Страница:
Я курила и размышляла над Кириной историей. Это же просто сказка про Золушку какая-то. Только вот финал не сказочный. Неувязочка. С чего бы Золушке, без двух минут королеве, понадобилось лезть в петлю? Это действительно дает пищу для размышлений.
Я возобновила разговор:
— Скажите, Геннадий, а может быть, вы заметили что-то странное в поведении Киры в последнее время? Тревогу, раздражительность, подавленность? Не рассказывала она вам о том, что ее что-то беспокоит, пугает? Может быть, возникли какие-то проблемы на работе?
— Нет, если бы что-то случилось, она рассказала бы мне. И вообще — ничего странного, все как обычно. Настроение у нее было приподнятое, она придумывала, как организовать свадьбу, куда поехать на отдых. У нее возникали все новые и новые идеи.
— Да уж, на депрессию это не похоже. Извините, Геннадий, если сказала бестактность, — спохватилась я.
— Да нет, при чем тут бестактность, я же сам пытаюсь вам это объяснить.
Геннадий замялся на мгновение и продолжил:
— И вот еще, Таня, что я хотел бы вам сказать. Именно вы, женщина, меня поймете. Не сочтите это бредом. Я неплохо изучил Кирин характер и уверен, что если бы даже она действительно решилась… Ну, словом, она сделала бы это совсем не так. Кира артистка до мозга костей и даже в такой ситуации подумала бы о том, как будет выглядеть. Наглоталась бы таблеток или вскрыла бы вены в ванне. Скорее всего оставила бы шанс себя спасти. И уж наверняка оставила бы длинное предсмертное письмо.
А Геннадий-то, оказывается, неплохой психолог. В нескольких словах весьма точно обрисовал характер девушки.
— А что, никакой записки не нашли?
— Нет, ничего похожего. — Геннадий замолчал.
В общем, где-то на уровне эмоций, а может, и не только эмоций, он уже убедил меня в своих подозрениях. Я взяла деловой тон.
— Кто и как обнаружил тело девушки?
— Ее нашла соседка по лестничной площадке. Она заметила, что дверь у Киры не закрыта, удивилась — такого за девушкой никогда не водилось. Кирочка вообще не терпела расхлябанности, и сама была просто помешана на аккуратности. Соседка постучала, позвала, потом вошла. Ну… и увидела.
— Насколько я понимаю, Кира жила одна?
— Да. Я снимал ей квартиру, сам у нее появлялся раз-два в неделю. А родственники ее живут где-то в деревне.
— Милицию, вероятно, вызвала все та же соседка?
— Да, она. И мне позвонила — я оставлял номер на всякий случай. Кто б мог представить, что на такой.
Не давая клиенту расклеиться, я продолжала атаковать его расспросами:
— Вы приехали сразу?
— Почти. Несколько минут был в шоке, но потом сумел как-то взять себя в руки и помчался туда.
— Расскажите поподробнее, что вы обнаружили, приехав в квартиру покойной.
— Когда я приехал, милиция уже находилась там. И Кирочку уже вынули из петли. Проводили осмотр комнаты. Я представился хорошим знакомым и попросил позволить мне остаться. А соседка, позвонившая мне, стала одной из понятых. Я сразу сказал старшему опергруппы, что это убийство.
— Вы что же, начали рассказывать историю ваших отношений? — Я почему-то очень живописно представила себе эту картинку, нисколько не сомневаясь, что так оно и случилось. Но оказалось, что у Геннадия хватило мудрости не изливать душу старшему оперу.
— Ну что вы, конечно же, нет. Я же понимаю, что он и слушать бы не стал. Только обратил его внимание на то, что нет записки, и еще — раз дверь не заперта, значит, кто-то к Кире приходил. А дверь устроена так, что ее нельзя просто захлопнуть, она с обеих сторон запирается ключом.
— А ключ нашли?
— Ключ торчал в двери, изнутри, она всегда его там оставляла, приходя домой. Я сообщил и об этом.
— Что же вам ответили? Впрочем, нетрудно догадаться. Сказали, что милиция не глупее вас, чтобы вы не мешали работать, а когда понадобится, вас спросят. Верно?
— Почти слово в слово. Но мне тогда показалось, что они и сами обратили внимание на все странности. Во всяком случае, тело Киры забрали на экспертизу, записали мой номер телефона, предупредили, что могут вызвать в качестве свидетеля. Я тоже записал номер телефона следственного отдела, чтобы справляться о ходе расследования. Но когда сегодня утром позвонил, мне сухо ответили, что дело закрыто, и ничего не стали объяснять. Я, разумеется, поехал в милицию, чтобы все выяснить. Но меня даже не выслушали. Какой-то молоденький капитан сунул мне в нос заключение эксперта о самоубийстве, и меня быстренько выпроводили.
— Фамилию капитана не запомнили?
— Да он даже не представился. Вот после этого я понял, что в милиции мне больше делать нечего. Решил, что прояснить что-то может только частное расследование, и начал через друзей наводить справки о частных детективах. Мне порекомендовали обратиться к вам.
— Да, дело ясное, что дело темное. Ну что же, Геннадий, вам удалось убедить меня в том, что у вас есть реальные причины для сомнений. Теперь давайте определим мою задачу. Что конкретно требуется от меня?
— Для начала я хотел бы, Таня, чтобы вы, что называется, по горячим следам установили — было ли это самоубийством или кто-то действительно убил Киру.
— Что ж, понятно. Я берусь за ваше дело. Постараюсь, по мере возможности, все побыстрее выяснить. Что же касается гонорара, то я беру оплату за каждый день работы плюс текущие расходы, относящиеся к делу. Поскольку не могу предположить заранее, сколько времени уйдет на расследование, то давайте договоримся так — вы даете мне аванс, а окончательный расчет произведем, когда я представлю вам результат своей работы. Вас это устраивает?
— Да, конечно. Откровенно говоря, финансовая сторона меня совсем мало волнует, был бы результат.
Да, но меня-то пока больше всего волнует именно эта сторона! А от его меланхолии мне ни жарко ни холодно. Но я, в очередной раз за это утро, недооценила моего заказчика.
— Вот, здесь деньги, — Геннадий вручил мне до неприличия щедрый аванс, в несколько раз превышающий мой обычный дневной гонорар. — Если будут еще какие-то расходы, я, разумеется, все оплачу. Звоните в любое время суток.
Я пообещала, и мы на этом расстались. Геннадий тяжело погрузился в свой роскошный джип и уехал. Я же отправилась домой прогулочным шагом, по пути намечая план своих дальнейших действий.
Глава 2
Я возобновила разговор:
— Скажите, Геннадий, а может быть, вы заметили что-то странное в поведении Киры в последнее время? Тревогу, раздражительность, подавленность? Не рассказывала она вам о том, что ее что-то беспокоит, пугает? Может быть, возникли какие-то проблемы на работе?
— Нет, если бы что-то случилось, она рассказала бы мне. И вообще — ничего странного, все как обычно. Настроение у нее было приподнятое, она придумывала, как организовать свадьбу, куда поехать на отдых. У нее возникали все новые и новые идеи.
— Да уж, на депрессию это не похоже. Извините, Геннадий, если сказала бестактность, — спохватилась я.
— Да нет, при чем тут бестактность, я же сам пытаюсь вам это объяснить.
Геннадий замялся на мгновение и продолжил:
— И вот еще, Таня, что я хотел бы вам сказать. Именно вы, женщина, меня поймете. Не сочтите это бредом. Я неплохо изучил Кирин характер и уверен, что если бы даже она действительно решилась… Ну, словом, она сделала бы это совсем не так. Кира артистка до мозга костей и даже в такой ситуации подумала бы о том, как будет выглядеть. Наглоталась бы таблеток или вскрыла бы вены в ванне. Скорее всего оставила бы шанс себя спасти. И уж наверняка оставила бы длинное предсмертное письмо.
А Геннадий-то, оказывается, неплохой психолог. В нескольких словах весьма точно обрисовал характер девушки.
— А что, никакой записки не нашли?
— Нет, ничего похожего. — Геннадий замолчал.
В общем, где-то на уровне эмоций, а может, и не только эмоций, он уже убедил меня в своих подозрениях. Я взяла деловой тон.
— Кто и как обнаружил тело девушки?
— Ее нашла соседка по лестничной площадке. Она заметила, что дверь у Киры не закрыта, удивилась — такого за девушкой никогда не водилось. Кирочка вообще не терпела расхлябанности, и сама была просто помешана на аккуратности. Соседка постучала, позвала, потом вошла. Ну… и увидела.
— Насколько я понимаю, Кира жила одна?
— Да. Я снимал ей квартиру, сам у нее появлялся раз-два в неделю. А родственники ее живут где-то в деревне.
— Милицию, вероятно, вызвала все та же соседка?
— Да, она. И мне позвонила — я оставлял номер на всякий случай. Кто б мог представить, что на такой.
Не давая клиенту расклеиться, я продолжала атаковать его расспросами:
— Вы приехали сразу?
— Почти. Несколько минут был в шоке, но потом сумел как-то взять себя в руки и помчался туда.
— Расскажите поподробнее, что вы обнаружили, приехав в квартиру покойной.
— Когда я приехал, милиция уже находилась там. И Кирочку уже вынули из петли. Проводили осмотр комнаты. Я представился хорошим знакомым и попросил позволить мне остаться. А соседка, позвонившая мне, стала одной из понятых. Я сразу сказал старшему опергруппы, что это убийство.
— Вы что же, начали рассказывать историю ваших отношений? — Я почему-то очень живописно представила себе эту картинку, нисколько не сомневаясь, что так оно и случилось. Но оказалось, что у Геннадия хватило мудрости не изливать душу старшему оперу.
— Ну что вы, конечно же, нет. Я же понимаю, что он и слушать бы не стал. Только обратил его внимание на то, что нет записки, и еще — раз дверь не заперта, значит, кто-то к Кире приходил. А дверь устроена так, что ее нельзя просто захлопнуть, она с обеих сторон запирается ключом.
— А ключ нашли?
— Ключ торчал в двери, изнутри, она всегда его там оставляла, приходя домой. Я сообщил и об этом.
— Что же вам ответили? Впрочем, нетрудно догадаться. Сказали, что милиция не глупее вас, чтобы вы не мешали работать, а когда понадобится, вас спросят. Верно?
— Почти слово в слово. Но мне тогда показалось, что они и сами обратили внимание на все странности. Во всяком случае, тело Киры забрали на экспертизу, записали мой номер телефона, предупредили, что могут вызвать в качестве свидетеля. Я тоже записал номер телефона следственного отдела, чтобы справляться о ходе расследования. Но когда сегодня утром позвонил, мне сухо ответили, что дело закрыто, и ничего не стали объяснять. Я, разумеется, поехал в милицию, чтобы все выяснить. Но меня даже не выслушали. Какой-то молоденький капитан сунул мне в нос заключение эксперта о самоубийстве, и меня быстренько выпроводили.
— Фамилию капитана не запомнили?
— Да он даже не представился. Вот после этого я понял, что в милиции мне больше делать нечего. Решил, что прояснить что-то может только частное расследование, и начал через друзей наводить справки о частных детективах. Мне порекомендовали обратиться к вам.
— Да, дело ясное, что дело темное. Ну что же, Геннадий, вам удалось убедить меня в том, что у вас есть реальные причины для сомнений. Теперь давайте определим мою задачу. Что конкретно требуется от меня?
— Для начала я хотел бы, Таня, чтобы вы, что называется, по горячим следам установили — было ли это самоубийством или кто-то действительно убил Киру.
— Что ж, понятно. Я берусь за ваше дело. Постараюсь, по мере возможности, все побыстрее выяснить. Что же касается гонорара, то я беру оплату за каждый день работы плюс текущие расходы, относящиеся к делу. Поскольку не могу предположить заранее, сколько времени уйдет на расследование, то давайте договоримся так — вы даете мне аванс, а окончательный расчет произведем, когда я представлю вам результат своей работы. Вас это устраивает?
— Да, конечно. Откровенно говоря, финансовая сторона меня совсем мало волнует, был бы результат.
Да, но меня-то пока больше всего волнует именно эта сторона! А от его меланхолии мне ни жарко ни холодно. Но я, в очередной раз за это утро, недооценила моего заказчика.
— Вот, здесь деньги, — Геннадий вручил мне до неприличия щедрый аванс, в несколько раз превышающий мой обычный дневной гонорар. — Если будут еще какие-то расходы, я, разумеется, все оплачу. Звоните в любое время суток.
Я пообещала, и мы на этом расстались. Геннадий тяжело погрузился в свой роскошный джип и уехал. Я же отправилась домой прогулочным шагом, по пути намечая план своих дальнейших действий.
Глава 2
Неспешная прогулка на свежем воздухе по весеннему скверу оказала двойное благотворное действие на мой измученный длительной апатией организм.
Во-первых, у меня пробудился прямо-таки волчий аппетит, а это всегда было первым признаком возрождения к нормальной активной жизни.
Во-вторых, по пути обдумала, как мне кратчайшим путем достичь желаемого результата. Так что, придя домой, я уже знала, что предпринять в первую очередь. А именно — позвоню-ка я Володьке Кирьянову, старому другу Кире… нет, что-то мой язык сегодня не поворачивается так его называть. В общем — Кирьянову, моему давнему приятелю, в прошлом — однокашнику по юридическому институту, а ныне — подполковнику милиции. Если он хоть что-то знает по интересующему меня делу, то, конечно же, не откажется поделиться информацией со старой боевой подругой. А если даже и не в курсе, то ему не составит труда по своим каналам все разузнать — подполковник как-никак.
Так и не успев понять, чему отдать предпочтение — утолению информационного голода или вульгарного физического, я решила совместить две эти вещи. Поэтому набила рот найденными в холодильнике котлетами столетней давности и одновременно набрала номер.
— Кирьянов слушает, — раздался в трубке знакомый голос.
Я, пытаясь побыстрее прожевать еду, сразу перешла к делу.
— Володечка, привет, это Таня Иванова тебя беспокоит, не забыл еще такую? — спросила я его, попытавшись придать своему голосу, прерываемому судорожным глотанием котлет, хоть тень кокетства.
— Танюша, здравствуй! А что это у тебя с голосом? Ты не заболела?
Злополучные котлеты были наконец проглочены, и я почти что нежным голосом ответила:
— Спасибо, со здоровьем у меня все в порядке.
— Ага, тогда стряслось что-нибудь похуже.
— Ой, Володька, обидеться бы на твою проницательность, сказать, что звоню просто так — узнать, как здоровье жены, детишек, но ведь тебя, черта, не обманешь!
— Чай, не первый год знаемся! Выкладывай, какие проблемы?
— Выкладываю. Разумеется, «что-то стряслось», но пока, слава богу, не со мной. Однако помощь твоя требуется.
— Танюша, о чем речь! Ты же знаешь, для тебя — все, что в моих силах.
— Надеюсь, что в твоих, подполковник! Ладно, давай серьезно. Володя, мне нужна кое-какая свежая информация. Ты слышал что-нибудь о недавнем случае с самоубийством девушки, ну той танцовщицы из «Красного льва», которая повесилась в своей квартире?
— Ах, вон ты о чем. Шустрая ты, Танюша, быстро реагируешь, — в Володькином голосе послышалась некая смесь уважения и досады.
Проигнорировав вторую составляющую, я бодренько ответила:
— Так ведь работа такая! Волка ноги кормят! А ты, стало быть, слышал. И уж не твои ли орлы красавицу из петли вынимали?
— Ну, Танюха, считай, что тебе повезло — мои. Так что можешь плясать!
— Чудненько! Пляшу, Володечка, пляшу прямо-таки вприсядку, не сомневайся! Ну и как, там действительно все чисто по вашей части, или мне есть в чем покопаться?
В разговоре зависла пауза. Видимо, Кирьянов прикидывал, какой долей информации можно поделиться. В нем боролись чувство долга по отношению к родной организации и то же чувство по отношению ко мне. К счастью, последнее победило.
— Ну что тебе сказать, Танюша! Вопросик ты затронула щекотливый. Надеюсь, о конфиденциальности нашего разговора напоминать не надо?
— Ой, ой, ой! О чем речь, подполковник, сам же сказал — уж не первый год знакомы! Стало быть, есть кое-что интересное. Так давай колись, не тяни!
Володька наверняка чувствовал, насколько меня мучает желание все разузнать, и представлял, как я сейчас ерзаю от нетерпения, как будто у меня шило в небезызвестном месте. Поэтому нарочно не торопился выдать мне информацию — заинтриговывал.
— Ну, если коротко — дело это замяли под нажимом сверху.
— А поподробнее?
— Можно и поподробнее. У хозяина клуба, где работала девушка, есть влиятельные друзья. Очень влиятельные, ты меня понимаешь? Так вот, один из них (надеюсь, обойдемся без фамилий) позвонил вчера в нашу контору и ве-ежливо так попросил дело закрыть. Дескать, пусть это останется самоубийством — для всех так будет только лучше. Мол, клуб элитный, люди там солидные отдыхают, да и хозяин клуба — человек уважаемый. Так что лишняя шумиха никому не нужна. Тем более что явных признаков убийства нет, стало быть, нечего и копать. «Как будто вам и без этого нечем заняться — сколько на вашем отделе висит нераскрытых дел в текущем квартале, а?» Тут уж он зарокотал, как грозовая туча, тон то есть сменил. Отказать мы, понятное дело, не смогли.
— Ясненько. Как откажешь такой вежливой просьбе! Ну а эксперт-то хоть успел ее осмотреть?
— Успел или нет, этого я тебе не подскажу, не знаю. Может, и не стал осматривать — нажим пошел сразу, как только сообщили на работу покойницы. Ее шеф отреагировал оперативно, и его друзья — тоже.
— Ну хоть что-то еще ты мне можешь рассказать по этому делу?
— Не слишком много. Могу только сказать, кто из наших патологоанатомов подписал заключение о самоубийстве. А уж ты сама с ним посекретничай — может, он побольше моего знает.
— Ну и кто же?
— Матюшин, Василий Петрович. Ты вроде должна быть с ним знакома.
— Как же, как же! Петрович, старый извращенец, любитель потрошить трупы молодых девушек! Ну, что же, придется его как следует потрясти!
— Смотри только не перестарайся, а то знаю я твои методы воздействия — усядется в кресло, юбка до пупа, нога на ногу — и изволь с ней беседовать. А Петрович у нас — человек немолодой, сердечко может не выдержать. Останешься тогда без информации, а мы без опытного сотрудника.
Вообще-то, Кирьянов прав, я иногда злоупотребляю подобными приемами. Но он-то откуда знает? Это что же, мою скромную персону вся контора, что ли, обсуждает?
«Методы работы частного детектива Т. А. Ивановой». Написать методичку и распространить по всем отделам. Пусть будет настольной книгой. У женского состава, разумеется.
— Володечка! Умного учить — только портить. Не бойся, не обижу твоего Петровича. У меня ко всем свой подход имеется. И вообще, хватит трепаться, времени нет. Спасибо тебе, Кирьянов, за доверие и ценные сведения!
— Всегда рад тебе помочь, Танюша.
Мы, как всегда, тепло попрощались, и я положила трубку. Теперь можно спокойно продолжить процесс набивания желудка. Я достала из холодильника остатки котлет и, методично поглощая их — разогревать лень и долго, — анализировала полученную информацию.
Вон оно, значит, дельце-то какое! С участием сильных мира сего! Потому-то и отфутболили моего клиента сегодня утром из следственного отдела безо всяких объяснений. Можно сказать, дружественная организация передала пас точнехонько форварду Татьяне Ивановой. Ну, что же, спасибо ей, родимой!
Что же, прежде всего надо съездить к Петровичу. Только он может пролить свет на предмет моего расследования. Ведь мне заказали не установление факта и причин закрытия дела. Это представляет интерес только для меня. А заказали установить причину гибели девушки, и от кирьяновских сведений мне пока что ни горячо ни холодно.
Что касается Петровича, он, вообще-то, мужик душевный и разговорчивый. Задобрить его бутылкой хорошего коньяка, и он выложит все, что думает по этому поводу.
Насчет извращенца я, конечно, пошутила. Но то, что человек он увлеченный, — общепризнанный факт. Сам же о себе он говорит классической киношной фразой Остапа Бендера: «Работы не боюсь. Работу свою люблю».
Уже сидя в своей бессменной бежевой «девятке» и направляясь сперва к ближайшему супермаркету, я все продолжала размышлять о патологоанатомах. Почему-то среди них — а мне немало доводилось общаться с их братией — попадались всегда исключительно душевные люди. Снисходительные, флегматичные и всегда с хорошим аппетитом, они охотно вступают в беседу, любят пофилософствовать, иногда даже поучить жизни. Интересно, это работа делает их такими, или, наоборот, только такие люди выбирают для себя подобный род занятий. А еще, мне всегда было ужасно любопытно, о чем они разговаривают дома со своими женами. Ведь не о работе же, надеюсь. Надо будет спросить у Петровича. Если только он вообще женат.
С такими вот дурацкими мыслями я и доехала до Центральной лаборатории криминальной экспертизы, разумеется, не забыв по пути заскочить за коньяком. Вкусы Петровича мне были известны, и я прихватила старый добрый «Хеннесси».
Петрович оказался на месте и встретил меня радушно:
— Танюша! Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами в нашу, так сказать, епархию?
— Здравствуйте, Василий Петрович! Потолковать бы мне с вами надо, — так же радостно ответствовала я ему.
— Ну, что ж, потолковать, оно всегда можно, особенно когда человек хороший, — обстоятельно проговорил Петрович, хитро поблескивая глазками.
Он сделал паузу и выжидательно посмотрел на меня. Я, пару секунд поинтриговав, выставила на стол бутылку коньяка. Глаза Петровича сразу потеплели.
— Ах, Танюша, ах умница! И всегда-то ты знаешь, как тронуть сердце старого перца, — почти пропел он, аккуратненько убирая бутылку в стол.
— Эк, у вас складно вышло, Василий Петрович! Вы тут, случайно, стишатами не балуетесь на досуге? А то, говорят, общение с вечным вдохновляет.
Петрович ухмыльнулся:
— Ох и язва-девка! Скажешь тоже — с вечным. С вечной вонью и гнилыми кишками! Не думаешь же ты на самом деле, что все патологоанатомы — некрофилы?
Да я уж и не знаю, что про вас думать. Загадочное вы племя, это точно. Небось психика-то у вас еще с какими-то загогулинами.
Словно прочитав мои мысли, Петрович продолжил:
— Конечно, бывают и у нас кое-какие пунктики — а у кого ж их нет. Не про себя говорю, я-то человек абсолютно нормальный, ты же меня знаешь, Танюша! А если что и болтают — не верь, все сплетни! Но вот есть у нас один тип, в третьем морге работает… Вот это, доложу я тебе, фрукт еще тот…
Мне, конечно, очень любопытно послушать про типа из третьего морга, но Петрович мог бы травить байки до бесконечности, а лишнего времени у меня не было. Поэтому я деликатно попыталась направить разговор в нужное русло.
— Ой, не надо, не надо, Василий Петрович, боюсь я этих ваших рассказов — еще ночью спать не буду.
Петрович замолк, пощипал себя за седой ус, нехотя отрываясь от недосказанной истории, потом произнес, правда, без всякой обиды:
— Так бы и сказала, хватит, мол, болтать, старый дурак. Ты ведь по делу ко мне, а я растрепался не ко времени. Ну ладно, говори, с чем пожаловала.
— Консультацию хочу у вас получить, Василий Петрович, как у человека, умудренного опытом, — елейным голоском произнесла я.
— Что за консультацию? — не без самодовольства поинтересовался Петрович.
— Как раз по вашему профилю. Вот вы мне подскажите, можно ли каким-то образом отличить: сам человек повесился или ему помогли, а то, может, и вовсе мертвого в петлю сунули. Когда-то ведь в институте мы все это проходили, да только я вот подзабыла.
Петрович который уж раз ухмыльнулся в усы, и в глазах его появилось новое выражение. От этого я почувствовала, как мои уши запылали.
— Вон ты куда клонишь. Ладно, лиса, хвостом-то не верти. Старика Петровича не проведешь. Небось насчет давешней красотки пришла узнать?
Я отбросила все ужимки и начала разговаривать начистоту.
— Вы угадали, Василий Петрович. Можете мне помочь? Я уже знаю, что дело закрыли под нажимом сверху, несмотря на, мягко говоря, некоторые странности. Так что самую щекотливую тайну вам выдавать не придется.
— Уже и это раскопать успела? — изумился Петрович моей прыткости. — Удивительная у нас страна: все секретно и ничего не тайно.
Мне страсть как понравился этот неожиданный афоризм. Надо будет при случае процитировать его Кирьянову. Однако нельзя было давать Петровичу уклоняться от темы, и я решительно приступила к расспросу:
— Вы мне, главное, вот что скажите — вы успели осмотреть девушку, прежде чем дать заключение о самоубийстве?
— Ну, ясное дело, взглянул одним глазком, полюбопытствовал. Но экспертиза, как ей полагается, в полном объеме, со вскрытием, не проводилась. Дело, как ты сама знаешь, сразу закрыли, а на вскрытие тела требуется письменное распоряжение начальства. Вместо этого поступило распоряжение дать заключение о самоубийстве, а девушку увезли в городской морг для выдачи близким.
— Да, хорошенькое дело. Но у вас-то, Василий Петрович, ведь глаз-алмаз? Заметили что-нибудь при поверхностном осмотре?
— Может, и заметил. Но ты ведь хотела консультацию получить? Вот и послушай-ка лекцию о предварительном осмотре тела в случае смерти от удушения. Объясняю популярно, как дилетанту.
Петрович начал неторопливо рассказывать. Это действительно очень походило на то, как умудренный опытом профессор читает лекцию бестолковой студентке.
— Предварительно причина смерти в случаях, подобных нашему, определяется по следам удушения на шее жертвы, так называемой «странгуляционной борозде». Один из видов смерти в результате удушения — повешение в вертикальном положении. Оно может быть как убийством, так и самоубийством. О таком виде повешения свидетельствует косовосходящее направление борозды. В том же направлении располагаются все механические повреждения от сдавливания петлей. Повреждается щитовидный хрящ, подбородок и углы челюсти. Пока все понятно?
Я с готовностью покивала, давая понять, что студентка Иванова не такая уж и бестолковая.
Петрович продолжил:
— Ну а если душили, к примеру, руками, следы будут совсем другие. Тогда по бокам шеи образуются ссадины от ногтей, если душитель был без перчаток. А если в перчатках — останутся овальные синяки от подушечек пальцев. Особенно явные — от больших. Ну и механические повреждения при таком способе другие — это, как правило, перелом гортани и подъязычной кости. А еще при таком способе удушения можно обнаружить следы борьбы. Если жертва не была в бессознательном состоянии, то, разумеется, хваталась за руки убийцы, пыталась их расцепить. Поэтому кое-что можно найти под ногтями жертвы.
— Так что же было в нашем случае? — сгорая от нетерпения, прервала я размеренную речь Петровича.
— Ишь какая прыткая. Не перебивай старика. Существуют и другие способы удушения. Но о них поговорим как-нибудь в другой раз. Я и так уже тебе сказал больше, чем полагалось. А мне моя работа пока что дорога и терять ее из-за твоего любопытства нет никакого резона. Так что, поезжай, Танюша, в городской морг, красавица твоя должна быть еще там. Посмотри все сама — ты девочка смышленая, один плюс один сумеешь сложить, а может, и еще что нароешь, свежим-то взглядом. Да, а в морге на меня можешь сослаться — дескать, у Матюшина стажируешься, он тебя уму-разуму набираться послал — тогда тебе дадут спокойно осмотреть тело. И вот еще — чтобы тебе лишнюю работу не делать, так и быть, скажу сразу: следов изнасилования не ищи, девицу не тронули ни до, ни после смерти, так что на местных сексуальных маньяков не греши — не их рук дело.
Мне хотелось расцеловать Петровича — ведь он фактически выдал мне настоящее свое заключение: «сложить один плюс один». Да за такие сведения не то что бутылку — ящик коньяка надо ставить! Правильно говорят про патологоанатомов — они все знают и все умеют, только вот приглашают их слишком поздно.
Я горячо поблагодарила Василия Петровича за лекцию и за возможность воспользоваться его именем. Он же, видя, что мне не терпится теперь поскорее улизнуть, благодушно разрешил:
— Ладно, беги, егоза, вижу, как глазки-то загорелись! Время будет — заходи так просто, поболтать, я тебе про того чудика из третьего морга дорасскажу.
Уже садясь в машину, я вспомнила, что так и не спросила Петровича, о чем же он все-таки разговаривает дома с женой. Ладно, как-нибудь в другой раз.
В городском морге я успешно сослалась на Матюшина. Молоденький прозектор, с явным восхищением разглядывая мои ноги, невнимательно выслушал убедительные объяснения, что мне необходимо изучить один интересный случай, и охотно согласился меня проводить в секционный зал.
Я также попросила его, чтобы мне позволили провести осмотр в одиночестве, чтобы не мельтешили студенты и родственники. Он показал мне какой-то вполне уединенный закуток и любезно предложил помочь завезти туда каталку. Позволил даже не возвращать ее назад, когда я закончу.
Мне вся эта предупредительность показалась излишней, но, видимо, прозектор знал, что говорил. Когда мы зашли в покойницкую, чтобы разыскать тело Киры, я поняла, что вернуться сюда будет выше моих сил.
Отзывчивый молодой человек помог мне найти и водрузить на каталку покойницу, и мы благополучно переместили ее в отведенный для моей работы закуток. Я поблагодарила его за помощь.
— Позовете, если что, — неопределенно выразился прозектор и растворился где-то в закоулках морга.
Интересно, если — что? Если увижу привидение? Или если мертвецы восстанут и начнут окружать меня плотным кольцом? Ну, что же, пока ничего подобного не происходит — начнем, пожалуй.
Осматривать труп — занятие, прямо скажем, малоприятное. Но охотничий азарт сыщика заставляет забыть брезгливость, не замечать запаха и не чувствовать себя кощунствующим моральным уродом.
Я надела белый халат, медицинские перчатки, вооружилась нашатырным спиртом и приступила к осмотру. Начала, разумеется, с шеи.
Так, вот это, видимо, след от веревки. Вполне четкий. Охватывает всю шею, боковые линии расположены косыми дугами — от щитовидного хряща спереди до затылочного бугра сзади. Классический вариант.
А вот это что у нас такое? Чуть ниже, местами перекрываемые веревочным следом, явственно проступали и другие следы, более ранние. Те самые овальные пятна, о которых говорил Петрович.
На фоне общего посинения шеи и при небрежном осмотре их, пожалуй, можно и пропустить — если не знать точно, чего ищешь. Но — хвала Петровичу — я знала. Смотрим внимательнее. Ссадины от ногтей отсутствуют, значит, убийца был в перчатках. Предусмотрительный, гад. Что же, размышлять тут особо не о чем, картина ясная. Все признаки сходятся, Петрович не ошибся. Девушку сперва задушили руками, а потом, уже мертвую, сунули в петлю, чтобы сымитировать самоубийство.
Во-первых, у меня пробудился прямо-таки волчий аппетит, а это всегда было первым признаком возрождения к нормальной активной жизни.
Во-вторых, по пути обдумала, как мне кратчайшим путем достичь желаемого результата. Так что, придя домой, я уже знала, что предпринять в первую очередь. А именно — позвоню-ка я Володьке Кирьянову, старому другу Кире… нет, что-то мой язык сегодня не поворачивается так его называть. В общем — Кирьянову, моему давнему приятелю, в прошлом — однокашнику по юридическому институту, а ныне — подполковнику милиции. Если он хоть что-то знает по интересующему меня делу, то, конечно же, не откажется поделиться информацией со старой боевой подругой. А если даже и не в курсе, то ему не составит труда по своим каналам все разузнать — подполковник как-никак.
Так и не успев понять, чему отдать предпочтение — утолению информационного голода или вульгарного физического, я решила совместить две эти вещи. Поэтому набила рот найденными в холодильнике котлетами столетней давности и одновременно набрала номер.
— Кирьянов слушает, — раздался в трубке знакомый голос.
Я, пытаясь побыстрее прожевать еду, сразу перешла к делу.
— Володечка, привет, это Таня Иванова тебя беспокоит, не забыл еще такую? — спросила я его, попытавшись придать своему голосу, прерываемому судорожным глотанием котлет, хоть тень кокетства.
— Танюша, здравствуй! А что это у тебя с голосом? Ты не заболела?
Злополучные котлеты были наконец проглочены, и я почти что нежным голосом ответила:
— Спасибо, со здоровьем у меня все в порядке.
— Ага, тогда стряслось что-нибудь похуже.
— Ой, Володька, обидеться бы на твою проницательность, сказать, что звоню просто так — узнать, как здоровье жены, детишек, но ведь тебя, черта, не обманешь!
— Чай, не первый год знаемся! Выкладывай, какие проблемы?
— Выкладываю. Разумеется, «что-то стряслось», но пока, слава богу, не со мной. Однако помощь твоя требуется.
— Танюша, о чем речь! Ты же знаешь, для тебя — все, что в моих силах.
— Надеюсь, что в твоих, подполковник! Ладно, давай серьезно. Володя, мне нужна кое-какая свежая информация. Ты слышал что-нибудь о недавнем случае с самоубийством девушки, ну той танцовщицы из «Красного льва», которая повесилась в своей квартире?
— Ах, вон ты о чем. Шустрая ты, Танюша, быстро реагируешь, — в Володькином голосе послышалась некая смесь уважения и досады.
Проигнорировав вторую составляющую, я бодренько ответила:
— Так ведь работа такая! Волка ноги кормят! А ты, стало быть, слышал. И уж не твои ли орлы красавицу из петли вынимали?
— Ну, Танюха, считай, что тебе повезло — мои. Так что можешь плясать!
— Чудненько! Пляшу, Володечка, пляшу прямо-таки вприсядку, не сомневайся! Ну и как, там действительно все чисто по вашей части, или мне есть в чем покопаться?
В разговоре зависла пауза. Видимо, Кирьянов прикидывал, какой долей информации можно поделиться. В нем боролись чувство долга по отношению к родной организации и то же чувство по отношению ко мне. К счастью, последнее победило.
— Ну что тебе сказать, Танюша! Вопросик ты затронула щекотливый. Надеюсь, о конфиденциальности нашего разговора напоминать не надо?
— Ой, ой, ой! О чем речь, подполковник, сам же сказал — уж не первый год знакомы! Стало быть, есть кое-что интересное. Так давай колись, не тяни!
Володька наверняка чувствовал, насколько меня мучает желание все разузнать, и представлял, как я сейчас ерзаю от нетерпения, как будто у меня шило в небезызвестном месте. Поэтому нарочно не торопился выдать мне информацию — заинтриговывал.
— Ну, если коротко — дело это замяли под нажимом сверху.
— А поподробнее?
— Можно и поподробнее. У хозяина клуба, где работала девушка, есть влиятельные друзья. Очень влиятельные, ты меня понимаешь? Так вот, один из них (надеюсь, обойдемся без фамилий) позвонил вчера в нашу контору и ве-ежливо так попросил дело закрыть. Дескать, пусть это останется самоубийством — для всех так будет только лучше. Мол, клуб элитный, люди там солидные отдыхают, да и хозяин клуба — человек уважаемый. Так что лишняя шумиха никому не нужна. Тем более что явных признаков убийства нет, стало быть, нечего и копать. «Как будто вам и без этого нечем заняться — сколько на вашем отделе висит нераскрытых дел в текущем квартале, а?» Тут уж он зарокотал, как грозовая туча, тон то есть сменил. Отказать мы, понятное дело, не смогли.
— Ясненько. Как откажешь такой вежливой просьбе! Ну а эксперт-то хоть успел ее осмотреть?
— Успел или нет, этого я тебе не подскажу, не знаю. Может, и не стал осматривать — нажим пошел сразу, как только сообщили на работу покойницы. Ее шеф отреагировал оперативно, и его друзья — тоже.
— Ну хоть что-то еще ты мне можешь рассказать по этому делу?
— Не слишком много. Могу только сказать, кто из наших патологоанатомов подписал заключение о самоубийстве. А уж ты сама с ним посекретничай — может, он побольше моего знает.
— Ну и кто же?
— Матюшин, Василий Петрович. Ты вроде должна быть с ним знакома.
— Как же, как же! Петрович, старый извращенец, любитель потрошить трупы молодых девушек! Ну, что же, придется его как следует потрясти!
— Смотри только не перестарайся, а то знаю я твои методы воздействия — усядется в кресло, юбка до пупа, нога на ногу — и изволь с ней беседовать. А Петрович у нас — человек немолодой, сердечко может не выдержать. Останешься тогда без информации, а мы без опытного сотрудника.
Вообще-то, Кирьянов прав, я иногда злоупотребляю подобными приемами. Но он-то откуда знает? Это что же, мою скромную персону вся контора, что ли, обсуждает?
«Методы работы частного детектива Т. А. Ивановой». Написать методичку и распространить по всем отделам. Пусть будет настольной книгой. У женского состава, разумеется.
— Володечка! Умного учить — только портить. Не бойся, не обижу твоего Петровича. У меня ко всем свой подход имеется. И вообще, хватит трепаться, времени нет. Спасибо тебе, Кирьянов, за доверие и ценные сведения!
— Всегда рад тебе помочь, Танюша.
Мы, как всегда, тепло попрощались, и я положила трубку. Теперь можно спокойно продолжить процесс набивания желудка. Я достала из холодильника остатки котлет и, методично поглощая их — разогревать лень и долго, — анализировала полученную информацию.
Вон оно, значит, дельце-то какое! С участием сильных мира сего! Потому-то и отфутболили моего клиента сегодня утром из следственного отдела безо всяких объяснений. Можно сказать, дружественная организация передала пас точнехонько форварду Татьяне Ивановой. Ну, что же, спасибо ей, родимой!
* * *
Покончив с бесхитростным полдником, завершив его чашкой крепкого кофе и почувствовав себя на все сто, я подумала, что самая пора приступать к действиям.Что же, прежде всего надо съездить к Петровичу. Только он может пролить свет на предмет моего расследования. Ведь мне заказали не установление факта и причин закрытия дела. Это представляет интерес только для меня. А заказали установить причину гибели девушки, и от кирьяновских сведений мне пока что ни горячо ни холодно.
Что касается Петровича, он, вообще-то, мужик душевный и разговорчивый. Задобрить его бутылкой хорошего коньяка, и он выложит все, что думает по этому поводу.
Насчет извращенца я, конечно, пошутила. Но то, что человек он увлеченный, — общепризнанный факт. Сам же о себе он говорит классической киношной фразой Остапа Бендера: «Работы не боюсь. Работу свою люблю».
Уже сидя в своей бессменной бежевой «девятке» и направляясь сперва к ближайшему супермаркету, я все продолжала размышлять о патологоанатомах. Почему-то среди них — а мне немало доводилось общаться с их братией — попадались всегда исключительно душевные люди. Снисходительные, флегматичные и всегда с хорошим аппетитом, они охотно вступают в беседу, любят пофилософствовать, иногда даже поучить жизни. Интересно, это работа делает их такими, или, наоборот, только такие люди выбирают для себя подобный род занятий. А еще, мне всегда было ужасно любопытно, о чем они разговаривают дома со своими женами. Ведь не о работе же, надеюсь. Надо будет спросить у Петровича. Если только он вообще женат.
С такими вот дурацкими мыслями я и доехала до Центральной лаборатории криминальной экспертизы, разумеется, не забыв по пути заскочить за коньяком. Вкусы Петровича мне были известны, и я прихватила старый добрый «Хеннесси».
Петрович оказался на месте и встретил меня радушно:
— Танюша! Сколько лет, сколько зим! Какими судьбами в нашу, так сказать, епархию?
— Здравствуйте, Василий Петрович! Потолковать бы мне с вами надо, — так же радостно ответствовала я ему.
— Ну, что ж, потолковать, оно всегда можно, особенно когда человек хороший, — обстоятельно проговорил Петрович, хитро поблескивая глазками.
Он сделал паузу и выжидательно посмотрел на меня. Я, пару секунд поинтриговав, выставила на стол бутылку коньяка. Глаза Петровича сразу потеплели.
— Ах, Танюша, ах умница! И всегда-то ты знаешь, как тронуть сердце старого перца, — почти пропел он, аккуратненько убирая бутылку в стол.
— Эк, у вас складно вышло, Василий Петрович! Вы тут, случайно, стишатами не балуетесь на досуге? А то, говорят, общение с вечным вдохновляет.
Петрович ухмыльнулся:
— Ох и язва-девка! Скажешь тоже — с вечным. С вечной вонью и гнилыми кишками! Не думаешь же ты на самом деле, что все патологоанатомы — некрофилы?
Да я уж и не знаю, что про вас думать. Загадочное вы племя, это точно. Небось психика-то у вас еще с какими-то загогулинами.
Словно прочитав мои мысли, Петрович продолжил:
— Конечно, бывают и у нас кое-какие пунктики — а у кого ж их нет. Не про себя говорю, я-то человек абсолютно нормальный, ты же меня знаешь, Танюша! А если что и болтают — не верь, все сплетни! Но вот есть у нас один тип, в третьем морге работает… Вот это, доложу я тебе, фрукт еще тот…
Мне, конечно, очень любопытно послушать про типа из третьего морга, но Петрович мог бы травить байки до бесконечности, а лишнего времени у меня не было. Поэтому я деликатно попыталась направить разговор в нужное русло.
— Ой, не надо, не надо, Василий Петрович, боюсь я этих ваших рассказов — еще ночью спать не буду.
Петрович замолк, пощипал себя за седой ус, нехотя отрываясь от недосказанной истории, потом произнес, правда, без всякой обиды:
— Так бы и сказала, хватит, мол, болтать, старый дурак. Ты ведь по делу ко мне, а я растрепался не ко времени. Ну ладно, говори, с чем пожаловала.
— Консультацию хочу у вас получить, Василий Петрович, как у человека, умудренного опытом, — елейным голоском произнесла я.
— Что за консультацию? — не без самодовольства поинтересовался Петрович.
— Как раз по вашему профилю. Вот вы мне подскажите, можно ли каким-то образом отличить: сам человек повесился или ему помогли, а то, может, и вовсе мертвого в петлю сунули. Когда-то ведь в институте мы все это проходили, да только я вот подзабыла.
Петрович который уж раз ухмыльнулся в усы, и в глазах его появилось новое выражение. От этого я почувствовала, как мои уши запылали.
— Вон ты куда клонишь. Ладно, лиса, хвостом-то не верти. Старика Петровича не проведешь. Небось насчет давешней красотки пришла узнать?
Я отбросила все ужимки и начала разговаривать начистоту.
— Вы угадали, Василий Петрович. Можете мне помочь? Я уже знаю, что дело закрыли под нажимом сверху, несмотря на, мягко говоря, некоторые странности. Так что самую щекотливую тайну вам выдавать не придется.
— Уже и это раскопать успела? — изумился Петрович моей прыткости. — Удивительная у нас страна: все секретно и ничего не тайно.
Мне страсть как понравился этот неожиданный афоризм. Надо будет при случае процитировать его Кирьянову. Однако нельзя было давать Петровичу уклоняться от темы, и я решительно приступила к расспросу:
— Вы мне, главное, вот что скажите — вы успели осмотреть девушку, прежде чем дать заключение о самоубийстве?
— Ну, ясное дело, взглянул одним глазком, полюбопытствовал. Но экспертиза, как ей полагается, в полном объеме, со вскрытием, не проводилась. Дело, как ты сама знаешь, сразу закрыли, а на вскрытие тела требуется письменное распоряжение начальства. Вместо этого поступило распоряжение дать заключение о самоубийстве, а девушку увезли в городской морг для выдачи близким.
— Да, хорошенькое дело. Но у вас-то, Василий Петрович, ведь глаз-алмаз? Заметили что-нибудь при поверхностном осмотре?
— Может, и заметил. Но ты ведь хотела консультацию получить? Вот и послушай-ка лекцию о предварительном осмотре тела в случае смерти от удушения. Объясняю популярно, как дилетанту.
Петрович начал неторопливо рассказывать. Это действительно очень походило на то, как умудренный опытом профессор читает лекцию бестолковой студентке.
— Предварительно причина смерти в случаях, подобных нашему, определяется по следам удушения на шее жертвы, так называемой «странгуляционной борозде». Один из видов смерти в результате удушения — повешение в вертикальном положении. Оно может быть как убийством, так и самоубийством. О таком виде повешения свидетельствует косовосходящее направление борозды. В том же направлении располагаются все механические повреждения от сдавливания петлей. Повреждается щитовидный хрящ, подбородок и углы челюсти. Пока все понятно?
Я с готовностью покивала, давая понять, что студентка Иванова не такая уж и бестолковая.
Петрович продолжил:
— Ну а если душили, к примеру, руками, следы будут совсем другие. Тогда по бокам шеи образуются ссадины от ногтей, если душитель был без перчаток. А если в перчатках — останутся овальные синяки от подушечек пальцев. Особенно явные — от больших. Ну и механические повреждения при таком способе другие — это, как правило, перелом гортани и подъязычной кости. А еще при таком способе удушения можно обнаружить следы борьбы. Если жертва не была в бессознательном состоянии, то, разумеется, хваталась за руки убийцы, пыталась их расцепить. Поэтому кое-что можно найти под ногтями жертвы.
— Так что же было в нашем случае? — сгорая от нетерпения, прервала я размеренную речь Петровича.
— Ишь какая прыткая. Не перебивай старика. Существуют и другие способы удушения. Но о них поговорим как-нибудь в другой раз. Я и так уже тебе сказал больше, чем полагалось. А мне моя работа пока что дорога и терять ее из-за твоего любопытства нет никакого резона. Так что, поезжай, Танюша, в городской морг, красавица твоя должна быть еще там. Посмотри все сама — ты девочка смышленая, один плюс один сумеешь сложить, а может, и еще что нароешь, свежим-то взглядом. Да, а в морге на меня можешь сослаться — дескать, у Матюшина стажируешься, он тебя уму-разуму набираться послал — тогда тебе дадут спокойно осмотреть тело. И вот еще — чтобы тебе лишнюю работу не делать, так и быть, скажу сразу: следов изнасилования не ищи, девицу не тронули ни до, ни после смерти, так что на местных сексуальных маньяков не греши — не их рук дело.
Мне хотелось расцеловать Петровича — ведь он фактически выдал мне настоящее свое заключение: «сложить один плюс один». Да за такие сведения не то что бутылку — ящик коньяка надо ставить! Правильно говорят про патологоанатомов — они все знают и все умеют, только вот приглашают их слишком поздно.
Я горячо поблагодарила Василия Петровича за лекцию и за возможность воспользоваться его именем. Он же, видя, что мне не терпится теперь поскорее улизнуть, благодушно разрешил:
— Ладно, беги, егоза, вижу, как глазки-то загорелись! Время будет — заходи так просто, поболтать, я тебе про того чудика из третьего морга дорасскажу.
Уже садясь в машину, я вспомнила, что так и не спросила Петровича, о чем же он все-таки разговаривает дома с женой. Ладно, как-нибудь в другой раз.
* * *
По дороге в городской морг я заехала домой и прихватила «джентльменский набор» патологоанатома. Опыт у меня в этом деле небольшой, но снаряжение я приобрела профессиональное, позавидует любой эксперт средней руки. Вообще, хорошие вещи — моя слабость. Особенно когда дело касается работы. Здесь мне не жалко никаких денег. Я должна быть экипирована по последнему слову науки и техники. Пусть даже какая-то вещь мне никогда не пригодится — я обязана ее иметь. В этом отчасти заключается моя профессиональная гордость.В городском морге я успешно сослалась на Матюшина. Молоденький прозектор, с явным восхищением разглядывая мои ноги, невнимательно выслушал убедительные объяснения, что мне необходимо изучить один интересный случай, и охотно согласился меня проводить в секционный зал.
Я также попросила его, чтобы мне позволили провести осмотр в одиночестве, чтобы не мельтешили студенты и родственники. Он показал мне какой-то вполне уединенный закуток и любезно предложил помочь завезти туда каталку. Позволил даже не возвращать ее назад, когда я закончу.
Мне вся эта предупредительность показалась излишней, но, видимо, прозектор знал, что говорил. Когда мы зашли в покойницкую, чтобы разыскать тело Киры, я поняла, что вернуться сюда будет выше моих сил.
Отзывчивый молодой человек помог мне найти и водрузить на каталку покойницу, и мы благополучно переместили ее в отведенный для моей работы закуток. Я поблагодарила его за помощь.
— Позовете, если что, — неопределенно выразился прозектор и растворился где-то в закоулках морга.
Интересно, если — что? Если увижу привидение? Или если мертвецы восстанут и начнут окружать меня плотным кольцом? Ну, что же, пока ничего подобного не происходит — начнем, пожалуй.
Осматривать труп — занятие, прямо скажем, малоприятное. Но охотничий азарт сыщика заставляет забыть брезгливость, не замечать запаха и не чувствовать себя кощунствующим моральным уродом.
Я надела белый халат, медицинские перчатки, вооружилась нашатырным спиртом и приступила к осмотру. Начала, разумеется, с шеи.
Так, вот это, видимо, след от веревки. Вполне четкий. Охватывает всю шею, боковые линии расположены косыми дугами — от щитовидного хряща спереди до затылочного бугра сзади. Классический вариант.
А вот это что у нас такое? Чуть ниже, местами перекрываемые веревочным следом, явственно проступали и другие следы, более ранние. Те самые овальные пятна, о которых говорил Петрович.
На фоне общего посинения шеи и при небрежном осмотре их, пожалуй, можно и пропустить — если не знать точно, чего ищешь. Но — хвала Петровичу — я знала. Смотрим внимательнее. Ссадины от ногтей отсутствуют, значит, убийца был в перчатках. Предусмотрительный, гад. Что же, размышлять тут особо не о чем, картина ясная. Все признаки сходятся, Петрович не ошибся. Девушку сперва задушили руками, а потом, уже мертвую, сунули в петлю, чтобы сымитировать самоубийство.