Серова Марина. В объятиях бодигарда

   Официантка принесла на подносе глиняный кувшин с квасом, блюдо с малосольными огурчиками, красную и черную икру, нарезанный тонкими ломтиками янтарный балык из осетра и огненно-оранжевые соленые рыжики. Все это щедро было украшено перьями зеленого лука и нежными веточками петрушки и кинзы. Теплый дух, поднимавшийся от щедро нарезанных ломтей свежего хлеба, приятно щекотал ноздри.
   Официантка хотела было открыть запотевшую бутылку «Смирновской», но, к моему большому удивлению, Лепилин остановил ее.
   — Нет, спасибо, Мариночка, мне еще работать.
   — Что будете есть? — она поставила бутылку обратно на поднос.
   — Ваше фирменное, в горшочках. Вы не возражаете? — Лепилин взглянул на меня.
   — Пусть будет в горшочках, — согласилась я.
   Марина наполнила большие деревянные кружки квасом и удалилась, унося с собой «Смирновскую».
   — Так, значит, вы даже не подозреваете, кто и почему устроил на вас охоту? — поинтересовалась я, когда мы принялись за закуски.
   — Может быть, перейдем на «ты», — поднял он на меня свои голубые глаза.
   — Не возражаю, — кивнула я с набитым ртом, — если только ты мне все подробно расскажешь о себе и этом вашем… «Дионисе».
   Так между салатами, икрой, балыком и рыжиками Олег поведал мне, что его отец пытался приобщить его к своему бизнесу уже давно — сразу после окончания Лепилиным-младшим школы. Но у Олега совершенно не было тяги заниматься торговлей, и он поступил — причем самостоятельно — в тарасовский университет, который с успехом закончил год назад.
   Валерий Николаевич снова стал звать Олега к себе, но, хотя тому и не удалось устроиться на работу по специальности, к отцу он не пошел. Хотел доказать себе, что он и сам кое-чего может добиться в этой жизни. Пошатавшись немного без дела, однажды в баре он встретил школьного приятеля — Равиля Курмакаева, предложившего ему пригонять «под заказ» автомобили из Тольятти.
   Бизнес был насквозь криминальный, но жить на что-то было нужно, и Олег согласился, тем более что все контакты с «крышей» осуществлял Равиль. Дела шли неплохо. Но как-то зимой Равиль сообщил ему, что они, оказывается, задолжали несколько тысяч долларов. Как и почему это вышло, приятель внятно объяснить так и не смог. Чтобы рассчитаться с долгами, Олегу пришлось все-таки обратиться к отцу, который с радостью взял его к себе заместителем с огромным, по меркам Олега, окладом.
   К концу весны он набрал нужную сумму, несмотря на неумолимо капающие проценты, и собирался уйти из «Диониса», как вдруг Валерий Николаевич, всегда отличавшийся отменным здоровьем, угодил в больницу с инфарктом. Его место мог бы временно занять коммерческий директор «Диониса» — Автандил Варази, с которым он работал вот уже почти двенадцать лет, но Валерий Николаевич настоял, чтобы исполняющим обязанности остался сын.
   Олег не стал перечить больному отцу и вот уже третий месяц управлял огромной фирмой. Собственно, это была теперь уже своего рода корпорация, где каждый склад являлся самостоятельным предприятием со своим расчетным счетом, а каждый кладовщик — директором. Кроме представляемых в фискальных органах официальных доходов, у каждого склада были еще скрытые доходы, составляющие едва ли не такую же сумму, которыми они должны были щедро делиться с Валерием Николаевичем.
   Выйти же из-под его опеки они не могли, потому что хитроумный Лепилин-старший в свое время выкупил землю, занимаемую базой, в частную собственность, и теперь в его власти было — заключать с фирмой договор об аренде на следующий срок или нет.
   А там, где есть теневые доходы, как известно, есть и интересы мафии, то есть «крыши». Теперь их называют консультантами. Были такие и в «Дионисе»… До последнего времени.
   — Как они мне осточертели! — в сердцах вскрикнул Олег, взмахнув рукой с зажатой в ней вилкой. — Ходят по базе, как короли, сами палец о палец не ударят, только каждый месяц им отстегни. За что — непонятно. А сумма-то приличная.
   — Какая же, если не секрет?
   — Секрет, — Олег поднес палец к губам, — но тебе я скажу.
   Он сделал паузу, желая, видимо, ошарашить меня произнесенной цифрой. Я усмехнулась про себя, приготовившись услышать самую большую, которая первой пришла мне в голову, цифру — миллион.
   — Сто тысяч… — наконец шепотом произнес он.
   — На эти деньги вы могли бы, например, каждый месяц покупать себе новую квартиру… — иронизируя, произнесла я.
   — ..Долларов, — добавил Олег.
   Я едва удержалась, чтобы не раскрыть рот.
   — И это на обычной овощной базе, которая торгует капустой? — не поверила я.
   — На большой овощной базе, — кивнул Лепилин, — и забудь про капусту, хотя и она приносит приличный доход. Под овощи у нас занято не больше десяти процентов площадей, иди, проще говоря, два склада. На остальных восемнадцати развернуты различные производства: начиная от крупорушки и кончая производством мягкой мебели и спирта.
   Понятно теперь, почему Олег так запросто согласился на запрошенный мною гонорар. Это была тысячная часть «черного нала», получаемого им ежемесячно.
   — И сколько же вы отдаете своим консультантам?
   — Сто тысяч. Отдавали…
   Я присвистнула.
   — Неужели они согласились на меньшее?
   — Да в том-то и дело, что не согласились, — занервничал Олег. — Может, я, конечно, сглупил, но на прошлой неделе я встретился с Трехой — он у них вроде пахана — и предложил ему умерить аппетиты до пятидесяти тысяч. Он даже слушать не захотел.
   Я разозлился и сказал, что тогда он вообще ничего не получит.
   — И что же Треха?
   — Ничего. Что-то брякнул на своем жаргоне и ушел. Больше я ни его, ни его братков на базе не видел. Я отрядил взвод омоновцев на проходную и к себе после вчерашнего взрыва лимузина приставил троих телохранителей.
   — Значит, ты думаешь, что взрыв лимузина организовал Треха?
   — Думаю — да, — кивнул головой Лепилин. — Вообще-то, этот ресторанчик Треха контролирует, вот я и решил сюда заехать, — может, увижу его.
   — Не самая лучшая идея — встречаться с противником на его территории, — произнесла я. — У него что, нет телефона?
   — А черт его знает, он всегда там на базе крутился. Или он, или люди его — я по телефону с ним никогда не общался.
   — А Валерий Николаевич знает о том, что произошло?
   — Зачем его расстраивать, он же после инфаркта.
   Я понимающе кивнула и принялась за фирменное блюдо, принесенное Мариной в горшочках, закрытых запеченным тестом, и при нас выложенное на большие тарелки. Исходивший от него аромат был потрясающим, но из чего это блюдо было приготовлено, так и осталось для меня секретом, потому что в этот момент в зал ввалилась парочка, явно принадлежавшая к числу братков.
   Один из них был здоровенный малый с головой, вросшей в плечи. В том, что в его мозгах была хоть одна извилина, я очень сомневалась. Другой был помельче, но тоже довольно крупный экземпляр, с тупым, как у носорога, взглядом. Впрочем, я зря сравнила его с этим безобидным животным.
   — Водки давай, — крикнул малый без шеи Марине, плюхаясь на стул, жалобно скрипнувший под его тяжестью, — шашлык, е-мое, икры, ну, короче, блин, сама знаешь, че.
   Марина без особого энтузиазма направилась на кухню.
   — Это люди Трехи, — шепнул, наклонившись ко мне, Олег, — тот, что поздоровее, — Камардос — его правая рука, другой — Фирс.
   Дождавшись водки, Камардос сам открыл бутылку и налил себе и приятелю грамм по сто пятьдесят.
   Не чокаясь, они выпили, закусили малосольными огурчиками, и тут только Камардос обратил на нас внимание.
   — Прикинь, Фирс, какая встреча, — он ухмыльнулся и посмотрел на своего приятеля. — Не признал, что ли?
   — Я этого гондона даже в темной комнате узнаю, — гнусаво произнес Фирс и тоже ощерился, предвкушая небольшое развлечение.
   — Ты глянь-ка, какую он телку оторвал, — Камардос хитро посмотрел на меня. — Как тебе, Фирс?
   — Пойдет, — осклабился тот.
   Камардос разлил еще по сто пятьдесят и, одним махом опрокинув содержимое стакана в желудок, продолжал заводить себя и своего дружка.
   — Значит, вставишь ей, Фирс?
   — Гадом буду, вставлю.
   — Кончай выдрючиваться, Камардос, — встрял неожиданно Лепилин, — мне нужно поговорить с Трехой. Пусть он меня найдет.
   — Ха-кха, ха-кха, — не то закашлялся, не то засмеялся Камардос, — ты, гнида, будешь на карачках ползать — Треху искать, а твою телку я заберу себе.
   Он выбрался из-за стола, подошел к нам и попытался схватить своей пятерней меня за локоть. Я стремительным движением отодвинулась, и его рука схватила воздух. Он туповато уставился на меня, — видимо, триста граммов водки начали свое пагубное действие.
   — Слушай, ты, мразь, — четко произнесла я, увидев, что он буравит меня своими маленькими колючими глазками. — Пошел отсюда!
   К сожалению, другого языка они не понимают.
   Не скажешь же ему, в конце концов: «Извини, дорогой, я занята и с тобой сейчас пойти не могу». Не поймет. А так есть надежда, что до него дойдет.
   В этот раз отказ, даже переведенный мной на их родной блатной язык, не достиг цели. Камардос сделал еще одну попытку схватить меня — теперь уже сзади за шею. Как это он вспомнил, что у других людей есть шея, которая у него напрочь отсутствовала?
   Я снова уклонилась от его лапищи.
   — Ты что, паскуда, не понял меня? — это затянувшееся представление начало мне порядком надоедать. — А ну, вали отсюда, Буратино недоделанный!
   Я почти услышала, как что-то щелкнуло в его квадратном черепе, — наверное, последняя извилина пыталась оценить сказанное мною. Он наконец-то понял, что его, эдакого красавца, просто-напросто посылают куда подальше. Его физиономия из агрессивной стала просто-таки злобной.
   Он замахнулся, и огромный кулак, размером чуть меньше моей головы, со свистом стал приближаться мне прямо в лицо, грозя размазать весь макияж. Если бы он достиг цели, мне пришлось бы худо. Это меня совсем не вдохновляло, и поэтому, дождавшись, пока «пятипалый снаряд» Камардоса оказался на расстоянии нескольких сантиметров от моего лица, я резко толкнула его в предплечье, изменив таким образом траекторию движения.
   Вместо того чтобы попасть в меня, кулак Камардоса, просвистев рядом с моим ухом, со всей силой врезался в стену за моей спиной. Раздался хруст то ли ломаемых дубовых панелей, то ли костей Камардоса.
   Взревев, как раненый зверь, от дикой боли, он замотал рукой и задергал ногами, словно марионетка в руках артиста, с которым случился эпилептический припадок.
   — Ну ты даешь! — восхитился Лепилин, который во время моего «общения» с Камардосом несколько раз порывался вскочить, чтобы защитить хрупкую девушку (то есть меня) от рук разбушевавшегося злодея.
   Желание, конечно, похвальное, но только не в моем случае. Своей помощью он бы только мешал мне работать. В общем-то, пока что я почти ничего еще не сделала.
   — Сука, падла! — вопил Камардос, зажав разбитую руку под мышкой. — Ща я тебя урою, блин!
   Его приятель не двигался с места, но я заметила, как он, стараясь сделать это незаметно, полез за пояс своих брюк, прикрытых сверху футболкой. Когда они только появились в зале, я сразу обратила внимание на некоторую оттопыренность на его животе. Если у него пистолет, в чем я практически не сомневалась, дело принимает серьезный оборот.
   Незаметно расстегнув сумку-кабуру, я положила ладонь на шершавую рукоятку «Макарова». На душе сразу же стало спокойнее.
   Немного пришедший в себя Камардос со звериным рыком кинулся на меня. Я не стала испытывать судьбу и, когда он был достаточно близко от меня, одним движением ноги всадила ему в бедро иглу с парализующим составом. Если мгновением раньше он был похож на марионетку, то теперь уподобился железному дровосеку, у которого заржавели шарниры.
   По инерции он пролетел несколько метров и плюхнулся прямо на наш стол. После этого, естественно, ни о каком продолжении обеда не могло быть и речи. Тем временем Фирс уже прицелился в меня из «ПСМ» (уменьшенная копия «ПМ», калибра пять сорок пять). Конечно, оружие не самое грозное, но на таком близком расстоянии способное причинить ощутимый вред.
   Оттолкнув ногой Камардоса, я резко подняла пистолет над столом и, всего лишь на мгновенье опередив Фирса, выстрелила ему в плечо. Вскрикнув от неожиданности и боли, он выпустил оружие и схватился за рану, из которой хлынула кровь. При виде собственной крови он заверещал, как недорезанный хряк. Перешагнув через железного дровосека, застывшего на полу в замысловатой йоговской позе, я быстро подскочила к Фирсу и с силой схватила его за горло, стараясь не испачкаться в его крови.
   — Кто взорвал лепилинский лимузин?
   Он перестал орать и уставился на меня вылезшими из орбит глазами.
   — Ну, говори, паскуда, — я как следует тряхнула его, сунув под нос дуло пистолета.
   — Камардос и Сивый, — морщась от боли, произнес он.
   — Это Треха им приказал?
   — Да.
   Я отпустила его и кивнула Лепилину.
   — Пошли.
   Привлеченный выстрелом и криком, в зал осторожно заглянул охранник, держа в руках дубинку, как доисторический охотник в поисках мамонта.
   — Эти двое на нас напали, — дулом пистолета я указала на братков, — вызови «Скорую» и милицию.
   — Может, вы останетесь, — нерешительно произнес он.
   — Нет уж, сами разбирайтесь.
   — А этот что, того? — охранник показал на лежавшего в «отключке» Камардоса.
   — Отдыхает, через часок очухается.
   Я спрятала свой «Макаров», и мы с Лепилиным невозмутимо продефилировали через первый зал, не обращая внимания на переставших жевать посетителей, уставившихся на нас с испугом.
   После прохлады ресторана жара на улице показалась еще более нестерпимой. Устроившись в салоне «Тойоты», охлаждаемом мощным кондиционером, мы тронулись дальше.

* * *

   Олег из машины позвонил на работу. Когда минут через тридцать мы подъехали к базе, расположенной у самой черты города, нас уже ждали. Тяжелые железные ворота гостеприимно распахнулись, пропуская джип на территорию, окруженную высоким бетонным забором.
   По верху забора была протянута частая спираль колючей проволоки. У ворот стояли несколько человек в летней камуфляжной форме, держа наготове автоматы Калашникова с укороченными стволами.
   «Прямо секретный военный объект какой-то, а не овощная база», — подумала я, но, вспомнив, что овощи являлись не главным направлением деятельности сего предприятия, не удивилась.
   Попетляв еще примерно с полкилометра между огромными ангарами, в каждом из которых мог бы свободно уместиться небольшой бомбардировщик, Игорь остановил машину у входа в двухэтажное кирпичное здание, в котором располагалась администрация.
   Выйдя из машины, мы направились ко входу.
   В дверях офиса снова замаячила знакомая камуфляжная форма.
   «Штаб-квартира, — подумала я. — Во сколько же, интересно, обходится подобная служба?»
   Охранник вежливо улыбнулся нам, пропуская вовнутрь. В помещении царили роскошь и комфорт: пол был застелен ковровыми дорожками; ярко зеленела тропическая флора; манили своим мягким гостеприимством многочисленные и, к моему удивлению, не кожаные, а с шикарной гобеленовой обивкой диваны; тускло мерцали несколько японских телевизоров с большими экранами, водруженных на специальные пластмассовые подставки в мини-комнатах, напоминавших своим расположением между длинной сетью коридоров бывшие «красные уголки».
   Благодаря мощным кондиционерам воздух был прекрасно аэрирован.
   «Неплохая резиденция», — оценила я, следуя за Лепилиным по бесконечному коридору. Где-то посередине нас ждала лестница, поднявшись по которой мы оказались на втором этаже.
   Здесь тоже дышалось легко и свободно. Светлые стены и панели радовали глаз. Миновав несколько кабинетов, Лепилин остановился у шикарной дубовой двери. Заговорщицки прижав палец к губам и понизив голос, он с неожиданным веселым лукавством произнес:
   — А вот здесь заседает генеральный директор корпорации.
   В ответ я молча улыбнулась. Надо сказать, что в подобном представлении никакой нужды не было: на двери висела латунная табличка, на которой сообщалось как раз то, о чем с таким наигранно-таинственным видом поведал мне Лепилин-младший.
   — Кабинет отца, — уточнил он и театральным жестом толкнул дверь.
   Мы вошли в просторную комнату, мягко освещенную жарким послеполуденным солнцем, пробивавшимся сквозь плотные жалюзи. Две стены занимали высокие шкафы из светлого дерева с многочисленными полками, на которых в цветных, аккуратно расставленных папках размещалась документация.
   На одной из полок я заметила чайный фарфоровый сервиз, явно старинной работы, разрисованный играющими на свирелях смазливыми пастушками и идиллическими картинками сельских пастбищ, а также большие песочные часы в бронзовом корпусе.
   Казалось, они были надежным и подлинным хранилищем песчаного времени.
   За большим столом, заваленным папками и бумагами, перед экраном монитора сидела красивая стройная женщина с гладко зачесанными черными волосами и крупным и чертами лица. Когда мы вошли, она повернула голову, и на ее восточного типа лице застыла магически-таинственная улыбка, а в самой глубине немного раскосых и умело подведенных карих глаз загорелся огонек лукавства и интереса. В ложбинке между грудей полыхал рубин в виде капли на изящной золотой цепочке… Брюнетка собиралась что-то сказать, но Лепилин жестом остановил ее, обратившись ко мне:
   — Знакомьтесь, наш секретарь Екатерина Аркадьевна.
   Он улыбнулся не менее загадочно, чем секретарша, и игриво скосил на нее глаза. Это навело меня на мысль о том, что, по-видимому, их неплохие рабочие отношения основаны на взаимном личном интересе.
   Екатерина Аркадьевна встала из-за стола и, слегка наклонив голову вправо, продолжала улыбаться своей таинственной улыбкой, в которой я, однако, различила отблеск снисходительного равнодушия.
   — Катенька, знакомься, это Евгения Максимовна. — Эту фразу Лепилин-младший произнес в неожиданно мягкой манере, и, если бы не характерный ироничный оттенок, тон его голоса можно было бы назвать слащаво-сюсюкающим.
   — Очень приятно, — разжала наконец свои чувственные губы секретарша.
   Ее египетские глаза смотрели на меня в упор. Но стоило мне попробовать пронзить взором их темную мерцающую глубину, как я испытала неприятное тревожное чувство, ощутив себя стеклянной стеной, которую сверлил луч ее почти рентгеновского взгляда.
   — Взаимно, — выдавила я из себя подходящую для случая улыбку, отвечая на дежурную реплику секретарши.
   — Не знаю, что бы мы делали без нашей Катерины, — Лепилин изобразил самодовольную гримасу и добавил:
   — Теперь меня всегда и везде будет сопровождать Евгения Максимовна.
   Он скосил глаза в мою сторону и весело подмигнул секретарше.
   Та довольно вяло прореагировала на лепилинскую реплику, но я сразу раскусила нарочитость ее меланхолично-понимающего взгляда. Очевидно, сочтя меня недостойной особого внимания соперницей, Екатерина Аркадьевна, как мне показалось, намеренно фамильярно обратилась к своему шефу.
   — Это что же, Олег Валерич, твой новый телохранитель?
   Лепилин недовольно поморщился: видимо, его все-таки покоробил подобный тон своей секретарши.
   — Именно, новый, — в знакомой мне уже суховатой манере ответил он. — Тем более, если учесть, что «старого» у меня еще не было.
   Не удостоив больше Катеньку взгляда, Лепилин толкнул дверь, ведущую в кабинет отца.
   — Пригласи Автандила, — бросил он ей, не поворачиваясь.
   Мне в спину уперлось хладнокровное молчание офисной дивы.
   — Вот моя деревня, вот мой дом родной, — захлопнув дверь, Лепилин вновь обрел утраченное было хорошее расположение духа. — Присаживайся.
   Размашистым жестом он очертил в воздухе дугу, вместившую сразу три кожаных кресла.
   — Я, если позволишь, сначала хочу осмотреться. — Я подошла к окну и, раздвинув пальцами рейки жалюзи, посмотрела вниз.
   Залитое солнцем пространство, отделяющее стены здания от двухэтажного склада, было довольно узким и неухоженным. Плавящийся под огненными лучами асфальт, казалось, был на волоске от того, чтобы не расползтись в удушающем чаду испарений, характерных для городских каменных джунглей; пыльные заросли бурьяна, из которых торчали какие-то ржавые железки, производили весьма унылое впечатление.
   «Что же это он, не видит, что ли, что у него под носом делается?» — мысленно задалась я вопросом, пораженная бьющим в глаза контрастом между шикарной обстановкой офиса и непрезентабельным видом из окна.