Серова Марина. Ваша карта бита

   — Люди! — крикнула я от двери и, как полагается в таких случаях, постояла, дожидаясь ответа. В стене, напротив картонно-веревочной груды, оказался еще один выход из помещения.
   Ответа не последовало, тишина была полной, и я решила не терять понапрасну времени.
   «Скопцов Андрей Семенович», — с фотографии на водительском удостоверении, опрометчиво забытом в «бардачке», на меня смотрел умными глазами из-за очков в темной оправе мужчина с резкими, будто проведенными резцом, морщинами на худощавом лице. Подбородок с ямкой, зачесанные назад волосы и аккуратный, чуть вздернутый нос. Теперь я узнаю этого Скопцова, где бы ни повстречала.
   Будем знакомы, Андрей Семенович.
   Не услышав, а скорее почувствовав постороннее движение, я бросила права на место и выскользнула из машины. Похоже на то, что знакомство с Андреем Семеновичем все-таки состоится.
   — Я так и думал, что это опять ты.
   Знакомый голос. Знакомый облик. Длинный кожаный плащ и руки в карманах. Вот взять и спросить его, а где, мол, господин Скопцов? Похоже, эти ребята устроили на меня простенькую облаву, и я в нее попалась, как дилетантка. Но здесь нет тела Тамары Роминой, которое мне надо у них отобрать, и поэтому на сей раз бить я буду всерьез, безжалостно — так, как следует бить, защищая свою жизнь и имея в виду, что второй в любой момент может прийти на помощь первому. Если способен.
   — Ты преследуешь нас.
   По интонации — не утверждение и не вопрос, среднее.
   — Кто ты, резвушка? На ментиссу не похожа. Частный детектив?
   Когда хотят просто убить, не задают лишних вопросов.
   — Телохранительница Степанова, — соврала я первое, что пришло в голову.
   — Ни хрена! — удивился он. — Боевиков насмотрелась, пигалица. «Телок» должен охранять тело, а ты по улицам шляешься. Зачем? Здесь, — он широко повел руками, — Степанова нет.
   — Его и в подстанции не было, — вырвалось у меня ненароком.
   Он шагнул ко мне, и я отступила, сохраняя дистанцию. Судя по улыбке, ему понравился мой маневр, убедил в моей слабости. Ох уж это мужское высокомерие!
   — Скажи все-таки, телохранительница, ты преследуешь нас по поручению Степанова, да?
   Я смотрела в его колючие глаза и молчала.
   — Ну, больше не будешь.
   Он широко шагнул и вскинул руку, намереваясь схватить меня. Я увернулась и полусогнутой напряженной ладонью двинула его в ухо по всей науке. Он затряс головой, подарил мне возможность восстановить дистанцию и костяшками кулака крепко достать его челюсть. Удар толкнул его на машину, а я развернулась и, расставив ноги, утвердилась, как положено, чтобы боковой, ребром ладони в шею, получился жестким. Но ударила мимо, просто махнула рукой, ни за что не задев. Потому что в этот момент, за мгновение до победного торжества, сзади на мою голову накинули что-то вроде мешка, ударили по темени и подсекли ноги. Проделано все было непрофессионально, но проворно, неожиданно и потому успешно. Не успела я оправиться от легкого потрясения, грохнувшись на цементный пол, как сверху навалились и заломили обе руки за спину так, что я вскрикнула от резкой боли в плечах. Справились! Прекратив бесцельное сейчас сопротивление, чтобы избежать чего-то, вроде проламывающего затылок удара, а момент для него был подходящий, и голова тряпьем обмотана кстати, я, задыхаясь от боли, выкрикнула:
   — Скопцов!
   Все оказалось верным. Возня за моей спиной прекратилась, и я услышала насмешливо-добродушное:
   — Аюшки?
   — Полегче, Андрей Семенович, больно!
   Мое положение не улучшилось, но раздался короткий смешок, почти одновременно с возгласом битого:
   — Вязать ее, мартышку!
   — Давай, — согласился Андрей Семенович, и от сердца отлегло — значит, проламывать мою голову они пока не собирались.
   Загрохотали раскидываемые в спешке картонные коробки, зашуршала бумага, и запястья заломленных рук стянула тонкая, но прочная веревка. Они сорвали мешок с моей головы, и веревка впилась в шею. Сразу стало трудно дышать. А стоило шевельнуть руками, как делалось еще хуже. Больно!
   — Потерпи! — попросил Скопцов, переворачивая меня на бок.
   В стеклах его очков я увидела отражение своего перекошенного лица со вздувшейся на лбу жилкой.
   — Кончать ее надо, — предложил он, той же веревкой обматывая мои лодыжки.
   — Несомненно, — согласился его напарник. — Как? И куда потом денем?
   — А вот! Там, внизу, канал ливневой канализации. Помнишь, в прошлый раз слесаря возились? И сегодня — суббота.
   — Ну и что? — не понял его убийца Роминой.
   — По субботам бассейн чистят, спускают воду. В ливневку ее! А как бассейн сольют, потоком унесет ее в Волгу с концами.
   — И концы в воду! — нервно хихикнул убийца, и я поклялась, что, если удастся выпутаться, смех этот ему ни за что не забуду.