Серова Марина. Кирпич на голову

   Я заученно бормотала сказку про папу и дочку, но она даже вида не сделала, что слушает.
   — А ну быстро отсюда!
   Пятясь назад, я ловко увернулась от лап бабищи, пытавшихся схватить меня за шкирку.
   — Имею право!..
   — Ты мне тут повыступай! Пигалица драная!
   — Да как вы смеете!
   Мы допятились до ординаторской, из которой выглянул дежурный врач, молодой и симпатичный.
   — Розочка, что происходит?
   С ним договориться будет попроще. Я рухнула на вовремя подставленные руки мужчины и простонала:
   — Мне плохо… Сердце колет и голова кружится.
   — Давление, наверное, упало.
   Меня уложили на диванчик, снабдили стаканом с водой и какой-то таблеткой. Я с дрожью и слезой в голосе поведала, зачем явилась в больницу на ночь глядя. Врач придерживался более либеральных взглядов, чем его подчиненная, маячившая невдалеке и неодобрительно покачивавшая головой.
   — Состояние у Гольдберга очень тяжелое, я бы даже сказал, критическое. Он загружен лекарствами и сейчас спит. Но вы правильно сделали, что приехали. Успеете попрощаться.
   — Надежды на выздоровление нет?
   Врач помялся.
   — На моей памяти были случаи, когда пациенты, стоявшие обеими ногами в могиле, выкарабкивались. Все зависит от возраста, желания выжить и судьбы.
   — Папа очень любил жизнь!
   — Судя по количеству жен и детей, перебывавших сегодня в нашем отделении, — усмехнулся врач, — это действительно так. Если начистоту, я бы дал вашему отцу один шанс из пяти-семи, что он будет жить.
   Я искренне обрадовалась: один из пяти — не один из тысячи, поэтому я схватила и затрясла руку доброго эскулапа.
   — Спасибо! Вы меня обнадежили!
   — А я-то думал, наоборот, огорчу, — засмеялся врач и продолжил игривым тоном: — Вы завтра вечером чем заняты?
   Пока я хлопала глазами и глупо улыбалась, ища помягче формулировку для отказа, в разговор вмешалась Розочка.
   — Борь! Последнюю совесть потерял! Не слушайте его, девушка! У него жена и двое детей мал-мала меньше.
   — Розка! Ну ты и… — возмутился парень. — Молчала бы, сама с хирургами хвостом крутишь, плевала на мужа…
   Я поспешила встать и откланяться.
   — Пойду с папой попрощаюсь… тьфу, пообщаюсь.
   Даже в коридоре до меня донеслись громкие и сердитые голоса покинутых медработников, зато на этот раз никто не помешал мне проникнуть в палату к Гольдбергу.
   Он лежал один, вокруг громоздилась попискивающая и посверкивающая огонечками аппаратура. Александр Самуилович, обцепленный датчиками и катетерами, выглядел маленьким и жалким. Я подошла и села рядом.
   В моей груди теснились самые разные чувства и эмоции. Я ощущала себя в какой-то степени виноватой за теперешнее состояние моего бывшего клиента. Вдруг я неправильно угадала покушавшуюся на него? Или, сконцентрировавшись на Виолетте, упустила из внимания других возможных преступников? Не слишком ли я поспешила с выводами? Поспешила закрыть «легкое дело»?
   Теперь я и сама стала жертвой. И возможно, в опасности, нависшей над моей жизнью, немалую роль сыграла просьба старика выдать меня за дочь и наследницу. Значит, источник наших бед может быть один. Найду покушавшихся на «папу», сама смогу спать спокойно. Ах как жаль, что он без сознания!
   — Таня…
   Я вздрогнула и уставилась на бледное лицо Александра Самуиловича. Глаза его приоткрылись, губы беззвучно шевелились. Для того чтобы хоть что-то расслышать, я наклонилась над постелью.
   — Да, это я, ваша самозваная дочка.
   — Я знал… Ты должна была прийти…
   — Как вы здесь оказались? Не напрягайтесь, я буду спрашивать, а вы односложно отвечайте.
   Старик хитро прищурился.
   — Я слаб, но еще жив… Когда приходили остальные… и врачи… притворялся полутрупом… Усыпить их бдительность…
   — Прекрасная тактика! Но перетруждаться все же не стоит. У докторов перед глазами показания техники, анализы. Вряд ли они сильно ошибаются. Итак, вы успели развестись?
   — Нет, хотя Рома подготовил все бумаги…
   — У вас был брачный контракт?
   — Да.
   — Сейчас задержка произошла из-за несогласия Виолетты?
   — Я дал ей хорошего отступного… Нужна лишь ее подпись… Юридически все улажено…
   — Понятно. Она где-то прячется от адвокатов?
   — Да.
   Опять подозрение падает на Виолетту. Убрав меня, а затем престарелого мужа, с которым не успела развестись, она вновь входит в круг наследников.
   — Александр Самуилович, из-за чего у вас случился приступ? Что его спровоцировало?
   — Сегодня утром мне пришло письмо… Анонимное.
   — Кажется, я догадываюсь, какое у него было содержание.
   — Всего три слова… «Ты скоро умрешь».
   Я непроизвольно сжала кулаки. Мои догадки полностью подтвердились.
   — Я собрался позвонить тебе… Не успел. В груди словно что-то взорвалось… Упал и потерял сознание.
   — Где письмо?
   — Не знаю. Очнулся я уже в больнице.
   Откуда злоумышленники могли знать, какое действие возымеет их послание?
   — Вы до этого плохо себя чувствовали?
   — Да. Поведение Виолетты меня доконало…
   — Вы получаете и просматриваете почту по утрам?
   — Да. Обычно около десяти…
   Неувязочка: если бы Гольдберг скончался при прочтении анонимки, его состояние досталось бы мне, по мнению всех его родственников. Покушаться на меня в три часа дня бессмысленно — моей наследницей является мать, она-то и получила бы все денежки. Или я обязана была успеть официально вступить в наследование? Сложный вопрос. Надо проконсультироваться у Романа.
   — Таня, — устало прошептал Гольдберг. — Найди мою женушку раньше, чем она… меня убьет.
   Если это действительно она. Но отыскать ее надо будет обязательно. К Виолетте накопилось много вопросов.
   — Держитесь, Александр Самуилович! Ваш доктор сказал: у вас полно шансов.
   — Об оплате не беспокойся. Пришли ко мне Ромку, составим контракт…
   Практичный человек. Даже при смерти думает о бумагах.
   — Теперь-то я могу рассказать правду? Представиться частным сыщиком?
   — Ни в коем случае! — слабо вскрикнул старик. — Тогда меня решит убрать не только жена… Наш договор остается в силе. Вы — моя единственная наследница…
   — Здорово! — возмутилась я, но вовремя придержала язык. Не хватает еще проболтаться о покушении. Гольдберг может разнервничаться и отдать концы прямо у меня на руках.
   — Танечка, — жалобно заныл мой «папочка». — Возможно, ты слышишь мою последнюю просьбу…
   — А вдруг вы правда умрете? — бесцеремонно спросила я. — Меня ваши детки по судам затаскают.
   Больной помолчал пару минут, размышляя, но вынужден был признать мою правоту.
   — Ладно. Когда я умру, можешь рассекретиться. Но не раньше.
   — Не нравится мне это, — проворчала я.
   — Ключ от моей квартиры есть у Пети… Возьмешь, пороешься там. Где-то должно валяться злополучное письмо.
   — А он мне даст ключ?
   — Никуда не денется…
   В палату заглянула бдительная Розочка.
   — Вы тут уже целый час сидите! Должны были успеть тридцать раз попрощаться. А зачем наклонились к больному?
   При первых звуках ее громоподобного голоса Гольдберг замер и закрыл глаза, став похожим на мумию Владимира Ильича в мавзолее.
   — Разговариваю, — честно ответила я.
   — Дышите на папаню микробами, вот заболеет пневмонией, точно окочурится.
   Я поправила одеяло на больном и поднялась.
   — Топайте, топайте, — напутствовала меня сердитая медсестра. — В следующий раз коробку конфет захватите. — Подумала и добавила: — И банку кофе.
   Я сделала вид, что не расслышала.
   — До свиданья, папочка! Выздоравливай! Я скоро вернусь и порадую тебя новостями.

Глава 4

   Покинуть больницу оказалось намного проще, чем проникнуть в нее. Не прошло и пяти минут, как за моей спиной захлопнулись тяжелые двери, и я осталась стоять на крыльце наедине с гнетущими мыслями и зловещей темнотой. Для того чтобы добраться до машины, мне всего лишь надо было преодолеть пятьсот метров по дорожке, петляющей между деревьями.
   Клянусь, я никогда не была трусихой! Но теперь сердце сжали недобрые предчувствия и по спине пополз предательский холодок. В голову закралась мысль: не попросить ли охранников меня проводить. Но я тут же отогнала ее. Волков бояться — в лес не ходить.
   Первые пять минут я шла, никем и ничем не тревожимая, затем впереди мелькнули какие-то тени, и стало ясно: сейчас начнется. Я напряглась, нащупывая одной рукой пистолет во внутреннем кармане плаща, другой — захватывая пальцами массивный бронзовый браслет, оттягивавший весь вечер мое запястье. Его можно использовать в качестве кастета.
   На дорогу впереди вышли двое. Я обернулась. Сзади маячили еще трое. Признаюсь, меня наличие такого количества народа обрадовало. Справиться врукопашную хоть с пятью, хоть с пятнадцатью легче, чем с одним снайпером, хорошо знающим свое дело, то есть где притаиться и когда выстрелить. Тем более что габариты и телодвижения нападающих говорили об их молодости и нетрезвости.
   Сделав несколько шагов в сторону, я прижалась спиной к стволу векового дуба. Мой маневр озадачил ребяток. Они тупо потоптались, переглядываясь, затем сгрудились передо мной.
   — Ты, мочалка убогая, — нетвердым баском обратился ко мне главарь. — Щас мы тебя кончим!
   — Да ну! — саркастически откликнулась я. — Рискните.
   — Че пыжишься? Не надейся, не пожалеем. Мы не фраера какие-нибудь, мы — киллеры!
   Остальные поддержали выступающего нестройным, но одобрительным гулом. Я издевательски рассмеялась.
   — Че ржешь? — Главарь никак не решался отдать команду напасть — наверно, не все мозги еще пропил. — Щас кровью захлебнешься!
   — Ой как страшно! — фыркнула я.
   Страх действительно отпустил меня в тот момент, когда я поняла, с кем придется иметь дело. Какому идиоту пришла мысль заказать меня банде этих юных придурков? Только тому, кто ничего не знает о моей жизни и профессии, которая меня кормит. Похоже, родственнички старика Гольдберга постарались. Совсем скоро я узнаю подробности, пусть только нападут, а то мне первой драку начинать не с руки.
   — Она нас на понт хочет взять! — хрипло проревел бритый наголо молокосос в «косухе». — Порежем ее!
   В толпе замелькали ножи и обрезки труб.
   — Заглохни, лысый! — заорал нерешительный главарь. — Команды здесь отдаю я!
   — Встать, лечь, отжаться, — откомментировала я.
   — Так отдавай, — покладисто прохрипел бритоголовый.
   Главарь смачно сплюнул и пробасил:
   — Серый, заходи справа, Бочка — слева. Остальные — прямо. Покажем ей, на кого она пасть раззявила, пацаны!
   Они двинулись на меня, а я оторвала спину от дерева и прыгнула на них. Пистолетом воспользуюсь в крайнем случае. Если не удастся скрутить их голыми руками и приструнить. Козыри всегда лучше держать про запас.
   Далее события развивались следующим образом. Время для меня замедлилось, словно кинопленка, прокручиваемая на низкой скорости, а тело начало существовать само по себе, не завися от мозга. В прыжке я ударила ногой в грудь Серого, которому посчастливилось «зайти справа», вышибив из парня дух и повалив на землю. Одновременно вскользь провела браслетом-кастетом по челюсти наступавшего рядом бритоголового. Надеюсь, обошлось без перелома основания черепа — не люблю делать людей трупами.
   В результате у меня стало на два противника меньше, у оставшихся же «киллеров» в душе зародились сомнения. Я не стала выпускать из рук инициативу и дожидаться добровольной капитуляции.
   Следующему противнику, бестолково размахивавшему тридцатисантиметровым широким ножиком, я продемонстрировала распространеннейший прием искусства восточных единоборств: схватив парня за предплечье и продолжив его удар, направила его не на себя, а вниз, в землю. Когда парень по инерции чуть не уткнулся носом в мои ботинки, я нагнулась, ударила его по ногам и перекинула через себя. Бедолага пролетел около метра и со всего размаху стукнулся спиной о дуб, после чего медленно сполз по стволу и замер бесформенной кучей, безучастной к происходящему.
   На меня с ревом кинулся массивный качок по прозвищу Бочка, вооруженный железной трубой и финкой. Я ушла с траектории его атаки и, резко развернувшись на девяносто градусов влево, выполнила защиту предплечьем внутрь, сразу же нанеся удар наотмашь по руке, сжимавшей нож, а другой захватила его шею, применив удушающий прием. Финку Бочка выронил, но трубой продолжал размахивать, чем сильно повредил своему бритоголовому товарищу, который слегка очухался и опять полез в драку. С моей скромной помощью лысый забияка получил сначала в глаз, затем в ухо, после чего покинул поле сражения в неизвестном направлении, выписывая ногами замысловатые кренделя. Третий удар Бочка нанес сам себе в солнечное сплетение и уселся на землю размышлять о превратностях судьбы.
   Я оглянулась. На периферии маячил трусоватый главарь шайки. Заметив, что остался со мной один на один, он припустил прочь, петляя среди деревьев. Догнать его было несложно: парень постоянно спотыкался и даже пару раз упал. Когда я положила ему руку на плечо, он затрясся, словно лист под ветром, и рухнул на колени.
   — Н-не н-надо! Н-не трогайте м-меня! — тоненько проблеял он. — Я сирота!
   — Растрогана. Встань, милый, поговорим.
   Вставать хулиган отказался наотрез, видимо, посчитав, что на коленях выглядит жалостливее. Пришлось присесть рядом на пенечек.
   — Ну, милый, рассказывай, кто вас на меня натравил?
   Парень поднял грязное личико, дыхнул на меня едкой смесью курева, травки и алкогольных паров и радостно сообщил, перестав заикаться и запинаться:
   — Дядя Вова!
   — Кто? — опешила я.
   — Дядя Вова, — охотно повторил раскаявшийся бандит. — Слесарь из больничной котельной.
   Н-да… До чего дошел прогресс — слесарь заказал убийство лучшего детектива города.
   — Не верю, — покачала я головой и угрожающе повертела в пальцах бронзовый браслетик.
   — Мамой клянусь! — испуганно затарахтел парнишка. — Ребят спросите, не вру я! Витька, это которого вы об дуб шарахнули, его племянник родной. Он с Витькой договаривался!
   Чудеса! Чем же я не угодила больничному слесарю?
   — Когда вы с ним говорили?
   — С час назад. Мы во дворе сидели, пиво пили. Тут подходит дядя Вова, уже поддатый хорошо, начинает трепаться, что у него дело есть для настоящих пацанов.
   — И сколько же он вам заплатил?
   — Сотню баксов.
   — Сколько?!
   — Но отдаст их только тогда, когда принесем ему ваш глаз. Мол, у него самого таких денег нет, но скоро появятся.
   Меня обидела сумма, обещанная за мое убийство. Ясно, слесарь не главный заказчик, он лишь посредник. Что за невежды за мной охотятся? Используют каких-то алкашей и малолетних обормотов в качестве киллеров, больничных слесарей в качестве связных, причем за смехотворное вознаграждение! И уверены в успехе.
   — Сказал хоть, какого цвета глаз должен быть? — вяло поинтересовалась я.
   — Голубой! Приказал еще обыскать, вдруг вы при себе документики носите, которые личность удостоверяют.
   — Имя он тоже назвал?
   — Ага, — парень старательно наморщил низкий лобик. — Иванова. Кажись, Татьяна… Или Марина? Вам лучше знать.
   Идиот! Не смог запомнить, кого пошел убивать. Чем я заслужила подобное неуважение?
   — Где найти дядю Вову?
   — Где ж ему быть, как не в котельной? Квартиру он уже давным-давно пропил…
   — А где тут котельная?
   — По дорожке прямо, затем налево… Хотите провожу?
   Я с сомнением посмотрела на круглую чумазую рожу своего недавнего врага — заведет еще куда-нибудь и пырнет в спину. С другой стороны, он слишком труслив и глуп, чтобы быть опасным.
   — Ладно, Сусанин, веди. Если начнешь плутать, уложу рядом с сотоварищи.
   — Да я!.. Никогда! Я тут вырос.
   — Охотно верю. Ты похож на лесного первобытного человека… Или обезьяну?
   Парень никак не отозвался на мои оскорбительные шутки, вскочил и рванул напрямик через кусты. Мне оставалось лишь следовать по проделанной им просеке. Скоро мы вышли на асфальтированную дорогу, обогнули основное здание больницы и закружили среди вспомогательных построек.
   — Вот. Дошли.
   Мой спутник показал пальцем на приземистое строение с огромной трубой, подбежал к железной двери и задолбил в нее ногой. Минут через десять он устал и переключился на маленькие зарешеченные оконца. Долбил в них палкой и орал:
   — Дядя Вова! Открой! Это я, Пашка Гнусов! Я тебе глаз принес!
   Ответом ему была гробовая тишина. Мне она очень не понравилась. От посредников принято избавляться. Дверь мне не вышибить, в окно не залезть… Надо звать подмогу.
   Подмога явилась, точнее, приковыляла сама в виде двух держащихся друг за друга стариканов бомжеского типа. От них за версту несло спиртом, но мыслительные способности, как ни странно, сохранились.
   — Вовке деньжат обломилось, — выдал один из «сладкой парочки», одетый в тельняшку. — И водочки.
   — Он начал ее пробовать, а потом усовестился, нас позвал, — поддержал второй. — Но с условием: закуси прикупить и еще выпивки, а то ему самому мало.
   — Кто ему дал деньги?
   Собутыльники дружно пожали плечами.
   — Не сказал…
   — Он нам не открывает! — пожаловался Пашка Гнусов.
   — Не должен был еще отрубиться, — удивился «матрос».
   — На всякую дверь можно найти отпиралочку, — хихикнул второй и нетвердым шагом направился к двери. Последовало несколько странных пассов руками — и дверь с душераздирающим скрипом открылась.
   Дядю Вову мы нашли под столом. Никаких признаков жизни! Изо рта тянулась тоненькая струйка слюны, глаза закатились.
   — Ой! — взвизгнул неудавшийся киллер. — Отравили!
   — Типун тебе на язык, — пробормотал «матрос» и с размаху пнул бесчувственное тело.
   Тело пошевелилось и застонало.
   — Жив, курилка! — радостно завопил отпиратель двери.
   — Ничего здесь не трогайте, — распорядилась я и, повернувшись к Пашке, приказала: — Немедленно вызови милицию и «Скорую»… Хотя здесь же больница… Беги к охране, пусть найдут дежурного врача, каталку и так далее.
   Парень бросился вон. Стариканы-алкоголики попятились к двери, но я их остановила.
   — Куда это вы собрались? Стойте на месте, нам всем придется давать показания. Неприятно, но никуда не денешься.
   — Мы ничего не знаем! — На минутку зашли! — заартачились собутыльники.
   Не хватало мне еще за ними на ночь глядя по парку гоняться! Придется проявить хитрость.
   — Не дай бог, дядя Вова все же умрет, — предположила я и продолжила со скрытой угрозой: — Вы оба становитесь главными свидетелями, а то и подозреваемыми. Кто подтвердит ваш рассказ о таинственном благодетеле?
   Стариканы переглянулись, а я усилила напор:
   — Если вы сейчас сбежите, это наведет следствие на соответствующие выводы. Сами понимаете какие.
   — Мы всегда готовы помочь нашей любимой милиции, — со слезой в голосе произнес «матрос».
   Второй, специалист по открыванию дверей, пребывал в тяжких сомнениях, но удирать не спешил, прикидывал все плюсы и минусы своей незапланированной встречи с органами правосудия.
   Топоча армейскими ботинками, появились охранники. За ними семенила худенькая седая женщина — дежурный доктор приемного отделения. Она деловито отодвинула меня и пролезла под стол, на ходу доставая из кармана шприц с уже набранным лекарством.
   — Держись, дядя Вова, спасем… — приговаривала она.
   — Вы его знаете? — удивилась я.
   — Сколько лет бок о бок работаем, — усмехнулась врач. — Старожилы. Эй! Подавайте носилки.
   — Куда вы его?
   — В реанимацию, куда же еще.
   — Но он выживет?
   Врач поднялась с колен и устало потерла тонкими пальцами виски.
   — Не знаю. Сейчас он в коме. Найди вы его чуть попозже, точно бы умер. А теперь, может, и поправится. Его организм привык к всевозможной отраве, нормального человека лечить бы не понадобилось.
   — Почему вы так думаете?
   — Потому что догадываюсь, какую дрянь он выпил, — врач кивнула на опрокинутую бутылку водки, из которой вытекла небольшая лужица. — Характерный запах, не так ли?
   Я склонилась над столом. Запах резкий, но где я уже сталкивалась с ним?
   — Формалин, — развеяла мои сомнения врач. — Только луженый желудок дяди Вовы мог выдержать почти пол-литра этой непитьевой жидкости.
   Я тут же вспомнила, что Виолетта пыталась учиться в мединституте и у нее могли сохраниться знакомые, имеющие доступ к консервирующим растворам, в частности, к формалину, хотя его не так уж сложно достать любому человеку, даже далекому от медицины.
   Несчастного слесаря погрузили на носилки и унесли. За нами остался присматривать один из охранников. Я вышла на свежий воздух и закурила. Внезапно запищал сотовый. Уж не заказчики ли моей гибели звонят — удостовериться, жива я или нет? Надо их разочаровать.
   — Алло!
   — Татьяна! Ты забыла о нашем разговоре? — В голосе Романа слышалась плохо сдерживаемая обида. — Я жду тебя без малого час!
   — Ой! — Я совсем забыла, что мы должны были встретиться у меня в семь, но не признаваться же в этом! — У меня появилась уважительная причина…
   — Я не хотел звонить раньше, мало ли чем ты занята, не хотел мешать. Надеялся, ты мне позвонишь, извинишься, попросишь отложить встречу…
   Он был прав, но мне не понравился тон, которым излагались претензии. В конце концов, я ему не жена! Слова не дает вставить.
   — Стою под твоими окнами, как идиот! Цветочки завяли, тортик помялся…
   — Рома! — Мне еле удалось вклиниться между двумя его фразами. — Меня пытались убить!
   Он замолчал. Потом недовольно произнес:
   — Не шути так!
   — Я не шучу. На меня напала банда подвыпивших подростков, когда я возвращалась от папы через больничный парк.
   — О боже! — запоздало испугался мой кавалер. — С тобой все в порядке? Я немедленно еду! Ты где? Они ответят за каждую царапинку!