, после нее у меня одна студентка жила, та безалаберная была, но тоже замуж выскочила. Теперь у меня женщина с ребенком живет, так что сдала я уже комнату. А хочешь, я порекомендую тебя своей приятельнице? Будешь там жить одна, сама себе хозяйка, правда, там тебе жилье дороже встанет. У тебя как с деньгами?
– Нормально.
– Тогда сейчас я тебе адресок напишу.
Из уважения к почтенному возрасту предприимчивой бабули я решила сразу же объяснить, что мне на самом деле от нее надо.
– Юлия Константиновна, вы меня извините, но, честно говоря, я не нуждаюсь в жилье. Мне просто с вами поговорить надо. Я – частный детектив.
– Частный детектив, – повторила хозяйка, немного подумала и сказала: – Ну разувайся, раздевайся, вот сюда вешай свое пальтишко и проходи в мою комнату, поговорим. Я охочая до всяких разговоров! Комнатку вторую сдаю не ради денег, а ради общения, люблю с молодежью поговорить... Садись сюда. Тебя как звать-то?
– Таня.
– Слушаю тебя, Таня. Что случилось-то?
– Юлия Константиновна, а вы общались с Олей после того, как она от вас съехала?
– Нет. А что же такое случилось, почему ты мне ничего толком не говоришь?
– Дело в том, что Ольга пропала. Александр Станиславович нанял меня, чтобы я ее нашла.
– Кошмар какой! Как это – Олюшка пропала? Они с доктором поссорились, что ли? А он мне так понравился – такой обходительный, внимательный...
– В том-то и дело, что нет. Ольга ушла утром на работу и исчезла.
– Вот горе-то какое! – запричитала старушка. – Может, под машину попала? Вот так с моей соседкой случилось...
– Нет, здесь что-то другое. Есть подозрение, что она уехала домой, туда, откуда приехала. Вы случайно не знаете, где Ольга раньше жила?
– Сейчас посмотрю. У меня все записано. Я у всех квартирантов сразу беру паспорта и собственноручно записываю все данные в тетрадку. Минуточку, все сейчас прояснится. Хорошо, что догадалась ко мне зайти. – Бабуля открыла ключом дверцу серванта и достала оттуда большую коробку из-под шоколадных конфет, а уже из нее общую тетрадь. – Это мой архив. Сейчас очки надену... Ой, как же это я сразу не заметила!
– Что такое? Что случилось?
– Здесь целый лист вырван! А я сразу и не заметила, открыла новую страницу и записала Лариску, а потом Людмилу c Ванечкой...
– Можно, я посмотрю?
– Гляди! Раз ты детектив, может, что и высмотришь, – бабуля протянула мне свою заветную записную книжку.
Один лист, и как раз с паспортными данными Верещагиной, там действительно отсутствовал, и это наталкивало на определенные размышления. Не могло быть такого совпадения! Но на всякий случай я спросила:
– Юлия Константиновна, как вы думаете – Ольга или кто-то другой мог вырвать этот лист?
– Исключено! Ты же видела, что я закрываю ящик на ключ, и комната эта всегда на замке, если меня дома нет. Богатства, конечно, у меня нет, но все же...
– Тогда кто вырвал лист?
– Ума не приложу.
– Юлия Константиновна, может быть, вас кто-то попросил уничтожить данные об Ольге?
– Ты думаешь, что говоришь-то! – возмутилась бабуля.
– Думаю. В жизни всякое случается...
Юлия Константиновна посмотрела на меня, потом полистала свою тетрадку, немного подумала и выдала совсем неглупую мысль:
– Замок у меня на двери, конечно, простенький, язычок ножом поддеть можно, а сервант и вовсе – булавкой открыть. Сама как-то так делала, когда ключ затерялся. Только зачем Оля это сделала? Она такой порядочной мне показалась. Скромная, аккуратная, добрая...
– А как она вас нашла?
– Это не она меня, а я ее, горемычную, нашла на вокзале. Когда у меня комнатка освобождается, я на вокзал езжу и присматриваю себе очередную жиличку. У меня глаз наметанный – я сразу вижу, кому податься некуда и кто без особых запросов. Не все жильцы хотят с хозяевами жить. Да, она стояла около справочного бюро, в глазах такая безнадежность, такая тоска, я подошла к ней, предложила ночлег, Ольга и согласилась.
– Так, может, вы помните, откуда Верещагина приехала?
– Издалека. То ли с Сибири, то ли с Урала, запамятовала. Откуда у меня только жильцы не останавливались, даже с ближнего зарубежья.
– А к Верещагиной кто-нибудь приходил сюда, звонил или, может, она кому-нибудь по междугородке звонила из вашей квартиры, а квитанция где-нибудь завалялась?
– Нет, у меня домашнего телефона не имеется. Дом-то под слом... Есть сотовый, сын мне его купил и оплачивает, но я его никому из жильцов не даю... Ольга ничего не говорила мне о своем прошлом, как я ее ни расспрашивала. Что-то в ее жизни такое случилось, о чем она вспоминать не хотела, даже боялась...
– Разве она не от мужа-тирана сбежала?
– От мужа? – удивилась Юлия Константиновна. – Ни о каком муже Олюшка мне никогда не говорила, да и штампа в паспорте у нее, кажется, не было, но, возможно, я что-то опять запамятовала.
– Так о чем тогда вы с ней разговаривали, если не о муже?
– О чем придется. Сериалы обсуждали, кулинарные рецепты... Она меня манты делать научила... А вообще-то, Ольга с утра до вечера работала, приходила вечером и с ног валилась...
– Где же она так уставала, в парикмахерской, что ли?
– Нет, Олюшка поначалу уборщицей работала в трех местах. Денег немного подкопила и пошла на курсы этих самых, ну как их...
– Маникюрш, – подсказала я.
– Точно, маникюрш... – закивала головой Юлия Константиновна.
– А что это за курсы, где они находятся, вы случайно не знаете?
– Нет, не знаю, где-то в центре. Значит, закончила она эти курсы, но на работу не сразу по этой специальности устроилась, опыта нет, вот и брать никто не хотел. Потом все-таки нашла местечко, но далековато от дома, зато там она с доктором и познакомилась... Я так радовалась за нее, так радовалась... А тут такая беда... Куда же она пропала? Ты уж, дочка, ищи ее, пожалуйста.
Интересно, а я что делаю!
Мы поговорили еще немного с квартирной хозяйкой, и я ушла, теряясь в догадках. Новые факты давали обширные возможности для самых разных предположений. Ну правда, что могло заставить тридцатилетнюю женщину так круто изменить свою жизнь? Наличие мужа-тирана со слов бабули не подтвердилось. Значит, Ольга врала Писаренко. Но почему? Возможно, потому, что не хотела выходить за него замуж. Если в ее паспорте не было штампа о регистрации брака, это ровным счетом ничего не значит. Мог существовать гражданский муж, любовник, бойфренд, неважно, как его назвать, главное, что Верещагина могла к нему вернуться... Чушь! Ольга приехала в чужой город без копейки в кошельке, без профессии, словно спасалась от кого-то бегством. Но и в Тарасове ей, кажется, было неспокойно. Не исключено, что Верещагина почувствовала – ей наступают на пятки, и скрылась, не предупредив даже Писаренко. А чтобы ее не нашли, она подчистила следы. Куда же она отправилась?
Россия – страна большая, поэтому шансы найти ее очень малы. Засядет Оленька в каком-нибудь Малоклоповницке, поживет там немного, а потом переедет в Староконюшинск, а оттуда еще куда-нибудь подальше, и мне придется искать ее до самой пенсии. А возможно, Верещагину уже нашел кто-то другой и увез обратно на Урал или вообще убил... Таня, Таня, что это за пессимизм такой! Рано паниковать, рано. Садись в машину и отправляйся на улицу Бабушкина, возможно, именно там ты найдешь ключ к этому расследованию. Если клиент считает, что Ольга три дня вела себя подозрительно, значит, стоит уделить этому факту внимание.
Глава 3
Не знаю, как насчет ключа к расследованию, но вот код подъездной двери поддался мне на счет «раз». Меньше всего мне хотелось заниматься поквартирным обходом, но, похоже, иного способа провентилировать ситуацию у меня не оставалось. Никакого уютного дворика со скамеечками, на которых с утра до вечера сидят любопытные, а потому всезнающие бабули, не было и в помине. Значит, надо звонить в каждую квартиру, представляться частным детективом и показывать фотографию Ольги Верещагиной. Конечно, это не самый лучший способ получения информации – если людям есть что скрывать, то они просто-напросто промолчат. Никаких рычагов, чтобы надавить на них, у меня пока не имелось.
Я остановилась перед дверью первой квартиры и подумала: «Не лучше ли представиться сотрудницей прокуратуры и для достоверности показать просроченное удостоверение, оставшееся у меня после увольнения?» Взгляд невольно упал на рукописное объявление, висящее на стене. В нем говорилось о том, что деньги за уборку подъезда надо сдать в шестую квартиру. У меня возникла мысль, что именно там может жить человек, который все знает про жильцов этого подъезда, поэтому я поднялась на третий этаж и, недолго думая, нажала на белую кнопку звонка.
Дверь открылась без всяких вопросов, и я оказалась лицом к лицу с худощавой женщиной предпенсионного возраста с бигуди на голове.
– Вы кто? – запоздало поинтересовалась дама.
– Я из прокуратуры, у меня есть к вам несколько вопросов, – ответила я и достала из сумки свою ксиву.
Женщина мельком взглянула на документ и радушно распахнула передо мной дверь. Я переступила через порог и почувствовала запах кислой капусты, который на дух не переношу.
– Проходите в гостиную, располагайтесь, – сказала хозяйка, покрывая голову капроновой косынкой. – Простите, я не запомнила, как вас зовут.
– Татьяна Александровна.
– А меня Елизавета Артуровна, – с достоинством ответила дама в бигуди. – Что за вопросы вы хотите мне задать, о ком? Слушаю вас внимательно.
Я села за круглый стол, стоявший посреди гостиной и накрытый парчовой скатертью с бахромой, достала из сумки фотографию пропавшей маникюрши и спросила:
– Елизавета Артуровна, вам случайно не знакома эта женщина?
– Нет, у нас такая не проживает. Это точно. Я здесь всех жильцов знаю, даже квартирантов.
– Очень хорошо. Примерно месяц назад эта девушка к кому-то приходила сюда три дня подряд. Возможно, она делала кому-то маникюр на дому...
– Маникюр три дня подряд? Это же не массаж, – скептически заметила дама в бигуди и с любовью посмотрела на свои ногти, чертовски ярко накрашенные красным лаком.
– Я сказала, что такой вариант не исключен. Но, возможно, она просто кого-то навещала. Мне хотелось бы узнать, к кому она приходила.
Елизавета Артуровна надела очки и внимательно присмотрелась к фотографии.
– А получше фотки нет? Здесь она как-то вполоборота...
– Нет, только эта.
– А что она натворила?
– Ну почему же сразу натворила?
– Просто так вы же не будете разыскивать человека! Раз ищете, значит, она преступница. Разве не так?
– Нет, не так. Существуют и другие варианты. Во-первых, она может быть свидетельницей, во-вторых, ей может угрожать опасность, в-третьих...
– От кого опасность? – перебила меня Елизавета Артуровна. – Неужели от наших жильцов? Знаете, Татьяна Александровна, у нас здесь все люди интеллигентные живут, в основном бывшие деятели культуры и искусства. Я вот тоже раньше в оперном театре служила, а теперь на заслуженном отдыхе, но от общественной работы никогда не отказываюсь. Разузнать все про эту красавицу почту за свой долг, но я хотела бы сначала поинтересоваться... Вы уж не сочтите мой интерес за меркантильность, но как насчет вознаграждения? Я слышала, что теперь за помощь следствию деньги платят?
«Вот чудачка! Если у нее вдруг проснулось гражданское самосознание, то почему это похвальное чувство требует материального вознаграждения? Тетенька лукавит... Впрочем, ее предложение не лишено для меня привлекательности, – подумала я. – Чем самой ходить по квартирам, лучше уж поручить эту работенку Елизавете Артуровне. Она здесь своя в доску, поэтому сможет больше и быстрее меня все выяснить. Хочется ей получить вознаграждение, так она его получит. Кажется, у меня дома есть бланки расходных ордеров, выпишу ей премию, как положено».
– Да, практика материального поощрения действительно существует, но только в том случае, если есть конкретный результат. – Я заметила, что лицо бывшей оперной певицы расплылось в благодушной улыбке. – Сумма, конечно, небольшая, скажем так, больше символическая...
– Какая? – сразу же поинтересовалась Елизавета Артуровна.
– Я же вам говорю – все зависит от конечного результата. Впрочем, вы можете отказаться от активного содействия прокуратуре...
– Ну что вы, я согласна. Дело не в сумме, а в самом факте признания моих заслуг. Мне будет даже интересно этим заняться, почувствовать себя в роли детектива... Это, так сказать, моя давняя мечта... Но оперы на детективные темы не писали...
– Елизавета Артуровна, переигрывать не надо. Интересуйтесь Ольгой Верещагиной как можно непринужденнее и ради пользы дела никому не говорите, что действуете по заданию прокуратуры.
– Ясно!
Я дала своей агентессе еще несколько рекомендаций по поводу того, как вести дознание, и она выслушала их с неослабевающим вниманием. Надо сказать, что роль режиссера мне понравилась.
– Елизавета Артуровна, я вам запишу номер моего мобильного телефона. Как только что-то прояснится, сразу же звоните мне.
– Да, обязательно. Я немедленно приступлю к работе, нет, пожалуй, сначала причешусь, – сказала она, провожая меня в прихожую. – Не сомневайтесь, лучше меня никто с этим заданием не справится.
– Я надеюсь на вас. До свидания, – сказала я и, с трудом сдерживая улыбку, вышла из квартиры.
С улицы имени Бабушкина я поехала домой. Других адресов, где могла остаться хоть какая-нибудь зацепка, способная вывести на пропавшую маникюршу, у меня не осталось. Я ощущала просто органическую необходимость взбодрить себя крепким кофе, чтобы простимулировать мыслительную деятельность.
По дороге я подумала, что неплохо было бы задействовать для этого расследования Владимира Сергеевича Кирьянова, моего давнего приятеля, подполковника милиции. По возвращении домой я сразу же так и поступила.
– Володенька, привет! Как дела?
– Привет, дорогая, все как обычно, а у тебя?
– У меня новое расследование. Хотелось бы получить у тебя консультацию.
– Я так и подумал. Ты же просто так не звонишь. Чем на этот раз занимаешься?
– Ищу пропавшую женщину. Володя, неделю назад Ольга Петровна Верещагина вышла из дома и буквально испарилась. Посмотри, пожалуйста, не мелькала ли она в сводках, а также не было ли в городе каких-нибудь несчастных случаев с молодыми женщинами или, того хуже, неопознанных трупов.
– А что, родственники о ее исчезновении не заявляли? Или она незамужняя и бездетная сирота?
– Дело в том, что Ольга не местная, приехала в Тарасов вроде бы с Урала. Познакомилась и сошлась здесь с одним профессором медицины, вот он-то о ней и беспокоится. Да, Володя, ты мог бы разузнать, где именно на Урале была зарегистрирована эта Верещагина и нет ли за ней чего-нибудь криминального?
– Таня, ты же понимаешь, что желательно знать конкретный населенный пункт. Тебе известно точно, откуда она приехала?
– Нет, Володенька, неизвестно. Все говорят, что с Урала, но никто не знает, из какой именно области. Да, одна ее сослуживица вспомнила, что жила Верещагина в каком-то небольшом городишке или поселке, – сказала я и услышала, как тяжело вздохнул Киря. – Точный год рождения тоже не назову, навскидку ей не больше тридцати, а вот дата рождения известна – двадцать восьмое марта.
– Да, Таня, умеешь ты задать задачку, ничего не скажешь. Ладно, попробую что-нибудь сделать. Хорошо, что я еще не ушел с работы. Сводку недельной давности сейчас посмотрю и перезвоню тебе, а вот с пропиской так быстро не получится. Надо запрос через Москву на Уральский регион делать...
– Как ты думаешь – долго ответ идти будет?
– Не знаю. Думаю, дня три...
– Почему так долго? Разве нет единой компьютерной базы данных по всей России?
– Таня, я же сказал, что надо запрос через Москву делать, а для этого мне предстоит еще придумать, в связи с чем я этой особой интересуюсь. Не забывай, что сегодня суббота, поэтому ответ может до понедельника, а то и до вторника застрять.
– Нет, Володя, такие темпы меня не устраивают! А нельзя напрямую с Уральским округом связаться?
– У меня там знакомых нет, но я попробую Синичкина запрячь. Он недавно в Оренбург в командировку ездил, может, с кем из тамошних оперов и наладил контакты...
– Ты уж постарайся, Володенька, если понадобится, я этому Синичкину премию выпишу.
– Думаю, он не откажется от премиальных. Ладно, сейчас сводкой займусь. Пока.
– Пока. – Я положила трубку и пошла в кухню варить кофе.
Затем, как это обычно бывает, за чашкой ароматной «Арабики» и сигареткой, я стала думать над версиями. Оказалось, их стало уже так много, что голова пошла кругом. Во-первых, Ольгу мог достать Писаренко-младший, и под его психологическим давлением она решилась уйти от Александра Станиславовича. Во-вторых, она могла стать объектом какого-то преступления. В-третьих, маникюрша могла просто уйти к другому мужчине. Моя безудержная фантазия довела меня даже до того, что Верещагина могла скрываться в нашем городе от правосудия, поэтому она и не оставляла нигде следов. Не исключено, что Ольга приехала вовсе не с Урала, а совсем из другого региона, но всем врала для отвода глаз. Ну в самом деле – зачем ей понадобилось ликвидировать свой трудовой контракт и вырывать страничку с паспортными данными из блокнота квартирной хозяйки? Сам собой напрашивался вывод о том, что Олечка никуда не пропала, а просто ушла от Писаренко по-английски, не попрощавшись. Она, казалось бы, все предусмотрела, только не то, что хирург, влюбившийся в нее почти до беспамятства, наймет частного детектива.
Интересно, захочет ли Александр Станиславович, чтобы я продолжала расследование, если мне станут известны какие-нибудь нелицеприятные факты из жизни Верещагиной? Профессор-то думает, что его ненаглядная Олечка – жертва мужа-тирана, а на поверку может оказаться, что она вовсе не жертва, а как раз наоборот, беглая преступница. Таня, Таня, осторожнее, не набирай обороты, нужны доказательства. А что делать, если все так и окажется? Конечно, очень не хотелось бы плохими известиями огорчать уважаемого человека, но такова жизнь, и в ней иногда бывают и неприятности. Интересно, заплатит ли мне Писаренко, если я не принесу ему хороших новостей? И почему это я так смалодушничала насчет аванса! Не заводись, Таня, не надо. Никуда Александр Станиславович не денется, он честный человек, поэтому за горькую правду ему тоже придется заплатить...
Позвонил Кирьянов и сообщил мне, что за последнюю неделю в городе не произошло ничего такого, что можно было бы пристегнуть к моему делу.
– Были неопознанные трупы, но мужские, – сообщил Кирьянов. – Еще одна старушка без документов попала под машину, до сих пор без сознания, находится в больнице, а вот молодых женщин бог миловал. Да, Танюша, Синичкин обещал нам помочь. Он уже связался по телефону с опером из Оренбурга, но, сама понимаешь, у них уже поздний вечер, поэтому ответ будет только завтра...
– Ну, это уже кое-что...
Поговорив с Кирей, я продолжила свои логические измышления. Точнее, я вспомнила про одну из своих первых версий: о том, что Ольга могла исчезнуть из жизни моего клиента по настоятельной просьбе его сына. Если Максим был настроен весьма решительно, то он мог не остановиться на одном разговоре в парикмахерской. Возможно, Писаренко-младший предпринял что-то еще для того, чтобы разлучить отца, именитого хирурга, с заезжей маникюршей с сомнительным прошлым. Немного подумав, я решила обсудить этот непростой вопрос с Александром Станиславовичем и набрала номер его домашнего телефона.
– Алло, – послышалось в трубке.
– Это Татьяна.
– Таня, у вас есть новости об Ольге?
– К сожалению, пока ничего определенного нет. Но мне стало известно, что ваш сын Максим был крайне негативно настроен против Ольги Петровны. Вы знали об этом?
Писаренко ответил на мой вопрос не сразу, я даже пожалела, что без предварительной подготовки огорошила его своими подозрениями насчет сына.
– Да, Макс не пылал к моей Оле сыновними чувствами, – наконец выдал он. – Ну, это понятно, ведь они почти ровесники, но я бы не сказал, что сын ее ненавидел. Во всяком случае, мне он никогда ничего такого не говорил, и Оля на него тоже не жаловалась. Они виделись не так уж часто, ведь у Макса своя квартира, своя семья, свои интересы... Таня, мне кажется, что вы не в том направлении работаете...
– Я работаю во всех направлениях, так сказать, и вглубь, и вширь. Географию поиска расширила до Урала, мой знакомый, сотрудник милиции, обещал узнать, где Ольга проживала до того, как приехала в Тарасов. Еще сегодня я прошла по всем адресам, которые вы мне дали, и единственная зацепка – это Максим. Он был в парикмахерской и требовал, чтобы Ольга вас бросила.
– Этого не может быть, – растерянно пробормотал Александр Станиславович. – Нет, это какой-то оговор. Мой сын даже не знал точно, где она работает...
– Надо смотреть правде в глаза – Максим не только знал о том, что Оля работает в парикмахерской «Елена», но и был там с визитом, который многим запомнился.
– Признаюсь, я такого от Макса никак не ожидал. Я немедленно позвоню ему и поговорю с ним.
– Александр Станиславович, предоставьте это, пожалуйста, мне. Я хотела бы сама поговорить и с Максимом, и с Эллой, если вы, конечно, не возражаете.
– Мне не хотелось бы впутывать в мои личные проблемы своих детей, у них и своих забот хватает... Я им помогать должен, а не озадачивать их. Даже если Макс и был в «Елене», это еще ничего не доказывает. Он человек настроения, иногда бывает вспыльчив, но быстро отходит. Вы же не думаете всерьез, что мой сын причастен к исчезновению Ольги?
– Думаю.
– Гм... Ну, я не знаю... Хорошо, я дам вам его телефон. А вот что касается Эллочки, то хочу вас предупредить – она беременна, и любые волнительные разговоры ей совсем ни к чему.
– Я поняла, буду общаться только с Максимом.
– Может, мне его предупредить о вашем звонке?
– Не стоит, хочу застать его врасплох.
– Таня, а других версий у вас нет? Неужели только мой Макс попал под подозрение? Это так нелепо...
– Версии есть, доказательств пока никаких нет, – чистосердечно призналась я.
– Ну хорошо, записывайте его телефон.
– Диктуйте! – Я взяла ручку и написала на газетке шесть цифр. – Спасибо. До свидания.
Перед тем как позвонить Максу, я выкурила две сигареты подряд, обдумывая предстоящий разговор. Увы, ничего оригинального в голову не пришло. Более того, я вдруг почувствовала, что расследование, за которое я сегодня взялась, мне вдруг стало не очень-то интересно. Принялась за дело вроде бы с задором и вдруг охладела. Загадка Ольги Верещагиной почему-то перестала меня волновать. Сочувствие к горю Писаренко было и прошло. Ну, правда, как долго Александр Станиславович будет страдать? Через месяц или два он наверняка станет поглядывать любострастным взглядом на других женщин, которые так и вьются около него, а еще где-то через полгодика окончательно забудет Олю.
Я остановилась перед дверью первой квартиры и подумала: «Не лучше ли представиться сотрудницей прокуратуры и для достоверности показать просроченное удостоверение, оставшееся у меня после увольнения?» Взгляд невольно упал на рукописное объявление, висящее на стене. В нем говорилось о том, что деньги за уборку подъезда надо сдать в шестую квартиру. У меня возникла мысль, что именно там может жить человек, который все знает про жильцов этого подъезда, поэтому я поднялась на третий этаж и, недолго думая, нажала на белую кнопку звонка.
Дверь открылась без всяких вопросов, и я оказалась лицом к лицу с худощавой женщиной предпенсионного возраста с бигуди на голове.
– Вы кто? – запоздало поинтересовалась дама.
– Я из прокуратуры, у меня есть к вам несколько вопросов, – ответила я и достала из сумки свою ксиву.
Женщина мельком взглянула на документ и радушно распахнула передо мной дверь. Я переступила через порог и почувствовала запах кислой капусты, который на дух не переношу.
– Проходите в гостиную, располагайтесь, – сказала хозяйка, покрывая голову капроновой косынкой. – Простите, я не запомнила, как вас зовут.
– Татьяна Александровна.
– А меня Елизавета Артуровна, – с достоинством ответила дама в бигуди. – Что за вопросы вы хотите мне задать, о ком? Слушаю вас внимательно.
Я села за круглый стол, стоявший посреди гостиной и накрытый парчовой скатертью с бахромой, достала из сумки фотографию пропавшей маникюрши и спросила:
– Елизавета Артуровна, вам случайно не знакома эта женщина?
– Нет, у нас такая не проживает. Это точно. Я здесь всех жильцов знаю, даже квартирантов.
– Очень хорошо. Примерно месяц назад эта девушка к кому-то приходила сюда три дня подряд. Возможно, она делала кому-то маникюр на дому...
– Маникюр три дня подряд? Это же не массаж, – скептически заметила дама в бигуди и с любовью посмотрела на свои ногти, чертовски ярко накрашенные красным лаком.
– Я сказала, что такой вариант не исключен. Но, возможно, она просто кого-то навещала. Мне хотелось бы узнать, к кому она приходила.
Елизавета Артуровна надела очки и внимательно присмотрелась к фотографии.
– А получше фотки нет? Здесь она как-то вполоборота...
– Нет, только эта.
– А что она натворила?
– Ну почему же сразу натворила?
– Просто так вы же не будете разыскивать человека! Раз ищете, значит, она преступница. Разве не так?
– Нет, не так. Существуют и другие варианты. Во-первых, она может быть свидетельницей, во-вторых, ей может угрожать опасность, в-третьих...
– От кого опасность? – перебила меня Елизавета Артуровна. – Неужели от наших жильцов? Знаете, Татьяна Александровна, у нас здесь все люди интеллигентные живут, в основном бывшие деятели культуры и искусства. Я вот тоже раньше в оперном театре служила, а теперь на заслуженном отдыхе, но от общественной работы никогда не отказываюсь. Разузнать все про эту красавицу почту за свой долг, но я хотела бы сначала поинтересоваться... Вы уж не сочтите мой интерес за меркантильность, но как насчет вознаграждения? Я слышала, что теперь за помощь следствию деньги платят?
«Вот чудачка! Если у нее вдруг проснулось гражданское самосознание, то почему это похвальное чувство требует материального вознаграждения? Тетенька лукавит... Впрочем, ее предложение не лишено для меня привлекательности, – подумала я. – Чем самой ходить по квартирам, лучше уж поручить эту работенку Елизавете Артуровне. Она здесь своя в доску, поэтому сможет больше и быстрее меня все выяснить. Хочется ей получить вознаграждение, так она его получит. Кажется, у меня дома есть бланки расходных ордеров, выпишу ей премию, как положено».
– Да, практика материального поощрения действительно существует, но только в том случае, если есть конкретный результат. – Я заметила, что лицо бывшей оперной певицы расплылось в благодушной улыбке. – Сумма, конечно, небольшая, скажем так, больше символическая...
– Какая? – сразу же поинтересовалась Елизавета Артуровна.
– Я же вам говорю – все зависит от конечного результата. Впрочем, вы можете отказаться от активного содействия прокуратуре...
– Ну что вы, я согласна. Дело не в сумме, а в самом факте признания моих заслуг. Мне будет даже интересно этим заняться, почувствовать себя в роли детектива... Это, так сказать, моя давняя мечта... Но оперы на детективные темы не писали...
– Елизавета Артуровна, переигрывать не надо. Интересуйтесь Ольгой Верещагиной как можно непринужденнее и ради пользы дела никому не говорите, что действуете по заданию прокуратуры.
– Ясно!
Я дала своей агентессе еще несколько рекомендаций по поводу того, как вести дознание, и она выслушала их с неослабевающим вниманием. Надо сказать, что роль режиссера мне понравилась.
– Елизавета Артуровна, я вам запишу номер моего мобильного телефона. Как только что-то прояснится, сразу же звоните мне.
– Да, обязательно. Я немедленно приступлю к работе, нет, пожалуй, сначала причешусь, – сказала она, провожая меня в прихожую. – Не сомневайтесь, лучше меня никто с этим заданием не справится.
– Я надеюсь на вас. До свидания, – сказала я и, с трудом сдерживая улыбку, вышла из квартиры.
С улицы имени Бабушкина я поехала домой. Других адресов, где могла остаться хоть какая-нибудь зацепка, способная вывести на пропавшую маникюршу, у меня не осталось. Я ощущала просто органическую необходимость взбодрить себя крепким кофе, чтобы простимулировать мыслительную деятельность.
По дороге я подумала, что неплохо было бы задействовать для этого расследования Владимира Сергеевича Кирьянова, моего давнего приятеля, подполковника милиции. По возвращении домой я сразу же так и поступила.
– Володенька, привет! Как дела?
– Привет, дорогая, все как обычно, а у тебя?
– У меня новое расследование. Хотелось бы получить у тебя консультацию.
– Я так и подумал. Ты же просто так не звонишь. Чем на этот раз занимаешься?
– Ищу пропавшую женщину. Володя, неделю назад Ольга Петровна Верещагина вышла из дома и буквально испарилась. Посмотри, пожалуйста, не мелькала ли она в сводках, а также не было ли в городе каких-нибудь несчастных случаев с молодыми женщинами или, того хуже, неопознанных трупов.
– А что, родственники о ее исчезновении не заявляли? Или она незамужняя и бездетная сирота?
– Дело в том, что Ольга не местная, приехала в Тарасов вроде бы с Урала. Познакомилась и сошлась здесь с одним профессором медицины, вот он-то о ней и беспокоится. Да, Володя, ты мог бы разузнать, где именно на Урале была зарегистрирована эта Верещагина и нет ли за ней чего-нибудь криминального?
– Таня, ты же понимаешь, что желательно знать конкретный населенный пункт. Тебе известно точно, откуда она приехала?
– Нет, Володенька, неизвестно. Все говорят, что с Урала, но никто не знает, из какой именно области. Да, одна ее сослуживица вспомнила, что жила Верещагина в каком-то небольшом городишке или поселке, – сказала я и услышала, как тяжело вздохнул Киря. – Точный год рождения тоже не назову, навскидку ей не больше тридцати, а вот дата рождения известна – двадцать восьмое марта.
– Да, Таня, умеешь ты задать задачку, ничего не скажешь. Ладно, попробую что-нибудь сделать. Хорошо, что я еще не ушел с работы. Сводку недельной давности сейчас посмотрю и перезвоню тебе, а вот с пропиской так быстро не получится. Надо запрос через Москву на Уральский регион делать...
– Как ты думаешь – долго ответ идти будет?
– Не знаю. Думаю, дня три...
– Почему так долго? Разве нет единой компьютерной базы данных по всей России?
– Таня, я же сказал, что надо запрос через Москву делать, а для этого мне предстоит еще придумать, в связи с чем я этой особой интересуюсь. Не забывай, что сегодня суббота, поэтому ответ может до понедельника, а то и до вторника застрять.
– Нет, Володя, такие темпы меня не устраивают! А нельзя напрямую с Уральским округом связаться?
– У меня там знакомых нет, но я попробую Синичкина запрячь. Он недавно в Оренбург в командировку ездил, может, с кем из тамошних оперов и наладил контакты...
– Ты уж постарайся, Володенька, если понадобится, я этому Синичкину премию выпишу.
– Думаю, он не откажется от премиальных. Ладно, сейчас сводкой займусь. Пока.
– Пока. – Я положила трубку и пошла в кухню варить кофе.
Затем, как это обычно бывает, за чашкой ароматной «Арабики» и сигареткой, я стала думать над версиями. Оказалось, их стало уже так много, что голова пошла кругом. Во-первых, Ольгу мог достать Писаренко-младший, и под его психологическим давлением она решилась уйти от Александра Станиславовича. Во-вторых, она могла стать объектом какого-то преступления. В-третьих, маникюрша могла просто уйти к другому мужчине. Моя безудержная фантазия довела меня даже до того, что Верещагина могла скрываться в нашем городе от правосудия, поэтому она и не оставляла нигде следов. Не исключено, что Ольга приехала вовсе не с Урала, а совсем из другого региона, но всем врала для отвода глаз. Ну в самом деле – зачем ей понадобилось ликвидировать свой трудовой контракт и вырывать страничку с паспортными данными из блокнота квартирной хозяйки? Сам собой напрашивался вывод о том, что Олечка никуда не пропала, а просто ушла от Писаренко по-английски, не попрощавшись. Она, казалось бы, все предусмотрела, только не то, что хирург, влюбившийся в нее почти до беспамятства, наймет частного детектива.
Интересно, захочет ли Александр Станиславович, чтобы я продолжала расследование, если мне станут известны какие-нибудь нелицеприятные факты из жизни Верещагиной? Профессор-то думает, что его ненаглядная Олечка – жертва мужа-тирана, а на поверку может оказаться, что она вовсе не жертва, а как раз наоборот, беглая преступница. Таня, Таня, осторожнее, не набирай обороты, нужны доказательства. А что делать, если все так и окажется? Конечно, очень не хотелось бы плохими известиями огорчать уважаемого человека, но такова жизнь, и в ней иногда бывают и неприятности. Интересно, заплатит ли мне Писаренко, если я не принесу ему хороших новостей? И почему это я так смалодушничала насчет аванса! Не заводись, Таня, не надо. Никуда Александр Станиславович не денется, он честный человек, поэтому за горькую правду ему тоже придется заплатить...
Позвонил Кирьянов и сообщил мне, что за последнюю неделю в городе не произошло ничего такого, что можно было бы пристегнуть к моему делу.
– Были неопознанные трупы, но мужские, – сообщил Кирьянов. – Еще одна старушка без документов попала под машину, до сих пор без сознания, находится в больнице, а вот молодых женщин бог миловал. Да, Танюша, Синичкин обещал нам помочь. Он уже связался по телефону с опером из Оренбурга, но, сама понимаешь, у них уже поздний вечер, поэтому ответ будет только завтра...
– Ну, это уже кое-что...
Поговорив с Кирей, я продолжила свои логические измышления. Точнее, я вспомнила про одну из своих первых версий: о том, что Ольга могла исчезнуть из жизни моего клиента по настоятельной просьбе его сына. Если Максим был настроен весьма решительно, то он мог не остановиться на одном разговоре в парикмахерской. Возможно, Писаренко-младший предпринял что-то еще для того, чтобы разлучить отца, именитого хирурга, с заезжей маникюршей с сомнительным прошлым. Немного подумав, я решила обсудить этот непростой вопрос с Александром Станиславовичем и набрала номер его домашнего телефона.
– Алло, – послышалось в трубке.
– Это Татьяна.
– Таня, у вас есть новости об Ольге?
– К сожалению, пока ничего определенного нет. Но мне стало известно, что ваш сын Максим был крайне негативно настроен против Ольги Петровны. Вы знали об этом?
Писаренко ответил на мой вопрос не сразу, я даже пожалела, что без предварительной подготовки огорошила его своими подозрениями насчет сына.
– Да, Макс не пылал к моей Оле сыновними чувствами, – наконец выдал он. – Ну, это понятно, ведь они почти ровесники, но я бы не сказал, что сын ее ненавидел. Во всяком случае, мне он никогда ничего такого не говорил, и Оля на него тоже не жаловалась. Они виделись не так уж часто, ведь у Макса своя квартира, своя семья, свои интересы... Таня, мне кажется, что вы не в том направлении работаете...
– Я работаю во всех направлениях, так сказать, и вглубь, и вширь. Географию поиска расширила до Урала, мой знакомый, сотрудник милиции, обещал узнать, где Ольга проживала до того, как приехала в Тарасов. Еще сегодня я прошла по всем адресам, которые вы мне дали, и единственная зацепка – это Максим. Он был в парикмахерской и требовал, чтобы Ольга вас бросила.
– Этого не может быть, – растерянно пробормотал Александр Станиславович. – Нет, это какой-то оговор. Мой сын даже не знал точно, где она работает...
– Надо смотреть правде в глаза – Максим не только знал о том, что Оля работает в парикмахерской «Елена», но и был там с визитом, который многим запомнился.
– Признаюсь, я такого от Макса никак не ожидал. Я немедленно позвоню ему и поговорю с ним.
– Александр Станиславович, предоставьте это, пожалуйста, мне. Я хотела бы сама поговорить и с Максимом, и с Эллой, если вы, конечно, не возражаете.
– Мне не хотелось бы впутывать в мои личные проблемы своих детей, у них и своих забот хватает... Я им помогать должен, а не озадачивать их. Даже если Макс и был в «Елене», это еще ничего не доказывает. Он человек настроения, иногда бывает вспыльчив, но быстро отходит. Вы же не думаете всерьез, что мой сын причастен к исчезновению Ольги?
– Думаю.
– Гм... Ну, я не знаю... Хорошо, я дам вам его телефон. А вот что касается Эллочки, то хочу вас предупредить – она беременна, и любые волнительные разговоры ей совсем ни к чему.
– Я поняла, буду общаться только с Максимом.
– Может, мне его предупредить о вашем звонке?
– Не стоит, хочу застать его врасплох.
– Таня, а других версий у вас нет? Неужели только мой Макс попал под подозрение? Это так нелепо...
– Версии есть, доказательств пока никаких нет, – чистосердечно призналась я.
– Ну хорошо, записывайте его телефон.
– Диктуйте! – Я взяла ручку и написала на газетке шесть цифр. – Спасибо. До свидания.
Перед тем как позвонить Максу, я выкурила две сигареты подряд, обдумывая предстоящий разговор. Увы, ничего оригинального в голову не пришло. Более того, я вдруг почувствовала, что расследование, за которое я сегодня взялась, мне вдруг стало не очень-то интересно. Принялась за дело вроде бы с задором и вдруг охладела. Загадка Ольги Верещагиной почему-то перестала меня волновать. Сочувствие к горю Писаренко было и прошло. Ну, правда, как долго Александр Станиславович будет страдать? Через месяц или два он наверняка станет поглядывать любострастным взглядом на других женщин, которые так и вьются около него, а еще где-то через полгодика окончательно забудет Олю.