Серова Марина. Жаркая вечеринка

   — Как фамилия-то Толи твоего?
   — Абрамов, ты знаешь…
   — Знаю, — я добродушно улыбнулась, — ты была с Толей, когда Беркутов закричал?
   — Закричал? А? Да, то есть нет. Господи, где же я была-то? Шампанское память отшибает напрочь…
   — Ну ты сама-то где была, помнишь?
   — Погоди, конечно, помню, только не очень хорошо…
   Я знала безалаберную Катьку еще со школы, поэтому удивилась, что она работает бухгалтером, но она еще тогда говорила мне, что в работе — совершенно другой человек. Очень интересно! Но сейчас, как я ни старалась, вытрясти из Катьки что-нибудь путное мне никак не удавалось.
   — Ты хоть помнишь, что твой Анатолий выяснял отношения с Грушей?
   — Ты знаешь?
   — Ты что, лапшу мне на уши вешаешь? Прикидываешься дурочкой, мать твою, — грубо одернула я эту балаболку (иногда это помогает, сработало и на этот раз). — Значит, это ты помнишь, а где была, не помнишь?
   — Ладно тебе, Тань, — сбавила она обороты, — я просто не хочу Толику навредить…
   — А если твой Толик — убийца? А может, и ты с ним заодно, а?
   — Да ты что, Тань? — она испуганно заморгала ресницами.
   — Ничего. Говори, из-за чего они отношения выясняли?!
   — Толик взял у Грушина сахар на реализацию, а тот требовал с него деньги.
   — Много?
   — Что много? — туповато переспросила Катерина.
   — Катя! — Я строго посмотрела на нее.
   — Двадцать тонн.
   — По нынешним временам это около двухсот тысяч?
   — Немного меньше, сто восемьдесят. Да что тебе Толик-то дался? Лидка вон у Грушина десять штук баксов взяла на квартиру полгода назад, ремонт там сделала, скоро переезжать будет. А должок теперь с нее спишется, что ли?
   — Почему Абрамов не отдавал Грушину деньги? — поинтересовалась я, пропустив мимо ушей замечание по поводу Говорковой.
   — Так ведь не продали еще.
   — И Грушин этого не знал? — Я в упор посмотрела на присмиревшую Катьку.
   — Как тебе сказать… — замялась она.
   — Говори как есть, для тебя же будет лучше, — я видела, что Катька соврала мне, когда сказала, что сахар не продан.
   — Ну, не весь еще продали…
   — А может, продали и решили денежки покрутить? — прищурилась я.
   — Ну что ты, Тань, — Катька обиженно надула губы.
   — Так зачем же ты своего Толика поволокла туда, где будет Грушин?
   — Да как-то не подумала. — Наклонив голову, Катька пожала плечами.
   Памятуя о Катькином легкомыслии, в это поверить было нетрудно.
   — Ладно, а теперь попробуй-ка вспомнить все с самого начала: как в сауну приехали, где кто был и чем занимался, — я ободряюще посмотрела на Ерикову.
   — Ну, в кафе посидели, а потом, когда все уже датые были, решили в сауну поехать…
   — Это твой Толя предложил?
   — Ты и это знаешь? Откуда? — опять как-то обиженно прогнусавила Ерикова.
   — Профессия у меня такая, — усмехнулась я. — Мне многое известно, так что лучше не ври и не выкручивайся, а то ведь я могу заподозрить что-то неладное.
   — Да мы в этой сауне с Толиком не раз были. Там, надо сказать, неплохо, и Толик там — дорогой гость, — в глазах Катьки блеснула гордость. — Он и предложил всем туда двинуть, а что здесь плохого?
   — Ничего, просто я должна знать все обстоятельства, понимаешь? Предположим, вошли вы в эту проклятую сауну, что было дальше?
   И Катерина в своей путано-вязкой манере, постоянно спотыкаясь и возвращаясь к сказанному, отдавая дань бабскому красноречию, рассказала мне, что было дальше.
   Облачившись в простыни, компания в полном составе сразу же заполнила обе сауны. Потом одни пошли в бассейн, другие — в душ, и в конце концов все собрались в комнате отдыха, чтобы продолжить возлияния. Порядок того, что происходило после, память Катерины воспроизвести отказывалась. А тут еще и утопленник — было от чего потерять голову!
   Под конец Ерикова все-таки вспомнила, что, когда Беркутов стал звать на помощь, она была в массажной, но что она там делала и как туда попала, как ни билась, вспомнить не могла. Зато память Ериковой оказалась более цепкой, когда речь зашла о совместном посещении душа Шубиным и Купцовой. Это смешное обстоятельство навело меня на мысль, что людям больше свойственно следить за поступками других, а не за своими собственными.
   Память Ериковой проявила прямо-таки дьявольскую изощренность, когда я спросила мою одноклассницу, кто стоял рядом с трупом в тот момент, когда она подошла. По ее словам выходило, что Беркутов со Ступиным как раз в этот момент вытаскивали тело на бортик, почти следом подошел Абрамов, затем подтянулись Шубин, Купцова, Говоркова и Лужина, последним подошел Верещагин. Что ж, это уже кое-что.
   Я оставила Ерикову в состоянии легкого транса, вытряхнув из нее, пожалуй, все, что она могла хранить в своей черепушке. Среди самого разнообразного хлама там были и стоящие вещи. Например, информация о долге Говорковой Грушину.

* * *

   Одно из бесспорных достоинств человека, а тем более частного детектива, — умение использовать время по максимуму. Для того чтобы лучше представить себе обстановку сауновских «посиделок», сразу после визита к Ериковой я решила поехать на Татарскую.
   Рассказ Катерины был довольно эмоциональным и потому сумбурным. Мне он представлялся чем-то вроде облака с размытыми очертаниями. Оказавшись на месте событий, я наверняка смогла бы придать этому довольно эфемерному, в моем представлении, объекту более ясные и строгие контуры.
   Возле сауны на Татарской было пусто. Холодный сильный ветер пробирал до костей, рвал волосы, бил наотмашь по лицу. Я нажала на красную кнопку звонка и ждала не меньше минуты, прежде чем дверь открылась.
   — Чего надо? — грубо спросил грузный парень с заспанным лицом и всклокоченными волосами.
   — Пожарная инспекция. Мне нужно осмотреть помещение, — резко сказала я, сунув ему под нос красные корки удостоверения и бесцеремонно проталкиваясь внутрь. Я порядочно задубела и вовсе не склонна была разводить антимонии.
   Парень оторопел и отпрянул, пропуская меня в помещение. Он стоял, недоуменно почесывая затылок.
   — Начальства нет, — как-то испуганно промямлил он, вынимая руку из колтуна волос.
   — Неважно, я только проверю дымоходы, — не дожидаясь особого разрешения, я двинулась по коридору, — где у вас сауна?
   — Прямо, через комнату отдыха и — налево.
   Парень закрыл дверь и невесело поплелся за мной.
   В коридоре было отвратительное освещение, пахло сыростью и вениками.
   Миновав комнату отдыха, я оказалась в предбаннике и остановилась перед двумя дверями, обитыми деревянными рейками.
   — Парные здесь? — строгим голосом спросила я парня.
   — Угу, — промычал он.
   — А эти двери куда ведут?
   — Здесь бассейн, — указал он на стеклянную дверь, — а там душ.
   Я заглянула в парные, втягивая ноздрями сухой горячий воздух. Неплохо было бы здесь засесть на некоторое время — я уже начала согреваться, но легкий озноб все еще бродил по телу. Испустив вздох сожаления, я открыла стеклянную дверь и ступила на кафельную плитку. В тускло освещенном помещении бассейна мои шаги отдавались четким эхом.
   — Иди погуляй пока, — я обернулась к патлатому, — если понадобишься, я тебя позову. Как тебя кличут-то?
   — Колей, — вяло отозвался мой сопровождающий.
   — Иди, Коля, отдыхай, я скоро.
   Коля снова почесал затылок и, пробубнив что-то нечленораздельное, флегматично поплелся назад.
   Пройдя вдоль бассейна, в котором едва шевелилась зеленовато-голубая вода, я свернула направо, огибая заднюю стену сауны, и оказалась перед белой узкой дверью с надписью «массажная». Направо шли туалетные и душевые кабинки. Оставив их позади, я остановилась у комнаты отдыха.
   Интересная планировка: никаких тупиков и из любого помещения можно пройти куда угодно. Спаренная сауна являлась центром, вокруг которого располагались бассейн, массажная, туалет, душ, комната отдыха и две сообщающиеся с ней раздевалки.
   Убийца мог попасть в бассейн откуда угодно: из любой раздевалки, из парных, из комнаты отдыха, а также из туалета и душевой. Ситуация, как в романе Агаты Кристи, — убийство в замкнутом пространстве. Я не могла наблюдать за участниками вечеринки ни до, ни после трагедии, и временной ориентир — крик Беркутова, — от которого можно было бы протянуть нить расследования, был довольно зыбок. Дело в том, что установить точное время, когда Беркутов увидел мертвого Грушина, было практически невозможно. Можно было лишь с разной долей вероятности делать предположения о местонахождении в этот момент каждого из участников вечеринки.
   Конечно, можно опросить всех по отдельности, но я сомневалась, что смогу по их рассказам воссоздать четкую временну?ю картину.
   Сколько прошло времени с момента смерти Грушина до того, как Беркутов обнаружил труп и поднял тревогу?
   Убийца мог выследить Грушина, утопить его и, оставшись незамеченным, оказаться где угодно.
   Я присела на широкий кожаный диван в комнате отдыха, пытаясь собраться с мыслями.
   У кого есть надежное алиби? У Ступина с Верещагиным есть. При условии, что они не сговорились. Хотя какие могут быть общие дела у слесаря с кандидатом в депутаты? Можно, конечно, сделать предположение, что Верещагин подкупил Ступина, чтобы тот подтвердил, что они были вместе, но чем-то мне эта версия не нравилась.
   У других вообще нет никакого алиби, но у многих скорее всего нет и явного мотива. Да, задачка не из простых!
   Говоркова. Мотив как будто имеется, но могла ли она сделать это чисто физически? Женщине, если она не владеет специальными приемами, справиться с мужчиной довольно сложно. К тому же у Лидки была надежда, что ее состоятельный покровитель поможет ей.
   Беркутов. Мог ли он убить? В школе он не выделялся никакими особенными талантами, учился ровно, но в отличники не стремился. Не был ни добрым, ни злым. Для того же, чтобы утопить человека, нужно основательно на него разозлиться.
   А если принять во внимание его развод с Купцовой и то обстоятельство, что в последнее время Ольга жила с Грушиным?
   Но ведь со времени развода прошло уже два года, и если бы Беркутов хотел отомстить, то, наверное, сделал бы это раньше. Или он все это время копил обиду и, воспользовавшись предоставившимся случаем, в лице Грушина отомстил сразу всем своим обидчикам? Судя по школьным годам, он не был злопамятным, но люди со временем меняются, а десять лет — срок немалый.
   Закурив, я поднялась с упругого дивана и направилась к выходу.
   Откуда ни возьмись появился Коля и с упреком посмотрел на дымящуюся сигарету в моей руке.
   — Проверяла тягу, — объяснила я ему, — все в порядке.
   Он услужливо распахнул передо мной дверь.
   — Акт проверки получите по почте, — сухо сказала я и спустилась с крыльца.

* * *

   Я сидела за рулем «девятки» и смотрела на проносящиеся мимо корявые стволы обнаженных деревьев, серые фасады домов, грязные сугробы, наподобие китайской стены отделяющие тротуар от дороги, и строила предположения, как встретит меня Купцова. Въехав во двор, заваленный снегом, я с трудом нашла где приткнуться.
   Лифт поднял меня на четвертый этаж.
   — Кто там? — раздался из-за двери недовольный, заспанный голос.
   — Иванова Татьяна, я училась вместе с Грушиным.
   Щелкнул замок, и дверь открылась. На пороге я увидела стройную блондинку в коротком атласном халате. Ее большие, слегка асимметричные глаза уставились на меня с немым вопросом.
   — Мне нужно с вами поговорить, — как можно любезней произнесла я.
   — Это срочно?
   — Да, и, мне кажется, это в ваших интересах.
   — Вот как? — вскинула она прихотливо изломанные брови.
   — Я расследую обстоятельства смерти вашего… э-э… Грушина Артема.
   — Проходите, — устало сказала она и посторонилась, пропуская меня.
   Пристроив куртку на вешалке, я прошла в просторную гостиную, выдержанную в бежево-абрикосовой гамме. Ничего лишнего: комплект мягкой мебели, книжные полки, дорогая аппаратура, журнальный столик со стеклянной поверхностью, в углу — небольшая тумбочка, на которой стоял симпатичный грибок настольной лампы, на окнах — светлые жалюзи. Пол застелен ковром, около подоконника в двух кадках сверкали упругими глянцевыми листьями фикусы.
   — Садитесь, — Купцова указала на большой диван с плавно изогнутой спинкой. — Хотите выпить?
   — Нет, спасибо, я за рулем, — ответила я, занимая предложенное место.
   — А я выпью, — безразлично сказала она.
   Она подошла к бару, плеснула в рюмку коньяка и, заправив за уши светлые выбившиеся пряди, села в кресло напротив меня. Я заметила, что руки ее дрожат.
   — Вы что же, частный детектив? — спросила она как-то равнодушно.
   — Вроде того.
   — Так что же вы хотите узнать?
   Она говорила медленно и спокойно, такая манера речи меня устраивала.
   — Ольга… могу я вас так называть?
   — Ну конечно, — согласилась она, сделав маленький глоток.
   — Вы действительно думаете, что Грушину помог утонуть Беркутов?
   Она неопределенно пожала плечами.
   — Так решила милиция.
   — Но вы ведь способствовали этому?
   В ее глазах сверкнули недобрые огоньки.
   — Я только сказала правду.
   — Не могли бы вы повторить то, что сказали милиции?
   Она беспокойно заерзала и, отведя взгляд в сторону окна, вдруг резко перевела его на меня. В нем было столько высокомерного недовольства и откровенной неприязни! Я подумала, что она не раз уже использовала этот отрепетированный прием, когда ей требовалось кого-то одернуть или осадить. Сделать вид, что я испугалась? Наверное, не стоит.
   Я терпеливо ожидала ответа на свой вопрос. Наконец после кислой ухмылки Купцова выдавила из себя:
   — Я сказала, что слышала, как Сергей с Артемом разговаривали на повышенных тонах и Сергей угрожал Грушину.
   — А вы не знаете, о чем конкретно был разговор?
   — Нет, не знаю, — отстраненно ответила она. Ее взгляд опять стал вялым и апатичным.
   — Вы считаете Сергея способным на убийство?
   — Не думайте, что если вы учились с ним в школе, то все о нем знаете, — снова оживилась Ольга, — да и те, кто с ним работает, представляют его этаким херувимчиком, не способным на дурной поступок, а я пожила с ним и знаю, чего от него можно ожидать. Он ревновал меня к каждому фонарному столбу, сцены закатывал, за нож хватался…
   Ее синие глаза сузились от злобы, а лицо передернулось гримасой отвращения.
   Довольно экспансивная дамочка! Кто бы мог подумать!
   — А вы повода для ревности ему не давали? — невозмутимо спросила я ее, не отступая под ее недобрым взглядом.
   — Повода? Да повод всегда можно найти при желании, тем более если мозги не в ту сторону повернуты!
   Она явно пыталась уйти от ответа.
   — Скажите прямо, вы изменяли Беркутову? — Я вперила в нее холодный взгляд и почувствовала, как напряглись мышцы на ее лице.
   — Он сам в этом виноват, придурок! — эти слова, полные ненависти и обиды, вылетели из нее, как пробка из бутылки шампанского. — Он же своим занудством каменную скалу мог из себя вывести: твердил постоянно одно и то же, в чем-то вечно меня подозревал, звонил мне на работу по сто раз на день, разве что детектива не нанимал, чтобы следить за мной. Не захочешь — изменишь!
   — И вы в конце концов не выдержали? — Я подыграла ей, придав своему голосу сочувствие и мягкость.
   Ее взгляд стал не таким неприязненным, синие льдинки в ее глазах растаяли, на губах появилась горькая усмешка.
   — Представьте себе. — Она со вздохом поднялась, чтобы налить себе еще коньяку.
   В этот раз она не тянула с выпивкой, а одним махом опрокинула содержимое рюмки себе в желудок.
   — Я изменяла ему не ради удовольствия, хотя, не скрою: мне приятно ловить на себе заинтересованные взгляды мужчин. Не чужд мне и легкий флирт, — Ольга хитровато улыбнулась, — я надеюсь, вы меня понимаете.
   Легкая асимметрия глаз придавала ее улыбке дополнительный шарм. Я молча кивнула.
   — Может быть, выпьете кофе? — Она заметно потеплела, не то согретая коньяком, не то ободренная моей поддержкой.
   — Я бы выпила соку или чаю.
   Она неторопливой походкой, плавно покачивая бедрами, вышла на кухню и вскоре появилась с подносом, на котором стояла резная металлическая ваза с фруктами и стеклянный кувшин с апельсиновым соком.
   Выпив полстакана сока, я достала пачку «Кэмела» и вопросительно посмотрела на Купцову.
   — Дайте и мне сигаретку, я вообще-то бросила, но такое дело…
   Мы закурили. Ольга поставила на столик пепельницу и с удовольствием затянулась, выпуская дым через тонкие ноздри.
   Я обратила внимание на портрет, висевший на стене напротив меня. На нем широко улыбался мужчина в годах, с большими залысинами, мясистым носом и прищуренными глазками, глядящими из-под седых бровей.
   — Это ваш родственник?
   — Это Рон Хаббард, — усмехнулась Ольга, — основатель саентологии. Артем одно время увлекался его учением.
   — Вы давно знаете Грушина? — Я решила воспользоваться временной «оттепелью».
   — Около года, вернее, я и раньше его знала, но чисто визуально, а год, как мы с ним сошлись.
   — Вы жили у него?
   — Нет, он приезжал несколько раз в неделю, у нас были свободные отношения.
   — Вас это устраивало?
   — Вполне. — Она закинула ногу на ногу и поправила полу халата.
   — Вы часто виделись с Сергеем после развода?
   — Первое время он наведывался регулярно, но когда понял, что поезд, как говорится, ушел, немного остыл.
   — А кто был инициатором развода?
   — Подавал на развод он — хотел припугнуть меня, но, когда я согласилась, пошел на попятную, но было уже поздно: он мне надоел.
   — А какие отношения были у него с Грушиным? Я что-то не припомню, чтобы они особо конфликтовали в школе.
   — Ну вы скажете тоже — в школе! — усмехнулась она. — Им сколько тогда лет-то было?! Какие у них могли быть конфликты?
   — Хорошо. А о каких недавних конфликтах вы знаете? — невозмутимо спросила я.
   — Знаю только, что у них были довольно натянутые отношения, которые, сами понимаете, не улучшились, когда Сергей узнал, что мы с Артемом стали встречаться.
   — Сергей ревновал вас к Грушину?
   — Себя переделать трудно, — философски заметила Купцова, — тем более такому человеку, как Сергей. Ведь не секрет, что шеф Сергея и Грушин были соперниками: оба должны были избираться по одному округу, а Сергей «горел» на работе, я бы сказала, слишком увлекался, принимал интересы Верещагина за свои собственные. Я думаю, вы не живете иллюзиями и знаете, что на избирательную кампанию из федерального бюджета выделяются большие деньги. Все эти народные избранники, став депутатами, пользуются огромными льготами, я уж не говорю о других возможностях. Поэтому-то они и грызут друг другу глотки за каждый голос, покупают избирателей за кур, водку или стиральный порошок. Все идет в ход.
   «А ты не так глупа, как я подумала вначале», — отметила я про себя, наблюдая, как Купцова тушит сигарету в пепельнице.
   — Что же касается ревности, — продолжила Ольга, — мне кажется, что он всегда будет меня ревновать. А уж будучи подшофе, Сергей с трудом сдерживал свои эмоции.
   Я поняла, куда она клонит, и спросила: