Серова Марина. За мной должок

   Наевшись основательно и нарушив тем самым все правила, призванные поддерживать фигуру в идеале, мы приступили к основному действию — гаданию. И, выключив свет, зажгли две свечи, поместив их в стаканы с солью. Ленка предложила гадать перед зеркалом, на что получила конкретный отказ, едва не сопроводившийся нервным срывом.
   — Ни за что! Смотреть в зеркало ночью, да еще при свечах. Ни за что!
   — Тоже мне детектив. Под пули лезешь — не боишься, а тут дело житейское.
   Уговоры на меня не подействовали.
   — Нет. Бесполезно. Зеркал ночью я боюсь.
   — Ну хорошо, тогда давай на блюдце погадаем.
   Ленка принялась уверять меня, что в прошлом году, когда она гадала с девчатами, блюдце вертелось как бешеное. Они едва успевали вопросы задавать.
   На этот способ гадания я милостиво согласилась, не веря ни на йоту в физические данные духов, которые обязаны были пустить в пляс по столу блюдце.
   И то ли духи были не в настроении, то ли мое скептическое отношение к священнодействию обидело их, но блюдце лежало как приклеенное, несмотря на усиленные биотоки Ленки и ее мощные попытки проявить способность телекинеза.
   Взглянув на ее выпученные глаза и дрожащие от напряжения руки, я расхохоталась и сказала:
   — Ша! Финита ла комэдиа. Время пить «Херши». Но по случаю Нового года мы заменим его шампанским. И по случаю того, что сосуд с токайским иссяк. — Я для подтверждения своих слов продемонстрировала пустую бутылку.
   Мы налили шампанского и выпили его стоя.
   Шампанское, объединившись с токайским, проделали должную работу в наших организмах. Было так мило, уютно и очень тепло.
   — Может, музыку включить, а, Лен?
   — Давай. — Ленка уже принималась хохотать по поводу и без повода. Ее врожденная болтливость прогрессировала. О том, какие метаморфозы происходили со мной, — судить Ленке.
   Негромкая музыка при свечах прибавила мне романтики и благодушия.
   Я рассказала Ленке о своей намечающейся работе, о приглашении на презентацию. Показала пригласительный билет. Подруга была в диком восторге. Класс! Вот я понимаю — работа! Не то что у нас — сплошные серые будни. Только открытый урок и встряхивает. Так к нему пока готовишься, целый месяц в предынфарктном состоянии ходишь. А потом опустошение.
   Я не стала ее разочаровывать, повествуя о своих серых буднях и горьких разочарованиях. Дошла очередь до пасьянса, который надо было выкладывать по три раза. У Ленки символы чередовались: ей выпадали и изменения в жизни, и открытый путь, и известия. А мне все три раза наглым образом вываливалась жирная свинья, означающая неприятности. Выпал колокол — удар. Правда, однажды выпал рядом со свиньей кошелек с монетами. Но даже он в таком соседстве меня не обрадовал.
   По ходу этого гадания иссякло шампанское. Но эту потерю возместило содержимое Ленкиной сумки.
   Допив свой фужер, я сказала подруге:
   — Нет, Лен, все это ботва. Я только костям верю.
   Она, конечно же, была посвящена в тайну косточек и, пьяно хихикнув, махнула рукой:
   — Тащи.
   Ее больше всего волновал вопрос о возможности замужества в текущем году.
   Комбинация чисел 14 + 28 + 2 явно обрадовала Ленку, поскольку твердо пообещала «приятное знакомство с умным человеком».
   Ленка энергично потерла ладони одна о другую.
   — Видишь, Танечка, не все в моей бабьей жизни потеряно.
   Подруга моя категорически потребовала повторить шампанское. Мы опорожнили фужеры и пожевали шоколада.
   — Ну что, Тань, давай ты.
   Я не имела права загадывать так далеко, как Елена: меня интересовала ближайшая неделя.
   23 + 4 + 32 — «Какая-то неприятность заставит вас покинуть свой дом».
   — О-ля-ля. Мой дом — моя крепость. Я не собираюсь его покидать из-за неприятностей. Я протестую! — Я ударила кулаком по столу и рассмеялась.
   — Таня, а кости твои — тоже ботва. Ну их на фиг! Ин вино веритас!
   Она взмахнула фужером, как знаменем, и плюхнула его на стол. Фужер не выдержал нагрузки, и ножка его отвалилась.
   — Таня, это к счастью! Давай другой.
   Я обещанное счастье восприняла с меньшим энтузиазмом, чем Ленка. Счастье будет или нет, а материальная затрата налицо. Но, взглянув на бутылку, я поняла, что фужер больше не понадобится.
   — Все, Лена. Пьем кофе.
   — Зачем кофе? У меня еще водка есть. — Она разошлась не на шутку. — Раз гадание обещает мне семейное счастье, значит, грех нам с тобой за такое дело не принять как следует.
   — Лен, а может, кофе или чаю и спать?
   — Тань, ну не каждый же день мы вот так расслабляемся. По последней. И спать.
   Я достала коньяк и рюмки, зевая и проклиная себя за моральную неустойчивость. Ведь обещала же костям быть паинькой.
   Дальнейшее продолжение ночи я уже плохо помню. Помню только, что несколько раз кланялась унитазу и просила прощения у Господа. Но и тот и другой были ко мне беспощадны.
   Первая мысль, которая посетила меня с пробуждением, была: «Лучше бы я вчера умерла». Раскладушка, на которой спала моя подруга, была пуста.
   В ванной лилась вода и слышался грудной голос Елены, напевающий: «Когда-то, когда-то, в былые года, была я красива, была молода».
   Да, закалка что надо. Пора перенимать опыт. В моей работе пригодится. Видно, моя подруга прошла более суровую школу выживания. Попытка оторвать голову от подушки дорого мне обошлась. В висках стучало, перед глазами запорхали золотистые мухи. К горлу подкатывался ком.
   Я со стоном откинулась на подушку. Телефон заставил меня сделать новую попытку подняться, снова неудачную. На мое счастье, выплыла из ванной Ленка — свежая и довольная жизнью, и взяла трубку.
   — Да. Слушаю вас. Нет, это ее подруга. Таня немного приболела. Да, она приняла аспирин. Если не трудно, перезвоните через час. Она спит сейчас. Да, я все передам. Не волнуйтесь.
   Она заботливо склонилась надо мной, дыхнув таким перегаром, что я, забыв о бесчисленных молоточках в висках, помчалась в туалет.
   О Господи, прости мне все прегрешения!
   Когда я вышла оттуда, с кухни запахло сосисками, и мне пришлось сразу же вернуться назад, проклиная свой нестойкий характер. Ленка постучала в дверь в разгар «беседы».
   — Таня, вылезай. Я тебя мигом вылечу.
   Я выползла, охая и стеная. Взглянув на себя в зеркало, я ужаснулась:
   — Боже! Откуда здесь рожи такие мерзкие?
   На меня смотрело бледное существо с синими губами и ввалившимися потухшими глазами. Волосы напоминали водоросли из торфяного болота.
   — Таня, на, выпей рюмку коньяка. Все как рукой снимет.
   От этих слов я снова ломанулась к туалету, но Ленка резко дернула меня за руку.
   — А ну давай пей, быстро. И под душ контрастный. Детектив ты или просто баба? Французы говорят: «Если тебе плохо, вымой голову».
   — О нет, — горестно простонала я.
   Но Ленка была неумолима. Я снова проявила слабость воли и сдалась на милость подруги.
   Коньяк, претерпев возражения желудка, все же проник вовнутрь.
   — Умница, девочка. Скушай сосисочку.
   Я, набравшись мужества, проглотила кусочек и отправилась в ванную. После душа я приняла аспирин и снова свалилась на диван. Ответить по телефону своему работодателю я смогла ровно в полдень.
   — Здравствуйте, Таня. Сабельфельд беспокоит. Я надеялся увидеть вас в банке с утра.
   — Извините, Владимир Иванович. Так вышло. Если не трудно, пришлите часам к двум машину.
   — Договорились. Я жду вас, Таня.
   Я положила трубку и снова прилегла. Ленка приготовила кофе.
   — Таня, все, подъем. Кто спит, того убьем. Тебя ждет клиент.
   Кофе прижился в моем измочаленном организме и навел в нем должный порядок. Я даже смогла наконец-то заняться своей внешностью. К двум часам дня я была в ажуре. И уже имела возможность и желание заняться трудовой деятельностью. А вечный двигатель — Ленка ликвидировала погром на кухне.
   В два часа ровно появился Геннадий.
   — Я за вами, Таня.
   Мы с Еленой оделись, и все втроем отправились в лифте вниз.
   — Гена, давайте подбросим мою подругу домой.
   — Какие проблемы! Конечно.
   По дороге Ленка, как всегда, болтала без умолку. Она интересовалась зарплатой Геннадия и стоимостью «мерса», бурно выражала мне благодарность за прекрасно проведенное время, рассказала о нерадивом Харитонове — ученике ее класса. Одним словом, по дороге к ее дому мы с Геннадием не успели соскучиться.
   — Когда увидимся, Тань? — спросила она, выходя из машины.
   Я мысленно ответила, что лучше бы не скоро. Но вслух сказала:
   — Созвонимся как-нибудь. Пока. Счастливо.
   И мы отправились в банк «Темпо».
   По прибытии я отправила водителя звонить хозяину, дабы не бить поклоны дверям с электрозамком.
   Владимир Иванович поджидал меня в своем кабинете. Он сразу с сочувствием поинтересовался состоянием моего здоровья.
   — Да пустяки. Мне уже лучше. И я готова работать.
   Я первым делом добросовестно обыскала кабинет. Подслушивающей аппаратуры я не обнаружила. Потом мы занялись с Сабельфельдом списком его сотрудников. Он обстоятельно описывал мне каждого. Особое внимание я уделила недавно работающим. Их оказалось трое: Парамонова Светлана Александровна, Никитин Николай Петрович и Галиулин Ринат Тахирович. Эти трое в банке работали около полугода.
   — А когда вы заметили утечку, Владимир Иванович?
   — Мне кажется, что это началось с месяц назад. Или два.
   — А когда вы приобрели акции компании «Нефтегаз»?
   — Вообще, сделку заключили неделю тому назад. А подготовительную работу начали гораздо раньше. Вопрос о банкротстве предприятия встал еще летом. Я, разумеется, сразу занялся подготовкой.
   — Владимир Иванович, а новые сотрудники приняты вами, что называется, с улицы или же по рекомендациям?
   — Разумеется, Таня, не с улицы. Для этого у меня достаточно связей. И банк «Темпо» солидное предприятие, чтобы так рисковать.
   Я спросила его, кто им дал рекомендации, решив встретиться с рекомендовавшими.
   План мой был прост. Я, представляясь экономистом, ищущим работу, буду просить их за приличную сумму дать мне рекомендацию для мнимого устройства на работу в банк «Темпо». Обременять Сабельфельда проблемами с автомобилем я не захотела, решив, что буду передвигаться по городу как большинство смертных — общественным транспортом. Хотя это было непросто для моего организма, силы которого я изрядно ночью подточила избытком спиртного, проигнорировав дружеский совет косточек.
   Но за все в жизни надо платить, и я решила наказать себя столь изуверским способом — путешествием в муниципальном транспорте.
   Надежды на успех в этом мероприятии у меня, надо сказать, было мало. Проверка на порядочность людей, рекомендовавших Владимиру Ивановичу сотрудников, таким образом могла пройти безуспешно. Но ничего другого я пока не придумала.
   Первое посещение обернулось для моих нервов контрпроверкой. Меня выставили за дверь, обозвав подлой самозванкой. Я, конечно, ужасно обиделась, но великодушно простила их, в душе порадовавшись за то, что Никитин Николай Петрович для Сабельфельда скорее всего опасности не представлял. Я взглянула на часы и решила, что на сегодня работу можно завершить. Уж больно тяжелым оказался первый день нового года по старому стилю для моего в общем-то крепкого организма.
   Тем более что истерзанный мой желудок настойчиво звал меня домой к щедро заполненному холодильнику.
   До дома я добралась без особых приключений. И, сбросив шубу, коршуном влетела в кухню. Заняться основательным приготовлением обеда, а вернее, ужина времени не было — надо было срочно спасать желудок. Поэтому солидная порция макарон с двумя сосисками меня вполне устроила. Я проглотила все это с небывалой быстротой и, налив себе крепкого чаю, устроилась в кресле, включив телевизор.
   Перебрав пультом каналы, я остановилась на местном, где в «Новостях» передавали сообщение о намеченном на завтра мероприятии, на которое я была приглашена. Большинство нищих тарасовцев, наверное, млеют от восторга по поводу того, что имеются в нашем болоте такие персоны, которые способны дать шикарный прием и потратить на это кучу денег, и, конечно же, тарасовцы аплодируют.
   Но это все не мое дело. Я иду спать пораньше. Я должна завтра выглядеть потрясно.

* * *

   На следующее утро я запланировала посещение еще двух рекомендателей и разведку боем в «Шафкят и К o». Встречи с рекомендателями прошли более мягко, чем вчера, но результат тоже дали нулевой.
   «Шафкят и К o» оказалась солидной компанией, владеющей банком, силикатным заводом, стеклозаводом, оптовой базой и многим другим.
   Офис и банк компании находились в старом здании на Московской.
   Добраться до генерального директора было так же сложно, как и до Сабельфельда. И это мероприятие достойно более тщательного обмозговывания.
   А у меня сегодня великосветский прием. Поэтому к часу дня я была дома. И после обеда занималась исключительно собственной персоной.
   Покрутив локоны перед зеркалом, я решила, что по такому случаю лучше все же обратиться к специалисту. И набрала номер другой своей подруги — Светки. Ее волшебные руки не раз приводили мое окружение в восторг. Дома ее не оказалось. Я позвонила ей на работу и наконец-то попала в десятку.
   — Конечно, Танюша. Ради такого случая уж я вовсю расстараюсь. Приезжай.
   Прыгнув в машину, я помчалась в парикмахерскую. Там я проторчала не менее двух часов. И когда я вернулась домой, времени, по сути, осталось лишь на то, чтобы перевернуть гардероб в поисках достойного наряда и одеться. Это оказалось архисложной задачей. Прическа, которую с любовью соорудила подруга на моей голове, настойчиво требовала шикарного длинного платья с декольте. А я никак не могла решиться облачиться в такое. Все же я еду туда работать. И как же карикатурно я буду выглядеть, если мне придется подглядывать и подслушивать.
   Передо мной встала дилемма: либо надеть зеленое длинное платье с разрезом сбоку и перекрещивающимися бретелями, либо подобрать что-то попроще и разломать шедевр парикмахерского искусства на голове. Не решив задачу самостоятельно, я бросила кости.
   — Ох, коллеги мои милые, только вы можете знать, как мне поступить. Вы же все видели и все знаете.
   Комбинация 36 + 20 + 11 — «Вы излишне заботитесь о мелочах, забывая о главном».
   Вы, конечно же, правы. Метко, но туманно по отношению к выбору имиджа. Я взглянула на часы и поняла, что менять этот самый имидж уже слишком поздно.
   В шесть вечера позвонил Сабельфельд с предложением прислать за мной машину. Это меня устраивало и давало мне шансы более насыщенно провести вечер.
   Говоря по телефону, я задумчиво перебирала кости в левой руке. Двинув ею неосторожно, я задела о подлокотник. Боль пронзила локоть. И кости высыпались на столик самопроизвольно: 4 + 21 + 25 — «Позор и бесчестье падут на ваш дом, если вы не сумеете критично оценить положение вещей».
   Вот это номер. Страшная угроза, милые. Отказаться от мероприятия возможности нет — с минуты на минуту прибудет машина. Остается одно — попытаться «критично оценить положение вещей».

Глава 3

   Благодаря пунктуальности Сабельфельда я прибыла в «Русь» одной из первых. На двери красовалась вывеска «Для посетителей закрыто. Банкет». По стенам зала ресторана были протянуты гирлянды из гелевых шариков, ярко-красные чередовались с ослепительно белыми.
   Эстрада, где уже разместились музыканты, настраивающие инструменты, была заставлена по краям огромными корзинами с цветами. Столы, застеленные белоснежными скатертями, стояли буквой П. На них тоже цветы. Нестройный гул голосов и инструментов, умопомрачительные запахи, деловито снующие официанты в белоснежных фартучках, накрывающие столы, — все свидетельствовало о грандиозности намечающегося банкета.
   — Вы обворожительны, Таня. Зеленый цвет так идет вам, — сказал Сабельфельд, заботливо принимая у меня шубу.
   — Спасибо. Я рада, что вам понравилось.
   Оставив вещи в гардеробе, мы прошли в зал.
   Гости, прибывшие на банкет, объединившись в небольшие группы, вели неспешную беседу. Не будь рядом Сабельфельда, я была бы жутко одинока среди них. Он представил меня как старую знакомую.
   — А это, Таня, моя жена и ваша тезка Татьяна Александровна. Познакомьтесь, пожалуйста.
   Жена Владимира Ивановича — сероглазая изящная среднего роста женщина, с черными как смоль волосами, мило улыбнулась мне:
   — Очень приятно, Татьяна Александровна.
   — Взаимно.
   Я узнала в ней женщину в собольей шубе, беседовавшую в банке с молодым человеком. На вид Татьяне Александровне было лет тридцать, не более. У меня закралась мысль, что для нее брак с Сабельфельдом был скорее удачной сделкой, чем венцом безумной любви. Хотя мое мнение может быть необъективным, ведь в обаянии Владимиру Ивановичу не откажешь.
   После поздравлений и торжественных речей гости заняли места за столом.
   Я оказалась рядом с Сабельфельдом, разумеется, не случайно. Ведь мне предстояло совмещать приятное с полезным, точнее, с необходимым.
   Море шампанского и коньяка потихоньку начало делать свое дело. Негромкий светский разговор за столом плавно набирал обороты. Гости постепенно становились более словоохотливыми и громогласными. Тосты за здравие и процветание компании следовали один за другим. В некоторых из них сквозила откровенная лесть.
   Я, наученная горьким опытом прошлой ночи и очередным предостережением косточек, за каждый тост выпивала лишь по глоточку шампанского. И меня безумно смешили метаморфозы, происходившие с гостями.
   Владимир Иванович пил «Довгань».
   — Я предпочитаю крепкие напитки, Таня.
   — Я заметила. Недремлющее око детектива фиксирует обстановку, — пошутила я и улыбнулась.
   — А зафиксировало оно что-нибудь, относящееся к нашему делу?
   — Владимир Иванович, по-моему, вечер еще даже апогея не достиг. Делать выводы рано.
   Ответив Сабельфельду столь обтекаемо, я немного слукавила. Кое-что я для себя все же отметила. Напротив Татьяны Александровны сидел тот самый молодой человек, с которым она мило беседовала в банке. И мне показалось, что ее взгляд преображался, когда она на него смотрела. У меня появилась мысль, что именно тут я найду ниточку, которая поможет мне размотать клубок.
   Хотя, конечно, это чисто субъективное мнение. Тем более что юноша усердно ухаживал за своей соседкой справа, блондинкой в декольтированном платье цвета электрик. Они мило беседовали вполголоса. Во время медленного танца я расспросила об интересующем меня объекте.
   — Это Ринат Галиулин.
   Мое шестое чувство слегка заволновалось.
   — Приятный молодой человек, не правда ли? И по деловым качествам вполне соответствует. Полагаю, что в недалеком будущем из него получится хороший заместитель.
   — Возможно, — машинально ответила я, наблюдая за Ринатом, который в этот момент танцевал с женой Сабельфельда.
   Десерт подали около полуночи. С уставших музыкантов градом катился пот, и им явно необходима была передышка.
   Перед тем как занять свое место, мне удалось пообщаться с Парамоновой Светланой Александровной в дамской комнате во время припудривания носика. Не приглашать же мне ее на медленный танец. А беседа с ней о ее прежней работе со всеми подробностями мне была необходима. Кроме того, порой подвыпивший человек во время обычного светского трепа хоть на мгновение, да обнажит свое истинное лицо. Истинное лицо Светланы Александровны показалось мне благородным. И все же: доверяй, но проверяй. Именно этим и собиралась я заняться на следующий день.
   С Галиулиным и Никитиным я пообщалась во время танцев.
   Подглядывать и подслушивать не пришлось: все были на виду.
   И я была чрезвычайно довольна тем, что решилась на это зеленое платье. В нем я не выделялась среди гостей. Гости стали расходиться в половине второго.
   Владимир Иванович, уставший и изрядно подвыпивший, помог одеться мне и Татьяне Александровне. Мы уходили последними; у роскошного двухэтажного особняка на Садовой Владимир Иванович помог выйти жене из машины.
   — Не скучай, дорогая. Я скоро. Ты же умница. Мне необходимо только переговорить с госпожой Ивановой.
   Она улыбнулась.
   — Конечно, милый. — И кокетливо тронула его пальчиком за кончик носа: — Смотри у меня! Не шали.
   Подслушивать нехорошо, но дверца автомобиля была открыта.
   Сабельфельд поцеловал жену в щечку и закрыл за ней калитку. И мы отправились в мою скромную, по сравнению с кирпичным особняком, обитель.

* * *

   Включив торшер, я указала Сабельфельду на кресло:
   — Присаживайтесь, пожалуйста. Здесь вам будет удобно. Может быть, хотите еще выпить? Водка у меня есть. Правда, не «Довгань», но тоже неплохая.
   — Да нет, Таня. Спасибо. Я принял «Эссенциале». Жена меня убедила. Она всегда следит за моим здоровьем. Надо отдать ей должное. Славная она у меня, не правда ли?
   Я кивнула.
   — А может, кофе сварить?
   — От кофе, пожалуй, не откажусь.
   — Тогда подождите пять минут. Поскучайте.
   Я пошла на кухню и стала колдовать над приготовлением напитка. Для столь высокого гостя кофе должен быть первоклассным. Размолов бобы в кофемолке, я залила порошок холодной водой и поставила на газ. Такому приготовлению кофе я научилась из одной передачи по телевизору, вели которую истинные ценители кофе. Одновременно с этим важнейшим процессом я мурлыкала себе под нос какую-то песенку и обдумывала ход беседы с Сабельфельдом. Наконец кофе был готов. Я разлила его по фарфоровым чашечкам и, поставив их на поднос, вошла в зал.
   Владимир Иванович, свесив голову на левое плечо, дремал в кресле. Вероятно, усталость и спиртное сделали свое черное дело. В его возрасте это немудрено.
   — Ну вот те здрасьте! Владимир Иванович! — Никакой реакции. Внутри у меня похолодело, по спине побежали мурашки.
   Я поставила поднос на журнальный столик, на котором лежали мои косточки, вечером самопроизвольно выпавшие из моей руки и, выдав комбинацию 4 + 21 + 25, посоветовавшие мне критично оценить ситуацию.
   Я потрогала Сабельфельда за плечо, и он медленно стал заваливаться на бок. Лицо и губы его были белыми как мел.
   Я схватила его за руку. Пульс, едва ощутимый, замедленный, все же был. При легком сдавливании исчез совсем, то есть не было наполняемости.
   О господи! Наверное, сердечный приступ. Я помчалась на кухню, достала из аптечки валидол и нашатырь. Вернувшись в зал, я попыталась привести его в чувство с помощью тампона, смоченного нашатырем, при этом шлепала его по щекам, опасаясь переборщить.
   — Владимир Иванович, миленький! Откройте рот, возьмите валидол.
   Безуспешно.
   Я разжала ему зубы и затолкала валидол. Затем дрожащими руками набрала 03.
   — Говорите. Вас слушают.
   — Алло, девушка! Человеку плохо! Вероятно, сердце. Пульс очень слабый. Срочно приезжайте.
   — Успокойтесь и назовите фамилию, имя, отчество и возраст.
   Фамилию, имя, отчество я назвала, а возраст, к сожалению, я знала лишь приблизительно. И я сказала наобум:
   — Пятьдесят. Пришлите, пожалуйста, реанимационную.
   — Адрес назовите.
   Я быстро продиктовала.
   — Ждите. Машина будет.
   Я положила трубку и взглянула на Сабельфельда, тяжело вздохнув. Он не подавал признаков жизни. Я снова проверила его пульс и обнаружила его с большим трудом.
   В ожидании «Скорой помощи» я металась по квартире, как тигрица в клетке, ежесекундно выглядывая в окно и в глазок входной двери.
   Долгожданный звонок заставил меня все же вздрогнуть. Я опрометью бросилась к двери. Врач, молодой высокий парень с усиками, быстрым шагом вошел в квартиру.
   — Здравствуйте. Где больной?
   Я провела его в зал. Он взял Сабельфельда за руку и тут же обернулся и как-то странно посмотрел на меня. Сердце мое предательски екнуло. Затем он, достав из чемоданчика фонендоскоп, расстегнул ему ворот рубашки и послушал сердце. А когда он, приоткрыв Сабельфельду веко, проверил зрачок, сердце у меня забилось в пятках, а челюсти выдали барабанную дробь.
   — Он мертв, девушка. Вероятно, сердце отказало. Я уже ничем ему помочь не смогу. Вызывайте милицию. Он ваш родственник или знакомый?
   — Знакомый.
   Я во все глаза смотрела на него и не верила:
   — Как мертв? Не может быть! Да сделайте же наконец что-нибудь! Вы же врач.
   — Милая девушка, он уже начал остывать. Еще раз повторяю — я ничем не могу ему помочь. — Он развел руками.
   — А может, это клиническая смерть? Может быть, еще можно его спасти? Возьмите его в реанимацию! — продолжала я упорствовать, хотя и понимала, что это глупо.
   — Мы покойников не возим. Возьмите его за руку, и вы сами все поймете.