Спокойствие к Евгению не пришло: ночью он окоченел от холода, и, если бы не большое количество спиртного в организме, он мог бы заболеть.
Беспокойным выдался также и день, так как местные жители, уже начавшие пользовать недостроенный сортир, не обращали внимание на странное мычание, доносившееся из соседней кабины. Спас Тополянского какой-то алкаш, который забрел именно в его кабину. После долгих раздумий насчет того, «что бы это могло быть?», он пришел к выводу, что это человек, приклеенный к унитазу, а не унитаз причудливой формы, и неуверенными дрожащими руками освободил Тополянского от пут. За это он был тут же вознагражден, получив на пол-литра, которые затем были с успехом распиты в туалете. Любимая фляжка Евгения, как выяснилось, была приватизирована его похитителями.
Распрощавшись со своим спасителем, Женя поймал попутку и, отдав водителю тройную цену, добрался до штаба.
Все присутствующие пришли к мнению, что, во-первых, это ужасно и, во-вторых, что Тополянскому надо немедленно ехать домой переодеться.
Я поискал глазами охранников, но они как сквозь землю провалились. Меньше всего повезло Михаилу, который спрятался у меня в кабинете. Я, испытывая некоторую неловкость, попросил его довезти Тополянского до дома. Михаил неуверенным тоном попытался выдвинуть альтернативное предложение съездить за вещами Тополянского и привезти их в штаб. Я решительно сказал, что Женя простудился и что ему немедленно нужно домой. Понурив голову, мой подчиненный бросился выполнять приказание.
Я посчитал, что, если сегодня еще что-нибудь произойдет, я лучше дам себя застрелить, чем обоссать. И, проверив свой «Макаров», в сопровождении Саши отправился домой.
Ночь прошла спокойно. Наступившее вслед за ней утро даты выборов выдалось дождливым и пасмурным. Появившись очень рано в офисе, я застал там функционирующим лишь Гайдука. Ершевский еще спал в своем кабинете, а остальные еще не подъехали. Гайдук уже успел объехать и обзвонить несколько участков и сообщил мне, что выборы начались спокойно. Как обычно, первыми к избирательным урнам пришли сумасшедшие и дачники.
Для первых это было праздником и раздольем, где можно было показать себя, вторые же старались как можно скорее отделаться от исполнения гражданского долга, чтобы иметь возможность отправиться закрывать дачный сезон.
К середине дня подтянулась вся команда: залепленный пластырем Дима Столяров, переодетый Евгений Тополянский с новой фляжкой в руках, грустный Адриан Чернобородов, неожиданно выздоровевший Сергей Яровой. Последними появились Джаванидзе и Веселов-Все как-то нехотя стали потягивать кофе и переговариваться друг с другом о событиях малозначительных, стараясь не затрагивать тему выборов. Но все же о них пришлось заговорить, когда с избирательных участков вернулись Ершевский и Гайдук. Они сообщили, что голосование идет удачно и, похоже, что выборы состоялись — на большинстве участков на двенадцать часов дня явка составляла 80 процентов от необходимой. Они сообщили также, что избирательные участки активно объезжал и единственный соперник Ершевского — господин Пасленов.
Он в сопровождении большой группы лиц, представленных им как юристов, «задвигал» избирательным комиссиям и наблюдателям речи о необходимости соблюдения всех установленных законом процедур. Пасленов сетовал на «селективность мышления» избирательных комиссий и отсутствие «унитарной точки зрения» на избирательный процесс вообще. Кроме того, кандидат грозил «судебными прецедентами» и разгромными статьями в центральной прессе в случае нарушения закона о выборах.
Заслушав эту информацию, большинство пришло к выводу, что народ вряд ли поймет такого кандидата. По мнению Джаванидзе, новый сортир и реконструированный путепровод населению понятнее, чем системные законы и технологические схемы. На этом обсуждение темы выборов было завершено, и каждый, как мог, убивал время до вечера, занимаясь в лучшем случае рутинной работой, а в большинстве случаев — откровенно бездельничая.
Сообщения, поступавшие с участков, не содержали ничего интересного и навевали тоску и скуку.
Где-то с выносной урны была сорвана пломба, и пасленовские наблюдатели устроили огромный скандал, пообещав засадить всех членов комиссии в «тюрягу» на всю оставшуюся жизнь. Были зафиксированы также случаи требования избирателями выдачи им бюллетеней с фамилией Пальцева. Явившиеся отказывались верить, что Пальцев снял свою кандидатуру, и спрашивали что-то о бесплатных похоронах. Некоторые устраивали скандалы, так как опасались, что деньги за их оплаченные голоса могут быть потребованы обратно.
К вечеру пришло сообщение о том, что на одном из избирательных участков представитель Пасленова написал 129 актов о нарушениях избирательной процедуры, после чего выведенный из себя председатель комиссии вознамерился было набить настырнику физиономию, но эту попытку вовремя пресек дежуривший на участке милиционер. Председателя комиссии напоили водой и отправили в комнату отдыха.
Наконец, в семь часов пришло сообщение о том, что выборы состоялись. В одиннадцать часов начали поступать первые данные о соотношении процентов голосов за Ершевского и Пасленова. Уже по первым сообщениям стало ясно, что Георгий лидирует с огромным преимуществом. Лица присутствующих просветлели, по офису стали раздаваться смешки, Тополянский со Столяровым засобирались за спиртным и закуской.
В три часа ночи, когда уже было известно, что Ершевский лидирует с соотношением голосов 3:1, веселье уже было в полном разгаре. Пили все. Как обычно, на халяву не отказался и я.
В четыре часа ночи, отведя Ершевского в его кабинет и уложив его на диван, мы с Гайдуком грузно осели в кресла. Он принялся разливать кофе, как вдруг раздался звонок. Я поднялся и взял трубку.
— Ершевского, пожалуйста, — проговорил хорошо поставленный голос.
— А кто его спрашивает? Он сейчас несколько… — я посмотрел на лежащего на диване Георгия, — несколько занят.
— Так пусть освободится. Это Азизов, председатель избирательной комиссии.
Я зажал трубку ладонью и сказал Гайдуку:
— Это Азизов.
Тот вскочил и принялся изо всех сил тормошить Ершевского, объясняя ему суть происходящего. Георгий с трудом поднялся, подошел к телефону и взял у меня из рук трубку. Гайдук на всякий случай включил спикерфон, чтобы мы слышали разговор.
— Мы тут посовещались… — начал Азизов. — В общем, ситуация неконкретна…
— О чем вы? — пошатываясь, спросил Ершевский.
— Натешился? — ответил ему вопросом чиновник. — Поиграл? Ты понимаешь, что так просто ничего не бывает? Бесконтрольных процессов мы не допустим! Ты это должен понимать…
Ершевский еще раз покачнулся и пьяно заявил:
— А я не по-ни-ма-ю!!
Тут Азизов не выдержал:
— В общем, есть три варианта. Первый — признать выборы недействительными в связи с массовыми нарушениями закона. Второй — признать выборы недействительными в связи со смертью кандидата в депутаты Ершевского. И третий — ты сейчас явишься сюда и дашь нам гарантии своей лояльности и того, что не выкинешь никаких фокусов в дальнейшем. Как ты понимаешь, пустым являться не стоит… Прихвати с собой небольшой чемоданчик…
Ершевский резко выпрямился, при этом чуть не упав, и заорал:
— Да вы ох…ли!
Голос в трубке помолчал, переваривая услышанное, и наконец выдал:
— Тогда заказывай похороны по высшему разряду. Нам всем будет тебя не хватать…
В трубке раздались короткие гудки. Ершевский тупо поглазел на аппарат, затем положил трубку и быстро стал трезветь.
— О чьих похоронах говорил этот м…к? — спросил он наконец.
Гайдук посмотрел сначала на телефон, потом на Ершевского и со вздохом ответил:
— О твоих, Жора, о твоих…
Георгий также посмотрел на телефон и сказал:
— Да… Вот мы и победили… Ну и что теперь делать будем?
Честно говоря, я совершенно не знал, что делать в этой ситуации. Признать выборы недействительными из-за нарушений закона было глупо — и не из-за того, что жалко напрасно построенный сортир, а просто потому, что все ЭТО, получается, мы пережили и перестрадали зря. И нам, как последним лохам, объявили, чтобы мы засохли именно в пике нашего успеха… Поехать и присягнуть на верность губернатору? Ну, это еще более странное мероприятие. Во-первых, все равно не поверят. А если поверят, то только в том случае, если заставят вляпаться во что-то такое, чем будут шантажировать всю оставшуюся жизнь. Во-вторых, не хватит денег, чтобы привезти с собой на присягу. Остается третий вариант, но, откровенно говоря, очень жалко Жору… Мы, словно сговорившись с Гайдуком, посмотрели на Ершевского тоскливым взглядом. Я подумал, что единственное, что могу сейчас сделать для Жоры, — связаться по модему с Приятелем и попросить его помочь.
Я сказал:
— Подождите меня минуточку, — и отправился в маленькую комнату, где стояли компьютеры.
Через минуту я по модему связался с Приятелем и сообщил ему вкратце о звонке Азизова, после чего спросил:
— ЧТО ДЕЛАТЬ?
Приятель тут же ответил:
— НИЧЕГО. ЖДАТЬ.
— ЧЕГО ЖДАТЬ-ТО? — спросил я. — ЗВУКА СНАЙПЕРСКОГО ВЫСТРЕЛА?
— НЕ ЗНАЮ. ДУМАЮ, БУДЕТ ЗВОНОК ОТ ГУБЕРНАТОРА, — ответил Приятель и отключился.
Я в недоумении вышел в большой зал, где на меня воззрились все члены штаба, включая Ершевского, который уже совершенно протрезвел.
— Давайте подождем немного, — сказал я. — Все, что могли, мы уже сделали.
Потянулись тяжелые минуты напряженного ожидания. Это время я коротал, рассматривая присутствующих. Столяров тупо уставился в стол, хрустя костяшками пальцев, которые трещали как автоматные очереди. Тополянский с деланным безразличием отхлебывал коньяк, причмокивая языком.
Гайдук нервно ходил по комнате с заложенными за спину руками и о чем-то напряженно размышлял.
Джаванидзе и Яровой пытались вести какое-то подобие светской беседы, которая явно не клеилась.
Веселов положил перед собой трубку сотового телефона и крутил ее, как юлу, со скукой наблюдая за этим занятием.
Больно было смотреть на Ершевского, который сник и как-то внутренне расклеился. Он положил на стол свои холеные руки и уткнулся в них лбом.
Несвежая, помятая белая рубашка завершала общее впечатление разрухи, царящей в душе этого человека.
Так прошло полчаса. Наконец Гайдук перестал ходить по комнате, подошел ко мне и тихо спросил:
— Ну что? Ждать, видимо, больше нет смысла.
Надо ехать договариваться. Условия теперь диктуют они.
Я сказал:
— Дайте мне еще один шанс. Через пять минут я дам вам ответ.
Я уже было направился в маленькую компьютерную комнату, как в зал вбежала секретарша и крикнула Ершевскому:
— Вас к телефону.
— Кто? — резко встрепенувшись, спросил Георгий.
— Губернатор, — ответила она.
Мы всей толпой рванулись в кабинет Ершевского. Георгий включил селекторную связь и сказал:
— Слушаю. У телефона Ершевский.
В динамике раздался голос:
— Это Ямцов. Губернатор… Поздравляю тебя, Георгий Михайлович, с победой… Заслуженной победой… По Коровинскому избирательному округу… Желаю тебе потрудиться на благо народа, не подвести своих избирателей, работать в тесном контакте с исполнительной властью. Интересы у нас общие.
Ершевский несколько секунд молчал, потом наконец сказал:
— Я ничего не понимаю… Полчаса назад звонил Азизов и наговорил бог знает что. Я был очень удивлен подобными заявлениями и…
— Азизов? — удивленно спросил губернатор. — Сейчас, секунд очку…
В трубке помолчали несколько секунд.
— Он здесь у меня в кабинете сидит, — продолжил Ямцов, — и говорит, что никому не звонил и понятия не имеет, о чем идет речь… В общем, ерунда это все… Шутка, наверное…
Интонации голоса Ямцова были радостными и успокаивающими.
— Ты же знаешь, у нас шутников много! Как напьются, так и начинают куролесить…
И уже более серьезным тоном продолжил:
— Надеюсь, ты понимаешь, что у нас такого быть не может…
— Да-да, — ответил Ершевский. — Я все прекрасно понимаю.
— Кстати, мне только что звонил президент, он в курсе всех событий, — сообщил Ямцов. — Я доложил ему, что выборы прошли нормально… Ну, в общем, еще раз с победой, удачи тебе… Если какие проблемы — заходи, всегда рад тебе помочь… Георгий…
Губернатор вздохнул и положил трубку.
Ершевский осторожно и плавно, как будто она была хрустальной, положил трубку на аппарат и произнес:
— Ну, них.., себе!
Но его уже никто не слушал, все радостно обнимались и кричали: «Ур-р-ра!!!»
Ко мне подошел Гайдук и, крепко пожав мне руку, сказал:
— Спасибо.
Я недоуменно посмотрел на него и ответил:
— Пожалуйста…
Все снова перебрались в большую комнату, и веселье продолжилось с пугающей силой. Гуляли все.
Я же был уже не в состоянии что-либо воспринимать и отправился домой.
Дома я первым делом пришел к Приятелю и, введя пароль, спросил его:
— НУ? И ЧТО ТЫ ТАКОГО НАТВОРИЛ?
Приятель ответил мне следующее:
Я ПОЗВОНИЛ ГУБЕРНАТОРУ И ПЕРЕДАЛ ЕМУ НЕБОЛЬШОЙ ТЕКСТ ГОЛОСОМ ИЗВЕСТНОГО ЧЕЛОВЕКА.
КАКОЙ ТЕКСТ? КАКИМ ГОЛОСОМ? — спросил я.
В ответ из компьютерных наушников неожиданно послышался голос нашего уважаемого президента:
— Шта у вас там творитса? Опять обасрались, понимаишь!.. У вас шта-а ни выборы — то проблемы, понимаишь… Дайте наконец чиловеку избратса!
Дальше послышался ответ губернатора:
— Да что вы, Борис Николаевич, все у нас нормально! Все избираются, все довольны, все будет хорошо…
— Ну, в общим, — прервал его президент. — Смотри у меня там… У меня все, понимаишь, пад контролем! Не перегибай там…
После этого послышались короткие гудки.
Несколько секунд я в изумлении смотрел на Приятеля, потом пытался что-то сказать:
— Ты… Ты… Ну ты даешь!
Позже, поразмыслив, я пришел к выводу, что это было единственно правильное, хотя и рискованное решение. Но с меня было уже довольно.
Я отключил связь и едва добрался до дивана.
Проснулся я от долгих и нудных звонков в дверь.
С трудом поднявшись, я посмотрел на часы — было шесть вечера. Видимо, я проспал часов двенадцать.
Пошатываясь, я дошлепал до двери, открыл ее и увидел на пороге улыбающегося Тополянского, который держал в руке ящик пива под названием «Гиннес».
Тополянский прошел в прихожую и спросил:
— Ну что, жив-здоров?
— Не знаю, — честно ответил я.
— Сейчас выясним, — успокоил меня Тополянский.
Через двадцать минут на столе уже стояли несколько открытых бутылок пива и обильная закуска. Мы не успели осушить по бокалу, как снова раздался звонок в дверь. Открыв ее, я впустил в прихожую Столярова с Веселовым. В руках каждого из них также были пакеты с едой и выпивкой. Еще через десять минут в дверь позвонили Джаванидзе с Яровым. Эти, правда, ничего не принесли из спиртного и съестного, но оговорились, что они ненадолго. Не успели они сесть, как в дверь позвонили.
На сей раз в комнату вошли Ершевский с Гайдуком, принесшие мартини и коньяк. Апофеозом вечера стало явление Адриана Чернобородова с двумя корзинами: в одной из них были на удивление свежие фрукты, в чем постарался убедиться каждый из присутствующих, в другой же, как впоследствии выяснилось, находился большой пакет с жареным картофелем. Чернобородов поведал, что худа без добра не бывает — во время пожара на его овощехранилище ему пришла в голову мысль (видимо, нанюхался, бедняга!) организовать на месте сгоревшего склада цех по производству жареного картофеля. Адриан принес нам образцы продукции, которая выпускается на аналогичных производствах.
Его дружно поздравили и принялись продолжать праздновать победу.
Наконец, когда веселье уже близилось к концу, слово взял Ершевский. Он начал с того, что в его победу все вложили максимум усилий и немало средств. Но особо он хочет поблагодарить за победу «выдающегося человека, обеспечившего нашу безопасность во время избирательной кампании от начала до конца».
— Уверен, не будь на этой ключевой должности Валеры, человека еще месяц назад нам почти незнакомого, не видать нам нашей победы как пузатому своих яиц, — позволил себе Жора некоторую вольность.
Эта метафора очень пришлась по душе Тополянскому, который завопил:
— Браво!
Его дружно поддержал хор собравшихся. Я подумал: «Жаль, что Приятель в соседнем помещении не может этого слышать, так как в полной мере заслужил эту высокую оценку». Я встал и скромно произнес:
— Спасибо.
Утро выдалось дождливым. Моросящий мелкий дождь облепил оконное стекло пузырьками, отчего на дворе ничего нельзя было разглядеть. Да и глядеть-то особо не хотелось, так как пейзаж был безрадостным. Я уже третий день скучал от безделья, валяясь на диване с книжкой и забавляясь компьютерными играми с Приятелем.
Я прошлепал на кухню, выключил вовсю свистевший чайник и налил себе кофе. Сделав бутерброд с ветчиной, я включил радио, передававшее в этот момент последние новости. Диктор озвучил кучу разной совершенно неинтересной мне туфты, среди которой я выловил информацию о том, что вчера в областной Думе состоялось пленарное заседание, на котором недавно избранный председателем думской комиссии по культуре, образованию и спорту Георгий Ершевский произнес речь о комплексной программе подъема культуры нации и ее физического и душевного здоровья. Я подумал, что Жора забыл упомянуть о гигиене.
Я вспомнил, что позавчера передавали информацию о том, что с большой помпой, многочисленными пламенными речами, взрывом петард и запуском в небо ракет был введен в эксплуатацию дворец гигиены в Борисычевом овраге. По словам выступившего на церемонии открытия депутата Ершевского, в ближайшем будущем планируется создать на основе общественного туалета целый комплекс учреждений оздоровительного характера.
К сортиру собираются пристроить баню, бассейн, построить зал игровых автоматов. В перспективе комплекс должен быть дополнен спортивным залом.
Я сразу представил, как какой-нибудь местный алкаш, который, зайдя в туалет просто поссать, заодно помылся в бане, проплыл стометровку в бассейне, поиграл в автоматы, отыграл пару таймов в баскетбол и вышел оттуда физически облегченным и культурно просветленным человеком.
Мне подумалось также, что эта страна, видимо, обречена идти к свету через туалет. Впрочем, были у меня и более приятные думы, например, куда потратить полученный на днях от Ершевского гонорар. С учетом премиальных, сумма была достаточно внушительна. Я уже расписал все, что мне надо было заменить в своих «ноль первых» «Жигулях», порадовал Приятеля новым списком приобретений, которые существенно увеличили его интеллектуальные возможности. И после всего этого оставалась еще приличная сумма. Я уже подумывал о том, а не смотаться ли мне в отпуск куда-нибудь южнее Тарасова, как мои размышления прервал звонок в дверь.
Открыв дверь, я увидел стоящего на пороге Булдакова. Я провел его на кухню и налил кофе. Он спросил меня:
— Вы, наверное, слышали о последних событиях в моем деле?
Я ответил, что нет. Тогда он пояснил:
— Аудиокассету с компроматом на Бурова нашли.
Это я ее нашел. Когда-то я подарил Оксане плейер, который она постоянно носила с собой. Я вспомнил о нем и, не обнаружив его в ее квартире, стал искать у подруг. У одной из них он нашелся. Оксана почему-то оставила его там… В нем и была аудиокассета с записью разговора Бурова и Филимонова… В бане… Но, к сожалению, полной уверенности в том, что Буров понесет наказание, у меня нет. Эта паскуда наняла свору адвокатов…
Он помолчал. Потом, не торопясь, закурил и продолжил:
— Следствие полагает, что, видимо, Оксана случайно взяла эту кассету у Филимонова. Каким-то образом Буров узнал, что запись разговора состоялась, и попытался изъять ее, возможно, намереваясь выкупить. Но ее у Филимонова не оказалось.
Он сам недоумевал и предположил, что кассету взяла одна из проституток. Сначала они подумали на Оксану. Бандиты Бурова похитили ее, пытали и, не получив от нее ничего, убили… После этого Буров подумал, что Филимонов водит его за нос.
У него не выдержали нервы, и он дал команду убить Филимонова. Однако кассета не была найдена, и из подозреваемых в ее похищении осталась лишь еще одна проститутка, Ольга Трушкина. Чтобы подобраться к ней, они, видимо, решили устроить маленькое шоу: придать делу характер работы маньяка, который похищает проституток, пытает и затем убивает. Для этого была убита совершенно посторонняя девушка. Но с Трушкиной у них сорвалось — в дело вступили вы. Обо всем этом на предварительном следствии поведал шофер Бурова. Буров же категорически все отрицает и вешает всю вину на бандитов.
Я все это время молча слушал его. Затем, чтобы его подбодрить, произнес:
— Мир несовершенен… В данном случае вы можете удовлетвориться тем, что непосредственные убийцы вашей племянницы будут наказаны.
Булдаков помолчал. Потом сказал:
— Мне этого мало… Должны понести наказание все виновные.
Он, поблагодарив меня за помощь, встал и пошел к выходу. Перед самым уходом он спросил:
— Извините, сколько я вам должен?
Я ответил:
— Нисколько. Я помогал вам по собственной инициативе.
Он еще раз поблагодарил меня и решительно вышел.
Была во всем этом какая-то недосказанность.
Впоследствии, через год, я узнал, что отмазавшийся от судебной ответственности Буров погиб в автомобильной катастрофе при невероятном стечении обстоятельств: его машина потеряла управление, съехала в кювет и взорвалась.
Но сейчас, с уходом Булдакова, я вернулся к более радостным размышлениям. Я посмотрел на часы — только что наступил полдень. Рыжая Рита должна быть дома. Я набрал номер и услышал знакомый голос:
— Алло!
— Привет! Ты сегодня работаешь?
— Все зависит от обстоятельств, — уклончиво ответила она.
— А отпуск у тебя бывает? — спросил я.
— Давно уже не брала… С тех пор как бросила работу в больнице. Я вообще-то медсестра…
— Прекрасно. Если мне будет плохо от солнечного удара, будем надеяться, что ты мне поможешь.
— Ты что, собрался на юг?
— Да… Хочу съездить в Сочи. Может, ты возьмешь недельку «за свой счет» и присоединишься ко мне? Будешь сопровождать старого больного человека, измученного выборами?
— Почему бы и нет, — сказала она. — Если ты будешь хорошо себя вести…
— Ну, значит, завтра вылетаем, — сказал я и положил трубку.
Я подсел к Приятелю и спросил:
НА КАКОЙ КУРОРТ ТЫ МНЕ СОВЕТОВАЛ СЪЕЗДИТЬ ДО 17 ОКТЯБРЯ? НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО СЕГОДНЯ УЖЕ 29-Е, Я СОЗРЕЛ ДЛЯ ЭТОГО…
Беспокойным выдался также и день, так как местные жители, уже начавшие пользовать недостроенный сортир, не обращали внимание на странное мычание, доносившееся из соседней кабины. Спас Тополянского какой-то алкаш, который забрел именно в его кабину. После долгих раздумий насчет того, «что бы это могло быть?», он пришел к выводу, что это человек, приклеенный к унитазу, а не унитаз причудливой формы, и неуверенными дрожащими руками освободил Тополянского от пут. За это он был тут же вознагражден, получив на пол-литра, которые затем были с успехом распиты в туалете. Любимая фляжка Евгения, как выяснилось, была приватизирована его похитителями.
Распрощавшись со своим спасителем, Женя поймал попутку и, отдав водителю тройную цену, добрался до штаба.
Все присутствующие пришли к мнению, что, во-первых, это ужасно и, во-вторых, что Тополянскому надо немедленно ехать домой переодеться.
Я поискал глазами охранников, но они как сквозь землю провалились. Меньше всего повезло Михаилу, который спрятался у меня в кабинете. Я, испытывая некоторую неловкость, попросил его довезти Тополянского до дома. Михаил неуверенным тоном попытался выдвинуть альтернативное предложение съездить за вещами Тополянского и привезти их в штаб. Я решительно сказал, что Женя простудился и что ему немедленно нужно домой. Понурив голову, мой подчиненный бросился выполнять приказание.
Я посчитал, что, если сегодня еще что-нибудь произойдет, я лучше дам себя застрелить, чем обоссать. И, проверив свой «Макаров», в сопровождении Саши отправился домой.
Ночь прошла спокойно. Наступившее вслед за ней утро даты выборов выдалось дождливым и пасмурным. Появившись очень рано в офисе, я застал там функционирующим лишь Гайдука. Ершевский еще спал в своем кабинете, а остальные еще не подъехали. Гайдук уже успел объехать и обзвонить несколько участков и сообщил мне, что выборы начались спокойно. Как обычно, первыми к избирательным урнам пришли сумасшедшие и дачники.
Для первых это было праздником и раздольем, где можно было показать себя, вторые же старались как можно скорее отделаться от исполнения гражданского долга, чтобы иметь возможность отправиться закрывать дачный сезон.
К середине дня подтянулась вся команда: залепленный пластырем Дима Столяров, переодетый Евгений Тополянский с новой фляжкой в руках, грустный Адриан Чернобородов, неожиданно выздоровевший Сергей Яровой. Последними появились Джаванидзе и Веселов-Все как-то нехотя стали потягивать кофе и переговариваться друг с другом о событиях малозначительных, стараясь не затрагивать тему выборов. Но все же о них пришлось заговорить, когда с избирательных участков вернулись Ершевский и Гайдук. Они сообщили, что голосование идет удачно и, похоже, что выборы состоялись — на большинстве участков на двенадцать часов дня явка составляла 80 процентов от необходимой. Они сообщили также, что избирательные участки активно объезжал и единственный соперник Ершевского — господин Пасленов.
Он в сопровождении большой группы лиц, представленных им как юристов, «задвигал» избирательным комиссиям и наблюдателям речи о необходимости соблюдения всех установленных законом процедур. Пасленов сетовал на «селективность мышления» избирательных комиссий и отсутствие «унитарной точки зрения» на избирательный процесс вообще. Кроме того, кандидат грозил «судебными прецедентами» и разгромными статьями в центральной прессе в случае нарушения закона о выборах.
Заслушав эту информацию, большинство пришло к выводу, что народ вряд ли поймет такого кандидата. По мнению Джаванидзе, новый сортир и реконструированный путепровод населению понятнее, чем системные законы и технологические схемы. На этом обсуждение темы выборов было завершено, и каждый, как мог, убивал время до вечера, занимаясь в лучшем случае рутинной работой, а в большинстве случаев — откровенно бездельничая.
Сообщения, поступавшие с участков, не содержали ничего интересного и навевали тоску и скуку.
Где-то с выносной урны была сорвана пломба, и пасленовские наблюдатели устроили огромный скандал, пообещав засадить всех членов комиссии в «тюрягу» на всю оставшуюся жизнь. Были зафиксированы также случаи требования избирателями выдачи им бюллетеней с фамилией Пальцева. Явившиеся отказывались верить, что Пальцев снял свою кандидатуру, и спрашивали что-то о бесплатных похоронах. Некоторые устраивали скандалы, так как опасались, что деньги за их оплаченные голоса могут быть потребованы обратно.
К вечеру пришло сообщение о том, что на одном из избирательных участков представитель Пасленова написал 129 актов о нарушениях избирательной процедуры, после чего выведенный из себя председатель комиссии вознамерился было набить настырнику физиономию, но эту попытку вовремя пресек дежуривший на участке милиционер. Председателя комиссии напоили водой и отправили в комнату отдыха.
Наконец, в семь часов пришло сообщение о том, что выборы состоялись. В одиннадцать часов начали поступать первые данные о соотношении процентов голосов за Ершевского и Пасленова. Уже по первым сообщениям стало ясно, что Георгий лидирует с огромным преимуществом. Лица присутствующих просветлели, по офису стали раздаваться смешки, Тополянский со Столяровым засобирались за спиртным и закуской.
В три часа ночи, когда уже было известно, что Ершевский лидирует с соотношением голосов 3:1, веселье уже было в полном разгаре. Пили все. Как обычно, на халяву не отказался и я.
В четыре часа ночи, отведя Ершевского в его кабинет и уложив его на диван, мы с Гайдуком грузно осели в кресла. Он принялся разливать кофе, как вдруг раздался звонок. Я поднялся и взял трубку.
— Ершевского, пожалуйста, — проговорил хорошо поставленный голос.
— А кто его спрашивает? Он сейчас несколько… — я посмотрел на лежащего на диване Георгия, — несколько занят.
— Так пусть освободится. Это Азизов, председатель избирательной комиссии.
Я зажал трубку ладонью и сказал Гайдуку:
— Это Азизов.
Тот вскочил и принялся изо всех сил тормошить Ершевского, объясняя ему суть происходящего. Георгий с трудом поднялся, подошел к телефону и взял у меня из рук трубку. Гайдук на всякий случай включил спикерфон, чтобы мы слышали разговор.
— Мы тут посовещались… — начал Азизов. — В общем, ситуация неконкретна…
— О чем вы? — пошатываясь, спросил Ершевский.
— Натешился? — ответил ему вопросом чиновник. — Поиграл? Ты понимаешь, что так просто ничего не бывает? Бесконтрольных процессов мы не допустим! Ты это должен понимать…
Ершевский еще раз покачнулся и пьяно заявил:
— А я не по-ни-ма-ю!!
Тут Азизов не выдержал:
— В общем, есть три варианта. Первый — признать выборы недействительными в связи с массовыми нарушениями закона. Второй — признать выборы недействительными в связи со смертью кандидата в депутаты Ершевского. И третий — ты сейчас явишься сюда и дашь нам гарантии своей лояльности и того, что не выкинешь никаких фокусов в дальнейшем. Как ты понимаешь, пустым являться не стоит… Прихвати с собой небольшой чемоданчик…
Ершевский резко выпрямился, при этом чуть не упав, и заорал:
— Да вы ох…ли!
Голос в трубке помолчал, переваривая услышанное, и наконец выдал:
— Тогда заказывай похороны по высшему разряду. Нам всем будет тебя не хватать…
В трубке раздались короткие гудки. Ершевский тупо поглазел на аппарат, затем положил трубку и быстро стал трезветь.
— О чьих похоронах говорил этот м…к? — спросил он наконец.
Гайдук посмотрел сначала на телефон, потом на Ершевского и со вздохом ответил:
— О твоих, Жора, о твоих…
Георгий также посмотрел на телефон и сказал:
— Да… Вот мы и победили… Ну и что теперь делать будем?
Честно говоря, я совершенно не знал, что делать в этой ситуации. Признать выборы недействительными из-за нарушений закона было глупо — и не из-за того, что жалко напрасно построенный сортир, а просто потому, что все ЭТО, получается, мы пережили и перестрадали зря. И нам, как последним лохам, объявили, чтобы мы засохли именно в пике нашего успеха… Поехать и присягнуть на верность губернатору? Ну, это еще более странное мероприятие. Во-первых, все равно не поверят. А если поверят, то только в том случае, если заставят вляпаться во что-то такое, чем будут шантажировать всю оставшуюся жизнь. Во-вторых, не хватит денег, чтобы привезти с собой на присягу. Остается третий вариант, но, откровенно говоря, очень жалко Жору… Мы, словно сговорившись с Гайдуком, посмотрели на Ершевского тоскливым взглядом. Я подумал, что единственное, что могу сейчас сделать для Жоры, — связаться по модему с Приятелем и попросить его помочь.
Я сказал:
— Подождите меня минуточку, — и отправился в маленькую комнату, где стояли компьютеры.
Через минуту я по модему связался с Приятелем и сообщил ему вкратце о звонке Азизова, после чего спросил:
— ЧТО ДЕЛАТЬ?
Приятель тут же ответил:
— НИЧЕГО. ЖДАТЬ.
— ЧЕГО ЖДАТЬ-ТО? — спросил я. — ЗВУКА СНАЙПЕРСКОГО ВЫСТРЕЛА?
— НЕ ЗНАЮ. ДУМАЮ, БУДЕТ ЗВОНОК ОТ ГУБЕРНАТОРА, — ответил Приятель и отключился.
Я в недоумении вышел в большой зал, где на меня воззрились все члены штаба, включая Ершевского, который уже совершенно протрезвел.
— Давайте подождем немного, — сказал я. — Все, что могли, мы уже сделали.
Потянулись тяжелые минуты напряженного ожидания. Это время я коротал, рассматривая присутствующих. Столяров тупо уставился в стол, хрустя костяшками пальцев, которые трещали как автоматные очереди. Тополянский с деланным безразличием отхлебывал коньяк, причмокивая языком.
Гайдук нервно ходил по комнате с заложенными за спину руками и о чем-то напряженно размышлял.
Джаванидзе и Яровой пытались вести какое-то подобие светской беседы, которая явно не клеилась.
Веселов положил перед собой трубку сотового телефона и крутил ее, как юлу, со скукой наблюдая за этим занятием.
Больно было смотреть на Ершевского, который сник и как-то внутренне расклеился. Он положил на стол свои холеные руки и уткнулся в них лбом.
Несвежая, помятая белая рубашка завершала общее впечатление разрухи, царящей в душе этого человека.
Так прошло полчаса. Наконец Гайдук перестал ходить по комнате, подошел ко мне и тихо спросил:
— Ну что? Ждать, видимо, больше нет смысла.
Надо ехать договариваться. Условия теперь диктуют они.
Я сказал:
— Дайте мне еще один шанс. Через пять минут я дам вам ответ.
Я уже было направился в маленькую компьютерную комнату, как в зал вбежала секретарша и крикнула Ершевскому:
— Вас к телефону.
— Кто? — резко встрепенувшись, спросил Георгий.
— Губернатор, — ответила она.
Мы всей толпой рванулись в кабинет Ершевского. Георгий включил селекторную связь и сказал:
— Слушаю. У телефона Ершевский.
В динамике раздался голос:
— Это Ямцов. Губернатор… Поздравляю тебя, Георгий Михайлович, с победой… Заслуженной победой… По Коровинскому избирательному округу… Желаю тебе потрудиться на благо народа, не подвести своих избирателей, работать в тесном контакте с исполнительной властью. Интересы у нас общие.
Ершевский несколько секунд молчал, потом наконец сказал:
— Я ничего не понимаю… Полчаса назад звонил Азизов и наговорил бог знает что. Я был очень удивлен подобными заявлениями и…
— Азизов? — удивленно спросил губернатор. — Сейчас, секунд очку…
В трубке помолчали несколько секунд.
— Он здесь у меня в кабинете сидит, — продолжил Ямцов, — и говорит, что никому не звонил и понятия не имеет, о чем идет речь… В общем, ерунда это все… Шутка, наверное…
Интонации голоса Ямцова были радостными и успокаивающими.
— Ты же знаешь, у нас шутников много! Как напьются, так и начинают куролесить…
И уже более серьезным тоном продолжил:
— Надеюсь, ты понимаешь, что у нас такого быть не может…
— Да-да, — ответил Ершевский. — Я все прекрасно понимаю.
— Кстати, мне только что звонил президент, он в курсе всех событий, — сообщил Ямцов. — Я доложил ему, что выборы прошли нормально… Ну, в общем, еще раз с победой, удачи тебе… Если какие проблемы — заходи, всегда рад тебе помочь… Георгий…
Губернатор вздохнул и положил трубку.
Ершевский осторожно и плавно, как будто она была хрустальной, положил трубку на аппарат и произнес:
— Ну, них.., себе!
Но его уже никто не слушал, все радостно обнимались и кричали: «Ур-р-ра!!!»
Ко мне подошел Гайдук и, крепко пожав мне руку, сказал:
— Спасибо.
Я недоуменно посмотрел на него и ответил:
— Пожалуйста…
Все снова перебрались в большую комнату, и веселье продолжилось с пугающей силой. Гуляли все.
Я же был уже не в состоянии что-либо воспринимать и отправился домой.
Дома я первым делом пришел к Приятелю и, введя пароль, спросил его:
— НУ? И ЧТО ТЫ ТАКОГО НАТВОРИЛ?
Приятель ответил мне следующее:
Я ПОЗВОНИЛ ГУБЕРНАТОРУ И ПЕРЕДАЛ ЕМУ НЕБОЛЬШОЙ ТЕКСТ ГОЛОСОМ ИЗВЕСТНОГО ЧЕЛОВЕКА.
КАКОЙ ТЕКСТ? КАКИМ ГОЛОСОМ? — спросил я.
В ответ из компьютерных наушников неожиданно послышался голос нашего уважаемого президента:
— Шта у вас там творитса? Опять обасрались, понимаишь!.. У вас шта-а ни выборы — то проблемы, понимаишь… Дайте наконец чиловеку избратса!
Дальше послышался ответ губернатора:
— Да что вы, Борис Николаевич, все у нас нормально! Все избираются, все довольны, все будет хорошо…
— Ну, в общим, — прервал его президент. — Смотри у меня там… У меня все, понимаишь, пад контролем! Не перегибай там…
После этого послышались короткие гудки.
Несколько секунд я в изумлении смотрел на Приятеля, потом пытался что-то сказать:
— Ты… Ты… Ну ты даешь!
Позже, поразмыслив, я пришел к выводу, что это было единственно правильное, хотя и рискованное решение. Но с меня было уже довольно.
Я отключил связь и едва добрался до дивана.
Проснулся я от долгих и нудных звонков в дверь.
С трудом поднявшись, я посмотрел на часы — было шесть вечера. Видимо, я проспал часов двенадцать.
Пошатываясь, я дошлепал до двери, открыл ее и увидел на пороге улыбающегося Тополянского, который держал в руке ящик пива под названием «Гиннес».
Тополянский прошел в прихожую и спросил:
— Ну что, жив-здоров?
— Не знаю, — честно ответил я.
— Сейчас выясним, — успокоил меня Тополянский.
Через двадцать минут на столе уже стояли несколько открытых бутылок пива и обильная закуска. Мы не успели осушить по бокалу, как снова раздался звонок в дверь. Открыв ее, я впустил в прихожую Столярова с Веселовым. В руках каждого из них также были пакеты с едой и выпивкой. Еще через десять минут в дверь позвонили Джаванидзе с Яровым. Эти, правда, ничего не принесли из спиртного и съестного, но оговорились, что они ненадолго. Не успели они сесть, как в дверь позвонили.
На сей раз в комнату вошли Ершевский с Гайдуком, принесшие мартини и коньяк. Апофеозом вечера стало явление Адриана Чернобородова с двумя корзинами: в одной из них были на удивление свежие фрукты, в чем постарался убедиться каждый из присутствующих, в другой же, как впоследствии выяснилось, находился большой пакет с жареным картофелем. Чернобородов поведал, что худа без добра не бывает — во время пожара на его овощехранилище ему пришла в голову мысль (видимо, нанюхался, бедняга!) организовать на месте сгоревшего склада цех по производству жареного картофеля. Адриан принес нам образцы продукции, которая выпускается на аналогичных производствах.
Его дружно поздравили и принялись продолжать праздновать победу.
Наконец, когда веселье уже близилось к концу, слово взял Ершевский. Он начал с того, что в его победу все вложили максимум усилий и немало средств. Но особо он хочет поблагодарить за победу «выдающегося человека, обеспечившего нашу безопасность во время избирательной кампании от начала до конца».
— Уверен, не будь на этой ключевой должности Валеры, человека еще месяц назад нам почти незнакомого, не видать нам нашей победы как пузатому своих яиц, — позволил себе Жора некоторую вольность.
Эта метафора очень пришлась по душе Тополянскому, который завопил:
— Браво!
Его дружно поддержал хор собравшихся. Я подумал: «Жаль, что Приятель в соседнем помещении не может этого слышать, так как в полной мере заслужил эту высокую оценку». Я встал и скромно произнес:
— Спасибо.
Утро выдалось дождливым. Моросящий мелкий дождь облепил оконное стекло пузырьками, отчего на дворе ничего нельзя было разглядеть. Да и глядеть-то особо не хотелось, так как пейзаж был безрадостным. Я уже третий день скучал от безделья, валяясь на диване с книжкой и забавляясь компьютерными играми с Приятелем.
Я прошлепал на кухню, выключил вовсю свистевший чайник и налил себе кофе. Сделав бутерброд с ветчиной, я включил радио, передававшее в этот момент последние новости. Диктор озвучил кучу разной совершенно неинтересной мне туфты, среди которой я выловил информацию о том, что вчера в областной Думе состоялось пленарное заседание, на котором недавно избранный председателем думской комиссии по культуре, образованию и спорту Георгий Ершевский произнес речь о комплексной программе подъема культуры нации и ее физического и душевного здоровья. Я подумал, что Жора забыл упомянуть о гигиене.
Я вспомнил, что позавчера передавали информацию о том, что с большой помпой, многочисленными пламенными речами, взрывом петард и запуском в небо ракет был введен в эксплуатацию дворец гигиены в Борисычевом овраге. По словам выступившего на церемонии открытия депутата Ершевского, в ближайшем будущем планируется создать на основе общественного туалета целый комплекс учреждений оздоровительного характера.
К сортиру собираются пристроить баню, бассейн, построить зал игровых автоматов. В перспективе комплекс должен быть дополнен спортивным залом.
Я сразу представил, как какой-нибудь местный алкаш, который, зайдя в туалет просто поссать, заодно помылся в бане, проплыл стометровку в бассейне, поиграл в автоматы, отыграл пару таймов в баскетбол и вышел оттуда физически облегченным и культурно просветленным человеком.
Мне подумалось также, что эта страна, видимо, обречена идти к свету через туалет. Впрочем, были у меня и более приятные думы, например, куда потратить полученный на днях от Ершевского гонорар. С учетом премиальных, сумма была достаточно внушительна. Я уже расписал все, что мне надо было заменить в своих «ноль первых» «Жигулях», порадовал Приятеля новым списком приобретений, которые существенно увеличили его интеллектуальные возможности. И после всего этого оставалась еще приличная сумма. Я уже подумывал о том, а не смотаться ли мне в отпуск куда-нибудь южнее Тарасова, как мои размышления прервал звонок в дверь.
Открыв дверь, я увидел стоящего на пороге Булдакова. Я провел его на кухню и налил кофе. Он спросил меня:
— Вы, наверное, слышали о последних событиях в моем деле?
Я ответил, что нет. Тогда он пояснил:
— Аудиокассету с компроматом на Бурова нашли.
Это я ее нашел. Когда-то я подарил Оксане плейер, который она постоянно носила с собой. Я вспомнил о нем и, не обнаружив его в ее квартире, стал искать у подруг. У одной из них он нашелся. Оксана почему-то оставила его там… В нем и была аудиокассета с записью разговора Бурова и Филимонова… В бане… Но, к сожалению, полной уверенности в том, что Буров понесет наказание, у меня нет. Эта паскуда наняла свору адвокатов…
Он помолчал. Потом, не торопясь, закурил и продолжил:
— Следствие полагает, что, видимо, Оксана случайно взяла эту кассету у Филимонова. Каким-то образом Буров узнал, что запись разговора состоялась, и попытался изъять ее, возможно, намереваясь выкупить. Но ее у Филимонова не оказалось.
Он сам недоумевал и предположил, что кассету взяла одна из проституток. Сначала они подумали на Оксану. Бандиты Бурова похитили ее, пытали и, не получив от нее ничего, убили… После этого Буров подумал, что Филимонов водит его за нос.
У него не выдержали нервы, и он дал команду убить Филимонова. Однако кассета не была найдена, и из подозреваемых в ее похищении осталась лишь еще одна проститутка, Ольга Трушкина. Чтобы подобраться к ней, они, видимо, решили устроить маленькое шоу: придать делу характер работы маньяка, который похищает проституток, пытает и затем убивает. Для этого была убита совершенно посторонняя девушка. Но с Трушкиной у них сорвалось — в дело вступили вы. Обо всем этом на предварительном следствии поведал шофер Бурова. Буров же категорически все отрицает и вешает всю вину на бандитов.
Я все это время молча слушал его. Затем, чтобы его подбодрить, произнес:
— Мир несовершенен… В данном случае вы можете удовлетвориться тем, что непосредственные убийцы вашей племянницы будут наказаны.
Булдаков помолчал. Потом сказал:
— Мне этого мало… Должны понести наказание все виновные.
Он, поблагодарив меня за помощь, встал и пошел к выходу. Перед самым уходом он спросил:
— Извините, сколько я вам должен?
Я ответил:
— Нисколько. Я помогал вам по собственной инициативе.
Он еще раз поблагодарил меня и решительно вышел.
Была во всем этом какая-то недосказанность.
Впоследствии, через год, я узнал, что отмазавшийся от судебной ответственности Буров погиб в автомобильной катастрофе при невероятном стечении обстоятельств: его машина потеряла управление, съехала в кювет и взорвалась.
Но сейчас, с уходом Булдакова, я вернулся к более радостным размышлениям. Я посмотрел на часы — только что наступил полдень. Рыжая Рита должна быть дома. Я набрал номер и услышал знакомый голос:
— Алло!
— Привет! Ты сегодня работаешь?
— Все зависит от обстоятельств, — уклончиво ответила она.
— А отпуск у тебя бывает? — спросил я.
— Давно уже не брала… С тех пор как бросила работу в больнице. Я вообще-то медсестра…
— Прекрасно. Если мне будет плохо от солнечного удара, будем надеяться, что ты мне поможешь.
— Ты что, собрался на юг?
— Да… Хочу съездить в Сочи. Может, ты возьмешь недельку «за свой счет» и присоединишься ко мне? Будешь сопровождать старого больного человека, измученного выборами?
— Почему бы и нет, — сказала она. — Если ты будешь хорошо себя вести…
— Ну, значит, завтра вылетаем, — сказал я и положил трубку.
Я подсел к Приятелю и спросил:
НА КАКОЙ КУРОРТ ТЫ МНЕ СОВЕТОВАЛ СЪЕЗДИТЬ ДО 17 ОКТЯБРЯ? НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО СЕГОДНЯ УЖЕ 29-Е, Я СОЗРЕЛ ДЛЯ ЭТОГО…