Серова Марина. Подвенечный наряд телохранителя

   Ирина Акулова вздернула подбородок.
   – Вы недооцениваете нас, уважаемый Вадим Иванович, – сказала она очень холодно. – Тяжелые платья бывают самыми красивыми в мире, более того – подвенечными! Я могу привести в пример британскую актрису Джозефин Доэрти, которая выходила замуж в платье весом 178 килограммов. На отделку этого наряда понадобилось огромное количество стразов, которые блистали на солнце, как улыбка младенца, плюс несколько километров белоснежного китайского шелка и кружев. Длина шлейфа достигала восемнадцати метров, и его несли восемь шаферов и пять подружек невесты.
   – И на сколько же женишку пришлось раскошелиться из-за этой придури? – внимательно выслушав Акулову, спросил водитель.
   – На двадцать пять тысяч фунтов стерлингов, – сухо ответила ему она и вошла в автобус.
   – Ну и дурак это парень, больше ничего не скажешь!
   После этого резюме наш шофер не произнес больше ни слова.
   Наша компания довольно быстро разместилась в машине и прилипла к окнам. Москва, Москва! Любишь ты этот город или не любишь, но, приезжая сюда, невозможно отказаться от удовольствия рассматривать все, что вырастает за окном, – соборы, новостройки, лесополосы, опять какое-то древнее строение, опять стеклянный новодел, шоссе, дворики с маленькими особнячками, спальный район, дорога и вновь знакомые с детства по книжным картинкам очертания памятников…
   Мы приехали в Москву.

* * *

   Поселились в гостинице «Московия» – своего рода уютном особняке, постояльцы которого в любое время суток чувствуют здесь себя избранными и желанными гостями. Этот отель не имел ничего общего с бетонно-стеклянным деловым «муравейником», на который так походят сегодня многие современные гостиницы. И это мне сразу понравилось.
   Понравился мне и мой номер полулюкс, который удачно располагался неподалеку от люкса, который, конечно, заняла Ирина Михайловна. Окна и двери здесь были надежные, а сочетание удобной итальянской мебели красного дерева, мягких кресел, тяжелых портьер с современной «начинкой» в виде системы кондиционирования, телефона, телевизора и доступа в Интернет создавало у меня ощущение спокойной, домашней обстановки и одновременно настраивало на рабочий лад.
   Носильщик, который помог мне занести вещи и теперь топтался у входа, рассчитывая получить на чай, разливался соловьем:
   – Добро пожаловать в «Московию»! Мы всегда рады служить нашим гостям со всех концов света! В ресторане «Борсалино», где по вечерам играет живая музыка, вам предложат лучшие блюда русской, европейской, американской кухни. А в память о незабываемой поездке в столицу России вы сможете приобрести в расположенном на первом этаже магазине эксклюзивные сувениры…
   Я сунула ему в руку зеленую бумажку:
   – Спасибо, братец. Я думаю, что все это я прочитаю в вашем рекламном буклете, вон я вижу один такой на журнальном столике. Ты лучше вот что, я сейчас переоденусь, а ты скажи портье, чтобы он почистил мне куртку и джинсы – видишь, какие грязные. И обувь тоже. А потом закажи обед прямо сюда, в номер. Что-нибудь на твой вкус.
   Разглядев в своей руке размер вознаграждения, носильщик издал горловой звук и забил копытом, как цирковой конь:
   – Все будет исполнено! Все! А одежду вашу я сам почищу!
   Мне было все равно. Я закрыла за гостиничным работником дверь, скинула кроссовки, с облегчением вылезла из пропахшей потом и грязью рубашки, куртки, джинсов. Сложила одежду в черный мешок с надписью «для стирки», который нашла на антресолях, и выставила его за дверь.
   В ванной журчала вода, распространяя по номеру чудный хвойный аромат. Я погрузилась в пенную воду, намылила голову шампунем и, откинувшись на кафельный бортик, закрыла глаза.
   Было над чем подумать. Если спустя всего лишь какой-то час (даже меньше!) после прилета служащие «Кассиопеи» подверглись очень дерзкому и очень агрессивному нападению, во время которого у нас попытались стырить чемоданы, то нельзя даже предугадать, что будет дальше! Во всяком случае, кто-то всерьез собрался испортить Акуловой пребывание на Модной неделе и сорвать ее показ.
   Что ж, для того чтобы воспрепятствовать этому, у меня есть три дня – показ модельера Ирины Акуловой, согласно расписанию, которое она передала мне еще вчера у себя в офисе, назначен на восемнадцать часов вечера послезавтра. До этого времени я должна разбиться в доску, но сберечь доверенную мне коллекцию – иначе грош мне цена как профессионалу! Поэтому сразу же, как только выйду из ванны, надо будет зайти в соседний номер к Ирине и убедить ее перенести кофры с предназначенной к показу одеждой ко мне. Конечно, Акулова относится к своим моделям, как к детям, но для ее же блага будет лучше, чтобы…
   В дверь постучали так настойчиво и громко, что я вздрогнула и открыла глаза. Нет, не показалось. Стукнули еще раз. И еще… Я быстро окунулась с головой, смыла с волос мыльную пену и выскочила из ванны, на ходу заворачиваясь в гостиничный купальный халат.
   Прошлепала к двери, оставляя на паркете позади себя мокрые следы.
   – Кто там?
   Ответом мне были быстрые шаги, удалявшиеся по коридору.
   – Эй!
   Я повернула ключ, открыла дверь и… никого не увидела. Абсолютно пустой, тихий коридор с уходящей вдаль ковровой дорожкой.
   И в ту же минуту мне в спину ударила резкая трель телефонного звонка. Захлопнув дверь, я ринулась к журнальному столу, на который выложила вынутые из карманов куртки кошелек и мобильник.
   Звонила Акулова.
   – Женя, – сказала она в трубку странным, полузадушенным голосом, – Женечка, умоляю, срочно ко мне в номер! Но только тихо! Так, чтобы никто не слышал, Женя!
   – Иду, – сказала я и отключилась.
   Сердце кольнуло нехорошее – ох! – очень даже нехорошее предчувствие. Какая дрянь случилась на этот раз? Напали на саму Ирину? Но тогда она не имела бы возможности мне позвонить!
   Разумеется, я не стала тратить времени на переодевание – выскользнула из номера прямо в халате и буквально прокралась по коридору к Ирининому люксу. Конечно, если кто наблюдал со стороны, то не заметить меня было невозможно, но если наблюдателей не было, то, по крайней мере, никто не услышал моих шагов.
   Дверь распахнулась сразу, стоило мне только тихонечко царапнуть ее ногтями. Бледная как смерть Ирина, не говоря ни слова, схватила меня за руку и втащила в комнату.
   Люкс Акуловой состоял из двух смежных комнат и круглого, будто обведенного циркулем, коридора. Ирина Михайловна втолкнула меня в комнату, которая одновременно могла служить и приемной, и гостиной. Краем глаза я успела заметить, что номер действительно шикарный, как у кинозвезды: стены затянуты блестящей парчой, бархатные портьеры собраны в замысловатый ламбрекен, ноги утопают в роскошном, белом с золотом, ковре.
   – Сюда, – сдавленно прошептала дизайнер, увлекая меня в соседнюю комнату.
   Мебели здесь было немного – широкая кровать под балдахином, секретер, туалетный столик, прикроватная тумбочка, пузатый на гнутых ножках гардероб, два кресла, – но расставлена она была с отменным удобством и вкусом.
   Не отпуская моей руки, Ирина развернула меня к себе и впилась мне в глаза затравленным, как у кролика, взглядом:
   – Женя, Женечка, что мне делать? Господи, отвечайте же мне, что мне делать, Женечка? – спросила она шепотом, прыгающими губами.
   – Ну… это зависит от того, что вы натворили, – осторожно ответила я, ничего не понимая.
   Не отрывая от меня дикого взгляда, Акулова показала мне рукой на что-то позади себя. Я всмотрелась: ничего особенного, только небольшой ералаш из-за стоящих у самой дальней стены огромных кофров с одеждой. И зачем она сдернула с кровати парчовое покрывало и набросила его на раскрытый кофр?
   – Женя… Посмотри… Там…
   Дрожащий палец вытянулся в сторону покрывала. Высвободив руку из цепкой Ириной хватки, я подошла к стене и сбросила его, отбросив за спину.
   Под ним, уютно свернувшись калачиком в глубоком чреве черного кофра, лежал труп.
   – А-а-а… – тоненько взвизгнула Ирина и закрыла глаза. Пятясь, она дошла до кровати и села на нее – машинально, как механическая кукла.
   – Кто это? – спросила я, как могла, спокойно. Такие сюрпризы следовало еще осознать.
   – Я не знаю, – шепотом ответила она. – Я его первый раз вижу.
   – Вы уверены, что не привезли его с собой?
   Она покачала головой, но глаз так и не открыла. Да, я ее понимаю. Не на что тут было особенно смотреть.
   С трудом преодолевая тошноту, я присела на корточки у лежащего в чемодане трупа. Покойников я не боюсь (смешно было бы бояться их при моей профессии), но как-то не люблю. Не знаю почему.
   Наверное, потому что у меня с ними мало общего.

* * *

   Солнце пробивало разноцветные витражи балкона с видом на Манеж и Красную площадь и выкладывало на сверкающем паркетном полу замысловатую мозаику. Мы с Ириной сидели рядышком на кровати. Она, приложив руку к груди и судорожно вздыхая, я, нахмурившись и не сводя глаз с парчового покрывала, которое снова накинула на бездыханное тело.
   Минуту назад я его хорошо осмотрела. В карманах нашлась небольшая пачка денег (тысяча триста долларов и десять тысяч рублей), лежащая просто так, безо всякого бумажника, смятый носовой платок, начатая упаковка валидола и удостоверение на имя директора Модной недели в Москве Пищика Анатолия Гавриловича.
   Убитому (а этот человек был именно убит, судя по всему – задушен) было на вид лет пятьдесят – пятьдесят пять, он был невысокого роста, хотя и полной комплекции, с круглым мягким лицом и лысиной, которую он пытался прикрывать старательно зачесанными назад прядями. На нем был великолепный костюм темно-синего цвета в еле заметную бирюзовую полоску и тонкая рубашка с расстегнутым воротом. Галстука – а галстук безусловно должен предполагаться у человека, носящего такой костюм, – не было.
   Обдумав все как следует, я решилась прервать молчание.
   – Как вы нашли… это? Просто окрыли кофр и… эээ… напоролись?
   – Да… я решила проверить, в каком состоянии долетели мои костюмы… раскрыла первый же кофр и… еще когда раскрывала, удивилась, что он такой тяжелый…
   – Понятно. А к другим не прикасались?
   Она на мгновение раскрыла и снова закрыла глаза.
   – Нет, я посмотрела… Только приоткрыла замки. Там все в порядке, там вещи. Просто я… как и все мы… никто из нас не заметил, что там, в аэропорту… мы захватили четвертый кофр…
   – Как-как?
   Ирина перевела дух, чтобы набраться сил объяснить мне все сначала, но я и так все поняла. Четвертый кофр! Ну, конечно! Ведь у стены их стоит ровно четыре, а с собой мы везли три. Я еще в Тарасове пересчитала весь багаж и взяла на заметку: кофров с коллекцией – три штуки!
   А этот – четвертый! Значит, там, во время суматохи с нападением, когда мы отбились от парней, которые хотели украсть наш багаж, в спешке мы захватили с собой лишний, четвертый, кофр! Четвертый кофр – с трупом!
   То-то наш багаж никак не хотел вставать на тележку – там просто не было места для незапланированного чемодана! И водитель автобуса, как его, Вадим Иваныч, тоже удивлялся, почему у нас такой тяжелый багаж!
   Погодите, но что же это тогда значит? А вот что. Этот кофр был подброшен нам вместе с другими, пустыми сумками-чемоданами. Кто-то очень хотел, чтобы мы увезли с собой убитого Пищика или, на худой конец, как-то засветили свою принадлежность к кофру с жуткой «начинкой», и тогда подозрения в убийстве нашей компании было бы не избежать!
   Ничего себе!
   Открытым остается вопрос: связаны ли попытки во что бы то ни стало сорвать показ коллекции Ирины Акуловой с этим убийством? И кому помешал директор Модной недели?
   – Как только я его увидела, сразу побежала к вам в номер… постучала – вы не открыли… там кто-то начал спускаться по лестнице, я испугалась, сама не знаю чего… нервы не в порядке… и вернулась обратно, позвонила вам и… и вот, – говорила тем временем Ирина.
   Плечи у нее вздрагивали.
   Я кивнула, соображая. Снова взглянула в удостоверение, которое держала в руках.
   – Пищик Анатолий Григорьевич. Директор Модной недели. Вы его знали? Хотя бы заочно?
   – Заочно – да, – пробормотала Ирина. – Мы списывались, обменивались документами по факсу и электронной почте, несколько раз говорили по телефону… Это еще на этапе подготовки моего приезда… Когда только решалось, буду ли я участвовать в показах… А лично ни разу не сталкивались, нет…
   – Кроме этих организационных моментов, какие-то еще общие дела с этим господином у вас были?
   – Нет, нет, что вы, никаких…
   – А у ваших девочек или администратора?
   – Господи, да откуда?!
   М-да. Предстояло еще решить, что делать с трупом. Оставлять его в гостинице невозможно – для Ирины это будет неподходящий сосед, к тому же и за номер он не заплатил. Переносить его к себе мне тоже не улыбалось по тем же причинам.
   – Игорь! – сказала я. – Ваш охранник! Где он?
   – Он? Наверное, у себя. Он живет в соседнем номере, через стенку.
   – Почему вы ему не позвонили? Зовите его сюда, он должен помочь нам избавиться от этого, – я кивнула на тело, – непрошеного визитера.
   – А как?
   – Это уже его дело. По-моему, самое лучшее – увезти его куда подальше, в место побезлюднее, если в Москве есть такое место, и сделать анонимный звонок в милицию. С гражданской позиции это, конечно, не совсем правильно, но это единственный способ хотя бы на несколько дней избежать допросов в милиции. Там нас с вами могут задержать на несколько часов, а то и дней.
   – Но я не могу терять часы, а тем более дни, я…
   – Вот и я про то же. А вообще, Ирина Михайловна, я бы посоветовала вам распорядиться, чтобы Воронов поселился в вашем же номере. У вас две комнаты, вы можете устроиться вполне комфортно. Конечно, с точки зрения приличий лучше, чтобы с вами эту неделю пожила я, но моя задача – охранять коллекцию. И я сторонник разделения обязанностей – раз функции личной охраны возложены именно на Игоря, то ему и карты в руки. А кофры с платьями мы перенесем ко мне в номер.
   – Нет! – вдруг резко и с силой возразила Акулова. – Я никогда не буду жить в номере с посторонним мужчиной! Никогда!
   Ее бледное лицо стало покрываться розовыми пятнами. Нервные пальцы забегали по отвороту блузки и обратно.
   – Это совершенно невозможно и недопустимо! И потом, что я скажу мужу?
   – Я думаю, в данной ситуации он вас поймет.
   – Нет! Никогда! Вы его не знаете, и вообще… Я буду жить одна! Это не обсуждается.
   Ее детское упрямство мне, конечно, не понравилось, но что можно было сделать? Акулова сжала губы и так твердо на меня посмотрела, что мне стало ясно – Ирину не переубедить.
   – Хорошо, но вы хотя бы телефон всегда держите под рукой. И сейчас же зовите сюда Воронова.

* * *

   Не имеет смысла описывать изумление Игоря, его вопросы и то, что мы на них отвечали. Фактически повторилась та же самая сцена, что и со мной: удивление, настороженность, напряженное раздумье. В конце концов было решено, что Игорь вызовет такси и под предлогом переноса в Гостиный Двор, где будут проходить показы Недели, кое-какого нашего оборудования, вывезет кофр куда-нибудь в лесополосу.
   – По пути я буду пересаживаться в несколько таксомоторов, – пояснил он, – и, таким образом, отследить мое передвижение путем опроса шоферской братии будет практически невозможно. Вас, дамы, я бы попросил не вступать в контакт ни с кем из посторонних до моего возвращения. Отпечатки ваших пальцев на кофре необходимо стереть.
   Акулова дернулась, а я протянула Игорю удостоверение убитого и то, что нашлось в его карманах:
   – Это нужно положить обратно в его костюм. И тоже стереть отпечатки.
   Удостоверение, носовой платок и валидол Игорь у меня принял, а деньги беззастенчиво запихнул в свой карман. И подмигнул мне:
   – Я человек не бедный, но дарить тому, кто найдет труп, такую приличную сумму не в моих правилах. Тем более что первыми нашли этого бедолагу все-таки мы. А покойному они все равно уже не нужны.
   Определенный резон (если принять предложенную им долю цинизма) в словах Воронова был, но меня все равно покоробило от мысли, что сейчас Игорь, по сути, ограбил мертвого.
   Воронов почувствовал это, но, кажется, нисколько не смутился. Заметил, положив руку мне на плечо:
   – Женя, эти деньги пойдут на то, чтобы несколько часов поколесить по Москве в таксомоторах, заметая следы, а кроме того, не исключено, что придется подкупить и самих водителей. А впоследствии – и ментов! Почему мы должны тратить на это свое, кровно заработанное?
   – Ты прав, – вмешалась Ирина, и тема, таким образом, была закрыта.
   Воронов шагнул к телу, и мы с Ириной вышли из комнаты. Она – потому что не могла заставить себя еще раз посмотреть на труп, я – главным образом для того, чтобы поддержать свою клиентку.
   – Женя, пойдемте к вам? – устало попросила она. – Не хочу видеть, как Игорь будет это выносить…

* * *

   Мы не просидели в моем номере и пяти минут, как в дверь постучали и портье, не дожидаясь ответа, вкатил покрытый белоснежной салфеткой столик на колесах. Ах да, я же заказывала обед в номер!
   Сунув чаевые и портье (ну и прожорливая же братия эти служащие гостиницы!), я придвинула столик к дивану, сдернула салфетку и оглядела содержимое. Тосты, масло, икра, жюльен, салат и в кастрюльке в виде жестяной раковины – что-то горячее, дивно пахнущее, сочное – сок аппетитно проступал через края плотно закрытой крышки.
   Есть хотелось просто ужасно. Я переставила судки, корзиночки и салатницы на большой стол и предложила Ирине присоединиться.
   – Ах, что вы, – поморщилась она. – Да я и кусочка не в состоянии проглотить. Не понимаю, как вы можете…
   Она осеклась, но было и так понятно, что хотела сказать Акулова: как вы можете есть после того, как совсем недавно осматривали труп. Я усмехнулась, но промолчала, делая вид, что целиком отдалась процедуре намазывания хлеба маслом и икрой.
   А подумала примерно следующее: знала бы ты, в каких условиях и после каких событий нам приходилось обедать в Чечне и Югославии. Да, у новичков и у особо впечатлительных бойцов (таких среди нас попадались, впрочем, единицы) после боев и «санитарной зачистки местности» аппетит порой пропадал на целую неделю. Но потом все они все равно присаживались к нашему котелку и наворачивали так, что за ушами трещало!
   К военной операции и вообще ответственному делу нельзя приступать, предварительно не подкрепившись. Это такая же необходимость, как умение правильно укладывать парашют и собирать «калашников» с закрытыми глазами…
   Подойдя к окну и встав у него вполоборота, Акулова спросила:
   – Женя, как вы думаете, если у Игоря все пройдет не очень гладко и случится какая-нибудь осечка, то они… органы правопорядка… могут обвинить меня в убийстве?
   Пальцы ее по-прежнему нервно перебегали от отворота кофточки вниз по застежке и обратно. Во вчера еще спокойных и строгих серых глазах теперь поселился какой-то детский испуг.
   – Не думаю, – ответила я, перемешивая очень аппетитно выглядевший салат. – Даже уверена, что нет. Стоит только сопоставить время убийства и время нашего прилета из Тарасова в Москву, как станет понятно, что в момент смерти Пищика мы с вами как раз пили шампанское в аэропорту. В присутствии как минимум пятидесяти свидетелей.
   – Женя, вы что… Можете сказать, когда он умер?!
   – Конечно! – под жестяной «раковиной» оказалось фрикасе, и я с удовольствием наполнила свою тарелку. – Не забывайте, я же осматривала покойника. Он уже начал коченеть. Причем трупное окоченение началось у него именно тогда, когда он уже покоился в кофре, иначе его бы просто не смогли туда уложить. А если я правильно помню предмет «Основы судебной медицины», который нам читали в спецшколе КГБ, то выраженные признаки окоченения отмечаются у покойников спустя уже 3–4 часа после смерти, держатся около суток и только потом начинают исчезать. Три часа назад, как я уже сказала, мы с вами были довольно далеко от Москвы.
   – А если они скажут, что мы привезли труп с собой? Знаете, для того, чтобы не распутывать «глухаря», – я читала, что так у милиционеров называется нераскрытое убийство…
   – Хотела бы я увидеть лицо дежурного, который просвечивал наш багаж в зоне контроля, – усмехнулась я, – если бы он увидел там свернувшийся калачиком труп. Не нагоняйте на себя тяжелые мысли, Ирина Михайловна. За то, что вы переместили убитого из своего номера, где его обнаружили, в другое место, вас еще могут, как это называется, «притянуть». Но за само убийство – нет. Нет оснований.
   – Господи, хоть что-то хорошее за весь день…
   Она вздохнула, и некоторое время я продолжала свой обед в полном молчании. Затем, погрузив грязную посуду обратно на тележку, принялась за кофе. Предложила Акуловой выпить хотя бы минеральной воды – она взяла стакан, чуть пригубила и сразу отставила в сторону.
   Зазвонил телефон. Трубку взяла Ирина, выслушала то, что ей сообщили, и, не говоря в ответ ни слова, кивнула головой и закрыла крышку мобильника.
   – Это Игорь. Сказал, что все благополучно, он уже едет в такси с… с… с грузом.
   – Что, прямо так и сказал?
   – Нет, конечно. Если дословно – «Я в машине, товар у меня».
   Я фыркнула.
   – И все-таки, Женечка, какой же это ужас…
   – Возьмите себя в руки, Ирина Михайловна. Не думайте об этом, просто выкиньте из головы. У вас впереди столько трудных и беспокойных дней, вот и займитесь подготовкой и организационными моментами. Кстати, что вы планировали сделать именно сегодня?
   – Сегодня… Через два часа нам надо быть в Гостином Дворе и разместить коллекцию в шоу-руме.
   – Где?
   – В шоу-руме, это такое специально отведенное место, где платья будут висеть для обозрения и продажи. Не прямой продажи, конечно, а приема заказов… если они будут… Мы поедем туда вместе: вы, я и Альберт. Он поможет нам красиво расположить вещи, выигрышно все разложить, выставить свет и так далее. У этого мальчика отменный вкус.
   – А девочки?
   – Ну, им там быть не обязательно, я бы хотела, чтобы они отдохнули с дороги и подъехали в Гостиный Двор позже, на репетицию.
   – Как вам будет угодно, Ирина Михайловна, но у меня вопрос: если коллекция будет висеть в этом вашем, как его, шоу-руме, то каким образом я смогу ее охранять? Мне придется ночевать в этом помещении?
   – Нет, конечно, тем более что это запрещено правилами. По договору с организаторами, в ночное время ответственность за платья, выставленные в шоу-руме, несут они. А вот днем, когда коллекцию будут осматривать гости, а также во время репетиций и перед самим показом за сохранностью наших моделей надо очень тщательно следить. Вы не представляете, что с ними может случиться в этой суматохе!
   Ирина замолчала и замялась, глядя на меня вопросительно и как-то тревожно:
   – Женя… Как вы думаете, не лучше ли нам немного видоизменить ваши обязанности, которые мы вчера прописали в контракте? Я бы хотела… мне нравится ваша уверенность, нравится, как вы ведете себя в критических ситуациях вообще… с вами мне как-то спокойней… Хотя, конечно, Игорь тоже серьезный профессионал… Но два телохранителя – это всегда лучше, чем один, правда? В общем, я бы хотела, чтобы вы охраняли не только кофры, но и меня, и девочек. Даже так: сперва меня и девочек, а потом – кофры. Хорошо?
   Я кивнула и отложила салфетку.
   – Все ясно, вопросов нет. Ну, что ж, ехать так ехать, как говорил попугай, когда кошка волокла его из клетки. Я буду готова через пятнадцать минут.
   Ирина сказала мне, что тоже пойдет переодеться, и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь.

* * *

   Гостиный Двор – прекрасное старое здание в ста пятидесяти метрах от Кремля – в этот день был похож не просто на муравейник, а на муравейник, в который наступила нога слона или бегемота.
   В этом здании располагается множество бутиков и фирменных магазинов, офисов, в другое время никакого отношения к Модной неделе не имеющих. Сама администрация Недели занимала здесь всего несколько кабинетов. Но два раза в год, во время сезонных Модных недель, весь Гостиный Двор превращался в такой вот потревоженный слоном муравейник.
   Всюду слышались стуки, вскрики, обрывки музыкальных мелодий, какие-то голоса по громкоговорителю. Сотни служащих мелкой трусцой пересекали залы и холлы во всех направлениях. Почти каждый из них что-то непременно на себе волочил – детали конструкций, тюки с материей, ящики с инструментами, бумаги, папки, светомузыкальное оборудование… И вид при этом у них был такой, что конец света не просто совсем близко, а вообще давно настал и всем нам пора занимать очередь в чистилище!
   У нашей компании (меня, Ирины, Альберта и Анечки Моховой, которая сгорала от любопытства увидеть, как выглядит этот Гостиный Двор, и потому напросилась с нами) проверяли документы не менее получаса. Дюжий охранник пробивал наши данные по компьютеру, проверял на свет, проводил кончиками пальцев по корочкам и в конце концов даже обнюхал. Мне показалось, что еще чуть-чуть – и он оторвет клочочек от страницы моего паспорта и попробует его на вкус.
   – Проходите, – наконец сказал он со вздохом. Глаза его покрылись налетом смертельной тоски: так жалеют, что не могут тут же, не сходя с места, отвести нас в дальний угол и там расстрелять.