Серова Марина. За что боролись…

   — Приходи в половине третьего. Это что, действительно так важно?
   — Да, очень важно. Так я приду?
   — Буду ждать, — вежливо ответил Анкутдинов.
   Перед выходом я в очередной раз меланхолично вытряхнула на пол кости.
   28+8+19.
   «Вас ожидает тихая и спокойная старость».
   — Какое счастье! — растягивая гласные, сказала я. — Значит, я до нее все-таки доживу. Это очень важно уяснить себе, когда отправляешься в офис господина Анкутдинова и его милых и законопослушных подручных.

* * *

   Фирма «Атлант-Росс» была, вероятно, самым крупным коммерческим предприятием в городе. Занималась она всем, на чем можно делать деньги, но упор делался на торговлю нефтепродуктами и стройматериалами. Название ее представляло собой аббревиатуру из имен основателей концерна: АТ — Анкутдинов Тимур, президент фирмы; ЛА — Лейсман Аркадий, финансовый директор; НТ — Новаченко Тимофей, начальник охраны.
   Пышное словечко «концерн» пристроил к названию фирмы Лейсман (конечно, «Атлант-Росс» до концерна не дотягивал), он же предложил второе наименование «Росс», чтобы придать фирме хоть какой-то русский налет. Особенно если учесть, что в трио основателей и отцов фирмы не было ни одного русского: Анкутдинов — татарин, Новаченко — украинец, Лейсман — сами понимаете, еврей.
   Двухэтажный центральный офис находился на пересечении двух главных улиц города.
   Когда я вошла в приемную президента фирмы, то первое, что бросилось в глаза, была огромная фигура главы секьюрити господина Новаченко. Его оперный бас грохотал прямо в ухо хорошенькой длинноногой секретарше в мини-юбке, которая мелодично смеялась, то и дело страдальчески морщась, — наверно, когда децибелы новаченковского баса зашкаливали за все пределы возможного.
   Увидя меня, Новаченко крякнул и обратился со следующим приветствием:
   — Здоровеньки булы, Танюха! Як живешь, якими витрами занесло?
   — Добрый день, Тимофей Леонидович. Спасибо, ничего. Анкутдинов здесь?
   — Где ж ему быть-то? Вроде здесь, а, Светочка?
   Хорошенькая секретарша взмахнула длиннейшими ресницами и нежным голоском прощебетала, что Тимур Ильич здесь, но он очень занят и не принимает.
   — Меня зовут Татьяна Иванова, и я условилась с ним о встрече, — напористо проговорила я. — Как это занят?
   Светочка исчезла за дверью анкутдиновского кабинета, робко косясь на монументальную фигуру начальника охраны. Через несколько секунд она выпорхнула, изящно переставляя умопомрачительными нижними конечностями, и взор Новаченко вспыхнул хищным блеском, а край торчащего из кармана мобильника еще выше задрался к потолку.
   — Проходите, Тимур Ильич ждет вас.
   Анкутдинов сидел в огромном кожаном кресле и перебирал какие-то бумажки. Увидев меня, он вяло улыбнулся и, явно без удовольствия встав, сделал два шага навстречу.
   — Прекрасно выглядишь, — произнес он. Тон этого заявления никак не вязался с его приятным и по сути правдивым содержанием. — Ну, присаживайся.
   — Ты тоже не похож на человека, безнадежно замученного работой.
   Да уж, добавила я про себя, чтобы замучить Тимура Ильича работой, надо спустить его в каменоломню на выработку тройной дневной нормы в течение этак полугода.
   Анкутдинов выглядел в самом деле очень мужественно и внушительно. Атлетическая фигура под два метра, ничем не хуже, чем у Новаченко, только гораздо стройнее. Мастер спорта по плаванию. Вместо тупой лысой башки с кабаньими глазками — в комплекте с подобным телосложением — на плечах Анкутдинова была удивительно интеллигентная голова. Аккуратная стрижка, тщательно уложенная, тонкие, почти аристократические черты смуглого нерусского лица. Красивые темные восточные глаза за стеклами очков в изящной, дорогущей, наверное, оправе.
   Ленивое, неимоверно грациозное, холеное животное. И все-таки я знала, что, будь Анкутдинов таким, каким он представлялся с первого взгляда, он никогда бы не стал в свои двадцать восемь Тимуром Ильичом, президентом фирмы «Атлант-Росс».
   — Конечно, по делу? — Он прищурил свои и без того довольно узкие глаза.
   — А разве с тобой можно иначе?
   Он словно нехотя полыхнул снисходительной белозубой улыбкой.
   — Это с какой стороны посмотреть. Ты ведь тоже непростая, Таня. Вот, например, сейчас — о какой пакости ты хочешь мне поведать?
   — У тебя на эти пакости чутье, — принужденно улыбнулась я.
   — Ну тогда валяй.
   — Помнишь, я звонила тебе дня три назад и интересовалась твоей командой в «Брейн-ринге»? Ты еще сказал, чтобы я позвонила Лейсману.
   — Помню, конечно. И что, ты позвонила ему?
   — Нет, не позвонила. А теперь придется.
   — Что-то серьезное?
   — Ага, куда уж серьезнее. Вишневский, капитан команды, умер сегодня утром от передозировки наркотика.
   Он нервно сцепил пальцы и глянул на меня поверх очков почти с досадой.
   — Очень жаль, — сказал он. — Ты из-за этого и пришла ко мне? Я не понимаю.
   — Я говорила с его отцом, и он подозревает, что это убийство.
   Я наскоро пересказала Тимуру содержание нашего разговора с Вишневским-старшим. Он слушал меня, не перебивая, рассеянно раскачивая в пальцах очки на одной дужке, что означало у него высшую степень внимания.
   — Неприятная история, — наконец произнес Анкутдинов. — Я даже могу рассказать кое-что еще. Примерно такие же случаи, правда, без смертельного исхода, уже были в юридическом, в университете, в «экономе». Кто-то продает студентам этот препарат, повышающий порог интеллекта и стимулирующий память и восприятие. У меня контрольный пакет акций одной компьютерной фирмы при Академии госслужбы, ну, ПКЦ бывшем. Так и у них были случаи, когда им предлагали перцептин. Посылали на пейджер: «Не желаете ли приобрести то-то по такой-то цене за грамм?» Н-да! Дело и вправду серьезное.
   Прозвенел телефон.
   — Анкутдинов! Да! Я слушаю. Что? Акции? Да какое, к черту? Идиоты! Немедленно. Сию минуту… Хорошо, я еду.
   Тимур хлопнул меня по плечу и, мило улыбнувшись, сказал:
   — Извини, Танечка, не могу больше с тобой говорить. Дела. Никак с этим нефтеперерабатывающим заводом не утрясу. Машину через минуту к выходу! — рявкнул он в аппарат. — Так что извини, — снова обернулся он ко мне, — еще раз говорю: позвони Лейсману. Если что раскопаешь или буду нужен — звони на мобильник. Все-таки капитан моей команды, черт возьми…
   Визит к Анкутдинову ничего не прояснил. Выходило, что и он не мог сообщить ничего определенного и, как мне показалось, едва ли был причастен к этой истории. А я привыкла полагаться на свою интуицию.
   Оставались Лейсман и члены брейн-ринговской команды. И — опять-таки Светлов… Что-то не позволяло мне вычеркнуть его из списка людей, способных пролить свет на эту ситуацию.
   Лейсман говорил со мной подчеркнуто сухо и встретиться отказался, ссылаясь на занятость. Когда же я сказала ему, что звоню из приемной Анкутдинова и все попытки финдиректора уклониться от разговора со мной вызовут прямое неудовольствие главы фирмы, Аркадий Иосифович сменил гнев на милость:
   — Хорошо, через час в ресторане «Лира». У меня там сейчас деловая встреча с иностранным партнером. После нее я смогу поговорить с вами. Но перед этим позвоню Тимуру Ильичу и проверю…
   — Да ради бога, черт возьми! — облегченно выдохнула я в сторону.
   По-видимому, Аркадий Иосифович все-таки что-то расслышал, и его не вдохновило забавное соседство в одной фразе бога и черта. Его голос стал совсем уж ледяным:
   — Надеюсь, вы не станете отрывать меня от дел по пустякам, и ваш вопрос достаточно серьезен. До встречи, — и господин Лейсман соблаговолил дать отбой.
   — Вот урод! — выругалась я.
   — Это ты о ком? — поинтересовался все еще торчащий здесь Новаченко.
   — Да так… А вы почему не охраняете президента, Тимофей Леонидович?

Глава 3

   Зачет по высшей математике группы «Б» четвертого курса химфака университета подходил к концу. Настенные часы показывали половину четвертого, когда из-за угла длинного университетского коридора показались двое. К тому времени у двери аудитории, в которой шла сдача зачета, осталось три человека.
   Из двоих вновь прибывших первый был коренастый молодой человек с бритым затылком, широким красным лицом и в сильном подпитии. Ноги его плохо слушались, а физиономия расплывалась в глупейшей довольной улыбке. Избрать путь по высокоамплитудной синусоиде ему не позволяла идущая рядом высокая девушка, крепко вцепившаяся в руку незадачливого выпивохи. Ее лицо, тонкое и миловидное, в настоящий момент было сильно озабочено.
   — Что ж ты нажрался, кретин?
   — М-м-м, — лаконично ответил тот.
   — Опять с Казаковым «Анапу» жабали? Ты хоть бы сначала зачет сдал, а потом квасил, идиот!
   — Да л-ладно тебе, Ленк, — наконец выдавил из себя что-то членораздельное любитель дешевых вин, — сейчас сдам…
   — Тебя самого надо сдать — в «трезвяк», естественно! Горе ты мое!
   Троица оставшихся у дверей аудитории при приближении парочки разразилась радостными приветственными воплями.
   — Здорово, Кузнецов! Че это от тебя несет за километр?
   — Пошел ты.
   — А ты Светлова не видал?
   — А че, его еще не было? — вмешалась в разговор Лена, не отпускавшая руки Кузнецова.
   — Да нет. А что тут удивительного? Он в универ только по большим праздникам ходит.
   — Куда уж больше — зачет у Смирнитского, — недовольно выговорила Лена. — Как, кстати, принимает?
   — Да ниче, пидор сегодня добрый.
   — Какой еще пидор?
   — Смирнитский, конечно. Ты что, Бессонова, с дуба рухнула, что ли? Але, гараж!
   — Кто следующий идет? — спросила Бессонова, равнодушно проигнорировав довольно нахальную фразу.
   — Не знаю… Щас Мишка, потом Петров, потом я. А вообще он всех сейчас запустит, наверное.
   — Шпоры есть? — пробурчал Кузнецов, приваливаясь к подоконнику и вытаскивая из рукава бутылку «Балтики» номер 9. — А то я ни хрена не рулю, че там…
   Лена вырвала у него бутылку и, не обращая внимания на протестующее недовольное мычание, положила в свою сумку.
   — Сдашь, тогда выпьешь.
   — Ты глянь, — вдруг оживился безнадежно поникший и потерявший было весь смысл жизни Кузнецов, — Светлов идет!
   Светлов был мрачен. Прямые светлые волосы растрепались, лицо казалось темным, больным и усталым.
   — Я думал, опоздаю, — наконец сказал он, кивнув всем присутствующим.
   — Ты что так поздно?
   — Готовился.
   — Ты? — хмыкнул Кузнецов. — Да ладно, Лех, хорош мозги канифолить!
   — Знаешь что-нибудь? — спросила Лена.
   — Да так… в легкую…
   Дверь аудитории отворилась, и показалась бритая ухмыляющаяся физиономия. Вслед за лысой башкой показался и сам ее обладатель, по всей видимости, максимально удовлетворенный жизнью.
   — Сдал, е-ка-лэ-мэ-нэ! — выдохнул он. — В цвет прокатило! Ништяк. Я же говорил тебе, что все будет нормально, — обернулся он к одному из еще не сдавших. — А ведь вчера ничего не знал!
   Тусклые глаза Светлова при последних словах вспыхнули, и он, хотя и не принимал участия в разговоре, подошел ближе.
   — Не хило! — продолжал разглагольствовать тот. — Я же говорил, «лекарство» покатит! А, Светлов! Че, опять ничего не знаешь, как всегда?
   — Да так…
   — «Да так, да так», — передразнил бритый, — а я вот вчера заплатил стольник, а сегодня все зацепил.
   — Перцептин, что ли, купил? — бесцветным голосом произнес Светлов, и его слова прозвучали странно — то ли как вопрос, то ли как утверждение.
   Бритый посмотрел на него с некоторым удивлением и даже с долей уважения.
   — А ты откуда о нем знаешь?
   — Ну-у-у, — пробормотал под нос Светлов, — знаю вот…
   Бритый сплюнул и вразвалочку пошел по коридору.
   — Ну так купи его, — внезапно громко сказал он через плечо. — Я вот весь курс за два часа выучил.
   — Как придешь домой, посмотри в зеркало, умник, — холодно сказал Светлов, тупо пиная о стену сигаретную пачку.
   Но бритый уже ушел.
   Дверь аудитории распахнулась, и в проеме возникла тщедушная фигура Якова Абрамовича Смирнитского.
   — Сколько осталось? Пятеро? Шестеро? А-а-а, Светлов? Какими судьбами, молодой человек? Но все-таки это превосходно — вы удостоили нас своим появлением, искренне вам благодарен. Ну-с, проходите… Превосходно, право, превосходно.
   — Леш, тебе дать шпоры? — вполголоса спросила Бессонова.
   — Лучше Косте дай, у него ж наверняка нет, — в тон ей ответил Светлов.
   — А как же ты?
   — У меня есть кое-что, отчего он мне сразу поставит зачет.
   — Справка, завизированная министром образования? — иронически спросила Лена, входя в аудиторию.
   — Да нет… Доказательство теоремы Ферма.
   — Шутник, — фыркнула она, садясь за парту и волоча за собой отчаянно испускающего шлейф перегара Костю Кузнецова.
   — Я думаю, вы отдаете себе отчет в том, Светлов, что мало смыслите в моем курсе, в частности, и в высшей математике в целом. Не скрою, такого тотального недопонимания, таких пробелов в изучении курса, слагающих, в сущности, совершенное игнорирование смысла тех скромных по современным меркам крупиц знания, что вы обязаны усвоить из моего предмета, я еще не видал.
   Яков Абрамович внушительно поднял палец и посмотрел на скорчившегося перед ним Светлова с видом искреннего соболезнования и укоризны.
   — Да-с, — дополнил он свою весьма содержательную речь. Из тона его определенно явствовало, что только катастрофический идиот может еще питать надежды на получение зачета. — Я думаю, нам имеет смысл увидеться на пересдаче.
   — А я так не думаю.
   — Что? — Пенсне оскорбленно подпрыгнуло на длинном носу Якова Абрамовича. — Вы что-то сказали, Светлов?
   — Я думаю, мы не увидимся на пересдаче, Яков Абрамович. Я больше не буду учиться в университете.
   — Да что вы такое говорите, молодой человек? — возмутился профессор, ожесточенно жестикулируя сухими морщинистыми ручками перед носом у студента. — Стыдно-с! Даже слушать не стану. Вы проучились почти четыре года непонятно как, но доучились до восьмого семестра, а теперь встаете в позу и говорите: не буду учиться. Это не по-мужски, Светлов.
   Яков Абрамович доверительно наклонился к уху Алексея и сказал негромко:
   — Вы знаете, Светлов… я сам, безусловно, в современной конъюнктуре… в этой… Одним словом, мой племянник говорил, что в нашем городе синтезирован препарат, колоссально расширяющий возможности мозга. Все это сделано на деньги мафии, и теперь налаживается сеть сбыта продукции.
   — Почему все об этом знают, кроме милиции? — пробормотал Светлов.
   — Вы наивный человек, Алексей. Этим делом занимаются очень серьезные люди. Если все это, разумеется, не вымысел. Ну так вот… к чему я это сказал? Это может вызвать революцию в науке. И образовательной системе…
   — Да и так уже все, кто способен платить, сессию сдают на перцептине! — резко проговорил Светлов. Лицо его, и без того смертельно бледное, стало мучнисто-серым. — Вы к этому вели, профессор?
   Губы его конвульсивно дернулись, на висках набрякли сизые жилки, а лоб покрылся крупными каплями пота.
   — Вы все мне смертельно надоели, — громким голосом совершенно без интонации выговорил он, — тупые ублюдки, неспособные остаться людьми без проклятой наркоты! Ка-аззлы!
   Смирнитский оцепенел, его черненькие глазки превратились в оловянные плошки, он буквально впился взглядом в перекошенное лицо Светлова.
   — Они меня ждут там, у порога корпуса. Черный крестик прицела перечеркнет мою шею, и все начнется сначала. Но только без меня.
   — Вы больны, Светлов?!
   Голос Смирнитского разнесся на всю аудиторию, и даже мирно дремавший в углу Кузнецов пошевелился и оторвал тяжелую голову от парты, а в дверь заглянула уже сдавшая зачет Лена Бессонова, дожидавшаяся Костю.
   — Вы положительно больны, — уже спокойнее повторил Яков Абрамович, — успокойтесь, не распускайте себя.
   Светлов чудовищным усилием улыбнулся.
   — Вы думаете, что человек, придумавший… этот препарат, гений?
   — Без сомнения. Ради бога, Светлов, прекратите истерику.
   — Поставьте мне зачет, профессор, — неожиданно спокойно выговорил тот, — посмотрите сюда и поставьте зачет.
   Профессор глянул в протянутый ему лист бумаги и начал читать. Недоверчивое удивление, плавно перетекшее в искренний интерес. Изумление, переходящее в неподдельный, всесокрушающий шок и потрясение.
   — Светлов, голубчик, откуда это у вас?
   — Это теорема Ферма, Яков Абрамыч. Я доказал ее… час назад.
   Смирнитский не верил своим глазам. Самая знаменитая, самая недоказуемая теорема математической науки, над которой бились лучшие умы трех последних столетий… И вдруг — какой-то мальчишка, студент-недоучка!
   — Я поставлю зачет… — пробормотал он.
   — Вот и чудно, — Светлов поднялся во весь рост и, не глядя на Якова Абрамовича, подошел к окну: — Нет, это не я, Яков Абрамыч. Это перцептин. О котором вы так интересно рассказывали. А вы видели Сергеева сегодня? Он, вероятно, блестяще сдал зачет. Так вот… у него на голове седые волосы.
   Под страшным ударом хрустнула рама, и посыпались стекла, раня голые до локтя руки Светлова… Одним ловким движением он вскочил на подоконник и помахал окровавленной рукой враз проснувшемуся Кузнецову, изумленному Смирнитскому, вбежавшей в аудиторию Бессоновой…
   — Всю жизнь я делал только неверные шаги. Я переступил через себя, я оказался за чертой. Правда, я похож на героя Шекспира? А вот сейчас я сделаю первый — по-настоящему правильный шаг…
   Подоконник легко вывернулся у него из-под ног, судорожно раскрылось небо, веером распустилась земля — когда он сделал шаг с четвертого этажа и, перевернувшись в воздухе, упал на мокрый от недавнего дождя асфальт.

* * *

   Через четверть часа высокий плотный мужчина в черном полупальто сел в темно-серый «БМВ» и набрал номер сотовика.
   — Все в порядке, — сказал он, — нам даже не пришлось вмешиваться.
   — То есть? — прозвучал в трубке резкий неприятный голос.
   — Он сам…
   — Превосходно, — отчеканила трубка. — Тогда уезжайте.

* * *

   — Превосходно, — повторил Лейсман кому-то по телефону и, рассоединившись, положил трубку на стол. Неприятно ухмыльнувшись, он посмотрел на меня.
   — Шампанского?
   — Кофе, если можно, — ответила я. Еще не хватало пить шампанское с этим мерзким Аркадием Иосифовичем!
   При непосредственном общении он оказался куда любезнее, нежели по телефону. Но в его преувеличенной тактичности сквозило что-то неестественное и неприятное. Лучше бы продолжал грубить!
   — Значит, вы хотите знать, когда и зачем я организовал команду, призванную участвовать в играх «Брейн-ринга»?
   — Я уже говорила.
   — Команде четыре месяца. Она дважды участвовала в играх и с первой попытки произвела фурор, выиграла чемпионство. Зачем? Милая девочка, это такая реклама фирмы.
   «И неплохая скрытая реклама препарата», — продолжила я про себя.
   — Что же касается смерти Вишневского, я уже сказал свое мнение. Трагическая случайность, бедняга хотел быть умнее, чем его создал бог, и поплатился.
   Лейсман цинично улыбнулся и посмотрел прямо в глаза мне — пронзительным, немигающим взглядом.
   — Вам не знакома фамилия Светлов? — спросила я, ничуть не смутившись.
   По лицу финансового директора «Атланта-Росс» пробежала гримаса удивления, но он молниеносно совладал с собой и принял прежний снисходительно-равнодушный вид.
   — Знакома. Вообще-то он работает у нас в компьютерном отделе. А еще мой дядя преподает у него на химическом факультете университета. Я даже видел его у себя дома.
   — Ваш дядя?
   — Ну да. Яков Абрамович Смирнитский, если вам так интересно.
   — Вы хотели взять его в команду?
   — Нет, он на это не тянет.
   Подобная пикировка, совершенно беспредметная и бесполезная, могла продолжаться еще долго, и я решила откланяться.
   Лейсман глядел мне вслед с презрительной улыбкой и холодно щурил маленькие темно-серые водянистые глазки.

* * *

   Я вернулась домой вконец запутавшаяся и расстроенная. Что-то не то! Может быть, Вишневский был в самом деле не в своем уме от передозировки. Может, и Светлов несет беспочвенную околесицу и никакого перцептина не существует? Может, и Анкутдинов что-то путает? По крайней мере, никакого криминала и никакой зацепки. Надо поговорить с участниками команды.
   Я задумчиво бросила кости, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию.
   31+12+20.
   «Разве то, что человек может узнать, — именно то, что он должен узнать? Не будьте чрезмерно любопытным».
   Очень своевременный совет!
   В этот момент раздался звонок в дверь. Кого это ко мне несет?
   Недолго думая, я взяла с полки пистолет, взвела курок и пошла открывать незваным гостям.
   На пороге стояли молодой человек лет двадцати — двадцати двух, лицо его показалось мне знакомым, и девушка примерно того же возраста.
   — Здрасьте! Это вы — Татьяна Иванова?
   — Ну да. А вы кто будете и зачем пожаловали?
   — Мы от Светлова. Можно войти? — тяжело дыша, как после бега, спросил парень.
   — Заходите, — немного удивленно кивнула я.
   — Моя фамилия Кузнецов, а это Лена Бессонова. Мы…
   — Из «Брейн-ринга»? Из команды Влада? Вот вы-то мне и нужны, — довольно невежливо, но радостно перебила я. — А где сам Светлов?
   — Он только что выбросился из окна, — ответила за Кузнецова девушка.

Глава 4

   Эти слова — «выбросился из окна» — произвели эффект удара молнии. Я резко отпрянула к стене и едва не выронила пистолет.
   — Как это случилось?
   — Мы сдавали зачет в универе, — начал рассказывать Кузнецов, — Светлов с самого начала был какой-то не такой… пришел уже к самому концу. Он пошел сдавать предпоследним…
   — Последним был Костя, — вставила Лена.
   — Да, последним должен был сдавать я… Я задремал в углу, пока они там говорили со Смирнитским…
   — С кем?!
   — Смирнитским Яковом Абрамовичем, — несколько озадаченно отвечал Кузнецов, — наш преподаватель высшей математики. А что?
   — Вы знаете, кто его племянник?
   — Нет, а кто?
   — Ваш покровитель Лейсман. Он мне сам это сегодня сказал, Лейсман то есть. Даже не знаю, что и думать. Ладно, и что дальше?
   — А что дальше? У Светлова приключилось нечто вроде припадка, он разбил окно и выпрыгнул.
   — И что ты обо всем этом думаешь? — спросила я.
   Кузнецов покачал головой и, сев в прихожей на корточки, уставился в зеркало напротив, словно пытаясь найти там ответы на мучающие его вопросы.
   — Вообще-то мы отвезли его в реанимацию, — наконец сказал он совершенно безотносительно к моему вопросу, но эти слова подействовали куда сильней, чем любой из возможных вариантов непосредственного ответа.
   — Так он жив?! — воскликнула я.
   — Черепно-мозговая травма, состояние тяжелое, но не смертельное, — сказала Бессонова. — И еще перелом руки. Левой. А вы не желаете навестить его?
   — Кого?.. Светлова?
   — Вишневского, — цинично пошутил Кузнецов, обдав меня нервно-паралитическим перегаром. — И вообще, почему вы не интересуетесь, как мы нашли вашу квартиру?
   — Я не самый богом забытый человечишка в этом городе. Найти меня несложно.
   — И все-таки поинтересуйтесь, — хмуро сказал Кузнецов.
   — Интересуюсь. Ну?
   — Я позвонил бабушке Светлова, чтобы предупредить, что ее внук в реанимационном отделении 2-й горбольницы. Когда она меня узнала, то тут же попросила приехать и передала записку. После этого мы поехали к вам.