Серова Марина. Охота на ведьму

   — Как жечь? — обрела я дар речи. — И почему голенькая?
   — Так ведь мертвая она, — выговорил Аякс слово, которого боялся, и замер с распахнутыми глазами.
   На Костином лице набрякли брови, тяжело сошлись к переносице.
   — Маленькая? — только и спросил необычно густым голосом.
   — Да вот, помоложе Танюхи будет. — Аякс боязливо, искоса смотрел на него. — Может, даже — раза в два.
   — А точно мертвая?
   Бестолочь Костя! Да разве бомжи ошибутся в этом?
   — Да как же! — понизил голос Аякс. — Если у нее живот разрезан! — Он провел ребром ладони поперек себя сразу под ребрами. — И через край веревочкой зашит.
   — А я зачем? — спрашиваю осторожно. Хоть тресни, непонятен мне его визит.
   — Да Кваскина урезонить, — он ответил укоризненно и терпеливо. — Или Фадеича с остальными. Как решишь, словом.
   — Милицию вызывать надо, что ж тут неясного?
   — Все! — возразил уверенно Аякс. — Сгорит она, если сделать, как Фадеич предложил, и какая тебе милиция?!
   Константин поднялся так, что табуретка его с грохотом назад отъехала. Аякс прижался плечом к стенке и опять подобрал ноги.
   — Так ты, выходит, послом ко мне от бродяг с помойки? — опередила я Константина, и он всхрапнул только. Сдержался и сел опять, подальше от стола и Аякса.
   Понимала я этих людей. Своя у них справедливость, особенная. У Константина — своя. И поэтому ему их не понять.
   — Я сам предложил, — объяснил мне Аякс терпеливо, как ребенку, — чтобы они кидаться друг на друга прекратили. Человек, сказал я им, опытный и хороший, плохого не посоветует. И ментов, если надо, сама вызовет.
   — Как будем? — спросил меня Костя.
   «Как, как! — досадую про себя. — А ну как маньяк опять объявился, и за этой, первой, потянется цепочка кровавая таких же! Так чем раньше милиции об этом известно станет, тем лучше. А то сожгут ведь!»
   — Поеду я, Костя! — отвечаю ему. — Нельзя тут не ехать.
   Он кивнул, как будто и не ожидал иного, а Аякс влез со своей заботой:
   — Не то перехлещутся ведь!
   Константин глянул так, что заботника будто в стену вжало.
   Не откладывая, я пошла в ванную привести себя в порядок, а когда, совсем одетая, вышла оттуда, на кухне нашелся один Аякс, скромно сидевший на своем месте.
   — Танюх, что за бык с тобой сегодня? — спросил сиплым шепотом. — Строгий! Из ментов, что ли?
   — Нет, — отвечаю, — но это страшный человек, Венчик!
   — Я по-онял! — протянул он, прищурившись.
   Константин сидел в кресле перед телевизором и ждал меня.
   — Я с тобой! — заявил решительно. — И не возражай! Там целая банда ублюдков! — махнул рукой в сторону кухни.
   Эх, Костя, разве это банда!
   Вид телевизора навел меня на мысль, и я взялась за телефон. Один из моих принципов предписывает стараться делать людям добро, особенно если это не требует больших затрат времени и энергии.
   Есть у меня знакомая, Анохина Алла, журналистка местного телевидения, временами донимающая просьбами о необычных материалах или об участии в передачах на криминальные темы. Труп девушки на городской свалке, смотря по тому, как повернется дело, может в недалеком будущем принести ей дополнительный кусок хлеба. Разумеется, после окончания следствия.
   Алла встретила известие с энтузиазмом и пообещала не лезть туда сломя голову, чтобы, прибыв раньше нас, не оказаться с тамошней братией один на один. Какие бы эти Кваскины и Фадеичи мирные ни были, а поступать вопреки технике безопасности она не станет.
   Грузились мы торжественно, почти с пышностью. Перед Аяксом открыли дверь на почетное заднее сиденье, и он устроился там с комфортом, подвернув кверху полы грязного, колоколообразного пальтеца. Тронутый таким необычным для его звания вниманием, он приосанился и, вытянув тощую, заросшую седыми волосами шею, гордо озирался по сторонам. Константин уселся рядом со мной, когда я уже запускала двигатель, и так глянул через плечо назад, что голова Аякса в момент исчезла из зеркальца заднего вида.
   Мы выехали со двора под пристальными взглядами домовых сударушек. А на ближайшем перекрестке я со всей отчетливостью поняла, что мне не хочется ехать на свалку. По крайней мере сегодня. И Константин поддерживал меня взглядом. Интуиция, верная моя советчица, предупреждала о неприятностях. Но смерть неизвестной девушки каким-то краем уже как бы касалась моей совести.
   Черт бы побрал тебя, Вениамин, вместе с твоей теперешней компанией!
   У съезда с автострады на дорогу, ведущую к городской свалке, нас поджидала машина Анохиной. Неугомонная Алла успела раньше нас, хоть мы и не мешкали.
   Признаться, я слабо представляла себе обитателей свалки. Бомжи, бродяги, жалкие существа, бывшие люди, влачащие алкогольно-растительное существование, вот, пожалуй, все, что я о них думала. Действительность оказалась живописнее.
   Мы не успели проехать и двух километров, как округа заволоклась серой дымкой. Зловоние горящих отбросов явственно ощутилось в салоне даже при наглухо закрытых окнах.
   — Веня, здесь всегда так смердит?
   Аякс, мирно дремавший сзади в тепле и уюте, мгновенно очнулся и ответил вполне бодрым голосом:
   — Ветерок сегодня в эту сторону, вот и наносит. Это еще ничего!
   — Ничего! — эхом отозвался Костя, так и не поборовший свою угрюмость.
   Следуя указаниям Аякса, мы съехали с асфальта и по обледенелой грунтовке добрались до курящихся дымом темно-серых мусорных барханов. Свернули еще раз и краем этой адовой пустыни направились к лесопосадке, видневшейся невдалеке, за небольшим, но оказавшимся совершенно непроходимым для автомашин овражком. Какие-то люди копошились на той его стороне.
   — Ваши? — спросил Константин.
   — Нет! — радостно ответил Аякс. — Они, как и я, из города, поденщики, на промысел прибыли.
   Он подался вперед, приблизив голову к отодвинувшемуся от него Константину, всмотрелся, прищурившись.
   — Толку не знают. Новички! — заключил уверенно. — Дряни разной набрали и рады-радешеньки!
   — Дряни? — повернул к нему лицо Константин.
   — Ты, мил человек, на меня не обижайся, — в голосе Аякса ясно прозвучало ожесточение. — Извини уж, не знаю твоего роду-племени, но только возьми в толк вот что: людишки здешние, конечно, по-своему Богом обиженные каждый, но ведь не воруют и не грабят, а живут себе тихо с того, что под ногами найдут. И не вредят никому, кроме разве самим себе иногда. Не любят их, а им и не надо! Презирают, да, а им — по хрену, не трогали бы лишь!
   Костя потешно хлопал глазами от нагловатой смелости, прорезавшейся у вернувшегося в привычную атмосферу бродяги.
   — Не обижайся только, — не унимался Аякс, — ты на своих посмотри, на дела, на отношения их. Что, хороши людишки? Да не лучше этих! Рожи, правда, шире и одеты лучше. Тань, мне убегать? — закончил он вдруг неожиданным вопросом свою проповедь и взялся за ручку дверцы.
   — Стой! — Я почти смеялась. — Нам без тебя здесь никак!
   — Да? — удивился он. — Ах да! — опомнился. — Тогда пошли!
   Анохина, глядя на нас, выбралась из машины, робея и поэтому демонстрируя всем строгий, деловой прищур.
   — Куда нам? — осведомилась, оглядываясь по сторонам и стараясь не морщиться от вони.
   — Туда, милая! — крикнул ей Аякс, махнув рукой в сторону оврага.
   И мы пошли за ним, бросив машины на произвол судьбы.
   Фанерный сарай стоял неподалеку от лесочка, слава богу, с наветренной стороны, и смрад поэтому здесь ощущался не так резко. Перед ним, возле очага, сооруженного на малом обломке бетонной плиты, хлопотала женщина в овчинном полушубке, резиновых сапогах и зеленой береточке, кокетливо сбитой на сторону.
   — Здравствуй, Вика, ненаглядная моя, вот я и прибыл! — издалека еще радостно прокричал ей Аякс. — Ты мне рада? — спросил, когда подошли вплотную.
   Только теперь она соизволила обратить к нам лицо, ощерилась радостно беззубым ртом и разразилась приветственной, изощренной матершиной.
   — Во дает! — удивился Аякс, мотнул головой, хохотнул и нырнул в сарайчик.
   К нам Виктория интереса не испытывала, занялась своими делами возле большой, черной от копоти кастрюли.
   Анохина со словами: «И чего люди за экзотикой в Африку ездят?» — сняла ее на видео. Вика, повернувшись спиной, тихо послала ее подальше сквозь отсутствующие зубы.
   — Татьяна, иди сюда! — появившийся в поле зрения Аякс махнул мне рукой.
   Сарайчик оказался всего лишь навесом, защищавшим от непогоды вход в землянку, загороженный грубо сколоченной дверью.
   — Пойдем! — пригласил Аякс, открывая дверь. — Там она. От собак убрали.
   Поскольку в нору я лезть не торопилась, а стояла в сомнении, он счел необходимым пояснить:
   — Собак здесь много!
   В нору я не полезла, а мертвое тело, плотно завернутое в старую офицерскую шинель, вытащили Аякс с Костей вдвоем. Положили неподалеку от очага.
   — Что, брезгуете? — Вениамин презрительно, снизу вверх посмотрел на нас и решительно взялся за пуговицы.
   Алла тихо ахнула за моим плечом, когда он откинул полы шинели в стороны, и не сразу вспомнила про свою видеокамеру.
   Милицию я вызвала по сотовому Константина, не обращая внимания на мнения и советы окружающих, количество которых возрастало, пока я беседовала с дежурным по горотделу. Похоже, все население землянки оказалось налицо. Для милиции обилие свидетелей кстати. Кстати, о милиции!
   Видно, сильно подействовал на меня вид обезображенного тела, как Венька назвал ее, девчонки? До того, что не сразу вспомнила об Анохиной и ее видеокамере. А вспомнив, за руку оттащила Аллу и послала к черту в сторону машины, пожелав ей успешного исчезновения отсюда до приезда оперативной группы. Алле еще не доводилось видеть меня в экстремальных ситуациях, поэтому мой тон и вид произвели на нее впечатление достаточно сильное — взяв с меня обещание позвонить при первой возможности, она спешно ретировалась.
   До приезда милиции мы с Константином топтались особнячком, в стороне, наблюдая за бомжами и стараясь не встречаться глазами друг с другом. По-дурацки неудобно было за вчерашний день, так здорово закончившийся для нас и так страшно для этой бедняжки, лежащей теперь перед нами на старой шинели. Обменялись всего лишь двумя-тремя словами.
   — Ты ни о чем их поспрашивать не хочешь? — Константин показал на оборванцев, сгрудившихся вокруг закопченной кастрюли, спинами в основном к мертвой, которую даже не потрудились прикрыть.
   — Не мое это дело, Костя, — ответила нехотя. — Я лицо частное и убийство расследовать не имею права. — И, помолчав, добавила: — И желания не имею тоже.
   Милиция прибыла на удивление быстро. Алла наверняка повстречалась с ними на дороге. Вовремя я ее отсюда спровадила.
   Пять человек, двое из них в форме и при оружии, перебрались через овраг и направились к нам. Папки с документами, чемодан и носилки. Целая бригада. Бомжи заметили их раньше нас. Поднялись, сгрудились, негромко, тревожно загомонили. Вика, нахлобучив беретку обеими руками на самые уши, решительно двинулась прочь, в сторону лесочка. Аякс по-крабьему, боком перебрался к нам с Костей, спрятался за нашими спинами.
   Милицейские подошли к бомжам и после короткого нелюбезного разговора по одному перебрались к телу, закопошились вокруг него. Бомжи, не медля, двинулись было вразброд, но один из одетых в форму вскинулся и заорал, не жалея связок:
   — Стоять! Всем назад, с-сволочи!
   Бомжи нехотя вернулись.
   — Ко мне по одному! — по-армейски четко скомандовал парень в форме, отходя в сторону от своих.
   — Молодой, не наигрался еще! — осторожно подал голос Аякс.
   — Закрой рот! — посоветовала я ему.
   Работавшие у тела будто услышали нас, видно, первое впечатление прошло, стали замечать окружающее и действовать профессионально.
   — Подойдите сюда! — позвал нас мужчина в штатском. Тоже приказал, как бомжам, но помягче. Мы повиновались.
   Один из них, врач, должно быть, в резиновых перчатках, тормошил тело. Раздвигал окоченевшие пальцы, приподнимал конечности, поворачивал его на бок, чтобы взглянуть на спину, и, похлопывая по впалому животу рядом с огромным, сшитым через края разрезом, черным от крови, диктовал мудреными словами результаты осмотра другому, записывавшему за ним.
   Костю замутило от такого зрелища — простонал коротко и тихо.
   — Звонили вы? — спросил позвавший.
   — Мы.
   — Имя?
   Я молча смотрела на него и отвечать не собиралась. Он же не отводил глаз от занятых делом коллег.
   — Имя? — повернулся наконец к нам. Глаза бешеные и удивленные одновременно.
   — С кем имею честь? — отчеканила ему в ответ.
   — Следователь Горчаков! — сообщил, раздув ноздри.
   — Иванова. Татьяна Александровна.
   — Как вы относитесь к неприятностям, Татьяна Александровна?
   Сзади, мне в затылок, засопел Константин. Тоже бесится.
   — Стараюсь избегать, если это возможно, — отвечаю поспешно, пока Костя не брякнул что-нибудь неуместное.
   — Это радует! — Горчаков удовлетворенно кивнул.
   — Хамства, как неприятности, избежать трудно.
   Он поморщился, как от кислого.
   — Все мы сейчас на взводе, — поднял к нам голову врач, — не усложняйте друг другу существования!
   Для тела у них не нашлось даже полиэтиленового мешка. Завернули все в ту же шинель, бросили на носилки, стянули ремнями.
   — Багапов! — крикнул врач менту, опрашивающему бомжей. — Давай сюда двух, пусть это тело в машину оттащат!
   — Не отвлекайтесь! — попросил Горчаков уже по-человечески. — Еще раз: имена, фамилии, адреса…
   Пока он записывал, я наблюдала, как носилки на двух здешних аборигенах поплыли к оврагу, сопровождаемые врачом.
   — Молодого с собой заберем, — сообщил подошедший Багапов, — он ее нашел. Да и второго можно до кучи, чтобы было кому там дотащить до места.
   — Бери! — разрешил Горчаков. — Хоть всех!
   Багапов заспешил вслед за носилками, конвоируемыми его коллегой, а я с интересом наблюдала, как Аякс, появившийся откуда ни возьмись, с опаской оглядываясь на нас, торопится к оставшимся оборванцам.
   Стало как-то легче после того, как унесли тело.
   Горчаков предложил нас подвезти, но мы отказались и двинулись вместе с ним к своей машине.
   — У меня к вам один вопрос, — нарушил он установившееся было молчание, — каким образом и для чего вы оказались сегодня здесь?
   И тут я совершила такую ошибку, что, если бы имела привычку грызть себя за прошлые промахи, назавтра сглодала бы Татьяну вчерашнюю до костей! Видя, что Аякс избежал беседы с Багаповым, я решила исключить его участие в этой истории, захотела облегчить жизнь «веселому бомжухе» и усложнила жизнь себе.
   Я протянула Горчакову свое удостоверение частного детектива, и он узнал меня, на что я и надеялась.
   — Слышал-слышал, как же! — глянул с интересом, возвращая корочки.
   — Бомжи тоже от кого-то слышали, потому что сегодня утром позвонили ко мне и спросили совета, как поступить с мертвецом, найденным ими здесь. Вам сообщать никто из них не хотел, опасались неприятностей. Проще всего для них было закопать тело в мусор и забыть о нем. Но тут их мнения разделились.
   Горчаков слушал не перебивая, покачивал головой.
   — Мне подумалось о новом маньяке, и я решила познакомиться с обстоятельствами на месте. Константин согласился сопровождать меня, сами понимаете, оружие мне не положено по закону. А с бомжами я, можно сказать, не разговаривала, не было нужды. Увидела тело и позвонила вам.
   Горчаков в сомнении покачал головой.
   — А из города нельзя было позвонить, после их звонка, сразу?
   — Можно, — согласилась я, — но, не согласись я приехать, вы вряд ли бы нашли ее здесь. Бродяги похоронили бы ее по-своему. А как могло прозвучать мое сообщение, вы представляете? «Мне позвонили и сказали, что там-то обнаружено мертвое тело, проверьте, пожалуйста!» Проверили бы?
   — Скорее всего.
   Неуверенность, прозвучавшая в голосе следователя, меня порадовала. Он проводил нас с Константином до машины и не скрыл, что интересуется номерами. Глядя на него, записывающего их карандашом на сигаретной пачке, я поняла, что дело на этом не кончится. Поэтому повестка на завтра, которую он выписал прямо на капоте, меня не удивила.

Глава 3

   Уехали горчаковцы. «ГАЗель» и «УАЗ», ведомые опытными руками, быстро скрылись из виду, затянулись вонючей дымкой. Мы с Константином, прислонившись задами к грязному багажнику, проследили за ними. Переглянулись — без них воздух еще чище стал и атмосфера успокоилась — ветерок стих. Сквозь зловоние, к которому мы уже порядком принюхались, чудом пробился запах влажной, оттаявшей земли. Весна. И день солнечный. Я пошарила по карманам в поисках сигарет, не нашла и взяла из пачки, протянутой Константином. Костя курит только в исключительных случаях и никогда — за компанию. Покурили мы, помолчали, забрались в машину и двинули не торопясь прочь.
   Не знаю, как его, меня молчание тяготило, а говорить не хотелось. Странное состояние. Муторное. Обсуждать происшедшее — все равно что стараться запить устойчивую изжогу раствором чайной соды ради полуминутного облегчения. А нейтральных тем для нас сейчас не существовало.
   Константин тоже, видно, этой изжогой мучился, а может, и сильнее меня, потому что первым не выдержал.
   — Тебе приходилось встречаться с подобным? — нарушил он тягостное молчание.
   К криминалистике он никогда отношения не имел, поэтому его любопытство мне было вполне понятным.
   — С подобным… — Я кивнула. — Трупы мне встречались.
   И едва не брякнула, что даже приходилось их самой создавать и способствовать их созданию. Ущипнула себя мысленно за самое больное место и договорила:
   — Но не такие!
   И, опережая его неизбежный вопрос, спросила сама:
   — Может, она себе харакири сделала?
   Константин воспринял шутку правильно, но без энтузиазма. Ответил нехотя:
   — Действительно похоже, судя по описаниям. При харакири рядом стоит лучший друг и, когда дело сделано, из милосердия сносит мечом голову. У нее голова на месте. Живот только вспорот.
   Вот именно — вспорот! Не вскрыт, не взрезан, не проткнут, вспорот! Точное слово у него получилось! Я ему об этом сказала.
   — Ну и что? — пожал он плечами.
   Простительно ему, профану, такое невнимание к деталям. Поясняя, я попутно занялась анализом.
   — То, — сказала, — что по характеру раны и еще по кое-каким следам, которые можно обнаружить, осматривая тело, делаются выводы об обстоятельствах, предшествующих моменту умервщления.
   — По-русски скажи! — попросил он, поежившись, как от холода.
   — Разрез ровный, — я размышляла, больше не обращая на него внимания, — и неглубокий. Сделан, скорее всего, коротким и очень острым предметом по голому телу. Одежда не мешала, не цеплялся нож за одежду и прошел плавно. У левого края раны — синяк, гематома. Сюда ножом ударили, ударили сильно и провели вправо, и выдернули оружие. Значит, действовали спокойно, без спешки и аффекта. Спокойно, по голому животу ножом, а, Костя?
   Он хотел что-то сказать, но я не дала, продолжила:
   — Тело, конечно, я не осмотрела, но то, что было перед глазами, других следов насилия на себе не имело. Покорна была девчоночка, не сопротивлялась. И разрез ровный. Даже не дернулась, когда ее ножом ударили. Вот тебе, Константин, и обстоятельства. И это пока одни факты, без выводов и предположений. Все ли понятно?
   — Нет! — качает головой Константин. — Не все! По-твоему, выходит, покорность у нее была овечья какая-то, ладно! Это бывает. Но вот не дернулась, когда ножом ударили, это, Танечка, неестественно. В таких случаях мышцы сокращаются сами по себе. Может, к этому моменту она уже мертвой была?
   — Может, и так, — отвечаю. — Но еще теплой. Кровь из раны шла. На края внимание не обратил? И с живота кровь стерта небрежно — следы остались.
   — А зачем сшивать понадобилось?
   Я смотрю на него, как на дитя неразумное.
   — Чтобы при перевозке не вывалились внутренности.
   — То есть готовили тело к перевозке?
   — Верно!
   Костя опять полез за сигаретами, посмотрел с сомнением на пачку и сунул ее обратно в карман. Нервничает, хотя по нему не скажешь.
   — Заинтересовался?
   Я улыбнулась, пожалуй, впервые с момента появления Аякса в моей квартире.
   — Похоже.
   Он достал-таки сигарету. Предложил и мне, пришлось отказаться, сморщиться.
   — А ты? — спросил, рассчитывая на солидарность.
   — Нет! — ответила очень серьезно. — Частный детектив должен зарабатывать себе на кусок хлеба насущного с маслом и, желательно, с икрой, а здесь какая корысть? Только обострение отношений с органами следствия.
   И, видя, как потемнел лицом мой сэнсэй, крикнула, боднув его головой в плечо:
   — Не положено по закону мне… — машина вильнула в сторону, к обочине, — убийства расследовать!
   — Неистовая ты кошка! — пробурчал сэнсэй под нос, но я успела заметить улыбку, на мгновение тронувшую уголки его губ.
   — Я тебе, Костенька, правду говорю всегда, какой бы она ни была. Себе вру, бывает, а тебе — нет. Вот так ты на меня действуешь!
   — Ты тоже на меня действуешь! — осчастливил он меня признанием, и я ответила, что, мол, это — слава богу!
   Свободно было на шоссе этим весенним днем. Лишь изредка приходилось сторониться встречных машин, а обгоняли нас еще реже. Отчасти потому, что скорость у нас была приличная.
   Почти на самом въезде в город, где дорога была прямая и ровная, как ученическая линейка, нас дожидалась Алла Анохина. Я затормозила сразу, как только узнала ее, но разгорячившаяся машина, не сразу почувствовав удила, проскочила вперед, и потребовалось какое-то время, чтобы убедить ее остановиться. А когда я управилась, экипаж Анохиной был уже сзади нас, вплотную.
   Меня порой раздражает страсть газетчиков по любому поводу пускать в дело свои фото — и видеокамеры. Алла с ходу, опустив стекло, нацелилась на меня объективом.
   — Вы недооцениваете мое профессиональное любопытство! — ответила она на мой вопрос о причинах, заставивших ее так задержаться. — Должна же была я узнать, чем кончилось дело!
   — Да ничем особенным! — ответила я. — Приехали, на бродяг покричали, меня поспрашивали, забрали тело и подались ко своим дворам.
   — А что дальше будет?
   Алла, покопавшись в карманах, достала диктофон и защелкала его кнопочками.
   — Дальше будет расследование. Следователь произвел впечатление умного человека, но вовсе не обязательно, что дело поручат ему.
   Добавить к сказанному мне было решительно нечего, и это ее огорчило, но не разочаровало. Узнав о повестке, выписанной мне Горчаковым на завтра, она добилась от меня обещания непременно позвонить и рассказать подробности, как она выразилась, обрушившихся на меня неприятностей.
   — Не неприятности это, — возразила я, слегка потешаясь над ее стремлением видеть все в превосходной степени. — Так, напряг легкий, но мне, кстати, совершенно не нужный.