Страница:
Марина Серова
Шик, блеск, красота
Пролог
Не знаю уж почему, но как-то у всех сложилось мнение, что законодателей моды следует искать непременно в столице. Я и сама долгое время придерживалась этой мысли, считая, что там и жизнь ярче, и люди богаче, следовательно, и возможностей развернуться больше. Считала и, может, так и продолжала бы считать, не приди мне однажды маленькая открыточка с самым незамысловатым текстом. В ней говорилось о том, что меня, Татьяну Иванову, одного из самых известных частных детективов в нашем городе, приглашают во Дворец культуры на показ мод. Но в качестве модели, а не обычного зрителя.
Прочтя в тот момент это приглашение, я особой радости не испытала. Мне ведь и раньше приходилось посещать подобные мероприятия, наблюдать за тем, как длинноногие девицы важно дефилируют по подиуму, демонстрируя всем не то платье, не то самих себя. Все казалось красивым, но не более, ведь ни одно из этих платьев нормальная российская женщина позволить себе не могла. И дело тут было совсем не в его цене, а скорее в неприспособленности вещей к нашей суетной жизни, полной непредсказуемых поворотов судьбы и случайностей. Даже то, что называется «pret-a-porte», далеко не всегда подходило к нашей суровой действительности. Признаюсь, что примерно того же я ожидала и на этот раз.
Впрочем, отказываться от приглашения попробовать себя в роли модели я не собиралась — когда еще представится такой шанс? Но и особыми иллюзиями я себя тоже не тешила.
Каково же было мое удивление, когда, прибыв на место встречи и войдя в зал, где уже проходила репетиция показа, я увидела уникальнейшую коллекцию нисколько не вычурных платьев и костюмов. На сцене, сменяя одна другую, прохаживались участницы в одеждах разных оттенков зеленого цвета: изумрудных, малахитовых, табачных, фисташковых, киви… Я и подумать не могла, что зеленый цвет так разнообразен и так красив. Он излучал силу, жизнь, символизировал молодость, гармонию, весну и, конечно, счастье.
Сотрудница Дворца культуры, встречавшая гостей, познакомила меня с самим модельером. Подведя к суетливой и ни на минуту не перестающей говорить светловолосой женщине с короткой стрижкой, она представила нас друг другу:
— Алена Алексеевна Мельник — модельер и виновник этого торжества. А это, — теперь уже указала на меня женщина, — частный детектив Татьяна Иванова. Татьяна тоже получила наше приглашение.
Невысокая, в молодости, возможно, хорошо сложенная женщина, а сейчас заметно раздобревшая, окинула меня оценивающим взглядом и удовлетворенно улыбнулась:
— Великолепная фигура! Даже ничего скрывать не придется. Это прекрасно.
Слегка смутившись такому комплименту, я не нашла что сказать, а потому просто продолжила рассматривать саму женщину. Первое, что сразу бросилось в глаза, — ее совсем не подиумная фигура. Обычно модельеры держат себя в форме и следят за своим весом, но к Мельник это явно не относилось. Впрочем, легкая полнота ее нисколько не портила, и, даже если в ее фигуре и находились какие-то изъяны, она очень умело их скрывала, подчеркивая лишь то, что стоило внимания. Природа наградила Алену Алексеевну своеобразными чертами лица, неброскими, возможно, не совсем правильными, и все же красивыми.
Особенно мне понравились ее губы: нежно-розовые, словно специально обрисованные по контуру и потому четкие, они манили и притягивали мужчин, но в то же время давали понять, что их хозяйка — особа властная, решительная и очень умная.
Не менее выразительными казались и глаза Алены Алексеевны. Такую голубизну и ясность взора мне редко приходилось встречать. Стоит только заглянуть в эти бездонные озера — и ты растворяешься в их бесконечности, попадая под влияние владелицы.
— Коль уж вы пришли, полагаю, что наше предложение стать моделью вас заинтересовало? — внимательно глядя на меня, спросила между тем Алена. — Я права?
— Отчасти, — полупризналась я. — Честно сказать, впервые сталкиваюсь с тем, чтобы модели предлагали демонстрировать не профессионалам, а обычным женщинам. Это как-то не совсем правильно.
— Почему? — с улыбкой переспросила Алена Алексеевна.
— Ну хотя бы потому, что у всех нас, — никого пока конкретно не имея в виду, стала разъяснять я, — совершенно различные фигуры. На нас платья подгонять, а то и перешивать придется.
Алена вновь засмеялась, на сей раз еще более звонко.
— Что ж, ваши сомнения вполне понятны, — взяв за руку, модельер увлекла меня в гримерную. — Мы ведь, женщины, как обычно думаем: «О, да такие тряпки только с хорошей фигурой носить можно, они для новоявленных миллионерш. А нам что попроще сгодится». И это совершенно неправильно. Ну разве обычная женщина не имеет права быть красивой?! Да, мы все разные, но это-то как раз и замечательно. Ведь мода — это не только красивая тряпка, это в первую очередь искусство. А искусство состоит в умении одеваться стильно. И это совсем не зависит от денег или внешних данных человека. Чувство стиля можно и нужно в себе развивать! К тому же типом фигуры, признанным идеальным, от природы обладают очень немногие, и ориентироваться только на него просто глупо. Поэтому-то я и пригласила на показ вас и других женщин, добившихся успеха собственными силами и, несомненно, знающих толк в стильной одежде.
Беглым взглядом окинув примерочную, где вокруг участниц, словно пчелки, вились закройщицы, я в очередной раз вздохнула и очень тихо заметила:
— И все же с одинаковыми моделями проще.
— Терпеть не могу профессиональных моделей, — все же услышала мои слова Алена. — Они все убеждены, что подиум создан именно ради них, что они важнее творения модельера. Куда приятнее работать с обычными женщинами, более естественными и излучающими энергию. Даже платье на них смотрится иначе, чем на этих вешалках. Они его просто губят. А я хочу, чтобы вот эта коллекция ушла на фабрику в тираж, чтобы такие вещи могли носить все женщины Тарасова. Все без исключения! Ну так что, вы с нами? — поставила она вопрос ребром.
Я не совсем понимала, как утверждение о неповторимости каждой российской женщины сочетается с желанием модельера одеть всех жительниц Тарасова одинаково, но кивнула. Мое согласие оказалось толчком к началу работы. Меня всю измерили, наверное, с тысячу раз переодели в самые различные наряды, что-то то и дело пришивая и прикалывая. Затем передали стилисту, начавшему экспериментировать с лицом и прической. Тогда во Дворце культуры я провела весь день. Устала невыносимо, зато настроение было превосходным — хотелось петь и танцевать.
На следующий день все повторилось. Правда, теперь все наряды сидели на фигуре просто идеально, а я никак не могла поверить, что для изменений потребовалась всего-навсего одна ночь.
Мы перешли к отработке походки. Алена Мельник сидела в зале, а я и остальные участницы по очереди выходили на сцену и делали по ней полукруг. Модельер делала замечания, объясняла, как нужно двигаться, а порой поднималась на сцену сама.
Незаметно пролетел и этот день. Наступил предпоследний, когда мы совершили полный прогон показа моделей в точности так, как это должно было произойти завтра. На генеральной репетиции я немного расслабилась и даже позволила себе внимательно изучить остальных участниц, потому что раньше у меня на это не было времени.
Некоторые из них мне были очень хорошо знакомы, как, например, Нина Васильевна Ежова, занимающая должность заместителя главного врача в областной больнице, — женщина пышнотелая, но привлекательная; или Алевтина Ивановна Шлыкова, вторая жена известного бизнесмена и владельца санатория «Зали», расположенного в окрестностях Тарасова. Она была значительно моложе своего мужа и то и дело мелькала на страницах желтой прессы в компании с очередным молоденьким бойфрендом. Муж на эти ее похождения реагировал как-то не особенно бурно, и Алевтина резвилась по-прежнему.
Других я пока не знала, но о них мне рассказала Наталья Михалина — девушка, с которой мы познакомились в первый же день и как-то даже сдружились. Наталья оказалась простой и очень общительной. Без тени смущения она поведала мне, что тот огромнейший магазин обуви, что числится за ней, она получила, соблазнив одного богатенького Буратино, который ей его и купил. Она же, как любительница вращаться в кругу серьезных людей, сообщила, что среди участниц присутствует работник следственного управления Инна Прокопчук, жена известного тарасовского адвоката Евдокия Дрягель, бизнес-леди Зинаида Лямина и много других не менее ярких личностей. Причем про каждую Наталья знала немало интересного и выкладывала всю эту информацию, не умолкая. Я же едва успевала переводить взгляд с одной особы на другую и мысленно их оценивать.
— Ну вот, теперь Лямина с Прокопчук крысится, — стоя у меня за спиной, вздохнула моя новая подруга, заметив, как две девушки едва ли не толкают друг друга, торопясь первыми выйти на сцену. — Ну точно, Инка в ее бизнес опять влезла. А той не нравится, что ей работать мешают. Глянь, как глазами-то сверкает. Эта Лямина — вообще змея. Ни с кем не ладит. Пять минут назад к Шлыковой зачем-то придиралась, мне замечание сделала, что много курю. На себя бы лучше внимание обратила, швабра.
Я перевела свой взгляд на уже угомонившуюся Лямину, плавно плывущую по сцене в искрящемся наряде. Зинаида, ровно держа спину и высоко вздернув угловатый, остренький носик, всем видом старалась показать, что не признает всех этих «прелесть что за дурочек», глупо хихикающих после каждого слова, а в особенности ту дамочку, что шла на шаг позади нее.
Лямина казалась человеком серьезным и знающим себе цену. Жесткая и решительная, как мне ее описала Наталья, она даже выглядела подобающим образом: высокая, худощавая, смуглокожая, со стороны напоминавшая старуху Шапокляк, правда, в расцвете лет. Волосы у нее были редкими и тонкими, и, как ни колдовали над ними стилисты, пышности и объема добиться не удавалось. Пришлось прибегнуть к шиньонам. Свои волевые, но очень тонкие, почти в одну линию, губы женщина обводила ярко-красным карандашом, стараясь сделать их чуть больше. Мне она показалась не слишком приятной особой.
Сейчас на Ляминой была длинная узкая юбка с высоким разрезом справа и бледно-салатовая шелковая блуза с высоким воротничком-стойкой и широкими манжетами. Все бы ничего, да только рост ее от этого не только не уменьшался, а еще более вытягивался, подчеркивая и без того непропорциональную фигуру. Хотя, может быть, этого и хотела добиться модельер.
Прокопчук являла собой полную противоположность. Изящная, маленькая, с длинными темными волосами, она больше походила на Мальвину, чем на злобного стража порядка, каковым являлась в действительности. Впрочем, судя по глазам, она была умной женщиной, умеющей принимать твердые решения и не менять их впоследствии.
— Теперь Иванова, — послышалось со стороны сцены, и я поспешила выйти вперед.
Прочтя в тот момент это приглашение, я особой радости не испытала. Мне ведь и раньше приходилось посещать подобные мероприятия, наблюдать за тем, как длинноногие девицы важно дефилируют по подиуму, демонстрируя всем не то платье, не то самих себя. Все казалось красивым, но не более, ведь ни одно из этих платьев нормальная российская женщина позволить себе не могла. И дело тут было совсем не в его цене, а скорее в неприспособленности вещей к нашей суетной жизни, полной непредсказуемых поворотов судьбы и случайностей. Даже то, что называется «pret-a-porte», далеко не всегда подходило к нашей суровой действительности. Признаюсь, что примерно того же я ожидала и на этот раз.
Впрочем, отказываться от приглашения попробовать себя в роли модели я не собиралась — когда еще представится такой шанс? Но и особыми иллюзиями я себя тоже не тешила.
Каково же было мое удивление, когда, прибыв на место встречи и войдя в зал, где уже проходила репетиция показа, я увидела уникальнейшую коллекцию нисколько не вычурных платьев и костюмов. На сцене, сменяя одна другую, прохаживались участницы в одеждах разных оттенков зеленого цвета: изумрудных, малахитовых, табачных, фисташковых, киви… Я и подумать не могла, что зеленый цвет так разнообразен и так красив. Он излучал силу, жизнь, символизировал молодость, гармонию, весну и, конечно, счастье.
Сотрудница Дворца культуры, встречавшая гостей, познакомила меня с самим модельером. Подведя к суетливой и ни на минуту не перестающей говорить светловолосой женщине с короткой стрижкой, она представила нас друг другу:
— Алена Алексеевна Мельник — модельер и виновник этого торжества. А это, — теперь уже указала на меня женщина, — частный детектив Татьяна Иванова. Татьяна тоже получила наше приглашение.
Невысокая, в молодости, возможно, хорошо сложенная женщина, а сейчас заметно раздобревшая, окинула меня оценивающим взглядом и удовлетворенно улыбнулась:
— Великолепная фигура! Даже ничего скрывать не придется. Это прекрасно.
Слегка смутившись такому комплименту, я не нашла что сказать, а потому просто продолжила рассматривать саму женщину. Первое, что сразу бросилось в глаза, — ее совсем не подиумная фигура. Обычно модельеры держат себя в форме и следят за своим весом, но к Мельник это явно не относилось. Впрочем, легкая полнота ее нисколько не портила, и, даже если в ее фигуре и находились какие-то изъяны, она очень умело их скрывала, подчеркивая лишь то, что стоило внимания. Природа наградила Алену Алексеевну своеобразными чертами лица, неброскими, возможно, не совсем правильными, и все же красивыми.
Особенно мне понравились ее губы: нежно-розовые, словно специально обрисованные по контуру и потому четкие, они манили и притягивали мужчин, но в то же время давали понять, что их хозяйка — особа властная, решительная и очень умная.
Не менее выразительными казались и глаза Алены Алексеевны. Такую голубизну и ясность взора мне редко приходилось встречать. Стоит только заглянуть в эти бездонные озера — и ты растворяешься в их бесконечности, попадая под влияние владелицы.
— Коль уж вы пришли, полагаю, что наше предложение стать моделью вас заинтересовало? — внимательно глядя на меня, спросила между тем Алена. — Я права?
— Отчасти, — полупризналась я. — Честно сказать, впервые сталкиваюсь с тем, чтобы модели предлагали демонстрировать не профессионалам, а обычным женщинам. Это как-то не совсем правильно.
— Почему? — с улыбкой переспросила Алена Алексеевна.
— Ну хотя бы потому, что у всех нас, — никого пока конкретно не имея в виду, стала разъяснять я, — совершенно различные фигуры. На нас платья подгонять, а то и перешивать придется.
Алена вновь засмеялась, на сей раз еще более звонко.
— Что ж, ваши сомнения вполне понятны, — взяв за руку, модельер увлекла меня в гримерную. — Мы ведь, женщины, как обычно думаем: «О, да такие тряпки только с хорошей фигурой носить можно, они для новоявленных миллионерш. А нам что попроще сгодится». И это совершенно неправильно. Ну разве обычная женщина не имеет права быть красивой?! Да, мы все разные, но это-то как раз и замечательно. Ведь мода — это не только красивая тряпка, это в первую очередь искусство. А искусство состоит в умении одеваться стильно. И это совсем не зависит от денег или внешних данных человека. Чувство стиля можно и нужно в себе развивать! К тому же типом фигуры, признанным идеальным, от природы обладают очень немногие, и ориентироваться только на него просто глупо. Поэтому-то я и пригласила на показ вас и других женщин, добившихся успеха собственными силами и, несомненно, знающих толк в стильной одежде.
Беглым взглядом окинув примерочную, где вокруг участниц, словно пчелки, вились закройщицы, я в очередной раз вздохнула и очень тихо заметила:
— И все же с одинаковыми моделями проще.
— Терпеть не могу профессиональных моделей, — все же услышала мои слова Алена. — Они все убеждены, что подиум создан именно ради них, что они важнее творения модельера. Куда приятнее работать с обычными женщинами, более естественными и излучающими энергию. Даже платье на них смотрится иначе, чем на этих вешалках. Они его просто губят. А я хочу, чтобы вот эта коллекция ушла на фабрику в тираж, чтобы такие вещи могли носить все женщины Тарасова. Все без исключения! Ну так что, вы с нами? — поставила она вопрос ребром.
Я не совсем понимала, как утверждение о неповторимости каждой российской женщины сочетается с желанием модельера одеть всех жительниц Тарасова одинаково, но кивнула. Мое согласие оказалось толчком к началу работы. Меня всю измерили, наверное, с тысячу раз переодели в самые различные наряды, что-то то и дело пришивая и прикалывая. Затем передали стилисту, начавшему экспериментировать с лицом и прической. Тогда во Дворце культуры я провела весь день. Устала невыносимо, зато настроение было превосходным — хотелось петь и танцевать.
На следующий день все повторилось. Правда, теперь все наряды сидели на фигуре просто идеально, а я никак не могла поверить, что для изменений потребовалась всего-навсего одна ночь.
Мы перешли к отработке походки. Алена Мельник сидела в зале, а я и остальные участницы по очереди выходили на сцену и делали по ней полукруг. Модельер делала замечания, объясняла, как нужно двигаться, а порой поднималась на сцену сама.
Незаметно пролетел и этот день. Наступил предпоследний, когда мы совершили полный прогон показа моделей в точности так, как это должно было произойти завтра. На генеральной репетиции я немного расслабилась и даже позволила себе внимательно изучить остальных участниц, потому что раньше у меня на это не было времени.
Некоторые из них мне были очень хорошо знакомы, как, например, Нина Васильевна Ежова, занимающая должность заместителя главного врача в областной больнице, — женщина пышнотелая, но привлекательная; или Алевтина Ивановна Шлыкова, вторая жена известного бизнесмена и владельца санатория «Зали», расположенного в окрестностях Тарасова. Она была значительно моложе своего мужа и то и дело мелькала на страницах желтой прессы в компании с очередным молоденьким бойфрендом. Муж на эти ее похождения реагировал как-то не особенно бурно, и Алевтина резвилась по-прежнему.
Других я пока не знала, но о них мне рассказала Наталья Михалина — девушка, с которой мы познакомились в первый же день и как-то даже сдружились. Наталья оказалась простой и очень общительной. Без тени смущения она поведала мне, что тот огромнейший магазин обуви, что числится за ней, она получила, соблазнив одного богатенького Буратино, который ей его и купил. Она же, как любительница вращаться в кругу серьезных людей, сообщила, что среди участниц присутствует работник следственного управления Инна Прокопчук, жена известного тарасовского адвоката Евдокия Дрягель, бизнес-леди Зинаида Лямина и много других не менее ярких личностей. Причем про каждую Наталья знала немало интересного и выкладывала всю эту информацию, не умолкая. Я же едва успевала переводить взгляд с одной особы на другую и мысленно их оценивать.
— Ну вот, теперь Лямина с Прокопчук крысится, — стоя у меня за спиной, вздохнула моя новая подруга, заметив, как две девушки едва ли не толкают друг друга, торопясь первыми выйти на сцену. — Ну точно, Инка в ее бизнес опять влезла. А той не нравится, что ей работать мешают. Глянь, как глазами-то сверкает. Эта Лямина — вообще змея. Ни с кем не ладит. Пять минут назад к Шлыковой зачем-то придиралась, мне замечание сделала, что много курю. На себя бы лучше внимание обратила, швабра.
Я перевела свой взгляд на уже угомонившуюся Лямину, плавно плывущую по сцене в искрящемся наряде. Зинаида, ровно держа спину и высоко вздернув угловатый, остренький носик, всем видом старалась показать, что не признает всех этих «прелесть что за дурочек», глупо хихикающих после каждого слова, а в особенности ту дамочку, что шла на шаг позади нее.
Лямина казалась человеком серьезным и знающим себе цену. Жесткая и решительная, как мне ее описала Наталья, она даже выглядела подобающим образом: высокая, худощавая, смуглокожая, со стороны напоминавшая старуху Шапокляк, правда, в расцвете лет. Волосы у нее были редкими и тонкими, и, как ни колдовали над ними стилисты, пышности и объема добиться не удавалось. Пришлось прибегнуть к шиньонам. Свои волевые, но очень тонкие, почти в одну линию, губы женщина обводила ярко-красным карандашом, стараясь сделать их чуть больше. Мне она показалась не слишком приятной особой.
Сейчас на Ляминой была длинная узкая юбка с высоким разрезом справа и бледно-салатовая шелковая блуза с высоким воротничком-стойкой и широкими манжетами. Все бы ничего, да только рост ее от этого не только не уменьшался, а еще более вытягивался, подчеркивая и без того непропорциональную фигуру. Хотя, может быть, этого и хотела добиться модельер.
Прокопчук являла собой полную противоположность. Изящная, маленькая, с длинными темными волосами, она больше походила на Мальвину, чем на злобного стража порядка, каковым являлась в действительности. Впрочем, судя по глазам, она была умной женщиной, умеющей принимать твердые решения и не менять их впоследствии.
— Теперь Иванова, — послышалось со стороны сцены, и я поспешила выйти вперед.
Глава 1
Наконец наступил день показа. Стоя за кулисами в светло-зеленом строгом костюме-тройке, я с замиранием сердца ждала своей очереди. Эмоции буквально переполняли меня, ведь в подобном мероприятии я участвовала впервые. Да и шутка ли: попала в число самых известных и богатых женщин Тарасова, а попробуй-ка пролезь в их ряды. Тут тебе и жены бизнесменов и банкиров, и бизнес-леди, начальницы и директрисы — всех и не перечислишь.
Видимо, не такая уж я и дремучая, коль обо мне не только вспомнили, но еще и пригласили в качестве участницы. Денег, правда, мне никто не предложил, да этого и не требовалось, учитывая то, что нам дали возможность почувствовать себя настоящими королевами, от которых не в состоянии оторвать взгляд не только мужчины, но и женщины.
На сцену вышла Прокопчук в длинном, облегающем фигуру платье цвета морской волны, украшенном на уровне лифа бисерной вышивкой. Ей навстречу должна была идти я. Набрав побольше воздуха в легкие, я выпрямила спину и, как меня учили, от бедра, последовала к центру подиума.
Оказавшись в поле зрения целого зала, ощутив на себе массу оценивающих взглядов и вспышки фотоаппаратов, я почему-то вдруг разволновалась: ладони вспотели, ноги стали ватными. Казалось, что вот-вот потеряю контроль над своим телом и выкину какую-нибудь глупость. Испугавшись своих ощущений, я заставила себя растянуть губы в очаровательной улыбке и поднять взгляд выше незнакомых лиц. Теперь, когда я видела лишь стены, стало чуточку легче. Дыхание нормализовалось, мысли пришли в порядок, а через секунду я и вовсе вжилась в роль, думая только о том, что в роли королевы мне смущаться не пристало.
А дальше все пошло как по маслу. Демонстрируя новые модели, я уже не нервничала и двигалась по сцене уверенно и красиво. Причем мне даже начинало нравиться, что я нахожусь в центре внимания. Видимо, Алена Алексеевна была права, когда говорила, что женщина — это драгоценный камень, которому жизненно необходимы дорогая оправа и восхищение созерцающих. Ничто и никогда не сможет победить извечную тягу женщины к красоте.
А между тем показ, длящийся больше часа, стал подходить к своему логическому завершению. Вскоре все мы должны были выйти на сцену. Инна Прокопчук завершала показ — она представляла последнее, коронное платье, расшитое перьями какой-то зелено-желтой птицы. Зазвучала торжественная музыка, и участницы поочередно стали выходить на подиум, останавливаясь на положенном месте. Вместе с остальными вышла и я. На сцене образовалась своеобразная радуга оттенков зеленого цвета — от бледно-изумрудных до насыщенных сине-зеленых. Зал зааплодировал. Участницы повернулись к зрителям боком, сосредоточив взгляды на центральной кулисе, украшенной живыми цветами, из-за которой вот-вот должна была появиться «райская птица». Музыка усиливалась, напряжение росло, но девушка так и не появлялась.
Музыканты с трудом удерживали взятый аккорд, но ничего не происходило. Я невольно напряглась и, почувствовав что-то неладное, убрала с лица дежурную улыбку. Самые страшные мысли стали лезть в голову: «С ней что-то случилось. Или с платьем. Вдруг его случайно порвали, и теперь его нельзя показывать? Да, но тогда следовало бы выйти самому модельеру. Почему его нет? Видно, случилось что-то еще более страшное».
Но нет, мои страхи не оправдались: приоткрывшаяся кулиса представила публике шедевр творения Алены Мельник. Прокопчук Инна Геннадьевна в шляпке с широкими полями, отделанной натуральными птичьими перьями, и в платье из легкой полупрозрачной ткани с такой же отделкой предстала на суд публики. Она шла к центру сцены, как-то загадочно и неестественно улыбаясь. Все еще испытывая какой-то внутренний страх, но не находя более для него причины, я заставила себя сосредоточиться на девушке.
Вот она идет, медленно ступая в нашу сторону. Она напряжена, взволнованна. Улыбка то появляется, то исчезает с ее лица, на мгновение сменяясь неприятной болезненной гримасой. Такое ощущение, что жмут туфли и она лишь усилием воли не позволяет себе их скинуть. Подумав так, я невольно скользнула к ногам «райской птицы» и еще больше насторожилась — Прокопчук явно шатало из стороны в сторону. Хорошо еще, что платье было достаточно длинным и скрывало ноги новоиспеченной модели.
Присмотревшись, я заметила, что у Инны слезились глаза и она периодически шмыгала носом.
«Аллергия? — предположила я. — Но тогда почему Прокопчук едва на ногах держится? Что с ней происходит? — с ужасом спрашивала себя я, мысленно представив, какой кошмар случится, если девушка сейчас упадет или споткнется. Тогда завтра только об этом и будут кричать местные газеты, умолчав о труде модельера. — Может, у нее резко упало давление? Тогда почему она не сказала об этом Алене? Поставила под угрозу весь показ».
Заметив, что девушка с каждой секундой чувствует себя все хуже и хуже, я лихорадочно соображала, как ей помочь. Как назло, в голову ничего не приходило. Меня уже и саму начало трясти, как Прокопчук, да и остальные девушки тоже посерьезнели, заметив, что происходит. Зал, словно намеренно нагнетая обстановку, замер и не производил ни малейшего шума. Напряжение нарастало, и в конце концов произошло то, чего все так боялись. Прокопчук пошатнулась, с ее лица окончательно сошла та натянутая улыбка, которую ей удавалось удерживать какое-то время, и девушка с грохотом рухнула на пол. Гулкое «а-а-а» прокатилось по залу.
Я кинулась к Инне. Присев рядом, нащупала пульс на шее. Он был едва различим. На обморок такое состояние было не похоже, это скорее напоминало сердечный приступ. Не зная, что и думать, я бегло осмотрела тело девушки и почти сразу наткнулась на нечто странное: запястья Инны сплошь покрылись какими-то неприятными красными язвочками. Испугавшись ранок непонятного происхождения, я инстинктивно отшатнулась и непроизвольно посмотрела на свои руки. Но нет, у меня все было в порядке.
Теперь уже, повернувшись к остальным и не обращая внимания на гул в зале, я громко крикнула:
— Врача! Быстрее!
Сцена ожила, участницы недавнего шоу засуетились. Через несколько секунд ко мне подбежала Алена Алексеевна и с ужасом в глазах спросила:
— Что с ней стряслось?
— Не знаю, — ответила я, затем указала пальцем на руки Прокопчук и добавила: — Вон, видите, язвы. Такие нарывы характерны при отравлении.
Никак не ожидая такого ответа, Алена Алексеевна торопливо зажала рот рукой, не позволяя вырваться крику или стону, и, всплеснув руками, поспешила куда-то за сцену. Все еще продолжая держать в поле зрения Прокопчук, я все же отошла на приличное расстояние и окинула зал беглым взглядом. Большая часть зрителей уже поднялась со своих мест и теперь шумела, подобно растревоженному улью. Журналисты, вконец обнаглев, пытались подняться на сцену, чтобы запечатлеть происшедшее. Желая помешать этому, я метнулась к краю сцены и громко объявила:
— Никому не подходить близко — это может быть опасно! Молодой человек, немедленно спуститесь вниз! — видя, что один особо нахальный все же вскарабкался наверх и теперь поднимается на ноги, приказала я.
Проклятый журналюга никак не прореагировал на мои слова. Он невозмутимо направлялся к телу упавшей Прокопчук, на ходу настраивая свой фотоаппарат.
— Наташа! Нина! Аля! — поняв, что одной мне не справиться, громко позвала я. — Идите сюда. Нужна ваша помощь.
Опасливо поглядывающие из-за кулис на сцену девушки вопросительно переглянулись, не зная, как отреагировать на мой призыв. С одной стороны, и отказывать нехорошо, с другой — не царское это дело: светиться на сцене после всего случившегося и давать прессе дополнительный повод для сплетен. И все же один благородный человек среди них нашелся. Моя новая подруга Наталья выбежала на сцену и, поняв, что от нее требуется, подскочила к неугомонному журналюге и преградила дальнейший путь своим телом.
— Сделаешь еще шаг, дальнейшую писанину придется вести в палате, — пригрозила она.
— А ты куда прешься? — окончательно забыв про хорошие манеры, воскликнула я, заметив другую «акулу пера». — А ну, кыш отсюда, воронье проклятое. Разве непонятно, человеку плохо? Совсем совесть потеряли, никакого уважения к людям…
— Я — ее муж, — торопливо отозвался мужчина, продолжая лезть на подиум. — Муж я ее.
— Все равно нельзя, — понимая, что это может быть для него опасно, чуть тише возразила я. — Пожалуйста, подождите, пока прибудут медики.
— Вы не имеете права, — принялся возмущаться мужчина, все же взгромоздившись на сцену. Затем он встал на ноги и, так как я сразу преградила путь, недовольно спросил: — Кто вы, вообще, такая?
— Работник милиции, — не нашла, что еще сказать, я. — Поэтому прошу вас не сеять панику. Ведите себя спокойно. С вашей женой все будет в порядке. Я надеюсь.
Не успела машина «Скорой помощи» отъехать, а зрители и персонал разойтись, как ко мне подбежал все тот же нарушитель порядка, назвавшийся мужем пострадавшей. Он бесцеремонно потряс меня за плечо, обрушив целый поток слов:
— Это вы из милиции? Да, вы, — как только я повернулась, сам же себе ответил он. — Узнаю. Я — муж Инны, Тимофей Владимирович. Я только что проводил «Скорую». Мне, к сожалению, поехать не разрешили… — Мужчина растерянно потоптался на месте, а затем сказал: — В общем, я хочу знать, кто это сделал. Даже согласен дать денег вашему руководству, только не закрывайте дело. Выясните, кто отравил мою жену. Вы должны это сделать, ведь Инна была вашей коллегой.
— Извините, что не сказала вам всей правды сразу, но я не работаю в милиции, я — частный детектив, — разведя руками, призналась я.
— Пусть. Может, это даже и лучше, — ничуть не смутившись, выдал Тимофей. — Хоть кто-то докопается до истины. Я нанимаю вас, — заявил он уверенно.
Я растерянно открыла рот, не зная даже, как расценивать такую активность нанимателя. Для меня куда более привычными казались долгие путаные объяснения клиентов, их обращение ко мне только в случае неудачи милиции.
— Займитесь этим делом, а о гонораре поговорим позже. Впрочем… — Мужчина трясущимися от нервного напряжения руками извлек из внутреннего кармана дорогого пиджака кошелек. Раскрыл его и, не глядя на купюры, вытащил половину и протянул ее мне со словами: — Это на первое время.
Растерянно глядя на этого невысокого мужчину средних лет с забавными усиками и волнистыми светлыми волосами, я приняла деньги. Видимо, посчитав, что больше нам говорить не о чем, Тимофей пробежался карими глазками по моей одежде, пожевал нижнюю губу и, резко развернувшись, зашагал прочь. Я не стала его останавливать, понимая, что человек сейчас находится вовсе не в том состоянии, чтобы его о чем-то спрашивать.
«Что ж, я бы все равно умудрилась ввязаться в это дело, даже если бы меня никто и не попросил, — призналась я самой себе спустя минуту. — Зато теперь, по крайней мере, у меня есть более веские основания для того, чтобы сунуть свой прелестный носик в это дельце. Вот только нужно переодеться, а потом можно браться за расследование».
Вспомнив, где сегодня переодевалась, я прошла за кулисы и отыскала дверь в костюмерную. Комната встретила меня полнейшим беспорядком. Очевидно, участницы переодевались в собственные одежды очень торопливо, желая поскорее стянуть с себя модельные вещи, возможно, также пропитанные ядом. Сами творения модельера теперь собирали с пола и стульев две девицы, нервничая и злясь, что все вещи теперь находятся в самом плачевном состоянии: богатенькие леди не слишком церемонились, расстегивая сложные застежки и расшнуровывая корсеты.
Я подошла к шкафу, где участницы повесили свою одежду. Открыла его и с облегчением обнаружила, что мои вещи на месте — они одиноко висели в самом центре. Быстро сняв с себя модельный костюм и с удовольствием сбросив туфли на высоком каблуке, я принялась выуживать из волос цепкие шпильки с цветами и бусинками. На это у меня ушло минут десять.
Передав модель на руки гардеробщицам, покосившимся на меня как-то недружелюбно, я покинула костюмерную и отправилась на поиски Мельник. С ней я решила переговорить в первую очередь, дабы узнать, подозревает ли она кого-нибудь. А возможно, выяснится, что она сама имела какие-то претензии к Инне. Чего только не бывает в нашей жизни!
Отыскав Алену Алексеевну в выделенном ей на время кабинете, я увидела ее в самом удручающем состоянии, граничащем с полной депрессией. И все же рискнула побеспокоить. Очень тихо войдя в комнату, я присела на соседний стул и, положив руку на плечо женщины, сказала:
— Не переживайте вы так. Возможно, что все еще образуется. Инне дадут противоядие, и вы очень скоро ее снова увидите.
— Боюсь, что уже нет, — не убирая ладоней от лица, тихо откликнулась Мельник. — Я только что звонила в больницу. Все кончено: Прокопчук умерла.
— Ее мужу уже сообщили?
— Да, он уже знает. Боже, — воскликнула Мельник, всхлипнув, — за что мне такое наказание? Что я сделала не так? Теперь моя репутация будет запятнана: журналисты завтра уже раструбят, что за приятной внешностью модельера Алены Мельник скрывается жестокий убийца. Они все поставят с ног на голову.
— Знаю, — сочувственно вздохнула я. — Пресса не слишком много внимания обращает на мораль и этику. Журналисты нацелены на то, чтобы создать шумиху, из мухи сделать слона. Какое им дело до человеческих чувств? Но только слезами вы все равно ничего не измените, — плавно перевела я беседу в нужное русло. — Здесь нужны радикальные меры.
— Меры? — усмехнулась Алена, впервые за это время повернув ко мне голову. — Какие? Сделать заявление прессе и тем самым дать ей шанс переиграть мои собственные слова? Или, может, попробовать уговорить их молчать о случившемся? Да я более чем уверена, что через час обо всем будет знать половина города. — Алена вздохнула. — Впрочем, незачем расстраиваться, рано или поздно об этом все равно забудут. Главное — суметь пережить это время, а может, и воспользоваться шумихой — «раскрутить» себя и свою коллекцию.
Такой резкий переход от одного состояния к другому, умение сопереживать, но при этом не раскисать, просто не могли не вызвать восхищения. Но я не торопилась с выводами, прекрасно зная, что к убийству запросто могла приложить руку и сама Алена Алексеевна. Нет, утверждать этого я не торопилась, но и как возможный вариант тоже не отрицала. Необходимо все тщательно проверить.
Видимо, не такая уж я и дремучая, коль обо мне не только вспомнили, но еще и пригласили в качестве участницы. Денег, правда, мне никто не предложил, да этого и не требовалось, учитывая то, что нам дали возможность почувствовать себя настоящими королевами, от которых не в состоянии оторвать взгляд не только мужчины, но и женщины.
На сцену вышла Прокопчук в длинном, облегающем фигуру платье цвета морской волны, украшенном на уровне лифа бисерной вышивкой. Ей навстречу должна была идти я. Набрав побольше воздуха в легкие, я выпрямила спину и, как меня учили, от бедра, последовала к центру подиума.
Оказавшись в поле зрения целого зала, ощутив на себе массу оценивающих взглядов и вспышки фотоаппаратов, я почему-то вдруг разволновалась: ладони вспотели, ноги стали ватными. Казалось, что вот-вот потеряю контроль над своим телом и выкину какую-нибудь глупость. Испугавшись своих ощущений, я заставила себя растянуть губы в очаровательной улыбке и поднять взгляд выше незнакомых лиц. Теперь, когда я видела лишь стены, стало чуточку легче. Дыхание нормализовалось, мысли пришли в порядок, а через секунду я и вовсе вжилась в роль, думая только о том, что в роли королевы мне смущаться не пристало.
А дальше все пошло как по маслу. Демонстрируя новые модели, я уже не нервничала и двигалась по сцене уверенно и красиво. Причем мне даже начинало нравиться, что я нахожусь в центре внимания. Видимо, Алена Алексеевна была права, когда говорила, что женщина — это драгоценный камень, которому жизненно необходимы дорогая оправа и восхищение созерцающих. Ничто и никогда не сможет победить извечную тягу женщины к красоте.
А между тем показ, длящийся больше часа, стал подходить к своему логическому завершению. Вскоре все мы должны были выйти на сцену. Инна Прокопчук завершала показ — она представляла последнее, коронное платье, расшитое перьями какой-то зелено-желтой птицы. Зазвучала торжественная музыка, и участницы поочередно стали выходить на подиум, останавливаясь на положенном месте. Вместе с остальными вышла и я. На сцене образовалась своеобразная радуга оттенков зеленого цвета — от бледно-изумрудных до насыщенных сине-зеленых. Зал зааплодировал. Участницы повернулись к зрителям боком, сосредоточив взгляды на центральной кулисе, украшенной живыми цветами, из-за которой вот-вот должна была появиться «райская птица». Музыка усиливалась, напряжение росло, но девушка так и не появлялась.
Музыканты с трудом удерживали взятый аккорд, но ничего не происходило. Я невольно напряглась и, почувствовав что-то неладное, убрала с лица дежурную улыбку. Самые страшные мысли стали лезть в голову: «С ней что-то случилось. Или с платьем. Вдруг его случайно порвали, и теперь его нельзя показывать? Да, но тогда следовало бы выйти самому модельеру. Почему его нет? Видно, случилось что-то еще более страшное».
Но нет, мои страхи не оправдались: приоткрывшаяся кулиса представила публике шедевр творения Алены Мельник. Прокопчук Инна Геннадьевна в шляпке с широкими полями, отделанной натуральными птичьими перьями, и в платье из легкой полупрозрачной ткани с такой же отделкой предстала на суд публики. Она шла к центру сцены, как-то загадочно и неестественно улыбаясь. Все еще испытывая какой-то внутренний страх, но не находя более для него причины, я заставила себя сосредоточиться на девушке.
Вот она идет, медленно ступая в нашу сторону. Она напряжена, взволнованна. Улыбка то появляется, то исчезает с ее лица, на мгновение сменяясь неприятной болезненной гримасой. Такое ощущение, что жмут туфли и она лишь усилием воли не позволяет себе их скинуть. Подумав так, я невольно скользнула к ногам «райской птицы» и еще больше насторожилась — Прокопчук явно шатало из стороны в сторону. Хорошо еще, что платье было достаточно длинным и скрывало ноги новоиспеченной модели.
Присмотревшись, я заметила, что у Инны слезились глаза и она периодически шмыгала носом.
«Аллергия? — предположила я. — Но тогда почему Прокопчук едва на ногах держится? Что с ней происходит? — с ужасом спрашивала себя я, мысленно представив, какой кошмар случится, если девушка сейчас упадет или споткнется. Тогда завтра только об этом и будут кричать местные газеты, умолчав о труде модельера. — Может, у нее резко упало давление? Тогда почему она не сказала об этом Алене? Поставила под угрозу весь показ».
Заметив, что девушка с каждой секундой чувствует себя все хуже и хуже, я лихорадочно соображала, как ей помочь. Как назло, в голову ничего не приходило. Меня уже и саму начало трясти, как Прокопчук, да и остальные девушки тоже посерьезнели, заметив, что происходит. Зал, словно намеренно нагнетая обстановку, замер и не производил ни малейшего шума. Напряжение нарастало, и в конце концов произошло то, чего все так боялись. Прокопчук пошатнулась, с ее лица окончательно сошла та натянутая улыбка, которую ей удавалось удерживать какое-то время, и девушка с грохотом рухнула на пол. Гулкое «а-а-а» прокатилось по залу.
Я кинулась к Инне. Присев рядом, нащупала пульс на шее. Он был едва различим. На обморок такое состояние было не похоже, это скорее напоминало сердечный приступ. Не зная, что и думать, я бегло осмотрела тело девушки и почти сразу наткнулась на нечто странное: запястья Инны сплошь покрылись какими-то неприятными красными язвочками. Испугавшись ранок непонятного происхождения, я инстинктивно отшатнулась и непроизвольно посмотрела на свои руки. Но нет, у меня все было в порядке.
Теперь уже, повернувшись к остальным и не обращая внимания на гул в зале, я громко крикнула:
— Врача! Быстрее!
Сцена ожила, участницы недавнего шоу засуетились. Через несколько секунд ко мне подбежала Алена Алексеевна и с ужасом в глазах спросила:
— Что с ней стряслось?
— Не знаю, — ответила я, затем указала пальцем на руки Прокопчук и добавила: — Вон, видите, язвы. Такие нарывы характерны при отравлении.
Никак не ожидая такого ответа, Алена Алексеевна торопливо зажала рот рукой, не позволяя вырваться крику или стону, и, всплеснув руками, поспешила куда-то за сцену. Все еще продолжая держать в поле зрения Прокопчук, я все же отошла на приличное расстояние и окинула зал беглым взглядом. Большая часть зрителей уже поднялась со своих мест и теперь шумела, подобно растревоженному улью. Журналисты, вконец обнаглев, пытались подняться на сцену, чтобы запечатлеть происшедшее. Желая помешать этому, я метнулась к краю сцены и громко объявила:
— Никому не подходить близко — это может быть опасно! Молодой человек, немедленно спуститесь вниз! — видя, что один особо нахальный все же вскарабкался наверх и теперь поднимается на ноги, приказала я.
Проклятый журналюга никак не прореагировал на мои слова. Он невозмутимо направлялся к телу упавшей Прокопчук, на ходу настраивая свой фотоаппарат.
— Наташа! Нина! Аля! — поняв, что одной мне не справиться, громко позвала я. — Идите сюда. Нужна ваша помощь.
Опасливо поглядывающие из-за кулис на сцену девушки вопросительно переглянулись, не зная, как отреагировать на мой призыв. С одной стороны, и отказывать нехорошо, с другой — не царское это дело: светиться на сцене после всего случившегося и давать прессе дополнительный повод для сплетен. И все же один благородный человек среди них нашелся. Моя новая подруга Наталья выбежала на сцену и, поняв, что от нее требуется, подскочила к неугомонному журналюге и преградила дальнейший путь своим телом.
— Сделаешь еще шаг, дальнейшую писанину придется вести в палате, — пригрозила она.
— А ты куда прешься? — окончательно забыв про хорошие манеры, воскликнула я, заметив другую «акулу пера». — А ну, кыш отсюда, воронье проклятое. Разве непонятно, человеку плохо? Совсем совесть потеряли, никакого уважения к людям…
— Я — ее муж, — торопливо отозвался мужчина, продолжая лезть на подиум. — Муж я ее.
— Все равно нельзя, — понимая, что это может быть для него опасно, чуть тише возразила я. — Пожалуйста, подождите, пока прибудут медики.
— Вы не имеете права, — принялся возмущаться мужчина, все же взгромоздившись на сцену. Затем он встал на ноги и, так как я сразу преградила путь, недовольно спросил: — Кто вы, вообще, такая?
— Работник милиции, — не нашла, что еще сказать, я. — Поэтому прошу вас не сеять панику. Ведите себя спокойно. С вашей женой все будет в порядке. Я надеюсь.
* * *
Не знаю, долго ли еще удавалось бы сдерживать напор прессы мне и Наталье, но, на наше счастье, примчались «Скорая» и группа оперативников. Медики переложили Прокопчук на носилки и увезли ее в больницу.Не успела машина «Скорой помощи» отъехать, а зрители и персонал разойтись, как ко мне подбежал все тот же нарушитель порядка, назвавшийся мужем пострадавшей. Он бесцеремонно потряс меня за плечо, обрушив целый поток слов:
— Это вы из милиции? Да, вы, — как только я повернулась, сам же себе ответил он. — Узнаю. Я — муж Инны, Тимофей Владимирович. Я только что проводил «Скорую». Мне, к сожалению, поехать не разрешили… — Мужчина растерянно потоптался на месте, а затем сказал: — В общем, я хочу знать, кто это сделал. Даже согласен дать денег вашему руководству, только не закрывайте дело. Выясните, кто отравил мою жену. Вы должны это сделать, ведь Инна была вашей коллегой.
— Извините, что не сказала вам всей правды сразу, но я не работаю в милиции, я — частный детектив, — разведя руками, призналась я.
— Пусть. Может, это даже и лучше, — ничуть не смутившись, выдал Тимофей. — Хоть кто-то докопается до истины. Я нанимаю вас, — заявил он уверенно.
Я растерянно открыла рот, не зная даже, как расценивать такую активность нанимателя. Для меня куда более привычными казались долгие путаные объяснения клиентов, их обращение ко мне только в случае неудачи милиции.
— Займитесь этим делом, а о гонораре поговорим позже. Впрочем… — Мужчина трясущимися от нервного напряжения руками извлек из внутреннего кармана дорогого пиджака кошелек. Раскрыл его и, не глядя на купюры, вытащил половину и протянул ее мне со словами: — Это на первое время.
Растерянно глядя на этого невысокого мужчину средних лет с забавными усиками и волнистыми светлыми волосами, я приняла деньги. Видимо, посчитав, что больше нам говорить не о чем, Тимофей пробежался карими глазками по моей одежде, пожевал нижнюю губу и, резко развернувшись, зашагал прочь. Я не стала его останавливать, понимая, что человек сейчас находится вовсе не в том состоянии, чтобы его о чем-то спрашивать.
«Что ж, я бы все равно умудрилась ввязаться в это дело, даже если бы меня никто и не попросил, — призналась я самой себе спустя минуту. — Зато теперь, по крайней мере, у меня есть более веские основания для того, чтобы сунуть свой прелестный носик в это дельце. Вот только нужно переодеться, а потом можно браться за расследование».
Вспомнив, где сегодня переодевалась, я прошла за кулисы и отыскала дверь в костюмерную. Комната встретила меня полнейшим беспорядком. Очевидно, участницы переодевались в собственные одежды очень торопливо, желая поскорее стянуть с себя модельные вещи, возможно, также пропитанные ядом. Сами творения модельера теперь собирали с пола и стульев две девицы, нервничая и злясь, что все вещи теперь находятся в самом плачевном состоянии: богатенькие леди не слишком церемонились, расстегивая сложные застежки и расшнуровывая корсеты.
Я подошла к шкафу, где участницы повесили свою одежду. Открыла его и с облегчением обнаружила, что мои вещи на месте — они одиноко висели в самом центре. Быстро сняв с себя модельный костюм и с удовольствием сбросив туфли на высоком каблуке, я принялась выуживать из волос цепкие шпильки с цветами и бусинками. На это у меня ушло минут десять.
Передав модель на руки гардеробщицам, покосившимся на меня как-то недружелюбно, я покинула костюмерную и отправилась на поиски Мельник. С ней я решила переговорить в первую очередь, дабы узнать, подозревает ли она кого-нибудь. А возможно, выяснится, что она сама имела какие-то претензии к Инне. Чего только не бывает в нашей жизни!
Отыскав Алену Алексеевну в выделенном ей на время кабинете, я увидела ее в самом удручающем состоянии, граничащем с полной депрессией. И все же рискнула побеспокоить. Очень тихо войдя в комнату, я присела на соседний стул и, положив руку на плечо женщины, сказала:
— Не переживайте вы так. Возможно, что все еще образуется. Инне дадут противоядие, и вы очень скоро ее снова увидите.
— Боюсь, что уже нет, — не убирая ладоней от лица, тихо откликнулась Мельник. — Я только что звонила в больницу. Все кончено: Прокопчук умерла.
— Ее мужу уже сообщили?
— Да, он уже знает. Боже, — воскликнула Мельник, всхлипнув, — за что мне такое наказание? Что я сделала не так? Теперь моя репутация будет запятнана: журналисты завтра уже раструбят, что за приятной внешностью модельера Алены Мельник скрывается жестокий убийца. Они все поставят с ног на голову.
— Знаю, — сочувственно вздохнула я. — Пресса не слишком много внимания обращает на мораль и этику. Журналисты нацелены на то, чтобы создать шумиху, из мухи сделать слона. Какое им дело до человеческих чувств? Но только слезами вы все равно ничего не измените, — плавно перевела я беседу в нужное русло. — Здесь нужны радикальные меры.
— Меры? — усмехнулась Алена, впервые за это время повернув ко мне голову. — Какие? Сделать заявление прессе и тем самым дать ей шанс переиграть мои собственные слова? Или, может, попробовать уговорить их молчать о случившемся? Да я более чем уверена, что через час обо всем будет знать половина города. — Алена вздохнула. — Впрочем, незачем расстраиваться, рано или поздно об этом все равно забудут. Главное — суметь пережить это время, а может, и воспользоваться шумихой — «раскрутить» себя и свою коллекцию.
Такой резкий переход от одного состояния к другому, умение сопереживать, но при этом не раскисать, просто не могли не вызвать восхищения. Но я не торопилась с выводами, прекрасно зная, что к убийству запросто могла приложить руку и сама Алена Алексеевна. Нет, утверждать этого я не торопилась, но и как возможный вариант тоже не отрицала. Необходимо все тщательно проверить.