Страница:
— Да, нервная у тебя работа, — согласилась я. — Да еще поезд, наверное, самый стремный. Говорят, из Душанбе больше всего в наши края наркотиков завозят. Ты бы уж лучше на каком-нибудь московском каталась.
— Не скажи! — горячо возразила Ксюша. — Я пробовала одно время на питерском направлении работать: ничего хорошего. Работы не меньше, также стаканы и полотенца воруют, зато никакого навара не получишь. А теперь мы с подружкой в доле: я ей тряпки с восточного рынка привожу, она продает, а выручку делим. Мне ведь пацана поднимать надо. Мать сейчас тоже гроши зарабатывает. Когда на билеты дефицит был, ей хоть взятки давали. А теперь вагоны полупустые ходят, иногда в купе хоть четыре места сразу занимай! Я, сестренка, наоборот, теперь вся в переживаниях: как бы из-за этой шишки пропащей меня на другое направление не перевели! Вот когда будет полная херня!
— Так что за мужик-то? — заинтересовалась я невольно: вдруг кто-нибудь из моих бывших или нынешних клиентов попал в новую переделку?
— А шут его знает! — раздраженно махнула рукой Ксюша, у которой, как я заметила, была привычка размахивать руками, словно она отпихивалась от невидимых врагов. — Начальник по культурным связям с кем-то. Общество российско-турецкой или еще какой-то там дружбы. А я так думаю: чего нам с ними дружить, с басурманами? Сдались они все! Я пока замужем была, выше крыши на их мусульманские порядки насмотрелась, думала, что повешусь.
— А как фамилия твоего пропавшего? — не отставала я от Ксюши уже просто по привычке. Постепенно я приучила себя не перескакивать на другую тему до тех пор, пока не получу любым путем ответа на заданный вопрос.
— Неужто забыла?
— Да как же! Я его фамилию дурацкую теперь во сне буду помнить, столько раз мне вчера уши прожужжали про этого Погорельцева Игоря Николаевича, чтоб он сгорел, — заявила моя «добренькая» сестренка. — Сдернул куда-то со своим чемоданом, а я должна теперь отвечать. При мне на станциях ночью он точно не выходил, да и вообще никто из наших в поезде его не видел. А ты что, знаешь такого?
— Нет вроде бы, — задумалась я.
Знакомый Погорелов у меня был — журналист тарасовской газеты. Нескольких Гореликов я тоже хорошо знаю. Один товарищ с фамилией Гореликов имелся среди банковских служащих. Но с Погорельцевым встречаться не доводилось, что, возможно, и к лучшему.
— Может, наркотики возил? — высказала я свое предположение.
— Да кто их знает! Я, сестренка, стараюсь от таких дел держаться за три версты. Особенно после того, как двоих проводников с нашего поезда — Шурика и Ваську — за решетку упекли за пособничество наркодельцам, — невесело вздохнула Ксюша, возле ног которой постепенно скапливалась целая батарея пустых бутылок. — Ежу понятно, что травкой-муравкой и всяким порошком куда выгоднее заниматься, чем тряпками. Но у меня, Танюша, Толик растет, я так рисковать не могу. А потом, со мной как-то один случай был, после которого от одного слова «героин» блевать тянет. Тебе можно за столом рассказать, не затошнит?
— Да ладно уж, рассказывай, все свои, — заинтересовалась я.
И услышала во всех красках историю, как однажды бедной Ксюше пришлось всю ночь возиться с двумя пассажирами, у которых открылась сильнейшая безостановочная рвота.
Вначале она на них просто ругалась, думая, что имеет дело с пьяницами: грозилась штрафом, высадкой на ближайшей станции, требовала хотя бы компенсацию за уборку, но только к утру, когда один из этих типов начал синеть, была вызвана «Скорая», на которой оба пассажира были отправлены в больницу.
Как выяснилось, они пытались провести в своих желудках упаковки с героином, которые неожиданно начали давать «утечку». Один наркокурьер так и скончался тогда в страшных муках, но второго все же удалось спасти и передать в руки милиции.
— Только тот, кто не знает, говорит, что скукотища ездить по одной и той же дороге, — самодовольно заметила Ксюша. — Ни фига! И в кино ходить не надо: каждый день что-нибудь новенькое случается! Только бы с этим Погорельцевым теперь все обошлось! А то наше начальство, как в каком-нибудь вагоне начинают слишком уж часто ребята в фуражках с собаками появляться, тут же нашего брата-проводника старается в другое место перевести. Или…
Ксюша еще что-то принялась рассказывать про жизнь проводников и их непосредственных начальников, но этих подробностей я уже не услышала — воздух снова сотряс пронзительный гудок ползущего по рельсам тепловоза, который таким образом объявлял о своем прибытии в депо и на много метров вокруг заглушал все прочие звуки.
— «Шестой», «шестой», пропускаем электропоезд на Багаевку, — громко, прямо у меня под ухом, произнес следом голос диспетчера. — «Шестой», ты меня слышишь?
— Да что я, глухой, что ли, — отозвался на всю окрестность «шестой».
— А чего молчишь как партизан? — продолжал допытываться женский голос из диспетчерской.
— Чего-чего? Живот болит, — ответил «шестой». — Но кого это колышет?
Я подумала, что в эту минуту бедному «шестому» должны были посочувствовать сотни невольных слушателей, живущих в десятках домов вдоль железной дороги.
— Смотри какой умный! — заметил голос из диспетчерской. — Как зарплату получать, так у тебя ничего не болит…
Это было так забавно и в то же время нелепо, что казалось невероятным: из-за допотопной связи жильцы окрестных домов обречены были и днем и ночью слушать подобные разговоры, ругань, чужие производственные перебранки. Хотя, судя по тому, что Ксения, не прерывая, продолжала свой рассказ, она уже просто не обращала ни малейшего внимания на постоянные громкие диалоги диспетчеров и машинистов в железнодорожном «прямом эфире». Как будто бы вовсе их не слышала!
Признаться, я даже посмотрела на нее с некоторым восхищением: вот это выдержка!
Зато из следующего разговора по громкоговорителю я поняла, что времени натикало уже почти одиннадцать утра — мне пора было уходить.
— Что же я только одна говорю? — очнулась Ксюша. — Ты о себе расскажи: сама-то — замужем или пока в девках гуляешь?
Но отвечать на эти вопросы мне, к счастью, не пришлось.
В дверь позвонили, и Ксюша сорвалась с места открывать. Я тоже встала с табуретки, полагая, что сейчас представился удобный момент удалиться.
По крайней мере, я узнала, что моя сестренка нашла свой способ как-то выживать в этой жизни сама, тянуть других и при этом не ныть и скулить, как ее мамаша.
Но не успела я про это подумать, как услышала в коридоре сдавленный крик Ксюши.
Глава 2 Кулачные вопросы
— Не скажи! — горячо возразила Ксюша. — Я пробовала одно время на питерском направлении работать: ничего хорошего. Работы не меньше, также стаканы и полотенца воруют, зато никакого навара не получишь. А теперь мы с подружкой в доле: я ей тряпки с восточного рынка привожу, она продает, а выручку делим. Мне ведь пацана поднимать надо. Мать сейчас тоже гроши зарабатывает. Когда на билеты дефицит был, ей хоть взятки давали. А теперь вагоны полупустые ходят, иногда в купе хоть четыре места сразу занимай! Я, сестренка, наоборот, теперь вся в переживаниях: как бы из-за этой шишки пропащей меня на другое направление не перевели! Вот когда будет полная херня!
— Так что за мужик-то? — заинтересовалась я невольно: вдруг кто-нибудь из моих бывших или нынешних клиентов попал в новую переделку?
— А шут его знает! — раздраженно махнула рукой Ксюша, у которой, как я заметила, была привычка размахивать руками, словно она отпихивалась от невидимых врагов. — Начальник по культурным связям с кем-то. Общество российско-турецкой или еще какой-то там дружбы. А я так думаю: чего нам с ними дружить, с басурманами? Сдались они все! Я пока замужем была, выше крыши на их мусульманские порядки насмотрелась, думала, что повешусь.
— А как фамилия твоего пропавшего? — не отставала я от Ксюши уже просто по привычке. Постепенно я приучила себя не перескакивать на другую тему до тех пор, пока не получу любым путем ответа на заданный вопрос.
— Неужто забыла?
— Да как же! Я его фамилию дурацкую теперь во сне буду помнить, столько раз мне вчера уши прожужжали про этого Погорельцева Игоря Николаевича, чтоб он сгорел, — заявила моя «добренькая» сестренка. — Сдернул куда-то со своим чемоданом, а я должна теперь отвечать. При мне на станциях ночью он точно не выходил, да и вообще никто из наших в поезде его не видел. А ты что, знаешь такого?
— Нет вроде бы, — задумалась я.
Знакомый Погорелов у меня был — журналист тарасовской газеты. Нескольких Гореликов я тоже хорошо знаю. Один товарищ с фамилией Гореликов имелся среди банковских служащих. Но с Погорельцевым встречаться не доводилось, что, возможно, и к лучшему.
— Может, наркотики возил? — высказала я свое предположение.
— Да кто их знает! Я, сестренка, стараюсь от таких дел держаться за три версты. Особенно после того, как двоих проводников с нашего поезда — Шурика и Ваську — за решетку упекли за пособничество наркодельцам, — невесело вздохнула Ксюша, возле ног которой постепенно скапливалась целая батарея пустых бутылок. — Ежу понятно, что травкой-муравкой и всяким порошком куда выгоднее заниматься, чем тряпками. Но у меня, Танюша, Толик растет, я так рисковать не могу. А потом, со мной как-то один случай был, после которого от одного слова «героин» блевать тянет. Тебе можно за столом рассказать, не затошнит?
— Да ладно уж, рассказывай, все свои, — заинтересовалась я.
И услышала во всех красках историю, как однажды бедной Ксюше пришлось всю ночь возиться с двумя пассажирами, у которых открылась сильнейшая безостановочная рвота.
Вначале она на них просто ругалась, думая, что имеет дело с пьяницами: грозилась штрафом, высадкой на ближайшей станции, требовала хотя бы компенсацию за уборку, но только к утру, когда один из этих типов начал синеть, была вызвана «Скорая», на которой оба пассажира были отправлены в больницу.
Как выяснилось, они пытались провести в своих желудках упаковки с героином, которые неожиданно начали давать «утечку». Один наркокурьер так и скончался тогда в страшных муках, но второго все же удалось спасти и передать в руки милиции.
— Только тот, кто не знает, говорит, что скукотища ездить по одной и той же дороге, — самодовольно заметила Ксюша. — Ни фига! И в кино ходить не надо: каждый день что-нибудь новенькое случается! Только бы с этим Погорельцевым теперь все обошлось! А то наше начальство, как в каком-нибудь вагоне начинают слишком уж часто ребята в фуражках с собаками появляться, тут же нашего брата-проводника старается в другое место перевести. Или…
Ксюша еще что-то принялась рассказывать про жизнь проводников и их непосредственных начальников, но этих подробностей я уже не услышала — воздух снова сотряс пронзительный гудок ползущего по рельсам тепловоза, который таким образом объявлял о своем прибытии в депо и на много метров вокруг заглушал все прочие звуки.
— «Шестой», «шестой», пропускаем электропоезд на Багаевку, — громко, прямо у меня под ухом, произнес следом голос диспетчера. — «Шестой», ты меня слышишь?
— Да что я, глухой, что ли, — отозвался на всю окрестность «шестой».
— А чего молчишь как партизан? — продолжал допытываться женский голос из диспетчерской.
— Чего-чего? Живот болит, — ответил «шестой». — Но кого это колышет?
Я подумала, что в эту минуту бедному «шестому» должны были посочувствовать сотни невольных слушателей, живущих в десятках домов вдоль железной дороги.
— Смотри какой умный! — заметил голос из диспетчерской. — Как зарплату получать, так у тебя ничего не болит…
Это было так забавно и в то же время нелепо, что казалось невероятным: из-за допотопной связи жильцы окрестных домов обречены были и днем и ночью слушать подобные разговоры, ругань, чужие производственные перебранки. Хотя, судя по тому, что Ксения, не прерывая, продолжала свой рассказ, она уже просто не обращала ни малейшего внимания на постоянные громкие диалоги диспетчеров и машинистов в железнодорожном «прямом эфире». Как будто бы вовсе их не слышала!
Признаться, я даже посмотрела на нее с некоторым восхищением: вот это выдержка!
Зато из следующего разговора по громкоговорителю я поняла, что времени натикало уже почти одиннадцать утра — мне пора было уходить.
— Что же я только одна говорю? — очнулась Ксюша. — Ты о себе расскажи: сама-то — замужем или пока в девках гуляешь?
Но отвечать на эти вопросы мне, к счастью, не пришлось.
В дверь позвонили, и Ксюша сорвалась с места открывать. Я тоже встала с табуретки, полагая, что сейчас представился удобный момент удалиться.
По крайней мере, я узнала, что моя сестренка нашла свой способ как-то выживать в этой жизни сама, тянуть других и при этом не ныть и скулить, как ее мамаша.
Но не успела я про это подумать, как услышала в коридоре сдавленный крик Ксюши.
Глава 2 Кулачные вопросы
— Ой, мамочки, грабят! Убивают! — послышались ее причитания.
— Молчи, а то убью, — пригрозил мужской голос.
Можно было не сомневаться, что на мою рыжую родственницу совершалось разбойное нападение.
Правда, неизвестно, в каких целях, но думать об этом сейчас было некогда.
На цыпочках, быстро и бесшумно ступая, я нырнула с балкона в комнату и затаилась за одним из тюков, благо, их размеры позволяли чувствовать себя как в окопах. Отсюда мне гораздо лучше было слышно, что в коридоре происходила какая-то возня, и даже было видно нападавшего — молодого, весьма симпатичного парня, со светлым ежиком волос на голове и суровым выражением лица, который скручивал Ксюше руки, заломив их за спину.
Прежде чем вмешаться, нужно было выяснить, сколько человек грабителей и чем они вооружены, чтобы прикинуть приблизительный план дальнейших действий и рассчитать свои силы.
Преступник втолкнул в комнату мычащую Ксюшу, у которой рот был заткнут кляпом («Не профессионал! Это удобнее делать лейкопластырем!» — пронеслось у меня в голове), а руки связаны веревкой.
Как ни странно, но молодой бандит был один.
— Слушай меня внимательно, — сказал он. — Если ты пообещаешь, что не будешь кричать и звать на помощь, я просто задам несколько вопросов и ничего плохого тебе не сделаю. Но если ты вздумаешь…
Продолжения угроз я ждать не стала и быстро выскочила из своего укрытия, как только обидчик сестры повернулся ко мне спиной.
Он и понять ничего толком не успел, как уже стоял на четвереньках, получив сзади удар по болевой точке на позвоночнике, и жалобно поскуливал. А я сидела на нем верхом, крепко обхватив молодого да раннего (и явно неопытного) налетчика своими длинными ногами, а рукой зафиксировав шею, давая понять, что если тот будет дергаться, то к нему придется применить более крутые меры.
— Сопротивление бесполезно, милиция, — сказала я преступнику, тяжело дыша в его светлый пушистый затылок, подстриженный модной лесенкой, который почему-то вызывал во мне какие угодно чувства, кроме закономерной злости.
— Откуда? — прохрипел тот из-под меня, разом замирая на месте в своей нелепой раскоряченной позе.
Я чуть было не сказала ему как в детстве: «От верблюда!», но благоразумно промолчала и, пользуясь тем, что он больше особенно не сопротивлялся, слезла с противника, усадила его и крепко связала ему руки за спиной черными колготками, вовремя выпавшими из какой-то опрокинутой сумки с барахлом.
Наша схватка закончилась, едва начавшись.
Не скрою — увидев перед собой воочию «стража порядка» в коротком сексуальном платье и со стройными загорелыми ногами, налетчик сначала посмотрел на меня совершенно ошарашенно, а потом снова конвульсивно задергался, пытаясь освободить руки. Но было уже поздно.
Плохо лишь, что я недооценила темперамент Ксюши, которая, как только я ей развязала руки и вытащила кляп, сразу же набросилась на мальчишку и принялась лупить его обеими руками, особенно стараясь заехать кулаком в глаз.
— Гад! Вот гад! — орала она во всю глотку, которая вполне могла бы посоревноваться с паровозным гудком. — Смотри какой умный! Позарился на мои вещички! Подглядел, как носильщик их вчера домой припер? Подглядел? Подглядел? А что, если я тебе глаза сейчас выдеру, чтобы не зарился на чужое добро?
Сопротивляться со связанными руками парень не мог и теперь только уворачивался от сыпавшихся на него тумаков, не говоря при этом ни одного слова. Меня несколько удивило, что он ни в чем не оправдывался, не пытался ничего объяснить, даже не матерился, а просто молчал как партизан, с ненавистью глядя на мою разъяренную сестрицу своими выразительными голубыми глазами.
В распахнутом красном халате, напяленном прямо на ночную рубаху, с растрепанными волосами и зверским выражением лица, Ксюша была сейчас похожа на рыжую ведьму.
Не приведи господи, увидеть такую ночью во сне!
— Ладно, хватит с него, — остановила я свою троюродную сестру. — Ты и так ему на память хороший фингал под глазом поставила.
— Так ему и надо, гаду, — не хотела униматься сестрица, так что теперь мне пришлось ее оттащить от мальчишки и пригрозить строгим голосом:
— Дождетесь у меня: сейчас обоих свяжу и сдам в ментовку, пусть там с вами разбираются.
— Меня девки предупреждали, — пояснила Ксюша, показывая пальцем на незнакомца. — На вокзале какая-то особая шайка появилась, которая поезда караулит и прослеживает, кто куда большую поклажу понес, чтобы потом себе отжать. Но вот чтобы так, средь бела дня…
Налетчик посмотрел на нее с нескрываемым презрением и молча сплюнул кровь — Ксюша сильно разбила ему губу.
Его внешний облик подсказывал мне, что парень явно не принадлежал к вокзальной мелкой шушере, которую видно за три версты. В его жестах, передергиваниях плечами, язвительной улыбке проглядывала какая-то скрытая надменность, не свойственная публике, промышлявшей по вокзалу и привокзальному рынку.
И потом, он казался до неприличия чистеньким! Прямо-таки студентом из Оксфорда в светлой рубашечке, с модной стрижкой на волосах, отдающих запахом дорогой туалетной воды. Я уловила этот запах, когда заламывала ему руки и близко наклонилась к уху.
Нет, парень был все же несомненно ближе к моей публике, которая работала по-крупному и с которой мне тоже приходилось выкладываться. К счастью, исключительно за гонорары в долларах.
— Вопрос первый: ты один? Кто тебя ждет на улице? Только без дураков, — посмотрела я на него своим пронзительным взглядом зеленых глаз, которому мог бы позавидовать любой экстрасенс. — Лучше сразу говори правду, а то потом хуже будет.
— Мама, — угрюмо пробормотал парнишка себе под нос и добавил еще что-то неразборчивое, чего я уже не услышала: через открытый балкон в комнате снова грянул надсадный гудок.
— Смотри-ка, тю: сам полез грабить, а теперь мамочку зовет, — зло засмеялась Ксюша и тут же привычно повысила голос настоящей русской народной проводницы: — И нечего здесь плеваться кровью, не у себя дома! Иди в тамбур или, как его, куда подальше, и там плюйся. Сейчас живо самого убираться заставлю…
Парень молча смерил ее взглядом с ног до головы и отвернулся.
— Какая еще мама? — переспросила я, тут же вспоминая почему-то о своей тетушке, которая сейчас наверняка уже слегка перекусила и взялась читать детективчик. Знала бы она, откуда берутся все эти сюжеты и кому конкретно приходится их распутывать!
— Моя, — сказал парень сквозь зубы и снова замолчал.
— Смотри-ка, так у них целый семейный подряд! — воскликнула Ксюша. — Вот свиньи! Как будто другие не хотят нормально жить! Знаешь, как эти тряпки даются: семь потов сойдет, пока нужное найдешь, дотащишь, а потом еще и продать сумеешь!
— Сдались мне твои тряпки, — брезгливо скривился парень. — Я хотел тебя только как следует допросить, вот и все.
— Опять допросить? Да меня и так вчера всю этими допросами измочалили! — возмутилась Ксюша. — Давай не заливай — не отвертишься. Все равно на небо в клеточку тебе, гад, полюбоваться придется — за разбойное нападение с применением силы на одинокую женщину в ее собственном доме. И будет тебе врать! Первый раз слышу, чтобы свидетеля для допроса веревками скручивали. Скажи, Тань? Ты же юристка. Разве есть такие законы?
— Нет, — покачала я головой, начиная что-то понимать. — Законов таких нет. Как, кстати, твои имя, фамилия и отчество?
— Погорельцев. Константин…
— Соответственно Игоревич? — спросила я.
— Да, Константин Игоревич Погорельцев, — произнес парень с такой гордостью, как если бы назвался Петром Первым или Наполеоном Бонапартом.
— Вон оно что! — присвистнула Ксюша. — Опять продолжается херня из-за этого пропавшего!
— Хорошо, допустим. И что ты собирался сейчас делать? — продолжала я допытываться. — Ну вот, связал ты ее, и что дальше?
— Допросил бы как следует, — ответил Константин, помолчав. — Никто не хочет ничего говорить. Запугали всех или подкупили. А человек… пропал, и никаких следов.
Голос его еле заметно дрогнул, но парень сумел с собой справиться и только невесело вздохнул.
— Ой, Костик, что они с тобой тут делают? — услышала я у себя за спиной голос внезапно появившейся в комнате женщины.
Я оглянулась. Немолодая, но элегантно одетая особа с ужасом рассматривала открывшуюся перед ее глазами картину: связанного, окровавленного юношу, сидящего на полу среди разбросанных мешков и сумок, и двух возвышающихся над ним женщин, у одной из которых из ночной рубахи вывалилась наружу голая грудь.
Я указала Ксюше на ее оплошность, и моя сестрица без тени смущения спокойно запахнула халат и рассмеялась.
— Насилуем, — пояснила она, и я вспомнила, что не зря считала в детстве свою троюродную сестрицу похожей на маленькую разбойницу из сказки про «Снежную королеву». — Не видите, что ли? Сам пришел, сам хотел.
— Допрашиваем, — уточнила я, пощадив дамочку, которую от Ксюшиного вида и слов буквально передернуло. — Ваш Костик напал на женщину, чуть не задушил, вот мы и пытаемся разобраться…
— Костик, я как предчувствовала! — испуганно пролепетала женщина. — Костик, ну как же так: ты мне обещал! Ты же сказал, что просто хочешь задать несколько вопросов, и я тебе поверила! Зачем весь этот экстремизм? Ну что теперь прикажешь делать?
— От таких людей без силы ничего не добьешься! — зло пробормотал Константин.
— Ой, да у тебя кровь! — вскрикнула женщина. — Неужто зубик повредили? Открой рот, я посмотрю! Ну, не упрямься же!
— Перестань, мама, — отстранился от нее Костик. — Не сейчас! Оставь меня в покое.
— Я вам вот что скажу, — заявила Ксюша. — Я сдам этого типа в милицию. Есть свидетели, что этот гаденыш совершил на меня нападение, руки ломал! Знаете, какие у меня теперь синяки на руках будут? Даже на пляже не разденешься! А скоро самая жарища начнется. И вообще, я чуть не задохнулась, когда он мне в рот кляп вставил.
— Да что вы, женщина, — быстро-быстро заговорила незнакомка. — Произошло недоразумение. Мой мальчик не из таких, что вы. Он никогда пальцем никого не трогал. Просто он со вчерашнего дня сам не свой и находится в состоянии аффекта, как только узнал об исчезновении отца. Что вы, какая милиция!
— А мне-то что? У меня свой эффект, вот! — выставила напоказ Ксюша руку в мелких рыжих веснушках, на которой действительно ярко отпечатались следы пальцев.
— Господи, ну что же теперь делать? Что? — продолжала тихо причитать мать Костика. — Как бы нам с вами теперь разойтись по-хорошему? Хотите, я вам заплачу, чтобы вы забыли о недоразумении? Сколько? Так сказать, за причиненный моральный ущерб…
— И за физический в особенности. Ну, пятьсот рублей как минимум, — еще раз с нескрываемым удовольствием осмотрела Ксюша свою руку в мелких конопушках. — Пойдет?
— Пойдет, — вздохнула женщина, открыла сумочку и быстро вынула из кошелька несколько сторублевых бумажек.
— А тебе, получается, Костик, вовсе нельзя верить, — повернулась она к сыну и принялась нервно распутывать узел на его руках. — Я тебя одного больше никуда не отпущу. Сам же сказал: задам пару вопросиков, ты можешь пока в магазин сходить. Видишь, как дорого обходится твоя самодеятельность? Да помогите же мне кто-нибудь? Как это вы так сумели завязать, что невозможно распутать!.. Эх, Костик…
— Специальным узлом, — сказала я, освобождая заложника, которому его самодеятельность обошлась действительно дорого, учитывая также намятые бока и разбитую губу.
Хорошо еще, что я не применила сгоряча прием карате, который способен на некоторое время вовсе отключить человека от действительности. А то бы совсем уж перестарались!
Но какова моя сестрица! Ловко она сумела продать свои сомнительные синяки за пятьсот рублей! Не зря стоит теперь в сторонке такая тихая и сияющая — наверное, прикидывает в уме, на что лучше потратить свалившийся на нее подарок судьбы.
— Все равно… Все подкуплены, с милицией дело иметь бесполезно, — сердито проговорил импульсивный сынок. — Ни от кого правды не добьешься. Все сволочи.
— Но так тоже нельзя! — возразила ему мамаша. — Глупость какая-то! Если ты не доверяешь официальным органам, нужно все равно действовать грамотно. Сейчас даже в Тарасове существуют частные детективные агентства, где работают профессионалы, я узнавала! Мне, кстати, Павел Андреевич дал телефон частного детектива Татьяны Ивановой, которая в свое время помогла ему, казалось бы, совсем в безвыходной ситуации. Нужно не махать зря кулаками, а как можно скорее ей позвонить и попросить заняться нашим делом.
— Молчи, а то убью, — пригрозил мужской голос.
Можно было не сомневаться, что на мою рыжую родственницу совершалось разбойное нападение.
Правда, неизвестно, в каких целях, но думать об этом сейчас было некогда.
На цыпочках, быстро и бесшумно ступая, я нырнула с балкона в комнату и затаилась за одним из тюков, благо, их размеры позволяли чувствовать себя как в окопах. Отсюда мне гораздо лучше было слышно, что в коридоре происходила какая-то возня, и даже было видно нападавшего — молодого, весьма симпатичного парня, со светлым ежиком волос на голове и суровым выражением лица, который скручивал Ксюше руки, заломив их за спину.
Прежде чем вмешаться, нужно было выяснить, сколько человек грабителей и чем они вооружены, чтобы прикинуть приблизительный план дальнейших действий и рассчитать свои силы.
Преступник втолкнул в комнату мычащую Ксюшу, у которой рот был заткнут кляпом («Не профессионал! Это удобнее делать лейкопластырем!» — пронеслось у меня в голове), а руки связаны веревкой.
Как ни странно, но молодой бандит был один.
— Слушай меня внимательно, — сказал он. — Если ты пообещаешь, что не будешь кричать и звать на помощь, я просто задам несколько вопросов и ничего плохого тебе не сделаю. Но если ты вздумаешь…
Продолжения угроз я ждать не стала и быстро выскочила из своего укрытия, как только обидчик сестры повернулся ко мне спиной.
Он и понять ничего толком не успел, как уже стоял на четвереньках, получив сзади удар по болевой точке на позвоночнике, и жалобно поскуливал. А я сидела на нем верхом, крепко обхватив молодого да раннего (и явно неопытного) налетчика своими длинными ногами, а рукой зафиксировав шею, давая понять, что если тот будет дергаться, то к нему придется применить более крутые меры.
— Сопротивление бесполезно, милиция, — сказала я преступнику, тяжело дыша в его светлый пушистый затылок, подстриженный модной лесенкой, который почему-то вызывал во мне какие угодно чувства, кроме закономерной злости.
— Откуда? — прохрипел тот из-под меня, разом замирая на месте в своей нелепой раскоряченной позе.
Я чуть было не сказала ему как в детстве: «От верблюда!», но благоразумно промолчала и, пользуясь тем, что он больше особенно не сопротивлялся, слезла с противника, усадила его и крепко связала ему руки за спиной черными колготками, вовремя выпавшими из какой-то опрокинутой сумки с барахлом.
Наша схватка закончилась, едва начавшись.
Не скрою — увидев перед собой воочию «стража порядка» в коротком сексуальном платье и со стройными загорелыми ногами, налетчик сначала посмотрел на меня совершенно ошарашенно, а потом снова конвульсивно задергался, пытаясь освободить руки. Но было уже поздно.
Плохо лишь, что я недооценила темперамент Ксюши, которая, как только я ей развязала руки и вытащила кляп, сразу же набросилась на мальчишку и принялась лупить его обеими руками, особенно стараясь заехать кулаком в глаз.
— Гад! Вот гад! — орала она во всю глотку, которая вполне могла бы посоревноваться с паровозным гудком. — Смотри какой умный! Позарился на мои вещички! Подглядел, как носильщик их вчера домой припер? Подглядел? Подглядел? А что, если я тебе глаза сейчас выдеру, чтобы не зарился на чужое добро?
Сопротивляться со связанными руками парень не мог и теперь только уворачивался от сыпавшихся на него тумаков, не говоря при этом ни одного слова. Меня несколько удивило, что он ни в чем не оправдывался, не пытался ничего объяснить, даже не матерился, а просто молчал как партизан, с ненавистью глядя на мою разъяренную сестрицу своими выразительными голубыми глазами.
В распахнутом красном халате, напяленном прямо на ночную рубаху, с растрепанными волосами и зверским выражением лица, Ксюша была сейчас похожа на рыжую ведьму.
Не приведи господи, увидеть такую ночью во сне!
— Ладно, хватит с него, — остановила я свою троюродную сестру. — Ты и так ему на память хороший фингал под глазом поставила.
— Так ему и надо, гаду, — не хотела униматься сестрица, так что теперь мне пришлось ее оттащить от мальчишки и пригрозить строгим голосом:
— Дождетесь у меня: сейчас обоих свяжу и сдам в ментовку, пусть там с вами разбираются.
— Меня девки предупреждали, — пояснила Ксюша, показывая пальцем на незнакомца. — На вокзале какая-то особая шайка появилась, которая поезда караулит и прослеживает, кто куда большую поклажу понес, чтобы потом себе отжать. Но вот чтобы так, средь бела дня…
Налетчик посмотрел на нее с нескрываемым презрением и молча сплюнул кровь — Ксюша сильно разбила ему губу.
Его внешний облик подсказывал мне, что парень явно не принадлежал к вокзальной мелкой шушере, которую видно за три версты. В его жестах, передергиваниях плечами, язвительной улыбке проглядывала какая-то скрытая надменность, не свойственная публике, промышлявшей по вокзалу и привокзальному рынку.
И потом, он казался до неприличия чистеньким! Прямо-таки студентом из Оксфорда в светлой рубашечке, с модной стрижкой на волосах, отдающих запахом дорогой туалетной воды. Я уловила этот запах, когда заламывала ему руки и близко наклонилась к уху.
Нет, парень был все же несомненно ближе к моей публике, которая работала по-крупному и с которой мне тоже приходилось выкладываться. К счастью, исключительно за гонорары в долларах.
— Вопрос первый: ты один? Кто тебя ждет на улице? Только без дураков, — посмотрела я на него своим пронзительным взглядом зеленых глаз, которому мог бы позавидовать любой экстрасенс. — Лучше сразу говори правду, а то потом хуже будет.
— Мама, — угрюмо пробормотал парнишка себе под нос и добавил еще что-то неразборчивое, чего я уже не услышала: через открытый балкон в комнате снова грянул надсадный гудок.
— Смотри-ка, тю: сам полез грабить, а теперь мамочку зовет, — зло засмеялась Ксюша и тут же привычно повысила голос настоящей русской народной проводницы: — И нечего здесь плеваться кровью, не у себя дома! Иди в тамбур или, как его, куда подальше, и там плюйся. Сейчас живо самого убираться заставлю…
Парень молча смерил ее взглядом с ног до головы и отвернулся.
— Какая еще мама? — переспросила я, тут же вспоминая почему-то о своей тетушке, которая сейчас наверняка уже слегка перекусила и взялась читать детективчик. Знала бы она, откуда берутся все эти сюжеты и кому конкретно приходится их распутывать!
— Моя, — сказал парень сквозь зубы и снова замолчал.
— Смотри-ка, так у них целый семейный подряд! — воскликнула Ксюша. — Вот свиньи! Как будто другие не хотят нормально жить! Знаешь, как эти тряпки даются: семь потов сойдет, пока нужное найдешь, дотащишь, а потом еще и продать сумеешь!
— Сдались мне твои тряпки, — брезгливо скривился парень. — Я хотел тебя только как следует допросить, вот и все.
— Опять допросить? Да меня и так вчера всю этими допросами измочалили! — возмутилась Ксюша. — Давай не заливай — не отвертишься. Все равно на небо в клеточку тебе, гад, полюбоваться придется — за разбойное нападение с применением силы на одинокую женщину в ее собственном доме. И будет тебе врать! Первый раз слышу, чтобы свидетеля для допроса веревками скручивали. Скажи, Тань? Ты же юристка. Разве есть такие законы?
— Нет, — покачала я головой, начиная что-то понимать. — Законов таких нет. Как, кстати, твои имя, фамилия и отчество?
— Погорельцев. Константин…
— Соответственно Игоревич? — спросила я.
— Да, Константин Игоревич Погорельцев, — произнес парень с такой гордостью, как если бы назвался Петром Первым или Наполеоном Бонапартом.
— Вон оно что! — присвистнула Ксюша. — Опять продолжается херня из-за этого пропавшего!
— Хорошо, допустим. И что ты собирался сейчас делать? — продолжала я допытываться. — Ну вот, связал ты ее, и что дальше?
— Допросил бы как следует, — ответил Константин, помолчав. — Никто не хочет ничего говорить. Запугали всех или подкупили. А человек… пропал, и никаких следов.
Голос его еле заметно дрогнул, но парень сумел с собой справиться и только невесело вздохнул.
— Ой, Костик, что они с тобой тут делают? — услышала я у себя за спиной голос внезапно появившейся в комнате женщины.
Я оглянулась. Немолодая, но элегантно одетая особа с ужасом рассматривала открывшуюся перед ее глазами картину: связанного, окровавленного юношу, сидящего на полу среди разбросанных мешков и сумок, и двух возвышающихся над ним женщин, у одной из которых из ночной рубахи вывалилась наружу голая грудь.
Я указала Ксюше на ее оплошность, и моя сестрица без тени смущения спокойно запахнула халат и рассмеялась.
— Насилуем, — пояснила она, и я вспомнила, что не зря считала в детстве свою троюродную сестрицу похожей на маленькую разбойницу из сказки про «Снежную королеву». — Не видите, что ли? Сам пришел, сам хотел.
— Допрашиваем, — уточнила я, пощадив дамочку, которую от Ксюшиного вида и слов буквально передернуло. — Ваш Костик напал на женщину, чуть не задушил, вот мы и пытаемся разобраться…
— Костик, я как предчувствовала! — испуганно пролепетала женщина. — Костик, ну как же так: ты мне обещал! Ты же сказал, что просто хочешь задать несколько вопросов, и я тебе поверила! Зачем весь этот экстремизм? Ну что теперь прикажешь делать?
— От таких людей без силы ничего не добьешься! — зло пробормотал Константин.
— Ой, да у тебя кровь! — вскрикнула женщина. — Неужто зубик повредили? Открой рот, я посмотрю! Ну, не упрямься же!
— Перестань, мама, — отстранился от нее Костик. — Не сейчас! Оставь меня в покое.
— Я вам вот что скажу, — заявила Ксюша. — Я сдам этого типа в милицию. Есть свидетели, что этот гаденыш совершил на меня нападение, руки ломал! Знаете, какие у меня теперь синяки на руках будут? Даже на пляже не разденешься! А скоро самая жарища начнется. И вообще, я чуть не задохнулась, когда он мне в рот кляп вставил.
— Да что вы, женщина, — быстро-быстро заговорила незнакомка. — Произошло недоразумение. Мой мальчик не из таких, что вы. Он никогда пальцем никого не трогал. Просто он со вчерашнего дня сам не свой и находится в состоянии аффекта, как только узнал об исчезновении отца. Что вы, какая милиция!
— А мне-то что? У меня свой эффект, вот! — выставила напоказ Ксюша руку в мелких рыжих веснушках, на которой действительно ярко отпечатались следы пальцев.
— Господи, ну что же теперь делать? Что? — продолжала тихо причитать мать Костика. — Как бы нам с вами теперь разойтись по-хорошему? Хотите, я вам заплачу, чтобы вы забыли о недоразумении? Сколько? Так сказать, за причиненный моральный ущерб…
— И за физический в особенности. Ну, пятьсот рублей как минимум, — еще раз с нескрываемым удовольствием осмотрела Ксюша свою руку в мелких конопушках. — Пойдет?
— Пойдет, — вздохнула женщина, открыла сумочку и быстро вынула из кошелька несколько сторублевых бумажек.
— А тебе, получается, Костик, вовсе нельзя верить, — повернулась она к сыну и принялась нервно распутывать узел на его руках. — Я тебя одного больше никуда не отпущу. Сам же сказал: задам пару вопросиков, ты можешь пока в магазин сходить. Видишь, как дорого обходится твоя самодеятельность? Да помогите же мне кто-нибудь? Как это вы так сумели завязать, что невозможно распутать!.. Эх, Костик…
— Специальным узлом, — сказала я, освобождая заложника, которому его самодеятельность обошлась действительно дорого, учитывая также намятые бока и разбитую губу.
Хорошо еще, что я не применила сгоряча прием карате, который способен на некоторое время вовсе отключить человека от действительности. А то бы совсем уж перестарались!
Но какова моя сестрица! Ловко она сумела продать свои сомнительные синяки за пятьсот рублей! Не зря стоит теперь в сторонке такая тихая и сияющая — наверное, прикидывает в уме, на что лучше потратить свалившийся на нее подарок судьбы.
— Все равно… Все подкуплены, с милицией дело иметь бесполезно, — сердито проговорил импульсивный сынок. — Ни от кого правды не добьешься. Все сволочи.
— Но так тоже нельзя! — возразила ему мамаша. — Глупость какая-то! Если ты не доверяешь официальным органам, нужно все равно действовать грамотно. Сейчас даже в Тарасове существуют частные детективные агентства, где работают профессионалы, я узнавала! Мне, кстати, Павел Андреевич дал телефон частного детектива Татьяны Ивановой, которая в свое время помогла ему, казалось бы, совсем в безвыходной ситуации. Нужно не махать зря кулаками, а как можно скорее ей позвонить и попросить заняться нашим делом.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента