Серова Марина. Подруга подколодная

   — Какой этаж? — спросила я.
   — Четвертый.
   Я запрокинула голову и профессиональным взглядом отметила, что попасть в любую квартиру на четвертом этаже через окно никак невозможно. Не знаю, для чего мне могла понадобиться в будущем подобная информация, но если придется браться за расследование обстоятельств гибели Георгия Сякина, то осваивать детали пора уже сейчас.
   — Ну, что, пойдем? Или будем стоять здесь? — прервала я Костину затянувшуюся ностальгию.
   — Пойдем, конечно, — он направился к подъезду.
   Я двинулась следом за ним.
   На четвертом этаже перед обитой красным дерматином дверью он остановился.
   — Ты не будешь возражать, если я представлю тебя маме как свою невесту? — Жемчужный повернул ко мне голову.
   Я вздохнула. Даже здесь приходится столкиваться с этим вопросом, который висел надо мной, как дамоклов меч.
   — Не буду, — ответила я. — А почему бы тебе не сказать, что я частный детектив? Ведь именно в этом качестве ты привез меня сюда.
   — Перестань, — поморщился Костя. — Зачем ты хочешь вызвать во мне чувство вины?
   — Я думала, тебе это чувство недоступно.
   Он ничего не ответил и уверенно надавил на кнопку звонка. В квартире послышалась переливчатая трель, а вслед за ней и приближающиеся шаги. Дверь открылась, и перед нами предстала пожилая женщина лет шестидесяти пяти. Это и была мама великого актера Константина Эдуардовича Жемчужного. Или Сякина, кому как больше нравится.
   — Костя! — увидев на пороге сына, она со слезами бросилась ему на грудь.
   Полагаю, это произошло не только потому, что мать и сын долгое время были в разлуке и жутко соскучились друг по другу. Скорее, женщине давно требовалось выплакаться, но подходящего плеча поблизости не находилось. Еще бы! Для матери самое величайшее горе на земле: пережить своего сына.
   Сякина была небольшого роста, полновата, волосы абсолютно седые. Одета во все черное, включая платочек на голове. Горе еще больше надломило и без того немолодую женщину, и она с трудом переставляла ноги. Глаза у мамы Жемчужного были красные, и, может быть, не столько из-за слез, сколько из-за бессонной ночи.
   — Как ты, мама? — заботливо поинтересовался Костя.
   — А как я могу быть? — в тон ему ответила она. — Стараюсь держать себя в руках, но получается неважно.
   Тут она заметила меня, отерла тыльной стороной ладони слезы с лица, поправила на голове платок и сказала:
   — Здравствуйте.
   Я ответила ей взаимным приветствием.
   — Мама, это — Женя, — представил меня Жемчужный, взяв за руку. — Моя невеста. Женя, это — моя мама. Вера Николаевна.
   — Очень приятно, — добродушно произнесла она.
   — Поверьте, мне также, — сказала я. — Костя много рассказывал о вас. Примите мои соболезнования.
   В ответ она только кивнула.
   — Женя, ты побудь здесь, — Жемчужный все еще держал меня за руку. — Хорошо? А я отлучусь ненадолго.
   — Мы пойдем на кухню, — взяла инициативу в свои руки его мать. — Хотите чаю?
   Предложение было неестественным, и я прекрасно понимала, почему. Бедной женщине просто хотелось мысленно уйти от происшедшего любыми путями.
   Я ничего не ответила, и мы с Верой Николаевной отправились на кухню, покинув Костю.
   Честно говоря, чай я не очень любила и всем другим напиткам предпочитала кофе, но в данной ситуации возражать было бы неуместно.
   Вера Николаевна поставила на плиту чайник и села за стол, сложив руки в замок прямо перед собой. Я разместилась напротив.
   — Вы давно знакомы с Костей? — спросила она у меня, подтверждая изначальное предположение. Ей сейчас было все равно, о чем говорить.
   — Не так чтобы очень, — туманно ответила я. — Но мы прекрасно дополняем друг друга. Костя — замечательный человек. И актер талантливый. Насколько я поняла, это тоже ваша заслуга.
   — Не совсем, — она смотрела то на меня, то на свои сцепленные пальцы. — Костя — актер от бога. Те знания, которые я ему дала в институте, лишь подкрепили то, что было ему дано.
   — А Георгий? — осторожно спросила я, стараясь не сильно травмировать ее, но в то же время подобраться к интересующей меня теме.
   — Гошка был неудачником, прости меня, господи, — Вера Николаевна перекрестилась. — О покойниках нельзя ведь говорить плохого, да? Но мне, думаю, можно. Он ведь мой сын. Я всегда имела право пожурить его. Непутевый он.
   Мать погибшего то и дело путалась, говоря о Георгии то в прошедшем времени, то в настоящем. Впрочем, я могла ее понять. Она до сих пор не может привыкнуть к мысли, что старшего сына уже нет. Это и немудрено. Не так много времени прошло.
   — В чем же была его непутевость? — поинтересовалась я.
   — Да во всем. Ни работу себе приличную не смог найти, ни семьей толком не обзавелся.
   — Он холостяком был?
   — Гошка-то? Он дважды разведенный. Первый раз еще по молодости по глубокой женился. Ребеночка завели. Хороший мальчуган такой, только Гошка их бросил и не видится даже с сыном. А второй раз развелся месяца три-четыре назад.
   — Тоже дети есть?
   — Нет, слава богу, — Вера Николаевна снова перекрестилась. — Не хватало ему еще один грех на душу взять. Коли он такой бестолковый у меня, так зачем же детки малые по его вине страдать должны.
   — А в последнее время Георгий, значит, один жил? — уточнила я.
   — Да бывали у него женщины… Мужики ведь без баб не могут.
   Чайник закипел, и Вера Николаевна, достав из серванта две чашки, принялась разливать в них кипяток.
   — Жениться он собирался, — продолжила она, неспешно выставляя на стол сахарницу, сушки и масло. — Говорил, через пару месяцев свадьба. Они со Светой не сегодня-завтра собирались и заявление уже подать. Да вот не успели, — на глаза Веры Николаевны вновь навернулись слезы. — Но, может, это и к лучшему. Не успел он, паскудник, еще одну девушку загубить.
   — А жена его бывшая к этому как относилась? — продолжала я несильно напирать. — Я имею в виду к его новой женитьбе?
   — О какой именно жене вы спрашиваете? — уточнила Вера Николаевна, прихлебывая чай. Разговор она вела как-то автоматически, полагаю, не очень-то и вникая в суть.
   Я и сама чувствовала себя неловко оттого, что приходится допрашивать ее, но кто еще мог сообщить мне о погибшем достоверную информацию, как не она. В первую очередь приходилось думать о деле, а не о приличиях.
   — О последней, разумеется, — ответила я. — Вы же сами сказали, что с первой он давно уже никаких контактов не поддерживал.
   — Это верно, — подтвердила моя собеседница. — Не поддерживал. А с Надей они еще виделись. Все-таки живем по соседству.
   — Так как она отнеслась к тому, что он опять жениться собрался? — напомнила я Вере Николаевне о своем вопросе.
   — Да никак не отнеслась. Обыкновенно. Женится, и черт с ним.
   — Скандалов не было?
   — Вообще?
   Разговаривать с матерью убитого Георгия было нелегко. Тем более сейчас, когда ее подломило семейное горе. Но и той информации, которую я получила от нее, на первых порах было вполне достаточно. Во всяком случае, я узнала о двух особах, так или иначе находившихся в контакте с покойным незадолго до его смерти. Это его последняя жена Надежда и невеста по имени Светлана. Надо в первую очередь выяснить, не было ли между ними конфликта. Все-таки налицо треугольник.
   — Я имею в виду, уже после развода между Георгием и его бывшей женой не было ли скандалов по причине его предстоящей свадьбы? — все же предприняла я очередную попытку вернуть Веру Николаевну на путь здравых размышлений, хотя и осознавала в глубине души всю бесполезность этой затеи.
   — Нет, после развода скандалов больше не было, — ответила она. — Да их и не могло уже быть.
   — Почему?
   — Так сложились обстоятельства.
   Мне очень хотелось бы узнать, что за обстоятельства такие сложились между бывшими супругами Сякиными, но в этот момент в кухню вошел Жемчужный. Он курил сигарету, и вид у него был очень рассеянный. Ни слова не говоря, он прошел к плите, взял в руки чайник и налил себе чаю в первую попавшуюся под руку чашку. Сел за стол рядом со мной. Повисла длительная пауза. Наконец Жемчужный, в очередной раз затянувшись и выпустив неровную струйку дыма, сказал, обращаясь к матери:
   — Мы с Женей приехали для того, чтобы отыскать убийцу Гоши, мама.
   Вера Николаевна ничего не ответила, а только молча покачала головой.
   — Расскажи нам, как можно подробнее, что произошло? — попросил ее Костя. — Для начала, как убили Георгия?
   — Вчера после ужина Гоша сказал, что сильно устал и хочет пораньше лечь спать, — начала она, разглядывая собственные ладони. — Я не стала возражать, и он ушел к себе в комнату. Я сидела в гостиной и смотрела телевизор. В половине седьмого позвонила Эльвирочка и сообщила мне, что завтра она задержится и придет к нам не как обычно, в десять, а часикам к двенадцати. Я была не против. Еще звонила Аня, просила позвать к телефону Георгия, но я сказала ей, что он спит. В начале восьмого я вышла в магазин, купить к завтраку масла и хлеба, а когда вернулась, обратила внимание, что дверь в комнату Гоши приоткрыта, хотя я прекрасно помнила, что он плотно закрывал ее. Я тогда не подумала ни о чем дурном, а просто решила, что он проснулся. Я постучала, но он не ответил. И тогда я вошла… — в этом месте Вера Николаевна запнулась и готова была вновь расплакаться.
   Костя накрыл ее руку своей.
   — Успокойся, мама. Давай без эмоций. Прошлого все равно уже не вернешь, а нам необходимо знать все.
   — Я зашла, — продолжила она, — и увидела его на кровати с запрокинутой головой. Одеяло валялось на полу, а вокруг Гошиной шеи был обмотан телефонный шнур. Я подбежала к нему, но мне хватило и одного взгляда, чтобы понять, что он мертв.
   — Ты что-нибудь трогала руками, мама? — спросил Жемчужный.
   — Боже упаси, — открестилась она. — Я тут же вернулась обратно в гостиную и первым делом позвонила Жанночке. А она велела мне не волноваться, вызвать милицию и ждать ее.
   Я слушала Веру Николаевну молча и поражалась изобилию женских имен в ее рассказе. Каждое я старалась зафиксировать в памяти, чтобы потом выяснить, кто из них что собой представляет.
   — Что было дальше? — допрос матери вел Жемчужный.
   — Я сделала все, как сказала Жанна. Только еще позвонила тебе в Тарасов и сообщила о трагедии. Потом приехала милиция. Они допрашивали меня, проводили в Гошиной комнате какие-то экспертизы, в которых я мало что понимаю. Уехали только в первом часу ночи.
   — А во сколько приехала Жанна? — допытывался Жемчужный.
   — Где-то около половины одиннадцатого, — ответила Вера Николаевна, немного подумав. — Честно скажу тебе, Костя, я к этому времени уже слабо что соображала. Находилась в какой-то прострации, и потому Жанна взяла все хлопоты на себя. И со следователями, по большей части, разговаривала она, и всю организацию похорон. Гроб заказала. Его доставили в четвертом часу утра. После этого Жанна уехала. Вы с ней немного разминулись. Она сказала, что сама оповестит всех, кого нужно, и велела мне отдыхать. Поспи, говорит, но я так не смогла.
   — Его увезли?
   — Да, сразу же. Сказали, что сегодня вернут.
   — Следователь выдвинул какую-нибудь рабочую версию? — осведомился Жемчужный.
   — Может, и выдвинул, — пожала плечами Вера Николаевна. — Только мне об этом ничего не сказал. Обещал сегодня наведаться еще раз.
   — Ну, хорошо, — Костя затушил сигарету и тут же закурил новую. — Давай на этом пока закончим. Жанна права, тебе действительно необходимо отдохнуть и как следует выспаться. Силы тебе еще понадобятся, мама. Только последний вопрос. Ты лично подозреваешь кого-нибудь?
   — Об этом и следователь меня спрашивал. Но я не могу никого подозревать, Костя. Мне просто некого подозревать.
   — Ладно. Поди приляг, мама, — Жемчужный заботливо помог ей подняться и проводил до двери. — Жанна приедет?
   — Да, конечно. К обеду, сказала.
   Отправив мать в опочивальню, Костя вернулся за стол.
   — Кофе нет? — спросила я его.
   — Нет, — он взял в руки сигарету, оставленную в пепельнице. — Мама не пьет кофе. Врачи запрещают. Давление.
   — Понятно, — грустно произнесла я.
   — Ну, что скажешь? — Жемчужный повернулся ко мне лицом.
   — Неплохо было бы еще узнать, как Георгий провел вчерашний день. Да и вообще, что происходило с ним в последнее время. В каком настроении он был, не беспокоило ли его что-то. Может, ссорился с кем-то, конфликтовал.
   — Узнаем, Женя. Обещаю, узнаем. Мы должны выяснить все. Но я спрашиваю тебя о другом.
   — О чем? — поинтересовалась я, хотя прекрасно поняла его.
   — Ты возьмешься за это дело?
   — А куда мне деваться? — ответила я. — Не могу же я бросить тебя один на один с трупом собственного брата. Ты еще таких дров наломать можешь. А мне не хотелось бы расследовать еще и твое убийство.
   — Спасибо, — ответил он.
   — На спасибо далеко не уедешь, — парировала я.
   — Что же ты хочешь за работу?
   — Кофе купи, и мы в расчете.
   — Договорились, — он обнял меня за плечи и поцеловал. — Я знал, что смогу положиться на тебя.
   — А я знала, что ты — хитрая бестия, — произнесла я, отвечая на его поцелуй. — Только давай сразу проясним кое-что.
   — Что?
   — Меня интересуют некоторые действующие лица этой драмы, о которых упоминала твоя мать. Начнем по порядку. Эльвирочка — это кто?
   — Приходящая домработница. Маме уже тяжело самой справляться с хозяйством, а от Гошки помощи сроду не дождешься. Вот она и наняла Эльвиру.
   — В каких отношениях с ней был Гоша?
   — Я не в курсе, Жень. Я даже ни разу не видел эту домработницу в лицо. Но могу предположить, что, если она симпатичная, кое-какие отношения между ними могли сложиться.
   Я поняла его намек.
   — Георгий собирался женится на какой-то Свете.
   — Да, верно, — подтвердил Костя. — На Нежельской. Я ее знал раньше. Но это ничего не значит. Собирался он жениться или нет, красивую девушку Гошка не пропустил бы. Не тот он человек. Я же говорил. Бабник.
   — Ладно, разберемся, — произнесла я. — А Аня? Она кто такая?
   — Красильникова Аня — это Гошина секретарша. Я же тебе говорил, что у него какая-то фирма.
   — Что она за человек?
   — Здесь тоже помочь не смогу, — печально резюмировал Костя. — С ней я знаком не больше, чем с Эльвирой. Слышал о ней только со слов мамы и самого Георгия. Но вроде бы красивая. Хотя трудно представить кого-то красивее тебя, — тут же спохватился он и отвесил комплимент.
   — А невеста его красивая? — я пропустила его грубую лесть мимо ушей, полностью сосредоточенная на деле.
   — Симпатичная. Гоша вообще не держал возле себя уродин.
   — Понятно. И наконец — Жанна. Это кто?
   — Жанна — наша сестра, — ответил Костя.
   — Родная?
   — Да. Нас трое детей. Было, — добавил он после секундной паузы. — Это я на тот случай, если у тебя возникнет желание узнать, нет ли у нас в семье еще кого.
   — Она не замужем?
   — Вдова.
   — Интересно, — сказала я, — и от чего умер ее муж?
   — Ничего интересного, — в тон мне ответил Костя. — У него был рак. В расцвете лет, очень печальное событие.
   — Дети?
   — Не успели обзавестись.
   — А давно он умер?
   — С год назад. Может, чуть больше. И замуж по новой Жанна пока не собирается, — предотвратил Костя мой следующий вопрос.
   Я задумалась. Однако как много женщин замешано во всей этой истории. Я бы даже сказала — сплошные женщины. Ни одного мужика на горизонте, не считая Кости и самого покойного Георгия.
   — Почему ты не хочешь полностью довериться компетентным органам в этом деле? — предприняла я последнюю попытку сфилонить, хотя очень хорошо знала, что ответит Костя на мой вопрос.
   — Жень, я не ребенок, — сказал он. — Мне прекрасно известно, что подобные дела раскрываются прокуратурой в десяти случаях из ста. Статистика — упрямая штука. Но я не собираюсь рисковать и полагаться на десять процентов. Убит мой родной брат. Мне нужна справедливость.
   — Ты так веришь в меня?
   — Больше, чем ты думаешь, — ответил Жемчужный с чувством.
   — Куда ты ходил, пока я с твоей мамой пила чай? — поинтересовалась я.
   — Осматривал место трагедии. И вообще, думал найду что-нибудь важное.
   — Ну и нашел что-нибудь важное?
   — Ничего, — покачал головой он. — Эксперты прошерстили там все до миллиметра. Разве после их нашествия что-нибудь можно найти.
   — Иногда можно, — задумчиво произнесла я. — Во всяком случае, такое нередко случается. И не потому, что они профаны в своем деле, а просто от постоянной работы глаз замыливается. Это простительно любому специалисту. Пойдем, я посмотрю.
   С этими словами я поднялась из-за стола, и Костя последовал моему примеру. Мы покинули кухню и через гостиную прошли в комнату покойного Георгия. Квартира у Сякиных была трехкомнатная, причем смежная. Гостиная располагалась по центру, а из нее можно было попасть в два других помещения. Сейчас в одном из них отдыхала Вера Николаевна, а в другое, занимаемое ранее Георгием, направились мы с Жемчужным.
   Комнатка была небольшой, но уютной. Здесь, что называется, все находилось на своем законном месте. У окна напротив двери стояла полутораспальная кровать, в изголовье — тумбочка с телефоном на ней, с правого бока — письменный стол, слева — столик на колесиках, за дверью вдоль стены — двустворчатый платяной шкаф. Рядом с письменным столом имелся еще и книжный шкаф небольшого размера, а по правую руку от него — торшер.
   Постель Георгия разобрана, одеяло, как и говорила нам с Костей Вера Николаевна, — на полу. Доблестные служители порядка оставили все, как было до их приезда. Даже в шкафу и в книгах порылись аккуратно, практически не оставив следов обыска. Об их пребывании здесь говорили остатки порошка для выявления отпечатков пальцев. Они были повсюду. И на поверхностях маленького и большого столов, и на спинках кровати, и на дверцах шкафа. В общем, везде, где только можно оставить предполагаемые отпечатки пальцев.
   — У тебя знакомых в прокуратуре нет? — спросила я Костю, окинув взором комнату, как стратег поле брани перед началом битвы.
   — У меня нет, — признался он. — Но у Жанны, кажется, одноклассник там работает. А что?
   — Неплохо было бы получать информацию, как у них продвигается расследование.
   — Думаю, это можно устроить, — сказал Костя. — Я поговорю с Жанной, как только она приедет, и может быть, даже попробуем познакомить тебя с этим одноклассником.
   — Это хорошо.
   — Только не увлекайся им как мужчиной.
   — Ничего, тебе полезно, — ответила я. — А то иногда ведешь себя так, как будто я уже твоя жена.
   Я оторвалась от Кости и принялась внимательно изучать дверной замок. Он не был взломан.
   — А Георгий не закрывал дверь на ключ, когда ложился спать? — осведомилась я у Кости, который наблюдал за моими действиями с таким видом, будто я сию же секунду должна выдать имя убийцы.
   — Нет. Закрывал, но не запирал.
   — А зачем закрывал?
   — Ну, понимаешь, Гоша нередко приводил к себе женщин домой, и, чтобы не смущать мать, он отгораживался закрытой дверью. Потом это вошло у него в привычку. И мать никогда без стука не входила к нему, даже если он был один. Привычка — вторая натура.
   — Это верно, — не могла не согласиться я.
   Потеряв интерес к дверному замку, я переключила свое внимание на кровать. Для начала я заглянула под нее, затем обошла вокруг и осмотрела тумбочку. Взяла в руки телефонный шнур. По словам Веры Николаевны, выходило, что он и являлся орудием убийства. Что это значит? Почему у убийцы не нашлось под рукой ничего более подходящего? Убийство получилось спонтанным? Или злоумышленник изначально планировал воспользоваться таким способом? Но почему Георгия не задушили руками? Тут у меня напрашивался сам собой простейший ответ. Убийца — женщина, и справиться с Георгием вручную ей было не по силам. Во всяком случае, она не стала рисковать. Подобный ответ неплохо укладывался и в мою рабочую версию.
   Но больше всего меня беспокоило то, как убийца проник в квартиру Сякиных. Я подошла к окну. Догадка, посетившая меня еще на улице, была верной. Забраться к Сякиным через окно невозможно даже теоретически. Если, конечно, интересующая меня особа не была скалолазкой и не имела при себе всех необходимых атрибутов для лазания по отвесным стенам.
   — О чем думаешь? — прервал мои размышления Жемчужный.
   — Скажи, Костя, а твоя мама, уходя вчера в магазин, не могла забыть запереть входную дверь?
   — Шутишь? — изумился он. — Она, конечно, пожилая женщина, но маразмом пока не страдает.
   — Если ты такой умный, — рассердилась я, — то скажи мне, каким тогда образом убийца попал в квартиру? Или ты думаешь, что он спрятался в ванной еще неделю назад.
   — Я думаю, она открыла дверь ключом.
   — Почему именно она и откуда у нее ключ? — сразу насторожилась я.
   — Не надо ловить меня на слове, — надулся Жемчужный. — Я просто предположил это в качестве варианта, полагая, что при том количестве женщин, прошедших через эту квартиру и руки моего брата, кому-нибудь из них сделать копию с ключа было совсем нетрудно.